Текст книги "Канны для ванны"

Вот же угораздило начать снимать кино, попасть на этот долбаный флешмоб, засветиться на ютубе и согласиться на встречу в парке, кишащем неадекватными пернатыми товарищами. Хотя какие они нам товарищи после такого? И тут что-то влажное как шлепнется мне на руку То ли кровь, то ли слезы, то ли голубиная месть, я не успел даже взглянуть, потому что нас окружили мамашки, студенты и другие случайные прохожие. А дальше все было как-то стремительно: такси, травмпункт, смех хирургов и медсестер: «хорошая примета, богатой будешь», укол от бешенства, четыре шва, обморок, нашатырь. Все это время Валентина так и держала меня за руку, до обморока, разумеется. Сразу после которого я благополучно и смылся. Конечно, не очень хорошо было так делать, но все уже приняли нас за пару, а это очень, ну просто очень меня напрягало.

Вот поэтому я не люблю всякие свидания. Нет, конечно, они не все заканчивались подобным образом, но это точно тянуло на сцену из дурацкой и несмешной комедии.

Дома я снова открыл ролик. 452724 просмотра. Люди, ну что с вами не так? Главное, что кто-то на этом наверняка еще и заработал. А мне какая польза от этого гребаного «зомби-домино»? Набрал Саню. Занято. Набрал Марка. Занято. Друг с другом, что ли, трещат? Что-то в последнее время они нехило так сдружились. Наверняка готовят заговор. Тоже мне Брут и Кассий. И я решил пересмотреть «Залечь на дно в Брюгге». Макдонах очень крутой, даже покруче брата, пусть и снимал свой фильм по сценарию. Посмотрел бы я, как он справится с «То, что нас ждет». Но все же прекрасно, что его новый фильм успеет выйти до этого адского апокалипсиса. Гораздо сложнее было бы погибать, не посмотрев его новую работу. Это было бы чертовски обидно. И я стал читать про новый фильм Мартина, одно название которого мне уже дико нравилось: «Семь психопатов». Ладно один, ну два, а тут целых семь – это уже настоящая психбольница.

Зазвонил телефон.

– Саня? – Новиков.

– Нет, блин, Елена Воробей.

– Ну мало ли, вдруг ты не один. – И давай ржать.

Тоже мне поручик Ржевский.

– Не поверишь, но я один.

– Верю, верю. Что насчет завтра?

– Снимаем, что может быть завтра?

– А во сколько?

Иногда он такой трудный, что сил нет.

– А в 12.

– Ну ок. Марку я передам.

– Будь любезен.

– Ты, кстати, в курсе?

– Чего?

– Что у тебя уже полмиллиона просмотров?

– Да ладно?

– Ну, практически полмиллиона. Еще трех тысяч не хватает. Но такими темпами через час наберешь.

– Ну, круто. Я мегапопулярен.

– Ага. – И снова эти смешарики.

Я повесил трубку.

Спалось не очень. Снилось, что голуби решили завоевать мир, садились всем на голову и клевали в самое темечко. Клевали, клевали, клевали, как будто у людей росли семечки вместо волос. Может, именно таким и будет обещанный апокалипсис? Это былое настоящее безумие, и только Валентина с хладнокровием Терминатора в строительной каске и с пневматикой в руках возглавила восстание людей против взбесившихся пернатых.

Утром я выглянул в окно. Голуби кучковались на крыше соседнего дома. Ух, чтоб вам, разносчики инфекций. Но они продолжали сидеть с невозмутимым видом.

Позавтракав, сел за работу и, к удивлению, плодотворно и с наслаждением потрудился, можно даже сказать, заработался и чуть не опоздал на съемки. Перед выходом надел кепку и темные очки. Вот совсем не хотелось, чтобы снова тыкали пальцем и смеялись. Маскировка спасла. До ребят добрался без происшествий. Марк, как всегда, поправлял капюшон, а Саня опять смотрел ролик и пританцовывал.

– 527, – сказал Марк вместо приветствия.

– Мы уже начинаем гордиться, что знакомы с тобой, Санчас.

– Ага, – подтвердил Марк.

– Снимать давайте.

