Текст книги "Канны для ванны"

– Кино? Ну посмотрим, что за кино у вас.

– «То, что нас ждет».

– А что нас ждет?

– Это мы и пытаемся узнать.

– Так и чего? Спеть вам, что ли? Или сплясать? Эх, яблочко, куда ты котишься?

– Спасибо, не надо. Расскажите лучше про Олега.

– Про Олежку? Да что про него рассказывать. Нормальный пацан. Чудной только. Даже пива не пьет. Молчит, правда, все больше, как пришибленный. Да в блокноте у себя все чертит что-то.

– А что он чертит?

– Откуда ж я знаю. Не показывает он. Чертит и чертит. Да и какое мне дело, чего он там чертит, работает, главно, нормально. Вы вот лучше вон чего сымите. Обращение у меня к начальнику ремонтного цеха. Ек-мокорек, я не знаю, че вы там делаете, с какой жопы руки у вас растут, но я бы их вам оторвал, чесно слово. Сдаю машину в ремонт, они ее мурыжат, мурыжат, потом возвращают, она, ек-мокорек, две недели по нашим дорогам долдонится и все, опять тормоза не фурычат. Раньше был Михалыч, никаких проблем не было, а как новый этот блатной пришел. К чертям все собачьим.

– Спасибо, мы передадим.

– А еще я вон чего придумал.

– Что?

– Билеты, да?

– Какие билеты?

– Ну, обычные билеты. Берут все.

– И что?

– Ну берут, смотрят, счастливые там, или свидание.

– Ну смотрят, да.

– А я что придумал. Всем же счастливые нравятся, так?

– Допустим.

– Да что допустим? Так и есть. Так вот и надо все счастливые продавать.

– Вообще все?

– Ну да.

– Прикольно.

– А отчетность как вести? – вмешался Марк.

– А вот да. С отчетностью как быть?

– А вот это че-то не подумал я. Отчетность… А ну можно просто сверху еще по цифре писать. Один, два, три. Вот и вся отчетность.

– Ловко вы.

– А ты думал? Чай не только баранку крутить могем. Соображаем маненько.

– Все равно печатать неудобно, – усомнился Марк. И поправил капюшон.

– Да ну тебя.

– Правда, ну…

А там и Новиков подошел.

– Ну как вы?

– Без тебя лучше было.

– Не смешно.

Ему все не смешно, кроме собственных «шуток».

– Че там потоп твой? Ковчег построил?

Ну я же говорил.

– Ничего. На пятнадцать косарей влетел.

– Ого. Сочувствую.

– Че сочувствую? Из-за вас, вообще-то.

– А мы-то что? Ты сам за хату свою отвечаешь. Я вот всегда перед выходом краны проверяю.

– И я тоже, – поддакнул Марк.

И снова я был прав. Стоит завести разговор о деньгах, все сразу в кусты. Ничего. Вам еще перед кармой отвечать.

Из депо вышел Олег.

– Это, со мной пойдете?

– Договорились же.

– Тир рядом здесь.

И чем ближе мы подходили к тиру, тем уверенней становился Олег. Плечи выпрямлялись, шаг становился шире, размах рук тоже. Он даже что-то насвистывал. А в тире так и вовсе стал похож на Поветкина.

Стрелком он оказался первоклассным. Я не особый любитель пальбы, но смотреть на него было сплошным удовольствием. Десять, десять, десять… Хоть на олимпиаду отправляй.

Я тоже попробовал пострелять. Но лучше бы и вовсе не позорился. Хорошо, что хотя бы по своей мишени попал. Неплохо, кстати, отстрелялся Марк. Не зря он у нас оператор. Три семерки, две восьмерки и даже девятка. Саня, видимо, был настолько злой, что вообще в яблочко угодил первым же выстрелом, все остальные, правда, выше четверки не поднимались. Олег же был сама сосредоточенность. Все движения выверены, филигранны, короче говоря, заметно, что у человека талант и он не в первый раз в тире. От восхищения Саня открыл рот и едва не свистнул.

– Монстр.

Марк выискивал удачные и эффектные ракурсы, показывал мне большой палец руки.

– Картинка будет зашибись. «Матрица» отдыхает.

– Ну-ну.

– Ну точно, товарищ режиссер. Сам посмотри.

– Да верю, верю.

Это был первый раз, когда он заговорил о картинке. Как тут было не поверить?

