Текст книги "Опыт философской антропологии желаний"

Единственное исследование желаний у стоиков мне удалось найти в монографии А. А. Столярова «Стоя и стоицизм», вышедшей в 1995 году. В 2007 году он использовал свои мысли в комментарии к «Эклогам» Стобея во «Фрагментах ранних стоиков» (Т. III, ч. 1).

Хочу сразу оговориться: вероятно, это краткое исследование Александра Арнольдовича Столярова не лишено недостатков и, безусловно, не освещает предмет во всей полноте. Но это основополагающая работа, в которой желания были обоснованы в качестве предмета философской антропологии на примере античной философии и было заложено начало систематизации и осмысления желаний.

Это чрезвычайно непростая работа, поскольку источники ее ограничены. В сущности, это фрагменты 169–173, то есть свидетельства Стобея, Сенеки, Оригена и Галена в рамках «физики стоиков» и несколько упоминаний желаний в этических фрагментах.

Свою классификацию Столяров свел к схеме, в которой орми делится на два вида влечений: «неразумные» и «разумные». «Неразумные» остаются неописанными, а «разумные», в свою очередь, тоже делятся на два вида влечений – орексис и орусис. С орексисом Столяров связывает настоящие влечения, с орусисом – будущие.

Я ставлю «неразумные» и «разумные» в кавычки, потому что в оригинале это άλογος и λογική, что, конечно, соответствует платоновской логистикон как высшей из душевных сил. Однако понятие «разум» до сих пор не определено в философии и является свободным для самостоятельного понимания каждым мыслителем. При этом и Платон, и сами стоики тяготели именно к логическому или диалектическому способу думать, что значит, что речь идет не столько о разуме целиком, сколько о рассудке и способности рассуждать.

Соответственно, λογική όρμή – это не разумные желания, а желания, подчиняющиеся рассудку, управляемые рассудком, что соответствует общему духу стоицизма. Выражение же «разумные желания», в сущности, является модернизацией учения стоиков, поскольку они видели все эти понятия совсем не так отвлеченно, как современные философы.

Для них, как и для Платона и Аристотеля, существовали желания не только низа – эпитюме, но и сердца и ума. Поэтому, говоря о «разумных желаниях», стоик подразумевал бы именно желания ума или разума. Однако само содержание их высказываний и весь пафос нравственной борьбы со страстями говорит именно о подчинении желаний, овладении ими. Это значит, что λογική όρμή – это любые желания, не только желания разума, но управляемые рассудком.

Собственно говоря, и дальнейшие рассуждения А. Столярова не противоречат такому пониманию, если принять, что описывается школа того, как сделать желания управляемыми. Иначе говоря, перед нами не описание желаний, тем более разумных желаний, а роспись шагов, которые надо проделать, чтобы влечение или хотение стало «разумным желанием».

Для того чтобы в этом убедиться, достаточно вглядеться в созданное Столяровым описание λογική όρμή.

Он располагает эти понятия в два столбика. В 2007 году они выглядят так:

В этом перечне не все строго. Во-первых, здесь используется произвольный перевод, никаких исследований соответствующей психической реальности человеческого сознания не проводилось. К примеру, вулезис (βούλησις) переведен как «решение», а телезис (θέλησις) – как «желание». В других сочинениях и даже работах того же автора эти понятия могут переводиться то как «хотение», то даже как «воля», часто вполне заменяя друг друга.

Не хочу вменять это в вину Столярову, просто не существует в русских философии, психологии или языкознании полноценного исследования, сопоставляющего «желать» и «хотеть». Перевод всегда состоит из двух языковых стихий, совмещаемых переводчиком. Греческая сторона в данном случае является относительно понятной, задача тоже – подобрать греческому термину русское соответствие.

Но как это сделать, если мы не знаем, что значат эти слова, которыми мы пользуемся, в русском языке? Интуитивно мы вполне различаем «желать» и «хотеть» и чувствуем, что сказать «я хочу» – просто и естественно, а «я желаю» – допустимо лишь в особых случаях. Как и то, что в живом русском есть желания, но нет хотений. Это слово до сих пор воспринимается неуклюжим, хотя уже века три используется философами.