И мы снимали. Там снимали. Тут снимали. Везде снимали, только ничего хорошего из этого не выходило. Странных персонажей хватало: и парочка готов, и глупый хипстер, и даже какой-то поэт – любитель Бродского и Мандельштама, – но все они были неинтересны в рамках нашего фильма, не добавляли ему изюминку. Кино – это все-таки особенная атмосфера, и персонажи должны быть избранные, не как в «Матрице», конечно, хотя почему нет? И как в «Матрице», и как в «Пятом элементе», и «Криминальном чтиве» с «Леоном». Нельзя просто так понабрать чудиков и показывать полтора часа. Нужна какая-то фишка, а ее не было.

И тут снова зазвонил телефон.

– Алло, Александр? – Валентина.

И когда только я успел поделиться с ней номером своего мобильника?

– Валентина?

– Да. Здравствуйте.

– Здравствуйте.

Согласен, беседа не самая интересная, но что вы хотите от разговора по телефону, когда оба собеседника не уверены, что разговаривают именно с тем человеком, к которому обращаются?

– Как самочувствие?

– Терпимо. Вы в курсе, что ваш ролик уже набрал 543 тысячи?

– В курсе. И это не мой ролик. Мы вчера это обсуждали.

– Вообще-то, меня вчера голубь клюнул, – обиделась она.

– Я помню, поэтому и спросил про самочувствие.

– Спасибо. Так вот. Пятьсот тысяч – это уже солидно, поэтому мне удалось договориться с начальством, и они согласились на специальный выпуск «Солянки», посвященный только вам.

– Вот это честь, – ухмыльнулся я.

Она пропустила мимо ушей.

– Завтра съемка. Эфир на следующей неделе. В 11:00 сможете?

– Я же фрилансер.

– Вот и отлично. Советская, 35. Приходите пораньше, пропуск вам выпишут. – И повесила трубку.

Я даже возразить ничего не успел. Мне оно вот надо? Передачи эти? Что я скажу? Что темное люблю больше светлого? Или что нехорошо разбрасывать использованные презервативы, топите их в унитазе или выбрасывайте в мусорку? Или, а вы знаете, что скоро конец света, а вы ни хрена не делаете? Или про полку им рассказать? Про полку, пожалуй, что и можно. Вдруг у кого-то тоже есть такой шкафчик, чемоданчик, шкатулка или потолок, черт возьми, которые тоже чего-то ждут, а мой рассказ сподвигнет их на что-то если не великое, то хотя бы уж достойное.

Все карты сбила своим звонком. Еще и пацаны стали докапываться, что за Валентина и что не так с ее самочувствием, не я ли причина ее недомогания? Ну придурки, что с них взять? Короче говоря, на этом съемки и закончились. Я попросил Марка залить весь материал на комп, пора уже тщательнее отсматривать, что все-таки может нам пригодиться, а то время идет, а мы все еще ни гу-гу.

– Не вопрос, товарищ режиссер. Завтра к вечеру будет готово.

– Завтра?

– Конечно. Во-первых, все надо будет перекодить, а во-вторых, у меня еще дела. – И загадочно улыбнулся.

Дела у него…

А вечером я неожиданно снова включился в работу. Выполнил все текущие заказы и с чувством гордости и облегчения лег спать.

Для нашего «типа ТВ» пришлось принарядиться. Даже галстук мамин нацепил. Подмигнул себе в зеркале – Рики Мартин – и отправился покорять местного зрителя.

На проходной меня ждал сюрприз. Только он меня и ждал. Потому что ни пропуска, ни встречающих не было. Седой и тучный охранник со взглядом, будто все ему должны, причем не меньше миллиона евро, развел руками и сказал: «Я не в курсе, звони, выясняй, с кем ты там договаривался». Ну вот, опять какие-то препятствия. Я позвонил Валентине. Она не брала трубку. Охранник не сводил с меня глаз.

– Не берет, – стал оправдываться я.

Он молчал.

Я нервничал, хотел уже было плюнуть и пойти обратно, но тут вместо гудка раздался знакомый голос:

– Александр?

– Пока еще да.

– Вы пришли?

– Да. Тут какая-то заминка. Меня охранник не пускает, говорит, нет никакого пропуска.

– Фу-ты ну-ты, простите ради бога. Совсем забыла. Совсем-совсем, ну, вы понимаете, меня же голубь вчера клюнул.

– Да я помню.

– Одну минуту, подождите, пожалуйста, у нас тут сумасшедший дом просто. Света, нужен пропуск, выпишешь? – И гудки.

