Текст книги "Долгий год"

Сахарная пудра

 
Не тает снег на майских ветках,
Позеленевших лишь на днях.
Природа тянет вагонетку —
В канатной прелести шумят
 
 
Последних жалоб отголоски
На одурманивший циклон,
Что закидал весны отростки
Снежками пройденных времен.
 
 
И переход звенит морозом,
Для ветра быстро проходим.
Возобновились, как угрозы,
Движенья дворников машин.
 
 
Намокли слякотью в асфальте
Следы запрятанных сапог.
Под теплой курткой реет платье —
Зонтом укрыто под замок.
 
 
Но вкус весны, вчера пришедшей,
Дарящей запахи свои,
Всё же пробился через плети
Не отступающей зимы.
 
 
Волной циклон засыпал небо —
Метелью снежная руда
Летит на верхний слой десерта —
Последний штрих на города.
 

Сбылась

 
Нет сил еще поцеловать
Забытую мечту.
Бантов атласных завязать
На ней я не смогу.
 
 
Поставить яркую на шкаф
И любоваться век —
Такой мотив ей не указ,
Закончен гонки бег.
 
 
Отныне только пустота
Свирепее часов,
Что отбивают до утра
Нелегкий стрелок ход.
 
 
Сбылась ответная мечта
На поле выездном,
Налипла тонкой красота
Повязкой на окно.
 
 
Но звук цикады за стеной —
Правителя травы —
Звучит по-прежнему лихой
И хочет не уйти.
 
 
Ночной и летний реверанс
Весны перед теплом
С потерей сока для мечты
Остался сопряжен.
 
 
Поцеловать нет сил уже
Забытую мечту
Осталось ждать немного лет
До нового «хочу».
 

Без снов

 
Вышел в дверь, на пороге оставив
Тонкий шепот цветаевских дум
О холодной весенней отраде,
Для которой старался июль.
 
 
И неслышимо музыка тронет
Его пятки по ходу реки,
Нет весеннего точного хора
Для такой несерьезной тоски.
 
 
Почему же он будет мгновенен
Для отчета о прописи снов?
Потому что он был откровенен
Для движений ее и цветов.
 
 
Нет сомнений в печали утраты,
В слезной дымке отказа найти.
По-весеннему нежные даты
Потерялись в усладе войны.
 
 
Не раскроется шепот сегодня,
Растворится среди новизны
Чисто вымытых, вставленных окон
Тех домов, что еще без стены.
 

Нет весны

 
Нет весны, кроме той, что за дверью,
За петлями добора стоит.
Вдохновленная, вечная келья,
Ей зима не велит выходить.
 
 
И последней холодной метелью
Так старается путь занести,
Чтоб не смог никто двинуться к келье
И замок на дверях разнести.
 
 
Но за ночью снегов будет чудо —
И апрельская ветка цвести…
Нет весны, кроме той, что Ты любишь,
Кроме той, что сумеешь спасти…
 

Лето

Классика

 
Уже далеко не начало весны.
Молчит и осенний предвестник.
В туманном отрезке свирепой мечты
С тобой заблудились мы вместе.
 
 
Ничто нас не трогает больно в виски,
Но сердце пружинит ритмично.
И долго ищу я на утро носки,
Что будто скрываются вечно.
 
 
Как ты улыбаешься – как я люблю,
Когда ты такою проснешься.
И мне позвонишь, пролетая июнь,
Глотая от тополя хлопья.
 
 
Ты скажешь: «В лицо попадает и в нос…»
Ты будешь со мною сверяться
Ответом, как будто узнала вопрос,
А я неустанно смеяться.
 
 
И только в дожде мы увидимся вновь,
Нам нравиться воздуха запах.
Зонты продырявлены стали насквозь —
Так лето научено плакать.
 

Помоги

 
Плеча обхват сведен в ладонь…
От страха дышит стебель.
Моли взъерошенный огонь
Отдать тебе колени,
Гонимый мыслию, что боль
И трепет у постели.
 

