Текст книги "Россия белая, Россия красная. 1903-1927"

– Позовите милицию! Быстрее… Меня хотят убить… Милицию!..

Они делают знаки, что поняли, и убегают.

И вот я вновь остаюсь наедине с трупом. Это самый тяжелый момент. Сейчас, так близко от спасения, я боюсь больше, чем за все время этой жуткой ночи… Прислушиваюсь… Что же будет? Они не придут!.. Я кусаю кулаки.

И вдруг в доме возникает шум, слышатся шаги, голоса… Тогда я бросаюсь к двери, колочу в нее руками и ногами, зову, кричу, вою. Я спасен.

В саду Сиренко милиция выкопает двенадцать трупов. Все были ограблены. Похоже, большинство были убиты во сне. Другие, на телах которых обнаружат многочисленные раны, видимо, защищались. Мужчину и девушку, заманивавшую жертвы в ловушку, арестовали. Не задержавшись в Киеве, где мое свидетельство в столь очевидном деле было совершенно излишним, я не знаю, какое наказание им назначил суд. Даже если они получили максимум, то это всего десять лет тюрьмы. Десять? Но они пролетарского происхождения, значит, половину им скостят сразу. При первой же октябрьской амнистии их срок сократят еще вдвое. Значит, им останется отсидеть по два с половиной года, то есть тридцать шесть месяцев. Тридцать шесть? Но когда осужденный отбыл две трети срока (две трети того, что осталось после последовательных амнистий), он имеет право ходатайствовать о досрочном освобождении; если поведение его было примерным, он это получает. То есть в целом отсидеть придется десять месяцев и три недели.

Меньше года тюрьмы за тринадцать убийств и одно покушение на убийство. Такие санкции предусматривает извращенное марксистское представление о правосудии.

Известно, что подобные перегибы были нередки. Большинство советских нововведений, в силу их внезапности и чрезмерности, выходили за рамки поставленных целей. Возьмем, например, ситуацию с браками и разводами.

Раньше, при царях, гражданской регистрации брака не существовало, законным признавался только церковный брак, однако разводы допускались и были даже совсем нередки. Условия русского церковного развода были очень суровы, но производились по взаимному согласию. Новый брак после развода допускался, разрешалось всего три брака. Четвертый в принципе считался незаконным, но в исключительных случаях, по личному решению царя в качестве главы православной церкви, выдавалось особое разрешение на четвертый брак. Более четырех раз, даже в случае вдовства, в брак вступать не дозволялось: насколько я знаю, добиться разрешения на пятый брак никому не удалось. В случае же не смерти, а исчезновения одного из супругов другому приходилось ждать семь лет, прежде чем вступить в новый брак.

При Советах брак стал заключаться простой записью в регистрационной книге, а развод производился по простой просьбе. По поводу развода моей жены с ее первым мужем я уже говорил, что если один супруг просил развода, то согласия другого не спрашивали, а просто информировали о свершившемся факте. Так что бывало, что один из двух разделенных расстоянием супругов полагал, что еще состоит в браке, тогда как в действительности был уже разведен[36]36
  Некоторые бессовестные люди пользовались таким положением вещей. Например, г-н В., бывший дворянин, чья хитрость вызвала многочисленные пересуды. Будучи женат и влюбившись в мадемуазель С., он хотел на ней жениться, но опасался осложнений со своей женой. Тогда он решил развестись с ней в тот момент, когда она поедет в Китай по имущественным делам. Он взялся проставить визу в паспорте жены, заявил ей, что процедура затянулась, посадил ее на поезд, а паспорт послал по почте. Через две недели он женился на мадемуазель С. Через много времени г-жа В. случайно открыла паспорт и увидела там штамп: РАЗВЕДЕНА. Она не поверила своим глазам, стала наводить справки и все узнала. Но было уже поздно.


[Закрыть]. Всякие ограничения на количество браков и разводов были отменены. Знакомый моих знакомых за один год женился более пятидесяти раз. Но когда ребенок рождался от предшествующего брака, у отца из жалованья удерживалась определенная сумма, которую работодатель был обязан выслать разведенной матери. Если детей было несколько, каждому причиталась равная сумма.

Конечно, через несколько лет разведенным мужчинам такая ситуация покажется обременительной. Но как раз в это время разрешат аборты.

