Текст книги "Танго смертельной любви"

Матиас и Изабелла

До розового дома они шли, взявшись за руки. Опьяненному шальным ароматом земляники Матиасу с трудом удавалось думать. Для того чтобы восхитительное чувство длилось как можно дольше, следовало устранить две проблемы. Единственное, за что он был благодарен военной службе, так это за способность размышлять без лишних сантиментов. Просто и по существу.

Антонио. Изабелле нужно уйти от Антонио. Это легко. Он сам скажет ему об этом. Для тонкой и чувствительной Изабеллы это слишком большое испытание, она не должна ему подвергаться. Пускай лучше рисует. Просто рисует, и все.

Агнета. Это тоже он брал на себя. Да, он поступил как последний мерзавец, дав девушке надежду и бросив ее у алтаря. Конечно, прелестная Агнета была более достойной партией для молодого барона, но он давно уже не ощущал своей принадлежности к семье и даже не собирался знакомить их со своей избранницей. Они с Изабеллой просто уедут куда-нибудь, где она сможет рисовать, а он будет спать рядом с ней. Большего ему и не надо.

Однако был еще третий момент, который немного тревожил, – это его неспособность. Агнета бы восприняла это спокойно, с достоинством настоящей леди, к тому же она, никогда не знавшая мужчин, понятия не имела, какую важную роль это может играть. А вот Изабелла, работавшая много лет, возможно, не сумеет с этим смириться. И зачем он ей такой? Он остановился.

– Послушай. Я хотел тебе сказать…

– Да?

– Я… я не совсем мужчина.

Изабелла была сбита с толку:

– А кто?

– Ну, в смысле я мужчина, но я не могу, как твои клиенты…

Она мягко положила ладонь на его губы:

– Я знаю.

– Откуда?

– Это не имеет никакого значения. Идем.

Они продолжили путь в тишине, взявшись за руки. Идя сквозь изморось, они любовались начисто умытыми улицами, размытыми звуками и красотой своего города, которая сквозила в каждом камне мостовой, в трещинках старых домов, в изгибах старых ставень. Только возле розового дома Матиас снова решился нарушить красноречивое молчание:

– Иди к себе, собирай вещи, а я поговорю с Антонио.

– Зачем?

– Он должен тебя отпустить.

– Зачем? – Удивление Изабеллы было искренним. Она никогда не думала о своей жизни без Антонио, вне стен доходного дома, за пределами собственной не очень-то благовидной профессии. Она приняла свою судьбу и даже не думала бунтовать. У нее все было для счастья – она в тепле, в собственной квартире, в своем мире тканей, цветов и фантасмагории. Ее работа была лишь платой за все это. А для минут счастья у нее был Матиас.

– Чтобы ты была со мной, – решительно заявил ее герой.

Глаза Изабеллы приняли форму крошечных блюдец, что стояли в буфете у его матушки.

– А как же Агнета? – прошептала она.

– Она поедет домой, – отрезал Матиас.

– Матиас, но ты же… Нет, это неправильно. Такие, как я, не могут…

– И такие, как я, тоже не могут. – Он сердито перебил ее. – А вместе мы сможем. Если ты не против, конечно.

Изабелла покачала головой, в глаз попала капля измороси и во второй тоже. Она попыталась их стряхнуть.

– Я не собственность Антонио, – наконец ответила она.

– Я понимаю, но он же хозяин города.

– Нет, точнее, теперь уже да, но я сама виновата.

– В каком смысле? – Матиас снова упрекнул себя, что ничего не знает о девушке и даже не удосужился спросить.

– Я отдала ему доверенность, – просто пояснила она. – Антонио был управляющим у моей бабушки. Моя фамилия Довнар, я наследница всего, что принадлежало бабушке. Но я в этом ничего не понимаю, я подписала какую-то бумагу, которую дал мне Антонио, и он стал всем управлять.

