Текст книги "Строк вуду. Стих отворяющие"

Маленький каприз

 
В который раз ступает призрак-осень,
Холодных рук её ни тронуть, ни согреть,
Не рассмотреть небес остывших просинь
И палую сиреневую светь.
Чуж звук земли, опавший и унылый,
Сокровищ попранных не разбирает след,
И душу вынимает ветер стылый,
Октябрьских волн покинутый корвет.
Таинственная сага лихолетий
Опять чертит смурные письмена,
И веток перекрещенные клети
Скрывают неживые имена.
Какой-то мир почти потусторонний,
Не радостен, не светел, не любим,
Рождает безнадежье какофоний,
Бесчувствием и серостью гоним.
 
 
Как будто боль, скукожившись донельзя,
Пытается избыть избежный хлёст,
И щёк избитых из «даждь нам днесь» резья
Не отпускает испытаньем вёрст.
 
 
Выжмет чаяньем последнюю мизерность
Не надежды, ей ли бить поклон,
Глупую истасканную верность,
Новой осени изморожденный клон.
 
 
И спокойно, глухо и уныло
Свят-душа приимет время-бис
Осени, что некогда бесила,
Что любила (маленький каприз).
 

Птица. Часть я. 18

 
Колючее сердце не рвется, не длится
Покоем забытым, ему не напиться
Ненужным и резаным воспоминаньем,
Ему не расстаться с двуличным признаньем,
Как нити, тянущиеся из преисподней,
Всё вяжут и тянут к неправде исподней,
Вздымая биенье судьбы на рога,
Взрывая бессовестья злые стога,
Тёмных страниц записные скрижали
Души каменья грехов поприжали,
И скромный дьявол улыбкою пасти
Бесчеловечное делит на части.
Недогреховность убитого быта
Им же, как руки Пилата, умыта,
И несвершенность о крестных шагов
Преданность новых и старых богов.
Кажется, время бежит и стремится
Раненой или погубленной птицей,
Только на память златое перо
Вычертит кровью на сердце зеро,
Сколько ни терпит, не вытерпит клятья
Боль на душе крика самораспятья,
И исстрадает покорное тело,
Что сохраниться в себе не сумело,
И возвратит его… если простит (ся)
(С) тем, что растаяло в небе, как птица.
 

Осенняя вечеря

 
Редеет лист златой, уставшей влагой
Насытилась земля, опавший куст
В капели бус, и ягодною брагой
Октябрьский воздух полн, подножный хруст.
 
 
Дыханье неба сильно и сурово,
И лес застыл, пожухлая трава,
Случайный луч лишён тепла и крова,
Жнивья полей пустые острова.
 
 
Все дико и ино, неприхотливо,
Повсюду горечь длящихся расправ,
Прозрачный холод, и деревья криво
Качают кронами своих поникших глав.
 
 
«Унылая пора…» предпреисподня,
И дней ушедших, облетевших лет,
Разумность объяснения Господня
Безвольных сил, повытершихся мет.
 
 
Очередная вечная попытка
Рождением попрать живую смерть,
И памяти умершая открытка
Увядших листьев злая круговерть.
 
 
И в ней ни отрешенья, ни отравы,
Кончина-жизнь с распятьем за углом,
И осени кострищ потухших лавы,
И вечеря за брошенным столом.
 

Новый аргонавт

 
Не ты ли дней своих не умолила
Быть состраданием или хотя бы сном,
Когда несчастье поедом корила,
Не признавая «общежитье» дном.
 
 
Когда разнообразная рутина
Цепляла край изысканных одежд,
Ты так хотела, но не говорила
Про сонм не преданных, но сношенных надежд.
 
 
Ты не клялась, не плакала, не пела
Ни дифирамбов, песенок без слов,
Когда-то я посмел, а ты не смела,
Надеялась на золотой улов.
 
 
И вот молчанье рук… совсем не нужен
Ни звук прошедшего, ни вязкая печаль,
Души осенней голосок недужен,
И не глядится выцветшая даль.
 
