Текст книги "Мятежные джунгли"

– Вот то-то и оно, – задумчиво произнес Пахаро. – Не нравится мне эта суета. Уж не генеральские ли сокровища они ищут?

– Может, и так, – предположил тот же самый боец. – Когда же их и искать, как не ночью? Днем много лишних глаз, а краденые деньги и бриллианты подобное не любят.

– Кажется, мы опоздали, – сказал третий боец.

– Как это так опоздали? – не согласился Пахаро. – Еще ничего не потеряно. Нужно только пробраться внутрь резиденции и разузнать, в чем дело.

– И дальше действовать по обстановке, – добавил кто-то из бойцов.

– Вот именно, – согласился Пахаро. – Слушайте, что я придумал. Будем действовать так…

Оба джипа разом подъехали к резиденции и остановились. К ним подошли несколько солдат, охранявших резиденцию.

– Кто вы такие? – спросил один из охранников. – Что вам нужно?

– Мы саперы, – ответил Пахаро. – Нам нужно срочно попасть внутрь здания. У нас приказ.

– Какой приказ? Какие саперы? – Охранник в недоумении уставился на Пахаро.

– Имеется информация, что резиденция заминирована, – ответил на это Пахаро. – Нам дан срочный приказ найти мины и обезвредить их. Срочный приказ, ты понял? Иначе… – И Пахаро выразительно пошевелил пальцами.

– Заминирована? – вытаращил глаза охранник. – Как так? Кто мог ее заминировать?

– Ты что, совсем дурак? – повысил голос Пахаро. – А кто убил генерала Уго Монтеса? Кто взорвал ресторан вместе с гостями? Ты в какой стране живешь, парень? Ты для чего носишь военную форму и оружие? Ну-ка, мигом проведи нас в помещение! Время не терпит, взрыв может произойти в любую минуту! И тогда главным виновником будешь ты!

Кто бы мог бестрепетно устоять, услышав такие грозные слова? Кому бы пришло в голову в чем-то заподозрить восьмерых людей, назвавшихся саперами? А вдруг и вправду рванет с минуты на минуту? Ведь и впрямь кто-то же убил генерала Уго Монтеса и кто-то же взорвал ресторан со всеми его гостями!

– Ступайте за мной! – торопливо произнес охранник. – Вы хотите пройти все сразу?

– Конечно, – спокойно произнес Пахаро. – Чем больше нас будет, тем быстрее мы отыщем спрятанные мины. Тебе что же, это непонятно? А наши машины пускай стоят там, где мы их оставили. Ты понял?

– Да-да! – торопливо ответил охранник. – Проходите. Вот сюда…

Внутри помещения и впрямь были какие-то люди. Их было немало – никак не меньше десяти человек. И это лишь в одном помещении. Но в резиденции были и другие помещения, и там тоже могли быть люди. А вот сколько и кто они – того ни Пахаро, ни его бойцы, разумеется, не знали. Те десять человек, которые находились в помещении, были все одеты в цивильную одежду, но выражение их лиц было мрачным. Это, конечно же, были не какие-то случайные люди и тем более не грабители. Скорее всего, это были чьи-то доверенные лица – не исключено, что самого Сомосы. И если так, то выполняли они здесь какое-то особо важное, значимое дело. Ну а какое это могло быть дело? Скорей всего, это дело касалось генеральских денег и драгоценностей. А иначе что бы этим мрачным людям было делать сейчас, посреди ночи, в резиденции убитого намедни сомосовского генерала?

А из этого следовало, что, похоже, Пахаро со своими бойцами и впрямь опоздал. Более того, его уверения в том, что он и его люди – саперы, никуда не годятся. В этом можно было убедить напуганного и по этой причине легковерного охранника, а вот этих людей с мрачными лицами ни в чем подобном не убедишь. Они не поверят. Если бы резиденция и впрямь оказалась заминированной, то они, эти люди, об этом бы знали. И их сейчас здесь не было бы. А они здесь и молча смотрят на Пахаро и его бойцов злыми, напряженными взглядами. Пока молча, но вскоре они начнут задавать вопросы. И какими бы эти вопросы ни были, ответить на них Пахаро нечего. Любой его ответ будет неубедительным лепетом. А если промолчать и не отвечать ничего, то будет еще хуже. Да, кажется, на этот раз Пахаро и его люди серьезно вляпались…

Все эти соображения пронеслись в голове Пахаро мгновенно. И так же мгновенно созрело решение: нужно доигрывать спектакль до конца, нужно постараться хотя бы на какое-то время ввести этих людей в заблуждение, кем бы эти люди ни были, и тем самым выиграть время. Если будет хотя бы немного выигранного времени, то появится возможность действовать по обстановке.

