Текст книги "Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922"

На основе отчетов из Омска начальник штаба ВЭА генерал-майор Инагаки Сабуро представил в Генштаб подробный доклад о перспективах колчаковского режима. Инагаки не скрывал того факта, что запланированный Омском набор 71 000 резервистов провалился, и предлагал ограничиться поставками заранее оплаченного оружия и амуниции колчаковским войскам только в пределах Дальнего Востока. В ответной телеграмме от 13 октября 1919 г. заместитель военного министра Яманаси Хандзо одобрил этот проект⁴⁸⁹.

Практическим воплощением проделанной Такаянаги и ВЭА работы по изучению обстановки в Сибири стало решение кабинета министров Японии от 21 октября 1919 г. «О поставках военного снаряжения Омскому правительству». В соответствии с ним Колчаку отправлялось 90 000 комплектов военного обмундирования, 3500 телефонных аппаратов, 50 000 винтовок и карабинов типа «38», 20 000 000 патронов и еще 120 000 000 патронов должны были быть переданы в течение года. Общая сумма заказа составила 29 325 400 иен, причем за оружие Омск должен был расплатиться сразу же по его получении, а за обмундирование и оборудование связи предусматривалась оплата в рассрочку через Владивосток до марта 1920 г. включительно⁴⁹⁰.

После отъезда Такаянаги из Омска там оставались полковник Фукуда Хикосукэ и капитан Савада Сигэру, которые в ежедневных докладах штабу ВЭА отслеживали агонию колчаковского режима. Опираясь на их информацию о значительных трудностях Омского правительства с оплатой заказов, 27 декабря начальник штаба ВЭА поставил перед военным министром вопрос о прекращении отправки оружия и боеприпасов Колчаку, и 6 января 1920 г. Токио санкционировал эту меру⁴⁹¹. Под натиском наступавших частей Красной армии 12 ноября японское посольство и военная миссия покинули Омск и 29 ноября прибыли в Иркутск. Личный состав омской миссии был распределен по другим разведорганам, а полковник Фукуда весной 1920 г. возглавил никольск-уссурийскую миссию, что, вероятно, являлось составной частью резервного плана командования ВЭА на случай ухудшения ситуации в зоне ее ответственности, так как именно Фукуда зимой 1920/21 г. занимался вопросами размещения и снабжения в Приморье разбитых частей каппелевской армии, с командным составом которой был знаком еще со времени нахождения в Омске⁴⁹².

Характеризуя деятельность органов военной разведки Японии на занятой советской территории в 1918–1919 гг., необходимо отметить, что на основе всей стекавшейся информации командование экспедиционной армии выпускало ежедневные спецсообщения под шифром «Информационные сводки штаба Владивостокской экспедиционной армии» («Урасандай») за подписью начальника штаба, которые рассылались в военное министерство и Генеральный штаб. Начиная с 1919 г. примерно треть всех армейских сводок была посвящена анализу краснопартизанского движения на Дальнем Востоке и в Забайкалье: сотрудники 2-го отдела отслеживали изменения в численности и дислокации партизанских отрядов, анализировали тактику их действий, составляли подробные карты с указанием районов базирования и зон партизанской активности. К концу августа армейская разведка оценивала численность действовавших в Приморской, Амурской и на востоке Забайкальской областей партизан в 10 500 человек, вскрыв 24 базовых партизанских района⁴⁹³.

Заложенное в «Положении об учреждении органов особой службы» дублирование деятельности военных миссий за счет их деления на головные и периферийные приводило к ничем не оправданным задержкам в получении и обработке разведывательной информации, поэтому генерал-майор Такаянаги Ясутаро после своего возвращения в сентябре 1919 г. из Омска во Владивосток разукрупнил ЯВМ, превратив их в самостоятельные организации с четко определенным кругом задач⁴⁹⁴.

В условиях приближения советских войск к границам занятой территории военное министерство направило во Владивосток разработанные 24 декабря 1919 г. «Принципы управления Сибирью», в которых потребовало от командования ВЭА и ЯВМ организовать на Дальнем Востоке и в Забайкалье подконтрольное Японии буферное государство для предотвращения проникновения большевизма из европейской части России и оказывать помощь белогвардейским частям в тесном контакте с США и Китаем⁴⁹⁵. Во главе буфера планировалось поставить Г.М. Семенова, назначенного Колчаком 24 декабря 1919 г. Главнокомандующим всеми вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, поскольку по докладам читинской ЯВМ он эффективно блокировал действия красных партизан и имел возможности для мобилизации дополнительных воинских контингентов⁴⁹⁶.

