Текст книги "Канны для ванны"

– А с чего им верить? Люди нынче дикие, все хотят что-то урвать, склочничают, сплетничают, воруют, будто один раз живут. Вы, что ли, верите в апокалипсис?

– Я верю. У меня день рождения 21 декабря.

– В один день со Сталиным, – заметила тетушка.

– Кстати, в этом что-то есть, что конец света назначили на день годовщины рождения Сталина.

– Бросьте эти глупости. Никто ничего не назначал. Я уже сказала, что ученые все опровергли. Если нам и следует чего-то ждать, то только того, что однажды погаснет солнце, но это будет еще не скоро, как минимум через несколько миллионов лет. А Сталин тут и вовсе ни при чем.

– Да, сейчас просто модно винить его во всех бедах. Всеобщее прозрение.

И тут запела спасительная трель звонка.

– Тридцать пять минут одиннадцатого, – сказала тетушка, глядя на настенные часы. Марья Васильевна вся изведется ждать до завтра.

– Здрасте, – растянул рот в улыбке, как чеширский кот, Новиков.

– Забор покрасьте.

– Теть Марин.

– «Тетя Марина». Нет слова «здрасте», молодой человек, вы уж если опаздываете, так хоть говорите правильно и, прежде всего, извинитесь.

– Это, извините.

– Извините, – сказал Саня и недоуменно посмотрел на меня.

Я развел руками. Что поделать? Зато мед вкусный и есть где ночевать.

– Мойте руки и на кухню. Позже будем знакомиться. Только тщательно мойте, мне зараза тут ни к чему, – и пошла, шлепая тапками.

– Вот так, – прошептал я товарищу.

– Я все слышу.

Может, и не слышит, просто преподавательская уловка. Наверняка студенты без конца болтают на лекциях, обсуждают ее и все такое, а тут врывается такое «я все слышу», и как-то уже неудобно шептаться.

Чаепитие прошло по тому же сценарию. Марина Анатольевна расспрашивала, чем занимаются парни. Удивилась, когда узнала, что Олег кондуктор, сказала, что он похож на ее студента, но еще сильнее удивилась, когда узнала, что Саня уволился с работы и отправился с нами.

– Очень необдуманно, Александр. Очень. В наше тяжелое время надо всеми силами держаться за работу. Мало того, что необходимо покупать продукты и одежду, нельзя забывать о духовном росте, труд облагораживает человека.

– Да какое там развитие? – пожаловался Новиков. – Стоишь и ходишь, стоишь и ходишь. Еще и премию не дают.

А потом он тоже съел весь мед, и это очень огорчило тетушку Марка.

– И это не очень хорошо с желудком, что было бы, если бы с желудком было все хорошо?

– Спасибо большое. Мед очень вкусный.

Хорошо хоть не отрыгнул, а то ведь мог бы.

– На здоровье.

– Это, спасибо.

– А теперь стелиться.

И без того небольшая комната была поделена перегородкой. В тетушкиной половине стояли стол, кровать и тумбочка с телевизором, на стене висели портреты Пушкина, Есенина и постер Алена Делона. В нашей – только стул и шкаф, из которого Марина Анатольевна достала постельное белье и два матраса.

– Сами застелете?

– Ну конечно, теть Марин, – ответил Марк.

– Спокойной ночи.

– И вам тоже. Спасибо за гостеприимство, – включил режим любезности Новиков.

– Не стоит благодарности, – и ушлепала за перегородку.

Мы быстренько расстелились и повалились на матрасы. Тетка включила телевизор, убавила громкость, но все равно было слышно Владимира Соловьева с его наставлениями и нравоучениями. На поединок он пригласил Жирика и кого-то менее известного и эпатажного. Как такое можно смотреть, я искренне не понимаю.

Нам было не до сна. И совсем не из-за телевизора. Это была особенная ночь, решающая. Может, самая важная в нашей жизни. Гадание, будет или не будет этот долбаный апокалипсис, отошло на второй план. Будет свидание Олега и Тани, а значит, будет и фильм, и получается, что все это я затеял не зря. Внутри меня все бурлило и кипело от нетерпения, сердце колотилось в бешеном темпе, дыхание перехватывало, и казалось, что мозг вот-вот взорвется и разлетится на части. Мне хотелось сорваться и бежать, бежать, бежать. Прямо сейчас, в эту самую секунду, нестись во всю прыть на улицу Чапаева, найти эту загадочную Таню, схватить ее и столкнуть с Олегом лоб в лоб, глаза в глаза. И пусть только попробует отказать, глядя ему в глаза. Да я как дам ей леща. Таня. Только попробуй ему отказать.

