Текст книги "Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919"

Союзники-оккупанты

В этой книге уже неоднократно затрагивались различные аспекты взаимоотношений Л.Ф. Бичерахова с представителями союзного командования. Этот пласт проблем настолько велик, что требует рассмотрения в отдельной главе. Особенно важно прояснить специфику отношений между Бичераховым и англичанами в сравнении с другими антибольшевистскими движениями, прежде всего добровольческим.

Развитие антибольшевистского движения на Юге России невозможно представить вне отношений участников этого движения с союзниками. Эволюция добровольческих структур, так же как и бичераховских, напрямую зависела от участия в их судьбе союзников. Их помощь была главным фактором, определяющим масштаб и возможности антибольшевистского движения. По справедливому замечанию генерала А.И. Деникина, «новые «варяги» – союзники – стали тем фундаментом, на котором строились политические комбинации и утопии, не раз совершенно противоречивые». «По всему Югу России шла спешная перемена «ориентаций», изменение программ и широкая дифференциация партий, групп, организаций…»⁷¹¹ Без преувеличения можно сказать, что позиция союзников определила судьбу Белого движения, его успехи и его конечный крах.

В судьбе героя этой книги отношения с союзными военными властями также сыграли роковую роль, хотя развивались совсем по иному сценарию, чем на белом Юге, Востоке или Севере. В начале этой книги была показана позиция союзных держав, оказавшихся перед фактом смены государственного строя в России, развала страны и началом гражданской войны в ней. По мере того как братоубийственная война в России разгоралась, определялись противоборствующие стороны, менялись и взгляды союзников на свое участие в русских делах.

Между тем и добровольцы, и Бичерахов понимали свои отношения с союзниками как продолжение военного сотрудничества в мировой войне. «Взаимные обязательства оставались непререкаемыми, война еще не окончена, и активная помощь армий несомненна», – писал генерал Деникин⁷¹². Но, пожалуй, только Бичерахов имел основания так считать – ведь в течение всего 1918 г. он оказывал британскому командованию реальную помощь, которую, согласно приведенному выше признанию генерала Денстервилля, получить англичанам больше было неоткуда.

Он пользовался английскими средствами еще до начала Гражданской войны и вполне справедливо понимал их не как вспомоществование на гражданское противостояние в счет довольно призрачных «союзнических обязательств» за вклад

России в победу в мировой войне. Английские деньги Бичерахов принимал как должное, как необходимую плату за большие услуги, оказываемые им в настоящем времени британской короне в Персии и на Кавказе. В тот период англичане денег не считали. При этом Бичерахов вовсе не полагал себя состоящим на службе британской короне, как бы это ни выглядело со стороны. Выполняя союзнический долг и получая за это определенные средства, Бичерахов служил прежде всего своей родине, понимая эту службу как «собирание» русских земель для дальнейшей их передачи воле Учредительного собрания. Может ли иностранный наймит ставить перед собой подобные цели?!

Осенью 1918 г. положение значительно изменилось. Мировая война подходила к своему победоносному для стран Антанты концу, а Гражданская война в России разгоралась кровавым заревом, открывая союзникам все более соблазнительные перспективы территориальных захватов. Острая нужда в вооруженном содействии русским войскам отпала. Теперь речь могла идти только о помощи антибольшевистским силам, и распределение этой помощи становилось важнейшим инструментом политики «разделяй и властвуй». На Кавказе англичане теперь меньше всего нуждались в строптивом Бичерахове. Все, что нужно, англичане с его помощью получили: в критический для себя момент не только удержали «свою» часть Персии, но и захватили бывшую «российскую» Северную Персию; распространили свое влияние на Дагестан и Восточный Прикаспий; наконец, обосновались в вожделенном Баку и хозяйничали и в портовом Батуме, где заканчивался нефтепровод из Баку[16]16
  Хотя самого главного – массовой перекачки нефти из Баку в Батум по «керосинопроводу» и перевозки ее по железной дороге – англичанам наладить так и не удалось. С ноября 1918 по июль 1919 г. в Батум было отправлено мизерное количество нефтепродуктов: чуть более 7 млн пудов (см.: Сравнительные статистические данные о бакинской нефтяной промышленности. За период 1911–1920 гг. Баку, 1921. С. 113). В энциклопедическом издании «Гражданская война в СССР» (М., 1983) масштабы английского «грабежа» нефти увеличены почти в 4 раза – до 30 млн пудов (с. 228).


