Текст книги "Танго смертельной любви"

Иванна

Больница в этом городе была рудиментом – здесь никто не болел и не ходил к врачам. Стоило проявиться первым признакам заболевания, как больной шел к Монике, чтобы обо всем договориться. Мест на городском кладбище не хватало, мэр все обещал построить новое, но его постоянно что-то отвлекало. Кладбищенские места были раритетом, большой удачей. Для каждого жителя города похороны на старом погосте были самым значимым событием после рождения.

Тем не менее больницу не закрывали. По определенным судебным правилам и процедурам, заключенным должна была предоставляться медицинская помощь, пускай та и была чисто номинальной.

Иванна никогда не бывала в сером низком здании, здорово смахивающем на холодный и бездушный самолетный ангар. Низкое, длинное здание, с окнами в рассохшихся рамах, которые зачем-то одели в решетки. Брать там было нечего. Аспирин да пара обезболивающих средств.

Иванна обошла здание по периметру. Вчера сюда привезли Ивана. Водитель опоздавшей к нужному времени машины «Скорой помощи», по совместительству врач, не знал, что с ним делать.

– Туберкулез. – Он пожал плечами в ответ на немой вопрос Иванны. – Забираем в лазарет.

Кряхтя, он погрузил Ивана на носилки и с помощью уставшей медсестры с лицом землистого цвета загрузил их в больничную машину. Она была древней и не менее уставшей. Темно-зеленого цвета, с облупившимся красным крестом на боку. Иванна долго смотрела ей вслед, а затем побрела домой. Туфли она сняла прямо на улице – отвыкла от каблуков. В платье было жарко, поэтому она была рада дождю, снова хлынувшему из небесной пасти. Влага холодила ступни, успокаивала сердцебиение.

Неожиданно для нее самой никаких мыслей и эмоций у нее не возникало. Ни отчаяния, ни жалости, ни раскаяния. Только решимость и определенность. В отличие от врача она знала, что делать.

Придя домой, сразу же сняла платье и сложила его в чемодан, аккуратно перестелив папирусной бумагой. Пожалуй, действительно распорядится, чтобы ее похоронили вместе с чемоданом. Никому эти шмотки, кроме нее самой, не нужны, после ее смерти их просто выбросят на помойку. К тому же ей всегда была близка традиция фараонов – вместе с собой забирать все свое самое лучшее на тот свет.

Она переоделась в выцветшую юбку и растянутую кофту. Волосы не стала собирать, как и снимать макияж. Следовало признаться – Моника проделала отличную работу, и старухе чрезвычайно нравилось собственное отражение в зеркале. Гремя старыми, но безумно удобными башмаками, она направилась к выходу из квартиры. Придется снова побеспокоить Монику, но ничего. В этом городе люди даже рады беспокойству, единственному свидетельству, что они все еще живы.

Пройдя несколько сотен метров по улице, чьи грани размыл вечный серый дождь, Иванна даже приободрилась. Вернулось давно забытое чувство действия. Все-таки предпринимать что-либо гораздо лучше, чем ждать. Даже самое печальное движение менее жестоко, чем бесконечное ожидание.

Возле бюро Моники царило оживление – такси и старый микроавтобус привезли немногочисленных желающих проститься с мистером Смитом. Два дюжих молодчика, возможно сыновья налоговика, выносили из дверей самый дорогой гроб из коллекции Моники. Он выглядел нелепо и чужеродно в этом мареве – блестящий, с золотыми элементами, упоительно новенький и даже с налетом роскоши. Иванне он очень понравился. Пожалуй, она тоже такой закажет.

Печальная процессия людей с равнодушными лицами выдвинулась в путь. Решили идти пешком – погост находился в двух кварталах от дома начальника тюрьмы. Дверь мастерской за ними захлопнулась, и Иванна поспешила к ней. На требовательный стук появилась Моника.

– Иванна! Какой сюрприз. Я думала, ты…

Не говоря ни слова, Иванна зашла в мастерскую и ткнула землистым пальцем куда-то себе за спину.

