Текст книги "Мятежные джунгли"

Той же самой ночью,

Пуэрто-Кабесас

До Пуэрто-Кабесаса Крис Баум и Арон Бергман вместе с перепуганными киношниками добрались лишь на следующую ночь. Когда корабль ткнулся носом о причал, Крис Баум облегченно выдохнул. За то время, пока они плыли, он дошел просто-таки до крайней степени озлобления. Мало ему было свалившихся на голову неприятностей, так еще толстенький режиссер съемочной группы почти не отходил от Криса Баума и все время донимал его своими сварливыми претензиями.

– Это все по вашей вине! – верещал он. – Мало того что мы все едва не погибли в этой дыре, так еще у нас сорвался контракт! Мы в убытке, мы разорены! Кто нам возместит убытки? А ведь мы к тому же имеем право потребовать от вас возмещения и за моральный ущерб! Что мы и сделаем, как только вернемся в Штаты! Уж будьте уверены!

Отчасти этот визгливый толстяк успокоился лишь тогда, когда Крис Баум пообещал вышвырнуть его за борт на корм акулам. Но сейчас, когда корабль причалил, толстяк осмелел и вновь приступил к Бауму.

– Вы обязаны немедленно отправить нас в Штаты! – заверещал он. – Где гарантии, что и здесь в нас не станут стрелять, как в той дыре?

На это Крис Баум не сказал ничего – он уже утомился отбиваться от назойливого толстяка.

– Арон, – сказал он, – ты останешься с ними. А я пойду пообщаюсь с начальством. Выслушаю его глубокомысленные наставления. Заодно попытаюсь вытащить нас обоих из того дерьма, в котором мы сейчас барахтаемся. – Он помолчал и добавил: – А если этот толстяк будет донимать тебя так же, как и меня, брось его в море с причала. Под мою ответственность. Хуже от того нам точно не будет.

… – Скверное дело, – сказали в представительстве американской разведки, выслушав Криса Баума. – Вам это грозит отставкой как минимум. Готовьтесь стать охранником какого-нибудь супермаркета – и это в лучшем для вас случае. Мы вас спасать не будем, даже не надейтесь. Потому что и нас вы подставили под удар. Мы ведь тоже каким-то боком причастны к произошедшему. Нам было поручено контролировать вашу деятельность. Держать, так сказать, руку на пульсе. Тут бы самим спастись…

– Не все так трагично, как вы себе представляете, – заметил Крис Баум.

– Вот как? И что вы имеете в виду?

– А вот что…

И Крис Баум рассказал об идее относительно разгрома сандинистской разведывательно-диверсионной группы – той самой, которая наделала столько шума в Принсапольке.

– Если мы разделаемся с этой группой, – сказал он, – это будет намного лучше, чем съемка этого дурацкого фильма. Великое дело – снять на пленку, как будут расстреливать десятерых никарагуанцев! А вот уничтожить диверсионно-разведывательную группу, скорее всего, единственную у сандинистов, – это чего-то да стоит! Тем более если преподнести это как следует.

– А ведь действительно, – поразмыслив, сказали представители американской разведки. – Тут надо подумать…

– В том-то и дело, что думать некогда! – возразил Крис Баум. – Надо действовать! Сейчас эта спецгруппа наверняка пробирается к острову. И доберется, я в этом не сомневаюсь. В ней профессионалы своего дела. Но… Если мы как следует встретим их на острове, то с нас, соответственно, спишутся все наши грехи. Вместо неудачников мы сразу же превратимся в героев. Ведь если мы уничтожим эту группу, то тем самым посеем панику в рядах сандинистов. Притом какую панику! Сандинисты будут рассуждать так: уж если уничтожен лучший наш отряд, то нам-то что остается делать? Нас уничтожат тем более. А потому лучше нам разбежаться, пока не поздно, или сдаться. А тут вдогонку мы. Акцентируем, так сказать, эти тенденции. И в итоге пользы будет куда больше, чем от расстрела каких-то никарагуанских оборванцев. Повторюсь: сейчас эта группа наверняка пробирается в Пантано Негро. Ждать некогда! Надо немедленно подготовиться к встрече!

