Текст книги "Рома едет в Кремль"

Шурик был явно впечатлен моим воинственным видом, хотя и сам выглядел вполне соответственно ситуации. Я еще раз взглянул на себя в зеркало и, довольный увиденным, погасил свет. Спуск в лифте, выход из подъезда, и мы уже в микроавтобусе, двигаемся в сторону завода имени Ильюшина.

В спортивном зале завода, арендованном нами в качестве плацдарма для подготовки решительного наступления, царило всеобщее оживление. Рогалик с помощью Тыну пыталась подогнать боевой шлем так, чтобы он не болтался на голове. Цан возился с аккумуляторами для приборов ночного видения, Рамиль укладывал в специальный противоударный футляр гранаты, а Жоржик вертелся перед огромным зеркалом, у которого работницы завода в обычное время занимались аэробикой. Оружие и спецсредства были проверены, одежда и бронежилеты подогнаны, боеприпасы, сухие пайки и аптечки розданы бойцам. Перед выездом я обратился к личному составу с кратким напутственным словом:

– Сегодня, выступая перед зрителями программы «Вести», президент сообщил о том, что от успеха нашей миссии зависит не только благосостояние нашей страны, но и ее территориальная целостность. Он сказал, что теперь мы вместе можем решить, останутся ли храмы дьявола на нашей земле. И наша с вами задача – оправдать возлагающиеся на нас надежды. Так что, дамы и господа, – к бою!

Понятное дело, в моем выступлении были некоторые натяжки, особенно в той части, что руководство страны поручает важнейшую миссию именно нам, но, во-первых, я, как человек, воспитанный в СССР на статьях из газеты «Правда» и передачах Центрального телевидения, умел читать между строк, а во-вторых, обоснованно сомневался в том, что кто-то из моих подчиненных смотрел телевизор во время подготовки к началу нашего похода.

Первый и единственный человек, которого мы увидели, когда в полдвенадцатого ночи подъехали к секретному входу в зону «З» главного здания МГУ, была Вера Григорьевна. Клюшка, которую мы никак не ожидали встретить в это время и в этом месте, была, как и все мы, одета в камуфляжную форму, а волосы были спрятаны под лихо завязанную бандану. На плече у нее висел чехол, по очертаниям которого и надписи «Ремингтон» можно было предположить, что в нем находится двуствольное ружье, принадлежавшее ее сыну Алексею.

– И не желаю ничего слушать, Ромочка. Без меня вы никуда не пойдете! Не могу вас оставить в такой ситуации и просто сидеть дома, ждать. Обещаю вам, что в тягость не буду, а все организационные работы по питанию личного состава беру на себя. – С этими словами она указала на объемистую сумку на колесиках, стоявшую поодаль. – И рубль теперь у меня есть, не хуже ваших!

Сказав это, Вера Григорьевна вытащила из кармана куртки блестящую в свете фонарей монету. Она действительно была необычной, блестела как хромированная и выглядела абсолютно новенькой. Я взял ее в руки и взглянул на гурт. На нем были традиционные для обычных монет звездочки, перемежавшиеся выдавленными точками. Честно говоря, у меня закралось подозрение относительно того, что хитрая Клюшка, пользуясь своими связями в гальваническом цехе, просто попросила покрыть рубль слоем хрома, чтобы стать полноправным членом отряда. Но все же, учитывая ее большой вклад в общее дело, я решил взять ее с собой, тем более что ни запрещений, ни пожеланий, особенно конкретных, со стороны Алексеича на этот счет не было.

– Братья и сестры! – Я решил начать свою краткую речь именно так. – Нашего полку прибыло. Теперь с нами Вера Григорьевна. Напомню, Клюшкой называть ее имею право только я. А для вас она – наш старший товарищ. И еще. Она будет нас всех кормить, так что вам в любом случае придется относиться к ней с подобающим уважением. А сейчас – вперед!

