Текст книги "Опасные советские вещи"

Из окна дома видно дом в лесу, высотка. Это КГБ, там установлены аппараты, которые просвечивают стены и показывают, что делают люди. За экранами следят, разговоры слушают. Телефон тоже прослушивается. Если там услышат что-то против правительства и коммунизма, за тобой станут следить пристальней, потом может забрать черная машина или тебя убьют. ‹…› Черная машина может забрать ребенка, который плохо говорил о правительстве и/или коммунизме, может забрать родителей[750]750
  Я. В., ж., 1978 г. р., Москва (опрос).


[Закрыть].

Таким образом, сюжет Черная «Волга» II может быть прочитан как один из способов «проговорить» в форме детской страшной истории вещи, о которых взрослые в советское время предпочитали не говорить публично. Во многих семьях, пострадавших от сталинских репрессий, арест родственника, его расстрел или жизнь в лагере и на «спецпоселении» до рубежа 1980–1990‐х годов были темами, табуированными для обсуждений. Особенно это касалось разговоров в присутствии детей, которым из соображений безопасности или ничего не сообщалось о наличии репрессированных родственников, или же сообщалось шепотом, «по секрету», с требованием «никому не рассказывать в школе». Бабушка одной из наших собеседниц – той самой, чьи родители говорили «приедет черная машина, и ты исчезнешь», – до самой смерти не хотела признаваться внучке, что прошла через лагерь. Бабушка была убеждена, что подобная информация может навредить карьере детей и внуков. Причины умолчания о терроре могли иметь не только социально-политическое, но и психологическое объяснение: по общему мнению исследователей, «травматический опыт находится в принципиальном разладе с доступными речевыми средствами»[751]751
  Ушакин 2009: 15.


[Закрыть]. Другими словами, это опыт, для описания которого у нас просто нет слов.

В памяти последнего советского поколения именно легенда Черная «Волга» II стала воплощением «советского» в его «страшной» ипостаси. Она вдохновила отечественных режиссеров на создание российских аналогов голливудских horror movies, которые используют американские городские легенды. За последние годы вышло два фильма, в основе которых лежит легенда о черной «Волге»: «С. С. Д.» (2008, режиссер В. Шмелев) и «Пионеры-герои» (2015, режиссер Н. Кудряшова).

Черная «Волга» III: похитители органов в черной машине

В отличие от предыдущих случаев, сюжет, который мы называем Черная «Волга» III, не является специфически советским. В 1970–1980‐е годы он был чрезвычайно распространен в социалистической Польше (возможно, также и в других странах Восточного блока), а в 1990–2000‐е годах был записан в Эстонии. Эти записи, а также рассказы, зафиксированные польским фольклористом в СССР, легли в основу представлений американских фольклористов о сюжете Черная «Волга». Вот как определяется этот сюжет в американской «Энциклопедии городских легенд»:

«Черная Волга» – легенда, которая рассказывалась в разных вариантах в России и в Польше (возможно, где-то еще в Европе); сочетает темы похищения детей и кражи органов. Говорили, что люди, переодетые священниками или монашками, пытались заманить детей в большой черный или красный лимузин (часто – русской модели «Волга»), надеясь выкачать кровь или украсть органы жертв[752]752
  Brunvand 2012: 498.


[Закрыть].

Если среди наших респондентов сюжеты о черной машине знали 22 %, то в социалистической Польше он был сверхпопулярным: там, по утверждениям исследователей, о черной «Волге» «слышал каждый». Само словосочетание «черная „Волга“» в повседневной речи стало служить для обозначения любого текста, напоминающего городскую легенду.

В польских[753]753
  Гренбецка 2013; Czubala 1991.


[Закрыть] и эстонских[754]754
  Kalmre 2013; Kōiva 1998, 2005.


[Закрыть] вариантах на черной «Волге» ездят священники, евреи, иностранцы или сотрудники КГБ, которые выкачивают из детей кровь, которая затем «в специальных контейнерах» отправляется за границу:

Священник приехал на черной «Волге» в один дом. Из машины вышла монашка и попросила ребенка показать ей дорогу. Ребенок сел в машину, и машина уехала. Через два дня ребенка нашли мертвым под мостом в Мысловице. Доктор обнаружил, что у девочки забрали всю кровь[755]755
  Czubala 1991: 2.


[Закрыть].