Хотеть можно лишь в настоящем, но нельзя сохранить это состояние в памяти. А вот желания можно отложить надолго, и язык позволяет их хранить. «Хотеть» и «желать» явно описывают нечто во внутреннем мире человека, что надо бы точно рассмотреть, однако это не сделано, и в итоге любые переводы подобных понятий на русский язык страдают произвольностью.

Это, так сказать, объективные сложности перевода.

Во-вторых, имеются и слабости субъективные, своего рода разумные противоречия. Очевидно, что «выбор» не может предшествовать «предварительному выбору». Либо здесь А. Столяровым перепутана последовательность, что маловероятно для такого крупного исследователя, либо просто непонятно, что стоики подразумевали под этими именами.

Для таких неточностей при переводе стоиков тоже есть объективные оправдания: источники неполны, а сами стоики изрядно путались в своих построениях. И еще больше путались те, кто записывал их мысли через несколько веков. Но как бы ни были противоречивы авторы, все же переводчик, если он философ, должен обратить на такие противоречия внимание и хотя бы их оговорить.

Однако пока все подобные неувязки смыслов не объяснены, мы имеем не философский, а лингвистический перевод, который просто вводит нас в заблуждение.

К тому же, если быть скрупулезно точным, то всему этому списку должно было предшествовать то, с чего начинает свой рассказ о стоической школе желаний Стобей:

«Они говорят, что причиной появления влечения служит не что иное, как представление, непосредственно побуждающее к тому, что надлежит делать (φαντασία όρμητική τοϋ καθήκοντος)» (Там же).

Сам по себе перевод φαντασία как «представления» требует объяснений, и, конечно, «воображение» было бы принято легче, что не значит, что это было бы точнее. В действительности воображать, если быть строгим, – это не «придумывать», а «переводить в образы», то есть создавать образы воспринимаемого.

Поэтому этот перевод Столярова гораздо строже любого другого: мы действительно можем представлять себе желаемое, грезить о нем. Думаю, что в данном случае им было найдено очень точное соответствие греческого понятия в русском языке.

Однако, если уж мы ищем природу этого явления, необходимо отступить еще на шаг, поскольку стоические источники сохранили свидетельства о том, что стоики искали самую глубокую основу всех желаний в природе человека.

Итак, если мы хотим найти саму среду, порождающую желания, необходимо отступить к исходным понятиям. И вот Стобей:

«В родовом отношении (κατά γένος) влечение есть устремление души к чему-то (όρμήν είναι φοράν ψυχής έπί τι), а его видами являются влечение, возникающее у разумных существ, и влечение, возникающее у существ неразумных» (ФРС, 169).

Иными словами, источником орми являются не разум и даже не фантазия, а душа с ее устремлениями – φοράν (от φορά). Основное значение этого слова – «нести». Но в отношении души вернее перевести как «стремительный порыв», «напор», даже «давление».

Что удивительно, в русском языке тоже нет иного имени для подобных источников желаний, кроме «душевных движений» и «душевных порывов», разве что «душевная тяга» и «душевная расположенность». Однако мы совершенно не готовы их сопоставлять, поскольку не имеем хотя бы языковедческого описания души, не говоря уж о психологическом или философском.

Фора движет любыми существами, имеющими души. Как разумными, так и неразумными. Именно фора проявляется в виде орексиса, и в виде орми логике.

Но Стобей определенно утверждает:

«Эти виды не имеют, однако, соответствующих наименований, поскольку [разумное] стремление (όρεξις) – это не [синоним] разумного влечения (όρμή λογική) <…>» (Там же).

Я уже разбирал этот отрывок раньше, но к нему необходимо вернуться, поскольку Столяров в своем исследовании утверждает, что «влечения делятся на неразумные и разумные, а последние, в свою очередь, на два подвида – όρεξις и όρουσις <…>» (Столяров А. А. Прим. к ФРС, с. 66).

Каким образом орексис попал в разумные желания? Только благодаря переводу А. Столярова. Но если в переводе убрать квадратные скобки, то есть дополнения к тексту Стобея, сделанные Столяровым, то отрывок обретает просто противоположное значение:

«Эти виды не имеют, однако, соответствующих наименований, поскольку стремление (όρεξις) – это не разумное влечение (όρμή λογική) <…>» (ФРС, 169).