Разошлись мы вполне довольные. Не знаю, понравится ли кому-то Олег, но то, что в нем была какая-то загадка, отрицать невозможно. И где он только научился так стрелять? Но Олег ответил уклончиво:

– Тренировался, – и пожал плечами.

Дома я в первую очередь зашел на кухню. Сухо. Краны выключены. Потом еще немного поработал, выслал заказчику два варианта дизайна сайта и включил «Линкольн для адвоката». Хорошее кино, и хорош Макконахи, раньше я как-то даже не обращал на него внимания. А тут раскрылся. Брутальная роль. Словом, только лучшие впечатления остались от фильма. Но в Каннах бы такое кино не выиграло. А вот наше…

Хотел лечь пораньше, но зазвонил телефон.

– Александр?

– Валентина.

Как у нас все официально.

– Хотела спросить, как вы?

– Спасибо, хорошо. А ты?

– Ах да, мы же на ты. Я опять забыла.

– Ничего. Тебя же голубь клюнул.

– Вот именно. Но я ничего. Кажется, иду на поправку.

– Это хорошо. Поздравляю.

– Спасибо. Как твои съемки?

– Тоже неплохо. Нащупали кое-что.

– И я тебя поздравляю.

– Спасибо.

Что-то слишком вежливый я перед сном.

– Может, увидимся?

Тут уже сомнений нет. Она ко мне клеится, или у нас что-то было той ночью?

– Валентина.

– Можно просто Валя.

Валя… Ну что за имя?

– Валя, а у нас тогда ничего не было?

– Когда тогда?

– Той ночью.

– А-а-а. Той ночью. Нет, ты позвонил, нес что-то про полицию, про то, как жесток мир и как тебе не хочется умирать, просил приютить и обогреть, а потом вы притащились втроем и тут же отрубились все на полу.

– И у нас ничего не было?

– И у нас ничего не было.

– Прости.

– Да ничего.

– А голубь откуда взялся?

– Это у вас надо спросить.

И тут я вспомнил, что это Саня изловил его каким-то чудом, как заправский факир, и пронес под ветровкой.

– Не помню, – решил не сознаваться я. – Как-то залетел, наверное.

– Он что, волшебник? Все окна были закрыты.

– Этого я не знаю. Не интересовался профессиями голубей до этой самой минуты.

– Ну хорошо, значит, завтра в одиннадцать?

– Вечера?

– Утра. Вечером у меня эфир.

Кто ходит на свидания с утра? Или я что-то не знаю о мире?

– Хотите сходить в кино?

– В кино? Я в кинотеатре лет пять не был.

– Ну и зря. На большом экране фильмы смотрятся гораздо эффектнее. Думаю, вам будет полезно. К тому же с утра практически никого не бывает. Несколько раз я даже одна сидела в кинотеатре. Это удивительные ощущения, когда сидишь в пустом зале и понимаешь, что этот фильм показывают тебе одной.

Да я почти каждый вечер так смотрю, только на маленьком экране ноутбука и бесплатно. А если купить себе проектор, то можно и на большом экране смотреть. И ставить на паузу, когда хочется.

– Хорошо, – только и смог сказать я.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

А спать перехотелось. Раздразнила только своим большим экраном. Пришлось включить «Шрека» и пересматривать в стотысячный раз. С проектором, конечно, было бы лучше, особенно когда закончим фильм, можно будет устроить предпоказ у себя в квартире. Свой фильм… и я опять посмотрел на полочку.

Под утро мне снилась мама. Даже не так. Мне снилось, что я привел Валентину знакомиться с родителями, только папы почему-то не было, а была одна мама. Как всегда, она стала быстренько накрывать на стол, кудахтала как курица, поглядывала то на меня, то на Валентину, то на ее родинку. А потом она достала из духовки запеченного голубя, Валя испуганно вскрикнула и убежала, а мама меня успокаивала:

– Ничего, ничего, Сашок, это поправимо, это лечится.

– Что?

– Ну, родинка ее. Медицина давно шагнула вперед, родинки откуда угодно можно вывести.

Вот такой бред. Хотя, думаю, что все так и было бы в реальности, за исключением голубя. Что-то не припомню, чтобы мама вообще когда-нибудь дичь готовила. Кто вообще готовит дома дичь?

Как и сказала Валентина, народу было мало. У нас в зале так и вовсе сидели трое школьников, громко пили колу и ели попкорн. И я вспомнил, почему не хожу в кинотеатры. Вот из-за таких школьников, жующих у тебя над ухом, ржущих где надо и не надо и постоянно комментирующих то, что происходит на экране, я и перестал ходить в кино.