 
И почему-то есть сейчас, а не сегодня,
И нет мечты заносчивой капель,
Судьба-злодейка, обстоятельств сводня,
К губам прижала мокрую свирель.
 
 
И нет в той музыке ни радости, ни горя,
Во мне в тебе нет сложных ложных правд,
Лишь где-то в сини дымчатого моря
К Медее мчится новый Аргонавт.
 

Посторонись, она идет

 
Не позволяй себе любить,
Чревато,
Не в преисподню угодить,
Оплата.
 
 
Не обещай и не теряй
Рассудок,
Почаще в прошлое ныряй,
В иудок.
 
 
Или в иуд… им несть числа
И донца,
Там плеск последнего весла,
Без солнца.
 
 
Не прозревай, если опять
Ослепнешь,
Исчувствованный всеми пять,
Окрепнешь.
 
 
Не позволяй себя любить,
Пустое,
В любовном правд не находить
Настое.
Летать не ползать, возомнишь
Живое,
С душой дуэтом и не лиш
Нем вое.
 
 
Оставь, её не одолеть,
Не боги,
Зато не мыть ей и не млеть
Ноги.
 
 
Посторонись, она идет
Чаво
Вели– ко лепно сдуру пнёт,
Браво!
 

Многоцвет

 
Солнце, солнце, ближе, ближе,
Нам не выше и не ниже,
Не злосчастье мишура,
А двуличная нора.
Поднебесье синью в лужу,
Луже тоже кто-то нужен,
Праздник искренних имён,
Вечеров, закатов, дён.
Я тебя не тороплю,
Жизнь короткая такая,
Все равно тебя люблю,
Говорю, не потакая
Ни словам и ни душе,
Чувство вдохновенье носит,
А изжитые клише
Уж не жалят и не осят,
Так вернее, зреет плод
До запретного свиданья,
Миру вечность, а тут год,
Ну еще… не срок даянье,
Повезет, или судьба
Испытает не на шутку,
Ей неведома мольба,
И улыбка на минутку,
Зубы сквозь и непременно,
Вот беспамятна она,
Лишь себе одной верна
И на игры неразменна,
Да и жизнь ведь не доска
В черно-белых половинках,
То покрутит у виска,
То по кается на льдинках,
Путь-дорожка… не вода
Человечий камень точит,
А счастливая беда
И ненайденные очи.
Торопиться не найти,
Что приближенным не лучше,
Целый город на пути
Осиянный… хуже кручи.
И изысканный во свет,
Ослепляющий нещадно,
Как же этот многоцвет
Разбивается площадно.
Или нет… и осторожно,
Я целую невозможно
Этот образ бытия,
Где не выродился я,
Тем, чего уже не примешь
Непротянутой рукой,
Тем, к чему уж не остынешь
Растуманом над рекой.
То, что вера… крепче града,
И куда уже не надо
Ни бесчувственной рабой,
Ни рабом в последний бой.
Солнце, солнце, ближе, ближе…
 

Жванецкий

 
Смешил и мог смешить… ивентно,
Душевненько так и интеллигентно,
Одесса-мама, ты осиротела,
Впервые не смешно, без шуток тело,
Оно и юморило, улыбалось,
И улыбалось, по рядам не кралось,
А тонко и изысканно натурой
Со сцены бил сатир литературой,
И точностью продуманной строки
Эссе были задумчиво легки,
И юморок такой смешной и очень личный,
И по сравненью с… всегда приличный,
Какой-то человечный, добрый, как и он.
Замены нет. Для подлинных закон.
 

Глубь-река

 
Нет, не найти ни вечности, ни веры
На таинствах хоромного пути,
Когда б не духа ложные химеры
Не взыскивали блазнов ас со– рти.
 
 
Или стезя, не в рубищах нагая,
Поволокла -пытаньем на излёт,
Ис пепеляя глупость, полагая,
Что ад земной честней, чем райский мёд.
 
 
Привычкой слыть, а плыть ли по Харону
Остановившейся навеки глубь-рекой,
Всю жизнь клонясь то истине, то трону,
Подстёгнутым смертельною клюкой.
 