Мама говорила мне, что, когда она была ребенком, ходили страшные истории о черных людях в черных «Волгах», которые выкачивали из людей кровь и продавали ее в клиники. Все так боялись их, что, когда бы человек ни видел черную «Волгу», он пытался спрятаться[756]756
  Kalmre 2013: 55.


[Закрыть].

Несколько текстов типа Черная «Волга» III было записано польским исследователем Дионизиушем Чубалой на Украине и в России в 1980‐х годах. В них действует банда некоего хирурга, похищающего детей «на органы». При этом ни марка, ни цвет машины никак не описываются.

В легенде Черная «Волга» III угроза, которую представляет пассажир машины, всегда проговаривается: жертв похищают с целью выкачать кровь или забрать органы. По этому признаку эту историю относят к комплексу сюжетов «о краже органов» (organ theft legends), которые широко распространены в современном мире. Злодейство чужака, использование крови и органов жертв (действия, восходящие к древнему сюжету о «кровавом навете»[757]757
  Панченко 2014.


[Закрыть]) – эти мотивы «понятны» во многих культурных контекстах, легко «переводимы» на разные культурные языки. Именно поэтому тексты, предостерегающие против чужаков, которые крадут кровь или органы у детей, распространены в самых разных странах Латинской Америки, в Африке и России[758]758
  Панченко 2014; Campion-Vincent 2005a; Regamey 2012.


[Закрыть].

«Чужое» проще назвать и стигматизировать, чем «свое». Поэтому в историях типа Черная «Волга» II агент угрозы описывается вполне конкретно, и в этом заключается существенное отличие «колониальных» (Черная «Волга» III) версий от «метропольных» (Черная «Волга» II). Многие эстонцы и поляки воспринимали социалистический режим как оккупационный, а сотрудников карательных органов – как представителей пришедшей извне колониальной власти. Поэтому в польских и эстонских версиях угроза исходит от «внешнего врага», который занимается тем же, чем занимаются злодеи-чужаки в других странах (забирает у своих жертв органы и кровь). При этом сотрудник КГБ может прямо называться в качестве агента угрозы – именно потому, что для Эстонии и Польши фигура сотрудника КГБ была «внешней», она представляла пришедшую извне советскую власть. Жителям «метрополии» (то есть русскоязычных республик СССР), которые, хотя и относились к советской власти по-разному, все же считали ее «своей» и, соответственно, не могли видеть в сотрудниках карательного ведомства колонизаторов.

Популярность версии о краже органов в странах соцлагеря могла быть дополнительно усилена широким распространением снятого в 1979 году в ФРГ фильма ужасов «Fleisch», то есть «Мясо» (в русском переводе «Тайна мотеля „Медовый месяц“»). Городская легенда про похитителей органов является в этом фильме центральным сюжетом: героев усыпляют и крадут, чтобы вырезать органы. По безлюдным дорогам за молодой девушкой носится страшная машина скорой помощи и почти половину экранного времени зритель наблюдает, как героиня пытается спастись от убийц, сидящих в машине. Именно в это время сюжет Черная «Волга» III распространяется в социалистической Чехословакии. Связь чехословацкой версии с фильмом становится еще более очевидной, поскольку там за детьми охотится черная (!) скорая помощь[759]759
  Выражаем благодарность нашему чешскому коллеге, фольклористу Петру Янечеку, который поделился с нами чешскими версиями этих сюжетов.


[Закрыть].

Итак, «враждебный страх», вызываемый современными легендами типа Черная «Волга» III, – это страх перед чужаком, олицетворяющим некую противостоящую «нам» группу. Антрополог Джеймс Скотт сказал бы, что такие враждебные слухи о представителях советской власти на оккупированных территориях суть «оружие слабых»[760]760
  Scott 1985.


[Закрыть], способ символической борьбы против колониальной власти. Советская власть пыталась присвоить новые территории, а новые подданные в ответ маркировали ее представителей как злодеев. В послевоенном эстонском фольклоре сотрудник КГБ стал воплощением зла, вытеснив всех прежних претендентов на эту роль. В этом качестве он обвинялся не только в выкачивании крови, но и становился объектом других враждебных слухов. Например, сотрудников советской тайной полиции в Эстонии подозревали в причастности к работе фабрики по переработке человеческого мяса[761]761
  Kalmre 2015: 46–47.


