Текст книги "Отец Смерти"

Крит. Седьмые врата пропускают нас

Утром Баргим воспользовался своим индивидуальным порталом и исчез, а мы, попрощавшись с Эйей, оседлали коней и отправились к Седьмым Вратам.

Врата, единственные постоянные сущности в изменяющемся мире, незыблемый каркас вселенной, символ власти Отца и Матери. В одном из старых текстов было написано, что когда рухнут Врата, исчезнет вселенная. Весь наш мир покоится на этих девяти точках. И, честно сказать, я вовсе не осознавал в себе желания разрушить его.

– Вы задержались, – произнесли Врата, как только мы подъехали к ним.

– Я вспомнил, кто я. Так что не будем играть в игры, – ответил я. – Пропускай нас, Эйнакерос.

– Рада видеть тебя, сойкеро Крит. Пусть твой путь будет полон приятных неожиданностей. Я вижу, Адил теперь с тобой. Я хотела, чтобы ты забрал его из этой зоны. Это был очень беспокоящий предмет.

– Ты, как и прежде, любишь поговорить, – усмехнулся я. – Мои спутники тоже принесли тебе сюрпризы.

Моргульский достал и показал коробку с объемными шахматами. А Лаэрций извлек красный кристалл, хмуро глядя под ноги своей лошади.

– Каждый из вас нашел то, за чем я вас посылала. Проходите.

Я подъехал к пленке, закрывающей вход, спешился, распряг своего коня, хлопнул его по спине, и тот послушно отбежал в сторону, к сочной траве. Кони должны будут остаться у врат. И, может быть, пригодятся возвращающимся обратно путникам.

Знакомым усилием я продавил пленку и ощутил, как все мое тело перестраивается. Казалось, что атомы передвигаются внутри молекул, составляющих меня, а тело приобретает какие-то новые характеристики. Когда этот процесс завершился, я оказался с другой стороны. Теперь шестая зона стала воспоминанием.

Скоро рядом со мной появились Моргульский и Лаэрций. Они по-прежнему держали в руках шахматы и кристалл.

– Как-нибудь научи меня играть в эти странные шахматы, – сказал я Моргульскому.

– У нас впереди много времени, – ответил он, осматриваясь.

Впереди простиралась пустыня. Бесконечная, как все пустыни. С барханами, ужасным жаром небесного светила и вязким песком.

Я почувствовал, что это своеобразное послание от Отца. Ему-то отлично было известно, как я не люблю песчаные пустыни! А если кто-то и контролировал изменения в икс-зонах, так это Отец. Матери всегда было не до этого. Она просто рождала Ветер. Ветер был силой, способной изменять мир. Но именно Отец присоединял к Ветру форму, которая придавала измененному миру законченность художественного шедевра.

Сестра моя, ангел Эйя, управляла вероятностью, чтобы Ветер обходил стороной маленький кусочек шестой зоны, – деревню ангелов. Из всех моих знакомых только она умела делать это настолько искусно, чтобы изменения на контролируемой территории вообще не происходили. Я был одним из ее учеников. Как она говорила, наиболее талантливым. Я изобрел альтернативный способ порождения вероятностного ветра, который теперь воплощен в моей пазире.

Моргульский поднялся вверх на пару десятков метров и, опустившись к нам, сообщил:

– Только пустыня. Надо задействовать пазиру.

Я извлек ее из кармана и протянул Моргульскому.

– Твоя слюна, попутчик.

Потом мы шагнули сквозь открывшееся окно и снова оказались в пустыне.

– Похоже, Отец подготовил мне серию сюрпризов, – проворчал я.

И точно, через несколько секунд мы оказались во власти песчаной бури. Обычной бури, в которой ветер был всего лишь движением воздуха. Но этот ветер был настолько силен, что песчинки царапали лицо и руки до крови.

– Моргульский, еще раз!

Следующее наше перемещение привело нас к зыбучим пескам. Лаэрций начал тонуть, и мы схватили его за руки, не позволяя исчезнуть в душной пыльной бездне.