И я взглянул на Олега. И мне показалось, что он испытывает то же самое. Он вертелся, брыкался, шептал что-то нескладное, затем застывал на месте и снова ворочался.

Что чувствовали Саня и Марк, я не знал, но мне казалось, что они тоже ощущают всю значимость этой ночи и тоже наверняка волнуются.

И только я так подумал, как Саня захрапел, как бензопила, запрокинул руки и треснул меня прямо по лбу. Переживает он, как же.

Вскоре и Марк подключился, превратив сольную партию Новикова в синхронный дуэт. Ладно, хоть этот не распускал руки. А мы с Олегом продолжали ворочаться. Еще минут через десять нас уже развлекало трио, причем Марина Анатольевна мощно и проникновенно солировала. Если бы апокалипсис решил всех развести и наступил сию минуту, мы бы тупо его не услышали.

Утром солнце светило мне прямо в глаза, хотя мы не были на Кавказе.

– Проснись и пой, – улыбнулся мне Новиков, сидящий в наушниках возле ноутбука Марка.

– С вами фиг уснешь, – пожаловался я.

– Кто бы говорил. Храпел так, что концерт «Металлики» по сравнению с тобой выглядит как детский ансамбль «Ручеек».

– Да иди ты. Я никогда так не храпел.

– Ну вот, научился.

– А где Марк, где Олег?

– Марк в магаз ушел с Мариной Анатольевной, Олег в ванной, прихорашивается. А я материал скидываю. Хочешь посмотреть?

– Что?

– Марк, в отличие от некоторых, записал мою лунную походку.

И давай мне показывать и смеяться.

Олег вышел из ванной другим человеком. Реально без всяких шуток. Это был совсем другой Олег. И дело не в том, что он надел брюки и рубашку. У него изменилось выражение лица. Уверенный взгляд, решительные резкие движения, твердый размашистый шаг. У меня чуть челюсть не отвисла. Преображение века, премия МУЗ-ТВ и «Оскар» на блюдечке. Такому Олегу Таня не должна отказать. Мачо, блин. Таким уверенным он даже в тире не был.

– Так, это, хорошо выгляжу?

– Ваще отпад, – похвалил Саня, – прям как этот, Ален Делон.

– Согласен, – добавил я.

– Угу. Это, быстрее давайте.

– Так а че быстрее? Мы ж вечером все равно пойдем.

– Вечером, – подтвердил я.

– Я, это, пройтись хочу.

– С мыслями собраться? – подсказал Саня.

– Угу, с мыслями, – резко схватился за карман Олег, как будто кольнуло в ноге или что-то едва не выпало из него.

– Так погуляй, че.

– Ну, да, – согласился он. – Только, это, ключа нет.

– Ключа нет, – повторил Новиков. – Ну, терпи, как они вернутся.

Олег сел на стул и застыл как статуя. Жутковато было смотреть на него, особенно на контрасте с довольным Новиковым.

– О, Ульяна читает экспромт. Хочешь послушать?

– Боже упаси.

– Ну и зря. Прикольно. Так-то она ничего даже. Похуже моей, конечно, но тоже ничего, если не считать того, что она поэтесса-авангардист.

– А Ульяна уже твоя?

– Че ты к словам цепляешься? Будет.

Оптимист.

Олег молчал. И не двигался, но взгляд не терял уверенности.

– Олег, а ты не хочешь посмотреть? – спросил Саня, протягивая ему ухо наушника.

– Это, нет. Не хочу.

– Так, ладно, я в ванную, – сказал я и ушел.

А как вышел, Олега уже не было в квартире. Марина Анатольевна разбирала сумки и убирала продукты в холодильник.

– Можно и поздороваться, – раздался ее явно не самый приятный на свете голос.

– Доброе утро, – отозвался я и зашел в комнату.

Саня теперь уже с Марком отсматривал материал, оба периодически хихикали и подталкивали друг друга плечами. Спелись, негодяи.

– Ничего, что он один ушел? – спросил Саня.

– Да не знаю.