– Да, пожалуй, – согласилось начальство. – Идея неплохая. Но нам ничего не известно об этих парнях. Сколько их всего, чем они вооружены… В конце концов, кто они?

– Все это неважно, – отмахнулся Крис Баум. – Сколько бы их ни было и кем бы они ни были, сейчас это не имеет значения. Они пробираются к острову. Они просто обязаны это делать! Что такое Пантано Негро? Это ловушка. А ловушка – она ловушка для всех. В ловушке все ведут себя одинаково. Профессионал ты или вчерашний наемный работник на ферме – без разницы. А потому нам лишь нужно умело захлопнуть эту ловушку!

– Нам! – ответило на это начальство.

– Что? – не понял Крис Баум.

– Мы сами позаботимся о том, чтобы встретить никарагуанскую диверсионную группу как полагается. Вам это понятно? Сами – без вашего участия. У нас это получится гораздо лучше.

– Да, но…

– Вы не смогли сделать элементарного – обеспечить безопасность съемочной группы! А тут дело намного серьезнее.

– И что же делать нам – мне и моему напарнику?

– Помогите съемочной группе вернуться в Штаты. Надеемся, что хотя бы на это вашего умения хватит. Все, вы свободны!

Возвращался Крис Баум с поникшей головой. То, как его встретили и проводили в представительстве разведки, означало одно – отставку. В лучшем случае какую-нибудь унылую третьестепенную должность без всяких перспектив. Мерзавцы те, кто сидит в представительстве! Воспользовались его идеей, чтобы самим вылезти из дерьма! А Крис Баум что ж? Пускай он тонет. Ну разве не мерзавцы? А, впрочем, разве сам Крис Баум, будь он на их месте, поступил бы иначе? Нет, он поступил бы так же… Ну так кого, спрашивается, винить? Представителей разведки? Себя самого? Или, может, те правила, по которым играют и они, и он сам?..

Той же ночью,

Москитовый Берег

Принсаполька располагалась на восточном побережье Никарагуа, и все это побережье имело свое название – Москитовый Берег. Леса, болота, глушь, бездорожье… Та дорога, которая вела из Принсапольки на Понтано Негро, – это, собственно, была и не дорога, а узкая тропа, ведущая сквозь болота и заросли. Причем это были не просто болота и заросли, это была погибель для любого, кто вздумал бы опрометчиво пройти по этой тропе. Для этого нужны были умение и сноровка, более того – вера. Вера в свою удачу. Конечно, в Принсапольке проживало немало знающих людей – проводников по той тропе, да вот только никто не стремился по ней ходить. И не потому что ходить было опасно – знающий человек вполне может преодолеть и миновать все опасности. А просто и сам Пантано Негро, и дорога к нему испокон веку считались местом таинственным, непредсказуемым, опасным, заколдованным. А против колдовских чар разве можно что-то предпринять простому человеку? Колдовские чары – дело такое. Погибельное, короче говоря, дело. А если так, то для чего лишний раз соваться в те места и испытывать судьбу?

Весь этот расклад спецназовцам был известен, и они относились к нему с исключительной серьезностью. И не потому что верили в какие-то колдовские чары. Дело было в другом – в здравой логике. А она говорила: если здешний народ из поколения в поколение опасается ходить на Пантано Негро и даже ступать на тропу, ведущую на этот остров, то, значит, неспроста. Наверняка и на самом острове, и на пути к нему имеются какие-то таинственные погибельные места. Может, заполненные болотной жижей, а потому невидимые ямы, может, еще что-нибудь … То есть какие-то природные смертельные ловушки. А все остальное, вроде колдовства, нетрудно и домыслить…

У Богданова и его бойцов был немалый опыт хождения по болотам – и северным, и тропическим, и каким только угодно. Но в том-то и дело, что болото болоту рознь. Не бывает двух одинаковых болот, каждое болото уникально, каждое имеет свой индивидуальный, неповторимый характер. А потому к каждому болоту необходимо искать особенный подход и ступать на него так, будто ты до этого и вовсе не ходил ни по каким болотам.