Успех интервенции Токио напрямую увязывал с позицией Вашингтона. Однако 5 января 1920 г. правительство США решило вывести войска с Дальнего Востока и приказало командующему экспедиционным корпусом начать их сосредоточение во Владивостоке для отправки домой не позднее 1 апреля 1920 г. На состоявшемся спустя три недели совещании руководителей миссий и командования войск интервентов на Японию было возложено представительство и охрана интересов союзников на Дальнем Востоке. К этому времени Владивостокская экспедиционная армия, насчитывавшая 34 736 солдат и офицеров, включала 5, 13 и 14-ю пехотные дивизии, дислоцированные в Забайкалье, Приморье, Приамурье и Северной Маньчжурии⁴⁹⁷.

Кроме того, в результате успешных действий краснопартизанских отрядов и подпольных организаций большевиков в январе – феврале 1920 г. на Сахалине, в Иркутске, Благовещенске, Хабаровске, Владивостоке и Никольск-Уссурийском была восстановлена советская власть. Организованное во Владивостоке коалиционное Временное правительство Приморской областной земской управы объявило своей ближайшей задачей принятие мер к прекращению интервенции.

7 февраля 1920 г. советское правительство и командование чехословацкого корпуса подписали соглашение о порядке эвакуации его войск через Владивосток. Убытие американцев и белочехов весной – летом 1920 г. фактически означало, что Япония также должна была вывести свои войска из России в соответствии с декларацией о целях военной экспедиции в Сибирь от 2 августа 1918 г. В сложившейся ситуации 24 февраля 1920 г. кабинет министров Японии принял решение об эвакуации армии из Забайкалья и Приамурья на юг Уссурийского края и в полосу КВЖД и оставления их там под предлогом охраны от «экстремистов» сфер японского влияния в Корее, Маньчжурии и обеспечения безопасности проживавших в России японских колонистов⁴⁹⁸.

В связи с намеченным сокращением зоны ответственности экспедиционных сил 25 марта 1920 г. военное министерство издало приказ о реорганизации японских военных миссий на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Забайкалье, вернувшись к их разделению на головные и периферийные:

– Владивостокская – проведение оперативных мероприятий в зоне ответственности 13-й пехотной дивизии.

– Никольск-Уссурийская (с подчиненной миссией в Хабаровске) – проведение оперативных мероприятий в зоне ответственности 14-й пехотной дивизии.

– Харбинская (с подчиненной миссией в Хэйхэ, эвакуированной из Благовещенска) – проведение оперативных мероприятий в зоне ответственности Северо-Маньчжурского экспедиционного отряда.

– Читинская (с подчиненной миссией в Маньчжоули) – проведение оперативных мероприятий в зоне ответственности 5-й пехотной дивизии⁴⁹⁹.

С этого момента за ЯВМ закрепилась еще одна, не регулируемая никакими нормативными документами функция организации и проведения переговоров с различными группировками «красных» и «белых» сил по широкому спектру двусторонних вопросов. Естественное превращение миссий в дипломатические филиалы армии вызывало протесты со стороны МИД, однако наличие у сотрудников военной разведки обширной сети информаторов и личных контактов с белогвардейским командованием на Дальнем Востоке и в Забайкалье делали участие ЯВМ в переговорах неизбежным. Первой дипломатической практикой для них стало урегулирование владивостокской миссией последствий так называемого «николаевского инцидента», в результате которого 17 марта 1920 г. в Николаевске-на-Амуре погибло 700 японских граждан и военнослужащих.

Узнав о трагедии, 2 апреля по поручению командующего ВЭА заместитель начальника штаба армии генерал-майор Такаянаги предъявил ультиматум Приморской управе с требованиями прекратить деятельность политических организаций и тайных обществ, угрожающих безопасности японской армии, японских граждан и общественному порядку на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее, содействовать японским войскам в несении гарнизонной службы, заготовке продовольствия, транспортных перевозках и поддержании связи, соблюдать все ранее подписанные с японским и союзным командованиями договоренности, а также ввести цензуру в печати⁵⁰⁰.

