Текст книги "Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922"

Таким образом, аппарат военного атташе при японском посольстве в России являлся в октябре 1917 – августе 1918 г. основным для Генштаба источником информации о РСФСР. Если до мая 1918 г. военный атташе и его помощник выступали противниками отправки войск на советский Дальний Восток, опасаясь создания военного блока Москвы и Берлина, то после начала белочешского мятежа стали активно отстаивать этот проект. При общей слабости работы советской контрразведки сотрудникам ВАТ удалось создать агентурный аппарат в Советской России, который, однако, не имел доступа к документальным данным и не мог адекватно осветить состояние Красной армии, что негативно сказалось на оценках военной разведкой Японии перспектив Белого движения в 1919 г.

После разрыва дипломатических отношений с Москвой японский Генштаб образовал ряд новых резидентур по Советской России в Архангельске, Стокгольме, Париже, Стамбуле, Варшаве, Таллине и Берлине. Основными для них методами сбора данных были получение информации от разведорганов союзных держав (Великобритании, Франции, Польши, Румынии, Эстонии, Финляндии, Италии), командований белых армий (Е.К Миллера, Н.Н. Юденича, П.Н. Врангеля), анализ советской и эмигрантской печати, а также вывод маршрутной агентуры в РСФСР. При этом до 1921 г. разведаппараты Генштаба в Европе практически не испытывали на себе давления отвлеченной на борьбу с белыми спецслужбами и разведорганами их континентальных союзников советской контрразведки.

Несмотря на отсутствие агентурных позиций в органах военного и государственного управления Советской России, с 1920 г. европейские резидентуры стали более реалистично оценивать положение дел в РСФСР, а поражение Белого движения, нормализация советско-польских отношений в 1920 г., переход к новой экономической политике, демобилизация вооруженных сил и готовность Москвы к рациональному диалогу с империей на приемлемых условиях, нашедшие отражение в докладах военной разведки кабинету министров Японии, стали одним из факторов принятия Токио 23 июня 1922 г. решения о выводе Владивостокской экспедиционной армии и начала зондажных переговоров о восстановлении дипломатических отношений.

В целом органы военной разведки Японии в Европе, Корее и на Сахалине не только решали задачи по информационному обеспечению имперской политики создания буферного государства на советском Дальнем Востоке и безопасного пребывания там японских колонистов и экспедиционных войск, но в ряде случаев выступали посредниками в негласных контактах Токио с центральными и региональными властями РСФСР (ДВР) по вопросам нормализации двусторонних контактов и урегулирования споров (деятельность Комацубара Мититаро в 1920 г. и Мацуи Такуро в 1922 г.).

Заключение

Формирование органов военной разведки Японии происходило на фоне революционных изменений японского общества в конце XIX в. В результате незавершенной реставрации Мэйдзи и войны с Цинской империей Япония превратилась в крупнейшую региональную державу, которая в условиях дефицита ресурсов и узости внутреннего рынка сбыта взяла курс на аннексию Кореи и северо-востока Китая. Являясь частью государственного аппарата, японская военная разведка действовала в строгом соответствии с внешнеполитической доктриной империи, поэтому в 1871–1922 гг. не только занималась сбором и анализом информации, но также активно участвовала в дестабилизации обстановки в соседних странах.

В основу строительства японской армии и ее разведывательных органов лег прусский военный опыт. В соответствии с рекомендациями немецких специалистов с 1885 по 1899 г. правительство Японии провело коренную реорганизацию центральных органов военного управления. К началу XX в. в составе Генерального штаба японской армии были развернуты два управления, наделенные функциями оперативного планирования и сбора разведывательной информации на основных театрах военных действий. Совместными усилиями обоих ведомств к началу 1904 г. японское правительство располагало исчерпывающей информацией о численности, вооружении, дислокации и мобилизационных возможностях русской армии на Дальнем Востоке и в Южной Маньчжурии, состоянии транспортной сети и военной топографии региона.

Вопреки утвердившемуся в отечественной и зарубежной историографии мнению, японская военная разведка действовала против России ограниченным арсеналом средств и методов с позиций легальных резидентур под прикрытием дипломатических и торговых представительств. К началу Русско-японской войны общее количество офицеров разведки Генштаба на главных операционных направлениях не превышало 15–20 человек, а основными источниками информации для них выступали агенты из числа компактно проживавших вокруг российских военных объектов в Маньчжурии, Корее и Приамурье японских граждан. Российские специальные органы не могли эффективно противодействовать японской военной разведке в силу своей разобщенности, недостатка квалифицированных сотрудников, серьезных финансовых затруднений и несовершенства методов оперативной деятельности.