– Мистер Смит? Да, отправился в последний путь, – спокойно констатировала Моника. Что-то в ней изменилось. Исчезла аскетичность, роскошные русые волосы, словно шелковая сорочка, облегали плечи. Пуговицы на строгом черном платье расстегнуты, обнажая меловую белизну тонкой шеи с виднеющимися на ней голубыми прожилками.

Но Иванне некогда было размышлять о внешности Моники. Она залезла в глубокий карман старой юбки и извлекла несколько потрепанных документов. Решительно прошла к бюро, стоящему в углу помещения, села на стул, вытащила из стоящей на столешнице стопки чистых листов один, взяла ручку и принялась писать.

Моника с интересом наблюдала за старой женщиной. Та выглядела как человек, внезапно обнаруживший для себя смысл жизни. Такие бросают все и идут вперед без оглядки. Моника присела на край цинкового стола. Впервые за долгое время она надеялась, что сегодня клиентов не будет. Задумала испечь пирог с лесными ягодами и замариновать мясо к возвращению Карла. Пожалуй, Алисе она может поручить сделать начинку из ягод. Интересно, почему она раньше не додумалась привлекать дочь к простым действиям? Карл прав, девочка растет совершенно беспомощной. Да, она никогда не совершит прорыв в науке и даже вряд ли выйдет замуж, но ведь начинку для пирога она сделать может. Нужно просто дать ей ягоды, поручить их перебрать, а затем смешать с сахаром. Главное – пояснить всю важность этого действия. Алиса обожала быть важной. Может, стоит попросить Иванну, чтобы она пристроила ее к какой-нибудь элементарной работе в булочной? Они даже смогут заплатить за это.

Погруженная в собственные мысли, Моника пропустила момент, когда Иванна закончила писать. Та подняла лист, по старой привычке подула на него, чтобы высушить чернила. Еще раз перечитала и осталась довольна. Она встала и подошла к Монике, вручила ей лист. Та прочитала написанное. Иванна передавала ей булочную и свою крошечную квартирку в тупике. После ее смерти Моника станет владелицей весомого, по рамкам серого города, имущества. Взамен…

– Ты хочешь место на старом кладбище и гроб как у мистера Смита?

Иванна кивнула.

Моника не стала спорить и задавать вопросы. Встав, она протянула старой женщине изящную белую руку.

– Я все сделаю, Иванна. Можешь не сомневаться.

Иванна и не сомневалась. Кивнув, не прощаясь, она вышла из мастерской. Теперь самое главное.

Путь к серой больнице не отнял много времени, она находилась с другой стороны погоста. Иванна решила пройти через кладбище и даже невольно залюбовалась открывшейся картиной.

Это было единственное место в городе, где царили разнообразные оттенки. Светло-коричневые, бежевые, терракотовые и даже черные памятники, отсвечивающие металлическим блеском, казались нарядными и торжественными. Дождь их щадил, влага не накапливалась в резных крыльях ангелов (самое популярное надгробие в сером городе), в складках мантии многочисленных дев Марий, установленных на могилах особо благочестивых старушек и даже качелей маленькой девочки, веревки которой держал Иисус (мэр не поскупился на памятник дочери). Влага тут же испарялась, не оставляя и следа на камне.

Иванна замедлила шаг, читая банальные надписи. Прогулка неожиданно начала приносить удовольствие. Но когда она увидела землистое здание больницы, виднеющееся за надгробиями, ускорила шаг. До долгожданного счастья оставалось совсем чуть-чуть.

Казалось, что в больнице никого не было, из открытых окон не раздавалось ни звука. Иванна с трудом открыла тяжелую металлическую дверь и сразу очутилась в больничном коридоре. Справа от входа располагалась небольшая стеклянная комнатка, в которой по задумке строителей должна была сидеть дежурная медсестра. Но, судя по облупившейся краске и паутине в углах каптерки, помещение давно было заброшено.