Пока Шурик размыкал наскоро соединенную проволокой цепь на решетчатой калитке, а Цан пробовал изготовленную им электронно-механическую отмычку на входной двери, остальные члены коллектива под моим чутким руководством разгружали наш инвентарь и распределяли его между собой. Больше всего досталось Тыну: автомат, пулемет, боезапас и рюкзак с личными вещами: аптечкой, упаковкой питания «морских котиков», сменой белья и прочими мелочами. У Цана вместо рюкзака был жесткий заплечный ранец, в котором, кроме всего прочего, лежал его продвинутый ноутбук. Относительно легко были нагружены Клюшка, которая тащила свою сумку на колесиках (кстати, на нее она сшила камуфляжный чехол), Рогалик, прихватившая с собой кроме десантного ножа еще с пяток метательных, и я, как мозговой центр операции. Жоржику сильно мешал омоновский щит, но оставлять его в микроавтобусе он отказался и тащил с собой. Самый опасный груз – взрывчатку, детонаторы и гранаты – нес Рамиль, Шурику же пришлось тащить заплечный огнемет и кистень, а рюкзак приладить спереди, что делало его похожим на парашютиста с запасным парашютом.

Стальная дверь в гранитной стене открылась практически бесшумно, и мы один за другим стали спускаться вниз по неярко освещенной лестнице. Последними шли Цан, отмычка которого, как выяснилось, не только отпирала, но и запирала несколько видов замков, и Шурик. Опустившись метров на семь, судя по цифрам на экране мобильника, мы попали в довольно широкий и светлый коридор.

– Первый подвальный уровень, – объявила Рогалик. – Сейчас мы спокойно двигаемся направо до круглого зала, в котором в свое время, как рассказывали старожилы, собирали студентов для чтения им лекций по гражданской обороне.

Мы прошли один коридор и перешли в другой, более узкий и темный. Штукатурка кое-где уже облупилась, зеленоватая некогда краска выцвела, став почти серой. А Рогалик продолжала рассказывать:

– Я-то бывала в нем лет пятнадцать назад, когда эти лекции уже отменили, и студенты, пробираясь в подвал, устраивали подпольные ночные дискотеки. Они, правда, пролезали вниз с улицы. Видели с двух сторон от главного входа пересохшие фонтаны? Так вот, воды в них отродясь не было. Это на самом деле – выходы вентиляционных шахт. А мы с вами, можно сказать, двигаемся в тепличных условиях: ни воды тебе под ногами, ни крыс.

В этот момент сзади послышался металлический грохот, звук падения и крик: «Мама!» Крик был громким, почти отчаянным, и это заставило нас остановиться и повернуться назад. В лучах направленных на него мощных фонарей под металлическим щитом на грязноватом полу лежал Жоржик, нелепо трепыхаясь в попытках встать. Рядом стоял растерянный Цан.

– Иван Васильевич, доложите обстановку! – строго приказал я.

– Да чего тут докладывать, – сказал Шурик, – Жоржуля шел перед Цаном, вилял жопой, ну и довилялся. Поскользнулся на чем-то и упал. Я даже знаю на чем. – Он втянул ноздрями воздух. – На говне он поскользнулся!

В этот момент Жоржику наконец удалось перевернуться и вылезти из-под щита. К сожалению, Шурик оказался прав, и теперь запах не совсем свежих экскрементов почувствовали все. Я было хотел дать команду: «Газы! Надеть противогазы!», но решил, что все-таки такая «газовая атака» еще не смертельна. Положение спас Цан, который достал из своего ранца небольшой азрозольный баллончик и попросил Жоржика поднять ногу, что тот охотно сделал. Струя аэрозоля достигла подошвы, и у нас на глазах из рифленого протектора стали вываливаться небольшие комочки, а запах начал куда-то улетучиваться.