В области образования советские реформы оказались позитивными для простонародного класса. Начались они с упрощения орфографии. Образованные люди были сбиты ею с толку и сожалели об утрате былой ясности в этимологии слов; но это фонетическое письмо оказалось легкодоступным для крестьян и детей.

Концерты-митинги, лекции, наконец, радио раскрепостили умы. Просвещению народа способствовал театр, успехи которого достигались усилиями режиссеров, костюмеров и актеров. Сколько раз во время гастролей я удивлялся, что в почтовых отделениях рабочий или крестьянин уже не просят меня написать адрес на письме или расписаться вместо них на квитанции. Раньше такие сцены были обычными.

Можно сказать, что неграмотных в стране не осталось. Конечно, это большое достижение, заслуживающее похвал. Также Советы решили устранить разницу между Россией и Европой в календаре. Они отменили старый стиль и приняли григорианский календарь, используемый в остальных европейских странах[37]37
  Эту реформу планировало еще царское правительство, но православное духовенство яростно сопротивлялось этим планам. Вот почему: разрыв между двумя календарями составлял тринадцать дней, старый стиль отставал от нового. Провести реформу означало перескочить через тринадцать дней, то есть отменить праздники, посвященные тринадцати святым, не отслужить тринадцать служб и не получить доходы, причитающиеся по этим службам.


[Закрыть].

Позднее Советы станут отправлять многих молодых людей из пролетарских семей для продолжения образования за границу. Но эта инициатива обернется против них. Некоторые из этих молодых людей, познакомившись с условиями жизни и работы на Западе, откажутся возвращаться в Россию. Те же, кто вернутся после более или менее продолжительного пребывания за границей, возвратятся совсем другими людьми. Коммунисты первого поколения будут говорить, что не узнают их, и объявят предательством их пристрастие к комфорту, к европейским модам и западным танцам. Даже молодые крестьяне, попав в города, затем не хотят возвращаться к себе в деревню. И тех и других порой станут исключать из партии за буржуазные наклонности.

Но рядом с просвещающейся пролетарской молодежью живет молодежь дворянского и буржуазного происхождения, которая испытывает большие трудности в том, чтобы хотя бы поддерживать прежний уровень знаний. Государственные школы очень неохотно открывают свои двери этим нежелательным элементам; каждый год специальные комиссии просматривают списки учащихся (это называется «чисткой среди учащихся») и вычеркивают фамилии, принадлежащие бывшим дворянам или бывшим крупным промышленникам. Эти дети, чьи семьи практически разорены, могут получить лишь фрагментарное домашнее образование.

Из-за этого и из-за ухудшения высшего образования наблюдается падение уровня подготовки инженеров, архитекторов, врачей, контрастирующее с подъемом образовательного уровня прежде неграмотных слоев. Люди не хотят обращаться к молодым представителям свободных профессий, так как те ничего не знают. Новые профессора невежественны. Пациенты боятся лечиться у врача, получившего диплом после революции. Выдающиеся старые специалисты, в первую очередь хирурги, составлявшие гордость русской медицины царских времен, уходят, но на смену им не приходит новое поколение.

Но разве только в простом народе проявляется искажение принципов революции? Если бы это было и так, то никого нельзя было бы в этом винить; эта фаталистически настроенная, по-овечьи покорная, тяжелая на подъем масса остается привязанной к старине с ее преимуществами и недостатками; деформации марксизма при внедрении в эту толщу совершенно неизбежны и фатальны.

Но нет: наверху, в голове, наблюдается то же самое. До общественности доходят лишь немногочисленные обрывки информации, но и они смущают.

Сразу после революции все спиртные напитки, считавшиеся слишком буржуазными для новой России, были запрещены. Но когда финансы режима начали истощаться, Советы вспомнили, что императорское правительство черпало основную часть своих доходов от государственной монополии на водку. Еще они, возможно, вспомнили, что в этой самой водке царское правительство находило великого союзника, одурманивавшего народ, создававшего химеры и отвлекавшего от действительности. Советы вновь разрешают ее продажу, причем сами же производят, как производят и все остальное. Кроме того, если частные магазины обязаны закрываться в семь часов вечера, то государственные кооперативы работают до полуночи: дополнительные доходы идут в карман государства.