Еще раз лизнув пазиру, Моргульский перенес нас в зону довольно опасного землетрясения, в котором почва двигалась прямо под ногами, обнажая трещины, в которые сыпался все тот же бесконечный песок.

Еще одно перемещение перенесло нас обратно к Вратам – туда, откуда мы начали свой путь по Седьмой Зоне.

Я сел на песок, подумал немного, а затем изрек очевидный вывод.

– Отец Смерти закольцевал перемещения с помощью пазиры. Теперь мы можем надеяться только на собственные ноги.

Не могу сказать, чтобы мои попутчики сильно обрадовались этому открытию. Мы пошли вперед, по щиколотку увязая в песке. Через несколько шагов я снова достал пазиру, и мы попробовали переместиться. Все кончилось там же, у Седьмых Врат. При этом наши следы на песке, которые мы оставили некоторое время назад, отсутствовали. Как будто мы еще не сделали ни одного шага по этой пустыне.

– А еще он закольцевал нас во времени, – добавил я. – Каждое использование пазиры для перемещения приведет к тому, что мы окажемся у Седьмых врат в тот момент времени, который был для нас первым в этой зоне.

Мы опять пошли пешком. При этом я постоянно смотрел на пазиру. И заметил, что она отказывается отбрасывать солнечные зайчики в одном из направлений.

– Стойте, нам нужно туда, – сказал я.

– Почему? – спросил Лаэрций.

– Это единственное направление, в котором Пазира отказывается направлять отраженный луч. Значит, это направление какое-то особенное.

– Интересно, – сказал Моргульский, наблюдая, как я демонстрирую эффект.

Мы повернули в указанном пазирой направлении. Сияние с неба нещадно пекло наши тела. Ноги вязли в песке. Пот скатывался на глаза, мешая видеть дорогу. И в этот миг очередная волна воспоминаний накрыла меня.

Я детально вспомнил, как создавал мою пазиру. Баргим был прав. В этом процессе было слишком много неожиданных идей и нетривиальных решений. Достаточно сказать, что никто и никогда не создавал пазиры таким образом. Я сделал сплав многих металлов, добавив туда некоторые необычные ингредиенты, потом я сконструировал установку, генерирующую силовые поля и сочетающую их по особому гармоническому закону. Сплав, помещенный в поле, обрел структуру, которая начала меняться под воздействием изменений поля. Однако, этот сплав обладал памятью и, фактически, запоминал все разновидности структур, которые порождались полями. Этот процесс длился много дней. Потом я остудил сплав, и наделил пазиру бесконечно вариативным сознанием, использовав характеристики всех тех сознаний, которые я когда-либо отбирал у живых существ.

До этого пазиры создавались исключительно с помощью заклинаний, то есть тех магических сил, которые были частью этого мира. Моя пазира создавалась принципиально по-другому. И поэтому она так отличалась от всех остальных.

Восстановив все это в памяти, я уже сомневался в непричастности к этому процессу подземных сил. Может быть, Отец прав, и я всего лишь их агент? Поживем – увидим. Сейчас главная задача – не потерять силы от жары и жажды. Умереть я не могу. Но тело мое вполне может обессилеть.

Когда мне показалось, что эта пустыня бесконечна, впереди замаячил оазис.

– Надеюсь, это не мираж, – прохрипел Лаэрций.

– Скоро увидим, – усмехнулся я.

Это оказался настоящий оазис, довольно большой, с двумя колодцами, с большим количеством травы и деревьев. Он был окружен развалинами, большая часть которых, по-видимому, уже утонула в песке. От натиска песков пустыни его защищала невысокая каменная стена, кое-где уже разрушенная стихией.

Среди деревьев пряталось небольшое поселение, в котором почему-то жили только древние благообразные старики и юные девушки. Они были людьми. На первый взгляд, вполне обычными.

Моргульский, который отправился знакомиться с местным населением, после того как мы утолили жажду, сообщил, что недалеко находится еще один оазис, населенный мужчинами, женщинами постарше и их детьми. Следующий оазис населен юношами и старушками. Такие цепочки оазисов идут через всю пустыню. И каждая тройка поселений представляет собой один род.