Из юности

 
Навсегда, я молю, позаботься
О любви, что для счастья ответ.
Сохрани ее так, что забьется
Мое сердце при слове «привет».
 
 
Мне по грому ударить руками,
А потом их купать в облаках,
Чтобы губы я трогал губами,
Чтобы юность увидел в глазах.
 

Погружение в грех

 
На промокших от влаги туманных дорог
Развивала движенье машина.
Она ехала к солнцу, и стал одинок
Тот, кого она нежно любила.
 
 
И, оставив сомненья в разбитом стекле,
Она плакала вместе с дождями.
Она не страдала по летней воде,
Она делала лето руками.
 
 
И не знала, кому и зачем ее знать,
Ведь она – только миг вдохновенья,
И кричала на руль, что не может понять,
А нога ускоряла движенье.
 
 
И скользя через воздух продуманных тем,
Сквозь слова его губ и что снилось,
Она вдруг поняла, что нигде и ни с кем
Ее не было – так и разбилась…
 
 
Опустевший до лик, раздражает огонь…
На земле, в ее складках мгновенья…
Только он в этой жизни почувствовал боль,
Потеряв этот миг вдохновенья.
 

«Я слышу, как она идёт…»

 
Я слышу, как она идёт
По лестнице неспешно,
Среди листвы она живёт,
Пером павлина грешно
 
 
Зашторив дверь, идёт к окну…
Из пламени крапивы
Я вижу, как её лицу
Слетаются павлины.
 
 
Они целуются у щёк,
Смеются, но не в такт.
Какой у шеи этот смок[1]1
  От англ. smoke – дым.


[Закрыть],
Какой же аромат!
 
 
Какое нежное тело
И тихое дыханье,
И мне становится легко
От этого признанья.
 
 
В руке своей она несёт
Мою любовь, и вечно…
Я слышу, как она идёт
По лестнице неспешно.
 

Отцу

 
Слепая птица хочет сесть,
Ее крыло без взгляда – перья.
О край воды себя задеть,
Познать приятность увлажненья.
 
 
И силы веются, дышать
Ей стало трудно, чем обычно,
И воздух хочется глотать,
Как будто он – святая пища.
 
 
И прорезь глаз ее в конец
Иссохла в точность затемненья…
Ее позвал к себе Отец,
На свой пера – свой день рожденья.
 
 
Она не смела опоздать
И появиться неуклюже…
Какое счастье испытать
Тепло родительского клюва!..
 
 
И вдруг она быстрей лететь…
Начнет над облаком паренье.
О край слезы себя задеть,
Познать приятность увлажненья.
 

«Если Ты мне приснишься, я стану…»

 
Если Ты мне приснишься, я стану
Уклоняться от утренних рос,
Чтобы влажные капли упали,
Не встревожив объятий у снов.
 
 
Если Ты мне напомнишь о небе,
Я стараться не буду ходить —
Эти пальцы останется склеить,
Чтоб удобнее было парить.
 
 
Если Ты мне увидишься летом,
Я сорву временные пути —
Через колики белого снега
Я вернусь в океан теплоты.
 
 
Если Ты мне приснишься мгновеньем,
Я проснусь… Поцелуем легки,
По щеке неземное паренье
И движение теплой росы.
 

«Теперь даже я не смогу быть свободным…»

 
Теперь даже я не смогу быть свободным —
Нас всех раздевает немая жара.
Я прячусь в твоем ощущении кожи,
Когда уже хочется быть догола.
 
 
И ветви, и брызги, и полосы сои
Давно проглотили холодный февраль.
Я верил, что нас позовут за собою
Метели, ушедшие в белую даль.
 
 
И всё только Ты… Только Ты, и по ветру
Взрываются в комнате шторы – сквозняк.
Ты словно тепло от далекого лета,
Заснувшее на ледяных простынях.
 
 
И только печальная нежная фраза:
«Я, кроме слезы, не увидел наклон…»
Ты снова приснишься заросшему раю —
Откроешь его посещенья сезон.
 

«Святые слезы – это дождь…»

 
Святые слезы – это дождь.
Ты не грусти, светлеет.
От солнца жареная ночь
Так остывать умеет.
 