На следующий день была образована согласительная комиссия. С японской стороны в нее вошли Такаянаги, начальник владивостокской миссии полковник Идзомэ Рокуро, его подчиненные капитаны Савада Сигэру и Андо Риндзо, сотрудник 2-го отдела штаба армии майор Хасэбэ Сёго и выполнявший обязанности переводчика преподаватель Военно-штабного колледжа профессор Хигути Цуяносукэ. После непродолжительной дискуссии 4 апреля стороны договорились о принятии японских условий⁵⁰¹.

Однако в ночь с 4 на 5 апреля японские войска напали на партизан и воинские части Приморской управы и заняли важнейшие населенные пункты по железной дороге от Владивостока до Хабаровска. При этом японцы целиком возложили ответственность за инцидент на русскую армию, которая, как сообщал 6 апреля начальник штаба ВЭА в военное министерство, «внезапно атаковала в 22.30 [наше] 1-е транспортное командование во Владивостоке»⁵⁰². Впрочем, это не помешало японцам возобновить 17 апреля переговоры с Временным правительством управы и подписать с ним спустя полторы недели соглашение о беспрепятственном пребывании японских частей в полосе Уссурийской и Сучанской железных дорог⁵⁰³.

Для сглаживания негативных последствий от событий 4–5 апреля японская разведка прибегла к такому испытанному средству, как манипулирование общественным мнением через печать. По инициативе полковника Идзомэ с 11 апреля во Владивостоке начала выходить русскоязычная версия популярной среди японских колонистов газеты «Урадзио ниппо». В публикациях за апрель японское командование объясняло инцидент агрессивными действиями войск Приморской управы, а в последующих номерах, вплоть до эвакуации Владивостокской экспедиционной армии из России, настойчиво убеждало читателей в положительном влиянии присутствия сил интервентов на обстановку в Приморье. По данным Государственной политической охраны Дальневосточной республики (ГПО ДВР), материалы поступали в «Урадзио ниппо» из штаба армии в готовом виде либо в форме тем для статей, деятельность редакции контролировал начальник информационного бюро ВЭА лейтенант Ёсии. При ежемесячных дотациях в 5000 иен газета приносила командованию армии убыток в 3000 иен⁵⁰⁴.

По схожему сценарию разворачивалась пропагандистская кампания в Северной Маньчжурии. 14 апреля начальник харбинской миссии генерал-майор Исидзака обратился к заместителю военного министра с просьбой выделить 20 000 иен золотом для издания подконтрольной японцам русскоязычной газеты или подкупа уже выходившей в Харбине прессы. Получив через четыре дня одобрение Токио, Исидзака начал поиск подходящих изданий и 14 мая телеграфировал о бесперспективности выпуска собственной газеты, предлагая подкупить через Гондатти газету железнодорожников «Вестник Маньчжурии» и взять под контроль ежедневники «Вперед» и «Новости жизни», тем более что с последним изданием в 1918 г. уже работал подполковник Куросава Хитоси⁵⁰⁵.

Стоит добавить, что опыт манипулирования прессой пригодился Исидзака в следующем году, когда в августе 1921 г., в момент обострения военно-политической обстановки в Забайкалье и Приамурье, он добился от военного министерства выделения 4000 иен на третий квартал для финансирования прояпонски настроенных газет в Харбине⁵⁰⁶.

Изгнание большевиков из Приморской управы в результате событий 4–5 апреля и переход власти к эсеро-меньшевистскому блоку целиком отвечали интересам Японии, которая увидела во Временном Приморском правительстве основу для построения буферного некоммунистического государства на Дальнем Востоке и в Забайкалье, о чем, в частности, командующий ВЭА генерал армии Оои Сигэмото заявил 25 октября 1920 г. во Владивостоке командующему всеми вооруженными силами Дальнего Востока генерал-лейтенанту В.Г. Болдыреву⁵⁰⁷.