Но и это еще не все. Еще в этом болоте, по которому ты никогда не ступал, необходимо отыскать дорогу. Точнее сказать, единственную тропу, которая должна привести к тому самому месту, куда ты так стремишься попасть. Которая должна привести на Пантано Негро. На Черный Остров.

Сложность здесь была еще и в том, что отыскать ту самую тропу необходимо было ночью. Здесь следует уточнить – тропической ночью, которая, как известно, является самой темной, самой глухой и самой непроницаемой ночью из всех мыслимых ночей. Ждать до утра? Это было бы не самым лучшим решением. Во-первых, пока наступит утро, пройдет много времени, а его-то у спецназовцев было в обрез. Нужно было торопиться, пока сомосовцы и американцы не пришли в себя после событий на пристани Принсапольки.

Во-вторых, не следовало искушать судьбу: заросли на берегу бухты – это, конечно, надежное укрытие, но это вовсе не значит, что тебя в этом укрытии никто не заметит или не учует. И что тогда? Тогда действия Богданова и его бойцов перестанут быть загадочными и таинственными. Тогда станет ясно, что они никакие не никарагуанцы и не кубинцы, а советские спецназовцы. Оно бы, в принципе, и ничего, здесь не было ничего смертельного, но все равно – лучше советским спецназовцам как можно дольше оставаться невидимыми и неразгаданными.

Ну, и в-третьих, отправляться к Черному Острову ночью было куда как сподручнее и правильнее, чем днем. Кто тебя увидит ночью – тем более в таких глухих местах? Кто сможет догадаться, куда ты собрался идти?

Единственное, что было спецназовцам известно, – Пантано Негро располагается к северо-востоку от того места, где они сейчас находятся. Расстояние до него от Принсапольки – десять километров. Ну, может, чуть больше или чуть меньше – вряд ли кто-то измерял в точности расстояние до погибельного острова. Тропа, по которой можно туда добраться, пролегает через болота. Это тоже было фактом.

Местные жители говорят, что эта тропа проклятая. То есть на остров по ней попасть можно, а вот вернуться обратно – нет. Конечно, это предрассудки. Ведь если на том острове есть что-то, похожее на тюрьму, значит, там есть и охрана. А охрана не может безвылазно сидеть на острове, кому-то обязательно нужно периодически бывать на материке, на который можно вернуться лишь одним способом – по той самой тропе через болота. Да и, опять же, съемочная группа намеревалась благополучно попасть на остров и так же благополучно вернуться обратно – опять же, по той единственной тропе. Значит, пропускает тропка людей и на остров, и в обратном направлении. В общем, предрассудки, как и было сказано. Хотя предрассудки обычно возникают не на пустом месте, в них всегда что-нибудь кроется. И если здешний народ говорит, что та тропа проклятая, то в каком-то смысле так оно и есть. Должно быть, она таит в себе какие-то природные опасности. Или рукотворные опасности, может быть и такое. Какие-нибудь ловушки, в которые запросто можно угодить, допустив оплошность. Что ж, учтем.

Кстати, о рукотворных ловушках. Не исключено, что так оно и есть, что на всем пути кем-то и для чего-то устроены всякие хитрые засады, волчьи ямы, понаставлены капканы и прочие напасти. Кем? Теми, кто охраняет тюрьму на острове. Для чего? Чтобы дорога на остров, и без того опасная, стала еще опаснее. Чтобы она, по сути, стала непроходимой. Разумеется, для тех, кто ничего не ведает о засадах, капканах и тому подобном. Ну, а те, кто обо всем этом ведает, запросто могут попасть по этой тропе на остров и по ней же вернуться обратно. Вот такой, стало быть, получается расклад.

Все эти догадки и предположения подтвердил и один из бойцов – Алдар Балданов.