Орексис для Стобея и стоиков вообще не имеет отношения ни к разуму, ни к рассудку. Он, как и фора, им предшествует, оставаясь у стоиков, как и у Аристотеля, неким исходным влечением, присущим как людям, так и неразумным тварям. Но, что существенно, в тексте Стобея и орми отчетливо показано как влечение, существующее и у разумных и у неразумных существ.

Кстати, именно в этом рассуждении Стобея видна и разница между собственно разумным влечением (όρμή λογικ) и устремлением разума (φοράν διανοίας). Заявив, что, по воззрениям стоиков, орексис не является разумным влечением, Стобей говорит:

«А само разумное влечение правильно будет, пожалуй, определить как устремление разума к чему-то в сфере действия (φοράν διανοίας έπί τι τών έν τώ πράττειν)» (Там же).

Это значит, что для обозначения собственно разумного влечения стоики использовали понятие фора дианойас, а не орми логике.

Все это мелочи, пока мы в общем знакомимся с воззрениями стоиков, но они требуют уточнения, если желания становятся предметом философского исследования.

Соответственно, требует уточнений и понятие орусиса.

А. Столяров вводит его при переводе фрагмента № 169 «Фрагментов ранних стоиков»:

«Влечением в собственном смысле они называют и еще один вид практического влечения (όρμή πρακτική), а именно прото-влечение (ӧρουσις), то есть устремление разума к чему-то в будущем (φοράν διανοίας έπί τι μέλλον)».

Введение понятия «прото-влечение» чрезвычайно любопытно. Но дело в том, что в оригинальном тексте Стобея нет никакого «прото-влечения». Прото-влечение – это попытка Столярова передать смысл слова ӧρουσις, которое в этом виде Стобеем не используется. Он использует только форму ӧρουσιν. В исходнике эта строка звучит так:

«Ίδίως δέ καί τήν ӧρουσιν όρμήν λέγουσι, τής πρακτικής όρμής ούσαν είδος. Είναι δέ τήν ӧρουσιν φοράν διανοίας έπί τι μέλλον».

Не беря на себя ответственность за точный перевод этого весьма непростого высказывания, все же отмечу: термин ӧρουσιν явно используется для определения орми – ӧρουσιν όρμήν. И если посчитать, что именно это словосочетание Столяров переводит как прото-влечение, тогда ӧρουσιν означает именно нечто исходное по отношению к орми.

Сам Столяров при переводе понятия «орусис» опирается на традицию, сохранившуюся благодаря Филону Александрийскому:

«Стоический неологизм ӧρούω (“стремлюсь, движусь к чему-то”) в тексте Филона Александрийского (О перемене имен, 160), не учтенном у Арнима, определяется как όρμή τις πρό όρμής <…>» (Столяров А. А. Примеч. к ФРС, с. 64).

Это не очень понятное пояснение. Поэтому объяснение, сделанное Столяровым в книге «Стоя и стоицизм», кажется мне более удачным: «Классы импульсов делятся на два вида (εϊδη) – ӧρεξις и ӧρουσις (вероятно стоический неологизм от ӧρούω – “стремлюсь”). Первый термин означает импульс в настоящем, второй – то же в отношении к будущему…» (Столяров А. А. Стоя и стоицизм, с. 152).

Сам этот отрывок из Филона («τό δέ γινόμενον ӧρουσιν έκάλεσαν, οίς όνοματοπιείν έθος, όρμήν τινα πρό όρμής ύπάρχουσαν» (Philo, De mutatione nominum, 160)) в переводе на английский F. Colson и G. Whitaker звучит так:

«This kind of thing, one impulse, that is, preluding another, is called orousis, or “springing”, by those who practice word-coining» (Philo, p. 223–224).

Конечно, переводить орми на русский с помощью латинского «импульса» – это плохой перевод. Думаю, А. Столяров не слишком удачно заимствовал его из какого-то англоязычного перевода Филона как самый простой способ выразить мысль. Но и сами англоязычные переводчики просто заимствовали его у латинских авторов, не владевших предметом с точки зрения самонаблюдения. Это значит, что мы все равно остаемся с необходимостью дальнейшего перевода.

