Текст книги "Канны для ванны"

– Парни. Мы должны снять Снежану.

– Мы, кажется, уже обсуждали это.

– То давно было. И потом. Сань, после того, что у нас вчера с ней было. Я просто не могу отказать ей.

– Ты не можешь, а я могу. Я режиссер.

– А у вас что-то было? – оживился Марк.

– О да… – Саня расцвел, как пион, и даже стал казаться шире и выше. – Вообще улет.

– Красава, – одобрил наш оператор, поправляя капюшон.

– Сань, ну она правда талантливая, – не унимался товарищ.

– И красивая, – мечтательно добавил Марк.

– И красивая, – согласился Новиков. – Она так гордится мной. Ну, что мы крутые и снимаем кино. Говорит, два раза смотрела «Солянку», ну с тобой, в смысле.

– Я рад за нее. И за тебя.

Все ясно. Все-таки уйти от штампа «в кино через постель» нам не удалось. Саня, Саня…

– Ну правда, Сань, что здесь такого? Мы кого только ни снимали.

– Да, – вторил ему Марк.

– Снежана стопроцентно не хуже их. И даже лучше. Намного лучше. Я же не прошу главную роль.

Еще бы ты просил. Только заикнулся бы.

– Что-то сомневаюсь, что ее устроит эпизод.

– Устроит. Она настолько яркая, что и в эпизоде запомнится, а дальше и главные начнут предлагать.

Вот никто не верит в этот долбаный апокалипсис. Кроме меня.

– Ой, да вы достали уже. Снимайте, кого хотите. Только главного героя мне найдите. Я уже устал от всего этого. От этих звонков, ютубов, советов, удивлений «кто так снимает?» Я так снимаю, не нравится – идите к Бекмамбетову, он как надо снимает.

– Спокойнее, товарищ режиссер.

– Короче, ты не против?

Я махнул рукой. Реально достали. А парни стали радоваться как дети. Ну ладно Новиков, но Марк-то чем восторгался? Или втайне тоже на что-то рассчитывал. И не успел я начать размышлять о перспективах Марка, как появилась сама Снежана, обняла Саню и страстно поцеловала. Может, и правда неплохая актриса? Так изобразить страсть не у всех получится. Да и выглядела она действительно потрясающе, уж получше Валентины. Но мне стало как-то неприятно. Ну, знаете, когда готовишься к приходу гостей, убираешься, полы натираешь, протираешь полки, даже зеркало, которое не мыл больше месяца, а то и все полгода, полируешь так, чтобы прям сверкало, пиццу заказываешь или заморачиваешься и готовишь сам. И вот они приходят, вы сидите, все хорошо, весело, можно даже сказать, выпиваете, поете, а потом раз – и они уходят. А ты смотришь, по сторонам оглядываешься и видишь, что дома-то опять срач. И все уже ушли, а ты остался один, один на один с этим срачем. Так и здесь. Делаешь, делаешь что-то, а потом раз – приходит такая Снежана и пачкает твои тарелки своими остатками от пиццы или несладкого арбуза. А у тебя полка живет и ждет, когда на ней появится «Пальмовая ветвь».

И я ушел. Саня стал возмущаться, мол, как же мы без режиссера?

– Обыкновенно как. Что снимать, вы знаете, ты помреж. Я вам доверяю, справитесь. А мне что-то поплохело. Голова раскалывается.

– Правда?

– Правда.

– Ты точно не обиделся, Сань?

– Чего мне обижаться? Снимайте, потом покажете, что получилось.

В отличие от меня, у них было прекрасное настроение. Будто они готовились снимать любительское порно, а не кадры для «То, что нас ждет».

– Поправляйся, товарищ режиссер.

– Куда я денусь.

– Мы придумаем что-нибудь крутое. Не пожалеешь.

Я уже давно жалел, что ввязался во все это. Но дальше было еще жестче. Нет, не потому что они сняли какую-то шляпу со Снежаной, рассказывающей нелепые истории (веселую и грустную) для раскрытия всего актерского диапазона; и не потому что каждый второй теперь знал о нашем фильме и хотел в нем сняться, выискивая в себе всевозможные таланты, на фоне которых Колян автоматически превращался в Тома Хэнкса; кто пел, кто танцевал, кто сажался на шпагат или играл на балалайке с закрытыми глазами – просто «Минута славы» какая-то; весь процесс стал неконтролируемым, и даже сам его величество мэр захотел с нами встретиться. Сам, мать его, его величество мэр. Конечно, когда услышал про Канны, тут же воспылал желанием познакомиться. Я нашего мэра два раза всего видел. Первый – на дне города, когда он аж «Чай вдвоем» к нам привез, колбасился больше всех, а второй – на каком-то субботнике: я шел за пивом, а он в парке сажал дерево, копнул разок в окружении охраны и тут же ретировался. В отличие от нас, он человек занятой. Тут даже без вопросов.