В очередной раз встретившись взглядом с охранником, я улыбнулся и показал ему большой палец руки. Он нахмурился еще сильнее. Видно, я отвлекал его от важного занятия – отгадывания сканворда или чашки горячего чая. Хорошо, что он не показал мне средний палец руки, хотя явно был близок к этому.

– Еще раз простите, – раздался позади меня усталый голос Валентины. – Семен Петрович, это со мной.

– Пропуск, – буркнул охранник.

Она показала. Семен Петрович внимательно и неспешно его изучил. Видимо, раньше работал либо на почте, либо в гестапо. А может, и там, и там. Неважно. Главное, что все-таки пропустил, правда, отчитав Валентину:

– Плохо работаете.

– Простите, – пропела она и утащила меня вслед за собой, по дороге передразнивая доблестного и бдительного секьюрити.

– Вот взорвут вас, не так запоете, – неслось нам вслед.

Студия была небольшая. Это, разумеется, не «Пусть говорят», но она даже на «Смак» не тянула. Три на три метра максимум. Словом, «мечта» клаустрофоба. Продолговатый стол, несколько стульев и яркие лампы: софиты, или как там они называются? Оператор мало чем отличался от нашего Марка: толстовка, джинсы, растрепанные волосы. Тут же к нам подскочила какая-то суетная блондиночка.

– Александр, – представила меня Валентина.

– Ага, – прозвучало в ответ. – Повернитесь и закройте глаза.

Я повернулся, блондиночка прошлась кистью с пудрой по моему лицу, затем проделала то же самое с лицом Валентины и, даже не глядя на нас, упорхала обратно.

– Не волнуйтесь, – проинструктировала меня Валентина, – представьте, что здесь никого нет, а мы с вами непринужденно, по-дружески беседуем.

– Главное, чтобы голубей не было, – ляпнул я.

Она недовольно посмотрела на меня, но промолчала. Затем усадила на один из стульев и попросила выключить телефон и ждать. Я выполнил ее просьбу и стал вертеть головою. Кто-то пил кофе, кто-то поправлял свет, кто-то подошел ко мне, поздоровался.

– О, это же вы?

– Я.

– Круто.

Оператор протяжно зевал, лениво прикрываясь ладонью. Наконец появился режиссер. Толстый, неуклюжий дедок с седой бородой и грязными волосами. Все тут же засуетились еще больше. Подбежала Валентина, стала указывать на меня, он равнодушно взглянул в мою сторону и отвернулся к оператору, тот стал что-то рассказывать, потом улыбнулся, режиссер что-то ответил, он засмеялся в полный голос и стал вертеть камерой в разные стороны.

Мне не понравился этот режиссер. Ему бы с охранником чаи гонять и ненавидеть всех, а не по съемочной площадке разгуливать. Вообще мне эти режиссеры не очень. Наши, разумеется. Снимают какую-то жижу и при этом такие пафосные, ходят важные-преважные, будто это они сняли «Титаник» с «Терминаторами», а не Кэмерон. Одним словом – понторезы.

Через десять минут все-таки началась съемка. Валентина села напротив меня, три раза громко выдохнула, подмигнула мне и затараторила. Она поприветствовала воображаемых зрителей (интересно, сколько их?), рассказала, что это уникальный выпуск, так как никогда раньше в истории «Солянки» (у нее большая история?) еще не было передач, посвященных одному событию. Затем рассказала про ролик, представила все тем же воображаемым зрителям. Режиссер достал электронную сигарету, начал дымить, оператор все так же зевал в ладонь, а Валентина стала расспрашивать меня про то, каково это – чувствовать себя популярным.

– А я разве популярный? – удивился я.

– А разве нет? 597 тысяч просмотров – это больше, чем все население нашего города.

– Ну да, если только так.

– Наверняка вас уже стали узнавать.

– О да. Только как-то невесело, когда в тебя тычут пальцами и ржут как припадочные.

– Правда ржут?

– Что я обманывать, что ли, буду? Правда. Я теперь кепку ношу и темные очки.

– Очень интересно.

– Очень, – кивнул я.

– Александр, а теперь раскройте тайну, из-за чего все же случилась ваша потасовка? Вам не нравятся зомби?

– А кому они нравятся?

– Многие считают, что они милые. Если они, конечно, ненастоящие.

– Я так не считаю. Но потасовка у нас случилась из-за кино.

