Текст книги "Строк вуду. Стих отворяющие"

Строкой горяще-алой

 
Как ощутить не время бег,
Застыть кипящей лавой?
Коснуться воспаленных век
Строкой горяще-алой?
 
 
Или предать цветам закон
Бессмысленности мига,
Когда секундою на кон
Ложится жизни книга.
 
 
Когда известны по часам
Признания зарницы,
И ежепамятным весам
Безвесны дни и лица.
 
 
Что остается между тем
И этим бытованьем,
И в полусонной темноте
Кто спит повествованьем
 
 
И от и до, и в никуда,
И перепроживанье,
И злобный нерв-из-лет суда
Как бонус выживанья.
 
 
Постой, мгновенье, будь со мной
И ласково, и ленно,
Как за твоей успеть весной,
Коленопреклоненно?
 
 
Но я и так у ног твоих,
У трав, небес, изводов
Бурлящих, верностью благих,
Весенне-буйных родов.
 
 
Что же ты вечно говоришь
Своим святым примером,
Я знаю, ты не лжешь, не мнишь
Бес численным манером,
 
 
Ты не притворщица, Весна,
Но ты уносишь в память
То, что реальностью из сна
Уже не ток, а заводь.
 
 
Ты превращаешь наяву
В печаль свои творенья,
Так чувства никнут и главу
Клонят к стихотворенью.
 
 
Ты расстаешься в тот момент,
Как только расцветаешь,
Скажи, зачем такой секрет,
Который не узнаешь.
 
 
И счастье может ли побыть
С тобой не тайной новью
И раз от разу не любить
Сезонною любовью.
 

Льющееся сердце

 
Годы… бегут водицей,
Дни обнажают дно,
Как ей живой напиться,
Не превратив в вино
Радостей по глоточку,
Лести не вполцены,
Ладостей на пол ночку,
Мести из-за вины.
Тихо журчат минуты
Повестей не из слов,
Светом червоны руты,
Золотом вешних снов.
Белый, весенний белый
Падает многоцвет,
Нежности мел… мелый
Веточек, веточек… вет…
В руку… шуршанье ночи,
К уху шептанье звезд,
Млечные вечные очи
Невымерцающих гнезд.
Боже, побудь мгновеньем
Этим… повсюду жизнь,
Даже моим неуменьем
Сердце в ладонь стиснь,
Чтобы стекло долей
Терянного ручья,
Чтобы твоей волей
Влага была чья.
 

Имя на зови

 
Хочу гармонии зелёного листка,
Качающего скромные пределы,
Движенья дней от чудо-лепестка,
Чьи беззащитные пути довольно смелы,
Травинки под ногой сопротивленья,
И свежего ночного дуновенья.
Хочу быть ими, имя назови
Мне образа, не пропастью летящим,
А если даже бездны, растрави,
Но не оставь ни суетным, ни спящим,
Ни бременённым яростью погод
Бесчеловечных и необратимых,
Когда из чёрных сумеречных вод
Не видишь ни живых, ни опалимых.
Теченью моему судьбы не угадать,
И облачного взморья не развеять,
И чувственности волн не передать,
И над закатами горящими не реять…
Катиться солнечным в глухой исток глубин
Души, неуспокоенной сожженьем,
И ежедневных истин и марин
(Достойных мимолетным услуженьем)
Не изменить, вкусив бокал до дна,
Порочный, терпко-горький и лукавый,
Но лишь отчасти от земного сна
Очнуться, чтобы быть неправым
Ни в ложных домыслах, полупустых словах,
Ни в восхищеньях, верою опасных,
Ни в бренностях, сует трясинный страх,
Ни в ценностях, бездушных и напрасных.
 

Как застывает стих

«И забываю мир…»

А. С. Пушкин

 
Как застывает стих,
Как он, родившись в водах
Утробных… телится строфой
Потустороннего в осмысленных изводах,
Являясь чёрной стынущей графой.
 
 
Как юное взрослеет созиданье,
Гвидоном царским выскочив на свет,
И прежнему пустое назиданье,
И нынешнему горестный ответ.
 