Внутри больницы преобладал наводящий жуткую тоску коричневый цвет. Рыжие деревянные полы, коричневые глянцевые стены были выкрашены лишь до половины, дальше шла побелка. Должно быть, очень печально умирать в таком месте в одиночестве.

Ближайшая к ней дверь распахнулась, из палаты вышла медсестра с усталым лицом, в руках у нее был лоток, на котором лежал пустой шприц.

– К нему нельзя, – ровным безразличным тоном сказала она.

Иванна кивнула и ткнула пальцем в область сердца.

– Сердечко болит? – неожиданно землистое лицо медсестры прорезала добрая улыбка, похожая на первый плод, появившийся из завязи молодого дерева.

Иванна снова кивнула.

– Сейчас давление померяем, только отнесу вот это. – Она указала подбородком на шприц. – Ты присядь, милая, я сейчас.

Медсестра скрылась за углом, а Иванна открыла дверь, из которой та вышла, и зашла в палату.

Голова Ивана утопала в слишком большой и мягкой подушке. Одеяло, которое ему заботливо подоткнули под обтянутое морщинистой кожей худое тело, обворачивало и скрывало его, как кокон.

Он медленно повернул голову и уставился на Иванну. Янтарные глаза зажглись, сухие губы растянулись в улыбке. Но тут же взгляд погас.

– Тебе сюда нельзя, – проскрипел Иван. Голос окончательно утратил звонкость.

Иванна молча подошла к нему, откинула одеяло и легла рядом, крепко его обняв.

– Уходи, – снова хрипло потребовал он. – Я заразный.

– Я знаю. – Иванна положила руку ему на губы и легонько нажала, чтобы заставить его замолчать. За дверью послышались шаги. Наверняка медсестра ее разыскивала.

Тело Ивана содрогнулось, он пытался удержать рвущийся наружу кашель. Откинув руку Иванны, закрыл рот. Глаза кричали, приказывали, молили. Он хотел, чтобы она убралась, бежала от него, спасалась. Иван зашелся в приступе кашля, тонкие пожелтевшие пальцы не могли сдержать мокроты. Иванна спокойно смотрела на него. Когда приступ миновал, он сделал судорожный вдох, болезненный свист прорезал воздух.

– Тебе надо жить, – жалобным скрипом сломанного механизма попробовал настоять он.

– Зачем?

В тот момент, когда медсестра открыла дверь, Иванна прижалась к Ивану всем телом и крепко поцеловала.

Эльза и Коротышка

Эльза пришла в себя от звука его стонов. Энергично потерла лицо руками и распустила волосы – кровь прилила к голове, на несколько секунд она ощутила блаженство. Затем вскочила и бросилась вниз.

Коротышка горел огнем, ногу раздуло, воспаление поднималось все выше. Где же эта чертова Мария? Неужели решила его сдать?

– Что, милый? Что? – Она промокнула его лоб мокрой тряпкой, так и оставшейся лежать в медном тазу.

– Помоги мне. – Губы рассохлись и потрескались до крови. – Дай лекарство.

– Лекарств нет, Мария принесет. Я сейчас заварю тебе травы.

– Не надо травы, сделай что-нибудь! – взмолился Коротышка. Никогда в жизни ему еще не было так плохо.

Эльза опустилась на колени и размотала повязку. Не смогла удержать невольную дрожь – нога была черной до паха, гнойные язвы по всей поверхности.

– Только ампутация, – произнесла она.

– Нет! – Коротышка замотал головой. – Нет, что угодно, только не это. Я не могу остаться некрасивым.

– А мертвым ты можешь остаться? – не выдержав, заорала Эльза. – Ну какой же ты идиот! Да потом тебе сделают такую ногу, что ее не отличишь от настоящей.

– Нет, нет, нет. – Из глаз полились слезы, он мотал головой как сумасшедший.

Истерику прервал стук в дверь. Оба замерли.

– Это Мария, – донеслось из-за двери.