Матиас прислушался к себе. Он всегда был спокоен и покладист, такой себе добродушный гигант, как собака сенбернар – призванная спасать людей, а не калечить. Даже та трагическая авария просто расстроила его, но вовсе не стала концом света. Он принял ее как данность, покорился судьбе. Он мог радоваться простым вещам, но не умел по-настоящему огорчаться. Даже когда родители посадили его на «Гальциону» с билетом в один конец. Такова была воля кого-то сверху. Поэтому сейчас Матиас вдруг почувствовал себя неважно, ему показалось, что он лишится чувств. В глазах все покраснело, а в черепной коробке начала с ужасающей силой биться вена, еще минута – и она разорвется, кровь хлынет фонтаном.

– Иди к себе! – прокричал он Изабелле уже на бегу. Взлетев на второй этаж розового дома, ногой отворил дверь в комнату Антонио. Кажется, она была закрыта на замок. На свою беду, Антонио оказался в комнате – заехал домой пообедать. Он никогда не ел в офисе, считал это ненужным мотовством и расточительством. Дома у него был свежий хлеб и сухое мясо. Управляющий налил бокал багряного вина и присел к бюро, намереваясь насладиться обедом.

Бокал с вином разбил окно его комнаты вдребезги. Отлетевшая тарелка повредила картину, оставшуюся от прежней хозяйки. Собственно, Антонио даже не успел возмутиться. К тому моменту, как он понял, что происходит, его лицо превратилось в кровавое месиво, ребро проткнуло легкое, а в голове что-то взорвалось.

Матиас ничего не сказал, просто вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. В голове бушевал соленый запах крови и пьянящее ощущение первого убийства. Перепуганная Изабелла смотрела на него во все глаза.

– Собирайся, – хрипло попросил он. – Мы сегодня уплываем. Возьми свои рисунки или что ты там хочешь взять?

– Как мы будем жить? – белыми губами выдавила Изабелла.

– Неважно. Мы ведь будем жить, а это самое главное. – Матиас пожал плечами и направился к двери в свою комнату – там оставались последние нехитрые пожитки.

Когда дверь за ним захлопнулась, Изабелла бросилась в комнату Антонио, распахнула ее и тут же отшатнулась. Комната окрасилась в пурпурный цвет и пахла железом. Но девушка тут же взяла себя в руки. Пожалуй, потом она сможет сделать багряную коллекцию. Оттенки гранатовой, багровой, клюквенной крови на белых стенах, коричневом полу и почти черном дереве просто завораживали. Это будут ее первые «взрослые» рисунки. Все, что было до этого – радужное и светлое, – лишь детская фантазия.

Стараясь не испачкаться – серые туфли были хороши лишь в дождь и грязь, а кровь оставит на них бурые разводы, – Изабелла подошла к бюро. Рачительный Антонио по-прежнему пользовался мебелью ее бабки. Стол-слон из детства Изабеллы легко открыл пасть, стоило ей нажать на деревянную загогулину, которыми щедро были украшены его резные поверхности. Бабка когда-то раскошелилась и сделала мебель на заказ, создав свою обстановку, которая хранила все ее секреты. Десятки закладных, чеки, купюры – у Антонио все лежало на тех же местах, что и у бабки. Изабелла быстро прошлась по ним и в самом низу обнаружила доверенность. Тоненькая бумажка, пустившая ее жизнь под откос. Она забрала ее, потом подумала – и прихватила все содержимое бюро, быстро распределив по карманам объемного платья. Возможно, все произошедшее свалят на беглого каторжника. Но даже если и нет, какое это имеет значение? Быстрым шагом, не оглядываясь, она вышла из комнаты. Спустя секунду Матиас вышел из своей и закрыл ее на ключ.

– Ты ничего не собрала? – удивился он.

– Нет. – Она покачала головой. – Мне ничего не нужно.

Крепко сжав ее руку, Матиас повел девушку за собой. Тонкий аромат, который он ощущал каждый раз, когда она была рядом, моментально вытеснил мерзкий запах железа, придав сил. Изабелла была как наркотик.

Так же дворами, мимо лавки мясника и старой почты, они направились в район «новостроек», как их называли и пятьдесят лет спустя. Окна в его домишке были открыты, но оттуда не раздавалось ни звука.

– Жди меня здесь, – тихонько попросил он.

Изабелла кивнула.