Мы сели на пятом ряду. Эти балбесы на предпоследнем. Не решились идти на «места для поцелуев», наверняка еще долго шутили и обсасывали эту тему.

Затем подошли еще две студенточки, эти увидели школьников и сразу же устремились вниз. Уселись на втором ряду. Больше никого не было.

Вот трейлеры, кстати, это крутая идея, и хоть ни один из них меня не заинтересовал, сама по себе возможность увидеть то, что в скором времени выйдет в прокат, это очень и очень круто. Надо будет тоже заморочиться насчет трейлера, это, можно сказать, пятьдесят процентов успеха.

Как-то пропустил я тот момент, когда Валентина взяла меня за руку. Вроде бы вот мы только сели, она поставила рядом с собой пакет с каской, вот мы смотрим трейлер, другой, школьники гогочут себе сзади, студентки печатают что-то в телефонах, а тут раз – и я уже держу ее ладонь в своей. Ничего так, не холодная, не мокрая, нормальная такая женская ладонь. Но как? Когда? Ладно, смотрим дальше. Фильм, разумеется, выбирала она. «Полночь в Париже». Не скажу, что являюсь поклонником Вуди Аллена, но уважаю его безоговорочно. У него есть стиль, свой юмор, он с завидной частотой снимает фильмы. А эта его фишка – ездить по разным городам и снимать в них фильмы – вообще прекрасна. Вот кому точно не будет страшно встретиться с апокалипсисом. Он уже и так столько повидал. А я вот только держал Валентину за руку. Так мы с ней и просидели весь сеанс.

Она, разумеется, осталась в восторге от «Полночи».

– Все-таки он очень крутой.

– Кто?

– Вуди, конечно.

– А. Ну да, да.

– И фильм такой легкий и в то же время не глупый, с мыслями.

Я не стал спорить. По мне он и вовсе не парился и действовал по нашей схеме, что-нибудь снимем в Париже, а там история сама на что-нибудь выведет.

– Тебе не понравилось?

– Понравилось, – пожал плечами.

– Так не хочется расходиться.

Я промолчал. Посмотрел на ее родинку. И вдруг эта самая родинка выросла у меня перед глазами. Ясно так и отчетливо. И ее пухлые и теплые губы буквально прилипли к моим. Я посмотрел на нее, но она закрыла глаза и пыталась просунуть свой мокрый язык мне в рот. Стоп. Стоп. Стоп. Это еще что такое? Ну взяла у меня интервью, ну сходили пару раз на свидание, ну переночевали мы втроем у нее, что теперь – целоваться сразу? Вообще-то инициатива должна исходить от мужчины. А у меня как-то не возникло желания проявлять инициативу. По крайней мере, пока. Так что я не стал пускать ее язык себе в рот. Мало ли. Вдруг у нее не только орнитофобия, вдруг у нее ЗППП какие-нибудь, раз она первая мужчин целует. Или еще хуже, если у нее такие же цели, как у Снежаны.

Не скажу, что мне не был приятен поцелуй, губы у нее довольно мягкие, но я сомкнул еще сильнее челюсть, давая тем сам понять, что никакого проникновения в мою ротовую полость (прямо как на уроке анатомии или на приеме у дантиста) не будет. Валя открыла глаза, удивленно посмотрела на меня и отстранилась.

Я глупо улыбался.

– Что-то не так? – спросила девушка.

– Да вроде нет. Просто как-то неожиданно.

– Я думала, это обоюдное желание.

Я промолчал.

– Извини.

– Да не за что извиняться, просто… – я отвел глаза.

– Что просто? Я не нравлюсь тебе?

О господи, теперь у нее еще и из-за меня травма будет. Уволится с работы, будет ходить к психологу. Только этого не хватало.

– Да нет, не в этом дело.

– А в чем? Из-за того, что меня голубь клюнул?

– Нет.

– Или я плохо целуюсь?

А как можно понять по десяти секундам поцелуя? И то по-детски.

– Да нет, все хорошо.

– А-а-а-а. Это из-за моей родинки.

– Да при чем здесь родинка?

Хотя отчасти и поэтому.

– Просто. Я считаю, что мужчина должен делать первый шаг.

– А ты испугался родинки и решил не шагать. Все понятно.

– Да ничего я не пугался.

Но она уже ушла.

– Валя, Валя, Валентина! – кричал я ей вслед, но девушка уже выбежала из кинотеатра, а догонять я ее не решился.