– Как-то он прям изменился, – удивился Марк.

– Ага.

И у меня снова как начало колотиться сердце. Стучит и стучит, стучит и стучит, и виски запульсировали. И внутри все замерло, и вдруг как накроет потоком энергии. Просто нереально.

– Что с тобой, товарищ режиссер?

– Не знаю, кажется, я счастлив, – не сразу ответил я.

– Счастлив?

– Да.

– Как в «Доме-2»?

– Нет, по-настоящему.

– Ну, круто.

– Круто.

– А с чего? – спросил Саня.

– Ну, вот мы здесь. Черт возьми, мы добрались до Саратова, до Саратова, сечете вы?

– Сечем, – ответил Новиков.

– Мы проехали больше тысячи километров. Автостопом. А это не так-то просто.

– Да уж, – подтвердил Марк, – то менты, то психи, то быки, кого только не было.

– Но мы доехали. Бросили все и приехали. И теперь осталось совсем немного.

– Ну как немного? Еще ж монтаж, – не согласился Саня.

– Я не про это. А про то, что вот сейчас мы пойдем к Тане, и произойдет что-то такое, что-то такое… – не мог подобрать нужное слово я, – что-то великое, невероятное.

– Найдем янтарную комнату? – сказал Марк, и они вдвоем с Новиковым чуть не легли от смеха.

– Да идите вы. Я серьезно.

– Да че ты, Сань? Мы тебя поняли. Это правда круто, что у тебя есть цель.

– У нас есть цель, – поправил его Марк.

– Ну да, у нас есть цель, и мы плавно и верно движемся к ее осуществлению. Так и надо всегда, а то у нас многие только на словах герои, а мы не такие, мы решили снять кино – и снимаем, а теперь нам предстоит снять очень важный эпизод, даже, наверное, ключевой. Мы точно не можем сказать, так как у нас нет сценария, но мы искренне предполагаем, что он окажется ключевым, и будем искренне рады за Олега, если у него все получится с Таней. Ты это хотел сказать?

– Ну да, примерно.

– Мы согласны с тобой, да, Марк?

– Да, Санчас.

– Правда, я не то чтобы счастлив, но очень приятно. И еще круто, что у меня есть телефончик Ульяны.

– Так сильно понравилась? – не поверил Никулов.

– Вообще люто.

– Класс.

– Ага.

Короче говоря, сбили они мне весь настрой. Затем мы позавтракали овсянкой – тетушка Марка за здоровые завтраки, проводили Марину Анатольевну до остановки, а сами отправились гулять.

По пути встретили Олега, он ходил вокруг клумбы в каком-то парке, что-то повторял про себя и даже не сразу нас узнал.

– Олег.

– А, что?

– Это мы, – помахал у него перед лицом Саня.

– Это, вижу.

– Идешь с нами гулять?

– Пошли, – не сразу ответил он, не прекращая внутренний монолог.

И мы пошли. Марк был нашим гидом. Ну как гидом, он сам особо ничего не знал. Но хоть бывал здесь, в отличие от нас.

– Да тут и смотреть-то нечего. Так, по центру прошвырнемся, ну и тоже на набережную заскочим. Волга ж. Мост покажу вам.

– Какой?

– Крутой. До Энгельса. Он типа самый длинный в мире.

– Прям в мире? – не поверил Новиков.

– Ну, может, не в мире. Может, в Европе.

– А, ну в Европе не так круто.

– Или, может, только в России. Ну все равно мощно. Про него даже фильм снимали, с Ефремовым. Тетка рассказывала.

– С Михаилом?

– Нет, вроде давно снимали, с отцом его.

– А-а-а-а. Понятно. Михаил много пьет.

– Да все они пьют, – вставил я. – Чем они хуже нас?

– Ничем.

– И не лучше тоже.

Олег молчал. Долго молчал, пока не увидел в одном из магазинов корзину с искусственными цветами.

– Это, нравится, – сказал он, остановившись напротив витрины.

– Что нравится? – не понял Новиков.

– Цветы.

– Они ж ненастоящие, – удивился Марк, – в смысле, не живые.

– Это, нравится, – повторил Олег.

– Дарят-то живые. Надо, чтобы они пахли, завяли потом, чтобы выбросить. Показываешь тем самым, что денег тебе не жалко ради нее на фигню всякую тратить, – разъяснил я.