 
Ее прохлада будит день,
Но день того теченья,
Когда от лета видят тень
Святые для рожденья.
 
 
И есть порочная игра
У нового полудня:
Она лизнет твои глаза
На празднике июля.
 
 
И станет мало запивать,
То ощущенье больше!
Святые слезы не сыграть,
Не утереть их тоже.
 
 
Они-то знают твои сны…
Они-то ведь оттуда…
Уже светлеет, не грусти…
И с подписью «от друга…»
 

Кокуру

22 июля 2004 года

Охота на звезду

 
На воздушной дороге звезды,
Где гуляет лосиное стадо,
Разрывает на теле наряды
Полуночный осколок луны.
И бегут обнаженные взгляды
Вслед за знаком ее глубины,
 
 
В шаг ее затемненной печали,
Запивая, хотя и не жглось,
Посмотреть, как волчата молчали,
Когда плакал израненный лось,
Как они безустанно кричали
От всего, что увидеть пришлось.
 
 
Как их родичи рвали на мясо —
Эта трапеза красным полна.
И звериную тихую пляску
Вдохновляла собою луна.
 
 
И волчонок увидел, как рвется
В пасте матери сердце лося,
Он сказал ей: «Оно еще бьется!»
А она отшвырнула дитя.
 
 
Страсти трапезы волчьего стада
Затихают и ближе к утру
Кости лося уже не глодают,
А идут на другую войну.
 
 
И волчата идут вслед за ними,
Покоряясь по их старшинству,
Но они до сих пор не забыли,
Как их матери съели звезду.
 

«Разгневанный Солнцем, он вышел к Луне…»

 
Разгневанный Солнцем, он вышел к Луне.
Но, глядя на небо, смущался.
Сейчас все без света на этой Земле —
Он этого очень боялся.
 
 
Луна говорила о тайне воды,
Брала свой реванш красотою.
Но сердце боялось её темноты,
А разум смущался водою.
 

Опубликовано в газете

«Утро вечера мудренее»

от 16.12.2005 г. № 49(522)

Мала

 
– Поджигаю…
Ты смотришь?! Левее чуть-чуть,
Чтоб случайно не вспыхнула кожа.
И глаза твои мне – нескончаемый путь,
А живот – бесконечное ложе.
 
 
Женский шёпот и голос… У ангела есть
Три сестры – побелевшие струны,
Наигравшись, издохнув от мира тоски,
Они пели, и крылья уснули.
 
 
Женский смысл и голос… У ангела три
Побелевших, отчаянных брата,
Навсегда отошедших от мира тоски
И запевших о нежности взмаха.
 
 
Женский яростный, вечный, красивый
язык…
Точно губы к себе подзывают…
Ангел был сиротой, в этом мире тоски
Его так и никто ни узнает.
 
 
Вечность – всей наготе, что дрожит и мала!
Разве что-то красивей бывает?!
Посмотри: мои крылья сгорели дотла,
Ведь тебе они только мешали!
 

Круговорот

 
Его звали огонь.
Он светил на кострах,
И он грел обнажённые руки.
Но когда горизонт осветила гроза,
Он стал пепел и грязные угли.
 
 
Её звали гроза.
Она била в туман.
Её вспышки слипали наряды.
Но сегодня светло, и окутанный стан
Был водой под поросшие взгляды.
 
 
Её звали вода.
И теченьем реки
Она знала, куда надо течь,
Но порогом встают перед силой воды
Эти камни с ослабленных плеч.
 
 
Их назвали камнями.
У них была твердь,
Но мягкостью стала и кровью
Их сила земли, настигнута смерть,
И съедена яро любовью.
 
 
Ей имя любовь.
Она вечно жива.
Она бьёт по мишени, что боль.
Она вечно творит,
И сегодня она
Родила то, что звали огонь.
 

Красный лоскут

 
Я – снова мысли о тебе,
Предчувствие мгновенья
Движенья губ на языке —
Твоё прикосновенье.
 