Вот черт! И так было неудобно перед ней, а теперь и вовсе совесть сгрызет, я уж не говорю про карму. С другой стороны, что это за отношения такие, если один должен собой жертвовать? Хотя, если правда забыть про родинку и всю эту историю с голубями, девушка она вполне ничего. Бывали и хуже. А тут еще и этот конец света некстати.

Нет, все. Ушла и ушла. Значит, так надо. А я смогу полностью посвятить себя фильму. В конце концов я изначально ни о чем таком не думал, а теперь вот еще должен был переживать. Никому я ничего не должен. Кроме соседей и полки. А все этот чертов ютуб. Никогда он мне не нравился, собака.

Через час встретился с пацанами. Хотели поснимать Олега дома, но он не пустил нас. Мол, не прибрано и вообще как-то стыдно. Жук.

Пришлось пойти в парк, хотя было довольно прохладно.

Олег сидел на лавочке в свитере с оленями, чертил что-то в своем блокнотике, а мы будто случайно застали его за этим занятием. Это Новиков придумал. И гордился очень этим.

– Наедь на него трансфокатором, – посоветовал он Марку.

Трансфокатор. Слово-то какое. Где он только его выучил? Наверняка готовился. Типа он непросто так помреж, а еще и в теме.

– Да ну его, не люблю эти наезды, – скривился Марк.

– Наедь, наедь издалека, типа мы за ним наблюдаем, а он не видит, а потом подойдем, он заметит и уберет. Сань, скажи же, так драматургично выйдет.

Ну точно, готовился. Студент…

– Угу, – промычал я.

Мне было все равно. Пусть о картинке Бондарчук думает, а у меня другая цель, донести то, что, несмотря ни на что, любовь сильнее всего. Даже неизбежной гибели. Настоящая любовь, такая, про которую пишут в книгах, снимают кино.

Так что засняли сперва издалека, как и советовал Саня. Потом мы подошли ближе, Олег убрал блокнот и внимательно посмотрел на нас.

– Олег, – спросил я, – а как ты познакомился с Таней?

– Познакомился? Это, она вошла. Оплачивай проезд, это, говорю. А она смотрит, смотрит, это, на меня… и глаза у нее такие, – и он расплылся в мечтательной улыбке.

– А потом что?

– Что потом?

– Ну, как ты узнал ее имя? Вы общались? Ты ей нравился?

– У нее не было за проезд. Это, говорю, оплачивайте, она, это, не оплачивает. Я говорю, оплачивайте или, это, на выход. Она говорит, это, не пойду. Я говорю, это, нельзя так. Она, это, мне все равно. Тогда я сам за нее, это, заплатил. А она, ну, вот, сказала же, можно. Потом, это, звонит, говорит, это Таня. Ну, я и узнал, что, это, она Таня, – и замолчал.

– Все?

– Что все?

– Узнал и все? Значит, вы не встречались? А как ты узнал, что она в Саратове?

– Она вышла, я, это, за ней пошел.

– Ни фига себе маньяк! – прокомментировал Саня.

Олег замер, посмотрел на Новикова и только потом продолжил.

– Она, это, идет. И я за ней. Она не видела, это, что я тоже иду. Дошла до дома, зашла. Ну, я, это, и стал ходить. Ходил, смотрел, это, на нее. Иногда видел, иногда нет.

– А она тебя не замечала?

– Нет, я это…

– Прятался?

– И прятался, это, и переодевался.

– Прям как шпион.

– Ага, Джеймс Бонд, – загоготал Саня.

– А поговорить не пробовал?

– С кем?

– С Таней.

– Нет, это, не пробовал. Только она подходит, сердце прям стук-стук, это, чуть не вырывается оттуда.

– И долго ты так ходил?

– Четыре месяца.

– И так и не решился признаться?

– Нет.

– Вот ты даешь!

– А потом, это, прихожу. А ее нет. И потом нет. И потом. Неделю ходил.

– Уехала?

– Уехала.

– В Саратов?

– Да.

– А как узнал?

– Старушки, это, на лавочке сидели, переехали, говорят, в Саратов, энти. Таня, спрашиваю. Ага, говорят, это, и Таня, и Люба, и Кирилл.

– Так, может, не та Таня вовсе.

– Та. Я спросил, это, такая Таня? – и он взмахнул рукой, словно дирижер, и начал водить ею и выписывать какие-то загогулины. – И они закивали.

– Тоже мне аргумент.