 
Как строк материальная картина
Отобранными красками строга,
И прозаичная болтливая рутина
Не высловит златые берега.
 
 
Как их причал обрёл и смысл, и время…
И возвращеньем пережитых дней,
И понятого тянущее бремя,
И сердца обжигающих огней.
 

Королек лесной

 
Навернулись дни,
Как беда-слеза,
Не гони гони,
Высохнут глаза.
Сердце оживет,
Как земля весной,
Прилетит-споет
Королек лесной.
Отогреет луч,
Зашумит листва,
Будет юн-певуч
Ветер озорства.
Зацветет сирень,
Зажужжит пчела,
Каждый божий день
Всё теперь дела.
Она носик в цвет,
В томный лепесток,
Изумрудный свет
В изобилья ток.
 
 
Почему же мне
Непонятна грусть
Песен, как во сне,
И хмельное «пусть».
И сады цветут
Облаками в синь,
А меня влекут
Горечь и полынь.
Суета сует
Животворных дней
Отжитых мает
Горше, полоней.
И рассветы вновь
Всход невинности,
И дождей любовь
Меньше длинности.
Будто мир иной
Как закат, горит,
И своей «виной»
Мою душу тлит,
А она тщета
Все не кается,
И грехам не та,
И не зарится.
 

Листик

 
Вижу лист… ну а кто его любит,
Луч небесный, дождинка, рассвет?
Разве нужен кому он… бессудит
Он ни ветер, ни шорох, ни свет,
Среди тысяч такой распохожий,
Среди шелеста тих голосок,
Он ни дерзкий, ни громкий, ни вхожий,
Средь стогов лесовых волосок,
Незаметен, совсем неприметен,
Да и нужно ли это ему,
Только зелен, а вот уже летен,
Осенён в золотом терему,
И прощаться-то вряд ли придется,
Сдует вихрь облетевшего дня,
Хорошо, если бедный забьется
Под коряги засохшего пня,
И увидит дрожащей соринкой
В тишине исчезающий сон,
Как слеза утром вешней росинкой
Целовала его среди крон.
 

Сберегающие грех

 
Панночка
 
 
Он не пустил её любовь,
Она же взять его хотела,
И нечистью позор имела,
И провоцировала кровь.
Глядела, думала, он рядом,
Кружила похотью тоски
И заклинаньями и ядом
Дошла до гробовой доски.
Неудержимая в пристрастье,
Она до низменных высот
Упала в жутком сладострастье,
Скривив осатанелый рот.
Взяла лишь тело, душу вынув,
И, вперив мертвые глаза,
Стояла… божное отринув,
И в пол кровавая слеза.
 
 
Кармен
 
 
Кого люблю, того и буду,
Нет негасимого огня,
Приворожу и позабуду,
Нет сердца страсти у меня.
Есть ты и я и я вонзаю
На самом деле острый нож,
И я тоской любви терзаю,
Ты уничтожен, ну и что ж,
Не удержать мою гордыню,
Смеюсь в лицо пустым словам,
Ты душу превратишь в пустыню,
Не по зубам коварность вам,
Торреро! Ну же! Только можешь
Идти и посылать на смерть,
Ты кровью волю не изгложешь,
Глупцов ревнивых круговерть,
Ты не поймешь и не увидишь
Уже счастливою меня,
Как в поле диком не накинешь
Узду на дикого коня,
Смотри, твое долготерпенье
Кармен не значит ничего,
Арена тора пораженье,
Покорность – гибельность его.
 
 
Настасья Ф.
 
 
Неистова… неуловима… из снов
его как имя то… шептанье бешено
красива… оброненное… в пол… манто.
 
 
Крик… первый иди… идиотский
последний… медленная плоть… не
ненавидя… исповедний… жалеть…
любить… смотреть… колоть.
 
 
Не здесь… всё не сейчас… не в правду
разрезанная тишина… ты мой, ты мой,
любимый… аду… не ты, а я предрешена.
Я вижу… этих глаз… молчанье
слов… не завеса разговор обрушенности
дней… и глупость, глупость… рук венчанье
с единственной… при всех… лишь с ней.
 