Я долго сомневался, отвечать ли на незнакомый номер, но он настойчиво трезвонил, все больше и больше вызывая раздражение. Я не выдержал:

– Да!!!

– Александр Викторович?

Александр Викторович. Никто никогда не называл меня по имени-отчеству. Я почувствовал что-то неладное и уже менее уверенно ответил:

– Да…

– Прекрасно. Из администрации вас беспокоят. Вам удобно разговаривать?

– Из какой администрации?

– Города.

– Города? – от неожиданности я начал тупить похлеще Новикова.

– Да. Меня зовут Ольга, я секретарь Вадима Вадимовича.

– Какого Вадима Вадимовича?

– У вас отличное чувство юмора, – захихикала она.

– Да причем здесь? Я просто не понимаю, какого Вадима Вадимовича.

Она перестала хихикать и возмущенно дышала в трубку, пыталась прийти в себя.

– Мэра, – наконец разъяснила она.

Мэра. Ну надо же. А чего ж не Владимира Владимировича? Это ж сразу ух!

– Очень приятно.

– Взаимно. Я точно вас не отвлекаю?

– От чего?

– Мало ли. Вы же все-таки кино снимаете.

– Нет, не отвлекаете.

– Прекрасно. Тогда завтра в 11:00. Вадим Вадимович ждет всех вас у себя в кабинете.

– Всех вас – это кого?

– Одну минутку. – Через 10 секунд она ответила: – Компания «Сан Саныч пикчерз» – это же вы?

– Мы, да.

– Вот вас он и будет ждать, если, конечно, вас не пятьдесят человек.

– А если сорок девять?

– Остроумно. Честно говоря, я думала, что вас всего три-четыре человека. Я видела вас на улице с камерой.

– Да, так и есть. Нас всего трое.

– Вот и прекрасно. Извините, мне нужно работать.

Она продиктовала адрес и отключилась. Вот так, фильма еще нет, а нас уже мэр на ковер требует, небось начнет диктовать: про это не показывайте, этого тоже не надо. А вот патриотизму бы добавить. Как бы сам в кино не попросился.

От таких новостей парням чуть не снесло крышу.

– Мэр приглашает нас к себе.

– Вадим Вадимович? – восхитился Марк.

Я один, что ли, не в курсе, как у нас мэра зовут?

– Вообще улет! – это уже Новиков. – Всегда хотел познакомиться с мэром.

– Зачем?

– Ну прикольно же. Сидит он такой у себя в кабинете, а тут мы заходим, здрасте, говорим, и он нам руки жмет, присаживайтесь, говорит.

– Присаживайтесь, – оценил Марк. – И мы как плюхнемся на шикарный диванчик.

– И он такой: «Катенька, сделайте кофе».

– Оленька, – поправил я.

– Неважно. И она такая: «С молоком?», а я: «С коньяком, пожалуйста».

И Саня опять стал показывать свои пантомимы, а Марк хохотал, поправляя капюшон. Балбесы. Мне вот было не очень-то и радостно.

Ольга оказалась длинноногой фигуристой блондинкой лет тридцати. Впрочем, именно такой я себе ее и представлял: на длинных каблуках, в простеньком, но очень эффектном платьице, с ярко-красным лаком на ногтях и маленькой, едва заметной родинкой слева над губой. Было бы удивительно, если бы мэр выбрал себе в секретарши низкорослую пухлую сорокапятилетнюю тетку. На такое решился бы человек с очень хорошим чувством юмора, ну очень хорошим, даже лучшим, чем у Светлакова со Слепаковым. Даже Новиков со своей Снежаной казался неудачником на ее фоне. Она улыбнулась и велела нам ждать в приемной, а сама пошла доложить Вадим Вадимычу.

Марк крутил головой в разные стороны и восхищенно вскидывал брови. Опять он в своем капюшоне. Мы-то с Новиковым принарядились, Саня даже пиджак выкопал, а он притащился в неизменной толстовке. Нет, определенно на вручении «Пальмовой ветви» мы обойдемся без Марка. Смокинги и толстовка – не лучшее сочетание для подобного мероприятия. Но для него «стайл» превыше всего.