– Кто вы такие? – вопрос наконец был задан. – Что вам здесь нужно?

– Мы – саперы, – изо всех сил стараясь быть спокойным, ответил Пахаро. – У нас приказ – осмотреть всю резиденцию. Есть основания предполагать, что она заминирована.

– Что за чушь! – удивленно произнес мрачный мужчина. – Какие мины, какие саперы? Почему мы об этом ничего не знаем?

На это Пахаро лишь передернул плечами. Этот жест, несомненно, означал лишь одно: он понятия не имеет, почему эти люди ничего не знают о минировании, он – человек маленький, у него приказ осмотреть все помещение резиденции, оттого он вместе со своими людьми и прибыл сюда посреди ночи. А все остальное его не касается. В то же самое время Пахаро зорко осматривался по сторонам. И он обратил внимание на четыре довольно-таки внушительные картонные коробки, туго перетянутые шпагатом. Что было в тех коробках, он, конечно же, не знал, но скорее всего, там было что-то ценное и важное, иначе зачем бы этим коробкам красоваться сейчас посреди помещения? А они красовались и были расположены таким образом, будто бы их вот-вот возьмут и вынесут из помещения, поскольку были здесь неуместны.

Мрачный мужчина в штатском тем временем потянулся к телефону на небольшом столике у стены. Этот жест Пахаро был вполне понятен: мужчина намеревался кому-то позвонить и уточнить – действительно ли имеются подозрения, что резиденция убитого генерала заминирована, и в самом ли деле в резиденцию были присланы саперы для разминирования. Вот сейчас он позвонит и…

Медлить было нельзя, любое промедление означало для Пахаро и его бойцов лишь одно – гибель.

– Огонь! – скомандовал Пахаро.

Тотчас же застрекотали автоматы Пахаро и его людей. Но в ответ тоже раздались выстрелы – у мрачных людей в штатском, оказывается, также имелось оружие. Невообразимая пальба и кутерьма поднялись в помещении.

– Коробки! – Пахаро старался перекричать грохот выстрелов. – Берем коробки – и к выходу!

Он ухватил одну коробку, кто-то из бойцов – три оставшиеся коробки. Все происходило мгновенно, в грохоте и дыму, притом кто-то из людей Пахаро догадался выключить в помещении свет. Держа коробку в одной руке, другой рукой Пахаро нащупал в кармане картонный прямоугольник с изображенными на нем птицей и змеей, достал, бросил его на пол и побежал к выходу.

На грохот выстрелов уже бежала охрана. Расталкивая охранников, Пахаро и его бойцы, держа коробки в руках, лавиной скатились вниз по лестнице и выбежали на улицу. К счастью, их джипы стояли тут же, у подъезда, никто не отогнал их в какое-то другое место.

Швырнув коробки внутрь джипов – по две коробки в каждый автомобиль, сандинисты мигом уселись туда же и сами и только тут заметили, что их не восемь человек, а всего лишь шестеро. Двоих не было. И это было очень плохо, потому что неизвестно, что с ними – живы они или убиты, но хуже всего было то, что этим двоим ничем нельзя было помочь. Немыслимо было возвращаться обратно в то помещение, откуда сандинисты только что чудом выбрались, немыслимо даже было ждать тех двоих. Все это означало лишь одно – гибель для всех остальных. Шесть живых – это в любом случае лучше, чем восемь убитых. Это арифметика войны, и никакой другой арифметики на войне не бывает.

– Уезжаем! – скривив лицо, скомандовал Пахаро. – Немедленно! Я сказал – уезжаем!

Да, нужно было уезжать, и притом как можно скорее. Нужно было, петляя по городским улицам и не зажигая фар, как можно быстрее выбраться за пределы города. Там, за городскими окраинами, было спасение. А внутри города – смерть. Обе машины разом тронулись с места.