 
Не отпускающая… болью… как сберегающая
грех… прикаянный, родной, безбожный
…и не касающийся тех.
 
 
Потусторонняя, пустая…
и двое: Грешник и Святой…
Пречистая, любовью тая,
Тот камень под её пятой.
 

Строк вуду

Из темноты, из чрева

 
Любовь неописуемо прекрасна,
Но это не дарение лица,
И привлекательность её порой напрасна
Разочарованностью злобного свинца
 
 
Сердец, вдруг охладевших, но любивших,
Душ, воспаривших и упавших ниц,
И не поймешь, судьба играет в бывших
Или в любви есть партии не блиц.
 
 
Всё есть… но только встретить чудо,
Наверное, как вылезти на свет,
Из темноты, из чрева, из-под спуда
Своих счастливых и не очень лет.
 
 
Она играет, и она смеётся,
И, к сожаленью, всё ей удается.
 

Как не леле не ле

 
Себя любимого… как не леле– не леять,
Хорошенький, хорошенькая… м-да,
Всё нам бы в стаде по-иному блеять,
А где же наш черё-дак череда.
 
 
Что бренный путь… исписаны страницы
Словесно-пережитой шелухой,
А если нет… так прошлому явиться
Предписано им памятью лихой.
 
 
Ступеньки лестницы… храмина восхожденья
Всеежедне– … варёностей ума,
Всебесконе– … ан нет, полуслепого бденья,
И столь нену– … на испове– сума.
 
 
Кротовье счастье… нежности двойняшек,
Необъясни-, граничащей с -етой
Су– ет свет несу– вер ных деревяшек,
Танцующих мальвинистой мечтой.
 
 
Ведомость, домость… скрежет всезатишья
И лет привы– и дня всеожида-
Ний только бы не стишья
Или его бесследного следа.
 

Облачной заимкой

 
Складываю части,
Разбираю доли,
Убираю снасти,
Забываю роли.
Не приобретаю,
Знаю, ЧТО не нужно,
Может, не летаю,
Но иду досужно,
Не не понимаю,
Но ищу по-детски,
Слово принимаю,
Если не эстетски,
Говорю не реже,
Не пустот водица,
И бывает неже,
Да не мне уж литься,
Фразой разносолом,
Строчкой разукрашкой,
И в строфе пусть молом,
Да с волной умняшкой,
Да с волною синей,
Да с небесной дымкой,
Гребешковый иней
Облачной заимкой,
Хоть ступаю прежним,
Пусть не воздаётся,
Но зато валежним
Косточка не трётся,
Всё неймутся смыслы,
Всё вопросят лета,
Бытностью повисли
Ноченности света.
И любимо звездье,
И повадно лунье,
Времени возмездье
Моего изумья.
 

Весомость духа

 
Весомость духа… перегруз
иль терянности мрак-
оподобных цепных уз
слов -илищестых врак.
Демон и зация циви-
ли только я… и кто
– ни попадя падя диви
и умножай на сто.
Завыводился… затерзал
иль подалмазил нерв,
от… ясли до… имперский зал,
от саломей до стерв.
Руками в гущу… и преврат-
но буде изощрён
у неозолочёных врат
земельным испещрён.
Испещрена… еда твоя
духовного лица,
гния свежо иже гноя
истерние венца.
Невидимости… кровных блюд
людского ведовства
во искупительного… суд
уродства и родства.
 

Птица. Частья я. 4

 
Без тебя как в свободной клетке,
Как в реке… и не хочется плыть,
Дни колышутся ветром на ветке,
Им предписано временем быть.
 
 
Без тебя я тот призрак мрака,
Что выходит душой на свет,
Из какого земного злака
Вырастает слепое «нет».
 
 
Нет ни видимых, ни летящих
Крыльев, сложенных на потом,
Много «счастливостей» обрящих,
Мало вычитавших свой том.
 