Таким образом, после высадки Владивостокской экспедиционной армии в Приморье харбинский разведывательный центр был расформирован, а его личный состав прикомандирован к штабам японских пехотных дивизий в качестве советников при атаманах И.М. Гамове, И.П. Калмыкове и Г.М. Семенове. Оказывая им военную и финансовую помощь, Токио стремился консолидировать все антисоветские силы под началом Д.Л. Хорвата, однако приход к власти Временного Сибирского правительства и сместившего его в ноябре 1918 г. А.В. Колчака внес коррективы в японские планы. Благодаря посредничеству в разрешении конфликта между Г.М. Семеновым и А.В. Колчаком, японские разведорганы сумели заручиться поддержкой последнего. В марте 1919 г. была образована сеть японских военных миссий, которые фактически приняли на себя функции дипломатических представительств при белых режимах. Ими был создан разветвленный агентурный аппарат из старших офицеров, генералов, чиновников и общественных деятелей колчаковской администрации, что позволило миссиям практически ежедневно информировать штаб армии и Токио о реальном положении дел на фронте и в белом тылу.

После поражения колчаковских войск военное министерство потребовало от командования Владивостокской армии и японских военных миссий организовать на Дальнем Востоке и в Забайкалье марионеточное буферное государство для предотвращения проникновения большевизма из европейской части России. Его главой планировалось назначить Г.М. Семенова, однако решить эту задачу органы военной разведки не смогли в связи с выводом американского контингента с занятой территории и превращением Забайкалья в своеобразный анклав в результате победы просоветских восстаний в Приморье и Приамурье в начале 1920 г.

Кроме того, в январе 1920 г. во Владивостоке было организовано коалиционное Временное правительство, объявившее своей ближайшей задачей принятие мер к прекращению интервенции. В сложившейся ситуации 24 февраля 1920 г. Токио принял решение об эвакуации армии из Забайкалья и Приамурья на юг Уссурийского края и в полосу КВЖД для охраны от «экстремистов» сфер японского влияния в Корее и Маньчжурии. Хотя командование ВЭА и владивостокская миссия провели 2–4 апреля 1920 г. переговоры с Временным правительством об условиях пребывания японской армии на занятой территории, в результате последующих событий большевики были изгнаны из органов власти Приморской управы, и Япония начала реализацию плана по организации на ее основе некоммунистического буферного государства.

§ 2. «Красный буфер»: закат интервенции (1920–1922)

Логическим продолжением начатых во Владивостоке переговоров о пребывании японских войск на российском Дальнем Востоке стало установление Токио неофициальных контактов с организованной 6 апреля по инициативе Москвы «буферной» Дальневосточной республикой, народно-революционная армия (НРА) которой в апреле и мае предприняла две неудачные попытки освобождения Читы. Хотя имевшихся у НРА сил не хватало для полного очищения Забайкалья от белогвардейцев, получавших поддержку от дислоцированной здесь 5-й японской пехотной дивизии, 11 мая 1920 г. министр иностранных дел Утида и командующий ВЭА Оои опубликовали декларацию о прекращении боевых действий и желании начать переговоры с ДВР об установлении нейтральной зоны. 22 мая начальник читинской миссии полковник Куросава Хитоси, как уполномоченное вышестоящим командованием лицо, обратился непосредственно к премьер-министру ДВР А.М. Краснощекову с предложением о проведении мирных переговоров⁵⁰⁸.

Инициатива назначения Куросава главой делегации исходила не от МИД, а от Оои, который знал руководителя читинской резидентуры еще с 1913 г. по совместной службе в Военно-штабном колледже и полагался на его богатый опыт в русских делах. Однако читинская миссия не сумела оперативно перестроить работу своего агентурного аппарата с освещения белогвардейских организаций на сбор сведений о военно-политической обстановке в ДВР, поэтому донесения Куросава во Владивосток и Генштаб за январь – июль 1920 г. носили достаточно общий характер и в ряде случаев опирались на сомнительные источники информации. В докладе за 13 мая 1920 г. он, например, сообщал о том, что в результате неэффективной политики «экстремистов», вызвавшей нехватку товаров, рост цен и массовые экспроприации, население Сибири и Западного Забайкалья высказывало серьезное недовольство советской властью, а две стрелковые дивизии НРА, дислоцированные между Иркутском и Верхнеудинском, были укомплектованы насильно мобилизованными новобранцами, боеспособность которых поддерживалась только угрозами массовых расстрелов со стороны комиссаров-евреев. Схожие оценки, предрекавшие скорое падение советской власти в Забайкалье, присутствовали и в более поздних отчетах читинской миссии: 5 июля 1920 г. Куросава проинформировал заместителя начальника Генерального штаба об острой нехватке продуктов питания в ДВР и низкой боеспособности частей НРА, личный состав которых, по его мнению, намеревался массово дезертировать к японцам⁵⁰⁹.