– Кто? – коротко спросил Пахаро, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Дивертиго и Пастор, – ответил кто-то.

Это означало, что с ними нет этих двоих – Дивертиго и Пастора. Веселого и Пастуха.

– Вперед! – сжав до боли зубы, скомандовал Пахаро.

* * *

Как ни торопились сандинисты, а все же Пахаро дал команду свернуть на одну из окраинных улиц, где жили девушка Гата и старик Барба. Попасть туда нужно было непременно, хотя бы на миг, чтобы предупредить девушку и старика. Ведь неизвестно было, что сталось с теми двумя бойцами – Дивертиго и Пастором. Хорошо, если оба они убиты, потому что мертвые ничего не скажут. А если они живы и только ранены? Тогда дело обстоит хуже. Тогда их станут допрашивать. И они могут все рассказать. Конечно, может так статься, что ничего и не расскажут, а предпочтут смерть предательству. Но что если они все же расскажут? Захотят спасти свои жизни и расскажут? Или не выдержат пыток? Сомоса – палач и зверь, и он окружил себя такими же палачами и зверьми, как сам. Говорят, у Сомосы умеют допрашивать…

Ну и вот. Расскажут. И о Пахаро, и об его отряде, и много еще о чем, но главное – расскажут о девушке и старике. Ведь и Дивертиго, и Пастор знают, кто такие на самом деле Гата и Барба, и знают, где они живут. Ну а что будет дальше, о том и говорить не надо. Значит, девушку и старика необходимо предупредить о грозящей им опасности. Предупредить во что бы то ни стало. Даже ценой собственных жизней.

– Тормози! – приказал Пахаро бойцу, сидевшему за рулем.

– Но…

– Я сказал тормози! Ждите меня здесь! Я мигом!

До дома, в котором жили девушка и старик, было довольно-таки далеко – целых три квартала. Пахаро на всякий случай не стал останавливаться ближе. А вдруг за ними погоня? Очень было нежелательным, чтобы погоня настигла их рядом с домом, в котором проживали девушка и старик…

Пахаро и сам не помнил, как он достиг того самого дома. Он даже не до конца осознал то, что вот он стучится в заветное окошко. Он действовал, будто в полусне. Сейчас он ясно понимал только одно – он во что бы ни стало должен предупредить любимую девушку о грозящей ей опасности. Ну, и старика, конечно, тоже. А вот что будет дальше – об этом он почти не думал…

За стеклом в полумраке мелькнуло лицо Гаты. Потом щелкнул дверной замок, и Пахаро буквально ввалился в дом.

– Вот, – тяжело дыша, сказал Пахаро. – Я прилетел… Долетел…

– Что случилось? – встревоженно спросила девушка.

Послышался шорох и сухое покашливание старика.

– Пока ничего, – сказал Пахаро. – Но вам двоим надо уходить. Сейчас же, немедленно! Пока еще не рассвело. Ночью безопаснее.

Ни девушка, ни старик не стали спрашивать, почему им нужно бросать дом и уходить. Все, в общем, было понятно и без расспросов. Понапрасну Пахаро таких слов не скажет. Значит и впрямь случилось что-то особенное. Что-то страшное.

– Понятно, – отозвался старик. – Но может быть, ты заберешь нас с собой?

– О, нет! – ответил Пахаро. – Сейчас я опасный попутчик… Вы уж как-нибудь сами… Вы знаете, куда идти. В Кордильера-Исабелья…

– Знаем, – коротко ответил старик.

– Хорошо, – сказал Пахаро. – Тогда все. Встретимся в горах, на базе. До встречи.

– Береги себя, линдо. – Она впервые назвала Пахаро словом «милый».

Пахаро ничего на это не сказал, лишь нежно коснулся волос девушки. И вышел.

…Погоня их не настигла. Или, может, они, плутая по окраинным улочкам, просто сбили погоню со следа. Впрочем, это было неважно. Важно было другое – они спаслись и в этот раз.

Они проехали еще добрых пятьдесят километров и остановились. Здесь начинались горы, здесь они были в относительной безопасности.