– Какого кино?

– Мы снимаем кино.

– Ух ты, как интересно. А кто вы?

– Ну, мы… Студия «Сан Саныч пикчерз», – зачем-то снова ляпнул я. Ну что за идиот?

– Никогда не слышала о такой студии.

– Потому что мы только-только появились.

И я не удержался и все-таки стал заливать про полку, про конец света и все остальное. «Вот это да» – только и повторяла Валентина. А режиссер ухмылялся и пренебрежительно пускал кольца дыма, особенно после того, как я сказал, что никакого сценария у нас нет, он по-простому нам не нужен, в отличие от Михалковых, Бондарчуков и прочих «крутых» режиссеров.

– И вот подхожу я к нему и начинаю спрашивать.

– А почему именно во время шествия, а не после?

– Это же очевидно! – распылился я. – Гораздо эффектнее заснять толпу идущих зомби в фильме про апокалипсис, чем одного неказистого зомби-летчика.

– Сам ты неказистый! – раздалось где-то поблизости. И в студию влетел зомби-летчик. – Ушатаю.

Валентинаулыбнулась, даже оператор приободрился. Значит, готовились заранее. Негодяи.

И зомби-летчик опять накинулся на меня. Вот неугомонный червь. Мы начали толкаться. Разнимать нас никто не торопился. Тоже мне программа «Окна». Режиссер даже руки потирал от удовольствия – рейтинги обеспечены. И вот, пока мы толкались, до меня вдруг дошло: «А чего, собственно, мы опять толкаемся? Благодаря Сане мы уже все решили». И я опустил руки. Взял так и опустил. Он уставился на меня, как Тимати на словарь русского языка Владимира Даля, и тоже опустил руки.

– Мир? – протянул я ладонь.

– Мир, – не сразу согласился он.

Телевизионщики, конечно, не рассчитывали на столь быструю развязку, но не подали виду. Валентина усадила зомби-летчика и стала теперь допрашивать его. Оказалось, его зовут Колян, он работает в «Эльдорадо» и любит фэнтэзи. Мы поговорили еще о ютубе, о флэшмобе и о кино, после чего Валентина сказала, что у них настолько хорошая передача, что два чуть ли не заклятых врага благодаря им закопали топор войны и превратились в закадычных друзей. Это, конечно, она маханула, но главное, что наконец-то закончились эти гребаные съемки и можно было идти домой. Даже режиссер решил нам пожать на прощание руки. Я бы не удивился, если бы оператор еще пустил мужскую скупую слезу, но вместо этого он зевнул еще шире, чем раньше.

– А че, че за кино у вас? – допытывался Колян по дороге к проходной. – Реально снимаете?

– Реально.

– И что, прям со мной эпизод тоже в кино войдет?

– Не знаю пока.

– Слушай, Сань. А может, это…

– Что?

– Ну, переснимем тогда?

– Кого? Как?

– Ну, тот кусок. Я новое шествие организую, я могу, подойдешь ко мне, нормально побеседуем, как ты хотел.

– Это уже будет постановочно.

– Так в кино все постановочно.

– Не все.

– Ну блин. Давай без зомби. Просто снимете меня. Я давно мечтал в кино попасть.

Мечтал он. Какие же все люди одинаковые.

– В ютуб же попал.

– Не, это не то. Я нормально хочу. Я вообще талантливый, пластичный.

Только бы не начал танцевать. Только бы не начал. Но он начал. Подрыгался, как ужаленный электрошокером, и давай улыбаться.

– Ну как?

Я пожал плечами.

– А еще я могу Ельцина пародировать и Михаила Боярского. Эй, канальи, ну, понимаешь…

О господи, ты жесток.

– Че-то не похоже.

– Да ты что, похоже. Я просто голос не разогрел. Я ж не знал, что надо будет. А-а-а-а-а-а-а-а-а, – начал он скрипеть, как несмазанная дверь.

Я закрыл ладонью лицо. Или просто отбил фейспалм, как говорят в сети.

– Эй, канальи, ну понимаешь! – повторил через минуту Колян.

– Вообще не похоже, – резюмировал я.

– Перегрел, что ли? – расстроился он. – Я могу лучше.

– Верю, но нам пародисты и не нужны в общем-то.

– Да мне все равно как, лишь бы сняться, – это мечта детства. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил голосом Ельцина я. Получилось намного больше похоже, чем у зомби-летчика, так что даже охранник проснулся.