– Фекадезинтегратор, – пояснил Цан, – любое дерьмо превращает в сухую массу без запаха, причем очень экономично: один ботинок – один прыск. А их в баллоне не менее четырехсот…

«Да, – подумал я, – вчера такой баллончик ох как пригодился бы корреспондентам «Пресс-газеты», особенно Вадиму Пожаркину. Впрочем, на такое количество нечистот, думаю, нужно было не менее дюжины упаковок чудесного препарата».

Медленно и с удвоенной осторожностью, чтобы не повторить ошибку французика, мы шли по коридорам и наконец добрались до круглого зала, в котором, судя по десяткам валявшихся повсюду пустых шприцев, упаковок от «Коделака», «Терпинкода» и множеству папиросных окурков, студенты отнюдь не слушали лекции и даже не танцевали. Рогалик подошла к огромному плакату с изображением последствий ядерного взрыва в виде грибовидного облака и отодвинула его в сторону. В стене под плакатом была небольшая дверь.

Чтобы попасть на лестницу, которая ведет в бомбоубежище второго подвального уровня, нам даже не понадобились отмычки – дверь была открыта. А сам минус второй этаж представлял собой огромный комплекс помещений, в котором, как говорят, можно запросто заблудиться. Тем не менее, ведомые Рогаликом, мы не только не заблудились, но и довольно быстро нашли путь еще ниже. Идти, правда, приходилось иногда по щиколотку в воде, в других случаях по хрустевшему под ногами слою разбитых ампул, некогда содержавших неведомые химикаты. Все разделявшие помещения стальные двери, в свое время герметично закрывавшиеся, были сорваны с петель, а на остатках установленных по стенам полок валялись какие-то тряпки, немногочисленные противогазы производства середины прошлого века, а также вполне современные пустые бутылки и сигаретные пачки. Тем не менее к половине двенадцатого ночи мы сумели найти широкий колодец с винтовой лестницей, ведущей еще ниже – на третий подвальный уровень. А внизу нас ждало разочарование: через двадцать метров тоннель, который, судя по воспоминаниям Рогалика и электронно-навигационному устройству Цана, должен был вывести нас в искомое помещение № 313, заканчивался стальной дверью, причем даже замочная скважина в ней была наглухо заварена. Мы было попробовали прорезать в ней отверстие нашими лазерными излучателями, но их мощности, к сожалению, хватило лишь на то, чтобы проделать одно небольшое отверстие. Пришлось нам устроить небольшое совещание.

«Военный совет» длился недолго: по предложению Рамиля дверь было решено взорвать. Весь отряд вернулся к лестнице, и мы поднялись на несколько метров вверх. В это время подполковник приклеил к заваренной замочной скважине кружок пластичной взрывчатки, воткнул в него детонатор и присоединил бикфордов шнур. Через десять – пятнадцать секунд он был рядом с нами и скомандовал: «Рот открыли все! А то оглохнете!» Еще несколько секунд мы просидели с открытыми ртами, а потом раздался взрыв, от которого, как нам показалось, чуть не сдвинулся фундамент здания. Снизу ударила волна воздуха, которая принесла облака пыли, какие-то бумажки, тряпки и прочий мусор и обильно посыпала им нашу команду. Когда вся эта байда осела, я скомандовал: «Все вниз!» – и мы друг за другом начали втягиваться в тоннель, из которого несколько минут назад уходили. Шли при свете собственных фонарей, поскольку даже аварийное освещение после взрыва не работало. Мощная стальная дверь представляла собой жалкое зрелище: она висела на одной верхней петле, а на месте замка зияло отверстие с рваными краями сантиметров двадцати в диаметре. За дверью был еще один темный коридор, который в конце концов и привел нас к обычной деревянной двери со стеклянной табличкой, привернутой двумя шурупами. На табличке были цифры 313. Любопытно, что на соседних дверях никаких номеров не было вообще.