[Закрыть]. Таким образом, сюжет Черная «Волга» III является не только проекцией страхов, но и средством канализации общественного недовольства, которое аккумулируют на себе «агенты угрозы». Результатом бытования таких историй может стать не только избегание опасного объекта, но и акты агрессии, причем в отдельных случаях символическая агрессия может переходить в физическую, как это произошло в нескольких странах Латинской Америки, где были случаи линчевания иностранных туристов, заподозренных в похищении детей[762]762
  Подробнее об этом см.: Capion-Vincent 2005: 13–22; Панченко 2014: 26.


[Закрыть].

Но, несмотря на все это, сюжет Черная «Волга» III с его мотивом кражи органов и чужаком в качестве «агента угрозы», плохо прижился на советской почве: в нашем опросе его вспомнили только 1,5 % опрошенных против 22 % респондентов, знающих сюжет Черная «Волга» II. Место в черной машине оказалось «занято» неназываемой фигурой, репрезентирующей «свои» карательные органы.

Палач, незнакомец, чужак: от страха к «постстраху»

В 1992 году американская исследовательница Марианна Хирш ввела понятие постпамять[763]763
  Hirsch 1993.


[Закрыть]. Этим термином она предложила обозначать представления о событиях, которые мы не переживали лично, но о которых знаем по рассказам родственников, из фильмов и книг. «Постпамять» – это то, что мы «помним» благодаря рассказам людей, среди которых мы выросли, благодаря фотографиям, мемуарам, художественной литературе и кинематографу, но не благодаря собственному опыту.

Люди, заставшие сталинский террор, испытывали вполне понятный страх перед «черным воронком». У детей 1970–1980‐х годов, не имевших собственных воспоминаний о реалиях сталинского террора, их страх превратился в «постстрах» перед черной машиной. И мы, опираясь на рассказы наших информантов, можем представить (хотя и очень приблизительно) способы передачи этого страха. Мы знаем, что в большинстве семей тема репрессий была табуирована, поэтому мало кто из детей слышал развернутые рассказы о прошлом: скорее, это были «страшилки», услышанные в детстве от родителей («если что-то скажешь против правительства, за тобой приедет черная машина»), или случайно пойманные обрывки взрослых разговоров. Иногда в таких разговорах «упоминалась машина „воронок“, которая „забирает“»[764]764
  В. К., м., 1971 г. р., Ухта (опрос).


[Закрыть]. Иногда рассказывали «про „черного ворона“, который был равно опасен для всех, причем для взрослых, пожалуй, опаснее»[765]765
  М. С., ж., 1955 г. р., Ленинград (опрос).


[Закрыть]. Герои книги Юлии Яковлевой «Дети ворона» (2016) – двое детей, чьи родители пропадают во время Большого террора, – именно из таких разговоров взрослых заключают, что их маму и папу унес «черный ворон».

Именно поэтому в сюжете Черная «Волга» I, рассказывающей о машине Берии, агент угрозы идентифицирован. Страх, который производит легенда, – это по большому счету страх перед тираном. В сюжете Черная «Волга» II агент угрозы не назван и ни в чем конкретном не обвинен, поэтому страх перед ним не сочетается с прямой враждебностью. Это был страх перед чем-то «необъяснимо ужасным». Дети эпохи застоя могли отдавать или не отдавать себе отчет в тех исторических коннотациях, которые делают черную машину страшной, но они чувствовали страх, идущий от взрослых, и рассказывали друг другу истории, вызывающие его снова и снова, но никогда не объясняющие его.

Для постсоветского времени этот страх становится уже совсем не актуален, поэтому дети поколения 1980–1990‐х годов боятся вместо палача или безликого незнакомца более привычного врага: этнического или социального чужака с четко поставленной задачей – украсть твою почку и обогатиться.

И наконец, в 1990‐е годы, наравне со старыми легендами о черной волге, появляются и новые детские тексты, в которых практически все смыслы из рассказов о черной волге вымываются, кроме одного, последнего. Того ощущения, что самое присутствие черной машины значимо, это означает что-то большее, чем просто какая-то машина черного цвета. Детское гадание предполагает, что именно черная машина определит твою судьбу: «Когда едет черная волга, нужно загадывать желание Если в машине сидят люди хорошие то желание может исполнедца а если в машине сидят злые то неисполнедца»[766]766
  ЛА ВФ. 10-03-1992. Шк. № 286, 5а класс.