Что же касается отрывка из Филона, то суть его сводится к вопросу: как кто-то может смеяться, если смех еще не родился среди нас? Вопрос для Филона теологический, связанный с комментированием Библии. Если мы не можем видеть без глаз, слышать без уха, в общем, не можем совершать действий без соответствующих органов, то как можем мы смеяться, если смех еще не был сотворен?

И он отвечает на это: природа часто дает нам знаки, предшествующие тому, что должно случиться. Разве мы не видели, как неоперившиеся, перед тем как взлететь, трепещут крыльями, тем самым давая обещание полета? Или как ягненок, козленок или бычок, если его дразнят, встает перед противником и начинает защищать себя той частью тела, из которой вырастут орудия защиты?

Так же и бык на арене не сразу начинает бодать, а расставляет ноги широко, наклоняет выю медленно и смотрит бычьим взглядом на противника и только после этого нападает.

Этот род вещей, один толчок, который предшествует другому, называется орусис, или подпруживание.

Вероятно, подпруживание, напруженность, ощущение взведенной пружины где-то внутри себя точнее всего и передает значение όρμήν τινα πρό όρμής или, как дает Столяров, όρμή τις πρό όρμής.

На мой взгляд, это противоречит предположению А. Столярова, что орусис для стоиков означал некие будущие желания. Во-первых, орусис происходит от ӧρούω, чье исходное значение просто «стремиться, двигаться», без намека на будущее время. Во-вторых, и сочинение Филона никак не свидетельствует об использовании слова «орусис» в значении будущего желания. Да и использованное самим Столяровым выражение «прото-влечение» обращает нас скорее вспять, а не в будущее.

Это значит, что вся разбивка желаний на настоящие и будущие – лишь остроумная гипотеза исследователя, попытка разобраться в том нагромождении понятий, что создали стоики, но она может и не отражать действительной картины.

Однако все мои примеры – лишь сомнения, но не доводы против предложенного деления желаний на настоящие и будущие. Очень возможно, что само это деление имеет место. Но мне не хватает чисто психологической обоснованности такого деления, ощущения связи выдвинутых предположений с действительностью моего самонаблюдения. Поэтому я хочу осмыслить созданную Столяровым таблицу и сверить его предположения с моим внутренним опытом.

В 1995 году А. А. Столяров писал, что классы импульсов делятся на два вида – орексис и орусис, где первый термин означает импульс в настоящем, второй – то же по отношению к будущему (φοράν διανοίας έπί τι μέλλον).

Использование слова «импульс» было в данном случае крайне неудачным, и при издании Фрагментов ранних стоиков Столяров заменил его на понятие «влечение»: «Влечения делятся на неразумные и разумные, а последние, в свою очередь, на два подвида – όρεξις и όρουσις, к первому из которых относятся влечения по отношению к настоящему, а ко второму – по отношению к будущему» (Столяров А. А., Прим. к ФРС, с. 66).

Тем самым он ввел в русский философский язык новый термин – «влечение», который, предположительно, означает нечто предшествующее желаниям, относительно чего орексис и орусис являются подвидами. Однако выражение «влечение по отношению к настоящему или будущему» слишком неопределенно. В сущности, оно даже неверно, потому что означает, что некто хочет настоящего или будущего.

Однако эта неточность присутствует лишь в собственном тексте А. Столярова. При переводе Стобея он точен: «а именно, прото-влечение (ӧρουσις), то есть устремление разума к чему-то в будущем» (ФРС, 169). «Прото-влечение», правда, по-прежнему остается сомнительным, но одновременно является и подсказкой.

Итак, вопрос: может ли влечение вообще делиться на относящееся к настоящему и относящееся к будущему? Тут мы вступаем на поля парадоксов. Любые желания или влечения имеют целью нечто, чего еще нет у желающего, иначе говоря, они все направлены на что-то в будущем. При этом они все настоящие, существующие или происходящие во мне прямо сейчас.

С психологической точки зрения влечения, желания – это «процессы», как говорит научная психология. То есть нечто длящееся. Однако, поскольку природа желаний совершенно не исследовалась, никто и не задавался вопросом: что при этом длится? И что вообще в человеке может желать, что является источником желаний?