– А мне эти нравятся.

– Можно еще в горшке дарить. Эти долго растут, и выбрасывать не надо, – со знанием дела стал рассказывать Саня.

– Мне нравятся эти, – и твердым шагом направился в магазин.

Мы молча переглянулись, Саня вытянул от удивления рот.

– Это точно наш Олег? – усомнился Марк.

– Вот я теперь тоже не уверен, – поддержал его Новиков.

– И все-таки искусственные дарят только покойникам.

– Не только, – возразил Саня. – Но в основном да. Ничего хорошего.

Олегу было плевать, он вышел с этой корзинкой и самодовольно улыбнулся. Вот хлыщ. Шарф и корзина с искусственными цветами – не лучший набор для мачо, но этот уверенный взгляд… Черт возьми, откуда он только взялся?

Саратов, и правда, во многом уступает Казани. Собственно, до поездки я практически ничего о нем не знал и не слышал, разве что из школьной программы. Кто там говорил? «В деревню, в глушь, в Саратов». Кажется, Чацкий или Фамусов. Главное, что это точно «Горе от ума». Короче говоря, не зря в школе учился.

А центр, ну да, симпатичный, тем более в сравнении с нашим мухосранском, но в целом же ничего особенного. Науровне Ульяновска или чуть-чуть лучше.

Мы прошвырнулись по центру, съели по шаурме. У одного из ларьков стоял высокий толстощекий парень с огромным пузом и так аппетитно ел эту самую шаурму, что мы просто не могли не остановиться и не попробовать. Пока заказывали, он доел, продавец вручил ему вторую, и он, причмокивая, принялся за нее.

– Лучшая шаурма в городе. Берите только здесь, – сказал он, уговорив второй брикетик лаваша с начинкой всего за минуту. И ушел, мурлыча от удовольствия.

Шаурма, действительно, оказалась очень вкусной, сочной, объемной, сытной. Думаю, даже мама ничего не имела бы против. И соус обалденный. Олег снова накинулся на еду, как бездомный пес набрасывается на мосол, найденный на помойке. Не хватало только рыка. Пацаны не обращали внимания, а я даже слегка трухнул. Кто бы знал, что там у него в голове происходит? Не просканируешь же. Откуда-то и уверенность взялась, может, он еще что-то прячет. А мне бы как раз уверенность не помешала. То есть такая уверенность, как у остальных, что не будет этого долбаного конца света, что можно и дальше жить, причем совсем не так, как раньше, попробовать что-то замутить с Валентиной, снимать кино, делать что-то стоящее, оставить свой след в истории человечества. Не то чтобы я так за жизнь держался, просто сам факт, сам факт того, что больше не доведется никуда ехать с этими балбесами, шутить, встречать разных интересных и не очень людей, пробовать шаурму или что-то другое, смотреть хорошее кино, чувствовать себя молодым и беззаботным, сам факт не мог не расстраивать. Это как минимум несправедливо. Зачем тогда это все? Чтобы вот так стремительно и беспросветно закончиться? То есть понятно, что все мы умрем так или иначе, но вполне нормально, когда ты знаешь и понимаешь, что смерть неизбежна, и делаешь это один, мир-то остается, а вот так, чтобы все и сразу, – это ужасно несправедливо. Черт, а ведь у нас даже такую шаурму не делают. А где-то есть еще вкуснее. А где-то можно с ума сойти от красоты природы или могущества и фантазии человека, но мы этого даже не увидим. И тут меня вдруг так проперло, я понял и суть начальных кадров «Меланхолии», и почему люди так держатся за любовь и любят поржать. Поржать – это прикольно, это отвлекает нас от мыслей о смерти, а любовь так и вовсе не дает ни о чем думать, кроме любимого человека, и, может быть, Олег самый нормальный из нас всех. Он поехал к любимой девушке за тысячу километров, да еще согласился, чтобы мы это засняли, а ведь она может послать его на хрен, и по-своему окажется права. Никто никому ничем не обязан. Особенно в любви. Но он поехал, поехал, потому что любит. Потому что как не поехать, если скоро нам всем каюк. Нам всем каюк. И у меня защемило в груди. Если падение рубля можно как-то пережить, и мы не раз уже переживали, то падение метеорита уже не исправить. И это хорошо, если метеорит и мгновенный конец, а если все будет медленно? Все, к черту такие мысли. Сейчас у меня в руках вкуснейшая шаурма, вернее, то, что от нее осталось, мы гуляем по Саратову, снимаем крутое кино, и мы счастливы, по-настоящему счастливы.