Эльза легко вскочила на ноги и метнулась в сторону подвала, на пути выключив чайник. Развернулась, чтобы посмотреть на Коротышку, тот утирал слезы и не заметил ее палец, поднесенный к губам.

Едва Эльза успела спуститься вниз, как дверь приотворилась и в комнату ввалилась Мария. Девушка приложила все усилия, чтобы выглядеть привлекательно – светлое легкое платье ниже колен, бусы, туфли на плоской подошве, переливающиеся дешевыми блестками. Даже распустила волосы и подвела глаза. Она очень переживала, как Коротышка отреагирует на такой наряд, не сочтет ли ее глупой и смешной, но, увидев его лицо, напрочь забыла обо всех своих тревогах.

– Вы в порядке? – вместо приветствия выпалила она, глядя на рыдающего мужчину. Слезы поразительным образом делали его еще красивее.

– Подойди, – тихо произнес он.

– Я… я принесла лекарства. – Мария положила бумажный пакет на кухонную поверхность, не решаясь подойти к Коротышке.

– Пожалуйста, подойди, я не причиню вреда, – тихо и проникновенно попросил Коротышка.

Дождь стих, идеальная тишина дома создавала прекрасную акустику. В подвале Эльза слышала каждый их шепот. А Альберт с интересом за ней наблюдал.

Мария сделала шаг к Коротышке, тот протянул ей руку.

– Спаси меня.

– Я принесла лекарства…

– При чем тут лекарства, спаси меня от этой психопатки, я тебя умоляю, – горячо зашептал Коротышка, не подозревая, что каждое его слово, подобно расплавленному олову, капает на сердце Эльзы. Но та никогда не показывала своей боли. Подобравшись, как кошка перед прыжком, она сделала несколько шагов к двери, чтобы удостовериться в том, что ее слух ей не изменяет.

– О чем вы? Какой психопатки? – искренне удивилась Мария.

– Она хочет отпилить мне ногу! – в отчаянии зашептал Коротышка.

– Что? – Мария с тревогой посмотрела в идеально красивое лицо. Щетина отросла за несколько дней, придавая мужественности прекрасному Давиду. Белые зубы, глубокие глаза и запах. Этот аромат настолько кружил голову, что она готова была следовать за ним на край света. Мария вдруг почувствовала тяжесть внизу живота. Нет, это была не боль, а иное, необычное, чувство. – У вас жар, выпейте лекарство, – робко предложила она.

Она сделала попытку отойти, но Коротышка изловчился и схватил ее за руку, резко притянув к себе. Мария неловко плюхнулась на колени, он прижал ее к своему телу, приблизил лицо к себе и шептал из губ в губы:

– Эльза. Это она все придумала. Этот наркотик, схемы, она очень, очень умная. Гениальная. Только сердца у нее нет. А я ее любил. Мы начиная с детства всегда были вместе, поэтому я захотел ее спасти и пошел в тюрьму вместо нее. Она помогла мне убежать, но во время побега я сломал ногу. Сейчас по ней пошло заражение, и Эльза хочет ее отпилить.

Из бурного потока горячечного бреда Мария смогла лишь распознать имя Эльзы.

– Эльза? – повторила она. – Вы с Эльзой?

Отворись бы сейчас дверь и явись ей на пороге горящий куст вкупе с пророческим голосом, они бы вряд ли смогли ее удивить больше.

– Да, пожалуйста, не дай ей этого сделать! Она уже убила Патрика! – давясь слезами, повысил голос Коротышка.

– Патрика? – Мария окончательно было сбита с толку.

– Да, нашу собаку. Она его забальзамировала и превратила в чучело! И со мной сделает то же самое!

– Чучело? – тупо переспросила Мария. Слишком много информации и событий.

– Увези меня отсюда, и я всю жизнь буду с тобой, – продолжал давить Коротышка. – Я клянусь. Мы уедем на мой остров! Ты знаешь, что у меня есть собственный остров?

– Нет, – прошептала шокированная Мария. Этот самый красивый в мире мужчина предлагает ей уехать с ним на какой-то райский остров и быть всю жизнь вместе? Она даже приложила руку к собственному лбу, чтобы проверить, не снится ли ей все это.