– О господи, приснится же! – сказал он, глядя на нас испуганными глазами. Значит, все-таки не пуп земли. Сам кого-то боится.

– Ну, бывай, Колян, – стал прощаться я.

– Погоди, а номер?

– Какой номер?

– Твой.

– Зачем?

– Созвонимся, на съемки меня позовешь.

Вот жук, а. У них в «Эльдорадо» все такие, что ли? Пришлось доставать мобильник, обмениваться номерами.

– Зря ты еще одно шествие не захотел снять. Было бы прикольно.

Я не ответил.

На улице, к счастью, оказалось, что нам в разные стороны. Это было настоящее счастье. Нет, меня точно угораздило родиться в нашем мухосранске, начать снимать кино, угодить в ютуб, согласиться прийти на передачу и связаться с ненормальным продавцом-консультантом. Лучше бы он продолжал грозиться мне навалять, чем терпеть его лебезение и тупые пародии.

Почти сразу же зазвонил телефон. Соскучился, что ли? Но это была Валентина.

– Александр?

Это вежливость такая? Или она реально каждый раз не уверена, что звонит именно мне. Хотя точно, ее же голубь клюнул.

– Да, я.

– Простите, что нормально не попрощалась, сами понимаете, работа.

– Понимаю.

– И за то, что вас не предупредила, тоже.

– Да ничего. Все нормально. Вас же голубь клюнул.

– Это не из-за голубя, – обиделась она. – Это была идея режиссера. Хотел придать остроты через эффект неожиданности.

– Ничего. Переживу.

Хотя как сказать.

– Еще раз спасибо, что пришли.

– Не за что.

– Может, встретимся еще?

– Зачем?

– Посидим, кофе попьем. Мне как-то неудобно перед вами.

– Может быть. Когда?

– А вы когда свободны?

– Завтра.

– Ну, вот и отлично. Тогда завтра в восемь у парка. А нет, давайте не у парка, там голуби людей в головы клюют.

– А вы, кстати, не хотели снять сюжет про это?

– Хотела. Я еще и каску хочу купить.

Точно, как во сне. Еще и восстание возглавишь.

– Давайте сразу в кофейне. On coffee здесь у нас неподалеку. Знаете?

– Знаю.

– Вот и прекрасно. – И отключилась.

Интересно, а завтра она в каске придет или нет? Я стал думать про каски и не заметил, как оказался дома и начал пересматривать фильм Бена Стиллера «Солдаты неудачи». Смешное кинцо. Особенно Роберт Дауни-младший в роли афроамериканца и зажигательный танец в конце. Я тут же вспомнил Коляна. Вставить, что ли, его подергивания в конце? Ну нет. У нас все-таки должна быть не комедия, а серьезное кино. Это все-таки Каннский фестиваль, а не кружок самодеятельности и клоунады.

Она пришла без каски. В довольно милом платье. С другой прической. Накрутила какие-то вавилоны. Не сказать, что это тянуло на номинацию «преображение года», но в целом достаточно ощутимая и приятная перемена. Даже родинка ее словно уменьшилась и поблекла. Должен сказать, что мы неплохо провели время. Она еще раз поблагодарила за согласие на съемки, сказала, что это будет отличный выпуск, стала расспрашивать про наше кино, я начал думать, что тоже попросится сняться, но нет, ничего подобного. Она оказалась настоящим киноманом, засыпала меня именами актеров и режиссеров, я их как-то не очень запоминаю, особенно актеров, а вот она – настоящая киноэнциклопедия на шпильках. Даже про голубей мы не вспоминали, пока не вышли на улицу. Я уже поверил, что прекрасный вечер плавно перетечет во что-то большее, но на улице, у самого выхода из кофейни, стая этих чертовых голубей вспорхнула прямо перед нами, Валентина стала испуганно уворачиваться, резко развернулась и воткнулась носом и лбом прямо в подоконник, закрыла глаза и шмякнулась на тротуар. Голуби улетели, похихикивая садистским смехом. Уверен, что слышал его.