[Закрыть]. О большем мечтать не приходилось. Бичерахов с его нелепыми претензиями на равенство и даже преимущество на «исконно русских землях» становился не нужен.

В это самое время, поздней осенью 1918 г., наконец, смогли обратить на себя внимание союзников добровольцы, «с болезненным нетерпением», по словам генерала А.С. Лукомского, искавшие с ними контакта⁷¹³.

Переговоры представителя генерала Деникина генерала от инфантерии Д.Г. Щербачева с союзным командованием проходили 16–23 ноября в румынских Яссах. Здесь добровольческому командованию удалось добиться монополии в представлении интересов Юга России перед союзниками⁷¹⁴. Здесь же стало очевидным, что союзное командование желало видеть во главе всех российских армий генерала А.И. Деникина: «только с ним» оно намеревалось «сноситься по всем вопросам оперативного и хозяйственного характера»⁷¹⁵.

10 ноября военная эскадра союзников впервые вошла в порт Новороссийск. Но затем еще длительное время союзники присматривались к добровольцам, оценивая их способность противостоять большевикам. В последней декаде декабря генерал Деникин вывозил их на фронт под Ставрополь, прося командира 1-го конного корпуса «показать им», «как кубанцы бьют большевиков»⁷¹⁶.

Между самими союзниками не было единства относительно русской политики, возникло острое соперничество за раздел сфер влияния, а фактически – зон оккупации территории бывшей Российской империи. Еще 23 декабря 1917 г. на англо-французской конференции в Париже была заключена секретная конвенция, определившая «зоны действия» двух держав в России: за Великобританией закреплялись Северный Кавказ, Дон, Закавказье и Средняя Азия; у Франции – Украина, Крым, Бессарабия; Сибирь и Дальний Восток были отнесены к сферам влияния США и Японии.

Само по себе разделение на зоны ответственности не соответствовало замыслам руководителей Белого движения, рассчитывавших недостаток собственных войск, прежде всего для несения гарнизонной службы, компенсировать оккупационными силами. Однако, когда добровольческое командование узнало о существовании линии разграничения между Англией и Францией (она шла от Босфора через Керченский пролив к устью Дона и далее по р. Дон на Царицын), оно было обескуражено. «Эта странная линия не имела никакого смысла в стратегическом отношении, не считалась с меридиональными оперативными направлениями к Москве и с идеей единства командования, – писал А.И. Деникин. – Разрезая пополам Область войска Донского, она не соответствовала также и возможности рационального снабжения южных армий, удовлетворяя скорее интересам оккупации и эксплуатации (выделено А.И. Деникиным. – А. Б.), чем стратегического прикрытия и помощи»⁷¹⁷.

Внутри английского кабинета, которому «достался» Кавказ, также не было единства, имел место дуализм мотивов, которыми обосновывалась интервенция. Это было противоречие между курсом на поддержку белогвардейцев и восстановлением в их лице старой России, лояльной и союзной Англии, и одновременными попытками ослабить Россию, отторгнуть от нее окраинные области и поддержание с этой целью сепаратистских устремлений местных национальных режимов, что шло вразрез с великодержавной программой Белого движения.