[Закрыть].

Почему дети играли в «красную пленку»: паноптикон в школьном коридоре

Представители последнего советского поколения, чье детство пришлось на конец 1970‐х – 1980‐е годы, помнят множество историй об опасных вещах, среди которых есть рассказы об отравленных джинсах, о жвачках с иголками, о зараженном стакане из автомата с газировкой, о машине, похищающей детей (как в предыдущем разделе). Однако еще чаще это поколение вспоминает историю о красной пленке или красных очках – чудесном устройстве, будто бы привезенном из‐за границы или изобретенном спецслужбами, которое позволяет видеть людей обнаженными сквозь одежду:

У нас в классе седьмом был краснопленочный бум. Мальчики с папиными фотоаппаратами «Зенит», «Киев» и «Смена» подстерегали девочек на переменках и фотографировали с криком: «Все, ты на красной пленке». Или: «Все будут знать, какие у тебя трусы и какого размера грудь!» Девчонки визжали и прикрывали руками все сокрытое за шерстяной школьной формой и передником. Мы в это верили[767]767
  https://bozi.livejournal.com/103640.html (дата обращения 16.10.2019).


[Закрыть].

Популярность этого сюжета можно измерить. В 2016 году мы проводили дистанционный опрос среди 292 бывших советских горожан. Оказалось, что 40 % наших респондентов хорошо знакомы с сюжетом о красной пленке, тогда как, например, истории о страшной черной «Волге» слышали только 22 % опрошенных, а об отравленных джинсах еще меньше – 18 %. Оказывается, что этот нелепый на первый взгляд сюжет среди «последнего советского поколения» был гораздо более известен, чем другие «страшилки». Если причина, как полагает культуролог и фольклорист Сергей Борисов, – в простом стремлении к эротическим играм, свойственным детям пубертатного и предпубертатного возраста[768]768
  Борисов 2008.


[Закрыть], то почему эти тексты распространяются именно в СССР конца 1970‐х – начала 1980‐х годов, а не раньше или позже? Видимо, кроме эротической подоплеки (которая, как мы покажем ниже, имела второстепенное значение), существовали другие, связанные с культурно-историческим контекстом, причины возникновения и популярности этого сюжета.

Власть вооруженного взгляда

В известной работе Мишеля Фуко анализируется эффект бентамовского «Паноптикума», идеальной тюрьмы, устройство которой должно было привести заключенного в состояние сознаваемой и постоянной видимости[769]769
  Фуко 1999.


[Закрыть]. В тюрьме такого типа заключенный не знает, когда именно на него будет обращен взгляд надзирателя, но знает, что это может произойти в любую минуту, и поэтому вынужден всегда выполнять предписания администрации. Забегая вперед, заметим, что в аналогичном положении сознаваемой видимости оказывались советские школьники – одноклассники «владельца» красной пленки, не знающие, в какой именно момент их «сфотографируют», но понимающие, что это может случиться когда угодно, а потому пребывающие в постоянном страхе. Согласно Мишелю Фуко, именно такое состояние обеспечивает функционирование власти. Развивая идеи Фуко, Дэвид Лайон показывает, что практики надзора (и сопутствующее им ощущение поднадзорности) являются одной из центральных черт модерности, а развитие информационных технологий превращает современные развитые общества в «общества надзора»[770]770
  Lyon 1994.


[Закрыть].

Для нас рассуждения Фуко важны постольку, поскольку они указывают на некоторые универсальные (по крайней мере, для истории Новейшего времени) свойства власти и подчиненности. Уметь видеть других, оставаясь при этом невидимым, означает обладать властью, быть видимым – значит быть подвластным. Эта диспозиция сохраняется и тогда, когда положения сторон определяются не как «видеть» и «быть видимым», а как «видеть особым образом» и «быть безоружным против такого взгляда».

В первые годы существования фотографической камеры (и в Европе, и в тех обществах, куда она была импортирована позже) она воспринималась как средство особого зрения. Так, в Европе в конце XIX века и на Соломоновых островах в середине ХХ века фотографии приписывалась способность видеть и запечатлевать души мертвых, невидимые обычным, невооруженным взглядом[771]771
  Wright 2008.


[Закрыть]. Колониальные власти в Африке успешно использовали такие представления местных жителей для того, чтобы внушить им чувство боязливого почтения[772]772
  Behrend 2003.