 
Я – снова пальцы твоих рук,
Сжимающих ладони,
Пытаясь тело повернуть,
Чтоб было поудобней.
 
 
Я – снова кожа твоих ног.
Я слышу простыни
Негромкий звук немых узлов,
Лежавших на пыли.
 
 
Я – вдох твой, вдох твой, я дышу…
Я – капля пота лона.
Не прячь её – я в ней живу,
Не вытирай мне дома.
 
 
И только нежная река —
Извилистость слезы.
Мне не дает сказать пока,
Что я – глаза твои.
 

«Как странно то, что стёкла видят свет…»

 
Как странно то, что стёкла видят свет,
А он сквозь них проходит дальше в океаны,
Лишь отражаясь на воде в изящный блеск,
Украсив яркостью камней пейзаж кораллов.
 
 
Пройдя сквозь воду, он достигнет кромки дна
И осветит его прекрасное молчанье,
Как будто здесь увидел он Тебя
И ощутил любимое дыханье.
 
 
Как странно то, что небо из стекла,
Когда под ним просторы океана.
Но только так Бог выдумал глаза:
Вода источника, стекло стакана.
 

Святая

 
Она так хочет утонуть
В твоем незрелом теле
И, прислоняясь, повернуть
Твое к себе скорее.
 
 
Не дожидаясь темноты,
Как вечного молчанья,
Она попросит простоты
И тонкого дыханья.
 
 
И лишь в Её объятьях страх
Становится стремленьем.
С Её ногтей слетает лак
И падает в колени.
 
 
И мокрый след Её щеки
Плывет у твоих бёдер,
Ладони давят по груди,
И тихо голос стонет…
 
 
В Её глазах порочный зверь,
Оборванные ткани —
Он не сумел жить без потерь
И был смертельно ранен.
 
 
И даже зная, что умрет,
Лишь сделает движенье,
Она пришла к тебе помочь —
Увидеть наслажденье…
 
 
Не говори! Заткнись! Закрой…
Ей не нужны слова.
Её последняя любовь
Прекрасна и жива.
 

«И Он нежно крылом Её рану прикрыл…»

 
И Он нежно крылом Её рану прикрыл
И себе Её боль забирает.
Будто в шелковых каплях пернатой щеки
Он слезами Её выступает.
 
 
Она мягко ведет Его крылья к Себе —
Подальше от неба раздеться…
И в глади рождает круги на воде
Биенье влюбленного сердца.
 

Звезда

 
Огонь всегда слабее Солнца…
Но я привык жить по ночам.
И этот свет, что так смеется,
Я предпочел Его лучам.
 
 
Я – пятый ангел из охраны
Восточных лиственных ворот,
В которых толстою ухабой
Сомкнулись плющ и бергамот.
 
 
И через них я пропускаю
Бежавших сумерками прочь —
Святому девственному раю
(Он всё ж таков, я полагаю)
Я отдаю погибших в ночь.
 
 
И здесь мои четыре брата.
Все благородны на крыло,
На мягкий пух, у края паха
В нас каждом выжжено клеймо.
(На нем знак истины и плаха
На фоне прорези в стекло).
 
 
Мы отвечаем за те Души,
Что умирают в темноте.
По красным каплям рвутся бусы,
Немеют руки на игле…
 
 
Нелепо: спят и умирают,
Напившись много коньяка,
А кто хотел, тот улетает
Сквозь лобовое навсегда…
 
 
И пожилые умирают,
И дети, пары, сотни слез;
Но до утра лишь доживают
Те, кто постиг отчаянье грез,
И кто навеки ощущает
Тепло мерцания от звезд.
 

«От пяток неба до земли…»

 
От пяток неба до земли
На каждой капле без остатков,
Развеясь в воздухе, дрожит
Полночный отблеск от осадков.
 
 
От рук твоих до моих глаз
Сквозь пот пронзающих колец,
Дрожит, как губы на губах,
Полночный отблеск от сердец.
 

Дождь

 
Не подавай мне знак, что можешь плыть.
Не говори слова.
До рук моих не дотянись.
Не посмотри в глаза.
Не воплоти святой каприз —
Дотронуться слегка.
 