– У нас в Бурятии, – сказал он, – также есть такие болота и такие же острова на них. И у нас также, бывает, говорят, что эти острова прокляты. А все почему? Потому что в древности на таких островах творились всяческие нехорошие дела. Говорят, там колдовали, приносили людей в жертву, устраивались шабаши и оргии. Сейчас, конечно, ничего такого нет, но дурная слава о них осталась. Молва… А молва – это дело такое. Ее просто так в одночасье и запретами не истребишь. Вот и шушукаются люди… И если подобное есть у нас в Бурятии, то, наверно, здесь тоже имеется. У нас болото, и тут тоже болото…

– Что ж, заодно нам придется развеять всякие местные суеверия, – усмехнулся Степан Терко. – Доберемся до острова, вернемся оттуда с победой, народ и задумается…

– Ну да, – иронично заметил Федор Соловей. – Будем считать наш поход на остров этакой просветительской миссией. Словом, ударим походом на Пантано Негро по вековым предрассудкам. Самая что ни есть спецназовская задача!

В темноте послышался негромкий дружный смех. Смеялись все, даже Кучильо, которому Казаченок перевел слова, сказанные Соловьем.

* * *

Выступили через полчаса. Небольшая проблема возникла с Кучильо – брать или не брать его с собой. Дороги на остров он не знал, на этой дороге спецназовцев наверняка подстерегали всевозможные опасности, стало быть, Кучильо лучше было остаться в Принсапольке и ждать возвращения спецназовского отряда. Богданов, во всяком случае, придерживался именно такого мнения. Но Кучильо и слушать ничего не хотел, он желал идти с отрядом.

– Я солдат! – горячо уверял он. – Я умею стрелять! И с ножом управляться тоже умею! И потом я здешний. Я знаю то, чего вы не знаете! Если, скажем, нужно будет поговорить с людьми, то у меня это получится лучше, чем у вас. Вам они ничего не скажут. Подумают, что вы – американцы… А мне скажут.

– А ведь и вправду, – в раздумье произнес Дубко. – Нам могут и не сказать, а ему скажут. Это великое дело. А то ведь, если никто ничего не скажет, мы будем как глухие. И как слепые. Вроде все слышим и видим, а что с того толку? Так что надо брать парня. Он парнишка боевой и смышленый. Такой под ногами путаться не будет.

Остальные бойцы придерживались такого же мнения. Богданов подумал и дал согласие. Кроме того, он велел, чтобы Балданов и Будаев оставались в той же самой гражданской одежде, в которой они были на пристани в Принсапольке.

– Может, таким способом мы введем в заблуждение того, кто нам встретится по пути, – сказал он.

– Это кого же? – спросил Будаев.

– Ну, я не знаю, – сказал Богданов, – кого встретим, того и введем. Например, кавалеристов из «эскадрона смерти». Или, может, нечистую силу.

Опять послышались смешки. И это было хорошо. Хорошо, когда к трудной задаче приступаешь со смехом. Тогда и сама задача представляется тебе легче, чем она есть на самом деле, и в тебе самом образуются какие-то дополнительные, неведомые, легкие силы.

…Впереди шли дозорные – Терко и Муромцев. Пока спецназовский отряд находился у бухты, Терко попросил у Кучильо, чтобы тот научил его каким-нибудь – птичьим или звериным – ночным крикам. «Пригодится, – объяснил свою просьбу Степан. – А то мало ли что…» И Кучильо принялся учить Степана издавать звуки, которые ночью издает птица кюрасоу. Степан оказался способным учеником и освоил хитрую науку очень скоро. «Ну что, похоже?» – спросил он у Кучильо. «Похоже», – улыбнулся Кучильо. «Обязательно пригодится!» – заверил Степан.

Пригодилось. Степана, как знатока никарагуанских ночных птичьих криков, отправили в головной дозор. В головную разведку, иначе говоря. С ним пошел и Муромцев. Он прекрасно умел изображать шум крыльев вспорхнувшей птицы. Все это были условные звуки – как и полагается, когда спецназовский отряд выступает в боевом порядке на задание.