[Закрыть]. Те, кто читает эти сроки, легко вспомнят современные интернет-дискуссии на тему «можно ли фотографировать младенца до года». Мало того, к одному из авторов этих строк время от времени приходят родители новорожденных и задают тот же самый вопрос. По сути это те же самые представления: фотоаппарат как прибор особого ви́дения способен причинять вред, и поэтому следует беречь такое уязвимое существо, как младенец, от контакта с ним.

В 1895 году Вильям Конрад Рентген открывает рентгеновские лучи. Уже через два года, в 1897 году, появляется одноминутный фильм Альберта Смита «Рентгеновский бес», в котором профессор направляет рентгеновский аппарат на парочку, целующуюся на лавочке. Влюбленные предстают перед публикой в виде двух скелетов: зрелище с одной стороны смешное, а с другой – пугающее. Если в этом коротком фильме автор еще не показывает, что рентгеновское излучение дает власть над персонажами, то на одной европейской открытке того же времени появляется герой (дьявол), который смотрит на людей с помощью камеры и высвечивает интимное. На другой открытке (выдержанной в красных тонах) мужчина с фотоаппаратом (или уже с рентгеновской камерой?) направляет объектив на бедра прилично одетой молодой девушки и видит нечто, скрытое от публики[773]773
  Обе открытки, хранящиеся в Королевской библиотеке Брюсселя, были предоставлены нашей бельгийской коллегой, Авророй ван де Винкель, за что мы ей очень благодарны.


[Закрыть]. Так в массовой культуре начинает формироваться образ чудесного всевидящего устройства, показывающего скрываемую сущность.

Идея устройства, позволяющего видеть сквозь стены и одежду, многократно использовалась в комиксах и кинематографе. В 1965 году выходит четвертый фильм из серии о Джеймсе Бонде «Шаровая молния», где супершпион пользуется инфракрасным фотоаппаратом, с помощью которого может фотографировать в полной темноте. Через двадцать лет, в 1985 году, в фильме «Вид на убийство», агент 007 становится обладателем не громоздкого фотоаппарата, а темных очков, которые видят сквозь стены. Еще через четырнадцать лет, в фильме «И целого мира мало» 1999 года, Бонд обзаводится другими рентгеновскими очками, позволяющими видеть сквозь одежду (герой демонстрирует это умение в знаменитой сцене в казино). Это уже практически наша «красная пленка».

Очки со встроенным рентгеновским фильтром фигурируют и в фантастических фильмах, и в книгах, где они оказываются инструментом, позволяющим видеть скрываемую от всех истину. В 1988 году выходит знаменитый фильм Джона Карпентера «Чужие среди нас». Там безработный герой находит ящик со странными черными очками. Надев их, он видит, что все успешные люди вокруг него – на самом деле жуткие инопланетяне, захватившие мир и заставляющие обычных людей подчиняться с помощью скрытых команд, «вшитых» в рекламу. Владение «черными рентгеновскими очками» дает герою власть над оккупантами.

Таким образом, в период с 1960‐х до 1990‐х в западной массовой культуре формируется образ чудесного устройства в виде очков или фотоаппарата, действующего по принципу рентгеновского аппарата. Оно не только открывает «суть» вещей и людей, но часто нарушает границы их приватного пространства и тем осуществляет насилие.

Из массовой культуры в фольклор стран «третьего мира»

Перед нами – практически готовый сюжет для городской легенды: существует устройство, позволяющее видеть то, что видеть не разрешается. Однако образ такого воображаемого прибора – несмотря на то что он активно кочевал по страницам американских комиксов и сериалов и казался правдоподобным большому числу потребителей подобной продукции, – в странах Северной Америки и Западной Европы не сформировал сюжета, который был бы так же распространен и – что для нас особенно важно – выполнял бы ту же функцию, что и советская «красная пленка». В основном этот сюжет возникает при появлении каких-то реальных технических новинок, по поводу которых покупатели испытывают определенные подозрения. Время от времени англоязычные интернет-пользователи обсуждают вероятность существования «инфракрасного фильтра» и «камеры ночного видения», которые будто бы позволяют видеть сквозь одежду, или же предполагают, что новый объектив Canon способен делать «обнаженные снимки». Несколько наших французских собеседников помнят, как в 1990‐е годы они с одноклассниками обсуждали возможность существования такого «просвечивающего» устройства. Но они не помнят, чтобы кто-то из класса утверждал, будто обладает подобным устройством, и начинал шантажировать одноклассников (как это было в советской версии). В 1998 году во Франции прошел слух, что камера Sony якобы позволяет фотографировать сквозь одежду, а аналогичные слухи были чуть позже зафиксированы в Эстонии[774]774
  Kalmre 2007.