Матиас зашел в дом. Агнета тихо плакала, лежа на диване и уткнувшись носом в подушку. Она была в том же белом кружевном платье, в котором пленила его, еще глядя с фотографии. Правда, при ближайшем рассмотрении оно оказалось чуть желтоватым, как топленое молоко.

Матиас поморщился и кивнул. На запах женских слез у него была аллергия. Агнета встрепенулась, осознав его присутствие, и зарыдала пуще прежнего.

– Агнета, – робко сказал он.

– Я не желаю с тобой разговаривать, – сквозь всхлипы ответила та.

– Агнета, просто выслушай меня. Я не могу тебя обманывать.

Девушка, как согнутая и затем отпущенная ветка, моментально выпрямилась и уставилась на Матиаса. Нос распух, глаза покраснели, и она стала похожей на младшую горничную, прислуживающую в доме его родителей. Сироту из деревни, которую мать пригрела из жалости.

– Ты не барон? – выпалила она. Недаром все казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой.

– Барон, – кивнул Матиас и поразился: неужели это все, что ее интересует? Но тут же оборвал себя. Несправедливо очернять милую девушку тогда, когда он сам поступает как последний мерзавец.

– Я барон, – повторил он. Агнета облегченно выдохнула и тут же всхлипнула.

– Ты женат?

– Нет, я не женат. Я не могу…

– Ты не можешь жениться? Почему? У тебя уже есть невеста?

– Послушай, Агнета. Три года назад, когда я пошел в армию, в моей части произошел несчастный случай. Взрыв химического вещества. Я получил ожог слизистой и лишился возможности иметь детей.

Слезы Агнеты просохли, и она рассмеялась с облегчением:

– Какая ерунда! Мне не нужны дети, никогда их не любила.

Матиас, готовившийся продолжить, осекся и внимательно посмотрел в лицо, казавшееся таким милым. Где же он ошибся?

– Дело не только в этом. Я не могу функционировать… ну… как мужчина.

– Ты импотент? – разочарованно протянула Агнета. Да, жаль. Действительно жаль. Такой выгодный экземпляр. Но что делать, в жизни все гладко не бывает. Она пожала плечами.

– Хорошо, что ты об этом сказал, я ценю откровенность. Тогда я просто заведу любовника, и все. Я не буду тебя ранить подробностями, конечно. Все будет очень цивилизованно.

– Конечно, это твое право, – спокойно и даже отрешенно кивнул Матиас. Он подошел к небольшому кухонному гарнитуру, который смастерил сам для будущей хозяйки его маленького домика. Открыл навесной ящик и достал оттуда аккуратно сложенную бумагу.

– Вот, это документы на дом. Я оформил его на тебя, хотел подарить на свадьбу. Он твой. Ты можешь приводить сюда любовника, но я надеюсь, что ты сможешь осуществить свою мечту и все-таки выйдешь замуж.

Он подошел к Агнете, взял ее за плечи и поцеловал в обе щеки. Затем направился к двери. Агнета опомнилась.

– Ты куда?

– Я ухожу, прости.

– Но почему? Эта твоя проблема вовсе не так страшна, как ты представляешь…

– Нет, не в ней дело. Прости.

Когда за Матиасом закрылась дверь, ошарашенная Агнета посмотрела на бумагу, которую он ей вручил. Прочитать ничего не удалось, глаза застлали слезы злости. Почему? С какой стати это всегда происходит с ней? Ради всего святого – отчего мужчины неизбежно ее бросают? Ведь она может украсить собой любой салон, какой угодно праздник. Она красива, умна, умеет вести себя в обществе. Что им еще надо?

Она села на диван и вытерла слезы. Хотя бы из этой связи удалось выйти без потерь. Но все равно безумно жаль. Титул баронессы очень бы ей пошел.

Итак, жалкий домишко она продаст, какие-никакие деньги. Речи и быть не могло о том, чтобы оставаться в этой дыре. Она тут меньше суток, а уже сходит с ума.