 
Со дна осколков, битых стен —
Нарезки Солнца и восторга,
Покрытых немощью колен, —
Тебя я чувствую немного…
 
 
Твоим движеньем поражен::
Изящность, сломленная страстью;
Но воздух тоже обнажен
В момент небесного ненастья,
Когда уже стоишь лицом
К открывшему объятья.
 

«В сердцевине манящего света…»

 
В сердцевине манящего света,
Под небесной корой синевы
Загорится осколок от лета,
Он почувствует тягу любви.
 
 
Он узнает молчание птицы,
Нежность рук на причале своих.
Окунаются в слёзы ресницы —
Плачет сердце одно на двоих.
 

«…он по щеке ведет перо…»

 
…он по щеке ведет перо,
Ныряя с краю в складки губ.
Спиной он чувствует ее,
Руками медленно ведет.
И, задыхаясь от нее,
Он ближе думает дышать,
И дальше двигает перо,
Не в силах пальцы удержать.
И он настолько вдохновлен,
Отчаян, радостен и смел,
Как будто вечер был влюблен
В согласный полдень для колен.
 
 
Она на теле видит сок,
Холодной жидкости струи,
И жажда требует глоток —
Она все ближе со спины.
И волос падок на глаза,
Что отражаются в стекло,
Прикосновение крыла —
Он по щеке ведет перо.
 

«Размывая в пыли тротуары…»

 
Размывая в пыли тротуары,
Выбивая в асфальте следы,
Упадет на стальные ограды
И невинность июльской листвы…
 
 
Окропит наши пальцы в сандалях,
Закипит в водоемах аллей.
Не стараясь, прильнет в нашу память
И одежду бежавших людей.
 
 
И развеется запахом лета,
До тебя долетая порой.
Каждый вдох неземного мгновенья
Наполняется этой игрой.
 
 
Он останется быть на ресницах,
Оживет лепестками в губах.
Вот и капли на этих страницах
Он оставил немного в слезах…
 

Девочка

 
На свете жила девочка,
Сидела на поле колос,
И белой была ленточка
Её заплетенных волос.
 
 
И сидя на этом просторе,
Глядела на ветер она,
Сегодня случилось горе:
Сегодня она умерла.
 
 
И тихие реки слез
По алой коже стекали,
И тихо шумел колос,
И белые ленты летали…
 

«А потом сошлись ступени…»

 
А потом сошлись ступени
Через слезы по лицу
Я сжимал свои колени,
Так же больно по стеклу
 
 
Застучал ночной прохладой
Тихий ветер, и луне
Я дарил земные взгляды —
Я подумал о Тебе…
 
 
И улыбка, выбрав место,
Пусть польется на меня.
Облаками и без жестов
Вдруг закроется луна.
 
 
Ожиданием во взгляде,
Среди слякоти лица
В эти листья кто-то сядет —
Я подумал про Тебя…
 
 
И кидались нервно тени,
И открылась небу суть,
А потом сошлись ступени,
Продлевая этот путь.
 

«Безлюдны улицы в дожде святого лета…»

 
Безлюдны улицы в дожде святого лета,
Туман упал к соцветью пяток и земли,
И ветви куполом листвы полуодеты,
Не понимают ранней наготы.
 
 
Но есть тепло сентябрьских прелюдий
В последнем зале летнего дворца,
Его замки Ты открываешь людям,
Его убранства прячешь от меня.
 
 
Согретый нежностью земных прикосновений
И тонким шепотом, целующим лицо,
Я улыбаюсь белому цветенью
Всех яблонь сада, видимых в окно.
 
 
Но так объятья сковывают мысли —
И беспощадны сразу, и легки…
У глаз Твоих, как слезы, пали листья.
Поняв причину ранней наготы.
 

Город

 
Наш город спит. По связке утра
Накручен новый летний день.
Сегодня солнце, словно пудра,
Покрасит нас, как свою тень,
 
 
В цвета молитвы у постели,
Коленных слов; числом – среда,
В огни, которые блестели,
Когда проснуться города.
 
