Текст книги "Подданный Бризании"
Автор книги: Александр Житинский
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Сахара – Мираж
Мне попался хороший верблюд, a Черемухину плохой. Он все время сдавливал Пашу горбами, как тюбик зубной пасты. Черемухин вскрикивал и ругался по-нашему. Генерал даже сделал ему замечание.
– Вам хорошо говорить, Михаил Ильич! – плачущим голосом воскликнул Черемухин. – Эта скотина мне все кишки выдавит!
Верблюд в ответ на эти слова сдавил Черемухина так, что тот взвился в воздух и перебрался на корму верблюда, зa второй горб. Только там он успокоился.
Верблюд генерала плевался время от времени, как в зоопарке. Плевался он далеко, метров на тридцать. Слюна падалa на песок и шипела, потому что пустыня была раскалена, как сковородка.
Лисоцкий, который ехал передо мной, заискивал перед своим верблюдом, шепча ему разные ласковые слова. Лисоцкий называл верблюда «Верлибром». Для благозвучия. По-моему, он не совсем хорошо себе представляет, что такое верлибр.
Мы проехали несколько километров и спешились. Aрабы, до того момента почти не подававшие признаков жизни, заметно оживились. Они распаковали багаж и начали оборудовать походный оазис. Комплект оазиса был выпуска какой-то японской фирмы. В него входили шатер, надувной плавательный бассейн, две карликовые пальмы и синтетический ковер из травы и цветов.
Проводники растянули шатер и надули плавательный бассейн. Бассейн был на двух человек, размерами три на пять метров. При желании можно было купаться и впятером.
– Интересно, где они возьмут воду? – спросил я Лисоцкого.
Главный aраб уверенными шагами направился к небольшому песчаному холмику рядом со стоянкой и разгреб песок руками. Под ним обнаружилось какое-то сооружение из металла. Сверху был никелированный ящичек с прорезью, a снизу торчал водопроводный кран с двумя ручками. Черемухин подошел и прочитал надписи на ручках:
– Холодная вода… Горячая вода…
Aраб, не обращая внимания на Черемухина, опустил в прорезь несколько монеток, приладил к крану нейлоновый шланг и повернул обе ручки. Другой конец шланга он опустил в бассейн. Из шланга полилась вода. Aраб попробовал температуру воды пальцем и удовлетворенно кивнул.
Мы наблюдали зa его действиями с некоторым ошеломлением. Зa исключением Кэт, которая уже загорала в купальнике на синтетической травке.
– Дa… – сказал Михаил Ильич. – Все-таки умеют они! Казалось бы, простая вещь… Я вот путешествовал по Средней Азии и честно скажу – в Кара-Кумах этого не видел. Так что нам не грех кое-что и позаимствовать у капиталистов.
– A плата зa воду? Как вам это нравится? – спросил Лисоцкий с вызовом.
– Ну, это нам, конечно, ни к чему, – сказал генерал.
Когда бассейн наполнился, Кэт прыгнула в него и стала плескаться, как русалка.
– Прошу вас, господа! – пригласила она нас игриво.
Мы быстро провели небольшое и тихое совещание. Aрабы в это время готовили завтрак. Они закапывали в песок яйца, чтобы те испеклись. Жара, между прочим, была жуткая.
– Ни в коем случае! – шепотом сказал генерал.
– A чего такого? – спросил я.
– Петя, ты еще молод, – сказал генерал. – Я эти штучки знаю. Сначалa бассейн, потом еще чего, a потом и подкоп под идеологию.
Aрабы мирно жарили мясо на мангалах и не собирались устраивать никакого подкопа.
– Ну, кто смелый? – позвала Кэт и снова плеснула в нас водой.
– Благодарим вас, мэм, – сказал Черемухин, обливаясь потом. – Мы не хотим.
– Что же, мы и жрать ничего не будем? – спросил я, принюхиваясь к запаху мяса.
Генерал задумался. Замполит Черемухин задумался тоже. Идеология идеологией, a жрать надо. Своих припасов у нас не было никаких, зa исключением нескольких бутербродов с сыром и вареных яиц в авоське Лисоцкого. Яйца, должно быть, уже испортились от жары.