Местные жители были с нами очень любезны. Девушки, одетые в полупрозрачные ткани, принесли нам поесть и остались, чтобы поддержать беседу. Мой взгляд постоянно останавливался на одной из них.

– Как твое имя? – спросил я.

– Сехмет, – сказала она, потупив глаза.

Почему жители пустынь всегда дают своим женщинам неблагозвучные имена? Она сидела на коврике ослепительного синего цвета. И она напоминала мне кого-то. Какую-то девушку из моего прошлого. Правда, имя у нее было другим… Ту девушку звали Иника. Да, точно! Иника. Я вспомнил, что это имя звучало для меня очень необычно, когда я впервые встретился с ней. Но когда это было? Этого я вспомнить уже не мог. В моем воображении возник водопад, в струях которого она купалась, а я смотрел на нее с берега и улыбался. Бесконечные ночи любви, которые текли сквозь нас, подобно потоку света. Я любил ее! У меня была любимая женщина…

Это открытие потрясло меня не меньше, чем встреча с Эйей.

Странное имя Иника, до боли знакомое. Теперь я помнил ее. Но, может быть, она была всего лишь сном? Одним из многих сновидений далекого прошлого, которые теперь трудно отличить от реальности?

Я извлек пазиру и сосредоточил на ней луч своего внимания. Образ Иники появился в маленьком голубоватом облачке. Пазира помогла мне визуализировать то, что я вспомнил.

– Посмотри, – сказал я Сехмет, – Эта девушка очень похожа на тебя.

– Да, очень. Ты маг?

– Нет, не маг. Просто эта вещица может оживлять воспоминания.

Сехмет взглянула на меня, покраснела и, поднявшись с ковра, быстро ушла. Должно быть, на моем лице были написаны слишком сильные чувства…

– Снова причуды памяти? – спросил Моргульский.

– Наверное, в этот раз я вспомнил то, чего никогда не было…

– Да нет, если вспомнил, значит, было, – сказал Моргульский, улыбаясь и пристально глядя мне в глаза. – Просто тот, кому приказали забыть один раз, мог получать такие приказы и раньше. И не помнить о них.

Моргульский словно пробил брешь в броне, покрывающей глубины моей памяти. Да, был еще один раз, когда Отец приказал мне забыть. И я забыл Инику. Чтобы вспомнить ее только теперь. Но почему он сделал это? Ах, да! Потому что я должен был забрать ее жизнь. Я пришел и сделал это, не помня, кто она. Я подкрался сзади и освободил ее сознание одним ударом. И моя рука не дрогнула. Но зачем Отец приказал убить ее?

И тут я почувствовал, как земля пустыни уходит у меня из-под ног. Иника была магом необыкновенной силы. Она поддерживала связи с воинами глубин и со множеством других существ, которых Отец панически боялся. Мою связь с ней он воспринял как угрозу своему миру. Ах, Отец! Теперь я понял, почему его так возмутило, что все отнятые мной сознания обрели свободу. Он устроил охоту на них, чтобы снова пленить сознание Иники.

– Что с тобой? – спросил Моргульский.

– Ты прав. Теперь многое проясняется.

И я рассказал Моргульскому, как Иника выступала посредником между глубинными воинами и нашим семейством, как она создала тайные ходы в глубинах нашего мира, как Отец боялся ее растущего влияния на ход событий и как, наконец, он принял решение уничтожить колдунью моими руками. Потому что от меня она не ожидала нападения. Я был слепым орудием в его руках. И потом, когда я создал пазиру, и сознание Иники оказалось на свободе, Отец решил, что память вернулась ко мне.

– И моя мать, дерево, рождающее Ветер, разделяла его опасения.

– Постой, постой, Мать Ветров – это дерево? – изумился Моргульский.

– Да. И я – один из ее плодов, который она хотела уничтожить.

В моей груди яростно разгорался темный огонь мести. И я не видел причин гасить это пламя.