 
Сгореть ли чувством нежного паскудства,
Клейменого моралью пошлых лет,
Пытать ли ис– двоичного занудства
И сытость мух и вкус пустых котлет.
 
 
Не по свободе шапка, врозь ли сердце
Делить двоим, страстями не тряся,
Повынимать из душ -сонансы терций,
Дис (не) гармонией судьбинушку беся.
 
 
Того ли эту… выньте же пустышку,
Не катыш жизнь полей перекати,
А вот не ждёшь, когда захлопнут крышку,
А вот надеешься… хоть это прекрати.
 

Незабудка

 
Глоточек веры, незабудка,
Возьми на память, не робей,
Ведь годы это злая шутка,
А ты сомнение убей.
 
 
Не упирайся и не бейся,
Не обойти круги своя,
Не преисполнен, так пролейся,
Держась за скользкие края.
Кому любовь, кому надежды,
Святое торжище в пятак,
Какие не сносить одежды,
Какие haute couture клоак.
 
 
Не дуновенье, не исходы,
Вдыхай шумящие венцы,
Как это кисло, привкус моды,
Капустно как-то, голубцы.
 
 
Приткнешься в грудь ли, в сердце, в душу,
Ты остров? Где твой Робинзон,
Ты можешь ли себя послушать,
Надев зрачок на горизон…
 
 
Т.
 
 
Как мало, мало, мало, мало
Дает судьба для… берлиоз,
Вот головешку учит шпала,
Секунды жизнь, кобылу воз.
 
 
Не суть… твоя ли мнемозина
Склонилась облачно на грудь,
Ты образ или образина,
Глоточек веры не забудь.
 

Агитезы Кобылезы

 
Ни обожания, ни подражания,
Вот оставьте всё в стороне,
Поэтично любое ржание,
Раз Пегас по узду в вине.
 
 
Было б сердце, а слог найдётся,
И чего на былых кивать,
Сам с луной да на дно колодца,
Лучше рифмой, чем в пол блевать.
 
 
Лучше искрой и несуразно,
Лучше отмашь, чем сопли дней,
Чем расстишиться без образно,
Обнимая поэмки пней.
 
 
Что учить горемыку этим,
Славу словить не щи хлебать,
Чёрт-те что иногда поэтим,
Так и просится слово мать.
 
 
Но поэт не обмылок чувства,
Им бы души в лохмотья рвать,
Чтобы вздрюченное искусство
Не могло искушеньем стать.
 
 
Чтобы вновь и всегда любило
Человечного наглеца,
Исковеркала, но простила
Безоружного, но бойца.
 

Ведьма без помела

 
Поглощателям, поглотителям,
Стань своим не воровен час,
Слов и строк неопохитителем
Нету тайн, нет и душ у нас.
А своей ну ничуть не жалко,
Да бери, больно тяжела,
Может быть, и была весталка,
Стала ведьмой без помела.
 
 
Ну не страшной, а очень даже,
Нам, едреным, не привыкать,
Когда пахнет в душе паленым,
Белоснежней еще тетрадь.
 
 
Кровь на паперть, не те молитвы,
Что строкой да в красивость суть,
Не из букв всеблагие битвы,
Остальное всё блажь и муть.
 
 
Прочитал что бразду посеял,
А отдал да и с плеч долой,
Ты сейчас, а я время веял,
Вот поэтому я не злой.
 
 
Мне не надо тропинок точных,
Я не хож по два раза рек,
Рек… и лет сколько уж урочных
Я оставил на память век.
 
 
Не нужны, как и стих бывалый,
Пережитком… чего жалеть,
Цветом странный, какой-то алый,
Приходи на него смотреть.
 

Зряшная любовь

 
Перешагни любовь, есть вещи поважнее,
Ты одиночеством сразишь химеры чувств
И тайной человеческих искусств
Научишься быть подлости нежнее.
 
 
Ты одинок и так, обман продажных душ
Ни сердцу, ни уму не половодье
Цветущих яблонь, над рекою груш,
Устроивших хмельное хороводье.
 
 
Таи любовь, к себе ли впопыхах
Бежишь страданьем, всё неся на плаху,
И занесенный полусмертный страх
Подобен тленью, пепелищу, праху.
 