Русско-японская война подвела своеобразную черту в экспериментах высшего руководства Японии по поиску оптимальной структуры вооруженных сил и органов управления армией и флотом. Кампания 1904–1905 гг. выявила очевидные недостатки в работе японской военной разведки. Во-первых, отрицательное влияние на деятельность всех видов разведки оказывало наличие в аппарате Генерального штаба двух дублирующих оперативно-разведывательных управлений, которые зачастую конкурировали друг с другом за обладание тем или иным ценным сотрудником или агентом. Во-вторых, не оправдалась ставка на вербовку агентов из числа японских мигрантов, поскольку в феврале – марте 1904 г. русские власти депортировали все японское население из зоны боевых действий и тем самым лишили японскую военную разведку проверенных источников информации. Отсутствие накануне войны регионального разведывательного центра в Маньчжурии, свертывание деятельности легальных резидентур Генштаба во Владивостоке, Петербурге и Одессе нарушили поступление в Ставку оперативной информации о противнике, а массовая заброска в русский тыл малообученных китайских агентов и отрядов хунхузов не смогла в полной мере компенсировать дефицит достоверных разведывательных сведений. Кроме того, на работе разведывательных органов Генштаба в годы Русско-японской войны отрицательно сказывалось отсутствие специализированного учебного заведения по подготовке кадров разведчиков.

Тем не менее в самом начале войны Генштаб образовал в Южной Маньчжурии два региональных разведывательных центра, которые, комбинируя методы агентурной работы и взаимодействуя с разведкой Юань Шикая, параллельно с военными атташе в Европе с лета 1904 г. начали обеспечивать Ставку достоверными сведениями о противнике. Их информация о непрерывном наращивании русских резервов в Маньчжурии стала одной из причин принятия кабинетом министров Японии решения о прекращении боевых действий.

В определенной степени выявленные в деятельности военной разведки недостатки были устранены в ходе реформы Генерального штаба в 1908 г. Создание единого органа военной разведки позволило японскому командованию сконцентрировать оперативные ресурсы на ключевых направлениях реализации внешней политики Японии. Развертывание в 1905–1906 гг. на материке двух армейских группировок заложило фундамент в организацию постоянно действующего разведывательного аппарата в Маньчжурии, Забайкалье и на Дальнем Востоке, который оперативно подчинялся ГШ через генерал-губернаторство Квантунской области и командование Корейской армии.

Несмотря на принятие в 1907 г. «Курса национальной обороны империи», закрепившего за Россией статус главного противника на суше, в межвоенный период Токио постепенно нормализовал отношения с Петербургом, закрепив в 1907, 1910 и 1912 гг. выбранное направление рядом секретных соглашений о разделении сфер влияния в Маньчжурии, Монголии и Корее.

В связи с этим в 1906–1916 гг. японские разведорганы действовали против России в основном с легальных позиций, используя для прикрытия дипмиссии или официальные должности офицеров-стажеров. На Дальнем Востоке и в Забайкалье японская военная разведка располагала небольшим, но квалифицированным агентурным аппаратом из числа вернувшихся после войны японских мигрантов и осевших в Северной Маньчжурии агентов китайцев и корейцев. Последнюю категорию разведцентр в Чаньчуне и Корейская гарнизонная армия использовали в составе разведгрупп и в качестве агентов-одиночек для вывода через российско-китайскую границу к Транссибу. И все же ключевую роль в агентурно-разведывательной сети ГШ играли главы японских колоний в Хабаровске, Николаевске-на-Амуре, Никольск-Уссурийском, Имане, Иркутске, Маньчжоули и Хайларе, в руках которых концентрировались сообщения от всех проживавших на данной территории японцев, не подозревавших об истинном получателе информации, а также резиденты во Владивостоке и Чите. В европейской части России действовали разведаппараты под прикрытием военного атташата при посольстве в Санкт-Петербурге и вицеконсульства в Одессе, которые опирались главным образом на легальные источники информации. Анализ разведывательных сводок Генштаба и армейских объединений свидетельствует, что, несмотря на активное противодействие русской и китайской контрразведок, японским спецорганам удалось в 1906–1916 гг. наладить получение достоверных сведений о военном и экономическом потенциале России, ее внутренней и внешней политике.