– Он есть. И свой самолет тоже, – тоном змея искусителя продолжал он. – Мы будем вместе всю жизнь, но только ты должна спасти меня, прошу тебя.

Альберт наблюдал за лицом Эльзы. Сквозь приоткрытую дверь на него падал тусклый свет, сзади девушку подсвечивало крошечное окошко, выходившее в лес. В призрачных сумерках ее боль выкристаллизовалась и стала Абсолютом. Должно быть, так чувствовала себя мать, когда ее родного сына прибили к деревянному кресту. Полный внутренний разрыв. Борьба между желанием действовать немедленно, чтобы избавить его от этой боли, и смирением перед лицом божественной воли. Лицо Эльзы было совершенно.

В наступившей тишине раздался звук поцелуя.

– Тебе будет хорошо со мной, – эту фразу четко расслышал даже Альберт, она вывела его из ступора. Эльза не двигалась с места, обернувшись соляным столбом.

– Я не знаю, как тебе помочь. – Голова Марии кружилась, поцелуй жег губы, словно свежая татуировка.

– Пригони машину, сюда же наверняка можно попасть на авто? – Коротышка уже все обдумал.

– Нет, сюда нет, тут есть дорога, но она в паре километров, а вокруг только лес.

– Пригони машину максимально близко и помоги мне дойти.

– Вы не сможете доскакать на одной ноге, – засомневалась Мария.

– Во дворе есть строительная тачка, я сяду в нее, а ты меня довезешь. – У него уже было решение.

– Но я не смогу, вы слишком тяжелый! – резонно возразила девушка.

Коротышка почувствовал раздражение. Эльза была ниже и мельче Марии в два раза, но ей удалось довезти его до дома. Почему же эта неудачница не может сделать то же самое? Но раздражение быстро уступило место страху. Эльза действительно была не такой, как все, и была способна на многое. Не только спасти его, но и спокойно отпилить ногу, преследуя собственные цели.

– Найди мне костыли, и я дойду сам, – попросил Коротышка.

– Костыли? Я не представляю, где они могут быть в нашем городе.

Коротышка еле сдержался, чтобы не наорать на глупую бабу. Как она вообще живет в этом мире? На каждую проблему находит еще пять.

– Спроси в аптеке или в больнице, – медленно и доходчиво попросил он.

– Хорошо, – кивнула Мария. – А потом? Куда потом? Вас же ищут.

– Нам надо добраться до порта, там меня будет ждать яхта, и мы уплывем, прямо на наш остров. Капитан уже обо всем договорился в порту.

Мария заколебалась. Вся непростая борьба двух чувств – страха и соблазна – выпукло отображалась под амальгамой ее внутреннего зеркала.

– А вы меня не обманете? – засомневалась она.

Именно эта фраза привела Эльзу в чувство. Надо же, она и подумать не могла, что Мария такая идиотка. Можно подумать, если он ей сейчас скажет «нет, не обману», он ей не со-врет! Она закусила губу, чтобы не рассмеяться. Все происходящее напоминало какой-то дикий фарс. Коротышка мог быть уверен, что просто так она это ему с рук не спустит. Что за непонятное желание действовать самостоятельно? Еще и так топорно.

– Нет, не обману, – твердо ответил Коротышка.

Теперь звук поцелуев затянулся. За ним послышались другие шорохи, явственно намекавшие на то, что Коротышка решил сделать все возможное, чтобы убедить Марию в серьезности своих намерений. Эльза замерла, не в силах поверить в происходящее. То, что делал Коротышка, никак не желало вписываться в ее картину мира. Измена? В нескольких метрах от нее? Стремление обмануть ценой собственной жизни? Полное непонимание того, что он сам роет себе могилу?

– Закрой дверь, – прошептал сквозь маленькую прорезь в скотче Альберт. Видеть боль на ее лице было в высшей степени невыносимо. Слишком много для одной женщины.