Какое-то время все шли молча и бесшумно. Ступать бесшумно по незнакомой местности не такое простое дело, как может показаться. В незнакомом месте и трава не та, и земля не так пружинит под ногами, и встречные ручьи и лужи издают совсем не тот звук… Но спецназовцы умели приспосабливаться к любой местности. Их этому учили. Точнее сказать, они сами этому учились – долго, упорно, тяжело. Без такой науки невозможно было стать настоящим бойцом спецназа. Это была наука, помогавшая им выживать в любых условиях и любых местах, куда только забрасывала их спецназовская судьба. Вот сейчас она забросила их в Никарагуа…

…Три подряд крика ночной птицы кюрасоу раздались в ночной тишине. Затем раздался шелест птичьих крыльев. Это были заранее обусловленные предупреждения, означавшие, что всем надо замереть и оставаться на месте. Бойцы так и сделали. Но при этом бесшумно рассредоточились, образовав боевой порядок. Теперь они могли оказать сопротивление любому, кто вздумал бы напасть на них хоть сзади, хоть спереди, хоть справа или слева.

Однако было похоже, что никто не нападает. По-прежнему царила ночная тишина: нигде не было слышно ни звуков шагов, ни дыхания, ни хруста веток, ни чавканья мокрой почвы. Вскоре прозвучали еще два крика птицы кюрасоу, что означало команду «всем сюда». Все так же беззвучно ступая, бойцы подошли к Терко и Муромцеву.

– Нашли! – свистящим шепотом произнес Терко. – Вот она, тропинка! Отсюда, стало быть, она и начинается. Вот смотрите. Справа и слева кустарник и болото. Мы проверили. А в этом самом месте как бы прогалина. Спрашивается, откуда она тут взялась? Зачем? А затем, что это и есть дорожка.

– Вперед проходили? – спросил Богданов.

– Да, – ответил Муромцев. – Прошли сто метров. Впереди то же самое. По бокам кусты и болото, а сквозь них как бы просека. Прогалина. Узкая, не больше метра шириной. Вряд ли это природный феномен. Она – это тропинка.

– И что же, под ногами сухо? – спросил Богданов.

– Какое там, – сказал Муромцев. – Сплошная вода и грязь. Примерно по колено. Но идти можно.

– К тому же, – добавил Терко, – на этой прогалине нет никакой растительности. По обеим сторонам от нее сплошные буреломы, а на прогалине будто вытоптано. Как такое может быть в природе? Природа такого баловства не допускает.

– По бокам глубину промеряли? – спросил Богданов.

– Нет, – ответил Муромцев.

– Надо промерить, – сказал Богданов. – А то вдруг кто-то оступится… Идти-то будем наугад, ощупью… Кучильо, Будаев! Выполняйте.

Будаев и Кучильо подобрали с земли длинные палки – их здесь валялось в избытке. Вначале на предполагаемую тропинку ступил Будаев, за ним Кучильо. Будаев мерил глубину с левой стороны тропы, Кучильо – с правой. И слева, и справа глубина оказалась изрядной – двухметровая палка уходила в жижу полностью. Вернувшись, Кучильо произнес несколько слов по-испански. Казаченок перевел:

– Он говорит, что справа и слева трясина. Там вообще нет дна, хоть ты меряй глубину двадцатиметровой палкой.

– У нас в Бурятии тоже встречаются такие природные феномены, – сказал Будаев. – Страшное дело! Ступишь ногой в эту бездну и…

– Ладно, – сказал Богданов. – Не пугайте нас раньше времени. Да, наверно, это и есть тропа на проклятый остров. Что ж, пошли, если так…

Вновь вперед был выслан дозор – на этот раз все те же Кучильо и Будаев. В их обязанности входило всматриваться и вслушиваться в то, что, возможно, таилось впереди, а кроме того, определять безопасную дорогу. Конечно, посылать Кучильо на такое ответственное дело было шагом в известной степени рискованным – все-таки спецназовцы знали его мало. Но с другой стороны – почему бы и нет? Парнем он был надежным и храбрым, да к тому же местным, – и кто лучше может знать местные условия? К тому же Кучильо умел кричать по-птичьи, и в случае чего он сможет дать условный сигнал. А если, скажем, кто-то встретится на тропе – а такое никак нельзя было исключить, то Кучильо заговорит с ним на местном наречии и таким образом на какое-то время усыпит подозрения тех, кто встретился на пути. И это даст спецназовцам возможность определиться, что им делать дальше.