– И, это, сказали, что у них Тань больше нет. Только, это, баба Таня, она на пенсии уже давно.

– Значит, она уехала, а ты так ей ничего и не сказал.

– Нет.

– Да уж.

– А как ты хочешь ее найти? Там же много людей. Саратов-то не маленький.

– Я бы даже сказал, ого-го какой, – уточнил Марк. – Я был там лет семь назад, у тетки.

– Значит, будет у кого остановиться, – намекнул я.

– Она в однушке живет.

– Злой ты человек. Сразу обломал.

– А мы Вадима Вадимовича попросим, – улыбнулся Новиков.

– Точно, – поддержал его Марк. – И Олю заодно увидим.

– Но как мы найдем Таню? – повторил я.

– Это, конец света, – только и ответил Олег.

На него было жалко смотреть. Он стал похож на бездомного щеночка, мокнущего под дождем, и кота из «Шрека» одновременно.

– Это. Краснова Таня Валерьевна.

– О, ты и фамилию с отчеством узнал у старушек?

Но больше Олег не произнес ни слова. Уткнулся в блокнот и опять стал что-то чертить.

– Олег, Олег, Олег…

Тщетно. Пришлось остановить съемку и уйти по-английски.

– Че-то я не знаю, – засомневался Саня. – Я думал, у них взаимно, а так она даже не знает.

– Так вот и не узнает, если мы ее не найдем.

– Ну, найдем, а дальше-то что?

– Как что? Он признается.

– А она скажет, ты мне никуда не стучался вообще. Аутист долбаный. И, в общем-то, будет права.

– Ну не скажи. Да, он, конечно, не мажорик какой-нибудь, но, значит, надо парню помочь, чтобы реально покорил ее. И потом, мы же не видели эту Таню, она, судя по всему, тоже не королева, раз за проезд даже заплатить не смогла.

– Ох, не знаю. Чует мое сердце, что не светит ему ничего.

Тоже мне Ванга.

– Да тут и чуять нечего, – сказал, поправляя капюшон, Марк. – Обломится он, а тут еще и конец света.

– А мне вот кажется, у них все получится. Ну да, он странный.

Но кто из нас не странный?

Парни пожали плечами.

– А это все равно романтично. Тем более, когда узнает, что приехал к ней из нашего мухосранска, да еще и разыскал ее в таком большом городе, как Саратов, то по-любому это оценит. Девушки они такие. Любят безумные поступки. Вряд ли ради нее кто-нибудь делал что-то подобное.

– Ну, это да. Напоминает «Евротур». Там-то все хорошо закончилось, но не хотелось бы повторять их приключения, особенно в Голландии.

– О да, там вообще угар. С кодовым словом, – начал улыбаться Марк.

– Ага. И «Авы целовались. А вы целовались!» – подхватил Саня.

Да, кинцо действительно веселое. Решил, что вечерком надо будет его пересмотреть.

Но вечерком позвонил Саня.

– Видел?

– Кого?

– Ну та, у которой мы тогда проснулись. Это же ведущая «Солянки».

– Да. Валентина. И что она?

– Назвала тебя уродом.

– Не понял.

– Ну во время эфира. Сказала, что ты урод и ублюдок. Пипец она грозная была.

– Вообще не понял.

– Да что тут непонятного. У вас было что-то? Сказала, что ты нетолерантный и такие, как ты, представляют угрозу обществу тебя надо изолировать или лечить в больнице. Ты ее кинул, да?

– Да что у нас было-то? Сама она психичка. Пару раз на свидание сходили только, а потом она стала меня целовать, а я не дал.

– У-у-у-у-у. Теперь понятно, чего она так разошлась, прям рассвирепела. Нельзя женщин обламывать.

– Да знаю я.

– Они вообще тогда неадекватными становятся.

– Да знаю я.

– Короче, не позавидуешь тебе. Как бы еще чего не ляпнула.

– А с чего она начала-то? Я не понял.

– Ну, рассказывала о новостях, а потом такая, вот, мол, недавно у нас был один персонаж, мы ему целый эфир «Солянки» посвятили, и с мэром он благодаря нам на встречу ходил, так вот, он мразь и неадекват.

– Сама она неадекват.

– Я бы тоже с такой мутить не стал. Так-то вроде ничего, но эта родинка ее.

– Спасибо, Саня.

– Хотя и без нее она явно не Снежана.