– Еще, что ли, заказать? – задумался Новиков.

– Хочешь быть как тот парень?

– Не, не хочу, ну на фиг, не буду заказывать. Наелся.

И мы прошвырнулись дальше по центру. Поснимали местных фриков. Худющего хипстера в шляпе и таких узких брюках, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и у него изо рта просто вылезут печень, легкие, сердце и все, что есть внутри, так как от натуги они должны были подняться к горлу. Зачем они носят эти брюки, не понимаю. Хипстер стал нести всякую ересь про всеобщий заговор, СМИ, засоряющие мозг, и творчество Вонга Кар-Вая. Я едва сдержался, чтобы не треснуть ему со всей силы. Затем он сказал, что ему пора, так как его товарищ уже зачекинился в «Шоколаднице» и будет злиться, что он опаздывает. И смылся.

Еще засняли дворника. Тот мел листья и матерился на погоду и на прохожих. Такой типичный дворник, не типичный для нашего времени. Старик, да еще и русский. Он отматерил и нас. Саня радостно помахал ему, прошелся лунной походкой, и мы отправились дальше.

Что ни говори, а Волга хороша. Невозможно хороша. Просто смотришь и радуешься. И гордость испытываешь, что у нас такая великая река есть. И мост хорош. Потому что тоже величие родины и Волги подчеркивает. Стальной гигант и все такое. Так и патриотом недолго стать.

– Вот, а на том конце уже Энгельс, – с интонацией гида произнес Марк. – Посмотрите налево, посмотрите направо.

– Прикольно, – оценил Саня, – может, сгоняем?

– В Энгельс?

– Ну да.

– Да ну в баню. Сорок минут по мосту мотаться, в чем прикол?

– Ну по трассе же ходили.

– Там хоть с пользой.

– И, это, времени нет, – напомнил нам Олег.

– Тем более. Поперли обратно. У тетки лекции должны закончиться.

– Саня, сними меня, – попросил жизнерадостный Новиков. – А это я, на фоне крутого моста. Он, это, самый длинный в России или даже в Европе. Здесь Саратов, там Энгельс. Вон видите, махина какая.

И давай, как Чарли Чаплин, изображать, что он в подвал спускается.

– Саня, блин. Этому приколу миллион лет.

– И что? Все равно прикольно.

– Весело, да.

– Вон видишь, даже Олегу нравится. Ну, понимаешь, – стал пародировать он Ельцина.

От смеха Олег даже корзину выронил. Проходящие мимо старушки в малиновых беретах посмотрели на нас с недоумением и на всякий прибавили ход.

– И вам хорошего дня, – помахал им товарищ.

Старушки оглянулись и затопали еще быстрее. Спать будут хорошо.

Тетя Марина была в хорошем настроении:

– Про Есенина сегодня рассказывала. Шаганэ, ты моя, Шаганэ, – пропела она.

Олег стоял возле зеркала, поправлял прическу.

– Олег, что ты делаешь? – выпытывал у него Новиков с камерой в руках.

– Расчесываюсь.

– На свидание пойдешь?

– Да.

– Волнуешься?

– Это, нет.

– Совсем, что ли, не волнуешься?

– Нет, – и долго и пристально посмотрел в камеру.

– А что ты ей скажешь? – не унимался Саня.

– Я тебя… – и замолчал.

– Люблю? – подсказал Новиков.

– Люблю, – не сразу повторил Олег.

– А что еще?

Олег молчал.

– Что она самая красивая на свете?

– И что она самая красивая.

– И что ты влюбился сразу, как только увидел ее?

Олег молчал.

– Да че ты прикопался к человеку? – вступился за Олега Марк. – Не видишь, что ли, волнуется.

– Это, не волнуюсь.

– Видишь, не волнуется он. А мы репетируем. И кино снимаем. Мы же кино снимаем? Да, Саня?

– Да, – сказал я. – Саня, ты реально достал.

– Ну и пожалуйста, – обиделся товарищ и больше с нами не разговаривал. Впрочем, мы и сами только слушали тетку Марка, видимо, решившую познакомить нас со всем творчеством Есенина:

 
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым…
 

Вот бы ее с поэтессой Ульяной познакомить.