Хотя, конечно, очень не хотелось, чтобы кто-нибудь встретился по пути. Потому что такая встреча почти наверняка означала бой. А бой в столь скверных условиях – когда ты по колено, а может, и по пояс увяз в болотной грязи и к тому же у тебя почти нет никакой возможности для маневра – дело весьма и весьма нежелательное. Так что не хотелось сейчас бойцам никакого боя. Но конечно, тут уж как придется. И потому надо быть готовым и к такому повороту событий.

Почти час в полной тишине шли по тропе – след в след за двумя разведчиками-дозорными. Хотя какая уж тут тишина? То вскрикнет и в испуге захлопает крыльями какая-то ночная птица, то вдруг откуда-то издалека или совсем рядом раздадутся какие-то всплеск и шорох, то вдруг гулко и протяжно всхлипнет болото. К тому же невозможно совсем тихо ступать по болотной жиже. Бульканье, чавканье, плеск – это неизменные путники всякого, кто путешествует по болотам. Кроме того, бойцы шли в полной темноте, не зажигая фонарей, чтобы ненароком себя не выдать. И то и дело оступались во всякие невидимые ямы, проваливаясь в них едва ли не по пояс. А это дополнительные звуки, которые так хорошо слышны в ночи! К тому же болото, как известно, способно усиливать любой звук. Болото – это своего рода природная акустическая система, и неважно, где оно находится – хоть в родном Подмосковье, хоть в Бурятии, хоть, скажем, в Никарагуа.

…На первую ловушку наткнулся Будаев. Это была довольно-таки простая ловушка, но в том-то и дело, что простые ловушки – они зачастую самые опасные и погибельные. Здесь все объяснимо – на простую ловушку мало кто обращает внимание, все опасаются каких-то мудреных, сложных ловушек. Это особенность человеческой психологии.

Так вот, о ловушке. Натолкнулся на нее Будаев случайно. Или, если говорить точнее, благодаря своей интуиции. А если еще точнее, то своему чуткому слуху врожденного таежника.

Все случилось вот как. Будаев двигался по тропе. Вода, а вернее, жижа доставала до колен, иногда и до пояса. Но это была не такая уж и беда, потому что, так или иначе, все равно можно было продвигаться вперед – и самому Будаеву, и Кучильо, и всему отряду. Будаев шел самым первым, за ним шел Кучильо. В обязанности Кучильо входило подстраховывать Будаева, иными словами, находить те опасности, которые, возможно, Будаев упустил. Баир ступал осторожно, вымеряя каждый шаг. Прежде чем ступить, он определял длинной палкой то место, куда он предполагал шагнуть, а затем уже ступал.

Яму прямо посреди тропы он, конечно, не увидел. Как можно было увидеть ее в темноте? Да и при свете дня это было мудрено: болотная жижа была мутно-ржавого цвета, и она надежно скрывала все смертельные ловушки. Так вот яму Баир не увидел. И даже не нащупал ее шестом. Он лишь намеревался ткнуть палкой впереди себя, но тут же замер. Что-то впереди было не так, там таилась какая-то непонятная опасность. Это спецназовец почувствовал интуитивно.

– Стой! – скомандовал Будаев следовавшему за ним Кучильо.

Команда была на русском языке, но Кучильо понял Будаева и замер, держа шест в руках и не решаясь его опустить. Потом, осторожно опустив шест, он четыре раза коротко по-птичьи свистнул. Это означало команду «всем замереть и не двигаться».

Будаев стал осторожно прощупывать шестом пространство впереди себя. Вскоре шест ушел в глубину, и эта глубина была, можно сказать, бездонной: во всяком случае, двухметровый шест не доставал до ее дна.

– Ага… – сказал Будаев.