В первоначальном запале организовать жизнь по-спартански власти запретили все азартные игры. Людей, застигнутых у себя дома за игрой в карты на деньги, арестовывали. Но скоро Советы понимают, что и здесь упускают источник доходов. И открывают красивые просторные игорные залы. Каждый понедельник в них устраивают концерты для заманивания клиентов. Кассиры как государственных, так и частных предприятий приходят туда проигрывать средства из касс своих предприятий. Следствием этого становятся трагедии, самоубийства. Советы при необходимости компенсируют потери госучреждениям, вместо того чтобы закрыть игорные заведения, где проигрывают крупные суммы иностранцы, а люди свободных профессий оставляют заработанные с таким трудом гонорары.

Возвращаются былые развлечения. Дорогие рестораны не пустуют. В ресторане на первом этаже гостиницы «Европейская» играют три оркестра. По субботам и воскресеньям рестораны не закрываются до трех часов утра. Швейцары, преграждая путь в шикарные заведения скромно одетым людям, восстанавливают социальную иерархию.

Позднее станут говорить, что главным образом эти заведения посещали коммунистические вожаки. Лично я никогда не видел их в тех залах, где выступал. Они предпочитали отдельные кабинеты. Туда они водили своих любовниц, вместе с которыми напивались. В общем, ничего не изменилось: шикарная жизнь, выпивка, роскошь, любовные похождения расцвели пышным цветом. Поменялись только действующие лица: вместо великих князей появились народные комиссары.

Луначарский содержит известную актрису. Она красива, элегантна, тот же типаж, к которому принадлежали любовницы аристократов былых времен. К сожалению, я не помню ее настоящей фамилии, потому что все вокруг называли ее «мадам Луначарская». Она каждый день приезжает на репетицию в бывший Александринский императорский театр в новом меховом манто: собольем, горностаевом, шиншилловом. В труппе появилась новая игра: заключать пари: «В каком манто она придет сегодня? Спорю, что в норковом». – «А я ставлю на шиншиллу». А она приезжает в манто из темного соболя, в котором еще ни разу не появлялась.

Любовниц содержат многие видные коммунисты. И редко кто не выставляет это напоказ. Возможно, это тоже примета новой власти? Тем более что и женщины-руководительницы не отстают от мужчин. Например, мадам Коллонтай, открыто содержащая мужчин. Она выбирает их из артистов.

Правда, иногда убеждения партийного функционера берут верх над тягой к наслаждениям. Один довольно видный коммунист, известный своими крайними взглядами, Гаврильченко, увлекается талантливой певицей по имени Гения Морозова. Объясняется ей в любви. Она отвечает ему «да», но оговаривает одно условие:

– Вы должны удовлетворять мои запросы, обеспечивать мне роскошь, которая мне необходима. При том положении, что вы занимаете, это будет совсем не сложно. Делайте, как тот-то или этот.

Но Гаврильченко человек честный и бескорыстный. Он верит в правоту своих идеалов. Денег у него нет, а добывать их злоупотреблениями властью он не хочет. В последний вечер, когда Морозова поет в заведении, где он так часто ей аплодировал, он на последние деньги заказывает бутылку шампанского – роскошь, которую, возможно, позволил себе единственный раз в жизни, – выпивает ее и, осушив последний бокал, стреляется на месте. Времена изменились, нравы остались прежними. После мировой войны, падения монархии, двух революций, Гражданской войны и голода Советы восстановили связь с царской Россией под знаком самоубийства, галантности и флирта.

Глава 20
ОТЪЕЗД ИЗ РОССИИ

Когда весной 1925 года я вышел из тюрьмы, мне пришлось идти в Союз творческих работников на переквалификацию, поскольку после осуждения я был вычеркнут из его списков. Тем временем приемная комиссия изменилась; не решаясь притеснять артистов, отказывающихся поддерживать НЭП, союз начинал повсюду видеть контрреволюционеров. Тем не менее я без труда прошел квалификационную комиссию.

После того как благодаря лечению у доктора Иванова голос восстановился, я стал искать работу. Но за время моего пребывания в заключении большинство залов было национализировано. Мне приходилось бороться с предубеждениями их директоров по поводу моего происхождения больше, чем прежде с позицией прессы. Большинство людей все сильнее озлоблялось против носителей громких фамилий. Наконец я разрешил ситуацию, начав сам организовывать концерты.