Дверь открылась, и Ольга выплыла из нее как белое облачко, как будто была не на огромных каблуках, а в чешках или на пуантах. Я прикрыл челюсть Марка рукой. Вот с кем бы пойти на свидание. Такую женщину ни один голубь на свете не посмеет осквернить своим клювом.

– Можете входить.

Саня щеманулся первым. Как бы он еще не умудрился закинуть ноги на стол. Я отодвинул Марка и последовал за Новиковым, который уже тряс, как ненормальный, руку мэра. Мэр был в шикарном костюме (кто бы сомневался), с большими пышными усами. Когда успел отрастить? Впрочем, с того самого субботника прошло больше двух лет. А руки у него мягкие (кремом, что ли, пользуется?) и рукопожатие некрепкое.

– Ну, здравствуйте, здравствуйте, – добродушно сказал он. – Наслышаны про вас.

– Неудивительно, – невозмутимо ответил Новиков.

– Приятно, – констатировал Марк.

Я промолчал.

– Вы, можно сказать, на уши всех поставили, – продолжил он, приземляясь в свое шикарное кресло. – Присаживайтесь.

Мы сели. Кабинет не сказать что был похож на Версальский дворец, но вполне просторный: огромный дубовый стол, возле которого, как положено, флаги, на стене – портреты Путина и Медведева, на столе – скромный портрет Вадима Вадимыча раза в полтора меньше, кресла по обеим сторонам от стола, огромный цветок, похожий на пальму, и здоровенная блестящая люстра, в театре такую видел. Как говорится, скромно, но со вкусом.

Дверь снова открылась, вошла Ольга с подносом в руках, расставила перед нами кофе на подставках и по конфетке «Белочка». Новиков подмигнул секретарше, не успел он с коньячком заказать. Зато выпендрился Марк: отхлебнул кофе, неспешно проглотил и, отодвинув от себя чашку, заявил:

– А можно мне чай?

Я чуть язык не откусил от его наглости. А мэр расхохотался.

– Оленька, сделай господину… – и посмотрел на Марка.

– Никулов, – казал тот, привстал и наклонил голову.

Тоже мне гардемарин.

– …Никулову чаек, – закончил предложение Вадим Вадимович.

Оля молча забрала чашку Марка.

– Без сахара, пожалуйста, – не унимался Марк.

– Хорошо. – И вышла.

– Ну-с, господа, наделали вы шума, – повторил мэр. Он оказался тот еще весельчак. Хотя чего ему горевать? У нас же в городе нет проблем, все прекрасно: дороги ровные, очередей в детские сады нет, дворы ухоженные, дома не рушатся, люди все довольные, никто без работы не сидит. Всем бы так.

– И что вы уже сняли? Переплюнули Тарковского с Феллини?

Вот что за? У нас что, больше режиссеров нет? Спилберг, Лукас, Кэмерон, Финчер, Земекис, Полански, Вуди Аллен. Нет, не слышали. Как кто-нибудь говорит про режиссеров, так это обязательно Тарковский и Феллини, ну Михалков еще.

– Пока немного.

– Как это немного? – возмутился Саня. – Вчера вот Снежану снимали.

– Снежану? – напрягся Вадим Вадимович.

– Ну да, мою девушку, – похвалился товарищ.

– Твою девушку? – еще сильнее напрягся Вадим Вадимович.

– Да, красивая такая, сногсшибательная.

– Сногсшибательная? – Вадим Вадимович стал уже пунцовым от напряжения.

– Рыженькая, – мечтательно произнес Марк.

– Ах, рыженькая, – облегченно выдохнул мэр. – Ну, раз вы сняли Снежану, значит, все нормально. – И снова хохотать.

– Маловато материала, – пожаловался я.

– А кому щас легко? Мне, что ли? – едва не лопнул от смеха.

Зашла Оля. Он тут же принял серьезный вид, стал постукивать ручкой о стол.

– Без сахара, – сказала Ольга, ставя чашку перед господином Никуловым.

– Благодарю, – поклонился Марк.