– Кажется, спаслись, – выдохнул Пахаро. – Самая пора взглянуть, что в этих чертовых коробках. А то, может, мы напрасно тащили их за собой в такую даль. Ну-ка, посветите кто-нибудь!

Вспыхнул фонарь в чьей-то руке, и Пахаро ловко, одним взмахом ножа, располосовал одну из коробок. В коробке были деньги – американские доллары. Пахаро скривился, взял одну пачку, подержал ее в руке и брезгливо швырнул обратно в коробку, будто это были не деньги, а какая-то гадость.

– Что и требовалось доказать, – сказал он. – Думаю, в других коробках – то же самое. Деньги или, может, какие-нибудь побрякушки. В общем, будем считать, что нам повезло. Ладно, поехали. Пускай с этим богатством разбираются наши командиры. А мы свое дело сделали.

Они тронулись в путь и ехали еще добрых пятьдесят километров, не зажигая фар. А затем дорога кончилась, кругом были крутые, поросшие деревьями горы. Дальше нужно было идти пешком. Бойцы замаскировали джипы, взяли коробки, и пошли.

О двух своих товарищах – Дивертиго и Пасторе – они не вспоминали. Хотя, наверное, все же вспоминали, но промеж себя ничего о них не говорили. Что было толку в таких разговорах? Разговорами их вернуть было невозможно, даже если Дивертиго и Пастор были живы…

Манагуа, отдел службы безопасности

Национальной гвардии

Это могло показаться невероятным, но и Дивертиго, и Пастор остались живы. Живы, но оба ранены. Причем, что, опять же, можно было считать чудом, их раны оказались несмертельными – оба были ранены в ноги. Оттого-то они и не побежали вслед за своими товарищами – на раненых ногах далеко не убежишь. Застрелиться им мрачные люди в штатском тоже не позволили, ловко выбив у них из рук оружие. Да, впрочем, ни Пастор, ни Дивертиго и не собирались стреляться. В той кутерьме оба они испугались и утратили присутствие духа, что, в общем, было и немудрено. Попробуй-ка проконтролируй себя, когда в тебя со всех сторон стреляют, а сам ты ранен и боль от раны разрывает тебя на части! Мало кому удается сохранить самообладание в таком-то положении. К тому, что ты ранен, надо еще и привыкнуть, а это очень даже непросто. Кроме того, и Дивертиго, и Пастор были молоды, и они хотели жить.

Из генеральской резиденции в Леоне двух плененных сандинистов доставили в Манагуа, где ими занялась служба безопасности Национальной гвардии, подчиненной непосредственно диктатору Сомосе. А именно тот ее отдел, который ведал борьбой со все нарастающим народным сопротивлением. Сопротивление это носило название Сандинистский фронт национального освобождения, или, если говорить коротко, сандинисты.

В отделе службы безопасности Пастора и Дивертиго подвергли допросу. В госпиталь никто их отправлять и не думал, сомосовским приспешникам, прежде всего, важно было выведать у плененных сандинистов всевозможные подробности того, что произошло, а уж госпиталь будет потом – если он вообще понадобится.

Первым допрашивали Пастора. Допрашивали его три мрачных типа, задавая вопросы поочередно, а иногда один и тот же вопрос задавали все трое. Это был очень мучительный допрос – в том смысле, что рану на ноге никто толком не обработал, ее лишь наспех перевязали. Рана очень болела, Пастору хотелось пить, его мутило, он был напуган и подавлен. Но, несмотря ни на что, этот щуплый двадцатилетний парень был преисполнен решимости сражаться до конца. Он понимал, что это, может статься, будет его последний бой в жизни, но он намеревался выдержать его с честью, как и полагается истинному бойцу за правое дело. К тому же он не верил, что может погибнуть, потому что в двадцать лет кто верит в собственную смерть?

– Как тебя зовут? – спросил один из следователей.

– Пастор, – ответил юноша, невольно кривясь от боли.

– Я спрашиваю о настоящем твоем имени! – повысил голос следователь.

– Пастор, – повторил юноша.

– Вот как! – хмыкнул второй следователь. – Значит, Пастор и никак иначе… Что ж, пускай будет так. Для нас это не имеет значения.