Чтобы я смог это сделать, моя матушка продала свое последнее украшение.

Мое рискованное предприятие принесло плоды: я заработал денег. Помимо денег я выиграл то, что познакомился с удаленными районами страны: я пел в Сибири до самого Иркутска, на Кавказе, в Туркестане. Выступал я и в Москве, ставшей столицей. Если до войны она насчитывала полтора миллиона жителей, то сейчас в ней жили четыре миллиона. В 1926 году я ненадолго заезжал в Киев, где в доме Сиренко я пережил уже известное вам приключение.

После возвращения с этих гастролей передо мной вновь открылись двери театров. Мне стали предлагать ангажементы в оперетты, комедии, костюмные пьесы. Наконец, меня заметили кинематографические студии, и я снялся в нескольких фильмах.[38]38
  На советских студиях царила строгая дисциплина. Гонорары артистов, разумеется, определялись союзом. Нам приходилось подчиняться строгому расписанию относительно рабочих часов, времени, затрачиваемого на грим и одевание в костюмы. Самые известные актеры платили штраф за опоздание на несколько минут. Режиссеры тоже. Те из них, кто без уважительных причин превышали предусмотренную смету, подвергались аресту. Некоторые даже отправлялись в тюрьму. Крайне сурово карались специфические проступки, которые, насколько я знаю, совершают режиссеры всего мира. Хорошо известный режиссер Гардин ставил условием назначения актрисы на хорошую роль ее личную к нему благосклонность. Его за это отправили на Соловки.


[Закрыть]

В декабре 1925 года матушка получила разрешение выехать за границу. Она просила его уже давно. Режим становился все более и более суровым. Казалось, совсем близки времена, когда дворянское происхождение сделает нашу жизнь совершенно невозможной. Наша семья не могла одновременно покинуть страну. Матушка, человек пожилой, страдающий от болезни почек, должна была попытаться уехать первой. Чем меньше оставалось в России бывших дворян, тем более им затрудняли выезд. Смерть или отъезд любого из них увеличивали ценность оставшихся как заложников.

Матушке было проще уехать, чем любому из нас. Тем более что она могла представить медицинские справки, говорившие о пользе для ее здоровья пребывания на заграничных курортах. Мы с сестрой оставались, понимая, что становимся заложниками. Мы торопили матушку с отъездом, хотя и не были уверены, что в один прекрасный день сможем к ней присоединиться. Она обосновалась в Париже.

Как хорошо, что она поторопилась! Вскоре после ее отъезда Советы ужесточили меры. В январе 1926 года двадцатишестилетний сын нашей кузины, то есть мой двоюродный племянник (его фамилия Сверчков), был арестован по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре. История этого псевдозаговора очень наглядно показывает строгости советского режима по отношению ко всем слоям общества. Вот его обстоятельства.

После убийства Николая II члены русского Мальтийского ордена остались без своего главы; однако они продолжали собираться. Поскольку корпоративный дух сохранялся, один из них, бывший паж по фамилии Остроумов, стал инициатором создания нового аристократического движения. Он собрал некоторое количество кавалеров ордена и бывших пажей. Насколько заговорщики были готовы перейти к действиям? Мне это неизвестно; хотя Остроумов приглашал и меня, я, благодаря какому-то предчувствию, а также поскольку мне приходилось зарабатывать на жизнь и, наконец, по причине моего отвращения к любым политическим акциям, отказался. Меня беспокоило, что племянник ответил на аналогичное предложение согласием. Когда список «заговорщиков» стал достаточно длинным, Остроумов, сам или через кого-то, донес на них в ГПУ.

Одна половина арестованных отправилась на Соловки, другая, в которой оказался мой несчастный родственник, – в Сибирь. Молодых людей привезли в район Нарыма, в самый северный уголок нынешней Томской области – болотистый, малообжитой район с нездоровым климатом и скудной растительностью. Это место ссылки называлось просто Нарым, поскольку большевики стремились подчеркнуть, что упразднили каторгу, и поэтому не давали обозначений подобным местам.

Что же касается Остроумова, он тоже был арестован, но только для видимости, а потом снова появился в Ленинграде. Его имущество не было конфисковано. За время недолгого следствия и суда над заговорщиками у него не отобрали даже квартиру. Предательство Остроумова, на которое он, возможно, пошел в надежде получить спокойную жизнь, принесло ему немалые выгоды. А мой родственник, по последним сведениям, полученным нами, все еще томится в советских тюрьмах.