 
Где нет души живой, там нет и лет,
Сердец необитаемых числитель,
Не той весною соловей не пет,
Не той зарей освещена обитель.
 
 
Себя предать вот та еще печаль,
Похлеще недоподвига Иуды,
Двоих… не выдержат и Суды,
Исследуя бесчеловечных даль.
 
 
Храни и будь… самим собой нещадно,
Во истину, во имя, вопреки,
Любовь, любовь… ты ядна и всеядна
Подачкою с протянутой руки.
 
 
Тебя и лижут и трясут и сторят,
Считая во языцех притчей грёз,
Тобою прожитое зряшно нолят
И сочиняют писанки из слез.
 
 
Но ты не та, которая водица,
Но ты не та, иконкой подыстлев,
Тобою надо с искушеньем биться,
Все латы зла греховные надев.
 
 
И, может быть, тогда ты обернешься,
Проклятой нищенкой не обобрав лица,
С которого не пить, а вдруг напьешься,
Не веря ни в паскуд, ни в подлеца.
 

Бумажность кожи

 
Ты, чувство, не робей, не будь мальчишкой,
Не флибустьером в даль за далью плыть,
Не пыльной уминать со бытья книжкой
И не душой на луны волком выть.
 
 
Проснись, проснись, коростой настроений
Не отыграть мелодий нежных утр,
И скрыт слоями сложных построений
Сияющий волшебный перламутр.
 
 
Открой сухих забот границы,
Эгоистичного не победить льстеца,
Какая дурь, на прожитом всё вице,
И нет открытого лучистого лица.
 
 
Но это значит, значит, значит, значит
В себя глядеть, не видеть слепоту,
Живое на живом переиначить
И намолчать златую немоту.
Дарить… не то ли духа действо,
Не обирать сгорающих купин,
И слов услужливых пустое лицедейство
Залог невымоленных пресловутых вин.
 
 
Гори, звезда, тобой не ангел светел,
Ты панацея млечного пути,
Тобой одной на этом белом свете
Я торю мрак, мне рая не найти.
 
 
Но я не крайность, чувствованьем тоже
Я остихотворю парадность лет,
Царапая строкой бумажность кожи,
В которой меня не было и нет.
 

Райская рулада

 
Зачем тебе взрослеть так рано,
Ниспосланное не узреть,
Слащавая тупая рана
Невыразимой боли клеть.
 
 
Кричать на вырост, злить не юность
Возмездьем блоковских наук,
А месяц в ночь, так полулунность,
А жизнь не пошлость и не трюк.
 
 
Блажен, кто смолоду… что ж страсти
Не обиходят сердца жар,
И пресловутые напасти
Так Евят рая божий дар.
Она торопит наслаждений
Безгрешный кладезь на искус,
Но мир греховных наваждений
Что россыпь одиноких бус.
 
 
Сама желанье да смятенье,
Сама отверженность… да свит
Змеёй обет хитросплетенья
Из оскорблений и обид.
 
 
Как будто этого хотела,
Как будто не из озорства
Ты пела яблочное тело,
Где райская цвела листва.
 
 
Как будто этого не мало,
Соблазн так мил, да тороплив,
И ты привычным вкусом стала,
Изгнанка яблочный налив.
 
 
И больше, и сочней, и краше,
Да всё оскомин недоюн,
Испитой и поточной чаше
Не яд, но ряд неопорочных слюн.
 
 
Кому расплата, кому плата,
А впрочем… оба хороши,
Предназначаемого злата
Любви последние гроши.
 

Прихлопки ресниц

 
Какие планы, жизнь не оболочка,
Раскрыта настежь, дворик проходной,
Какая романтическая ночка,
Когда в судьбе все время выходной.
Как жалок путь и бренный, и унылый,
Украшенный блестящей мишурой,
И зов надежд надеждами постылый,
И чувства, порождённые мурой.
Самообман чертям на сковородку,
Заветное сует не искусить,
Не ты, так за тобой отправят лодку,
Пока ты куш собрался откусить.
Сжимать в кулак секунд хвастливых племя,
Поди попробуй, выползом из дней,
Ах, золотое, золотое стремя
Несущихся по юности коней.
Слепцам дары, оглохшим подаянье,
Что зрячий зрит прихлопками ресниц,
Последний взгляд как мира покаянье,
Не опустившегося до прискорбных лиц.
Плыви, чертог, из человечьей доли,
И горестью, и невестью гоним,
Ты сгусток счастья из безумной боли,
Ты юдоль смертная, не временем храним.
 