– Ты – молодой человек, – сказал Пастору первый следователь. – Ты ранен, тебе больно. Ты, конечно же, хочешь жить. Мы поместим тебя в госпиталь, ты останешься жив. Но для этого ты должен ответить на несколько наших вопросов.

– Я ничего вам не скажу! – решительно ответил юноша.

– Вот как? – с преувеличенным удивлением спросил следователь. – Значит, ты не хочешь жить?

– Ценой предательства – не хочу! – еще решительнее ответил Пастор.

– Смелые слова, – насмешливо произнес следователь. – Насколько смелые, настолько и глупые. Кого ты не желаешь предавать? Бандитов, которые грабят и убивают? А ведь они грабят и убивают, разве я не прав?

– Это вы бандиты! – сказал Пастор. – Это вы грабите и убиваете! Вместе с вашими хозяевами американцами. А мы сражаемся за свободу!

На это следователь не сказал ничего. Он лишь переглянулся со вторым следователем и махнул рукой. Тотчас же в помещение вошли два солдата и поволокли Пастора к выходу.

– Будем надеяться, что второй окажется умнее первого, – скривился первый следователь.

Вторым был Дивертиго. Он был гораздо старше Пастора, ему было под сорок. В предгорьях Кордильера-Исабелья, в деревушке на реке Коко, у него был дом, а в доме семья. Герилья захватила Дивертиго и увлекла его случайно, как дождевой поток подхватывает и увлекает с собой всякого рода мусор, который валяется на обочине дороги. Бывает, что этот мусор на что-нибудь годится, а бывает, от него нет никакого толку. Бывает, что он даже причиняет зло. Дивертиго боялся за семью, боялся за себя, и за себя, пожалуй, еще больше, чем за семью. Кроме того, он страдал от раны, ему казалось, что если рану как следует не перевязать и не лечить ее, то он скоро умрет.

Следователи в начале допроса сказали Дивертиго то же самое, что и Пастору. Дескать, если ответишь на несколько наших вопросов, то отправим тебя в госпиталь, будешь жить, ты не какой-нибудь неразумный юнец вроде твоего товарища, у тебя, наверно, имеется семья, так что тебе нужно подумать и о ней – ну, и все такое прочее в этом же духе. Дивертиго не упрямился, он с готовностью согласился отвечать на вопросы.

И он рассказал все, что знал. Он назвал место расположения главного штаба сандинистов в горах Кордильера-Исабелья, назвал имена командиров, которые знал, ответил и на другие вопросы.

– А вот это что такое? – спросил один из следователей и протянул Дивертиго картонный прямоугольник с нарисованными на нем птицей и змеей.

– А, это! – Дивертиго, хоть и был напуган, не мог сдержать усмешки. – Это что-то вроде визитной карточки.

– И чья же это визитная карточка? – спросил следователь.

– Диего Пахаро, – с готовностью ответил Дивертиго.

– Кто такой этот Диего Пахаро?

– Командир отряда, – ответил Дивертиго. – Я был в этом отряде. И Пастор тоже. Пахаро всякий раз оставляет после себя такие карточки. Везде, где он только побывал.

– Зачем? – не понял следователь.

– Ну, – Дивертиго вновь усмехнулся, – уж такой он человек. Не может он без всяких этаких штучек…

– Еще что ты знаешь о Диего Пахаро?

– Почти ничего, – ответил Дивертиго. – Я говорю правду – почти ничего! Молод, горяч, самолюбив. Командование поручает ему самые трудные задания. Самые рискованные. Понятно, что не одному ему, а ему и его отряду.

– Значит, это он был в резиденции генерала Уго Монтеса?

– Он, – кивнул Дивертиго.

– И генерала Уго Монтеса тоже он убил?

– Да.

– И поместье в Чинандеге тоже его работа?

– Его.

– Так… – первый следователь с усмешкой взглянул на второго следователя. – То-то я смотрю: и в Леоне, и в Вальпараисо – везде валяются одинаковые визитки! Везде птица со змеей! У меня их уже целая коллекция, таких визиток! Что такое, думаю, в чем здесь смысл? А оказывается, вот в чем. Молодость, горячность, самолюбие! Что ж, самолюбие – это хорошо. Самолюбие – это тоже оружие. Так сказать, обоюдоострый нож. Одним лезвием – по нам, а другим – по этому Пахаро!