Свержение царского правительства и приход к власти большевиков потребовали от японской военной разведки мобилизации всех ресурсов на получение информации о тенденциях развития обстановки в России: Японию интересовали позиция новых властей относительно возврата царских долгов за приобретенное в годы Первой мировой войны оружие и перспективы сепаратного мира с Германией. Поэтому зимой 1917/18 г. военное министерство командировало на Дальний Восток, в Забайкалье, Сибирь, Внешнюю Монголию, Северную Маньчжурию и Синьцзян 20 офицеров Генерального штаба, поставив перед ними задачи по ведению агентурной разведки и сближению с антисоветскими группировками для их последующего использования в реализации плана создания так называемой «автономной Сибири». Общее руководство их деятельностью осуществлял находившийся во Владивостоке глава Разведывательного управления Генерального штаба, что свидетельствовало об исключительной важности русского направления во внешней политике Японии в 1917–1918 гг.

Кроме того, деятельное участие в сборе сведений о военно-политической обстановке в РСФСР приняли сотрудники военного атташата в Москве и Вологде, которые сумели в условиях развала царской контрразведки и становления советских спецорганов организовать агентурный аппарат и отслеживать основные тенденции внутренней жизни и внешней политики нового государства.

Благодаря активной деятельности харбинского и владивостокского разведцентров к весне 1918 г. японское правительство установило контакты с лидерами крупнейших антисоветских организаций на Дальнем Востоке, в Забайкалье и Северной Маньчжурии. С каждым из них индивидуально работал офицер Генштаба Японии, выполнявший функции советника, куратора и финансиста. Несмотря на значительную материальную и военную помощь отрядам Г.М. Семенова, И.П. Калмыкова, И.М. Гамова, разведорганам армии не удалось объединить контрреволюционные силы под началом Д.Л. Хорвата или А.В. Колчака, что впоследствии стало одной из причин поражения Белого движения на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Определенную лепту в это внесли органы контрразведки Сибвоенкомата, ликвидировавшие в апреле 1918 г. иркутскую резидентуру связи японцев.

После высадки экспедиционных войск во Владивостоке в августе 1918 г. 2-е управление Генштаба незамедлительно развернуло на материке сеть разведорганов для сбора сведений о военно-политической обстановке, топографии, природных ресурсах Приморья и Приамурья, деятельности иностранных представителей, а также для контроля над региональными белыми правительствами и взаимодействия с командованием союзных армий. В декабре 1918 г. сеть перешла в подчинение Владивостокской экспедиционной армии, а в феврале 1919 г. трансформировалась в легальные военно-дипломатические миссии, которые вплоть до конца Второй мировой войны оставались ключевым элементом японской разведывательной организации на советском направлении.

Деятельность миссий строилась в строгом соответствии с директивными установками кабинета министров и не предусматривала отклонений от внешнеполитического курса империи. В 1918–1919 гг. они занимались консолидацией белых правительств под властью сначала Д.Л. Хорвата, а затем А.В. Колчака, контролируя обстановку через разветвленный агентурный аппарат из числа привлеченных к сотрудничеству с японской разведкой 30 старших офицеров, генералов и чиновников Омского правительства. При посредничестве офицеров разведки Генерального штаба и Владивостокской экспедиционной армии Японии удалось разрешить конфликт между Семеновым и Колчаком, однако непопулярность Омского правительства у населения, его финансовые затруднения и качественное превосходство Красной армии, нашедшие объективное отражение в докладах омской военной миссии, заставили Токио отказаться от планов создания «сибирской автономии».

Параллельная сеть разведорганов Генерального штаба в Стокгольме, Варшаве, Таллине, Париже, Архангельске, Стамбуле под прикрытием военных атташатов посольств и военных миссий при союзных и белых армиях в 1918–1919 гг. вела целенаправленный сбор информации о положении дел в Советской России, состоянии вооруженных сил противоборствующих сторон, воздерживаясь от проведения подрывных акций непосредственно в РСФСР. По причине отсутствия надежных агентурных позиций в советских органах государственного и военного управления европейские разведаппараты в своих оценках хода Гражданской войны опирались на нередко тенденциозные материалы белогвардейских и союзных спецслужб.