 
Без тебя я испит и чашен,
И минуты вливают час,
Только нет поднебесных башен,
Где судьба поджидает нас.
 
 
Без тебя я туманов птица
Тенью тающих облаков,
Она будто на месте мчится
Из летящих моих веков.
 

Грошеву грош

 
Ленивый рассвет неохотно родится,
Рядится… покорностью дней,
Ни не обновляется не бременится
Жизненной дерзостью пней,
Ложью вползает в минутные щели,
Знает… мирок невелик,
Света притухшего тесные мели,
Счастий затерянный блик,
Не оберётся ни промельком встречным,
Всюду бежит полутьма,
И не пытается часом увечным
Быть без смурного клейма,
Будто безликие тёмные воды
Топят бесцветия миг,
Будто забытые прошлые годы
Гонят неслышимый крик…
 
 
Что же гложе… а что унавоже
Главою… пустое горит,
Что пеняется зеркалом роже…
Кривизна, желтизна… ну и вид,
Раз говора… как шапка у вора,
Опыт стырил, да всё не твоё,
Кон– пре– сервы немого укора,
Дефицит amor алья райо-
Не твоём на бежало водицей
И живая, и мёртвая ржа,
Недопо– или всё же сторицей,
Жиром, жаром сентенций меха,
Да и их ли… ихли (вот словечко),
Рябь глубин, что нигде никому,
Только солнца смешное колечко
Всё лучится в земном терему,
Плуг… по сердцу… по чувствам… по коже,
Слава бо-… хоть не рай полусна,
Грех со скукой не то чтобы може,
Да все буде червячна блесна,
Не беда… бестелесье чревато
Той же грустью днобоких о– тин,
А тяжёлая умная «вата»
Лишь лекарство больных палестин,
Неокучное сорное времье
Полуспеть, полусжать, полустать,
То ли -рочное по жизни семье,
То ли мачехи парки им мать
Все и сдо-, и удо-, и подобны,
Кто первей… ухватил и хорош,
Маскулинисты, илисты, лобны,
Богу – богово, грошеву – грош.
 

Ролиролька

 
Всё пишут о себе не для себя,
Какая редкость боль не на продажу,
Бывает, тоже что-то там размажу,
Уж не пойму, любя иль не любя.
 
 
Вот человек… и нежности кусок,
А иногда скотинистая долька,
На сцене роль, а в жизни только ролька
И дятлом полусдавленный висок.
 
 
Сценарный план… всё набело и раз,
Кручинисто, лучинисто, как выйдет,
То ангел спит, то дьявол не изыдет,
И жизнь то плач дурной, то беспробудный пляс.
 
 
Все свечки для себя… и слов иных свеченье
Всё больше обгоревшею трухой,
Не то чтобы ненужной и плохой,
Да всё бы королю не отреченье.
 
 
Петрарка вздрогнул, и Шекспир угас…
Схлестнемся, ну-ка… даже интересно,
Насколько чувств вселенских повсеместно
Еще коптит сердечный керогаз.
 
 
Хранить хранимое… корпеть несчастным скрягой,
Томясь над непотраченной душой,
Святить «украденное» горестной лапшой
И слыть блистательным рифмованной корягой.
 
 
Унёс злодей, злодейка дней живых,
Рожденное в рассветах бытованье,
Закатов (не вранье) очарованье
И глаз (тогда) еще ни лживых ни косых.
 
 
Закат остался… мелочь… и рассвет,
И солнца донышка такой не тёплый лучик,
И буратин, что ищут к дверце ключик
Для тех мальвин, чей уж простыл и след.
 