В условиях, когда ни между союзниками, ни даже в правительствах стран Антанты не было единства по поводу целей и форм интервенции в России, большое значение приобретали личные отношения руководителей Белого движения с конкретными представителями союзников. Например, первые эмиссары союзного командования в стане Добровольческой армии – британский генерал Пуль и французский лейтенант Эрлиш, прибывшие в Екатеринодар в ноябре 1918 г., весьма благоволили добровольцам и толковали сотрудничество именно как продолжение союзнических отношений. Вполне возможно, что, как писал впоследствии генерал Деникин, в лице перечисленных представителей союзного командования они «имели действительных и деятельных друзей России. Но их влияние и вес были недостаточны, чтобы изменить русскую политику стран Согласия»⁷¹⁸. Теплые и почти дружеские отношения, несмотря на шероховатости, сложились у Бичерахова с генералом Денстервиллем, о чем говорилось выше.

Но личные симпатии были слишком непрочным фундаментом. Менялись представители союзного командования, и резко менялся курс в отношении антибольшевистских сил.

Лидеры Белого движения долго тешили себя надеждами на то, что путаница, противоречия, прямое предательство русских интересов в действиях союзников связаны с особенностями какого-то «приуготовительного» периода, что все со временем наладится, что союзники помнят о своем неоплатном долге перед Россией. Налет этих настроений оставался сильным еще в 1920-х гг., когда писали свои мемуары вожди Белого движения, уже эмигранты (А.И. Деникин, А.С. Лукомский и др.). Возможно, они не хотели признавать своей жестокой ошибки: союзники преследовали только свои собственные цели. Помощь Белому движению оказывалась только тогда, когда это соответствовало их интересам.

На юго-востоке Кавказа планам англичан все более мешал Л.Ф. Бичерахов. Экспансионистские аппетиты британского кабинета и политическое значение в регионе Бичерахова росли пропорционально, и однажды англичане заметили, что перед ними уже сильный соперник. «Петровск обороняли русско-армянские части под командованием генерала Бичерахова. В прошлом этот генерал помогал британским войскам в северо-западной Персии, а теперь он противодействовал осуществлению турецких планов завоевания Кавказа, – говорилось в опубликованном в приложении к «Лондон газетт» от 4 января 1921 г. обобщающем докладе генерала Дж. Ф. Мильна военному министру о положении в Закавказье и на Каспии. – Будучи главою так называемого правительства Центрокаспия в Петровске, генерал тем не менее считал себя подчиненным правительству в Омске. Политика правительства Центрокаспия была направлена на установление русской демократической власти на Кавказе и российского преобладания в северной Персии. В распоряжении этого правительства находился русский флот на Каспийском море»⁷¹⁹. Бичерахов здесь вовсе не похож на английского наемника.

Не казался он таковым и советской стороне. В обзоре специалистов информационного отдела Народного комиссариата по делам национальностей о положении в Азербайджане, опубликованном в газете «Жизнь национальностей» 6 апреля 1919 г., даже несколько сочувственно к Бичерахову отмечается: «С укреплением англичан в Баку бичераховцы, не отказавшиеся от русской ориентации, стали не нужны англичанам, и они свели их власть до минимума. Англичане терпят бичераховцев – этих русских националистов, признающих необходимость возвращения Баку России – постольку, поскольку [те] служат им ширмой для использования богатств Баку для нужд английских капиталистов»⁷²⁰. Поразительно близкое по духу и даже по форме суждение нетрудно найти у представителей противоположного политического лагеря. Муганец В.А. Добрынин пишет: «Присутствие в Баку и на берегах Каспия русских войск и флота, державшихся независимо от союзников и признававших авторитет только генерала Бичерахова, создавало для англичан массу неудобств и осложнений и мешало их самостоятельному хозяйничанью и беспрепятственному грабежу Российского Закавказья»⁷²¹.

Интересы Бичерахова и англичан в конце 1918 г. пересекались практически всюду и почти нигде не совпадали.

«Бичерахов подал в отставку в 12 часов…»

Англичане имели простой и эффективный способ воздействия на Бичерахова: финансирование отряда было сокращено, перевод денежных средств задерживался. Кавказская армия оказалась на грани развала. В это время на содержание армии требовалось 4,5 млн рублей в месяц⁷²². Численность ее была еще велика. На 6 декабря 1918 г. только в составе конницы насчитывалось 20 офицеров и 522 казака и солдата⁷²³. Численность пехоты, артиллерии, обслуживающих частей насчитывала тысячи человек.