– Что это тебя потянуло на эпитеты? – ухмыльнулся второй следователь. – Можно сказать проще. Эти визитки с птицей и змей – важные доказательства. Улики. Каких-то иных доказательств нам против этого Пахаро и не нужно. Можно только поблагодарить его за то, что он нам сам против себя предоставил доказательства своих преступлений.

– Ну да. – Первый следователь также ухмыльнулся. – Дело за малым – поймать этого Пахаро.

– Поймаем…

– Еще что ты хочешь нам сказать? – спросил один из следователей у Дивертиго. – Припомни, может, ты что-то забыл?

– Явочная квартира, – наморщив лоб, припомнил Дивертиго. – Да, явочная квартира…

– Какая явочная квартира? Где? Что ты о ней знаешь? Кто в ней проживает?

– Дом на окраине Леона… Адреса не знаю, не запомнил… Но могу показать… Кто там проживает, тоже не знаю. Я никогда там не был. Мы всегда оставались на улице, а в дом входил Пахаро. Насколько я понимаю, там разведчики. Они всегда говорили Пахаро о новостях в городе.

– Значит, можешь показать?

– Да, могу…

Кордильера-Исабелья,

главный штаб сандинистов

Добыча, которую принес Пахаро вместе со своими бойцами, оказалась богатой. В картонных коробках были доллары, была национальная валюта кордоба, были вдобавок и драгоценности.

– Вот, – сказал Пахаро генералу Чаваррия. – Принимайте улов. Теперь мы богатые. Интересно, сколько оружия можно купить на эти деньги? А лекарств? А еды?

– Подсчитаем, разберемся, – сказал генерал Чаваррия. – Спасибо тебе. То есть я хотел сказать спасибо тебе и твоим бойцам. Все живы и целы?

– Не все, – нахмурился Пахаро. – Не вернулись Дивертиго и Пастор.

– Убиты? – спросил генерал Чаваррия.

– Не знаю. Может, убиты, может, ранены и попали в плен… Главная беда – мы и выручить-то их не могли. Или забрать тела… Там такое творилось…

– Это война, – сказал генерал Чаваррия. – Война без убитых и пленных не бывает.

– И все-таки надо как-то узнать, что с ними, – сказал Пахаро. – Если живы – выручим.

– Это как же ты их выручишь? – вздохнул генерал. – Возьмешь штурмом центральную тюрьму в Манагуа?

– Что-нибудь придумаем, – сказал Пахаро. – Нельзя же оставить их без помощи!

– Нельзя, – согласился генерал. – Ладно, попробуем навести о них справки через наших людей в Манагуа. Там поглядим. А пока отдыхайте.

– У меня есть идея, – сказал Пахаро.

– Опять? – обреченно произнес генерал Чаваррия. – Горазд же ты на идеи!

– Ну так ведь вы сами сказали – война. Что ж отсиживаться? Это очень хорошая идея. Для этого всего лишь надо будет съездить в Манагуа…

– Отставить! – решительно произнес генерал. – В город ни ногой! Хоть в Манагуа, хоть в Леон, хоть… – Генерал не договорил и раздраженно махнул рукой. – Сам подумай: как ты можешь сейчас появиться в городе, после того что ты там натворил? Тебя сейчас наверняка ищут! А может, даже напали на твой след…

– Это каким же образом? – усмехнулся Пахаро.

– Ну, у Сомосы тоже не дураки! Так что никуда ни шагу! По крайней мере, ближайшие несколько дней! А дальше будет видно. Это приказ. Нарушишь – отправлю под арест! Все, ступай.

* * *

На следующий день после разговора с генералом Чаваррия Пахаро в лагере встретился с Гатой. Увидев Пахаро, девушка бросилась ему навстречу.

– Ты, – сказала она. – Ты… Живой!

– Живой, – ответил Пахаро, радостно смеясь. – Что со мной станется? Ты, я вижу, тоже живая?

– Живая, – одновременно смеясь и плача, сказала Гата.

– А старик?

– Он тоже здесь.

– Ну, вот видишь, как все хорошо сложилось, – сказал Пахаро.