И вот уже второй раз мы оказались в травмпункте. А мы даже не целовались еще. Со мной явно что-то было не так. Надо бы на досуге обдумать эту мысль. А пока же врачи снова смеялись, глядя на Валентину, я чувствовал себя некомфортно, а она знатно расквасила свою мордашку. Лицо заплыло так, будто ее отдубасил Майк Тайсон на пару с братьями Кличко. Хорошо, что подоконник не оказался чуть ниже, а то бы она еще и пару зубов, если не больше, выбила. Ни о каком больше романтическом поцелуе под луной или хотя бы тусклыми фонарями и речи быть не могло. А жаль, вечер действительно складывался неплохо.

В этот раз я не стал сбегать. Усадил Валентину на такси, а сам на «одиннадцатом» отправился домой.

Следующую неделю мы что-то снимали. Новиков постоянно убегал к своей Снежане. Даже у Марка появились какие-то загадочные дела. Хотя подозреваю, что просто вышла новая игруха, на которую он тут же подсел, – уж слишком усердно он поправлял капюшон, когда отпрашивался пораньше. Отснятый материал не вдохновлял. Такими темпами можно снимать десять лет. Нужен был крутой персонаж, действительно крутой, который бы запустил механизм истории на полную катушку, и кино задышало бы полной грудью, расправило плечи, наполнилось красками и ароматами. Вот такая непонятная образная хрень. Короче говоря, плохо все было с кино, и я опять начал сомневаться. Может, я и не режиссер вовсе? Или эта идея просто никакая? А что, если сценарий – это истинный успех фильма? Писать сценарий, что ли? Но я никогда этого не делал и даже не представлял, как это делается. Сплошные расстройства. Бросить, конечно, проще, но полка, полка, черт возьми, так и не получит свою «Пальмовую ветвь».

Зато каждый день мне названивал, кто бы вы думали? Правильно, Колян. Хохотал в трубку, строил из себя закадычного друга, даже звал потусить. Я отнекивался, говорил, что пока не снимаем. Погода нелетная, Новиков застрял в лифте, у оператора вылез чирей на глазу и все такое… Он понимающе кивал. А я реально видел перед собой эту картину, как он стоит с трубкой возле уха и понимающе кивает. Затем мы прощались, а на следующий день он звонил снова.

И вот наконец вышла наша передача. Не скажу, что это была бомба, как пророчила Валентина, но, во-первых, к тому моменту количество просмотров уже перевалило за семьсот тысяч, а во-вторых, известие о том, что мы снимаем кино, даже метим отобраться в Канны, не прошло незамеченным. Я бы даже сказал, навело некоторого шороху.

В тот же день мне позвонили из двух газет и попросили о встрече, чтобы взять у меня интервью. Сам не зная почему, я согласился, хотя мог бы просто сказать, что ошиблись номером. Затем позвонил Колян.

– Ну как мы тебе?

– Нормально вроде. Я, правда, думал, поинтереснее будет. Монтаж у них корявый.

– Да ты что, вообще нормально. У меня даже директриса видела. За ручку теперь со мной здоровается.

– Ну все, жди карьерного роста.

– Ага. Что там со съемками?

– Пока никак. Но скоро, скоро. Щас Марк подлечится, и начнем.

– Ага, давайте, а то у меня уже руки прям чешутся.

Руки у него чешутся. Мозги не чешутся?

– Ладно, мне некогда. Поздравляю со славой, – отмазался я.

– А тебя с Олей.

Шутка года, никак не меньше. И вроде с Новиковым почти не общался, а уже заразился. Или просто я был такой везучий.

Валентина тоже звонила. Рассказала, что лицо идет на поправку, тоже поздравила с выходом программы, а затем поделилась, что сама она не очень: кажется, у нее начинает развиваться орнитофобия. «Вы же помните, меня голубь клюнул, а потом еще эта травма». Такое забудешь. Бедняжка, даже на вы снова перешла.

– Но теперь не только голуби, но и маленькие воробьи вызывают у меня опасение. Про ворон я вообще молчу, – продолжала она свою исповедь, – от них меня в дрожь бросает.

– Печально.

– Даже не знаю, как на улицу теперь выходить.

– Все настолько серьезно?

– Да. Сестра купила мне каску.

– У тебя есть сестра?

– Есть. Я разве не говорила?

– Нет.

– А это что-то меняет?

– А что это может поменять?

– Вот и я говорю, что не может.

– Так и я говорю, что не может. Просто ты не рассказывала про сестру.

– Вот рассказала.

Интересно, а у сестры тоже родинка на носу? Или у нее где-нибудь поинтереснее?