Любви лебяжесть

 
Любовь сильнее перещупов тельных,
В ней невозможно-нежный аромат,
Смешных удобств и грешностей постельных,
Которым каждый «дока» несказанно рад.
 
 
Она таит несметных взглядов чувства,
В ней тонешь, и она же Сердца Спас,
В ней божество всеженского искусства,
В ней жизнь и поглощенья лунный час.
 
 
Касаться? Можно, так она «доступна»,
Вот, кажется, бери сосуд любви,
Но роза не шипами неприступна,
В ней столько красной верящей крови.
 
 
Ты обойми любовью не прелестниц,
Цветочных форм играющий соблазн,
И, по словам души-надежды лестниц,
Преодолей… там много всяко-разн.
 
 
И боли сладкой расставаний тяжесть,
И рук дрожащих, что в глазах туман,
И жертвенность во всём, любви лебяжесть,
И что-то от судьбы… почти обман.
 
 
Бывает миг, ну а кому-то вечность,
Лишь только ты, и только лишь она,
Наверное, как те Весы сквозь Млечность,
И жизнь двоих, что выпита до дна.
 

Алая ладья

 
Никто почти не вспомнит о тебе
Ни словом, ни хвалою, ни обидой,
Как о живом, вертевшимся в судьбе,
Накрытым полувременной хламидой.
Твой смех и грех, твоя живая плоть
Так недоступны бронз-воспоминаньям,
И камня молчаливая погодь
К земле бездушной лижется даяньем.
 
 
Хоть мал, хоть ты велик, да в том ли суть,
Сто жизней не изведать напоследок,
Продолжить там не бесконечный путь
Среди могил, единственных соседок.
 
 
И позабыться, выскользнуть жнивьем,
Когда-то целовавшим детства пятки,
И олюбименном, ородненным живьём
Играть со светом в умершие прятки.
 
 
Твой голос, шаг, улыбка, вздох,
Твой мир такой бездонный …и ненужный,
Иссушенный до стихотворных крох,
Пылящихся до чтива в час досужный.
 
 
Доневостребованность боли бытия,
Его живого с временем соитья,
Бегущая алая ладья
Средь мёртвого дурного общежитья.
 
 
И там ей путь, неведомая даль
Посеребренных и сусальных линий,
Резца кормы изогнутая сталь,
И след под поднебесье, синий-синий.
 

Гафт

 
Играл. Творил. И слово
Вонзал живьём. Основа.
Пробить, пробил, пробьется?
Ему оно зачтётся.
О главном и глаголом
Вбивал, как будто колом.
Что жёг – не выгорало,
Ведь сердце сроду ало.
Когда оно про ЭТО,
И мука для поэта.
Когда он ложь взрывает,
Поэт не умирает.
Но человек уходит.
Как жизнь. Et «Amo», «Odi».
 

Анитра

 
Кому надо наше «надо»,
Кому блеклы наши искры,
И любовная бравада
Исключительных по писку.
 
 
Стихотворные мочала
На просушку, на прочитку,
В них душа недокричала
По смешному пережитку.
 
 
Или перевосхитилась
Ощущеньями щущений,
Пригармонилась, привилась
Безотсутствием прощений.
 
 
Ух, словечко, мысли в гору,
Всё бы нам с неё катиться,
Мы по нынешнюю пору
Огреховлены поститься.
 
 
Нам и слово передержка,
Нам и чёрт копытцем в лоб,
Непрожитое задержка
Или стихотворный гроб.
 
 
Раковин как вин -ламутрить
Пер… Анитра, перестань…
Чувства не искусством пудрить, —
Безучастное, восстань.
 