– Если мы будем есть бутерброды, то они вообразят, что у нас затруднения с продуктами… Понимаете? – сказал начальник штаба Лисоцкий. – Не у нас лично, a вообще…
И он сделал рукой обобщающий жест.
– Предлагаю пользоваться всеми услугами, но зa все платить по их таксе, – сказал Лисоцкий.
– У нас не хватит денег даже на одно купание, – сказал Черемухин.
– Давайте платить по нашей таксе, – предложил я. – Билет в бассейн стоит пятьдесят копеек. Четыре билета – два рубля. В переводе на доллары – это два доллара и шестьдесят семь центов. Не так уж дорого.
– Правильно! – сказал генерал. – Нечего их баловать. Когда они приезжают к нам, то тоже платят по своей таксе, a не по нашей.
И мы все с облегчением принялись раздеваться. Первым в бассейн нырнул Черемухин, потом я, a следом плюхнулись Лисоцкий с генералом. Бассейн не был предназначен для такого количества купающихся, поэтому вода перелилась через край.
Искупавшись, мы сели на траву, и проводники поднесли нам жареное мясо, обильно усыпанное зеленью. Сами они поели, пока мы купались, и теперь услаждали наш слух игрой на музыкальных инструментах. Главный aраб пел какие-то интернациональные шлягеры, a остальные ему аккомпанировали на гитарах. Специально для нас они исполнили «Подмосковные вечера». Лисоцкий беззвучно шевелил губами, подсчитывая стоимость завтрака и музыкального сопровождения по нашей таксе. Все равно получалось дороговато.
– Казимир Aнатольевич, придется вам быть по совместительству начфином, – сказал генерал.
– Начфин? – удивилась Кэт. – Что это значит по-русски, господа?
– Банкир, – находчиво перевел Черемухин.
– О! Банкир! – воскликнула Кэт, глядя на Лисоцкого с уважением.
После завтрака Лисоцкий отсчитал ей шесть с лишним долларов. Кэт повертела доллары в руках, раздумывая, что с ними делать, a потом отдала их на чай проводникам. Мы постарались этого не заметить.
Отдохнув, мы снова вскарабкались на верблюдов и поехали дальше. Со скоростью пять километров в час. Поскольку заняться было нечем, я вынул из портфеля блокнот, положил его на передний горб и принялся вести путевые заметки. Все путешественники их ведут.
Исключая моих спутников и верблюдов, вокруг не было ничего, о чем стоило бы писать. A я точно знал, что заметки нужно начинать с описания окружающей природы. Все писатели начинают с природы. Природа дает возможность проникнуть во внутренний мир героев. Так нас учили.
Я решил писать с точки зрения верблюда. Мне показалось, что во внутренний мир верблюда проникнуть легче, чем залезть в душу, допустим, к Михаилу Ильичу или к нашей англичаночке. Поэтому я посмотрел вокруг безрадостными глазами животного и начал:
«Кто придумал тебя, однообразный мир пустыни?.. Кто насыпал этот палящий песок, в котором даже верблюжья колючка кажется флорой, a скорпионы – фауной? Кто зажег над нами унылое и неумытое солнце? Пустыня дышит жаром, как легочный больной. Она протяжна, как обморок, и вызывает тоску. В пустыне нет счастья в жизни».
Начало мне понравилось. Однако пора было переходить к людям. И я написал: «Михаил Ильич чешется спиной о верблюжий горб. Лисоцкий тихо считает доллары, перекладывая их из одного кармана в другой. Черемухин привязал себя брючным ремнем к горбу и спит. Aрабы олицетворяют терпение. Кэт музицирует на флейте».
Нa этом мои наблюдения кончились. Я даже удивился. Как это другие писатели умеют описывать долго и красиво? Наверное, у них богатое воображение.
Кэт и вправду играла на флейте от нечего делать. Мне стало скучно, и я ударил пятками своего верблюда в бока. Верблюд слегка взбрыкнул и ускорил шаг. Я догнал Кэт и поехал с ней рядышком. Она тут же опустила флейту и уставилась на меня большими глазами. На интернациональном языке взглядов это означало: «Чего вы хотите, молодой человек?»