Сам же он не чувствовал ничего. Мария была хорошей девушкой, и только, но вовсе не похожей на тот идеал, который он себе вообразил. Точнее, его идеала вообще не существовало в реальной жизни, разве что в книгах. Были просто женщины, стоящие на разной ступени развития. Например, девушка, находившаяся сейчас рядом с ним, была способна мыслить и чувствовать на гораздо более высоком уровне, чем эта тюремная инфузория туфелька. Отчего ее боль и страдание были глубже, чем те, которые будет испытывать Мария, когда эта нелепая история закончится. А в том, что она не продлится долго, Альберт был уверен.

Все закончилось спустя двадцать минут. Эльза сидела не шелохнувшись, глядя на ведро. В уме всплыло знакомое – девяносто семь процентов воды, мочевина, мочевая и гипюровая кислота, креатинин, ксантин, уробилин, индикан и соли – хлориды, сульфаты и фосфаты. Концентрат в сочетании с белым порошком даст смертельный эффект.

Когда за Марией захлопнулась дверь, она поднялась и твердым шагом пошла по настилу вверх.

– Эльза, – позвал Альберт.

– Что?

– Принеси мне холст и краску и развяжи руки.

– Может, сразу телефон? – равнодушно поинтересовалась она.

– Нет, – покачал головой Альберт, – я не собираюсь никуда бежать. Просто сделай для меня самую малость. Привяжи меня за ногу. Но мне нужно написать эту картину.

– Картину? – Эльза обернулась. Она еще не вернулась в реальный мир, поэтому слова художника, такие простые и приземленные, оказали сокрушительный эффект. – Действительно? Ты сидишь в подвале в плену у психопатки, твоя девушка изменила тебе с преступником практически у тебя на глазах, а все, что тебя волнует, – это картина?

– Я художник, Эльза, это моя жизнь. Принеси холст и краски, – спокойно пожал плечами Альберт. Он был уверен, что она понимает, о чем он говорит.

Эльза кивнула. Медленно выйдя из подвала, она пристально посмотрела на Коротышку.

– Что? – Тот даже не пытался оправдаться, это было бессмысленно. Эльза видела его насквозь.

– Ничего, – равнодушно ответила та.

– Она принесет костыли и пригонит машину, так ты сможешь довезти меня до яхты. Мне нужно было быть убедительным, – зачем-то пояснил он, зная, что она не поверит ни единому слову.

Эльза кивнула:

– Извини, мне надо в туалет.

– Эльза, я… Да она даже рядом с тобой не стояла.

Эльза снова молча кивнула и направилась к лестнице. По пути бросила взгляд на Коротышку. Разгоряченный, он откинул плед и был полностью обнажен. Чернота ноги контрастировала с белизной тела. На лице уже появилась печать. Та самая.

Эльза медленно, словно на гильотину, поднялась на второй этаж. Достала из мусорника маленькую стеклянную бутылочку из-под аспирина, которую выбросила туда утром. Порошок был с собой, в кармане рабочей робы Альберта. Немного поколебавшись, высыпала его весь в бутылочку и направилась к унитазу. Спустя минуту раствор был готов.

Она вернулась к Коротышке и принялась хлопотать на кухне. Тот внимательно наблюдал за ней.

– Ты злишься?

– Нет, что ты. Я даже горжусь тобой. Так ловко все провел.

– Ты злишься. – Он откинулся на подушку.

– Сейчас не время злиться. Поговорим, когда все будет хорошо. Выпей жаропонижающее, ты должен быть в форме, когда она придет.

– А что мы с ней потом будем делать? Она кажется хорошей девушкой.

– Она и есть хорошая девушка.

– Ты не понимаешь, о чем я?

– Нет.

– Ну как же. Вот она придет, принесет костыли, повезет меня на яхту, и что? Я же не могу взять ее с собой, а потом выбросить за борт.

– Не беспокойся, я обо всем позабочусь. – Эльза поднесла к его губам уродливую чашку. – Выпей.