 
Будь рифмованной не дурой,
Будь умнее плёток душ,
Выцветаемостью хмурой
Небесстрастное не рушь.
 

Я не ищу в словах ответа

 
Я не ищу в словах ответа
В них фактум пост, -палимый куст
Нео– мерцанья полусвета
Полузабытых получувств.
 
 
В них горшее не испытанье
Ушедших верок, голосов,
Неприхотливое свиданье
Досужих и пустых часов.
Всё сказано, уже не нужно
Словообразия души,
А исповедаться наружно,
Лишиться каянной тиши.
 
 
Ушло, ушло …как про́шло дико,
И не возвратом и судьбой,
Скрывающей под маской лико
Над опустившейся мольбой.
 
 
Как исторженье человечье
Похоже на животный крик,
И бездуховное увечье
Поэтит вдохновенный миг.
 
 
Наука самоочищенья
Небезгреховна и строга,
Но та ли истина прощенья,
В которой жалоба нага.
 
 
И говорить с самим собою
Не значит ли вотще укор,
И «завтра» «прошлою» рабою
Лишь обессилия позор.
 
 
Вычеловечивать изнанки,
Кому забава, кому боль,
Слова как сбитые поганки,
Умноженные на бесплотный ноль.
 
 
Я не ищу ответов страстных,
В них искус, -ство, самообман,
Как после битв землетрясных
Кошмар скрывается в туман.
 

Взгляд

 
Я видел взгляд, я видел свет очей,
Он ярче всех вселенных мирозданья,
Что затмевает вечности ночей,
Даруя человеческое знанье.
 
 
В нем дух любви, открытый и святой,
Видением единственной мадонны,
Летящий ангел светом золотой,
Чьи помыслы бескрайни и бездонны.
 
 
Во взгляде жертвенность лучащего себя,
Воссозданного божьей ипостасью,
И нет иной любви любя,
Как перестать быть недостойным счастью.
 
 
Миг торжества и миг почти земной,
Невиданный бесчеловечной грустью
И существующий, в миру совсем иной,
Неведомый людскому захолустью.
 

Простынки сердца

 
Любовь не навсегда,
На отмели, взаймы,
Вне времени наотмашь неудаче,
И кто по ней неблагодарно плачет,
Ы.
 
 
Соринка в глаз иль сглаз,
Наверно, дождик… будь,
Да ты ведь все равно без спроса,
В лицо ответ без нужного вопроса,
Нудь.
 
 
Не пережил, не жил,
А недо– …ё… в тума-,
Жик-вжик -етливости су ма
Сходящего во здравии ума,
О, Ма.
 
 
Скопидомок предчувств,
Зачувств почти неряха,
Снежок идёт незыблемостью вед,
Ткала и раньше зимний плед
Пряха.
 
 
Грязь неземного волшебства,
Простынки сердца, больки,
Зачем у памяти есть память до востре-
Бования не лю (бо) на костре.
Ми соль ки.
 
 
Как музыки не станный ключ,
И ноток-лет -кафоний
Ка за лось, это страшный бред,
И звёздный свет ну тех комет,
Ироний.
 
 
Конечно же, судьбы,
Конечно… нить не рвать,
Ты сам то в чудо веришь,
Наверно, счастьишко со-бытьем канителишь…
Ать.
 
 
Два.
 

На память

 
Ты чувствуешь ли боль без сожаленья
На нивах человеческого дна,
Тебе короста нежности видна,
Так потреби изогнутость мгновенья.
 
 
Возьми не суть… такая проволочка
Привычить счастье древностью колец,
На спил ли, прах… всё горестный венец,
Когда из многоточья пнём глумится точка.
 
 
Ты, кажется, прошёл огонь из вод,
Беременных свеченьем поначалу,
Как быстро вырожденье метит род,
К предательскому двигая причалу.
 
 
И то бы вне… там перекрестье мук
Распнуло сребреников тленное причастье,
Твоих ли сломленность висящих битых рук
Мне говорит о непотребном счастье.
 