Решено, она продаст эту развалюху и уедет. Куда? Домой возвращаться нельзя. Сестры ее просто заклюют. Пожалуй, она напишет им письмо, что уезжает куда-нибудь в Новую Зеландию. Домой напишет, что они с мужем решили начать новую жизнь на другом конце света. Наврет что-нибудь про огромное фамильное поместье, которое нуждается в хозяйке. А сама уедет в другую страну и снова даст объявление в газете. Должно же ей когда-нибудь повезти?

Моника и Алиса

– Вот так, милая, ты отлично смешала муку с сахаром. Теперь сюда надо добавить немного соды и погасить ее уксусом, хочешь, я покажу тебе фокус?

– Фокус! – Счастливая мордашка Алисы, вся в муке, озарилась улыбкой. В последнее время Моника искала и находила позитив повсюду. Да, ее дочь никогда не сможет состояться в жизни, но зато она на долгие годы останется просто ее дочерью, ее маленькой девочкой, любящей беззаветно и безоглядно и не подвергающей родительский авторитет сомнению. Если мамочка говорит, что сейчас покажет фокус, значит, она его покажет.

Моника зачерпнула четверть чайной ложки соды и залила ее уксусом. Жидкость вспенилась и зашипела. Алиса пришла в неописуемый восторг.

– Еще хочу! Еще, мама, пожалуйста!

Моника вылила жидкость в сухую смесь, добавила туда заранее подготовленные яйца и потянулась за сметаной.

– Милая, не сейчас, мы должны приготовить тесто и дать ему немного настояться. После этого испечем пирог. Ты пока должна перебрать ягоды.

– Хочу еще фокус, – закапризничала Алиса.

– Нет, нам нужно испечь пирог, для этого ты должна помочь мне с начинкой.

– Фокус, фокус! – затопала ногами Алиса.

– Прекрати! – Моника начинала злиться. Очередная ее идея обеспечить хоть какое-то будущее дочери оборачивалась полным фиаско. Нет, девочка никогда не сможет сама работать, даже в пекарне.

Булочная все больше беспокоила Монику. Ее нельзя было оставлять без присмотра. Оборудование нуждается в работе, а старое помещение – в запахе свежей сдобы, иначе его захватит плесень.

Последние несколько дней Иванна почти не выходила из больницы. Старый доктор и уставшая медсестра смирились и поставили ей раскладушку рядом с кроватью Ивана. Она вышла только несколько раз, обмотавшись шарфом до глаз и избегая людей на улице, чтобы приготовить любимые блюда Ивана. Затем, осторожно держа в руках горячее варево, она возвращалась назад, осторожно кормила его с ложечки и больше никуда не отлучалась.

Эльза пропала бесследно, девушку объявили в розыск. Кто-то убил Антонио, забил до смерти. Даже Моника не смогла придать ему достойный вид на смертном одре. Честно говоря, и не очень хотела. Антонио всегда был омерзителен. Она даже не стала вести с ним никаких диалогов (теперь каждый вечер они с Карлом проводили за бокалом вина и долгими беседами). Просто обмыла и выделила место за оградой кладбища, сославшись на то, что два оставшихся уже были забронированы другими людьми. Ожидаемо на его похороны никто не пришел. В последний момент Моника дрогнула и позвала портовых грузчиков. Они помогли дотащить гроб до могилы, а затем обещали выпить по кружке пива за упокой.

Дожди шли чередой, циклично, с ожесточенным упорством. У солнца не было ни малейшего шанса.

Карл все чаще задерживался на работе и очень беспокойно спал – постоянно просыпался, бродил среди ночи по дому, жаловался на головную боль и давление. Теперь, когда булочная закрылась, он наконец-то сможет похудеть. Дома Моника старалась радовать его вкусной, но полезной едой.

Вот и сегодня задумала пирог с минимальным количеством сахара и масла, привлекла Алису, стараясь увлечь ее новым делом, но ничего не получилось. И хотя Моника рассердилась, она не чувствовала настоящего гнева, скорее жалость к дочери.

Сейчас все пойдет по привычному сценарию – они поссорятся, она отправит дочь в свою комнату и закончит пирог в полном молчании. Он получится горьким на вкус, они съедят по кусочку, а все остальное отправится в мусорку. Моника верила, что еда должна готовиться с любовью. Сегодняшний пирог был обречен.