На старенькой двери был тем не менее довольно современного вида кодовый замок. Цан тут же подошел к двери, достал ноутбук, включил его и попросил Жоржика держать его как можно аккуратнее. Затем маленькой аккумуляторной дрелью просверлил в замке два небольших отверстия и вставил в них тонкие щупы, которые переходили в провода, заканчивавшие USB-разъемом. Затем подключил USB-разъем к порту на боковой поверхности компьютера и стал сосредоточенно щелкать клавишами, что-то бормоча себе под нос, похоже по-китайски. Через две минуты замок щелкнул и открылся, а Цан упаковал свою аппаратуру обратно в ранец, вежливо поклонился нам и сказал, показывая на дверь: «Прошу!»

Я собрался первым зайти в помещение, но меня опередил Тыну. С автоматом наперевес он толкнул дверь внутрь и шагнул в комнату. Она была пуста. Но только в том смысле, что в ней не было людей. О предназначении помещения можно было довольно легко догадаться. Длинный рабочий стол со стульями по обе стороны, другой стол, установленный в торце, стоящее за ним креслом начальника, какие-то бумаги, письменные приборы советских времен показывали, что это была своего рода комната для совещаний. Но что самое важное, на стене висела очень большая, прекрасно выполненная карта подземных коммуникаций Москвы и Московской области, датированная августом 1991 года. Более того, около каждой станции были таблички с ее данными: годом постройки, глубиной залегания, привязкой к городской территории и пр.

– Да, – сказал Рамиль, – за эту карту некоторые граждане готовы заплатить очень много денег. А если ее куда-нибудь на телевидение продать…

Я поручил Цану как можно быстрее отсканировать карту и занести все данные в компьютер, а сам начал напряженно думать над тем, что же делать дальше, куда и как двигаться нашему отряду. Мельком взглянул на свой «Ролекс». Времени было без каких-то секунд полночь. И тут раздался какой-то шорох, затем треск, похоже, электрического происхождения, и карта стала оживать. Теперь каждой станции соответствовали цветные лампочки. Наша линия Д-6 практически вся горела зеленым цветом. Только «Усачевская» и «Фрунзенская-2» были красными, а зеленая пунктирная линия соединяла «Университет-2» с «Ленинскими горами», «Спортивной», «Фрунзенской» и «Парком культуры». Дальше она шла к зеленой лампочке «Чертолье» и в центр, заканчиваясь «Кремлевской».

Когда я занял место в начальственном кресле, то увидел перед собой древнюю клавиатуру и встроенный в стол монитор не менее архаичного компьютера «Роботрон» производства Германской Демократической Республики. Нажал кнопку «Сеть», и на сером дисплее появился вопрос: «Исходная станция?» Я, нисколько не сомневаясь, набрал «Университет-2» и нажал кнопку «Ввод». Затем последовал вопрос: «Конечная станция?» Я набрал слово «Кремлевская» и ввел его в антикварное устройство. По экрану побежали ряды цифр, а затем замигали лампочки на настенной карте. Ярко-красный пунктир пошел по зеленой линии, выходя между станциями «Ленинские горы» и «Спортивная» в обычное метро. Дальше он, как я и думал, шел до «Парка», а затем через «Чертолье» – к Кремлю.

На мониторе компьютера в это время стал появляться текст. Первая фраза была: «Усачевская», «Фрунзенская-2» – опасность! Станции не контролируются!» Затем пошли временные параметры: «Технологическое окно с 1 часа 30 минут до 4 часов 30 минут». «Контактный рельс отключен с 2 часов до 4 часов 30 минут». «Время в пути – 35 минут». «Открытие гермодверей «Спортивная» и «Парк культуры» по паролю».

Я набрался наглости и задал компьютеру вопрос: «Где лифт вниз?», на что получил фразу: «Не готов к ответу». Поскольку время поджимало, я обратился к Ивану Васильевичу:

– Господин Цан! А не расспросить ли вам эту реликвию прошлого о том, где тут лифт.