Не берясь пока за решение этой загадки, отмечу, что голод может длиться, как и жажда. При этом мы можем их чувствовать, но можем и не чувствовать органами восприятия. Как говорит народ: хочется – перехочется. Однако, когда «перехотелось», то есть, оставаясь голодным, ты вдруг потерял ощущение голода, память о голоде остается, более того, остается и скрытое желание есть. И как только появится возможность, оно вернется.

Мы видим, что стоики не говорят в данном случае о собственно желаниях или влечениях, они говорят о желаниях или устремлениях разума – φοράν διανοίας έπί τι. Иначе говоря, речь идет не о желаниях и исследуются не желания, а работа разума. Вот относительно разума мы вправе говорить о том, что он желает прямо сейчас или желает в будущем.

Иными словами, разум определяет порядок действий по достижению желаемого – приступить сейчас или приступить при появлении определенных условий или по выполнении необходимой подготовки. Если принять, что Стобей пересказывает не стоическую науку о желаниях, а науку о работе разума, то вся последовательность действий, описанная Стобеем во фрагменте 173 и выложенная А. Столяровым в виде схемы, обретает иной смысл.

Итак, Стобей пишет:

«Практическое влечение (орми практике – А. Ш.) имеет много видов, в том числе такие: замысел (πρόθεσις), прикидка (έπιβολή), приготовление (παρασκευή), приступание (έγχείρησις), выбор (αίρεσις), предварительный выбор (προαίρεσις), решение (βούλησις), желание (θέλησις)» (ФРС, 173).

Именно эта последовательность будет разбита А. Столяровым на два столбца, соотносимых с настоящим и будущим. Однако надо исходно отметить, что предметы или состояния, перечисленные Стобеем, не однородны и не могут быть рядоположны. Желание может вызвать размышления или рассуждения о том, как его исполнить, но оно не может быть просто продолжением замысла. Это если мы исходим из простого самонаблюдения: захотел есть – начал искать способы добывания пищи. Даже у животных все происходит в этой последовательности.

Однако человек не животное. И пафос стоицизма направлен на то, чтобы победить в себе животное начало. Поэтому стоики тонко расписывают то, как развивается мысль. И неожиданно обнаруживают, что замысел может порождать желание. Попробуем это на себе.

Вот, к примеру, вы замыслили нечто совершенно отвлеченное, не имеющее никакого предшествующего желания. Например, проверить, не допустил ли я грамматической ошибки в предшествующем абзаце. Очевидно, что никакое желание этому не предшествовало. И очевидно, то есть доступно самонаблюдению, что это задумка, как говорится, от ума в чистом виде.

Но вы не начнете эту проверку, пока не вызовете в себе некий толчок, в точности соответствующий желанию, как это происходит у быка на арене, прежде чем он бросится в битву. Очевидно, это толчок силы, дюнамис, хотя у Стобея это и не звучит.

Зато отчетливо звучит, что мы можем приступить к действию и по решению ума, даже если не хотели этого, не испытывали желания или голода. Однако даже если желание не предшествовало задуманному действию, все же сила желания нам при этом потребуется, и мы ее вызовем иначе, чем обычно, мы вызовем ее прямым требованием разума.

Стобей, сделав перечисление, объясняет все понятия. А. Столяров поясняет их в квадратных скобках, что я намеренно подчеркиваю, чтобы его пояснения не воспринимались неосознанно:

«Замысел, по их словам, – это указание на завершение [в будущем] (σημείωσις έπιτελέσεως), прикидка – влечение до влечения (όρμή πρό όρμής), приготовление – действие до действия, приступание – влечение в отношении того, что уже налично (όρμή έπί τινος έν χεροίν ήδη ӧντος), выбор – решение на основе опытных данных (βούλησις έξ άναλογισμοϋ), предварительный выбор – выбор до выбора, решение – благоразумное стремление (εϋλογος όρεξις), желание – добровольное решение (έκούσιος βούλησις)» (ФРС, 173).