[Закрыть], после чего было проведено специальное расследование, доказавшее ложность этого утверждения. В 2010 году французские пользователи искали у айфона спрятанную функцию iNaked[775]775
  Campion-Vincent, Renard 2014: 283–292.


[Закрыть]. В 2019 году идея раздевающего устройства была частично реализована – анонимный программист выпустил приложение DeepNude, которое на основе нейросетей достраивает очертания женского тела, скрытого на фотографии одеждой[776]776
  https://tjournal.ru/tech/103852-sozdateli-prilozheniya-deepnude-kotoroe-razdevaet-cheloveka-na-foto-obyavili-o-zakrytii-servisa (дата обращения 22.09.2019).


[Закрыть].

Сюжет об устройствах «рентгеновского ви́дения» не получил – об англоязычном мире это можно утверждать с уверенностью – массового распространения в городском фольклоре. Об этом свидетельствует то, что сюжет не зафиксирован в «Энциклопедии городских легенд» Яна Бранванда[777]777
  Brunvand 2012.


[Закрыть]. Наиболее близкая к «красной пленке» легенда, зафиксированная Бранвандом, опубликована под названием Filmed in the Act: история о камерах, которые будто бы установлены в комнате отеля, чтобы снимать, как занимаются сексом ничего не подозревающие постояльцы[778]778
  Ibid.: 235–236.


[Закрыть]. Эта легенда отражает и, несомненно, преувеличивает масштабы реально существующей криминальной практики. Но близость сюжета Filmed in the Act к нашей легенде довольно относительна: в обоих случаях речь идет о нарушении приватности, однако в американском сюжете отсутствует чудесное устройство, позволяющее видеть сквозь одежду.

Слабое присутствие в англоязычном городском фольклоре выделяет наш сюжет среди прочих советских городских легенд, чьи аналоги – об отравленной пище, машинах, крадущих детей, – мы легко находим в других традициях. Например, в США в 1970–1980‐е годы ходили слухи об отравленных яблоках и конфетах, которыми будто бы угощают детей на Хэллоуин[779]779
  Best, Horiuchi 1985.


[Закрыть], а в СССР в это же время рассказывали об отравленных жвачках, которые советские дети получают от иностранцев (подробнее см. с. 295)[780]780
  Архипова и др. 2017.


[Закрыть].

Совсем по-другому складывается судьба «красной пленки» и аналогичных ей сюжетов за пределами развитых капиталистических стран. Кроме СССР, слухи о специальном устройстве, позволяющем видеть сквозь одежду, ходили в Ираке. Там они появились среди местного населения с начала американской военной операции 2003 года. Однако иракская версия сюжета имеет одно существенное отличие от советской.

Черные очки в Ираке и Афганистане: артикуляция чувств побежденных

Очевидцы американского вторжения в Ирак в 2003 году неоднократно описывали, как местные жители, потрясенные экипировкой армии США, воспринимали солнечные очки или (реже) очки для ночного видения американских военных как устройство, позволяющее видеть обнаженное тело женщины сквозь одежду[781]781
  Tierney 2003; https://www.theage.com.au/national/urban-legends-thrive-in-military-occupation-of-iraq-20030809-gdw6kt.html (дата обращения 16.10.2019).


[Закрыть]. Местные девушки, завидев солдата в солнечных очках, прикрывались и прятались[782]782
  Pisik 2003; Hanley 2003. Благодарим Александра Панченко и Брайана Чапмена за указание на некоторые из этих источников.


[Закрыть], иракские мужчины в присутствии американских солдат закрывали женщин своим телом, чтобы спрятать их от взгляда чужаков[783]783
  Kelly 2003.