* * *

Заходящее светило освещало пустыню последними своими лучами, и мир словно замер, ожидая чуда наступления ночи. Я сидел в одиночестве на невысокой стене, защищающей оазис от пустыни, и смотрел на западный горизонт. Ни одно движение воздуха не нарушало блаженный покой. Я услышал запах благовоний, легкий, цветочный аромат. Потом послышался шорох песка под босыми ногами. Обернувшись, я увидел ту самую девушку, похожую на Инику. Очень похожую.

– Я помешаю, если присяду рядом? – спросила она.

Обычно девушки пустыни очень робки и стыдливы. Такое поведение для них попросту немыслимо. Однако, я не выказал своего удивления, и кивнул головой.

– Присядь, буду рад твоей компании.

– Я кого-то напоминаю тебе? – спросила она.

Ее голос так был похож на голос Иники, что сердце мое замерло…

– Кто ты? Сехмет или… другая? – спросил я.

– Ты хочешь найти другую? – спросила она. – Как ее имя?

– Не могу тебе сказать, – ответил я осторожно. – У меня проблемы с памятью.

– Кажется, тебе нужно, чтобы кто-то был рядом с тобой, – произнесла Сехмет и придвинулась ко мне ближе.

Я понял, что девушкой кто-то управляет. Или один из моих родственников, или маги моего Отца, или даже сам Отец. Ни одна девушка пустыни не стала бы вести себя подобным образом. Особенно принимая во внимание, что в любой момент бдительные старики или подружки могли заметить неладное.

Я взял ее за плечи, развернул к себе и пристально всмотрелся в глаза. Она воспользовалась этим, и ее рука быстро метнулась к моему незащищенному животу. Я успел оттолкнуть ее и скатился со стены. Сехмет, визжа от злости, кинулась на меня сверху и снова попыталась нанести удар: в руке она сжимала короткий клинок, который источал острый ядовитый запах. Когда этот клинок был в ножнах, я, должно быть, именно его аромат воспринял как запах благовоний. Было очевидно, что девушка пытается нанести непоправимый вред моему телу.

Я не мог повредить тело Сехмет – никто не поверил бы, что девушка пустыни осмелилась напасть на меня. Я только уворачивался от ее атак и убегал все дальше вглубь оазиса. Таким образом мы добежали до деревьев, под которыми должны были сидеть мои попутчики.

Но они не могли мне помочь. Моргульский болтался, подвешенный на ветвях, и, похоже, был без сознания. А Лаэрций все еще разбрасывал в стороны атакующих его девушек. Сильным он был, этот седой демон.

Мне стало ясно, что бешенство охватило всех местных жителей. Пора было действовать решительно. Я подпустил Сехмет ближе к себе и, перехватив руку с клинком, вывихнул ей локоть. Сехмет взвизгнула, но не сдалась. Перехватив отравленный клинок другой рукой, она продолжила свою атаку. Мне пришлось пару раз ударить ее головой об дерево, чтобы ее тело отключилось. Потом я извлек из ножен Адил и приказал нападающим на Лаэрция замереть. То ли в моем голосе было много убедительных нот, то ли их телами перестали управлять мои родственники, – но это возымело эффект: они подчинились.

– Что мы делаем здесь? – спросила одна из них. – Мы пропустили молитву на закате светила…

– О, ужас! Боги покарают нас! – завопило сразу несколько голосов.

Я понял, что, выключив сознание Сехмет, разорвал магическую цепь и освободил сознание других девушек.

– Опустите на землю Моргульского, – приказал я.

Кто-то из девушек побежал к храму, и мы услышали душераздирающий крик.

– Лаэрций, посмотри, что там случилось, – попросил я и занялся Моргульским, которому, похоже, сломали крыло.

После биения по щекам и массирования грудной клетки крылатый демон пришел в себя.

– Это уже кончилось? – спросил он.

– Что? – поинтересовался я.

– Сияющий голос…

– Не двигайся. Похоже, у тебя сломано крыло. Сейчас мы тебя перенесем в более удобное место и там поговорим.

Лаэрций вернулся с печальной новостью: все благообразные старики, жившие в оазисе, мертвы. Их тела были изуродованы и разбросаны по храму. Видимо, девушки, придя в неистовство, уничтожили в первую очередь своих опекунов.