Он хотел было поцеловать Оле руку, но девушка ловко убрала ее и вышла из кабинета. Марк печально вздохнул и стал хлебать чай. Хорошо, хоть не причмокивал. Определенно в Каннах мы обойдемся без него. И, словно читая мои мысли, Вадим Вадимович задал следующий вопрос:

– А вы что же, серьезно хотите участвовать в Каннском фестивале?

– Абсолютно серьезно, – ответил я.

– Похвально, похвально. Мы, так сказать, тоже не хотим быть в стороне. Готовы принять посильное участие.

– Это какое? – уточнил Саня.

– Любая помощь с нашей стороны и с моей лично. Кроме финансовой.

– У-у-у-у. – Наши лица тут же скисли, не успев растянуться.

– Ну, тут вы сами виноваты. Это ж такое дело. Надо было раньше говорить. Мы бы заранее все просчитали, выбили грантик какой-нибудь или в бюджет заложили. А так денег нет, так что не рассчитывайте, ребята.

Да мы и раньше не рассчитывали. Более того, не мы за помощью обратились. Ваша инициатива была. И тут до меня дошло. А мэр-то молодец. Пиарится как может.

– Нет, можно, конечно, поискать меценатов, объяснить им, что не каждый день у нас кино снимается, тем более с такими амбициями. Вам, кстати, много надо-то?

– Миллиона два.

– Три, – поправил Марк.

Во наглые. Какие, блин, три миллиона? Мы бесплатно все снимаем.

– Долларов? Евро?

– Да можно рублей, – ответил Саня.

– С рублями, конечно, попроще. Хотя времена тяжелые. Сами понимаете, – развел руками Вадим Вадимыч.

А когда они были простыми? Тем более у тех, у кого просят денег. У них всегда сложные времена.

– Да не надо нам никаких денег.

Парни посмотрели на меня, как на фаната Любови Успенской, а вот мэр расцвел как Гефсиманский сад. Разве что в ладоши не начал хлопать и плясать, как Майкл Джексон. И тут я вспомнил о Сереге. Долгое время не вспоминал, а тут раз – и вспомнил.

– Хотя вы все-таки можете нам помочь.

И мэр снова напрягся. А парни не сводили с меня глаз.

Я рассказал про Серегу. Что это чистое недоразумение. Ну, выпил человек, с кем не бывает, но действовал он исключительно из добрых побуждений, к тому же забрать хотел только свою камеру. А деньги обязательно внес бы, только позже. Поэтому будет совершенно несправедливо, если он все-таки получит срок.

Вадим Вадимович нахмурился еще сильнее и замолчал. Теперь мы с Саней уставились на него, как хипстеры на «Черный квадрат» Малевича, а Марк спокойно хлебал свой чай.

– 285-я или 286-я? – наконец задумчиво произнес он.

– Чего?

– Злоупотребление должностными полномочиями или превышение должностных полномочий, – разъяснил мэр. Все время путаю. Нет, все-таки превышение. 286-я.

– Так серьезно? – удивился Новиков.

– А ты думал? До десяти лет.

– А я думал, у вас, как у депутатов, неприкосновенность и все такое.

– Еще какая прикосновенность, – сказал Вадим Вадимович и вздохнул.

– Но ведь Серега правда не виноват, – стал снова упрашивать за товарища я.

– Взлом был?

– Был.

– Значит, виноват.

– И ничего нельзя сделать?

– А можно мне еще чаю?

Этот Марк, я чуть не убил его.

– Можно. Оленька, будь добра, еще чайку для господина Никулова, – связался он с секретаршей по устройству офисной связи.

– Спасибо, – закивал головой господин Никулов.

Прям собачка с панели автомобиля.

– Как помочь? – начал размышлять Вадим Вадимович. – Высечь розгами, чтобы больше так не делал. – И снова как загогочет. – Можно, конечно, Петрова подключить.

– А это кто?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Мне бы его оптимизм.

– Адвокат мой. Ладно, что-нибудь придумаем, не впервой.

А дальше мы еще немного полялякали, он расспросил нас про кино, мы его про работу в администрации, потом на две минуты забежали местные телевизионщики (опять эти журналюги) и засняли, как мы жмем друг другу руки, и мигом сбрызнули обратно. Фокусники. Марк пытался всунуть свой номер Оленьке, но, разумеется, обломался, она только фыркнула как лошадь и даже не стала смотреть в его сторону. После чего Вадим Вадимович намекнул нам, что он хоть, как и все люди, любит полениться, но он как-никак мэр, а мы и так отняли у него изрядно времени, поэтому пора и нам честь знать, и пообещал еще раз подумать, как можно облегчить участь Сереги.