В шесть мы вышли из дома. Сытые, наряженные, довольные. Новиков, правда, продолжал дуться, поэтому он был не очень доволен, но это, как говорится, его проблемы. До улицы Чапаева ехать двадцать пять минут, но мы же не девушки, решили быть в семь, значит, придем заранее, а не с полуторачасовым опозданием. Да и Олегу уже не сиделось на месте. Он выглядел немного нелепо с этими искусственными цветами и странноватой улыбочкой. Марина Анатольевна также пыталась его разубедить, заламывала руки и твердила, что нужны живые цветы, и исключительно розы, но Олег был непреклонен.

– Это, нет, и все.

Взгляд у него, конечно.

С каждым метром, с каждым шагом у меня все больше перехватывало дыхание. Как будто все уже свершилось, фильм снят, его отобрали, и, более того, он неожиданно для многих, но, разумеется, не для нас, стал фаворитом всего фестиваля. И вот наступил самый волнительный и торжественный момент – момент объявления результатов. Еще секунда, и все узнают, кто же, кто же, черт возьми, получит долгожданную награду. Я отчетливо видел себя в новом, безупречно отглаженном смокинге, чувствовал смесь легкого перегара с дорогим парфюмом, царящую в зале, видел Ларса фон Триера, Кустурицу, любимого Квентина Тарантино, без конца что-то шепчущего на ухо Родригесу и размахивающего руками похлеще бойцов без правил или байдарочников, видел Саню, сидящего рядом и немного прифигевшего от всего происходящего, милую и улыбчивую Киру Найтли, Тима Рота, произносящего со сцены «То, что нас ждет», и загремевшие вслед за его словами аплодисменты. Я видел то, как Новиков подталкивает меня к выходу, а я не сразу соображаю, что нужно встать и подняться на сцену, видел, как мы слегка неуклюже и робко идем с товарищем по залу, а Тарантино смотрит завистливо на меня, продолжая что-то рассказывать Родригесу, и тот кивает в ответ, видел, как у самого входа на сцену меня останавливает Рой Андерссон, обнимает, искренне поздравляет и долго трясет руку, видел, как Тим Рот вручает мне главный приз, а Саня пританцовывает и делает лунную походку под хохот и овации всего зала. А потом я что-то говорю, говорю на ломаном английском и не могу успокоиться. Я видел, как чертовски уместно и красиво смотрится «Пальмовая ветвь» на моей полочке, и даже батя фотографируется со мной в обнимку на ее фоне. И все это было так четко и ярко, но только там, у меня в голове. У меня в голове… А на деле все было немного не так. Немного – это мягко сказано.

Мы зашли в подъезд. Дверь оказалась не заперта.

– Хороший знак, – прокомментировал Марк.

– Угу, – отозвался Олег и вошел внутрь.

Мы зашли вслед за ним, а дальше все было как в тумане. Олег нажал на дверной звонок, на пороге появилась Таня в бежевых шортиках и белой майке с надписью «Россия». Маленькая, плюгавая, угловатая, с веснушками на все лицо – настоящая замухрышка.

– Ты? – вскрикнула она, увидев Олега.

– Убью, мразь! – взревел он еще громче, швырнул в нее корзину и вытащил из куртки пистолет.

– Антон! – заголосила громче сирены Таня и попыталась захлопнуть дверь, но Олег молниеносно среагировал, подставил ногу, оттолкнул дверь обратно и схватил девушку. Нас с Новиковым словно парализовало от шока, мы не могли сдвинуться с места и молча наблюдали за происходящим. Ничего себе признаньице! Марк сжался как пружина, но отважно продолжал съемки. Тем временем появился Антон, которого звала Таня. С криком «Ты че, дебил?» он накинулся на Олега, но прогремел выстрел, за ним новый крик Тани и громкий стон Антона: «А-а-а-а-а-а».

– Стоять! – заорал Олег. – Убью! И тебя убью, и ее убью!

Если раньше от его взгляда можно было наложить в штаны, то теперь как минимум поседеть покруче Собянина. А у него еще, так, на секунду, был в руках пистолет, с которым он управлялся покруче персонажей вестернов.