Очень редко у Пахаро выдавалось свободное время. Он был человеком деятельным и не терпел безделья. Но сейчас другое дело. Сейчас Пахаро был даже рад, что у него жесткий приказ генерала Чаваррия – ни шагу с базы. Сейчас Пахаро был рад вынужденному безделью, и все потому, что рядом была Гата.

Они не разлучались до самого вечера. И даже когда наступила темнота, все равно не разлучались. Они гуляли, взбирались на утесы, спускались в долины, долго сидели, любуясь небольшим водопадом, и говорили, говорили… Даже целовались. Девушка сказала, что ее зовут вовсе не Гата, а Милагрос, и Пахаро этому удивился, потому что он до этого никогда не задумывался, как на самом деле зовут его любимую девушку. Удивился и отчего-то обрадовался. И сказал, что он тоже не Пахаро, а Диего.

Они не разлучались целых три дня, а затем Пахаро все же не выдержал и вновь предстал перед генералом Чаваррия.

– Я хочу знать, – сказал он, – что разузнала наша разведка о Пасторе и Дивертиго.

– Пока ничего, – ответил генерал.

– Вот как… Все равно – мне нужно побывать в Манагуа. Разрешите мне туда отправиться вместе с моим отрядом. Ненадолго – денька на три.

– Зачем?

– Манагуа – богатый город, – усмехнулся Пахаро. – Так говорят… Там есть американские банки, в которых много денег. Нам ведь нужны деньги? Вот пускай американские банкиры ими и поделятся. Наведаемся в какой-нибудь американский банк, а там будем действовать по обстоятельствам… И, кроме того, постараемся взять парочку заложников из американцев, чтобы обменять их на Дивертиго и Пастора – если они живы. Вот такая у меня идея.

Идея была серьезной и достойной того, чтобы над ней поразмыслить. Тем более что генерал Чаваррия и сам думал примерно о том же самом. Нет, не о деньгах, а о заложниках, которых затем можно будет обменять на тех же Дивертиго и Пастора. Или на кого-то другого из сандинистов, кто томится в тюрьме в Манагуа.

– Что ж, давай подумаем… – согласился генерал.

…Придумали вот что. Если удастся разжиться деньгами, хорошо. А не удастся, и не нужно. Главное – заложники. Заложники из числа американцев, да притом банкиров – это как раз то, что нужно. Американцы пойдут на что угодно, лишь бы вызволить таких важных птиц. В том числе согласятся обменять их на плененных сандинистов. Возможно даже, и не один к одному, а, допустим, одного заложника-банкира на десяток повстанцев. Банкир для американцев – важная шишка, потому что деньги для них – это самое главное в жизни.

– В первую очередь заложники, – напутствовал Пахаро генерал Чаваррия. – Деньги в данном случае – дело второстепенное.

– Не согласен, – возразил Пахаро. – Быть во вражеском банке да не разжиться деньгами? Это неправильно.

– Ну и как же ты их добудешь, те деньги?

– Ну как… На месте будет видно. Наверно, они хранятся в каких-то сейфах… Взломаем сейфы и…

– И взвоют сирены по всему банку, а может, и по всему городу. – Генерал Чаваррия покачал головой. – Банк – это тебе не бабушкина кубышка. Набежит охрана и застигнет вас на горячем! И что тогда?

– Но как же быть? – Пахаро даже растерялся от таких слов генерала. – Вообще-то я не специалист по части ограбления банков…

– Оно и видно, – усмехнулся генерал. – Лучше сделать так – заставить банкира перевести деньги на другой счет.

– Заставить – это понятно, – усмехнулся Пахаро. – Но вдруг этот банкир что-нибудь сделает не так? Как-нибудь нас обманет? Скажет, что перевел, а на самом деле окажется, что ничего не перевел? Я-то в банковских делах и впрямь ничего не смыслю.

– Есть у нас специалист по банковским операциям, – сказал Чаваррия. – Его зовут Педро Профессор. Возьмете его с собой. Он проследит, чтобы было все, как надо.

– Ну, разве что так… – с некоторым сомнением произнес Пахаро.