Я почувствовал, как он сдерживает позывы расплакаться. Стойкий оловянный солдатик. Но снова успокаивать его у меня не было желания. В конце концов это он позвонил, чтобы поддержать меня, а не наоборот. А тут как и раз и домашний зазвонил.

– Извини, Сань, звонят. Перезвоню.

– Ага, мне тоже идти надо, картошку чистить.

Ну точно, белорусы.

– Алло.

– Сашок!

Все понятно. Мама тоже видела новости. Как же спокойно мне живется без ящика.

– Мам, это розыгрыш такой.

– Ничего себе розыгрыш. Я от стыда чуть не сгорела. Тетя Катя звонила уже и тетя Света. Папа зато не расстроился. Сказал, что он говорил, что позор один.

– Мам, да все нормально. Просто черный пиар.

– Правда?

– Ну конечно, зачем мне врать? Все так делают. Сперва хорошие, потом гадость какая-нибудь, а потом опять хорошие. Реклама для фильма.

– Ну, не знаю, а я подумала, что это твоя невеста, а ты с ней плохо поступил, и вот теперь она решила тебе таким образом отомстить.

– Она мне не невеста.

Хотя все остальное верно.

– Ну все равно, как-то нехорошо. Что люди-то подумают?

– Да плевать, что они подумают. Они и не знают меня. Какое им дело до меня? Я же не мэр.

– Ох, Сашок, мы же переживаем за тебя, волнуемся.

– Да все хорошо, мам. Спасибо.

– Когда придешь-то?

– Я же говорил, приду. Я позвоню.

– Звони, звони. Мы всегда рады тебе, что бы ни случилось.

– Спасибо.

– Даже папа.

– Я верю.

– Сашок, ты точно с ней не встречался? Так-то она ничего. Агрессивная только, и эта родинка…

– Мам, мне работать надо.

– Ну, конечно, конечно, работай, сынок. Тоже пойду. Сериал щас мой начнется.

Они все ее – сериалы эти.

А тут в жизни сериал настоящий. Вот так Валентина. Не думал, что она может так подло поступить. Главное, пытаюсь помочь человеку обрести истинную любовь и в это же время порчу другому человеку жизнь, игнорируя его чувства. Странная штука любовь, всегда в ней какие-то заморочки. Понятно, что чем сложнее, тем интереснее, но иногда все так сложно, что уж и вовсе весь интерес пропадает. Зато отчаяние накрывает с головой, как волны при шторме. Вот раньше вообще люди не парились. Жили в одной деревне, особо выбора-то и не было. Марфа, Акулина да Аглая. Эта слишком полная, эта носатая, третья ничего так. Вот к Аглае и пошли. И ничего жили, не разводились, как-то по десять детей рожали. А теперь придумали любовь, так, чтоб аж внутри все замирало, и попробуй найди одну такую единственную среди полутора миллиардов девушек. Хочешь не хочешь, разведешься. Нужна-то одна, а их вон сколько. И чем я ей вообще понравиться мог? Пухлый, сутулый, невысокий, не смазливый – словом, ничего выдающегося. Не из-за ютуба же с мэром? Ее саму чуть ли не каждый день по ящику показывают, так что завидовать или восхищаться моими «достижениями» не с чего да и как-то глупо. Любовь…

И настроение тут же испортилось. Не из-за того, что она наговорила что-то там про меня, нет. Мне вообще до одного места этот телик. Просто все у нас через самое это, одно место. Не жизнь, а кабачковая икра какая-то. Изподвыподвертанно так, что проще выучить китайский язык, чем разобраться, что, куда и зачем в нашей жизни. Да еще и этот апокалипсис.

Кино, разумеется, я не стал смотреть. И лег поздно. Лежал, ворочался, мысли лезли в голову. Вот почему так? Если рубишься целый день в Call of Duty, то мыслей вообще никаких не бывает, кроме «нажми такую кнопку, нажми другую кнопку», «получай, фашист, гранату» и «блин, опять по новой уровень проходить?» А если что-то происходит подобное, так целая автоматная очередь накрывает мозг и штурмует, как Суворов Измаил. И свербит, свербит, свербит его. Какой тут сон? Хоть снотворное пей, но дома не было водки.