Не знаю, откуда появились храбрость и силы, но мы с товарищем стремительно бросились на выручку девушке. Антон стонал где-то там в прихожей, Таня отчаянно верещала и выбивалась, по ее ногам стекали тонкие струйки ужаса, соседи тряслись от страха в своих квартирках, а мы с Новиковым пытались скрутить Олега. Пытались, да. Только не вышло, он раскидал нас по углам, как младенцев, и занес пистолет над головой девушки.

– Прощай, Таня!

– Не-е-е-е-ет, – закричал Марк, как кричат в голливудских фильмах, и с разбегу засадил Олегу между ног.

Тот сразу осел, как свая, и выронил ствол. Марк тут же схватил пистолет и скомандовал нам:

– Вяжите его, пацаны.

Мы с Саней набросились на Олега и скрутили его. Он отчаянно вырывался и мычал. Марк снова треснул его по шарам:

– Успокойся!

Олег взвыл как волк. Чикатило, блин, с искусственными цветами. Теперь понятно, зачем они ему были нужны.

– Урод, псих, дебил! – Таня пнула Олега вслед за Марком. Потом еще раз и еще.

– Есть чем связать? – остановил ее Марк.

Но девушка не хотела останавливаться, она продолжала пинать Олега в живот, в лицо, по почкам, иногда даже попадала по нам с Новиковым.

– Я сама тебя убью, тварь!

– Да тише ты. Все позади уже. Потом убьешь. С Антоном твоим что?

– Антоша! – вспомнила она, приходя в себя. – Точно, как ты, заяц? Ты живой?

Антон простонал в ответ.

Мы еле сдерживали Олега. Чтобы нам помочь, Марк уселся на него, а мы придавливали к полу руки и ноги.

– Ну и как он? – крикнул Тане Никулов.

– Он ранен. Нужно скорую, – и давай рыдать.

– Так вызови. И принеси что-нибудь связать этого придурка, – заорал Новиков.

– Сами вы придурки. Это, я убью вас, всех убью! – не хотел успокаиваться наш маньячило.

А Марк продолжал съемку. Вот это человек! Настоящий герой. Капитан Америка и все такое. Как он выкрикнул, как выбежал, как засадил по шарам Олегу, не растерялся. Не, способ, может, и женский, но ведь действенный. Сработало же. Если бы не он, мы сейчас могли бы вообще не разговаривать.

Таня наконец вынесла пояс от халата и пылесос.

– Больше ничего нет, – извинилась она и только сейчас поняла, что стоит перед нами в мокрых шортах и неловко прикрыла их рукой. – Я вызвала скорую и полицию.

– Молодец, – похвалил Марк. – Давно бы так. Да заткнись ты уже, – сказал он Олегу и треснул со всей силы ему по морде. Олег отрубился.

Антон же встал на ноги и вышел к нам. Это был неказистый, с угрями на все лицо, парень лет тридцати. Он держал у плеча майку. Та стремительно краснела.

– А вы кто такие вообще? – спросил парень, глядя на лежавший рядом с Марком ствол.

– Мы – киношники, – сказал Саня и засмеялся нервным смехом. – «Сан Саныч пикчерз».

– Ни хрена себе кино, – ответил Антон.

И мы все засмеялись нервным смехом. Все, кроме Олега. Он уже больше не смеялся. Только плакал.

Приехала скорая, приехала полиция, только пожарные не приехали. Соседи же так и не выглянули. Правильно, а зачем?

Мы давали показания. Десятки показаний, и все по одному кругу. И о том, что про оружие мы не знали, и про то, что Олег до двадцати лет состоял на учете в психдиспансере, тоже, и вообще мы вовсе не друзья, а просто искренне хотели ему помочь и снять кино, хорошее кино. Эти полицейские тоже сказали, что у нас хрень, а не кино, но много ли они понимают в фильмах? А вот Марка похвалили за мужество и находчивость и за запись, что предельно упрощает расследование, можно даже сказать, что оно и не требуется.

Олег же, оказывается, еще со школы доставал Таню, ухаживал и все такое. Но она все равно его отбрила, и тогда он чуть не изнасиловал ее и поклялся, что Таня обязательно будет с ним или вообще ни с кем. Вот как все было на самом деле. А про троллейбус и подкарауливание у подъезда он просто нам наплел.