– Что-то мне поплохело. Пойду лягу.

– Хорошо, выздоравливай.

Я представил Валентину в красной строительной каске, передвигающуюся по улицам мелкими перебежками и прячущуюся за углом или внутри зданий при любом шорохе, похожем на шелест крыльев, и мне стало весело. Хотя веселого в этом было не так уж и много. Может, бросить все и заняться ее реабилитацией и вернуть к нормальной жизни? Как раз к апокалипсису успею, или чуть раньше. Хоть одно стоящее дело в этой жизни. Ну уж нет. Я не Елена Малышева. Пусть сама выкручивается. А у меня и так было дел по горло.

Во-первых, заказчики словно обезумели и выслали аж семь предложений по работе. Два я отмел сразу, а остальные были вполне себе ничего и по заданию, и по оплате. Бизнесмен, кстати, мне отказал, поблагодарил за попытки, но увы – у других варианты оказались поинтереснее. Так что уплыли мои пятнадцать косариков, а жаль. Впрочем, не удивлюсь, если никаких других вариантов и не было, а он просто-напросто меня кинул. Богатыми людьми так и становятся. Ну и к черту его. Без работы же не сижу. А во-вторых, теперь от желающих сняться у нас в фильме не было отбоя. Все как с цепи сорвались, встречали нас на улице, узнавали.

– Это же вы? Вы, да?

– Кто?

– Ну, вы, которые кино снимаете. Сам Самыч бичез.

– Сан Сан пикчерз.

– Да, это мы! – радостно закивал Саня. Название-то его.

– А вы тоже смотрели передачу с нашим товарищем режиссером? – уточнил Марк.

– Смотрели, смотрели, – неслось в ответ. – Слушайте, а снимите нас тоже. Конечно, не в главной роли, но в каком-нибудь эпизоде, так хочется на себя на экране посмотреть.

– Мне говорили, я фотогеничная.

– А я в школе в драмкружке занималась. У меня одноклассник – режиссер. В театре, правда, работает. В последний раз из Нижневартовска звонил, с днем рождения поздравлял. Хотите, я вам стихи почитаю? Пушкина могу или Некрасова. «Крестьянские дети». – И шаркнула ногой, и отвела руку в сторону, и даже воздуха набрала в легкие.

– Не надо. Мы верим, верим. Марк, у тебя все готово?

– Всегда, товарищ режиссер.

И я задавал вопросы, они отвечали, недоуменно переглядываясь. Это явно было не то, что они ожидали от съемок.

– И это все?

– Все.

– Не очень-то на кино похоже. Я думала, дадите какие-то роли, надо будет сыграть. Страсть там или веселую встречу. Привет, подружка.

– Привет, подушка.

И захохотали.

– Кино разное бывает. Будете свое снимать, делайте встречу подушек. У нас о другом.

– Ну а кому интересно про ваш апокалипсис? Глупости все это. И так понятно, что ничего не будет.

– Вам понятно, а мне непонятно. А что, если он наступит завтра.

– Завтра?

– Или вообще сегодня. Вот представьте, ровно через час: бабах, пух-пух, и всем конец. И что вы будете делать?

– А что тут сделаешь? То же, что и все.

– Помирать будем, – вставила вторая.

И обе опять стали заливаться.

– Вот про это я и говорю. Живем так, будто никогда ничего не случится. Будто ни за что отвечать не придется, и вообще все для себя любимых, лишь бы нам было хорошо, – не на шутку завелся я.

– Да ладно тебе, Сань. Чего людей-то пугать?

– Вот-вот. Что мы вам сделали? Уж и пошутить нельзя. Нервный какой.

– Давайте я хоть спою. Я хорошо пою. – И запела какую-то хрень из классической оперы.

Марк заснял, и они умчались, спросив, когда ждать выхода нашего странного кино.

Странное кино. Сами вы странные. Не нравится, не снимались бы. Вот честно не пойму, ну откуда, откуда у людей эта нескончаемая тяга к известности? Вот всем надо засветиться по телику, смотрят потом на себя довольные, родственников обзванивают, друзей, знакомых: «Видел, видел? Нет. Через час повторять будут, не пропустите». Или в кино пару секунд мелькнуть – оставить свой весомый след в истории мирового кинематографа. Ну бред же, бред. Лучше бы что-то великое сделали: человека из воды вытащили, преступление предотвратили или кровью с умирающим ребенком поделились. Но нет, мы лучше эту попсу споем, а вы снимете.