Очевидно, что желание не есть добровольное решение. Это либо неверное использование для перевода русского слова «желание», либо эта связка понятий требует объяснения, что невозможно без исследования. Но в не меньшей мере требует объяснения та таблица, которая сконструирована А. Столяровым для понимания этого отрывка Стобея:

Напомню: оба вида желаний (орексис и орусис) названы разумными, но различаются «по отношению ко времени». Орексис, предположительно, относится к настоящему, орусис – к будущему. На основании чего могли быть сделаны такие выводы?

У Стобея есть два упоминания будущего, которые я уже приводил. Первое во фрагменте 169 – φοράν διανοίας έπί τι μέλλον («порыв разума к чему-то в будущем»), которое так и названо орусисом. При этом это влечение названо одним из видов действия или действенного орми. Второе упоминание из фрагмента 173: «Замысел, по их словам, – это указание на завершение [в будущем] (σημείωσις έπιτελέσεως)».

Однако во втором случае будущее вставлено в текст с помощью квадратных скобок А. Столяровым. Иначе говоря, это пояснение не к Стобею, а к пониманию Стобея А. Столяровым. Выглядит это пояснение очевидным: завершается все задуманное в будущем относительно времени замысла. Сама грамматика языка за такое понимание.

Совершенно очевидно, что и выражения «выбор» и «предварительный выбор» указывают на время в смысле предшествования. Как и выражения вроде όρμή πρό όρμής – «влечение до влечения». По крайней мере, в русском переводе. Но в греческом предлог πρό означал много разных вещей, многие из которых вовсе не связаны со временем.

Не оспаривая перевод А. Столярова, все же хочу отметить, что такое понимание πρό – его выбор. Мне кажется вполне возможным и перевод «влечение к влечению», и «влечение для влечения». Могло иметься в виду даже «влечение внутри влечения», что соответствовало бы понятию протовлечения как противопоставление телесных желаний вроде голода или жажды, желаниям ума.

Еще раз повторю, что не оспариваю имеющийся перевод, но лишь рассматриваю то, что он выстраивает все виды влечений относительно временной оси из прошлого в будущее. Однако эта ось могла быть и не временной, а относящейся к тонкому составу человека, то есть к тому нашему внутреннему устройству, которое определяет все разнообразие желаний.

Стоики вполне могли развивать ту основу, что была заложена Платоном как три источника внутренней силы и достроена Аристотелем до шести источников. В таком случае предлог πρό мог использоваться не во временном, а в пространственном смысле – не до, а перед, предшествующий в устройстве, что ему вполне свойственно в древнегреческом языке.

Тем не менее вглядимся в таблицу. Очевидно, именно относительно временной оси и должны распределяться все использованные в ней понятия. Причем производные от орексис не должны иметь временных значений, поскольку они относятся только к настоящему. А вот понятия, раскрывающие орусис, все должны как-то быть связаны с разумом, дианоей, и его порывом к чему-то в будущем.

Очевидно, что в первом столбце, раскрывающем орексис, есть противоречие: выбор и предварительный выбор относятся друг другу как действия во временной последовательности. К тому же они перепутаны местами, и выбор стал предшествовать предварительному выбору.

В действительности эта странность, возможно, является виной фон Арнима, чье издание «Фрагментов ранних стоиков» и переводил А. А. Столяров. Дело в том, что в оригинальном тексте «Эклог» Стобея, отрывок под номером 173 из которых и вошел во Фрагменты (приступание (έγχείρησις), выбор (αίρεσις), предварительный выбор (προαίρεσις), решение (βούλησις)), стоит: έγχείρησις, <αίρεσις>, προαίρεσις, βούλησις.

Слово «эресис» взято в ломаные скобки. Арним в своем издании нигде не оговаривает использование знаков, но очевидно, что здесь произведена вставка. Возможно, даже не Арнимом, а еще Оксфордским издателем «Эклог» Стобея. Арним просто перевел так, как это было в тексте. Но ни Арним, ни издатель Стобея не пытались вникнуть в смысл этого отрывка и исправить противоречия. Вот так выбор и стал предшествовать у стоиков предварительному выбору.

Но даже если мы разместим их в разумном порядке, они все же оказываются относящимися ко времени и, очевидно, должны быть перенесены в столбик орусиса. И это говорит о том, что все это временное деление требует проверки.