Цан подошел, снова распаковал свой ноутбук и, поскольку никаких видимых входов в составляющие компьютера не наблюдалось, сделал дрелью в столе две дырки справа от клавиатуры и засунул в них щупы. Снова стал нажимать клавиши своего устройства и через минуту сказал:

– Вся память проверена, такой информации в нем нет. Надо искать в других местах. Ваше задание выполнено. Карта и компьютер из этой комнаты нам больше не нужны: я отсканировал все данные и программу в память нашего устройства.

– Роман Львович, – обиженно сказала Рогалик, – а как же я? Я же была в лифтовом холле и знаю, как туда пройти.

– Неужели, милая? Вот как тебя твой молодой человек очаровал-то в свое время! Ты через столько лет все ваши маршруты помнишь?

– А кто вам сказал, что я тут только один раз была? Я что, такая уж непривлекательная, что со мной второй раз в подвал и сходить зазорно?

Я открыл было рот, чтобы пошутить на эту тему, но вспомнил Козьму Пруткова, призывавшего не шутить с женщинами, ибо эти шутки глупы и неприличны. Поэтому, сохраняя начальственный вид, изрек:

– Ты бы помолчала, Рогаличек! С тобой в подвал столько мужиков пришли, а ты все недовольна. Веди-ка нас к лифтам, да побыстрее!

У меня создалось впечатление, что Рогалетта Петровна могла ориентироваться на третьем подвальном уровне с завязанными глазами. Довести нас по извилистым переходам до парадного лифтового холла заняло у нее всего несколько минут. А когда мы пришли, я сразу вспомнил ее рассказ. Действительно, лифтовый холл был точной копией одной из секций лифтов в зоне «А». В глубокой юности, посещая столицу вместе с родителями, я был на экскурсии в ГЗ МГУ, и именно лифты с их внешней отделкой мрамором, а внутренней – деревом и сталью, а также огромной скоростью подъема и спуска произвели на меня неизгладимое впечатление. А сейчас я как будто вернулся в детство и с восхищением рассматривал произведения социалистической роскоши…

Цан вместе со своим добровольным ассистентом Жоржиком в это время уже возился с замком, блокирующим лифты, примеряя к нему заранее изготовленные ключи. Первый ключ не подошел ни к одному из лифтов, зато второй открывал их оба.

– Ну что, – сказал я, – спускаемся? Первый лифт – Цан, Жоржик, Рогалик, Вера Григорьевна и Рамиль. Второй – все остальные. Пункт назначения станция «Университет-2»!

Судя по всему, лифтами давно не пользовались, поскольку на полу и поручнях внутри кабин лежал довольно плотный слой пыли. Но работали они исправно, и путь на самый нижний этаж занял у нас всего несколько секунд. Мы вышли в точно таком же холле, который только что покинули полусотней метров выше, и стали осматриваться. Выходов из холла было три. Если стоять спиной к лифтам, то слева находилась дверь с надписью «Пункт связи», справа – «Командный пункт», а впереди была раздвижная дверь, над которой светилась табличка «Выход на платформу». Слева от двери была обычная кнопка, напоминающая те, с помощью которых вызывают лифт. Я нажал ее, и двери ушли в выемки в стенах. А перед нами во всей красе предстала легендарная станция линии Д-6 «Университет-2»!

Все-таки в советском государстве умели хранить секреты! Никто из моих соратников и думать не мог о том, что в глубине земли под огромным главным зданием МГУ скрывается не менее циклопическое сооружение! Все рассказы о каких-то «технических станциях с одной платформой», об отсутствии отделки и невозможности «гражданского использования» станций секретного метро Д-6 были не более чем обрывками информации о каких-то других подземных объектах.