Крыло у Моргульского действительно было сломано. Летать он не мог, но ходить – вполне. Я поставил на место кости и сделал ему жесткую повязку. Это все, чем я мог помочь.

– У меня в одном из карманов хранится зелье, позволяющее быстро восстанавливать кости и сухожилия – сказал Моргульский, когда отдышался после проделанной мной операции.

Мы нашли это зелье, и он принял его, после чего явно почувствовал себя лучше.

– Что ты говорил про сияющий голос? – спросил я.

– Я слышал и видел, как волны голоса опускаются вниз, – сказал Моргульский. – Понимаю, как странно это звучит, но я воспринимал голос, идущий с небес. Он проникал в тела девушек, и они теряли контроль над собой. Я сопротивлялся воздействию голоса, как мог, а потом просто отключился.

Его слова привели меня в смятение. Я мог понять управление чужим телом на расстоянии, но магия сияющего голоса была мне незнакома. Никому не нужен сияющий голос, когда ты можешь контролировать чужое тело. Все мои родственники умели это делать. В том числе и я. Но меня никто никогда не обучал использованию сияющего голоса!

– Поспи, друг. Тебе надо набраться сил, – сказал я.

Лаэрций остался посидеть у постели больного, а я пошел бродить по оазису, выискивая следы разрушений и кровопролития. Даже при тусклом свете звезд они были заметны повсюду. Неистовствующие девушки сокрушили все, что увидели, прежде чем добрались до моих спутников. Я искал следы применения неизвестной мне магии, чтобы по ним определить источник сияющего голоса, который удалось воспринять Моргульскому. Однако, оазис выглядел так, словно никакая магия не применялась здесь уже многие века.

Я не сомневался, что источник сияющего голоса – мой Отец, или его ближайшее окружение, из кого бы оно ни состояло теперь. Это было видно по замыслу: отец хотел повторить историю в зеркальном отражении. Когда-то я окончил жизнь Иники. Теперь девушка, очень похожая на нее, должна была повредить мое тело. Как трогательно, и как композиционно выдержано.

Он всегда был мастером формы, мой Отец. Ведь любая форма – это печать смерти. Поэтому-то жизнь всегда разрушает и изменяет формы.

Честно сказать, если за этим происшествием скрывался Отец, то он не оставлял мне выбора. Превратив мой путь по седьмой зоне в сплошную полосу препятствий, Отец понимал, что рано или поздно я окажусь в ловушке. Значит, чем раньше я пробужу свою пазиру, чтобы она породила иной изменяющий ветер, тем больше у меня шансов на успех. Но Отец умен. Он наверняка предусмотрел и этот мой ход.

Я извлек пазиру и посмотрел на нее при свете ярких звезд. Она не дала мне подсказки. Возможно, была необходима слюна демона или его дыхание, чтобы она ожила. А может быть, она хотела предоставить право решения мне самому.

Я знал, что Отец хочет остановить меня и лишить силы. Я понимал, что теперь он не будет пытаться очистить мою память. Он постарается остановить меня раз и навсегда. Но как? Я не знал этого. У него было много времени, чтобы подготовиться к моему возвращению.

Я положил пазиру на камень перед собой и произнес магические слова. Они должны были послужить ключом для нее и породить новый ветер. Как это было в прошлый раз. Но этого не случилось. Мир не изменился даже чуть-чуть. Я повторил заклинание, более тщательно выговаривая слова. Эффекта не было. Тогда я попытался взглянуть на линии вероятности. И увидел, что они танцуют около границы неизменности. Отец превратил седьмую зону в область, где законы вероятностного мира больше не действовали, где была жесткая предопределенность и детерминированность всех событий и процессов. Даже более жесткая, чем на пограничной реке или на другом ее берегу.

Именно поэтому для управления телами несчастных жителей оазиса Отцу потребовалась совершенно необычная для этого мира магия, которую Моргульский назвал «сияющим голосом».