 
Мы встанем посмотреть на это,
Исчезнет вмиг наш сладкий сон.
И мы увидим с Тобой лето,
В его цветущий небосклон.
 
 
Мы пустим наше вдохновенье,
Мою любовь, Твои слова,
О том, что в мире нет виденья
Сильней, чем эти небеса.
 
 
И мы зальем своей любовью
Всю силу голубых колец,
Которой небо, словно кровью.
Питает тысячи сердец.
 
 
В Твоей руке, как это чудо,
Раскроет лилию цветок.
И полетит дождями пудра
В наш сладко спящий городок.
 

Клен и ясень

Слостиным Роме и Наде

 
Когда играет листопад
В мозаику из листов,
Тем ясень с кленом говорят
И шепчут про любовь;
 
 
И, расстилая по земле
Волнистые ковры,
Он дарит серой пустоте
Оранжевые сны.
 
 
Когда играет снегопад
Отточенным броском,
Который снегом наугад
В сугробы превращен,
 
 
То ясень с кленом говорят
(Играются в снежки),
Что эта мягкость точно взгляд,
Наглядность для любви.
 
 
Когда играет март с водой,
Разлив ручьи бидона,
Течёт под ясеня кормой
И в корни друга-клена;
 
 
И вечность перьев новых птиц,
Мелодий, спевших ноту,
Слетает с веточных границ
К любовному престолу.
 
 
Но лишь тепло июньских ран
Их жизнь несет и множит,
Так крепнет клена мудрый стан,
И ясень не тревожат
 
 
Ветра, смотрящие в окно, —
Разбросаны в молитвах;
Прикосновением легко
Добиться их улыбок.
 
 
И навсегда сказать, что есть
В сердцах теченья столько,
Чтоб вышел сладким анапест,
Когда немного горько…
 
 
Когда начнется листопад,
Я буду первым падать,
Чтоб вновь вернуться во вчера
И быть с Тобою рядом!
 
 
Когда начнется снегопад,
Я буду первым падать,
Чтобы укрыть Твои глаза,
Метель разбить снарядом!
 
 
Когда начнется водный штурм
Весеннего теченья,
Я буду падать на весну
Паромом отраженья,
 
 
Чтоб увести Тебя в тепло,
Подальше, к берегам,
Где нежность ясеня в лицо
Лишь с кленом пополам.
 

Друг

Жукову Вовке

 
Я быть не смогу даже частью мгновенья
Упавшего оземь холодного луга.
О, если со мною нет прикосновенья…
О, если со мною нет друга!
 
 
Влюбленность моя и её дорогое
Нелепое, полное, юное сердце…
Ещё не смелее даётся такое —
Я до сих пор плачу, взглянувши на это.
 
 
Скажи, где ты был? Я ждал твоих взглядов.
Ты, верно, расскажешь о том, как идти.
Ты – точная копия праздных нарядов
На празднике голой реки.
 
 
Свяжи всю влюбленность в ее дорогое,
Нелепо, но полно, по-юному вдарь!
Не быть мне и частью земного каноэ,
Когда не тобой отражается гладь.
 

Ее любовь

 
Немые птицы пронеслись
У Твоих рук прикосновенья,
И задержались красным перья —
Цеплялись, мягкие, за жизнь.
 
 
Печальный выстрел не донёс
Их новых дум до ветки ели.
Не встретил каменный утёс
Молчанье красочное перьев.
 
 
Они летели не дыша.
В их сердце воздух сжат без силы,
Чтобы не чувствовать в глазах
Несладких запахов от ивы,
 
 
Чтоб умирая не жалеть
На кронах вечных и красивых,
Что не смогли они напеть
Свои пернатые мотивы.
 
 
Но Ты рукою поднесла,
Своей рукою показала.
Ты прикоснулась и ушла.
Ты прикоснулась и осталась…
 
 
Святое чувство на щеке —
Початок мыслей сердца, боли,
И запах, запахи во мне
От лепестков и губ магнолий.
 