Выйдя из нижнего лифтового холла, мы оказались в огромном подземном пространстве, которое по размерам было примерно вдвое больше обычной станции «сталинского» метро. Три платформы и четыре пути немного напоминали станцию «Партизанская», но на этом сходство и заканчивалось. На крайних платформах были мощные колонны, высотой метров по десять – двенадцать, отделанные нержавеющей сталью. Они держали громадный сводчатый потолок над широченной (как минимум двадцатиметровой) центральной платформой. Даже не очень яркое рабочее освещение позволяло увидеть находившийся прямо перед нами центральный купол, внутри которого было огромное мозаичное панно с изображением «вождя народов» на фоне высотки МГУ и надписью по периметру «Московский государственный университет имени Сталина». Справа и слева от центрального купола на потолке были сделаны выемки меньшего размера, в которых тоже была видна мозаичная отделка. Цветовая гамма и стиль отделки несколько напоминали станцию «Комсомольская-кольцевая», но тут воображению архитекторов и художников был дан полный простор. Никакой плитки: только белоснежный мрамор, бронза и красный гранит. Скамейки для пассажиров были выполнены из камня, а верхняя их часть была из светлого дерева, покрытого лаком, и выглядела как только что изготовленная. Да и вообще вся станция производила впечатление недавно законченной. Казалось, что сейчас сюда придут десятки уборщиц в синих халатах и начнут убирать пыль, натирать бронзовые детали, мыть гранитный пол для того, чтобы уже на следующий день правительственная комиссия могла принять станцию и занести ее в реестр действующих.

Средний перрон был и несколько длиннее крайних. Он был соединен с ними лестничными переходами над путями, а в торцах перрона было по четыре эскалатора, которые, судя по отделке красным деревом и бронзовым фонарям с круглыми матовыми плафонами, предназначались отнюдь не для эвакуации студентов и сотрудников МГУ. Совершенно точно, это была станция обычного метро, скорее всего, самая большая и красивая в мире, но по какой-то причине абсолютно заброшенная. Странно, но внутри ее сохранился даже чуть ощутимый дегтярный запах деревянных шпал, на которые были уложены рельсы, хотя за пятьдесят лет он, казалось бы, должен был бы выветриться.

Мы стояли на платформе и молчали, несколько подавленные гигантским размером и роскошью сооружения. Потом Вера Григорьевна вдруг всхлипнула и сказала:

– Ну все, теперь можно и умирать…

Наша компания во главе с Рогаликом стала утешать ее, но было видно, что станция произвела на Клюшку грандиозное впечатление. Так бывает, когда ты вдруг увидишь то, что суждено видеть лишь избранным, а ты только слышал об этом и даже не верил в то, что такое явление может существовать. Но оно существовало, и мы видели его воочию!

На ближнем к нам пути стояли один за другим два поезда, непохожих на обычные составы, которые ходят в метро. Запыленные вагоны имели по две кабины управления, впереди и сзади, а сами они были выкрашены в черный цвет с золотистой полосой посередине. На кабинах первого были нанесены цифры 101, а второго – 103. Внешне они отличались только тем, что стекла первого поезда были абсолютно темными, а на крыше его были установлены небольшие антенны. Шурик и Цан двинулись к 101-му поезду, немного повозились с замками, и через несколько минут дверь в отсек управления была открыта. Потом раздался звук стартера, довольно громко зашумел включенный дизель, зашипел воздух в системе пневматического привода, и перед нами открылась раздвижная дверь без стекла в середине. Внутри вагона стоял Шурик:

– Прошу вас, дамы и господа, в президентский поезд!

В отличие от запыленного перрона и собственно самого поезда снаружи, его внутренности сияли чистотой. В первой из «жилых» секций, скорее всего предназначенной для охраны, были установлены вращающиеся кресла, напротив которых под толстым бронированным стеклом были предусмотрены бойницы и крепления для стрелкового оружия. Шурик с помощью Тыну немедленно установил в одно из них, обращенное к перрону, пулемет. Второй отсек был защищен не только обычным бронированием. Он, скорее, являлся бронекапсулой. Окон у него не было, а с другими его соединяли герметичные стальные двери, открывавшиеся с помощью гидропневматики. Отделан он был карельской сосной, а кожаная мягкая мебель – два удобных дивана и четыре кресла – была явно итальянского происхождения. Справа и слева от входной двери находились два пункта связи, оснащенные относительно современными компьютерами. Из этого я сделал вывод, что поезд хоть и выпущен четверть века назад (во всяком случае, по утверждению Шурика), но время от времени модернизировался. Цан немедленно занял одно из кресел и стал сосредоточенно нажимать кнопки и щелкать клавишами.