Под утро я все-таки отключился так же неожиданно и незаметно, как это бывает во время просмотров иранского кино. Включаешь, отрубаешься и спишь до самых титров. Снилась мне снова мама. Она готовилась к свадьбе, не своей и не моей, а к свадьбе Олега. Происходило все, разумеется, в Саратове. Олег был счастлив как никогда, впрочем, я еще и не видел его счастливым. Теперь же он улыбался, казался таким уверенным, совсем как в тире, а костюм так и вовсе делал его красавцем. Свадебные костюмы всех делают красивее. Гостей было немного. Я, Саня, Марк и водитель троллейбуса. Батя сидел в соседней комнате, смотрел футбол. Мама благословила Олега, обняла и стиснула так, будто участвовала в чемпионате мира на самые крепкие объятия. Марк с Саней даже всплакнули. Марк, кстати, снимал все это дело на камеру, видимо, не просто так его пригласили. И вот, наконец, вышла невеста. В фате, в белом платье, зацокала каблуками – все как надо. «Гюльчатай, открой личико», – чуть не сказал я, и, когда она, действительно, откинула фату, то стало понятно, что это никакая не Таня, а Валентина.

Опять Валентина? Я надеюсь, голубей хоть они запускать в небо не будут? Но этого я не увидел. После поцелуя молодоженов мне стало как-то легко и спокойно, наступило настоящее облегчение, и я проснулся. Заснуть долго не мог, а проснулся быстро. Жизнь, она такая.

Но главное, что я понял, что нужно обязательно, просто кровь из носу ехать в Саратов, искать эту Таню и организовывать встречу с признанием Олега, а иначе все, вернее, ничего – апокалипсис. А с Валентиной, может быть, я помирюсь, и мы даже будем друзьями, в конце концов, можно даже сделать более решительный шаг, вместе мы все равно долго не будем. Но это все потом, после фильма. Сейчас прежде всего Олег, Саратов и Канны. Канны? И я вдруг осознал, что в Саратов мы поедем уже не столько ради Канн, сколько ради Олега. Как и решение мириться с Валентиной. Просто это все чертов апокалипсис, перед которым нужно обязательно сделать что-то хорошее, что-то стоящее, иначе просто для чего мы здесь? Чтобы пить, курить, пялиться в ящик, материть правительство, не вылезать из соцсетей и рожать еще более зависимых от всего этого детей? Ну уж нет. Нужно делать достойные вещи. Да, я не найду лекарство от рака, не построю приют для бездомных, не нарисую картину, которой будут восхищаться миллионы поколений, не найду способ избавиться от лени, но я могу оказаться полезным и сделать что-то хорошее для одного или двух человек. А если получится кино и кто-то посмотрит и поймет, что тоже нужно успеть признаться в любви, или посадить дерево, или навестить родных и близких, пока есть еще хотя бы немного времени, то их будет уже гораздо больше, чем двое. Не бывает мелочей. Уступленное в автобусе место не подвиг, конечно, но уже и на такой поступок не все способны. А ведь это нетрудно – помочь донести старикам сумки, купить буханку хлеба нуждающимся, выслушать и поддержать друга, когда ему очень плохо. Но мы стали ценить только себя и свое время.

Ух, а Валентина сказала, что я мразь. Вот телевидение – это реально зло. Раньше, когда его не было, новости не были так важны для всех. Ну, сказала бы она где-нибудь на площади, услышали бы человек двадцать, и все. А теперь любой пук кота Медведева может стать национальным событием. Нет-нет, так не должно быть. Это неправильно.

Набрал Новикова. Он был на смене.

– Сань, я перезвоню.

Перезвонит он. У меня такие откровения. А он работает. Ну как так? Почему?

Позвонил Марку. Тот не взял трубку. Спит, что ли? Небось дрыхнет как цуцик и видит сны о своей прекрасной Оле. Сложно, что ли, понять, что ничего не светит? Нет, он мечты какие-то строит. Зачем?

Чуть было не набрал Валентину. К счастью, вовремя остановился.

Что же делать? Что же делать? Внутри все клокочет и рвется наружу еще сильнее, чем тогда, когда решил снимать «То, что нас ждет», а все заняты и не с кем поделиться. Не Сереге ж Заикину звонить. Да он и не поймет. А Олегу? Олегу – да. Только, черт возьми, я же не взял у него номер телефона. Да я, собственно, ни разу и не видел его с мобильником в руке. Вот уж, действительно, фрик. Потащился к холодильнику. Пива не оказалось, хотя, кажется, оставались запасы. Нет, надо и с «топливом» завязывать. Пить надо меньше. Это точно.

Наконец-то позвонил Новиков.

– Что там у тебя опять?

– Саня, мы едем в Саратов.

– Круто. Скоро, что ли?

– Очень скоро!

– Сегодня, что ли?