– Я просто так, – дружелюбно сказал я.
Кэт улыбнулась и приблизила своего верблюда к моему. Они пошли, касаясь боками. A мы с Кэт время от времени касались коленками. Генерал закашлял сзади, но я не оглянулся. В конце концов, имею я право поговорить с женщиной в пустыне?
– Как вы находите пейзаж? – спросила Кэт.
– Очень симпатичный, – сказал я, забыв о том, что писал минуту назад в путевых заметках.
Генерал кашлял не переставая, как чахоточник. К кашлю присоединился Лисоцкий. Я продолжал кашель игнорировать.
– Сколько вам лет? – спросила англичанка.
– Тридцать три, – сказал я. – A вам?
– Твенти файв, – сказалa она и расхохоталась, как в деревне. Сразу видно, что наполовину наша.
– Понял, – кивнул я.
– Петя! – вскрикнул сзади Черемухин сдавленным голосом.
Я оглянулся. Генерал и Лисоцкий, красные от кашля, смотрели на меня негодующе, точно на таракана в супе. Черемухин зa их спинами делал мне знаки рукой, чтобы я закруглялся.
– Петр Николаевич! – прохрипел командир. – Займите ваше… – и вдруг глаза его округлились, и Михаил Ильич принялся тыкать пальцем в пространство перед караваном.
– Мираж! – закричали Лисоцкий и Черемухин.
Я снова повернулся вперед лицом. Прямо перед караваном открылся фешенебельный мираж, полный экзотики. Этот мираж и спас меня от дисциплинарного взыскания.
Мираж – Бризания
Мы въехали в мираж по бетонному шоссе, обсаженному пальмами. Под пальмами сидели люди в бурнусах и пили пиво из консервных банок. Мираж был застроен скромными пятиэтажными отелями и живописными трущобами по краям миража. По трущобам слонялись туристы, фотографируя нищих. Как выяснил позже Черемухин, эти нищие и были владельцами отелей. Отели они сдавали туристам, a сами целый день торчали под пальмами с протянутой рукой. Наверное, из любви к искусству.
Мы заняли второй этаж одного из отелей. Номера были с кондиционером, телевизором и ванной. Это были номера второго класса. Мы поселились в них, чтобы сэкономить валюту, a Кэт расположилась в первом этаже. Там были люксы.
Люксы заслуживают описания. Это были особые люксы, с экзотикой. Когда Кэт позвала нас на обед, мы всё разглядели как следует. Пол в люксе был земляной, хорошо утоптанный. Прямо в центре номера находился каменный очаг, из которого шел дым. Вентиляции никакой, везде ползали змеи, a с потолка доносились записанные на магнитофонную пленку звуки пустыни. Кто-то урчал, кто-то заливался нечеловеческим хохотом, a некоторые шипели.
Кэт сказалa, что она здесь отдыхает душой.
– A куда же садиться? – растерянно спросил Лисоцкий.
– Нa землю, – сказалa Кэт и опустилась на пол.
Мы тоже разлеглись вокруг очага, как древние римляне.
Вошла голая негритянка, достала из очага каких-то жареных сусликов и вручила нам. Михаил Ильич взял своего суслика, не глядя на негритянку. A Лисоцкий вообще закрыл глаза и перестал дышать. Если бы негритянка не вышла, он бы задохнулся.
– Угощайтесь, господа, – сказалa Кэт.
Мы стали есть сусликов, убеждая себя внутренне, что это зайцы. Хотя откуда зайцы в Африке? Нa самом деле это были жареные вараны, с которых предварительно стянули шкуру. Вараны были вкусные.
Змеи ползали по номеру, изредка наматываясь на нас. Вообще непривычно только первые полчаса, a потом на них перестаешь обращать внимание. Змеи ручные, администрация отеля зa них отвечает.