Командование армии тем не менее рассчитывало на сохранение ее ядра путем реорганизации армии снова в партизанский отряд. В декабре начальником штаба Кавказской армии полковником А.Е. Мартыновым и начальником полевых войск полковником Б.В. Никитиным был разработан подробный план переформирования армии, занявший несколько десятков страниц машинописного текста⁷²⁴.

Согласно замыслу планировалось сохранить партизанский костяк отряда и все технические войска и службы Кавказской армии в следующем составе:

вся конница (6 сотен);

пехота (3 батальона);

пулеметная сотня;

инженерная рота,

радиочасть;

автоколонна;

броневой автомобильный дивизион (5 броневиков);

авиационное отделение (3 летательных аппарата);

1 бронированный поезд;

2 блиндированных поезда;

3 легкие батареи (12 пушек); горная батарея (4 пушки);

3 тяжелые батареи (6 пушек); 1 полевая батарея (4 пушки);

снабженческие части (артпарк, транспорт, провизионные склады, мастерские);

лазарет.

В таком составе отряд быстро мог бы снова быть развернутым в крупное соединение.

План переформирования был утвержден Л.Ф. Бичераховым и начал воплощаться в жизнь. Для тысяч солдат

Кавказской армии, от которых приходилось избавляться, предусматривалось планомерное увольнение с обязательной выплатой выходного пособия, на которое выделялись значительные средства. Например, на увольнение и переформирование только муганских частей 17 января 1919 г. было выделено 3 млн рублей⁷²⁵.

Прежде всего отчислялись солдаты армянской национальности. Впрочем, последние и сами активно покидали войска, не спеша разделить печальную судьбу Кавказской армии. Поэтому для многих частей А.Е. Мартынов предусматривал «сокращение оставшихся войск до размеров оставшихся в них людей»⁷²⁶. Кроме того, увольнялись старшие возраста из числа муганских, астраханских и гурьевских казаков.

В отряде шли опросы офицеров, казаков и солдат на предмет их согласия на отправку на Северный Кавказ для дальнейшей борьбы с большевиками⁷²⁷. Бичерахов был готов щедро делиться излишками материальных запасов с русскими, особенно казачьими частями, продолжавшими вооруженную борьбу с большевиками, но намеревался истребовать от англичан все, что по той или иной причине задержалось у них. Десятки тысяч патронов и снарядов, тысячи винтовок, пушки, пулеметы, автомобили безвозмездно отправлялись в Гурьев и на Мугань.

Бичерахов щедро награждал личный состав, раздав остававшийся у него запас Георгиевских крестов и других наград. Так, 14 декабря был награжден одновременно 991 человек, причем некоторые – крестами сразу двух степеней⁷²⁸.

В разгар мероприятий по переформированию армии под совместным давлением союзников и командования ВСЮР давно мешавшему всем Бичерахову пришлось добровольно сложить свои полномочия главнокомандующего «Кавказской армией и Каспийским флотом». «Под давлением со всех сторон я вынужден покинуть свой пост», – констатировал Бичерахов в письме брату⁷²⁹.

Отставка состоялась на совместном заседании штаба Кавказской армии, представителей Добровольческой армии и союзного командования, состоявшемся 14 января 1919 г. в Баку. Протокола совещания или иных отчетных документов обнаружить не удалось. Со слов начальника конницы Терского казачьего войска полковника Г.А. Вдовенко известно лишь, что «Бичерахов подал в отставку в 12 часов» и «генерал Томсон после совещания велел объявить всем войсковым частям об уходе в отставку генерала Бичерахова и что командование его войсками передается генералу Пржевальскому, а главное, командование ими будет исходить от него»⁷³⁰. О том, что именно англичане настояли на том, чтобы «Каспийское правительство… ликвидировало себя», сообщали в Москву и советские источники из Персии⁷³¹.