– Нет, но чем скорее, тем лучше. Я все понял. Мы обязаны это сделать! Кровь из носу.

– Угу, скажи еще во имя любви.

– А почему нет?

– Ладно, позже поговорим, мне работать надо.

А вот я не мог работать. Все мысли только о том и были, как бы скорее оказаться в Саратове и увидеть эту надменную Таню. А может, и не надменную, неважно, любую Таню, и как Олег заявится к ней с шикарным букетом роз. Вот бы медальку еще какую-нибудь ему. Он же вон как стреляет. Или шкуру медведя, как кинет к ее ногам.

– Марк!

Проснулся, собака.

– Да, товарищ режиссер.

– Едем в Саратов.

– А-а-а-а. Ну поехали, когда?

– Чем скорее, тем лучше.

– Чудик решил?

– Олег, в смысле?

– Ну да, Олег.

– Нет, я. Мне приснилось…

– А, ну раз приснилось, – не стал дослушивать он, – вещий сон и все такое. Как не ехать?

– Вот-вот. Только все-таки придется обращаться к мэру.

– А вот это уже хорошо, – искренне обрадовался Марк. – К мэру – это очень хорошо.

– Не уверен только, что он согласится помогать еще раз.

– Ничего-ничего, он же хочет переизбраться. Да и не так сложно найти человека в другом городе. С его-то связями. Когда идем? Я хоть через час могу.

Шумахер.

– Ты-то можешь, вопрос, когда он сможет, да и захочет ли, в отличие от нас. Он человек занятой.

– Ну да, да, – печально согласился Марк.

– Ну, ты пробей.

– Пробью.

– И, это, Олега-то обрадуй.

Точно, Олег.

Пришлось идти на остановку. Высматривать каждый троллейбус, пока не увидел нужный.

– Это, оплачиваем проезд.

– Олег, я по делу.

– Оплачиваем проезд.

Ах да, на что я только надеялся. Это же Олег. Хорошо, хоть в троллейбусах проезд дешевле, а то работал бы таксистом.

– Надо ехать в Саратов.

– Я, это, не готов.

– Готов.

– Не готов. Это, оплачивайте проезд.

– Конец света.

– Я, это, не знаю, куда ехать. Никто не говорит.

– Мы узнаем.

Он замер и внимательно уставился на меня. На лице выросла улыбочка. Ехидная такая, страшная улыбочка. Тане бы она точно не понравилась. Надо научить его улыбаться.

– Когда? – спросил он.

– Скоро. Очень скоро. Думаю, Вадим Вадимович нам не откажет. Очень надеюсь на это.

– Вадим Вадимович?

– Мэр.

– Мэр, это, не откажет. Я, это, голосовал за него.

– Ты голосовал?

– Ну да.

Хотя да. Ступил я. Конечно, голосовал. С чего бы не голосовать? Вон какой обязательный.

– Оплачиваем проезд, это.

– Олег. А у тебя есть телефон?

– Нет, они, это, отслеживают. Как на охоте.

Вот вам и Олег. Он, оказывается, продуман. Мы-то ходим под колпаком, а он нет.

– А как ты созваниваешься с людьми?

Он развел руками, а потом добавил:

– На работе, это, телефон есть.

– Тогда запиши мой.

Он записал в блокнот. А я отправился в мэрию. Так меня и пустили, ага. Встреча с гражданами каждый третий четверг месяца. А он уже прошел. Засада. Тут, можно сказать, каждая минута дорога, а они – третий четверг месяца. И номер, с которого звонила Ольга, я не сохранил. Да и как бы я сохранил, если она звонила на домашний? Чертовы домашние телефоны.

Пришлось идти домой и работать. Правда, сначала заглянул к Новикову.

Он был серьезен и невозмутим.

– Что там с Саратовом?

– Да вот решаю. Олег не против.

– Еще бы он был против.

– А вот с мэром все непросто.

– Еще бы было просто.

Привет, капитан очевидность!

– Короче, думаю, как наш Олег, завтра подкараулить эту Ольгу возле мэрии и попросить, чтобы передала Вадиму Вадимовичу, что нам нужна его помощь.

– Разумно. Сань, подожди, я щас.

И пошел с видом техасского рейнджера делать обход. А вот если бы все осознали, что апокалипсис неизбежен, то и воровать не было бы смысла. Правда, зная наших людей, можно смело предположить, что они скорее пустились бы во все тяжкие, решив, что можно избежать наказания. Как говорится, умирать, так с песней.