В следующей секции располагалась столовая. Два стола, большой – на восемь мест и маленький – четырехместный, были окружены прикрепленными к полу, обитыми светлой кожей полукреслами с электрической регулировкой угла наклона и высоты. В начале отсека, судя по номеру на двери «00», находился санузел, а в конце были отделенные от основного помещения перегородкой кухня и кладовая. Вера Григорьевна с Рогаликом тут же заняли свои боевые позиции. Первая стала выкладывать на кухонный стол домашние деликатесы из своей сумки на колесиках, а вторая отправилась изучать содержимое кладовки.

За столовой располагались еще одно помещение для охраны и вторая кабина управления поездом. Поскольку времени было всего лишь около часа ночи, я скомандовал отряду:

– Загрузить оборудование, а потом всем разрешается оправиться, покурить, и через полчаса – ужин!

Народ с энтузиазмом принялся за дело, а мы с Рамилем отправились осмотреть станцию более детально.

Перебравшись по переходу в конце нашей платформы на центральный перрон, мы обнаружили, что на дальнем от нас пути рельсы утоплены в бетон и на этой проезжей части стоят два микроавтобуса «Тойота», на вид выпуска начала девяностых годов. Интересно, но на них были даже государственные номера: 00–01 МОЛ и 00–02 МОЛ. Мне сразу вспомнилось, что такие номера в брежневские времена были на автомобилях девятого управления КГБ, и их в шутку расшифровывали как «Мы охраняем Леню». Судя по запыленному виду транспортных средств, ими давно не пользовались.

Прогулявшись по главной платформе, мы рассмотрели потолочные мозаичные картины, по большей части посвященные счастливой жизни советских студентов. На одной из них была изображена библиотека, на другой – аудитория, на третьей – стадион во время соревнований, четвертая демонстрировала внутренность какой-то лаборатории, пятая почему-то была посвящена студентам-альпинистам. Но вот последняя мозаика навела нас на некоторые размышления. На ней был почему-то изображен Мавзолей Ленина, к которому стояла длинная очередь молодых людей и девушек, одетых по моде пятидесятых годов. Но на Мавзолее отсутствовала надпись «Ленин»! Вероятность того, что ее «забыли» изобразить, была ничтожной. Скорее всего, это мозаичное панно отражало какую-то неведомую нам политическую тенденцию прошлого. Но, с другой стороны, оно однозначно напоминало о том месте, которое должно являться нашей конечной целью. Мы с Дугушевым переглянулись и, не говоря ни слова, отправились дальше, к эскалаторам.

Несмотря на классический дизайн пятидесятых, эскалаторы выглядели абсолютно новенькими, и создавалось впечатление, что ими никто не пользовался. Около каждого из них было огороженное никелированными трубами с трех сторон и цепочкой в бархатном чехле – с четвертой, место для оператора. Подполковник спросил меня:

– Разрешаешь, Роман Львович?

Я кивнул. Тогда он снял цепочку с крайней «оградки» и подошел к пульту. На нем были только две кнопки «пуск» и «стоп» и поворотная рукоятка с надписями «вверх» и «вниз», изменявшая направление движения эскалатора. Милиционер решительно нажал кнопку «пуск». Несколько секунд ничего не происходило, и я уж было подумал, что эскалатор неисправен. Но потом откуда-то снизу раздался усиливающийся шум электромотора, потом скрип, и ступени пришли в движение. Вслед за Рамилем я вступил на эскалатор, пошатнувшись с отвычки, – все-таки не пользовался таким видом транспорта лет десять, и мы медленно поплыли вверх. Эскалатор привез нас в большой круглый зал, в котором, похоже, люди бывали тоже нечасто. В зале, где мрамором были отделаны только стены, а потолок представлял собой простой белый купол, было два замурованных и, по всей видимости, так и не открывавшихся выхода наверх с табличками «К физическому факультету» и «К химическому факультету». А между ними в стене была относительно современного вида металлическая дверь. Подергав ее, Рамиль пробормотал себе под нос: «Мы не китайцы, но тоже кое-что умеем» – и достал из кармана какую-то штуковину, напоминавшую складной нож с большим набором лезвий. Раскрыв его, он стал копаться в замке, который через пару минут почти бесшумно открылся.