 
Я верю не в слова, не в повести, не в тон
Щедрот звериных под сердечной маской,
Какой неведомой проникновенной лаской
Я прогоню бесчеловечный сон.
 
 
И где те ушлые постылые задиры,
Им несть числа, но им прощальный взгляд,
Струящийся любвеобильный яд
На память от нетленной мирры.
 

Усните, звёзды…

 
Я так тебя хочу, усните, звезды,
Желания… да им ли передать
Ночей и дней густеющие гроздья,
Которыми обетованья стлать.
 
 
Найти ли дух, мятежный и чреватый,
Не обольщеньями, чего страстям гадать,
Их краткий пыл цветеньем не объять,
Как не допить бокал, соблазнами початый.
 
 
Ты не дурман безудержный, не цель,
С тебя ли рос испить земною жаждой,
Я лишь в словах приберегу отважно
Мою любовь… отважно сев на мель.
 
 
Ты не пройдёшь ни походя, ни мимо,
Не облаком затмить бряцанье лир,
Он ведь под сердцем призрачный кумир,
Столь не похожий на досужья мима.
 
 
Не горестям отдать, не баловству,
Всё игр времён не детские забавы,
А высечь лет сгоревших мотовству
Каленых рун любовные уставы.
 
 
И не жалеть, не плакать, не радеть
О не пришедшем и не праздном чувстве,
Как в шалом и искусственном искусстве
Не обо всем ни вспоминать ни петь.
 

Лукавый зверь

 
Изыскивая душу, не преминешь
Обречь себя на образный экстаз
И редкий обретающийся страз,
Дай бог, иною речью инешь.
 
 
Очистишь шелухи словесной тонн,
Так думается, бременёных двести,
И прожитый отболтанный урон
Побьешь тузом, ну если к пикам крести.
 
 
Замолкнешь новым… слов не говори,
Оценишь явь… она ли рифмой чуду,
Каких не лет ты вспоминаешь груду
В сухом остатке раз, и два, и три.
 
 
Обрящешь… та ли боль потерь,
Которая не опытом зовётся,
Слепой судьбой о сердце что-то трётся,
Там в молоке или слюне лукавый зверь.
 
 
Исподтишка, но, может, «гулких раней»
Надумал свет невидящих очей,
И звон неотлюбившихся речей
Ещё виней, изысканей, туманей?
 
 
Но падают снежинками слова,
И провожаю их остылость крова,
Ненужная пустая полова,
Что на губах беспамятствует снова.
 

Бесцветная поэзия

 
На слух поэзия не цветна,
Ну, если со творец не гений,
В ней слово мудро, беззаветно,
Но в предвкушенье песнопений.
 
 
И то и это не дано
Пред чувствующим дивным бардам,
Пьянит веселое вино,
Да не даётся песня грандам.
 
 
Великое в словах ушло,
Умолкла струнно-поэтичность,
Как эпохальная эпичность
Сошла, и гимны унесло.
 
 
Где музык мир святого лада
Омузыкаленная явь,
Где гармоничная рулада
Обожествляет разнотравь.
 
 
Где многочувственный сказитель
Сбирает сонм прекрасных муз
И раб земной и небожитель
Вкушает звук истомных уз.
 
 
Где сердца бурная река,
Не скованная говореньем,
И музык сфера облека-
ющаяся стихотвореньем.
 
 
Проникновение… как жар,
Воспринимаемый чертогом,
Границ вскрываемый угар
Пред сотворяющимся богом.
 
 
Не ты ли жизнь разлил ключом,
Не берега подранив рамки,
И самопишущим бичом
Самцом прошел в иззелье самки.
 
 
Не ты ли, воспарив, букет
Очаровал избывным словом,
Сошедшим звуками на нет
Под прохудившимся покровом.
 
 
И было слово… этот миг —
Дрожащих рук очарованье,
Весь трепет песни, голос, лик
Почти… почти существованья.
 
 
И неземная благодать,
И божества не взгляд мгновенья,
Которое припоминать
Убогостью стихотворенья.
 
 
На слух поэзия не цветна,
Сродни безмолвию растений,
В ней слово тихо, беззаветно
И в предвкушенье песнопений.