Ширина тропы была небольшой, в этом месте она не достигала и метра. Казалось, что невидимая бездонная яма, по самые края заполненная жижей, распространяется на всю ширину тропы. Но оказалось, что это не так. Прямо посредине тропы поперек ямы были проложены жерди. Ощупью Будаев определил, что жердин три. Они были толстые и прочные, и Будаев, осторожно ступая, встал на них. Жерди не дрогнули и не прогнулись. Да, они были скользкими, поскольку их обволакивала болотная жижа, но все же по ним можно было идти. Осторожно делая шажки, балансируя и не теряя равновесия.

– Зови всех, – сказал Будаев, обращаясь к Кучильо.

И опять Кучильо его понял. Он издал два коротких и два длинных птичьих крика, означавших команду «все сюда».

– Что такое? – спросил Богданов, когда основной отряд приблизился.

Будаев вкратце объяснил, в чем дело.

– Так, – после короткого молчания произнес Богданов. – Думаешь, ловушка?

– Бездонная яма посреди тропы, и через нее проложены три жердины, – сказал Будаев. – Не сами же они легли таким-то образом. Значит, ловушка. По этим жердям может пройти только человек, знающий об этом. Для всех остальных это верная гибель. Соскользнуть с бревна или ступить мимо очень просто.

– Хитро придумано, – сказал из темноты Рябов. – Со знанием дела.

– Интересно, какова ширина этой хитрой ямы? – задумчиво произнес Дубко.

– Не знаю, – ответил Будаев. – Но думаю, что не слишком большая. Должны же края бревен обо что-то опираться. А бревна слишком длинными быть не могут. Думаю, три или четыре метра. Может, пять.

– Ну и что будем делать? – спросил Рябов.

– Перебираться на другой край ямы, что же еще? – спокойно ответил Богданов. – Другие перебираются, значит, переберемся и мы.

– Оно понятно, что перебираться, – сказал Рябов. – Вопрос в том, как бы это сделать половчее. Ведь темно, как в могиле.

– Темно, – согласился Богданов. – А свет зажигать нельзя.

Да, действительно: воспользоваться фонарями было бы поступком опрометчивым и неразумным. Свет в кромешной темноте виден издалека. А что, если где-то невдалеке от перегородившей тропу канавы на каком-нибудь предполагаемом островке притаилась засада? Это вполне можно было предположить, потому что это было логично. Ну а стрелять, целясь в огоньки в темноте, – это дело совсем простое. Это понимали все бойцы. Кучильо это тоже понимал.

– Вот что, командир, – сказал Будаев. – Соваться сразу всем на эти три бревнышка – неразумно. А вдруг они не выдержат сразу всех? И что тогда? А может, они и одного не выдержат, как знать? Поэтому лучше переходить по ним по одному. Так будет вернее. И первым пойду я. А дальше – уже и вы. По одному… Что скажешь, командир?

– Почему это первым – именно ты? – не согласился Терко. – Почему не я?

– А почему не я? – отозвался Муромцев.

– Или я? – произнес еще кто-то.

Вдруг заговорил Кучильо, сбивчиво и горячо.

– Что он говорит? – спросил Богданов.

– Он говорит, что первым должен идти он, – перевел Казаченок.

– Это почему же? – хмыкнул Богданов.

– Потому, что это его страна и его война. А мы здесь – люди пришлые. На вторых, так сказать, ролях.

– Потом разберемся, у кого главные роли, а у кого второстепенные, – сказал Богданов. – А пока отставить дискуссии. Баир, первым пойдешь ты.

– Есть, – сказал Будаев.

– Оставь оружие и снаряжение, – сказал Богданов. – Думаю, лучше идти налегке.

Кучильо был ближе всех к Будаеву, и Будаев передал ему автомат и небольшой ранец, в котором хранилось спецназовское снаряжение.

– Ну я пошел, – спокойно сказал он. – Как переберусь – свистну.

Никто ничего не сказал ему вслед – в этом не было никакого смысла. А просто все замерли и стали слушать, как отзывается болото на каждый шаг их товарища. Болото отзывалось спокойно и равномерно, и это означало, что с Будаевым все в порядке. Вот он сделал первый шаг по невидимым скользким жердям, вот второй шаг, вот третий… Все были наготове, все были как сжатые пружины – чтобы в любой момент распрямиться и броситься Будаеву на помощь, если с ним случится какая-то беда. Например, под ним проломятся жерди или он ступит мимо них. Никто понятия не имел, чем они могут помочь товарищу в этом случае, но каждый был готов броситься и помочь даже ценой собственной гибели.