Переговоры начались 24 мая на станции Гонгота к западу от Читы. В соответствии с директивой военного министерства от 29 мая, японская делегация преследовала цель консолидировать власть на Дальнем Востоке под эгидой Временного Приморского правительства и склонить ДВР к объединению с ним, ради чего могла заморозить поставки оружия семеновской армии. Директива из Токио начальнику штаба ВЭА звучала следующим образом: «Для того чтобы способствовать концентрации власти на Дальнем Востоке, крайне необходимо подчинить Семенова выступающему основой [единого государства] Владивостокскому правительству и побудить власти в Верхнеудинске объединиться с этим правительством. В силу этого мы уверены, что в нынешней ситуации оказание прежней «особой помощи» Семенову не будет способствовать достижению вышеозначенной цели, поэтому поставки его армии вооружения должны быть прекращены»⁵¹⁰.

Однако переговоры практически сразу зашли в тупик, так как советская сторона настаивала на заключении перемирия на всех фронтах и немедленном выводе японских войск, в то время как их оппоненты имели полномочия на прекращение боевых действий только на читинском фронте. Позиция Куросава основывалась на принятом 1 июня совершенно секретном решении кабинета министров о невозможности немедленного вывода 14-й пехотной дивизии из Хабаровска из-за перебоев в работе железной дороги и неясности ситуации с «николаевским инцидентом», а также об эвакуации 5-й пехотной дивизии из Читы только при условии нахождения НРА за пределами нейтральной зоны вплоть до окончания вывода японских войск из Приамурья⁵¹¹. Не добившись уступок от делегации ДВР, Куросава прервал переговоры до 10 июля 1920 г., когда из Владивостока прибыл наделенный особыми полномочиями новый начальник штаба ВЭА генерал-майор Такаянаги. 15 июля стороны подписали соглашение о прекращении боевых действий на Забайкальском фронте, установлении к западу от Читы нейтральной зоны между НРА и японскими войсками и недопущении правительством ДВР появления на его территории частей Красной армии⁵¹².

За две недели до завершения переговоров в Гонготе – 3 июля – японское правительство опубликовало декларацию о выводе 5-й дивизии из Забайкалья. Понимая, что этот шаг обрекает его на окончательное поражение, Семенов 21 и 24 июля дважды посетил Куросава и командира дивизии, изложил им спланированные мероприятия по долговременной обороне Читы и обратился с просьбой к командованию Владивостокской армии отсрочить вывод соединения минимум до сентября. Однако, как докладывал начальник штаба объединения в Токио 28 июля, уже через несколько дней Семенов, больше не питавший иллюзий насчет боеспособности своей армии и возможности стать главой буферного государства, решил сосредоточить войска восточнее реки Онон и эвакуировать туда органы власти и военное имущество из Читы⁵¹³.

В свою очередь, 27 июля командующий ВЭА направил в столицу ДВР Верхнеудинск новую группу переговорщиков во главе с начальником владивостокской миссии полковником Идзомэ Рокуро под предлогом обсуждения деталей эвакуации японских войск и контроля за соблюдением гонготского соглашения⁵¹⁴. Главной же целью летних переговоров с Верхнеудинском для Токио являлось обеспечение безопасности вывода его войск из Забайкалья и предотвращение начала боевых действий против Семенова. На решение этой задачи были ориентированы все японские военные миссии, контактировавшие с советским командованием, а на читинскую ЯВМ и командира 5-й пехотной дивизии возлагалась дополнительная обязанность по удержанию Семенова от провокационных шагов во время эвакуации соединения в Приморье⁵¹⁵.

Единственным на тот момент средством воздействия на атамана была немедленная передача ему оружия и боеприпасов, гарантировавшая временное превосходство семеновских войск над НРА ДВР. Поэтому уже 1 июля военное министерство приказало командованию ВЭА срочно отправить в Читу 24 000 винтовок и 5 000 000 патронов со складов во Владивостоке и еще 22 590 винтовок перевезти на хранение в Харбин из числа недопоставленного зимой 1919/20 г. вооружения колчаковской армии. Однако Семенов успел получить только 10 000 винтовок и все боеприпасы, а в отношении оставшейся партии начальник штаба армии 26 августа предложил военному министерству воздержаться от дальнейших поставок, мотивируя свое мнение полной укомплектованностью семеновских войск оружием и боеприпасами японского и российского производства и большой вероятностью его попадания в руки «экстремистов». Как запасной вариант Такаянаги предлагал выдать Семенову только те 22 590 винтовок, которые находились в харбинском хранилище. Проконсультировавшись с Н.П. Крупенским и оценив перспективы белого сопротивления в Забайкалье, спустя неделю Токио распорядился отправить в Читу все обещанное Семенову оружие, а в случае невозможности сделать это – немедленно передать ему винтовки со складов в Харбине⁵¹⁶.