В результате свержения Колчака главными задачами разведывательных органов японской армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье в 1920–1921 гг. стали всесторонний анализ военно-политического и экономического потенциалов ДВР и белых режимов, оценка угроз сферам японского влияния в Корее и Северной Маньчжурии, а также ведение переговоров с читинским и владивостокским правительствами о легитимности пребывания экспедиционных войск в России. Если на занятой территории 2-е управление Генштаба располагало достаточно мощным агентурным аппаратом, на 75 процентов состоявшим из русских и на 25 процентов – из японцев и корейцев, то после разгрома колчаковских войск разведывательные органы японской армии практически лишились агентурных позиций в Сибири и Забайкалье, прежде всего из-за массового оттока японского населения из освобожденных советских районов.

Благодаря подписанию гонконгского и хабаровского соглашений в 1920 г. Генштаб Японии восстановил утраченную после вывода войск агентурную сеть в Забайкалье и Приамурье за счет размещения в Хабаровске, Благовещенске и Чите официальных военно-дипломатических миссий, наблюдавших за реализацией этих договоренностей. Большую часть их агентуры составляли корейцы, а Сахалинская экспедиционная армия, оккупировавшая север острова и Нижнее Приамурье после «николаевского инцидента», активно использовала в разведывательных целях представителей коренных народностей. В то же время легальные резидентуры в странах Европы располагали ограниченными агентурными возможностями и продолжали в сборе информации о Советской России опираться на помощь союзников по Антанте и белых спецслужб.

Деятельность разведывательных органов японской армии на Дальнем Востоке в значительной степени осложнилась после меркуловского переворота в Приморье в мае 1921 г., так как правительство ДВР лишило военные миссии в Чите, Благовещенске и Хабаровске доступа к линиям телеграфной связи с Владивостоком и Токио и усилило контрразведывательное давление на них со стороны Госполитохраны. Частичным решением проблемы получения достоверных данных о ДВР стала организация японским Генштабом разведки на приамурском и забайкальском направлениях с позиций Сахалинской экспедиционной армии и военной миссии в Маньчжоули путем заброски маршрутной агентуры, анализа прессы и опроса беженцев.

Провал попыток образовать на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. марионеточное некоммунистическое государство, поступление на рубеже 1920–1921 гг. от разведорганов из Европы информации о намерениях советского руководства экспортировать революцию на Дальний Восток, в Китай и Корею, выявленная весной 1921 г. читинской резидентурой готовность правительства ДВР к диалогу с Японией и озвученный в 1922 г. в докладах военного атташе из Берлина отказ РСФСР от политики обольшевичивания сфер традиционных интересов империи в обмен на нормализацию с ней отношений способствовали свертыванию «сибирской экспедиции». 12 июля 1921 г. японское правительство приняло предварительное, а 23 июня 1922 г. окончательное решение о выводе войск из Приморья и Северной Маньчжурии, в связи с чем накануне эвакуации экспедиционного контингента во Владивостоке была образована региональная резидентура с

оперативным подчинением командованию Корейской армии. Еще три разведоргана – военные миссии в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ в Северной Маньчжурии – продолжили свою деятельность под контролем Квантунской армии с согласия лидера фэнтяньской милитаристской клики Чжан Пдолиня. Определенная информация о положении дел на Дальнем Востоке поступала в Токио до 1925 г. от разведорганов Сахалинской экспедиционной армии.

Участие японской военной разведки в интервенции на советском Дальнем Востоке и в Забайкалье оказало существенное влияние на ее оперативную деятельность. Во-первых, была создана не имевшая аналогов в мире система военных миссий, которые наряду с разведывательной, пропагандистской и подрывной деятельностью выполняли функции официальных дипломатических представительств и при необходимости заменяли японские посольства в стране пребывания. Во-вторых, практический опыт агентурной работы получила большая группа офицеров военной разведки, которая впоследствии влилась в состав легальных резидентур в СССР, Польше, Латвии, Финляндии, Турции и Иране. И в-третьих, на приграничных советской и маньчжурской территориях была создана компактная агентурная сеть, до 1931 г. снабжавшая командование Квантунской и Корейской армий в целом достаточно достоверной информацией об обстановке в восточной части СССР до Сибири включительно.