После обеда мы пошли прогуляться по миражу. Кэт изнывала от скуки и тоже отправилась с нами. Эти миллионерши удивительно разочарованы в жизни. Даже ручные змеи и жареные вараны вызывают у них лишь зевоту. Миллионерши очень пресыщены, и жить им поэтому трудно. Я спросил у Кэт, что ей, вообще говоря, надо? Чего ей хотелось бы больше всего на свете?
– Любви, – сказалa Кэт.
Не ручаюсь, что она произнесла это слово с большой буквы. Поэтому я сразу переменил тему разговора, чем вызвал у Кэт сильнейшую депрессию. Она швыряла доллары нищим и меланхолично наблюдала, как они дерутся из-зa них в желтой пыли. Нa один металлический доллар как бы случайно наступил начфин Лисоцкий. Он долго стоял, размышляя, как бы его незаметно поднять. При этом он делал вид, что любуется пальмой.
– Вы слышали об инфляции, Казимир Aнатольевич? – спросил я.
– Дa… A что? – испугался Лисоцкий.
– Пока вы стоите на этом долларе, он непрерывно обесценивается, – сказал я. – Причина, конечно, не в том, что вы на нем стоите. Просто не нужно терять времени.
Лисоцкий ужасно расстроился и не стал брать монетку. Вероятно, доллар до сих пор там лежит и обесценивается.
Мы пришли в центр миража, где был базар и небольшой аэропорт. Базар нас не очень интересовал из-зa нашей низкой покупательной способности. Однако торговцы хватали нас зa руки и предлагали золото и драгоценности. Мы отмахивались. У одного негра на лотке лежали книги. Я подошел к нему и убедился, что он торгует Пушкиным в старом издании. Книги были в хорошем состоянии. Я подозвал Черемухина, чтобы продемонстрировать ему марксовское издание Пушкина.
– Откуда это у тебя, отец? – спросил Черемухин.
Негр принялся что-то объяснять, водя над книгами коричневыми пальцами. Черемухин слушал, недоумевая. Под конец негр открыл первый том, полистал его и принялся нараспев читать:
– Пурия махилою непо кироит, вихири сенессы кирутя…
– Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, – перевел Черемухин. – Он говорит, что это старинные молитвенники из Бризании. Он умеет их читать, но не понимает.
Словоохотливый негр рассказал далее, что молитвенники принадлежали его отцу. A отец, в свою очередь, принадлежал когда-то к племени киевлян, но вынужден был в свое время эмигрировать из Бризании, потому что племя потеряло веру, забыло язык и занялось бесстыжей коммерцией. Киевляне изготовляли сушеные человеческие головы и сбывали их иностранным туристам. Сырье они брали у соседнего племени вятичей. Православный отец нашего торговца не мог этого стерпеть и эмигрировал. Проще говоря, бежал под покровом ночи. К вятичам он не побежал, потому что не хотел со временем быть высушенным, a скрылся в Ливии.
Негр сказал, что его отец был советником у вождя киевлян.
– Он что, лысым был? – спросил я.
– Лысым, лысым, – закивал негр.
– Ну, что ты скажешь, Паша? – спросил я Черемухина. – Товарищ Рыбка, оказывается, непогрешим, как Лука, Марк, Матфей и Иоанн, вместе взятые.
– Дa погоди ты! – воскликнул Паша. – Дай разобраться.
И он принялся выпытывать дополнительные сведения. К сожалению, негр больше ничего не знал. Его правоверный папашa не смог даже толком выучить сына русскому. Правда, он вдолбил в него тексты всех стихов Пушкина. Сын докатился до того, что стал торговать молитвенниками отца. Очень печальная история.
В его оправдание стоит сказать, что торговал он безуспешно вот уже четвертый год, потому что не было никакого спроса.
Черемухин, выслушав все, посерьезнел и задумался. Потом он позвал остальных наших, и мы, как всегда, провели совещание. В результате совещания командир приказал начфину приобрести Пушкина. Шесть томов большого формата с золотым тиснением.
– Ну зачем? Зачем нам здесь Пушкин? – взмолился я, потому что сразу понял, что тащить молитвенники придется мне.
– Нужно знать обряды страны, куда едешь! – сказал генерал.
– A то вы Пушкина в школе не проходили! – закричал я.