Самое плохое было в том, что я не понимал, как он этого добился. Эйя, которая сохраняла неизменной деревню своих ангелов, управляла вероятностью, как опытный речник управляет парусами своей лодки: она просто использовала силу изменяющего ветра, чтобы перенаправить события в нужное ей русло. Отец сделал совершенно другое. Он породил такой Ветер, который сделал одну из зон нашего вероятностного мира абсолютно неизменяющейся. Здесь не могли действовать никакие приемы управления вероятностью и не могли зародиться никакие процессы, основанные на вероятности. Просто потому, что не было вероятности как таковой.

Представьте себе речника, плывущего на лодке под парусами, который обнаруживает, что вокруг нет воздуха, и нечему двигаться, чтобы наполнить его паруса. Именно так я чувствовал себя, сидя в оазисе посреди пустыни. Отчаяние и гнев заполняли мое сердце. То я думал, что самым правильным способом действия сейчас будет выжидание, то мне казалось, что надо идти вперед, вступая в бой на каждом шагу, зарождая ужас в сердце Отца, который будет следить за моим приближением.

Когда из-за горизонта показался серп луны, я решил, что сегодня мне не решить этой задачи, и отправился спать.

Крит. Хмурое утро

Меня разбудили крики. Не ожидая ничего хорошего, я быстро схватил Адил и, как был, почти неодетый, выбежал на улицу.

В небе кружились то ли белесого цвета птицы, то ли небольшие смерчи. Трудно было разглядеть их снизу, на фоне сияющих небес. Однако, ощущение опасности, пронизавшее все мое тело, не могло лгать.

Девушки, испуганные вчерашним происшествием, и считавшие, что это происки злых духов, вселившихся в их тела, сбились в испуганную стайку и иногда издавали оглушительные повизгивания.

Лаэрций, продирая глаза, вышел из домика, где выздоравливал Моргульский, и уставился в небо.

– Что это за дрянь там кружится? – спросил он меня.

– Должно быть, еще одна порция моих родственников, – улыбнулся я в ответ. – Пойду оденусь для встречи.

Зайдя в домик, где я спал, я извлек пазиру и сжал ее в руке. В ту же секунду я почувствовал чье-то присутствие за спиной.

Я отпрыгнул в сторону, и только потом повернулся посмотреть на гостя. Он словно бы состоял из густого воздуха, и из него время от времени вырывались языки голубовато-белого ветра.

– Мы знакомы? – спросил я нарочито официальным тоном.

– Я житель облаков, мое имя Сей.

– Приятно познакомиться. Ты не ошибся адресом, Сей?

– Ну если это ты тот самый сойкеро по имени Крит, который восстал против своего Отца, то нет.

– Отойди в сторону, не тебе судить о моих делах.

– Моя задача задержать тебя, пока твоих приятелей не перенесут в более тихое местечко.

Я извлек Адил из ножен и нанес ему сокрушительный удар. Однако, меч не причинил ему вреда, а просто прошел насквозь и вонзился в земляной пол.

Сей засмеялся.

– Ты хочешь разрубить поток воздуха? А ты еще и глуп.

Я приказал Адилу замкнуть противника в непроницаемую сферу. И через миг почувствовал вибрирующую силу, исходящую из моего меча. Однако, линии вероятности только едва дрогнули, и поле не было создано. Похоже, Отец, сделав этот кусок мира детерминированным, лишил меня всех моих козырей…

– Твой Отец мудр. Он предусмотрел все твои жалкие попытки, – произнес Сей. – Но ты зря так горячишься. Мне уже пора.

Он мгновенно исчез, оставив небольшой смерч песчаной пыли. Я выбежал наружу. Но не нашел ни Лаэрция, ни Моргульского. Испуганных девушек тоже больше не было здесь. Над южным горизонтом все еще было видно уменьшающееся белесое пятно.

Я остался один. Беспощадное светило накаляло песок, и марево поднималось к небесам. Сухой воздух неподвижно вибрировал. Только в тени была прохлада. И только вода дарила утешение. Я был один в оазисе посреди пустыни.