Вытащив на всякий случай пистолет, подполковник осторожно открыл дверь. За ней был довольно узкий коридор, который заканчивался такой же дверью. Открыть ее было также делом пары минут, и мы (я тоже взял на изготовку свой маузер) вышли в какой-то бетонный бункер с лифтовыми дверями справа и слева. А в середине был пробит довольно широкий и высокий тоннель, около которого висела фанерная вывеска со стрелкой и надписью «В Раменки». Тоннель, по всей видимости, был пешеходным и вел в подземный город, который на случай ядерной войны был построен между Мичуринским проспектом и проспектом Вернадского. Город этот нас не интересовал, и мы, аккуратно закрыв двери, вернулись в подземный вестибюль. Дугушев переключил эскалатор в направлении «вниз», и мы без приключений спустились на центральную платформу, а затем вскоре и добрались до нашего «салон-вагона».

Ужин на восемь персон был сервирован блестяще. Вся посуда, начиная от чашек и тарелок и кончая вилками и ложками, была украшена гербами СССР. На столе, кроме разложенной по большим блюдам домашней стряпни Веры Григорьевны, стояла полукилограммовая запечатанная банка черной икры, а также бутылка необычной водки. На этикетке в черно-бело-золотистых тонах было написано: «Крепкая (Strong) Russian Vodka» и стояли цифры, судя по которым крепость напитка была 56 градусов. Я взял бутылку в руки. На обратной стороне просматривалась напечатанная синей краской дата выпуска: 5 января 1983 года. Что касается икры, то она, судя по выбитым на донышке банки цифрам, была выпущена в 2005 году в Астрахани.

Справедливо решив, что выпить по рюмке водки, хотя и крепкой, нам будет лишь на пользу, а икрой, хоть и просроченной, но из президентских запасов, мы вряд ли отравимся, я дал команду открывать и разливать. Мой тост был лаконичен: «С успешным началом операции!» Водка оказалась действительно крепкой, но без какого-либо неприятного привкуса, а икра, хоть и подсохла немного, но была вполне на уровне и, во всяком случае, лучше иранской или подпольной дагестанской. Ну а свежайшие котлетки, приготовленные Верой Григорьевной, а также разогретая на кухне жареная картошечка и маринованные белые грибы создали полное впечатление, что мы находимся в фешенебельном ретро-ресторане, который запросто затмил бы подобные заведения Аркадия Новикова.

За обедом я выслушал доклады своих подчиненных. Цан сообщил, что средства связи в поезде (его вообще-то правильнее называть «рельсовым автобусом») работают нормально. Системы связи старые «Карат», «Гранит» и «Кавказ», но позволяют не только выходить на телефоны спецсвязи, но и в обычную сеть МГТС. Скорее всего, тоннели линии Д-6 оборудованы ретрансляторами, дающими возможность этой связи работать без перебоев. Сканирующий приемник радиочастот время от времени улавливает какие-то переговоры спецслужб, ведущиеся под землей. Ну а наши приборы, в том числе и мобильники, работают в обычном режиме благодаря тем же ретрансляторам. Из современных устройств на поезде установлена только система глушения радиосигналов «Пелена», которая предназначена для защиты от террористов, использующих мины с дистанционным управлением, взрывающиеся от переданного радиосигнала.