Подумал о родственниках, и нате пожалуйста – затрезвонил телефон. Мама.

– Сашок…

Бесит это ее «Сашок»!

– А чего ж ты молчал?

– А что, нужно было кричать?

– Ну кто так делает? Вечно у тебя все не по-человечески.

– Как я делаю?

– Сам на передачу сходил – и молчок. Если б не тетя Света, мы бы даже не узнали. Звонит, говорит, смотрите? А мы «Диалоги о рыбалке» смотрим. Что смотрите-то, спрашиваю. Сыночка вашего по телевизору кажут. Да ты что? На каком канале? На восьмом, говорит. Пока переключали, полпередачи прошло. Нашли все-таки. И правда, Сашок наш сидит с важным видом. А мы ни сном ни духом. Совесть есть у тебя?

– Есть, – буркнул я. Как школьника отчитывает.

– Ладно хоть оделся поприличней. Галстук мой надел. Носишь все-таки?

– Ношу. Мам, ну что здесь такого? Вот событие, по ящику показали.

– А похудел-то как… Совсем не ешь?

– Мам, я набрал четыре килограмма.

– Да? Питаешься потому что неправильно. Гамбургеры эти ваши ешь.

– Они не мои, и я их не ем.

– Все равно ерунду всякую ешь.

– Не буду.

– А что за кино ты там снимаешь?

– Обыкновенное кино. Ты, что ли, смотреть будешь?

– Конечно, мы с отцом уже ролик твой посмотрели. Три часа искали, весь интернет облазили, но нашли.

– Какие вы молодцы.

– Не пойму, что в нем хорошего, но раз всем нравится, значит, что-то есть.

– Я тоже не пойму.

– Только вот почему ты дерешься? Разве я учила тебя, что надо драться с людьми? И в ролике, и на передаче. Разве я растила хулигана?

– Ну мам. Это же постановочно.

– Как?

– Постановочно. Не по-настоящему.

– Хорошо хоть помирился с парнишкой, не стал позориться, а то совсем стыдоба. И в гости даже не заходишь. Зашел бы, борща покушал.

– Некогда мне, зайду как-нибудь.

– Деловой какой.

– Я ж работаю. Еще и кино.

– Лучше бы ты на свидания ходил.

– Хожу.

– Правда? И когда ты познакомишь нас со своей невестой?

– Она не невеста. Я с разными хожу. Мам.

– Что мам, что мам? Тебе сколько лет уже? Пора жениться. Мы с папой внуков еще хотим понянчить.

– Вряд ли вам это удастся.

– Это еще почему? Ты что, из этих? Из этих, да?

– Из каких этих?

– Тех, что с парнями целуются.

– Ты что несешь? Нормальный я.

– Ну конечно, нормальный. А что не женишься тогда?

– Женюсь, женюсь. Сорок раз женюсь. Нормальный я.

– Сорок раз не надо. Один хотя бы женись. Мы в твоем возрасте…

Началось…

– Знаю я, что вы в моем возрасте теребонькались как кролики.

– Сашок, ты что такое говоришь? – А сама давай улыбаться. Я даже через трубку почувствовал, как она бросает похотливый взгляд на батю и ее рот растягивается, как пружинка-радуга, а то и шире. – Мы с папой любили друг друга и любим. А ты в церковь сходи.

– Зачем?

– Сходи, сходи. Боженьку попроси, пусть пошлет тебе хорошую, воспитанную девушку, а то страх подумать, с кем ты там на свидания ходишь.

У всех, что ли, мамы такие? Но моя точно верит, что, если она не скажет мне, что делать, я лягу на полу и буду умирать, захлебываясь воплями ужаса.

– С нормальными я хожу. Но внуков вы все равно не увидите, потому что скоро наступит апокалипсис, и, кстати, огромное спасибо, что родила именно в этот день.

– Пожалуйста. Что? Какой апокалипсис?

– Обыкновенный. По календарю майя.

Но я даже не успел договорить. Она перебила:

– Ну все, «Битва экстрасенсов» начинается, потом созвонимся. Отец, включай «Битву экстрасенсов».

Зато у Новикова было все хорошо. Пришел довольный-предовольный. Как будто «Майбах» выиграл. Сразу ясно – Снежана постаралась.