Таня рассказала нам, что у нее нет ни отца, ни братьев, защитить ее было некому, поэтому они просто собрали вещи с матерью и уехал в Саратов. Это был самый простой вариант. С полицией, тогда еще милицией, никому связываться не хотелось. Антон – ее жених, про Олега она, разумеется, ничего не рассказывала и вообще практически забыла, а тут такое… Ни за что пострадал парень. Хорошо, хоть пуля только задела плечо и шею, по самому краю зацепила и все. Пара царапин, зато сколько воспоминаний…

Тетка Марка нас чуть не задушила, когда узнала, что мы привели в ее дом маньяка, но потом смягчилась, почитала Есенина и Бродского и сказала, что в жизни чего только не бывает. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…»

А про нас опять сняли сюжеты, в основном про Марка, но и фильму рекламу сделали. Даже по первому каналу показали. И Малахов в «Пусть говорят» к себе звал, но мы не поехали. А «зомби-домино» больше пяти миллионов просмотров набрал. Но мы с зомби-летчиком подали в суд на этого чувака, выложившего видео. С какой стати он на нас деньги зарабатывает?

Бум на кино у нас в мухосранске быстро прошел, хотя какой-то паренек на одном из фестивалей взял приз то ли за оригинальность, то ли за режиссуру. Но удивляться не стоит, во всем мире столько этих кинофестивалей, что, даже если целых полчаса в кадре кто-то будет ковыряться в зубах и ничего больше не делать, все равно найдутся идиоты, которые увидят в этом глубокий смысл и с удовольствием отметят у себя в конкурсе и дадут приз с формулировкой «за оригинальную подачу и нестандартное мышление». А уж за режиссуру дают, когда вообще отметить нечего.

Как сложилась карьера Снежаны, не знаю, но, судя по тому, что она не мелькает рядом ни со Светлаковым, ни с Козловским или, на худой конец, с Безруковым, сложилась не очень.

А «То, что нас ждет» мы все-таки сделали. Не совсем так, как я планировал (впрочем, что у нас получается ровным счетом так, как мы планируем?), но все же сделали. И выслали в Канны. Не прошли. Даже во внеконкурсную программу не попали. Но зато наш фильм посмотрел Сельянов. Недавно звонил, предлагал работу. А мы что? Мы не гордые. Снимем. Только не очень хочется снимать по сценарию. Я же все-таки прогрессивный режиссер.

И с батей помирились. Оказывается, у него язва. Ну, правильно, столько желчи в себе держать и на других выплескивать. Вот учится теперь не бухать и быть добрее. Получается не очень.

Мама успокоилась. Маму я познакомил с Валентиной. Как вернулись домой, я позвонил ей, встретились. И как-то похорошела она, что ли, или я по-другому на нее взглянул, но у нас все быстро завертелось, мы тут же поцеловались, уже нормально, не как в тот раз, я взял ее за руку, а дальше… ну, вы знаете. И голуби ее уже не пугают. И не клюют. Словом, все хорошо.

У Марка появилась куча поклонниц. Сделали фан-группу в соцсетях, названивают. Короче, превратился в настоящего героя, только до сих пор сохнет по Оле и верит, что добьется ее. Он наконец-то сменил прикид и уже не носит толстовки, правда, все еще пытается поправлять капюшон, которого больше нет. Привычка все-таки.

Саня же на обратном пути, как и обещал, заехал в Ульяновск и встретился с Ульяной, официанточкой. Теперь вот не знает, переезжать самому или перевозить ее. Пока что каждый день скайпятся и сидят во вконтакте.

А Олег не сидит. Олег лежит. Его признали невменяемым. Вот лечится теперь. Ствол он спрятал у Сани в рюкзаке (когда только успел?). Так что невменяемый, но сообразительный. Не зря я каждый раз удивлялся, как по-звериному он впивался зубами в еду. Хотя списывал все на аутизм. В блокноте у него была куча портретов Тани с подписями «убью», «ненавижу», «гори в аду», «смерть», «заклание», еще больше – рисунков трупов. Вот такое веселье.

Антон из Перми – товарищ Марка, и правда, приехал к нам погостить, причем с тремя друзьями, среди которых был и Вадим с его Арни. Как ни умолял нас Новиков принять Вадима и его песика вместо него, мы не могли отказать маленькому животному в радости второго свидания с конечностью Сани. Да и Вадим настоял, а ему отказать было еще сложнее. Прожили они у нас две недели. Посмотрели фильм и тоже ничего не поняли.