Кроме того, военная разведка Японии заложила в период Гражданской войны основу для долгосрочного партнерства с разведывательными органами армий Польши, Эстонии и Финляндии, превратившихся к концу Второй мировой войны в основной для нее источник информации о нашей стране.

Примечания

¹ Апушкин В.А. Русско-японская война 1904–1905 гг. 2-е изд. М.: Образование, 1911. 208 с.; Клембовский В.Н. Тайные разведки: Военное шпионство. СПб.: Издательство Березовский, 1911. 184 с.; Мартынов Е.И. Из печального опыта русско-японской войны. СПб.: Военная типография, 1906. 176 с.; Русско-японская война в сообщениях Николаевской академии Генерального штаба. Ч. 2. СПб.: Типография С.Г. Кнорус, 1907. 326 с.

² Иностранные дипломаты о революции 1917 г. // Красный архив. 1927. № 5 (24). С. 108–163; Переписка Милюкова и Терещенко с послами Временного правительства // Борьба классов. 1931. № 5 (сентябрь). С. 84–88.

³ Володин И. Иностранный шпионаж на Советском Дальнем Востоке // Правда. 1937. 23 апреля; Гиринский 3. Агенты капитана Обара // Комсомольская правда. 1937. 26 апреля; Кириллович К Шпионы за работой // Известия. 1937. 26 апреля; Кириллович К Шпионы некоей державы // Известия. 1937. 24 июля; Подрывная работа японской разведки // Правда. 1937. 9, 10 июля.

⁴ Звонарев К.К Японская разведывательная служба. М.: Военная академия РККА имени М.В. Фрунзе, 1934. 475 с.

⁵ Вотинов А. Японский шпионаж в русско-японскую войну 1904–1905 гг. М.: Воениздат, 1939. 72 с.

⁶ Формы и методы подрывной работы японской разведки (сборник газетных и журнальных статей). М.: Высшая школа МГБ СССР, 1946. 216 с.; Японский шпионаж в царской России: Сб. док-тов ⁄ Под ред. П. Софинова. М.: ГАУ НКВД СССР, 1944. 219 с.; Справка о деятельности японской военной миссии в Маньчжурии 1945–1946 гг. Ворошилов-Уссурийский: б/и, 1947. 10 с.

⁷ Левицкий Н.А. Русско-японская война 1904–1905 гг. Сокр. изд. М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1938. 88 с.; Сорокин А.И. Русско-японская война 1904–1905 гг.:

Военно-историч. очерк. М.: Военное издательство Министерства обороны Союза ССР, 1956. 372 с.; Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны (1895–1907). М.; Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1947. 493 с.; История русско-японской войны 1904–1905 гг. ⁄ Под ред. И.И. Ростунова. М.: Наука, 1977. 381 с.

⁸ Ласков С.С. Сибирские планы экспансионистов (из истории возникновения японской интервенции на советском Дальнем Востоке) // Дальний Восток. 1972. № 9. С. 96—102.

⁹ Ямпольский В.П. Роль специальных служб в захватнических планах японских милитаристов, направленных против СССР // Труды Высшей Краснознаменной школы КГБ. 1981. № 23. С. 297.

¹⁰ Белоглазов И.И. Из истории чрезвычайных комиссий Сибири (февраль 1918 – февраль 1922 г.). М.: Наука, 1986. 223 с.

¹¹ Григорцевич С.С. Американская и японская интервенция на советском Дальнем Востоке и ее разгром (1918–1922 гг.). М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. 199 с.; Лившиц С.Г. «Верховный правитель» Колчак и атаман Семенов // Из истории интервенции и Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, 1917–1922 гг. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1985. С. 176–184; Парфенов П.С. Гражданская война в Сибири, 1918–1920. М.: Государственное издательство, 1924. 168 с.; Светачев М.И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918–1922 гг.). Новосибирск: Наука, 1983. 331 с.; Шерешевский Б.М. Разгром семеновщины. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1966. 238 с.; Якимов А.Т. Дальний Восток в огне борьбы с интервентами и белогвардейцами (1920–1922). М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1979. 118 с.