Трудно было сохранять нейтралитет среди становившихся каждодневными проявлений советской пропаганды. При любом случае проявления за границей недовольства политикой Советов по Ленинграду ходили грандиозные демонстрации, организованные властями. На них лидеры иностранных государств в виде чучел отдавались на растерзание толпе. Транспаранты призывали избивать этих людей. Жалкие средства пропаганды; если присмотреться, они были возвращением средневековых методов или практики африканских племен. Можно заметить, что они эксплуатировали самые темные инстинкты человеческой души, суеверие и магию.

В 1926 году, когда в Англии, уже возобновившей дипломатические отношения с СССР, правительство арестовало нескольких английских коммунистов, по ленинградским улицам пронесли чучело Черчилля. На сопровождавшем его плакате значилось: «Дадим лорду в морду!»

Прохожие приближались и били лорда по голове. Тот, кто этого не делал, привлекал к себе внимание.

Моя сестра, ставшая благодаря браку иностранной подданной, сумела в мае 1926 года получить выездную визу. Она довольно легко покинула Россию вместе с мужем.

Следует ли мне уточнять в связи с этим, что даже думать не стоило уехать из страны без надлежащим образом оформленного паспорта? Раньше беглецы, нелегально перебравшиеся за границу, рисковали тем, что режим обрушит репрессии на членов их семей, оставшихся в России: их допрашивали, сажали в тюрьмы, даже расстреливали. Но когда в 1925 году соседние страны признали правительство Советов, русские, пересекшие границу без документов, согласно международным соглашениям, подлежали выдаче советским властям. Излишне говорить, что сразу после возвращения этих несчастных расстреливали.

Что касается нас, из семьи мы остались вдвоем: моя жена и я. В июне 1926 года матушка прислала мне из Парижа контракт от французской кинокомпании «Стандард-фильм». Я полагал, что, имея его, будет легче добиться визы для нас с женой. Но пошлины за получение паспорта были очень высокими. За себя и жену я, принеся документы и прошение о визе, должен был заплатить аванс в пять тысяч двести франков. При этом я еще пользовался скидкой, предоставляемой артистам. Только лица, ехавшие по поручению государства, платили минимальную цену: четыреста франков.

Чтобы собрать более пяти тысяч, я распродал все, что имел, включая концертное пианино. Я ждал ответа до сентября. Наконец он пришел: отказать. Мне вернули аванс за вычетом небольшой суммы, пошедшей на мелкие расходы.

Что делать? Как раз в это время Советы реформировали мобилизационную систему своей армии. Всякий мужчина, годный носить оружие, вызывался в военкомат и ставился на учет либо в армию, либо в милиционные формирования. Бывших дворян и буржуа из предосторожности приписывали к тыловым частям. Я был удивлен, узнав, что военные власти считают меня годным к воинской службе без всяких ограничений. Они мне сообщили, что негативные моменты (мое происхождение и больное сердце) могли бы послужить причиной моей комиссации в случае войны, но, учитывая мою известность как артиста и в знак уважения ко мне…

Это было лестно, но по многим причинам тревожно. Уж коль скоро в силу обстоятельств я не стал белым воином, становиться красным солдатом я не хотел тем паче.

Эти обстоятельства усилили мое желание покинуть Россию. Но как это сделать, если нам с женой отказано в визах? Может быть, уехать порознь и в разное время будет легче, чем вместе? После колебаний, конфиденциальных демаршей и переживаний, о которых считаю излишним здесь распространяться, мы с женой решили, что первым поеду я. Ведь я был последним мужчиной, носившим фамилию Скрыдлов. В своей политике, становящейся все более экстремистской, Советы, несмотря на их внешнюю любезность, видели в моей фамилии лишь имя одной из тех старинных дворянских семей, представителей которых в стране оставалось все меньше. Мой выезд был и так затруднен из-за предшествовавших выездов матери и сестры. Вместе с женой меня не выпускали. А если бы первой уехала жена, меня бы тем более не отпустили: я бы навсегда остался заперт в советской России. Если же я поеду первым, у нас оставалась надежда, что через некоторое время жене тоже дадут визу. Все представители дворянства в то время были вынуждены действовать таким образом; семьи расставались, первым уезжал тот, кому легче было это сделать.