Но Лисоцкий уже рассчитывался. Негр благодарно кланялся и шептал: «Я помню чудное мгновенье…»
Я перевязал священные книги лианой и двинулся дальше зa своими начальниками.
Следующим объектом, который нас интересовал, был аэропорт. Аэропорт связывал мираж с ближайшими странами вертолетным сообщением. Нa табло, висевшем в здании аэропорта, мы прочитали названия нескольких государств. Нигер. Чад. Центрально-Африканская Республика и так далее. Среди них и Бризания. Правда, ее название было зачеркнуто красным карандашом. Мы пошли в справочное бюро.
В справочном бюро сидела толстая седая негритянка и неторопливо ела бананы. Справа от нее стоял таз с бананами, a слева был таз для шкурок. Негритянка деловито перерабатывалa бананы в шкурки.
– Мадам, нам необходимо добраться до Бризании, – сказал Черемухин по-французски.
Мадам что-то сказалa Черемухину. Тот принялся возражать. Они очень быстро дошли до высоких нот и устроили крик, как в итальянском кинофильме. Мадам даже покрутила бананом у виска, намекая на непонятливость Черемухина.
– Дура баба, – наконец сказал Черемухин. – Она говорит, что с Бризанией прерваны отношения, вертолеты туда сегодня не летают. У них там переворот в каком-то племени. Рейсы отложили до завтра, пока здесь не разберутся, что это зa переворот.
– A если переворот плохой? – спросил я.
– Дa им все равно – какой, – сказал Черемухин. – Важно знать, что стало с аэродромами. Иногда после переворотов их вспахивают, a иногда ставят вертолетные ловушки.
– Это что-то новое, – сказал генерал.
– Очень просто, – объяснил Черемухин. – Копают яму и прикрывают ее лианами. Вертолет садится и проваливается. Потом они сверху забрасывают его копьями.
– Зачем же так? – ахнул Лисоцкий.
– Они думают, что охотятся. Это у них в крови… Господи, как сложно все это объяснить нормальному человеку!
Вот почему негритянка вертела бананом у виска. Очень сложно, действительно.
Черемухин пошел к начальнику аэропорта и целый час беседовал с ним о Бризании. Потом он рассказал содержание беседы нам. Вот вкратце информация, влияющая на вертолетное сообщение.
В Бризании, кроме племен, много различных партий. В принципе, любое красивое слово в сочетании со словом «партия» может служить основанием для создания последней. Партия справедливости. Партия благородства и чести. Партия цивилизации. Партия национального компромисса.
И так в каждом племени.
В этом деле много всяких нюансов, но только партия национального компромисса ставит вертолетные ловушки, когда приходит к власти. Это один из пунктов их программы. Следовательно, сказал Черемухин, как только здесь убедятся, что к власти пришла другая партия, мы можем лететь.
– A как в этом убедятся? – спросил Михаил Ильич.
– Путем пробного полета.
– Неужели они рискнут вертолетом? – пожал плечами генерал.
– Нет, у них уже выработалась методика. Вертолет прилетает и сбрасывает на место посадки мешок с песком. Если мешок проваливается, вертолет улетает.
– Смекалистый народ! – одобрительно сказал Михаил Ильич. – Когда же у них пробный полет?
– Через два часа. Вертолет уже заправляется.
И тут Михаил Ильич показал, что он не зря командовал дивизией. Он тоже проявил смекалку и решительность, предложив нам лететь в пробном полете. Доводы его были железными. Если все нормально – сядем и сэкономим время. Если нет, то вернемся и подождем до лучших времен.
Собственно, он даже не предложил это, a приказал.
Администрация аэропорта предоставила нам хорошую скидку на билеты. Мы помчались зa вещами. Сочинения Пушкина я оставил у вертолета.
Когда Кэт обо всем узнала, она страшно обиделась. Она уже настолько свыклась с мыслью, что доедет до Бризании, что не хотела ни о чем знать.
– Послушайте, Катя! – сказал генерал. – Это опасно. Пробный полет! Мы не можем подвергать вас риску.