¹² Алепко А.В. Японская разведка на Дальнем Востоке России в конце XIX – начале XX вв.// Взаимоотношения народов России, Сибири и стран Востока: История и современность. Кн. 2. Иркутск, 1997. С. 85–91; Алепко А.В., Жабицкий АЖ. Деятельность японской разведки в Северо-Восточном Китае накануне русско-японской войны 1904–1905 гг. // Вестник Бурятского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук: Научный журнал. 2012. № 2 (6). С. 101–108; Буяков А.М. Становление и развитие русской контрразведки на Дальнем Востоке в начале XX в. // Известия РГИА ДВ. Т. 3. Владивосток, 1998. С. 108–127; Зайцев Д.М. Японская диаспора во Владивостоке и русско-японская война 1904–1905 гг. Владивосток: Приморская краевая организация общества «Знание» России, 2006. 35 с.; Жабицкий АЖ. Разведка Японии в Северо-Восточном Китае и Монголии в 1905–1914 гг. // Власть и управление на Востоке России. 2010. № 4 (53). С. 197–202; Павлов Д.Б. Японские деньги и первая русская революция. М.: Вече, 2011.288 с.; Он же. Русско-японские отношения в годы Первой мировой войны. М.: Политическая энциклопедия, 2014. 261 с.; Сергеев Е.Ю. Военная разведка России в борьбе с Японией (1904–1905 гг.). М.: Товарищество научного издательства КМК, 2010. 219 с.

¹³ Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы. М.: МОНФ, 2000. 355 с.; Кармель Н.С. Деятельность контрразведывательных органов белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.). М.: Военный университет, 2007. 136 с.; Зверев В.О. Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.). М.: Русский фонд содействия образованию и науке (Университет Дмитрия Пожарского), 2016. 360 с.; Синиченко В.В. Противодействие российских имперских властей японской разведке на дальневосточных рубежах в начале XX в. // Вестник Восточно-Сибирского института МВД РФ. 2013. № 4 (67). С. 101–109; Пестушко Ю.С. Дальневосточные корейцы и японские спецслужбы (1910–1917) // История и положение корейцев в России: Материалы научно-практической конференции, посвященной 140-летию добровольного переселения корейцев в Россию. Хабаровск: ХГПУ, 2004. С. 149–156; Он же. Неизвестные страницы японского шпионажа (1906–1908) // Япония: ежегодник. М.: АИРО-XXI, 2006. С. 230–242; Он же. Японский шпионаж на русском Дальнем Востоке (1905–1914 гг.): Сб. науч. ст. Хабаровск: ДВГГУ, 2006. С. 176–187.

¹⁴ Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики. 1920–1922 гг. // Военно-исторический журнал. 2005. № 7. С. 54–58; Ку рас Л.В. Панмонголизм в воззрениях атамана Семенова // Власть. 2010. № 8. С. 31–34; Куртинец С.А. Деятельность японской разведки на Дальнем Востоке России и в Северной Маньчжурии в 20-е годы XX века // Власть и управление на Востоке России. 2009. № 1. С. 95—102; Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск: Изд-во Хабаровского гос. пед. ун-та и отдел научных изданий ХККМ им. Н.П. Гродекова, 2003. 344 с.; Чепик М.В. Деятельность дальневосточных чекистов по пресечению подрывной работы иностранных спецслужб в 1920–1922 гг. // Genesis: исторические исследования. 2013. № 3. С. 126–148.

¹⁵ Деревянко И.В. «Белые пятна» русско-японской войны. М.: Эксмо, Яуза, 2005. 416 с.; Кравцев И.Н. Японская разведка на рубеже веков (Документальное исследование о деятельности японской разведки в указанный период). М.: Карпов, 2004. 260 с.; Кондратов Е.Б. Российское противодействие японской разведке на Дальнем Востоке (1906–1917 гг.) // Теория и практика общественного развития. 2015. № 5. С. 71–74; Соколенко А.В. Взаимодействие органов и ведомств по обеспечению государственной безопасности России на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв.: борьба с иностранной разведкой. Дис… канд. ист. наук. Хабаровск: Хабаровский пограничный институт Федеральной службы безопасности Российской Федерации, 2016. 514 с.; Старков Б.А. Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903–1914. СПб.: СиДиКом, 2006. 304 с.