 
Немые птицы пронеслись
У Твоих рук прикосновенья,
Но задержались красным перья,
Запев пернатый свой мотив.
 

«Еще смелее, чем была…»

Денисовой Л.Б.

 
Еще смелее, чем была,
Когда смотрела в море,
Закатных линий пелена
Стелилась на просторе.
 
 
И вечно занятый прилив —
От пены возвращенец,
У твоих ног ковер стелил
Как лунный иждивенец.
 
 
Еще красивей, чем была,
Когда рассвет смеялся,
Над горизонтом поведя,
Лучами заигрался.
 
 
И перешёл в мелодий звон,
Переплетая звуки,
Играли волны в летний зной,
Не делая уступки,
 
 
Ни мыслям в памяти… Прошла
Ни то чтобы ответом…
Еще моложе, чем была,
Ты стала этим летом!
 

Прости

 
Когда, когда мне станут сниться
Под кайфом нежные глаза,
Я вдруг пойму, что мог родиться
В других масштабах и губах.
 
 
Медали лижут своды шеи,
Не опустившись до груди.
Мне дали жизнь, когда слетели
С обрыва тронутой скалы —
Мечтали птицы, обомлели,
Когда услышали «прости».
 
 
И вдруг не стали рваться в небо
Под бирюзовый окрик стай.
От дыма в легких рвалась плевра,
А на груди жила медаль.
 
 
Светает…
Тише…
Как красиво!
Дышала ль Ты в лучах звезды,
Когда я ночью трогал тело
И так просил Тебя: «Прости»?..
 

«Ночью прячется солнце и светит луна…»

 
Ночью прячется солнце и светит луна.
Теплый дом и ласковый голос.
Мама знает стихи, мама пишет сама.
Дивный голос и прядями волос.
 
 
Столько раз я заплакал – и мама вела
Мои слезы по этому миру.
Вечным небом на небе она мне была.
Сон дитя породил ее лиру.
 
 
Ветром стонет печаль, окунается в боль
И встает перед чувствами «могут».
Эта рифма слезится и голосом: «Стой,
Она движется к небу и Богу!»
 

Перья

 
В этой двери нет смысла – туда не смотри!
Он ушел и уже не придет.
И навек потеряв от той двери ключи,
Ты останешься ждать его вновь.
 
 
Ты прочтешь его книги, потрогаешь стол.
Ты подумаешь: было руками…
Упадешь от удара и боли на пол,
Как увидишь, что стало стихами.
 
 
Он смотрел сквозь окно в этот мир и писал.
Он вписал свое сердце в бумагу.
Ты прочтешь его письма – за ними страдал,
Он, жуя и насилуя влагу.
 
 
Разбивая о дрожь свои пальцы, он шел.
Он любил в этом мире Тебя!
А сейчас его нет – он навеки ушел
Сквозь окно и на перья стиха.
 
 
Он развеялся дымом по этой земле,
Он стал пеплом в Твоих сигаретах.
Затянись и не стань как слеза по воде…
Не смотри в эту дверь без ответа.
 

«Мы в поле, упавшие в клевер…»

 
Мы в поле, упавшие в клевер,
Дрожащей рукою вели…
И видели мы, как на север
Летели его лепестки.
 
 
Мы сразу мечтали о страхе,
Без шума, в огне тишины
В коротком, невидимом платье
Нам что-то давило в трусы.
 
 
И клевером мы окропили,
Он белой росою упал.
Ты помнишь, тогда мы любили
Полей поднебесных коралл?..
 

Ива

 
Под прядью проснувшейся ивы,
У рыхлой холодной земли
Сквозь ветки мелькали мотивы
Холодного солнца весны.
 
 
Спроси у листвы это чувство,
Но шепотом, тихо спроси…
Не хватит на летнее утро
Оплаканной ночью свечи.
 
 
Ступай босиком по паркету!
У входа оставь каблуки.
Листва разукрасила лето —
Расправилась с ним без свечи.
 
 
Холодное чувство пылало
Губами оттаявших слив,
Но рядом с Тобою дышало
Нутро засыпающих ив.