На том все и решилось. Следующей же ночью Пахаро со своим отрядом и с Педро Профессором на четырех джипах выехали в Манагуа. И сам Пахаро, и его бойцы, и Педро Профессор были одеты в форму солдат Национальной гвардии и вооружены тем же самым оружием, что и национальные гвардейцы. Их основной задачей было взять заложников. Ну а добыть деньги – это уже как получится.

Манагуа, отдел службы безопасности

Национальной гвардии

Конечно, гвардейцы Сомосы и без Дивертиго много чего знали о сандинистах. В этом им помогала американская разведка с ее техническими возможностями. Сами американцы вовсе не стремились участвовать в боевых столкновениях с сандинистами – берегли собственные жизни. Но разведданными, а также всяческими советами, оружием и деньгами они Сомосе помогали, и притом довольно-таки щедро.

Американцы преследовали свои интересы в Никарагуа хитро, коварно и бессердечно – чужими руками. Верней сказать, с помощью чужих жизней. Это на их деньги была создана, вооружена и экипирована Национальная гвардия Сомосы – у самого Сомосы денег на такое дорогостоящее предприятие не хватило бы. И это в погоне за их долларами страну наводнили проходимцы и авантюристы, готовые убивать кого угодно и где угодно, лишь бы им за это платили. Это именно американцы придумали для этих профессиональных убийц устрашающее название – «эскадроны смерти». Это был именно американский рекламный трюк – назвать этих людей таким именем. Американцы, как известно, знают толк в рекламе…

Понятно, что и служба безопасности Национальной гвардии также находилась под контролем американских советников и инструкторов. Поэтому о том, что в руки следователей попались сразу два бойца-сандиниста, американские инструкторы узнали почти сразу же. Разумеется, узнали они и о том, что один из бойцов сразу же согласился на сотрудничество.

Поэтому уже через два часа после допроса Дивертиго два американских инструктора беседовали с высшими чинами сомосовской службы безопасности. Сами сотрудники службы безопасности ничего особенного в показаниях Дивертиго не усмотрели, а вот американцы, будучи профессионалами в таких делах, зацепились-таки за некоторые моменты в этих самых показаниях.

В частности, их заинтересовали сведения о Диего Пахаро – и о нем самом, и о его отряде, и о тех лихих делах, которые с успехом творит Пахаро со своим отрядом. Американские инструкторы усмотрели во всем этом некую пользу… Оттого они и прибыли в офис сомосовской службы безопасности на следующее же утро после ночных событий в резиденции убитого генерала Уго Монтеса. Прибыли и чисто с американской бесцеремонностью вломились в кабинет начальника службы безопасности полковника Хорхе Калласа. Конечно же, полковник был недоволен таким бесцеремонным вторжением, но американцы и не подумали перед ним извиняться.

– Господин полковник, вы слышали, что минувшей ночью произошло в резиденции генерала Монтеса? – спросил один из инструкторов.

Полковник Хорхе Каллас знал этого назойливого американца под именем Крис Баум. Знал он и его напарника – Арона Бергмана.

– Мне позвонили и рассказали о происшествии ночью, – недовольным голосом ответил Хорхе Каллас. – Я велел, чтобы о подробностях доложили мне утром.

– И что же вам о них доложили? – спросил Арон Бергман.

– Пока что нет…

– Долго раскачиваетесь, господин полковник! – резко произнес Крис Баум. – Спите, как добрый деревенский дядюшка. Так не годится! Вы все же не деревенский дядюшка, а начальник государственной службы безопасности! А вот сандинисты не спят. Они – ловкие и умелые ребята. Да и как им не быть умелыми и ловкими при такой-то службе безопасности и при таком начальнике, как вы!

Американец Крис Баум отчитывал никарагуанского полковника, как суровый, но справедливый отец отчитывает нашалившего сына-школьника. Разумеется, это Хорхе Калласу не нравилось, но он терпеливо и безропотно выслушивал то, что говорил ему недовольный американец. Да и куда ему было деваться? Хорхе Каллас понимал, что он всецело зависит от этого назойливого и грубого молодого человека. Стоило этому Крису Бауму, или кем он был на самом деле, лишь шевельнуть пальцем – и где бы мог оказаться Хорхе Каллас? Ладно бы все ограничилось отставкой, но ведь могло быть и гораздо хуже…