Я отловил сознания стариков, которые не могли вернуться в свои поврежденные тела, и спросив у них, как они хотели бы распорядиться своими останками, исполнил обряд похорон. Я был единственным живым, кто мог сделать это, и счел себя обязанным. В конечном итоге, их безвременная смерть наступила потому, что я принял их гостеприимство. Потом я отправил их сознания в одно из моих персональных хранилищ, пообещав, что в дальнейшем поищу для них хорошую компанию, пока же им придется довольствоваться обществом друг друга.

Теперь в пустыне царила тишина. Как и сутки назад. И уже некому было ее нарушить.

Отец решил создать для меня персональную одиночную камеру гигантских размеров, с ненавистными мне климатическими условиями. И аккуратно убрал из тюрьмы моих попутчиков, – чтобы не нарушать гармонии мира. Ведь они простые путники, и должны двигаться к Матери Ветров, а не сидеть рядом со мной в ловушке. Очень разумно, Отец. Особенно разумно то, что ты послал для выполнения этой задачи жителей облаков – с которыми я не знал, как бороться.

Кодекс сойкеро подсказывал, что в моей ситуации «наилучший выход – оставаться в покое и не пытаться действовать, пока обстоятельства не укажут, что время ожидания кончилось».

Идти по пустыне пешком мне не очень-то улыбалось. Да и спешить было, в общем-то, некуда. Поэтому я решил несколько дней пожить здесь, в оазисе. Просто в ожидании своей судьбы. В конце концов, как говорят, она есть у каждого сойкеро. И когда уже ничто не может выручить или дать добрый совет, она показывает свое лицо из-за занавеса этого мира и приводит в движение силы, неподвластные никому из нас.

Когда-то Морталия рассказывала мне о многослойности вселенной. Она утверждала, что судьба расположена в одном из этих многочисленных слоев. Чтобы добраться до нее, надо всего лишь отдернуть несколько занавесов, раскрыть свое сознание восприятию того, что в обычной жизни видится как знаки и совпадения.

Потом она овладела снами. И смогла путешествовать по границе снов. Именно она научила меня относиться к созданному Матерью и Отцом миру как к бесконечной загадке, как к собеседнику, который всегда предложит неожиданный ответ на твой ясный и понятный вопрос.

Мое прошлое, теперь уже из двух забытых жизней, все яснее проступало на поверхности сознания, и я почувствовал необходимость собрать все вспоминаемые события в линейную последовательность. Я отыскал пергамент и красящие палочки, которые оставляли след на нем, и попытался записать основные события своей жизни.

Я составлял этот список два дня. И когда завершил его, ощутил, что чего-то в нем не хватает. Были странные недомолвки между событиями. Это не были паузы во времени. Я не мог вспомнить связующие звенья, причины многих своих действий. Особенно тех, что предшествовали созданию пазиры. А еще я знал многие вещи, и не мог вспомнить, откуда у меня эти знания. Хотя на границе памяти всплывали туманные и даже пугающие образы моих учителей.

Так прошло несколько дней. Я пил воду, ел фрукты и простую пищу, запасы которой в оазисе были обильны. Ничто не побуждало меня действовать. Время от времени я пытался вспомнить недостающие части мозаики, перечитывая список событий моей личной истории. Но это не удавалось мне. И почему-то даже это не заставляло меня волноваться.

Я много спал днем. А по вечерам подолгу смотрел в усыпанное звездами небо.

В один из таких вечеров – безмятежных и тихих, я услышал необычный звук. Как будто бы кто-то нанес удар в центр гулкого кожаного барабана. Я обошел окрестности, но никого не увидел. Звук больше не повторялся, но неуловимо изменилось мое состояние: я больше не был спокойным и безмятежным. Напротив, меня стал удивлять и даже пугать тот факт, что я столько дней провел в полнейшем бездействии.

Кроме того, чье-то присутствие рядом я все-таки чувствовал, хотя никого и не видел.