Коротышка сделал глоток и поморщился:

– Какой странный привкус, что это?

– Жаропонижающее и противовоспалительное, – устало пояснила Эльза и посмотрела ему в глаза.

– Гадость какая, я не хочу.

– Не начинай, у тебя нет выбора.

– Ты спасешь мою ногу?

Эльза кивнула.

– Нет, пообещай! Скажи: «Я спасу твою ногу»!

– Выпей.

– Эльза, пожалуйста!

– Выпей. Все обещания после.

Коротышка глубоко вздохнул, поднял глаза на Эльзу, та выдержала взгляд. В несколько глубоких глотков он допил лекарство.

– Вот теперь я точно помогу тебе. – Эльза отпустила его голову и поцеловала в лоб.

– Хорошо. – Коротышка снова откинулся назад. – Поменяй мне повязку.

– Нет смысла, ты будешь идти по лесу, все изорвется. Лучше сберечь бинты на будущее. Слушай меня внимательно. Мария скоро вернется, ты пойдешь с ней, доберешься до машины, попросишь дождаться сумерек и отвезти тебя в порт. Возле третьего причала стоит яхта, она там одна. Спросишь капитана и скажешь, что ты от Эльзы. Дальше он знает, что нужно делать.

– А ты?

– Я буду ждать тебя там. А о Марии я позабочусь. Не переживай, я не причиню ей вреда.

– Точно?

– Точно.

Слез не было. Эльза говорила чужим механическим голосом, повторяя фразы, которые уже успела прогнать у себя в голове тысячу раз.

Тщательно вымыв чашку, Эльза взяла чистое вафельное полотенце и начала ее вытирать.

– Я люблю тебя. И всегда любил только тебя, – тихо сказал Коротышка.

Уродливая чашка выскользнула из рук и наконец-то разбилась. Эльза не пошевелилась, лишь смотрела на него.

– И я тебя. Пожалуйста, не забывай об этом. Все, что я делаю, я делаю для тебя.

Она наклонилась, собрала осколки и выбросила их в мусорное ведро. Затем прошла в мастерскую, взяла холст и краски и отправилась в подвал. Альберт сидел, прислонившись к стеллажу и закрыв глаза. Эльза вспомнила, что он не ел уже больше суток. Щеки впали, черная щетина придавала лицу измученный вид. Легкий укол совести – он, как и Мария, тоже ни в чем не виноват. Но тут же одернула себя – значит, так нужно.

– Эй, я все принесла, – тихо сказала она.

Альберт открыл глаза. Печать боли осталась на лице девушки. Время еще долго не сможет ее стереть. Надо писать, сейчас.

– Ты сможешь мне позировать? – спокойно попросил он.

– С ума сошел? – равнодушно возразила Эльза.

– Нет, я серьезно.

– Ты правда думаешь, у меня нет других дел?

– Ты в курсе, сколько стоят мои картины?

– Конечно, у меня их шесть штук.

Альберт разглядывал девушку с неприкрытым удивлением.

– А твой друг? Что с ним?

– Он мне не друг.

– А кто?

– Мужчина всей моей жизни.

– Хорошо, что с ним?

– Он сейчас уйдет.

Эльза поднесла мольберт к художнику, взяла с полки моток белой веревки и начала привязывать его ноги.

– Прости, ничего личного.

– Я понял.

Она зафиксировала ноги и разрезала веревку на руках.

– Ты же не будешь вопить, когда твоя по-дружка вернется? – с подозрением спросила Эльза.

– Она не моя подружка.

– А кто? Любовь всей твоей жизни?

– Нет, просто знакомая.

– Заткнись, ради бога. Трахаешь ее, и просто знакомая.

– Хорошо, любовница.

– Мне неинтересно. Не вынуждай меня использовать скотч.

– Позируй мне.

– Вот еще.

Стук, шаги. Эльза замерла в тусклом луче света, падавшего из двери. Альберт схватил кисть. Пока наверху разворачивалось полотно драмы, он делал первые наброски своей картины.