¹⁶ Полутов А.В. Японская военно-морская разведка и ее деятельность против России накануне русско-японской войны 1904–1905 гг.: Дис… канд. ист. наук. Владивосток: Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Дальневосточного отделения РАН, 2011. 272 с.; Вялков Л.И., Полутов А.В. Маньчжурский плацдарм. Деятельность японской разведки против СССР на Дальнем Востоке в

1917–1945 гг. // Честь и верность. 70 лет военной контрразведке Тихоокеанского флота. Владивосток: Русский остров, 2002. С. 112–145; Полутов А.В. Деятельность японской разведки во Владивостоке (1875–1902 гг.) // Россия и АТР. 2011. № 2. С. 215–228; Он же. Десантная операция японской армии и флота в феврале 1904 г. в Инчхоне. Владивосток: Русский остров, 2009. 472 с.; Он же. По обе стороны границы: контрразведка флота против японской разведки // Честь и верность. 70 лет военной контрразведке Тихоокеанского флота. Владивосток: Русский остров, 2002. С. 145–190; Он же. Работа 2-го (разведывательного) отдела штаба Корейской армии против Дальнего Востока СССР в

1918–1941 гг. // Мат-лы Междунар. науч, конф., поев. 50-летию восстановления российско-японских отношений и 270-летию учреждения Школы японского языка при Российской Академии Наук. Санкт-Петербург, 21–22 октября 2006 г. СПб.: Санкт-Петербургский университет, 2006. С. 132–141; Он же. Работа японских военных миссий против России и СССР на Дальнем Востоке в 1916–1945 гг. (по материалам японских источников) // Органы государственной безопасности Приморья: взгляд в прошлое во имя будущего. Мат-лы науч. – теорет. конф. 3–4 февраля 2003 г. Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2003. С. 54–64; Он же. Японские военные миссии в Маньчжурии, Сибири и на Дальнем Востоке России (1918–1922 гг.) // Вестник ДВО РАН. 2012. № 4. С. 71–84.

¹⁷ Akashi, Motojiro. Rakka ryusui. Colonel Akashi’s Report on His Secret Cooperation with the Russian Revolutionary Parties during the Russo-Japanese War. Selected Chapters translated by Inaba Ch. and edited by O. Fait and A. Kujala. Helsinki: Finnish Historical Society, Studia His-torica 31, 1988. 202 p.; Deacon, Richard. A History of the Japanese Secret Service. London: Frederick Muller, 1982. 306 p.; Dickinson, R. Frederick. War and National Reinvention: Japan in the Great War, 1914–1919. Harvard East Asian Monographs. Cambridge: Harvard University Asia Center, 1999. 363 p.; Han, Sang II. Uchida Ryohei and Japanese continental expansionism, 1874–1916. Ph.D. Claremont Graduate School, 1974. 686 p.; Kujala, Antti. Attempts at Fostering Collaboration among the Russian Revolutionary Parties during the Russo – Japanese War // Sapporo, Acta Slavica laponica. Tomus IX. 1991. P. 134–145; McCormack, Gavan. Chang Tso-Lin in Northeast China, 1911–1928: China, Japan and the Manchurian Idea. Stanford: Stanford University Press, 1977. 334 p.; Mercado, Stephen C. The Shadow Warriors Of Nakano: A History of the Imperial Japanese Army’s Elite Intelligence School. Washington, DC: Brassey’s, 2002. 331 p.; Weland, James. The Japanese army in Manchuria: covert operations and the roots of Kwantung army insubordination. Michigan: University Microfilms, 1977. 292 p.

¹⁸ Warner, Denis Ashton, Warner, Peggy. The Tide at Sunrise: A History of the Russo-Japanese War, 1904–1905. London: Frank Cass, 2002. 628 p.; Valliant, Robert B. Japan and the Trans-Siberian Railroad, 1885–1905. A Dissertation Submitted to the Graduate Division of the University of Hawaii in Partial Fulfillment of the Requirements for the Degree of Doctor of Philosophy in History. Honolulu: The University of Hawaii, 1974. 336 p.; Nish, Ian H. Japanese intelligence and the approach of the Russo-Japanese war // The Missing Dimension: Goverments and Intelligence Communities in the Twentieth Century. London: Macmillian, 1984. P. 127–144.

¹⁹ Morley, James. The Japanese Thrust into Siberia, 1918. New York: Columbia University Press; London: Oxford University Press, 1957. 395 p.