Я извлек пазиру и подставил ее лучам звезд. По матовой поверхности пластины пробежала мелкая рябь, и я заметил краем сознания, как линии вероятности дрогнули и на короткое мгновение изменили конфигурацию. Следом за этим я услышал еще один удар барабана, и прямо передо мной появилась половинка демона. Трудно было иначе описать это возникшее из небытия существо. Если бы невысокого, темнокожего мускулистого мужчину-демона аккуратно разделили на две симметричные половинки от макушки до копчика, то правая половинка была бы точным подобием моего гостя.

– Значит, это все-таки ты, – произнес он глухим голосом. – Создатель пазиры глубинных миров.

– Может быть, это и я. Но кто ты?

– Когда-то ведьма Иника соединила твою кровь с моей. Мое имя Элексигаль. И я называю тебя своим братом.

– Я не помню тебя, Элексигаль.

– Это не так удивительно. Ты никогда не видел меня.

Он устало вздохнул и присел на песок. Я заметил, что если смотреть на него со стороны отсутствующей левой половинки, Элексигаль становится невидимым.

– Объясни-ка мне все по порядку, – попросил я, вглядываясь в выражение его полулица и садясь напротив.

– Я демон-посредник, – сообщил Элексигаль. – Левая моя половина пребывает в глубинных мирах и является живым огнем. А моя правая половина путешествует по верхнему миру. Когда ты только задумывал создать свою пазиру, Иника предложила тебе соединить в ритуальной чаше твою кровь и кровь посредника. Вспоминаешь?

– Да, этот обряд я помню отчетливо.

Чаша, в которой моя кровь смешивалась с какой-то огненной субстанцией, которую Иника назвала кровью демона-посредника, представляла собой кристалл кварца, выращенный в форме неглубокого сосуда. Иника окружила чашу семью разноцветными огнями и надрезала мое запястье ритуальным бронзовым ножом. Потом я выпил половину получившегося зелья, а другая половина прямо на моих глазах исчезла из сосуда, оставив чашу сухой.

– После этого, – сказал Элексигаль, – я был вынужден помогать тебе. Но я нисколько не жалею об этом. Мы вместе с тобой совершили множество увлекательных путешествий в глубинные миры. Там ты обрел необходимые для сотворения пазиры силу и знания.

– Но ты сказал, что мы никогда не виделись.

– Так и есть. Но поверь, путешествовали мы вместе. Я тоже никогда не видел тебя раньше.

– Это какой-то абсурд.

– Это кажется абсурдом, – улыбнулся Элексигаль, и его улыбка шокировала меня своей половинчатостью. – Но подумай хорошенько: твое тело никогда не совершало путешествий в глубинные миры. И все-таки ты помнишь эти путешествия. Наши сознания путешествовали вместе. Потом ты создал пазиру, которая теперь угрожает существованию верхнего мира.

– Значит, вместе путешествовали наши сознания? – уточнил я.

– Именно так.

– И что же мы делали в этих путешествиях?

– В одном из них ты узнал, как усовершенствовать рукоять твоего меча Адила. С тех пор внутри него расположен твой секретный резервуар сознаний. О котором Отец Смерти даже не подозревает.

– Я и сам не подозревал об этом до настоящего момента, – сказал я.

– Возьми меч в руку, он напомнит тебе все, что ты позабыл.

Я извлек Адил и полюбовался тем, как играют звездные лучи на клинке. Потом, сосредоточив внимание на рукояти, я почувствовал, что надо под определенным углом нажать на одну из выпуклостей узора, покрывавшего гарду. Я сделал это и испытал физическое ощущение наполнения. Должно быть, то же чувствует бокал вина, который наливают до самых краев.

Будучи не в силах сидеть на месте, я вскочил и начал ходить перед сидящим молча Элексигалем. Я вспомнил удивительные грезы, из которых возвращался, окрыленный новыми идеями. Это не были сны, потому что когда я видел их, я не спал. Окружающие часто вообще не замечали этих моих путешествий: в повседневном мире проходило мгновение, но между ограничивающими его мигами я успевал совершить полное приключений путешествие в бездну и вернуться обратно. Тогда мне казалось, что любые два момента времени отделены друг от друга бесконечностью, которую преодолевает все существующее. Преодолевает, не осознавая этого. Именно в эти бездны я научился погружаться, вынося из них новый опыт.