Впрочем, помощь не понадобилась. Спустя какое-то время из темноты раздался негромкий, но отчетливый свист. Это, несомненно, означало, что Будаев благополучно перебрался по жердям на другой край канавы.

– Кучильо! – скомандовал Богданов.

Следующим должен был перебираться именно Кучильо, потому что он ближе всех стоял к коварным жердям.

– Си, – сказал Кучильо и осторожно нащупал ногой скользкие бревна.

Перебирался он с автоматом и ранцем – куда же их было девать? Все окончилось благополучно, и вскоре он стоял уже рядом с Будаевым по колено в жиже, и эта жижа казалась ему сейчас надежнее, чем любая земная твердь.

По одному друг за другом перебрались и все остальные бойцы. Никто не оступился, ни под кем не прогнулись и не проломились жерди.

– Не дорога, а истинный тебе московский тротуар! – мрачно пошутил Рябов. – Хоть на лимузинах разъезжай.

– Да уж, ловушка, – согласился Терко. – И какая вражья душа ее только придумала! Хотя оно и понятно… Чтобы, значит, никто из чужих ее не миновал. Знающие, конечно, пройдут. А вот незнающие…

– Отставить разговоры. Две минуты отдыха, и двигаем дальше, – приказал Богданов. – До острова, по моим прикидкам, еще добрых восемь километров. Это как минимум. Баир и Кучильо – вы по-прежнему в дозоре. У вас это хорошо получается…

* * *

Километра два, а то, может, и три, прошли без особых приключений. Тропа по-прежнему была узкой, и все так же по обеим ее сторонам угадывались густые кусты и какие-то приземистые раскоряченные деревья. Иногда они подходили к самой тропе, сжимали ее в цепких, колючих объятиях, пробираться сквозь которые удавалось с огромным трудом. Несколько раз кустарник и деревья возникали прямо на тропе, и в этом случае Будаеву и Кучильо приходилось пускать в ход нож. Кромсать колючие ветви в темноте – дело сложное, почти немыслимое, но куда же было деваться? Хорошо еще, что жижа на тропе доходила лишь до колен, а в отдельных местах была лишь по щиколотку. Хоть какое-то, да облегчение.

Ну а потом случилось и приключение, да притом такое, что лучше бы его не было и вовсе. Нехорошее приключение, смертельно опасное, даже еще опаснее, чем переход через канаву по невидимым жердям. А случилось вот что. И у Будаева, и у Кучильо глаза давно уже привыкли к темноте, и потому они стали кое-что видеть. Не четко, конечно, а так, в самых общих чертах, но и этого оказалось достаточно, чтобы заметить чуть левее тропы какую-то темную неподвижную возвышенность.

– Остров, что ли? – сам у себя спросил Будаев.

– Си, – шепотом подтвердил Кучильо. – Исла.

Да, было похоже, что это и впрямь остров. Не тот, конечно, к которому стремились спецназовцы, а другой, небольшой и неожиданно возникший. Такие островки нередко встречаются посреди болот, и вот он встретился и на этот раз.

– Свисти, – сказал Будаев.

Кучильо издал несколько птичьих звуков, означавших, что впереди обнаружилось препятствие, а значит, всем надо замереть и дожидаться результатов разведки.

– Значит, остров… – опять-таки сам себе сказал Будаев. – По-здешнему исла… Ну-ну…

Остров посреди болота – это было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что на нем можно было перевести дух: счистить с себя болотную грязь, вылить воду из башмаков, перекусить. Плохо – потому что остров мог таить в себе какую-нибудь опасность. Например, там могла быть устроена засада. Это очень удобно – устраивать засады на суше, когда твой противник барахтается в болоте. Болото уже само по себе лишает человека маневра, а что, если к тому же люди гуськом выстроились на болотной тропе, с которой не свернуть ни вправо, ни влево? Вот то-то и оно…