Фигура генерала от инфантерии М.А. Пржевальского, недавнего командующего Кавказской армией и Кавказским фронтом еще Российской армии, была компромиссной для англичан. Они старались не прогадать с назначением нового командующего. Очевидно, их устраивал человек достаточно квалифицированный, но не ангажированный, чтобы избежать новой бичераховщины. Пржевальский же уже был человеком в летах (57 лет; В.А. Добрынин называет его «престарелым»⁷³²). Непосредствено служивший в это время под его началом Г.Д. Ивицкий находил его человеком уставшим от жизни, мало активным⁷³³. По иронии судьбы Пржевальский вновь стал командующим Кавказской армией, правда совсем иной и в иных исторических условиях.

Известно, что первоначально командование остатками бичераховских войск «настойчиво предлагалось» генералом Томсоном и полковником Роулленсоном начальнику полевых войск бичераховской Кавказской армии полковнику Б.В. Никитину⁷³⁴. Однако тот отказался от должности, предпочтя на этом завершить для себя Гражданскую войну и уехать за границу.

Согласившись с авторитетной кандидатурой генерала Пржевальского, предложенной представителями ВСЮР, англичане приложили все усилия, чтобы фактически расформировать Кавказскую армию, оставив в руках генерала Пржевальского лишь символические силы и аппарат, совсем безопасные для их дальнейшего хозяйничания на Кавказе. По словам генерала Дж. Мильна, бичераховские войска «были постепенно эвакуированы в Новороссийск, Петровск и Закаспий… Что касается флота, личный состав которого проявлял большую склонность к большевизму, то мы преуспели в овладении им, а экипажи судов были к 1 марта 1919 г. расформированы»⁷³⁵.

Точнее, к началу весны 1919 г. с собственными экипажами оставалось семь судов бичераховского флота. Экипаж только одного из них – вооруженного парохода «Орленок» – подчинился Добровольческой армии. Еще один экипаж согласился подчиниться добровольцам при условии оставления в должности главноуполномоченного по военно-морским делам В.Г. Воскресенского. Экипажи самых крупных судов «Карс» и «Ардаган» явно сочувствовали большевикам, а оставшиеся – колебались⁷³⁶. Такое наследство досталось добровольцам от еще недавно мощного бичераховского флота.

Избавившись от Бичерахова, англичане добились устранения и Пржевальского. По свидетельству Г.Д. Ивицкого, бывшего в эти дни в Баку и на неделю покинувшего город, по его возвращении от русских войск не осталось и помину; их место заняли военные «с полумесяцем на папахах». В помещении канцелярии штаба Кавказской армии, куда Ивицкий явился из Тифлиса за назначением, обещанным ему неделю назад Пржевальским, был лишь один испуганный человек, который заявил, что «генерал Пржевальский вчера вечером спешно со всем отрядом перешел в Порт-Петровск по требованию генерала Томсона». «Как по требованию генерала Томсона?» – невольно вырвалось у Ивицкого⁷³⁷. Человек из канцелярии посоветовал Ивицкому быстрее избавиться от русской военной формы, поскольку «это может вызвать большие недоразумения»⁷³⁸. Более красноречиво ситуацию не опишешь. Остается вопрос: каков в этом позорном бегстве из богатейшего Баку профит Добровольческой армии?

Назначение генерала Пржевальского, по мнению свидетелей, наблюдавших бакинские события непосредственно (представителя Добрармии Генерального штаба полковника Данилова), стало «финалом хорошо задуманного плана» англичан по ликвидации русского влияния в бакинском районе, поскольку «Бичерахов был связан прочно., с англичанами по прежней своей совместной деятельности, с ним нельзя было поступить так же резко и принудительно, как с его преемником генералом Пржевальским», с которым «английское командование не было связано прежней дружбой»⁷³⁹. Очевидно, что и среди представителей добровольцев было немало людей, сочувствовавших Бичерахову и понимавших, что он стал жертвой политической комбинации союзников.