Вере терно

 
…и вижу неотбытых со стояний
Привычье подзастывшего ума,
И нежу пережитых рас стояний
Покинутые темные дома.
Я отмечаю проблесками меток
Обдуманного опыта горшки
И памятью подотхлеставших веток
Завязываю горестей мешки,
В сторонку, нечего, матрасить как придется
Черезполосицу неверно и терно,
Мне изредка не ровно удаётся
Вкусить от истины не винное вино,
Глоточек, даже меньше, но изъяны
Давно освоили надтреснувший бокал.
Я трезв давно, они всё так же пьяны,
Пока я грусть в отжившее макал.
Не по пути нам, но плетутся рядом,
И ложь, и безнадежье, и соблазн,
Всё норовят не королевским ядом
Разбавить заплутавший всяко-разн,
До пер– вто– третьих петухов влачимся
Привалисто, нам вместе тяжело,
Порой в похожее со бытьем облачимся,
Всё думаем, что было зажило.
Снимаю ношенное, пусто без привычки,
И чаша вполовиненно полна,
Венчают строчки мудрые кавычки,
Да мысль то ли вольна, то ли хмельна,
И ищет и бессонится и бьется
О тот же непророческий бокал,
По капле ливень дней громадой льется,
Всё бес покоить душу не устал…
 

Птица. Часть я. 5

 
Бывают на свете любви и печали,
И холод тревожный, и жар источали,
И долог, и краток их путь,
И только вначале, и только вначале
Ты вместе их взять не забудь.
 
 
Готовься к разлукам, потерям, несчастьям,
Как к осени горестным вещим ненастьям,
И утром беспечным, и днём,
И только бесстрастьем, и только бесстрастьем
Ты, может, и выживешь в нём.
 
 
Пожарищ раздолье сердечных просторов,
Огнём невозможно палящих укоров
Ревниво обуглит слова,
И только твой норов, и только твой норов
Сгоревшим крестам полова.
 
 
Клониться разумному путному долу,
Молиться без чувств неживому престолу
И мудрствовать не слегка,
И только помолу, и только помолу
Обязана пылью мука.
 
 
Истечь не изливом, умом раствориться,
Понять, образумить, простить, изощриться,
Все прах, всё сует суета,
И только лишь птица, и только лишь птица
Крылами сметает лета.
Все в прошлом и сразу, отчаянных фразу
Услышать не ангельских песен заразу
Придется ни поздно, ни рано,
И только от разу, и только от разу
Ты раз приручишь боль и рану.
 
 
И это нормально почти аномально,
Брутально, витально, банально, морально,
Так граням даётся кристалл,
И только печально, и только печально,
Что сам он становится мал.
 
 
И будет сверкать неживой сердцевиной,
Окалиной в бронь окаймленный патиной
Искусственных нажитей в цвет,
И только рутиной, и только рутиной
Былой его вспомнится свет.
 

Окошкин дом

 
Уйти в себя и выглянуть наружу,
Ну, изредка там тело подкормить,
Я должное пределом обнаружу,
Раз за нательным далеко ходить,
Я разложу привычек хороводы
На сложное деление имен,
Которые мои поили воды
Потоками надуманных времен,
Оставлю муть несочиненных песен
На грусти незаполненных пустот
Души порожней, чей возок чудесней
Иных, мелькнувших грёзами красот,
Я высушу молчанием прилежным
Заболтанные звуками часы,
И поиском тишин небезнадежным
Я выверю судневные весы,
Я встану у Высокого Порога
Моих отринутых, покинутых надежд,
Я всуе не посмею тронуть Бога,
Вверяя грех моих запятнанных одежд,
Но я услышу голос ниоткуда,
Но я пойму, поскольку мне понять
Не истины, я не Христос и Будда,
Но то, что суждено принять,
Что открывается не то чтобы наружу,
Что выливается не проповедью слов,
Что сердцем одиноким обнаружу
Среди орущестонущих хоров.
 

Последнее «прости»

 
Вы! Ожидающие страсти и томленья
Уже испытанных сонизменных высот,
Бегущих от мучительного тленья
Отчаяний бесчеловечных сот,
С упорством ослепленного не чувством,
Болезнью меченого сердца и ума,
Бредёте изнывающим искусством
В пустые одинокие дома,
Вкусив всепроникающего яда,
Отведав не запретные плоды,
Не позабыть змеиного не взгляда,
Изгложенных не временем сады
Покорных дум, мечтою бесполезных,
Шагов полудурных и никому,
Дней полунищих и полупомпезных,
Слов, источаемых немую бахрому,
Жаровня или печь не адских пений,
Сжигающих последнее «прости»,
Ума предательского боль стихотворений
И сердца пепел в брошенной горсти.
 