– Нормальный мужик, – заявил уже на улице Новиков.

– А секретарша какая. Улет. Очень фотогеничная. Зря только от денег отказался, товарищ режиссер, нам бы не помешали.

– Не помешали. Только бы он все равно не дал. Что вы политиков, что ли, не знаете? Обещают охотно и много, а делать никто не делает.

Хотя насчет мэра я все-таки ошибся. Просьбу по поводу Сереги он выполнил, причем довольно быстро. Уже через три дня состоялось судебное заседание, по итогам которого Серегу признали виновным по статье 158 (кража со взломом), но меру наказания выбрали наилегчайшую – 91 день исправительных работ. Все-таки наш суд – самый гуманный суд в мире. Ну и Вадим Вадимович, конечно, молодец. Более того, нам даже новую камеру подарили. Даже не помню, когда Марк успел про нее заикнуться. Но порадоваться как следует он не успел. Я потребовал вернуть камеру в магазин Марка вместо нашей. Парни, разумеется, возмущались, но зато совесть теперь была окончательно спокойна. Карму я почистил основательно.

Вечером показали наши посиделки с мэром. Тут же зазвонил телефон.

– Сашок?

– Ага, давай на посошок.

– Не смешно. Ты опять?

– Что опять?

– Молчишь.

– Натурау меня такая – молчаливая. Хочу на курсы записаться.

– Какие курсы?

– Партизанов.

– Ой, ну тебя. Ты почему опять ничего не сказал?

– Про что?

– Что ты из телевизора теперь не вылезаешь.

– А, ты про мэра?

– Про мэра, да.

– Мам, прости, во-первых, столько дел навалилось, ничего не успеваю, а во-вторых, я сам не знал, когда это все покажут. И что там, интересно?

– Интересно. Все звонят, поздравляют, Сашок-то теперь знаменитость, а мне и ответить нечего.

– Прости, все как-то спонтанно получилось. У меня не было записано в ежедневнике «стать знаменитым и поставить маму в неловкое положение».

– Я надеюсь на это, Сашок.

– Так и есть. Я приду как-нибудь к вам с папой и все расскажу.

Хотя рассказывать-то особо нечего.

– Уж будь любезен. Завтра приходи на праздничный ужин.

– Завтра не могу. Я позвоню, как смогу.

– Ах, ну конечно, ты же теперь у нас такой занятой, каждый день, наверное, с мэром видишься. – Но злобы или обиды в ее голосе не было, скорее, даже наоборот.

– Я приду, обещаю. – И положил трубку.

Все-таки не так уж и много надо нашим мамам для радости.

А телефон уже трезвонил по новой. Забыла, что ли, чего? Но это была Валентина.

– Александр?

– Валентина?

– Вы меня помните?

– А с чего я мог вас забыть?

– Мало ли. Вдруг вас тоже голубь клюнул.

– Нет, не клевал. И мы, кажется, переходили на ты.

– Кажется, но я не уверена.

– Я уверен.

– Хорошо, тогда давай опять перейдем. Видела тебя по телевизору.

– Я тоже видел тебя по телевизору, – пошутил я.

– Меня пока не показывают. Я не выхожу из дома.

– Так и не выходишь?

– Так и не выхожу. Но мне лучше.

– Поздравляю.

– Правда, у нас на чердаке появились голуби. Так и слышу как они топчут и воркуют. Но я борюсь с собой, слушаю аутотренинги.

– Молодец.

– Нет, это ты молодец. Не каждый день мэр желает с кем-нибудь познакомиться и приглашает к себе.

– Ну да, мы избранные.

– И помощь не всем оказывает.

– Ты чертовски права.

– Так что ты действительно молодец.

– Спасибо.

– В понедельник у меня заканчивается больничный.

– Так быстро?

– Да. Гематом почти не видно. Сестра принесла мне еще петарды.

– Зачем?

– Так, на всякий случай, – загадочно произнесла она. – Может, еще увидимся?

Вот что бы мне не сказать твердое и бескомпромиссное «нет», но я ответил:

– Да, конечно, можем увидеться.

Совесть во мне, что ли, взыграла? Или это откровенная тупость?

– Отлично. Тогда созвонимся. Еще раз поздравляю с эфиром.

– Спасибо.

Нет, наверное, меня все-таки тоже клюнул голубь, а я не заметил.