Накуксившаяся Алиса вышла из кухни, сверкнув желто-голубым нарядом Белоснежки (на этой неделе она была героиней мультфильма), и сердито затопала вверх по ступеням. Моника посмотрела на кусок теста. Обычное месиво из копеечных продуктов. Шаги стихли, наверняка дочь зашла в свою комнату и плачет в уголке. Зачем она ее воспитывает? К чему? Ведь все равно ее воспитание не дает никаких результатов. Алиса не станет лучше, послушнее, умнее. У Карла, который разрешает девочке все на свете и просто любит ее, получается справляться с ней гораздо лучше.

Раздосадованно вымыв руки и стерев приставшие куски теста идеально белым кухонным полотенцем, Моника вышла из кухни. Быстро поднялась по ступенькам и направилась в комнату дочери. Она угадала – Алиса забилась в домик, который соорудил ей Карл с помощью старого стола и двух пледов, и тихонько плакала.

– Милая, иди сюда, – позвала Моника.

– Не хочу, – буркнула Алиса и еще глубже забилась в угол.

– Милая, прости меня, – неуверенно сказала Моника.

Рыдания оборвались. Алиса подняла заплаканную мордашку и уставилась на мать. В наивных круглых глазах мелькнул след недоумения.

– Я была не права, – эта фраза прозвучала тверже и уверенней. – Да, не права. Я понимаю, как тебе хотелось увидеть фокус. Ты ведь никогда в жизни такого не видела, правда?

– Правда, – кивнула Алиса. – Я очень хотела посмотреть.

– Пойдем со мной, я дам тебе соду, уксус, и ты сможешь сделать этот фокус сама, а вечером покажешь папе.

Алиса просияла. Удивительная способность в одно мгновение переходить от слез к радости.

– Честно-честно? – на всякий случай решила удостовериться она. Маму ей никогда не удавалось чувствовать так хорошо, как отца.

– Честно-честно. – Моника протянула дочери руку. Та вцепилась в нее и неловко вылезла из домика, по пути задев стол головой и больно ударившись. Девочка снова нахмурилась, собравшись разрыдаться.

– Давай поцелую, – слова вырвались откуда-то из глубины, из детства, когда ее доченька была еще такой, как все. – Где болит?

– Вот здесь. – Алиса ткнула пальцем в макушку.

Моника прижалась к светлой голове губами и прошептала сквозь легкий пушок: – У собачки заболи, у кошечки заболи, а у Алисы не боли. Так лучше?

– Да! – Алиса снова сияла, как маленькое солнце.

– Пойдем, милая. – Моника обняла дочь за плечи, а та неуверенно прижалась к ней. Что-то странное происходило. Обычно мать была не очень щедра на ласки, а сегодня вела себя как папа.

Через несколько минут они снова были в кухне, и Моника принялась объяснять Алисе, как делать фокус. Выделила ей маленькую ложку, глубокую тарелку, пачку соды и отлила уксус в небольшую чашку (Алиса была способна расплескать всю бутылку). Фокус получился у нее с третьего раза, и она пришла в такой восторг, что Моника готова была сожрать себя с потрохами, из-за того что чуть не лишила дочь такой простой радости.

Погашенная сода шипела, Алиса радостно смеялась, повторяя трюк раз за разом. Остановилась только тогда, когда услышала звук поворачивающегося ключа в замке. Громко топая, она бросилась навстречу обожаемому отцу. Через несколько мгновений из прихожей донеслись ее вопли, она просила отца немедленно пройти с ней на кухню и посмотреть на ее фокус. Карл повиновался, как обычно.

Зайдя на кухню и поцеловав Монику, он с преувеличенным вниманием уставился на то, что делала дочь.

Алиса с нескрываемой гордостью взяла ложку, набрала туда соды (Моника автоматически отметила, что в этот раз ей удалось зачерпнуть необходимое количество) и аккуратно, не расплескав ни одной капли, налила в ложку уксус. Белая шапка зашипела и перелилась через край.

– Ничего себе, – с восторгом захлопал в ладоши Карл, – как тебе это удалось?

– Это секрет! – напустив на себя важный вид, ответила Алиса. – Правда, мама?