Найди слова…

 
Как грустно… знаю я… бессилие беда,
А у души густой нет рук, одни слова,
А тело крепко не всегда,
А мерзость не нова
И внебезвременных болей
Наотмашь, до судеб,
И доли попранных долей
Обрушившихся неб…
Ну что, душа, чем хороша,
Чем тешишь вне молитв,
Чем заполняешь не спеша
Словесье дневных битв,
Чем ты полезна, разуверь
Полонные сердца
И убеди вину-неверь
От первого лица,
Чем ты отслужишь, чем проймешь
Проклятия невежд
И чем пелен твоих падёж
Надёжнее одежд,
Что обнажаешь пустоту
Отчаяний и слёз,
Даруя псевдочистоту
Подслеповатых грёз,
Ты тельность голого песка,
Ненужного волнам,
И измождённого виска,
Поддавшегося снам,
Плюсуешь радостей приход
Без чести, без ума,
И твой же горестный поход,
Когда пуста сума,
Всебезнадежья исполин
На глиняных ногах.
В чем смысл очевидных вин,
Закисших в не руках?
И проклинать не воскрешать,
Да и молить не слыть,
Ты можешь… будешь ли решать
To be or not to… Быть.
Быть изувеченным. Но жить.
Быть искалеченным. Но рыть.
Быть одиноким. Но не выть.
Быть недалеким. Но забыть.
Быть пепеленным. Но не стыть.
Быть опаленным. Обделенным.
Обиженным. И обвиненным.
Оплеванным. И обожженным.
Оболганным. И отстраненным.
Оборванным. И озлобленным.
Обложенным. И оголенным.
Ты. Будь священной и живой,
Ты будь горящею свечой,
Надеждой, Верой, не иным
Качай бессильно головой.
Проникни в твердь, сомненья, суть,
Найди, найди в паденье путь,
Найди слова и замолчи,
Как лунь в истрепанной ночи,
И только раз произнеси:
«Господь, помилуй и спаси!»
 

Строк вуду

 
Стихи умирают тоже,
Им памятник-сон не нужен,
Когда, пробежав по коже,
В них вакуум душ погружен.
 
 
Когда позабыты напрочь
Листвой облетевших строчек,
Забьются куда-то на ночь
И молча страдают очень.
 
 
Ни встречи не ждут, ни доли,
Их краткий сезон окончен,
И мёртвые тихие боли
Им памятью дней сочен.
 
 
Они как раз не забудут
Точащих кровей сгустки,
Повязками строк вудут
Кричащее тайно лузгать.
 
 
Страдать в тишине вечной
Зарубкой страниц пошлой
И жалобой той увечной
Всегда быть рабой прошлой.
 
 
Оставленной на обозренье
Чужого редкого гостя,
Которому чувств гниенье
Как старые чьи-то кости.
 

Донна

 
Касаться жизни… ни к чему, отчасти,
Безвкусная гурмания времён,
Мудрёность постижимого схоластья
Исчезнувших и приданных племён.
 
 
Соблазнов истребляющая пажить
Семеит истово и истово горчит,
Когда оскоминой в полусвободном раже
Всё так же тлен притворностию лит.
 
 
Душа, душа… бескрылое безвесье,
Каким богам ты жалуешь сердца,
Каким моралям, юное повесье,
Ты отповедуешь у ложного крыльца.
 
 
Каким ты отдаешься без оглядки,
Срываешься бестельно в темноту,
Чтобы потом играть с судьбою в прятки
Вот на том самом маленьком плоту.
 
 
Носить тебя безумно, бестолково
До горя, до несчастья, до поры
Иль усыпить счастливостию новой,
Деревенея кольцами коры
 
 
Стволов побега, риском не напрасных,
Да и не спросит ведь, судьбу не обмануть,
Ей бдений не предложишь ежечасных,
А прошлое по-речьем не вернуть.
 