Может быть, позвонил бы и Колян, но я отключил все телефоны, заправился пивчанским и стал пересматривать «Бэтмен: начало» Нолана. Фильм не зря был в топе кинопоиска и в моем личном рейтинге тянул как минимум на 9 баллов из 10.

Коленька не звонил. Какое счастье! Ни на следующий день, ни через два, ни даже через месяц. А причина оказалась простой, но весьма неожиданной. Он сам решил снимать кино. И не только он. Коротенький репортаж о нашей встрече с Вадимом Вадимовичем настолько взбудоражил наш мухосранск, что чуть ли не каждый второй взял в руки камеру и почувствовал себя Квентином Тарантино. Это был настоящий кинобум. Не знаю, что они снимали, но ходить по улицам стало невозможно: куда ни плюнь, везде были люди с камерами.

Парней это дико бесило, а вот меня, напротив – невероятно радовало. Во-первых, я своим примером смог зародить целое движение, а во-вторых, все наконец-то забыли про ютуб и перестали воспринимать меня как «парня из ролика про зомби-домино», хотя к тому времени он уже вплотную приблизился к отметке в миллион просмотров. А конкуренция меня не пугала. Наоборот, так даже интереснее. И теперь я твердо знал, что отступать некуда и я во что бы то ни стало должен довести до финального монтажа «То, что нас ждет» и получить эту злосчастную «Пальмовую ветвь».

Мне даже сон приснился, что мы находим наконец-то нужного персонажа и все идет как по маслу. Я был уверен, что сон вещий, хотя я не очень-то в них верю, но все именно так и вышло.

Мы договорились встретиться в 11 возле фонтана. Есть у нас такой, со светомузыкой. Просто плиты, из которых бьют струи. Верх архитектуры, короче говоря. Правда, детям самое то: весело и бегать удобно, но как кинообъект так себе, может, поэтому возле него никто и не снимал.

Саня опаздывал, а Марк, видимо, продолжал дуться на меня. Мы молча смотрели, как резвятся дети, Никулов поправлял капюшон и пинал валяющиеся под ногами камушки.

– Четыре съемочные группы встретил по дороге, – наконец не выдержал он.

– Я – три.

– Итого семь.

– Да пусть снимают. Все со сценариями, что ли?

– Не знаю.

Разговор не клеился.

– У одних видел «марк два», чуть слюнями не захлебнулся.

– А нам и одного Марка вполне хватает.

Он оценил шутку. Изобразил что-то похожее на улыбку. А тут и Новиков подоспел.

– Саня, я знаю, что ты зол, но у меня есть оправдание. Нет, нет, не страстное теребоньканье с любимой девушкой, как вы подумали, хотя было бы неплохо. А реально серьезное, – затараторил он, пока никто не перебил.

– Ну-ну.

– Да правду тебе говорю. Угадай, кого я видел?

– Я что тебе, Кашпировский, угадывать, кого ты там видел?

– Нет, конечно. Но все равно подумай.

– Да не хочу я думать.

– А ты попробуй.

– Влада Сташевского?

– А его-то с какой стати?

– А я с какой стати должен угадывать, кого ты там видел. Нормально скажи, да и все.

– Ну ты вообще, ну ты вообще, – обиделся Новиков. – Сам просил за него, а сам даже угадать не можешь.

– Серегу, что ли?

– Ну.

– И чего он, где?

– Да тут рядом, пошли покажу.

– А снимать, что ли, не будем? – возмутился уже Марк.

– Успеем, все успеем, – ответил Саня.

Серега косил газон в парке неподалеку. Делал он это с таким кислым лицом, что невольно хотелось заснять эту сцену и выложить на ютуб. Даже мне.

– Сними, сними его, Марк, – командовал Саня.

Марк нехотя расчехлил камеру.

Ая смотрел на Серегу и улыбался. Мне было приятно его снова видеть, к тому же не в тюремной робе, как могло бы быть, а с газонокосилкой наперевес. Приятно, что есть такие люди, готовые прийти на выручку по первому же зову, как он. И есть такие люди, как Вадим Вадимович – пусть и не с самым лучшим имиджем и репутацией, но все же способные на добрые поступки. И хоть траву Серега стриг медленно и неровно, он занимался полезным, действительно полезным делом.

Мне захотелось вознаградить его за мучения. И, так как общественность вряд ли одобрила бы распитие спиртных напитков в рабочее время, пришлось обойтись мороженкой.