– Конечно, милая, – кивнула Моника и обратилась к мужу: – Где ты видел фокусников, которые рассказывают публике свои секреты?

– И правда. Эх, а мне бы хотелось тоже такому научиться!

– Я тебя научу, папочка, – запрыгала от восторга Алиса.

Пока Карл с дочкой погрузились в тонкую науку гашения соды, Моника быстро собрала на стол. Сегодня она подавала грибной суп и фаршированную курицу. Немного поразмыслив, не стала добавлять в суп сливки. Курицу фаршировала овощами. Так Карл сможет есть вкусную еду без ущерба для здоровья. Ей не хотелось ущемлять мужа ни в чем и превращать его в жизнь в пресный кошмар.

Полностью погрузившись в собственные мысли, она точными, как швейцарские железные дороги, жестами накрыла на стол, зажгла свечи и позвала семью ужинать. Сегодня в столовой царило радостное оживление. Алиса не капризничала, увлеченно слушая отца, который пытался ей объяснить, почему сода так реагирует на уксус. Монике показалось, что в столовой душно. Она открыла ставни и отодвинула в стороны занавески, впуская в дом холодный свежий воздух и кваканье лягушек.

Алиса съела весь суп и курицу без лишних слов, после чего с загадочным видом удалилась на кухню.

– Надо же, такая простая вещь, а каков результат! Ты не поверишь, но она была занята сегодня больше получаса. – Лицо Моники разрумянилось от свежего воздуха и красного вина, которое Карл купил к ужину.

– Не может быть, – поразился муж. – Доктор говорил, она не может концентрироваться дольше десяти минут!

– Представь себе! – Моника и сама была в восторге от такого достижения дочери. – Пирог она печь со мной не захотела, но, может, у меня получится увлечь ее глазировкой или украшением выпечки?

– Было бы прекрасно, милая. – Лицо Карла потухло, как накрытый ладонью светлячок.

– Как дела? – после минутной паузы спросила жена. Оба понимали, что стоит за простым вопросом.

– Никак. Все ходят, спрашивают, ищут виноватых. Матиас уволился сегодня, передал заявление через Андерса. Люди бегут. Я их понимаю.

– А ты?

– Что – я?

– А тебе вопросы задают?

– Конечно. Их интересует, почему я заснул на работе.

– И почему?

Карл промолчал. Жена и так обо всем догадалась, вначале осудив, но потом все равно встав на его сторону. Однако выливать на нее всю информацию было нельзя. Во-первых, она сама окажется вовлеченной в это дело. Во-вторых, если ее поймают, то ей ничего не стоит назвать имена всех причастных, чтобы вывести из-под удара мужа. Поэтому от упоминаний об Эльзе лучше воздержаться.

– Потому что у меня больной ребенок и ночь накануне была бессонной, – мрачно пояснил Карл, вторую минуту подряд размешивая сахар в чашке.

– Хорошо, – кивнула Моника.

Какое-то время они сидели молча, Моника бросила взгляд на тяжелые бронзовые часы на каминной полке и внезапно осознала, что Алиса отсутствует уже дольше десяти минут и из кухни не доносится никаких звуков. Моника вскочила со стула и кинулась в кухню. Если дочь молчала, можно было ожидать самое страшное!

– Ты куда? – удивился Карл.

– Алиса! Там же уксус, скорее! – на бегу пояснила она.

Карл, вновь опрокинув уже новый тяжелый стул, бросился за женой, неловкая заминка в дверном проходе, и они одновременно ступили в небольшую кухню.

Алиса сосредоточенно перемешивала ягоды с сахаром. Моника совсем о них забыла, выкинула тесто, когда пошла извиняться перед дочерью, и рассталась с мыслью о пироге.

Медленно, аккуратно насыпая сахар чайной ложечкой в миску, Алиса мешала ягоды прямо с веточками.

Моника почувствовала, что сейчас разрыдается, отвернулась к окну и закусила губу.

– Мама, я уже почти закончила! – просияла Алиса, гордая выполненной работой. – Когда будем печь пирог?

Карл обнял жену за плечи, и та уткнулась лицом в его рубашку, чтобы дочь не видела слез.