[Закрыть]. Такое представление было очень устойчиво, к тому же его активно тиражировали местные газеты. Попытки убедить иракцев в его ложности часто не имели успеха, несмотря на то что солдаты предлагали посмотреть в их очки представителям местной гражданской администрации и даже детям. Местные подростки, примерив американские солнечные очки и ничего особенного не увидев, все равно оставались убежденными в возможности американцев видеть сквозь одежду: дети считали, что рентген в очках «включается» посредством некоторой «кнопки», которую солдаты просто не хотят показывать, поэтому начинали крутить очки в руках в поисках этой кнопки и просить военных «включить» очки[784]784
  Christenson 2004.


[Закрыть]. Аналогичные слухи об американских солдатах ходили в афганском Кандагаре, жители которого считали, что висящий над городом аэростат используется американскими военными для того, чтобы смотреть на тело женщин сквозь одежду и наблюдать за афганцами сквозь стены домов[785]785
  Ward 2009.


[Закрыть].

Во многом этот сюжет основан на разрыве между уровнем технического воображения тех, кто рассказывает такие истории, и технической экипировкой тех, о ком они рассказываются. Иракцы не очень хорошо представляют, как устроены вещи, которыми пользуются чужаки. Багдадский студент, опасающийся рентгеновских свойств американских очков, говорит: «я не знаю точно, какой там механизм, но мы знаем, что у американцев очень сложные технологии»[786]786
  https://www.theage.com.au/national/urban-legends-thrive-in-military-occupation-of-iraq-20030809-gdw6kt.html (дата обращения 16.10.2019).


[Закрыть].

Иракская и афганская версии легенды возникают при соблюдении двух условий: во-первых, в стране находится контингент чужой армии и местные жители чувствуют себя оккупированными; во-вторых, техническое оснащение армии оккупантов намного превосходит технические возможности и познания местных жителей. Последнее условие ответственно за «реквизит» легенды (чудесные свойства приписываются незнакомым и непонятным устройствам), тогда как первое формирует ее сюжет.

И иракская, и афганская версии легенды обвиняли чужаков в использовании «рентгеновских очков» для разглядывания женщин, то есть в этически неприемлемых, «непристойных» действиях. Но за этим обвинением стоит другая, менее очевидная, скрытая идея: женщину, которую одежда не может защитить от чужого взгляда, можно рассматривать как символ страны, которую иракцы (или афганцы) не могут защитить от вторжения. Легенда о черных очках проговаривает ощущения унижения и бессилия, которые испытывали иракцы, оказавшись в данной ситуации. Эта история изображает «баланс власти», сложившийся между оккупантами и оккупированными: американцы в ней обладают способностью нарушать телесную приватность иракских женщин (то есть обладают властью), а иракские мужчины не могут им в этом помешать (то есть лишить их этой власти). Легенда о «черных очках» изображает эту печальную (для рассказчиков) ситуацию, ничего в ней не меняя. Ее функция заключается, в нашей терминологии, в фольклорной артикуляции дискомфортных коллективных чувств.

Советская жизнь под опасным взглядом иностранца

Если в Ираке и Афганистане местные женщины оказывались под недобрым взглядом солдат оккупационных войск, то в СССР в 1960‐е годы существовали легенды об опасном иностранце, который способен нанести советским людям репутационный ущерб, увидев нечто, не предназначенное для демонстрации. Одни сюжеты говорили об особых уловках, которые иностранец использует для проникновения в «нефасадную» советскую действительность; другие утверждали, что иностранцы использовали для этого специальную технику.

Историк Алексей Голубев справедливо замечает, что для советского человека взгляд иностранца выступал в качестве одной из микрооптик власти: он был способен дисциплинировать через аффекты гордости и стыда. Оказываясь под этим взглядом, советский человек должен был представить себя и свою страну таким образом, чтобы испытывать «гордость» за нее[787]787
  Голубев 2018.


[Закрыть]. Но при этом всегда существовала опасность испытать стыд, поскольку взгляд иностранца всегда мог выйти за установленные для него границы и увидеть нечто, «позорящее нашу страну».

Мысль об опасности взгляда иностранца постоянно повторялась в советской пропаганде, особенно в 1960–1970‐е годы. Авторы многочисленных брошюр по идеологическому воспитанию убеждали своих читателей, что в условиях холодной войны иностранцы склонны выискивать отрицательные явления в нашей жизни, чтобы потом «использовать этот „материал“ для беззастенчивой клеветы на нашу страну, чтобы в извращенном виде изобразить жизнь советского народа»[788]788
  Цыбов, Чистяков 1968: 153.