На этот раз Серега не стал делать вид, что мы незнакомы, а напротив, очень обрадовался нам.

– Парни, спасибо, спасибо вам!

– Да брось, Серег. Какой спасибо. Из-за нас ты, можно сказать, и загремел.

– Так-то да. Но я просто расстроился, что ставочка не зашла, и меня накрыло. Такое бывает.

– И потом все равно не мы, а Вадим Вадимович тебя вытащил.

– Мэр, что ли?

– Ну.

– Секретарша у него обалденная, – вставил Марк. Все еще не терял надежды. – Оленька.

– Ну все, теперь точно пойду на выборы. Проголосую за него обязательно.

Погода была прекрасная. Светило яркое солнце, пахло свежескошенной травой, мы ели мороженку и улыбались. Четыре, можно сказать, здоровенных лба (Марк тянул на такое звание с натяжкой) ели чертово мороженое, которое было вкусным, как в детстве, если не вкуснее, и липким, и тут появился он.

Персонаж. Совсем как во сне. Невысокий, лысеющий парень, лет двадцати семи, с щербинкой между зубов и мощными ладонями. Он шел в быстром темпе, сильно размахивая руками и что-то бормоча под нос.

– Снимай, снимай скорее! – затормошил я Марка.

– Кого? – уставился он на меня, как двоечник на учителя, вызвавшего его к доске. У него даже мороженое капнуло от возмущения на землю.

– Его снимай, че тупишь?

– Да нужен он.

– Снимай, я сказал! – И мы побежали.

Заметив нас, он обернулся и тоже прибавил ходу. Бежал и оглядывался, бежал и оглядывался, и вдруг как шмякнется об столб. Надо его с Валентиной, что ли, познакомить? Но, к счастью, все закончилось не так уж страшно: ни выбитых зубов, ни гематом на пол-лица, ни сотрясения мозга. Он продолжал что-то бормотать. Я прислушался.

– Сам ты косой, нет, сам ты косой, нет, сам ты косой, нет, сам ты косой, – типичный разговор братьев Березуцких.

Но встав на ноги, он замолчал и стал внимательно нас разглядывать.

– Это чего это вы тут? – наконец улыбнулся он.

– Да так, снимаем.

– Это меня это снимаете?

– Сейчас да.

– А зачем это вы меня снимаете?

– А вы разве нас не знаете?

– Нет. Иду себе, это, никого не трогаю. А тут раз, как, это, побежите.

– Мы же «Сан Саныч пикчерз». Нас весь город знает. – Саня даже на пару сантиметров выше стал казаться.

– Кино снимаем, – улыбнулся Марк.

– Кино? Это что, настоящее?

– Да.

Помреж с оператором с трудом сдерживали смех, понятно, что они приняли парня за слабоумного. А для меня было очевидным, что он просто на своей волне. Всегда и везде. И это наши проблемы, что мы живем на других частотах и слушаем иные радиостанции.

– Можно на ты?

– Можно.

– Отлично. – Я подал знак Марку, чтобы продолжил съемку.

Саня стал следить, чтобы посторонние не попали в кадр. А я задал первый из четырех вопросов:

– Веришь ли ты, что 21 декабря 2012 года будет конец света?

– Это когда будет?

– 21 декабря 2012 года.

– Это так быстро? – почесал он затылок.

– Да. Так веришь?

– Абсолютно.

– А готов ли ты к апокалипсису?

– Апокалипсису это чего?

– К концу света.

– А-а-а, это нет, конечно. Нет. Не готов же. А-а-а-а-а-а. – И он снова рванул со всех ног.

– За ним! – скомандовал я.

На этот раз он бежал гораздо быстрее и вовсе не оборачивался. Правда, быстро выдохся, остановился и повернулся к нам. А может, передумал. Молчал.

– Что ты будешь делать 21 декабря 2012 года.

– Я знаю, что я буду делать.

– И что?

– Я знаю, что я буду делать, – но так и не ответил.

– Ну, допустим, а что самое важное в твоей жизни?

– Важное? Это… Это Таня… – и его глаза сверкнули, как падающие звезды, и он прослезился.

Честно скажу, меня самого чуть в дрожь не бросило. Так просто и так сильно оказалось это его «Таня». Новиков вообще чуть не разрыдался. Вспомнил, наверное, про свою Снежану, Марк вспомнил про секретаршу Оленьку, а я вот не хотел вспоминать про Валентину. Ну очень не хотел, просто катастрофически не хотел. А вспомнил…

Я стал расспрашивать, что за Таня, но он ни в какую. Вообще диалог разладился, и было уже как-то неудобно продолжать съемку, но я не мог успокоиться и на этом все закончить.