Загруженные несвойственными им дипломатическими функциями, ЯВМ испытывали острую нехватку сотрудников, в первую очередь переводчиков. Наибольшими штатами располагала владивостокская миссия, в которой весной 1920 г. числились 5 офицеров разведки, 2 переводчика и внештатный сотрудник директор владивостокского отделения информационного агентства «Тохо цусинся» Отакэ Хирокити, позднее работавший в японском посольстве в Москве. В других миссиях имелось всего по 2–3 сотрудника. Поэтому 3 августа 1920 г. Такаянаги направил запрос в военное министерство об увеличении штатов разведорганов армии на 1 внештатного сотрудника, 7 переводчиков и 45 человек обслуги, на что Токио ответил отказом из-за финансовых затруднений⁵¹⁷.

В связи с изменением военно-политической обстановки 20 августа 1920 г. Генеральный штаб издал директиву о реорганизации японских военных миссий, согласно которой харбинская миссия стала именоваться североманьчжурской и были образованы четыре объединенные миссии:

– Приморская (Владивосток) – с резидентурами во Владивостоке, Хабаровске и Никольск-Уссурийском.

– Амурская (Благовещенск) – с резидентурами в Амурской области.

– Восточнобайкальская (Чита) – с резидентурами в Чите, Даурии и Маньчжоули.

– Западнобайкальская (Верхнеудинск) – с резидентурами в Забайкалье⁵¹⁸.

Появление в этом списке благовещенской миссии, эвакуированной в марте 1920 г. с японскими частями в Хэйхэ, объяснялось стратегическим значением Амурской области (власть в которой, несмотря на апрельские события, оставалась в руках большевиков) для переброски 5-й дивизии из буферной зоны в Приморье, поэтому еще в июле Токио поручил командованию ВЭА проработать вопрос о возвращении ЯВМ в Благовещенск, тем более что 20 июля Оои упразднил хабаровскую миссию и передал ее функции 14-й пехотной дивизии. После серии переговоров с Амурским облревкомом 23 августа начальник органа майор Токинори Хисаси получил разрешение прибыть в Благовещенск, однако основная часть его сотрудников во главе с капитаном Нагано Ёсио осталась в Хэйхэ. В инструкциях штаба армии Токинори предписывалось вести переговоры с Амурским ревкомом о прекращении боевых действий между японскими и советскими войсками на востоке области, о возобновлении транспортного сообщения и связи между Приамурьем и Приморьем через Хабаровск и о свободном судоходстве по устью Амура. Однако главной задачей миссии являлось удержание Амурского облревкома от выступления против семеновцев⁵¹⁹.

Таким образом, весной – осенью 1920 г. благовещенская и владивостокская миссии решали задачу организации вывода японских войск из Приамурья на выгодных для Токио условиях. Итогом переговоров стало заключение 24 сентября в развитие апрельских договоренностей соглашения между Временным Приморским правительством и командованием ВЭА об эвакуации 14-й пехотной дивизии из Хабаровска и установлении нейтральной зоны в Приморье с границей по станции Уссури. Договор также закрепил за японской армией право иметь своих представителей («гунъиин») в Хабаровске для наблюдения за выполнением соглашения и сношений с областным управлением ДВР. Фактически же Генеральный штаб легализовал в дальневосточной столице свою резидентуру, сообщения от которой в служебной переписке Владивостокской экспедиционной армии проходили как «Информация органа особой службы в Хабаровске». В соглашении от 24 сентября и дополнительном приложении от 13 октября 1920 г. Приморское правительство гарантировало японской военной миссии свободный и бесплатный доступ к каналам радиотелеграфной связи в Хабаровске⁵²⁰.