[Закрыть]. Чтобы избежать репутационных потерь, недоброжелательный и технически оснащенный взгляд иностранца следует контролировать. Авторы пропагандистской брошюры «Враг не достигнет цели» хвалят бдительность жителей г. Пушкина, которые вовремя заметили и сдали в милицию американскую туристку, снимавшую свалки[789]789
  Лякин и др. 1963: 196.


[Закрыть]. Другой американский турист, также обезоруженный бдительными советскими гражданами, проявил нешуточную изобретательность в деле сбора материала для клеветы на нашу страну. Он не только фотографировал ветхие деревянные дома и кучи строительного мусора, но и снял очередь в кассу Ленинградской филармонии с такого ракурса, чтобы на фотографии она выглядела как очередь в соседний продуктовый магазин[790]790
  Там же: 77.


[Закрыть].

Сюжет про иностранного туриста, мечтающего опозорить советскую страну, не только встречался во множестве пропагандистских брошюр, но и изображался на плакатах. Например, на плакате Д. Обозненко «„Объективный“ турист» 1958 года нарисован иностранец, который клевещет на нашу страну с помощью фотографии:

 
Прием используя привычный,
Врет иностранец заграничный.
Фотографирует помойку
И выдает за нашу стройку[791]791
  Пострелова 1959: 14.


[Закрыть].
 

Тревога по поводу опасной «бесконтрольности» взгляда иностранца обуревала не только пропагандистов и сотрудников госбезопасности. Эта тревога стала причиной появления одной популярной советской легенды. Она появилась во второй половине 1950‐х годов и рассказывала о приехавшем в СССР известном французском актере или певце, друге Советского Союза (назывались имена Жерара Филипа или Ива Монтана), который специально накупил нижнего женского белья в ГУМе, а затем, вернувшись на родину, показывал его друзьям или даже устроил выставку, чтобы другие французы могли посмеяться над убогостью советской моды и неизящностью русских женщин. В некоторых версиях история обрастала подробностями: так, в одной версии «Ив Монтан на экскурсии в ГУМе увидел советское нижнее белье, долго удивлялся, как советские люди могут вообще размножаться, и увез образцы с собой»[792]792
  С. С., ж., 1981 г. р., Москва (интервью).


[Закрыть]. В других вариантах триггером этого действия послужил визит актрисы Симоны Синьоре в колхоз и общение с колхозницами[793]793
  Н. К., ж., 1994 г. р., услышано от бабушки 80 лет, Москва (Facebook)


[Закрыть].

Эта история рассказывалась советскими женщинами иногда со смехом, но чаще – с обидой и стыдом. Причем для некоторых эта легенда стала причиной нелюбви к Жерару Филипу: «С тех пор я перестала уважать этого актера», – написала одна читательница в газету «Советская Россия»[794]794
  Балашова 2013.


[Закрыть]. Обида на Жерара Филипа проскальзывает и в другом рассказе:

Когда мы всей семьей садились смотреть «Фанфана-Тюльпана», мою бабушку надо было долго уговаривать, а потом она сидела весь фильм с стиснутыми губами. Она обожала Жерара Филипа, но была на него обижена, поскольку твердо знала, что он подлец, был приглашен в СССР, его так все ждали и восхищались, его повели на экскурсию в ГУМ, а он потом тайком скупил голубые и розовые женские трусы с начесом, привез их во Францию и устроил из них выставку. И все смотрели и смеялись над советскими женщинами![795]795
  А. А., ж., 1976 г. р., Москва (самозапись).


[Закрыть]

Нам не удалось найти в русских или французских источниках никакого подтверждения тому, что Жерар Филип или Ив Монтан такую выставку действительно устраивали. Однако, поскольку эта история построена на одной из базовых советских фобий, очень многими – нашими информантами, журналистами, исследователями – она воспринималась и продолжает воспринимается как реальная. Именно в этом качестве ее приводит исследовательница советского нижнего белья Ольга Гурова, совершенно всерьез пытаясь выяснить, чем руководствовался французский актер, скупая нижнее белье в ГУМе. С ее точки зрения, причиной реального (!) поступка Жерара Филипа было удивление гигиеничностью и практичностью советских трусов[796]796
  Гурова 2008: 77.


[Закрыть]. Исследовательница совершенно не замечает ощущения стыда, о котором говорится во многих рассказах, равно как и обиды на актера.