В итоге он все-таки сообщил, что зовут его Олег, что Таня теперь живет в Саратове и что он почти забыл про нее, но своими вопросами мы «это, напомнили про нее», и теперь Олег места себе не найдет, если не увидит Таню до чертова конца света, и что он «абсолютно» не против, если мы будем следовать за ним с камерой. Мы договорились встретиться завтра, и он ушел, все так же размахивая руками. Впервые за долгое время я искренне улыбнулся и копчиком чувствовал, что моя полочка делала в тот момент то же самое. А вот парни не разделяли моего оптимизма.

– Фрик какой-то.

– Во-во, твой сосед, товарищ режиссер, и то интереснее, – и поправил капюшон.

– Чем он интереснее?

– Он хоть про инопланетян рассказывал, а этот что?

– Вот вы кретины. Любовь у этого. Любовь.

– У-у-у-у, как банально, – возмутился Марк. – Прямо сопли какие-то.

– Да нет. Не сопли вроде. Романтика. Снежана тоже романтику любит.

– Видишь, даже Саня согласился. И вообще все фильмы про любовь. Все. Даже спайдермен. А у нас будет круто – любовь и конец света. По-любому Канны выиграем. А ты говорил сценарий, сценарий, – это я пожурил уже Новикова. – Лучше жизни никто не напишет сценарий.

– Да фиг знает. Может, эта Таня психичка какая-нибудь или слабоумная.

– Тогда тем более, – не унимался я. – Всех тронет такая история. Человек находит любовь, едет к ней в Саратов и погибает со всеми к чертям собачьим. А они еще и оба странные. Настоящая бомба.

– Ну не знаю. Не знаю… – загундели оба в один голос.

А вечером Новиков узнал, что он свою любовь потерял. Снежана сказала, что их встреча была ошибкой, она поняла, что их отношения зашли в тупик, и вообще у нее больше нет времени на их развитие. Теперь она снимается побольше Джессики Альбы, а скоро так и вовсе заменит ее в Голливуде, так что не нужно ей звонить или искать с ней встречи, теперь, если только сам Спилберг предложит ей встречаться, она согласится, и то не стопроцентно.

Вот такая драма. Не зря я сразу не верил в их отношения, теперь-то, после того как все начали снимать кино, она быстро словила звезду, и Новиков ей как космонавту плавки.

Добилась своего. Правда, я не знал, что снимали конкуренты, если их так можно назвать, но, судя по всему, она реально рассчитывала на стремительный рывок в карьере.

А вот Саня стал похож на высохшую сморщенную губку. Мне даже показалось, что он постарел лет на десять. Или это из-за того, что еще сильнее сгорбился. Пришел ко мне с полупустой бутылкой White horse, печально ухмыльнулся и промычал всего одно лишь слово:

– Снежана…

А ведь еще пару часов назад был на седьмом небе от счастья.

– Ушла?

– Кинула, как тарелочку. Всю душу растоптала в лохмоты…

В лохмоты, где он слово-то такое выкопал?

– Вот-вот, как лох совсем. Лошара…

Я думал, он расплачется. Не расплакался. Выпил из горла и сел.

– Н-да… – только и выдавил из себя я.

– Будешь?

А он один рассчитывал выпить?

– Ща, закусь организую.

Но не успел. Пришел Марк:

– Саня! – и обнял несчастного. – Как я тебя понимаю.

– Да? Спасибо, Марк. Выпей!

Марк выпил, а я вынес лимон и нарезку колбасы. Закусывать уже особо было нечего.

– Да… – выдохнул Саня, растягивая букву «а».

– Крепись, – снова обнял Новикова Марк. И только в этот момент я заметил, что он пришел без привычного капюшона.

– Спасибо, пацаны, вы такие… такие… Настоящие друзья, короче. Я вас люблю.

– Мы тебя, Саня!

Гомосятина какая-то.

Я не хотел слушать их признания, а то еще чего доброго могли начать лобызаться, поэтому натянул ветровку и поперся в магазин. Не стал брать виски, ну его к черту. Взял две по ноль пять нашей, русской. И градус тот же, и горевать под нее удобнее. Прикупил огурчиков и пару лимонов.