Процесс организации хабаровской миссии проходил достаточно сложно. Начальнику органа капитану Хигути Киитиро пришлось столкнуться с множеством внешне несвязанных проблем, от решения которых зависела успешная деятельность будущей резидентуры. Достаточно долго Хигути не мог найти переводчика и заместителя, так как подобранные им кандидаты из числа офицеров пехотных дивизий либо недостаточно знали русский язык, либо отказывались от работы в разведке. Этот вопрос он решил благодаря начальнику никольск-уссурийской миссии подполковнику Иноуэ Тюя, который откомандировал в распоряжение Хигути своего заместителя капитана Тэрада Тосимицу. Как вспоминал Хигути, Тэрада отличался нетипичной для японца внешностью, роднившей его с европейцами, великолепным знанием русского языка и умением заводить полезные связи среди русского населения. Столь же остро перед резидентурой на первом этапе стоял вопрос поддержания связи с Владивостоком, так как собственной радиостанцией она не располагала, а разработанный в штабе армии проект захвата и удержания хабаровского телеграфа японским экспедиционным отрядом, даже несмотря на приход в город советских частей, был лишен здравого смысла. К перечню проблем добавлялись отсутствие у миссии на первом этапе собственного помещения и необходимость организации ее вооруженной охраны в связи с оставлением 21 октября Хабаровска 14-й дивизией и воцарившейся в городе вакханалией⁵²¹.

После убытия 15 октября последних частей 5-й пехотной дивизии из Забайкалья советские войска возобновили активные действия против семеновцев. Разведорганы ВЭА внимательно наблюдали за ситуацией в регионе, однако не сумели своевременно вскрыть подготовку советского наступления, определить количество выделявшихся сил и установить оперативные планы командования НРА. Первое сообщение о вероятном наступлении на Читу поступило во Владивосток из благовещенской ЯВМ только 15 октября, когда восточное крыло НРА уже подошло к забайкальской столице, причем информация об этом носила достаточно общий характер: «Часть войск Амурского фронта в течение нескольких дней перебрасывается из Благовещенска в Забайкалье, где будет ждать удобного случая для начала боевых действий против Семенова». Уже в ходе активной фазы читинской операции восточнобайкальская миссия 20 октября проинформировала Генштаб об атаке мостов через реку Ингода выдвинувшейся днем ранее из Нерчинска советской группировкой, а 21 октября харбинская ЯВМ направила в Токио первое внятное донесение о наступлении Амурского фронта⁵²².

Необходимо отметить, что отсутствие достоверных сведений о ДВР стало типичной проблемой для всех без исключения миссий в 1920 г. и объяснялось резким оттоком японского населения из Забайкалья в Маньчжурию, среди которого была проверенная агентура военной разведки. Поэтому в потоке разноречивой информации, стекавшейся в штаб армии и пересылавшейся в Токио, порой попадались такие материалы, которые в мирное время не вызвали бы интерес у военной разведки, а были бы переданы в МИД или МВД, как, например, полный текст добытой и переведенной 29 марта 1920 г. сотрудником хабаровской ЯВМ капитаном Окабэ Наосабуро первой советской конституции⁵²³. Компенсируя нехватку агентурных позиций в ДВР, миссии активно использовали при подготовке отчетов разведывательную информацию семеновской армии и сведения, почерпнутые из опросов бежавшего из Забайкалья русского населения.

В связи с резким обострением обстановки 19 октября 1920 г. кабинет министров принял решение держать войска на Дальнем Востоке до образования там некоммунистического государства, никак не связанного с «дальневосточным буфером, созданным Советской Россией для избегания прямого столкновения с Японией», и потребовал от командования ВЭА и ее разведорганов всеми средствами, вплоть до применения силы, препятствовать оболыпевичиванию Приморья и формированию там просоветских вооруженных отрядов⁵²⁴.

В рамках решения этих задач в ноябре 1920 г. начальник забайкальской миссии полковник Идзомэ Рокуро по приказу командующего ВЭА организовал переброску разгромленных семеновских войск из Даурии в Приморскую область. Из-за отсутствия японских частей в Забайкалье семеновцы самостоятельно выходили в направлении Хайлара, Цагана и Хорсона, после чего разоружались китайскими властями и поступали под защиту военной миссии в Маньчжоули. К 20 ноября 1920 г. все части семеновской армии успешно эвакуировались в Маньчжурию и несколько позже убыли по КВЖД в Приморье⁵²⁵.