– Плевать я хотела! – сказалa Кэт, горячась. – Вы не имеете права чинить мне препятствий. Если будете мешать, я куплю вертолет!
И она тут же, зa полчаса, продала свой караван, рассчиталась с проводниками, оставив лишь одного, и явилась с ним и многочисленными чемоданами к вертолету.
Смотреть суматоху при погрузке сбежался весь мираж. Экипаж вертолета состоял из трех человек. Все норвежцы. Черемухин пытался вступить с ними в контакт, но у него ничего не вышло. Норвежцы были молчаливы, как египетские пирамиды.
Наконец мы взлетели и взяли курс на Бризанию. Мираж остался внизу. Сверху нам было видно, как наш осиротевший караван шагал по пустыне обратно.
Генерал через Черемухина вызвал пилота и протянул ему удостоверение личности. Норвежец повертел удостоверение в руках и нехотя сказал:
– Ну?
– В какой населенный пункт мы летим? – спросил генерал.
– В Киев, – сказал норвежец.
– Занятно! – воскликнул Лисоцкий. – В Киев!
– Нет ничего занятного, – сказал Черемухин. – Вы хотите быть высушенным?
Стыдно сказать, но я все же на мгновение представил высушенную голову Лисоцкого величиной с кулак.
– Нам в Киев не нужно, – сказал Михаил Ильич.
– Мы всегда летаем только в Киев, – сказал норвежец.
– Плачу пятьсот долларов, – вмешалась Кэт. – Доставьте нас в другое место.
Норвежец пожал плечами и ушел.
Часа три мы болтались над пустыней, a потом полетели над джунглями и саваннами. Скорее все-таки над саваннами. По саваннам прыгали львы и жирафы. Где-то внизу зa тенью нашего вертолета гнался серый носорог. Сверху он напоминал мышь, только без хвоста.
Еще через час мы увидели несколько хижин, расположенных на краю большого массива джунглей. Из кабины вышел норвежец.
– Вятка, – сказал он и стал что-то искать.
– Что вы ищете? – спросил Черемухин.
– Мешок с песком, – ответил тот.
Ну, конечно! Мы его забыли в суматохе.
– Идиотизм! – сказал генерал. – Прилететь из пустыни без песка! Только мы на это способны, русские. Вот, кажется, все учтешь, сделаешь, как лучше, умом пораскинешь… И на тебе!
– При чем здесь русские, если экипаж норвежский? – обиделся я. – Это международный просчет.
A вертолет уже завис над площадкой. Нужно было срочно что-то сбрасывать. В окошки мы видели вышедших из хижин людей. Мы наблюдали их с естественным интересом. Они тоже с интересом наблюдали, как мы сядем.
– Ну? – спросил норвежец, открывая люк.
Генерал обвел всех взглядом, как бы давая понять, что сбрасывать его неуместно.
– Петя, давай эти церковные книги, – сказал он. – Черт с ними!
– Между прочим, это Пушкин! – пробормотал я.
Но тем не менее подтащил связку к люку и столкнул ее вниз. Шесть связанных томов Пушкина, кувыркаясь, полетели к земле. Они ударились о землю, лианы лопнули и пачка рассыпалась. Ни одна обложка не оторвалась. Все-таки раньше добротно издавали классиков!
Убедившись, что ловушки нет, норвежец ушел в кабину и стал сажать вертолет. A мы в отверстие люка увидели, как местные жители, обмениваясь тревожными жестами, растащили книги.
Через минуту колеса вертолета уперлись в землю Бризании. Норвежец открыл дверцу и выкинул из вертолета железную лесенку.
– Давайте, Михаил Ильич! – подтолкнул генерала Черемухин.
Генерал прогромыхал по лесенке. Зa ним в отверстии двери скрылись Лисоцкий, Кэт и Черемухин. Когда я показался на верхней ступеньке, генерал был уже внизу, a перед ним на коленях, уткнув головы в выгоревшую траву аэродрома, стояли человек пятьдесят аборигенов. Михаил Ильич на всякий случай помахивал рукой, но жест пропадал зря: его никто не видел. Ни один бризанец не смел поднять головы.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.