 
И тянет воз дряхлеющего сонма
Смурных желаний, горького ума
Всё молодящаяся призрачная Донна,
Всё так же ветрена, бесстыдна и юна.
 

Ворона

 
Рассвет оживляет мои несомненья,
Недвижное утро… распадок дворов,
Ворона копает земные коренья,
И день в предвкушенье дежурных пиров,
Похож, как и прежде, на зеркало мира,
Подобен, заботен, чреватен, пресвит,
В нем минус и плюс, те же майна и вира,
И будет он писан, понятен и чит,
Мерным и медленным непрозябаньем
Тихо ложится на ложе имён,
Или… нежданным и тайным терзаньем
Будет разбужен и не оскоплён,
Станет ли царством не этого клира,
Мудрых познаний, иных голосов,
Или открытья иного эфира
Не для дежурных и сытых часов,
Где откровенья пречистого шага,
Мытарь, пойдём, ты увидишь себя,
Не для тебя рукотворная сага,
Сердце возлюбишь, возлюбишь любя,
Где посвященья великим чертогам,
Вышедшим болью за суетный край,
И устоявшимся будним треногам
Пресным покажется суточный рай,
Где и живая, и мёртвая влага
Горьких потерь, но не временных вед,
Редкая повесть целебного блага
Где-то среди пробуждений и лет…
Молча гляжу на иссинее небо,
Ночь на ночь хряпнула на посошок,
День появился, в котором я не был,
Ну и ворона, что ест корешок.
 

Моё облачко

 
Сегодня с Музой я весь день на «ты»,
«Что, моё облачко, редко к нам заходишь,
Не опускаешь крылья с высоты
И где-то на сторонке хороводишь,
Я не в обиде, но с тобой легко,
Молчишь, а мне до разговора,
Из твоего неписанного сора
И создаю, и грежу далеко,
Кладу на полку мысли и слова,
Заумностью своей тяжеловесных,
И слышу… как не спит трава,
Среди ночей излунных и чудесных,
Как пролетает, тихо серебрист,
По кронам елей млечности созвездье,
И замеревший почерневший лист
Вкушает мрак небесного возмездья,
Погружена земля в таинственную сень
И новых звуков, донного дыханья,
Как будто бы понятный ясный день
Вдруг потерял со чувства и со знанье,
Тебя охватывает вечное ничто,
Ложащееся на миров просторы,
И миллиарды миллиардов сто
Вселенных покидают норы,
Как мало видим, сколько говорим,
Вот золото – молчанье, не поспоришь,
Не в небо и не в корень зрим,
А только лишь душе: «Мышей не ловишь!»,
Заодиночили и мысли, и слова,
А звёзды зажигают, это нужно
Кому-нибудь… страшилка не нова,
Да всё даётся венно и натужно,
Да всё косяк напере-, всё угло-
На -ватости, на вычке при-, на боли,
Какой еще подсыпать в сердце соли,
Чтобы опять не помо– а могло,
Какие крёстки пере– или крестья
Уже не ждут в конце начал да рок,
То ли не бес, то ль все же не бес честья
Отводит тающий и бес полезный срок,
Нет… не уйти от псевдокатаклизмов
Отяжелённого нестройного ума,
От поддоставших бесполезных измов,
Ненужная тяжелая сума,
С ума… вот так и знал… киваешь
Своей чудесной милой головой,
Меня улыбкою своей смущаешь,
Как тот смущал стрелой и тетивой,
Вдыхаешь песни мне совсем иные
И будто говоришь… чуть помолчи,
Вы все немного тут полубольные
При свете поэтической свечи,
Ты посмотри! Мерцает ночь любовью,
И кутает густая тишина,
Склонись мечтой к златому изголовью,
И упадет крикливая стена
И знойных мыслей, вредных и напрасных,
Забот пустых, положенных сует,
Минуток, беспокойных, ежечасных,
Которым нужен лишь сердечный нежный свет».