Лично для Л.Ф. Бичерахова его вынужденная отставка стала большой драмой. В его служебных бумагах обнаружено сразу четыре варианта вступления к прощальной речи к своим войскам, каждый из которых содержал различные версии причин ухода вождя Кавказской армии. Все они были написаны Бичераховым собственноручно и датированы 13 января. В первой сообщалось, что «ввиду расстроенного здоровья и предстоящих операций, незалеченных ран, временно сдаю должность (здесь и далее курсив мой. – А. Б.), возложенную на меня Всероссийским правительством, последнему главнокомандующему военными силами Кавказа генералу от инфантерии Михаилу Алексеевичу Пржевальскому». Вторая звучала иначе: «Ввиду расстроенного здоровья, дальнейшую службу родине нести не могу и за благо почитаю передать все возложенные на меня обязанности Омским Всероссийским правительством последнему главнокомандующему Кавказской армией, герою Кавказского фронта генералу от инфантерии Михаилу Алексеевичу Пржевальскому». В третьем варианте Бичерахов утверждает, что Пржевальский назначен Омским правительством (документальных фактов, подтверждающих это, не обнаружено): «.Временно сдаю должность, возложенную на меня Омским Всероссийским правительством, генералу от инфантерии Пржевальскому (здесь вписано: «назначенного на эту должность». – А. Б.) Временным Всероссийским правительством». Наконец, в четвертом варианте после «временно сдаю должность… Пржевальскому» фраза «получившему этот пост от Всероссийского правительства», напротив, вычеркнута⁷⁴⁰.

Конечно, «незалеченные раны» и «расстроенное здоровье» – не те причины, по которым в разгар войны сдают командование. Бичерахова вынудили подать в отставку, и он должен был подыскивать нужные слова прощания со своими казаками, рассчитывая сохранить свое детище для дальнейших боев. То, что в трех из четырех вариантов говорится о временной сдаче должности, говорит о том, что Бичерахов все же берег отряд для себя, рассчитывая когда-то вернуться. На это же была нацелена и описанная выше реорганизация армии. Апелляции к Временному Всероссийскому правительству, свергнутому адмиралом Колчаком почти два месяца назад, могут показаться странными. Как представляется, Бичерахов, которому уже нечего было терять, указал именно на то правительство, которое считал легитимным, – основанное на коллегиальности и с участием социалистических сил.

С тем Белым движением, которое к началу 1919 г. уже вполне оформилось организационно и идейно, Бичерахову было совсем не по пути. За прошедшие месяцы Бичерахов удивительно быстро созрел политически. Еще недавно его политическая программа представляла собой смесь политиканских штампов, беспорядочно набранных по пути из Персии в Петровск. Еще недавно государственный порядок в его сознании ассоциировался только с монархическим строем, и он готов был защищать его ценой своей жизни («Если бы я был в Петрограде или в Москве в момент переворота, умер бы за царя»)⁷⁴¹. Теперь же он пишет А.И. Деникину: «Цели у нас одинаковые, но абсолютно разные средства. Поэтому мой уход неизбежен. Вы и адмирал Колчак опираетесь на крайне правые круги, а все остальные, включая правые с[оциал]-р[еволюционеры] и с [оциал-] д [емократы] – враги. А это – ⁹/₀ России… Я начинал отряд, опираясь на народ, а не на офицеров и не в районе буржуазного казачества, а в чисто пролетарской среде и при наличии 30-тысячной Красной армии… Моя программа сейчас не поддерживается союзниками, признается вами и адмиралом Колчаком нежизнеспособной. Я верю в свою правду»¹⁴².

Надо сказать, Лазарь Бичерахов публично ничем не проявил своей обиды и не скатился до оскорблений. Много раз в различных выступлениях и частных письмах он желал удачи и выдержки генералам Деникину и Пржевальскому, выражал надежду, что им удастся объединить Россию и восстановить порядок в стране. Последнее письмо А.И. Деникину заканчивается словами: «Храни Вас Бог! Лазарь Бичерахов».