Я подал новое прошение на совместный выезд. Мне вновь отказали. Тогда я написал прошение на предоставление визы мне одному. Мне заметили, что в перечне родственников, живущих за границей, я не указал одну кузину – графиню Замойскую. На мои слова, что мне стало трудно работать (в 1926–1927 годах руководители киностудий и театров стали очень подозрительными) и я хотел бы год поработать за границей, мне ответили, что, если я этого хочу, мне будет облегчен доступ на русскую сцену. Председатель ГПУ Мессинг[39]39
  Председатель Ленинградского ГПУ был интересным человеком. Польский еврей по национальности, он совсем ребенком стал свидетелем погрома в своем родном городе. У него на глазах казаки убили мать и изнасиловали сестру. Отсюда его ненависть ко всему, что хоть как-то относилось к монархии, дворянству и буржуазии. Это был цельный человек, фанатик своей идеи, но в то же время очень хорошо образованный. Он любил музыку, ему нравилось окружать себя артистами, причем не из тщеславия, как делали многие видные коммунисты.


[Закрыть]лично дал мне знать, что, если я не имею работы (что его удивило бы), он даст мне рекомендацию, с которой меня примут в любой театр. Это означало, что я попадаю в число протеже ГПУ. Ловушка была поставлена очень ловко. Мне пришлось отступить.

Я выждал немного, потом вновь подал прошение, больше для очистки совести. И вот однажды, утром 26 мая 1927 года, меня вызвали в ГПУ и сообщили, что мой паспорт (только мой) готов и я должен заплатить три тысячи франков, чтобы получить его на руки. Пришлось попросить о небольшой отсрочке: у меня не было необходимой суммы. Не могло быть и речи о том, чтобы ее занять: обычно у людей имелось не больше трехсот франков. Единственной моей надеждой было организовать концерт. Но на это требовалось несколько дней. Я никак не мог взять в руки паспорт, так долго ожидаемый и так неожиданно полученный. Казалось, он вот-вот от меня ускользнет. Концерт я мог организовать самое раннее 12 июня. Возможно, удалось бы уговорить ГПУ подождать, но я не знал тайных планов этой организации. Не знал я и чему обязан неожиданной милостью, оказанной мне. Немного позже я узнаю, что оказалось достаточно просьбы одной моей хорошей знакомой к председателю ГПУ, чтобы был снят запрет на мой выезд.

Наконец, 13-го утром я прибежал в ГПУ со сбором за вчерашний мой концерт, которого хватило для оплаты пошлины на паспорт. Мне его выдали на руки. Новость о моем скором отъезде быстро распространилась, и один импресарио попросил меня дать 18-го концерт в Новгороде, до которого всего несколько часов езды от Ленинграда и в котором меня всегда хорошо принимали[40]40
  Новгород – ближайший к Ленинграду город, в котором разрешалось проживание высланным по политическим мотивам. Эти люди были благодарной публикой для артистов, не исполняющих пропагандистские произведения.


[Закрыть]. Импресарио рассчитывал, что, объявив мой концерт как прощальный, он получит особо крупные сборы, мне он предложил повышенный гонорар. Но я назначил отъезд на 17-е; несмотря на необходимость заработать хоть сколько денег на дорогу и оставить что-нибудь жене, неприятные предчувствия подгоняли меня, и я отказался.

17-го я сел в поезд до Ревеля. Не буду описывать переполнявшие меня чувства, когда колеса начали вращаться, когда стали удаляться силуэты жены, родственников и друзей, неподвижно стоящих на перроне, ставшем мне вдруг таким родным. На этой земле я родился, жил, страдал, любил, в этой земле покоился мой отец и многие поколения предков. Сейчас моя родная земля удалялась, а я не знал, увижу ли ее еще когда-нибудь.

Служащие вокзала не могли скрыть удивления при виде странного русского, уезжающего за границу и при этом плачущего. Они-то привыкли к тому, что эмигранты выражают совсем другие чувства.

ГПУ так часто отправляло телеграммы с приказом задержать на границе уезжающего, даже если у него все документы были в порядке, что сердце мое болезненно сжалось, когда поезд остановился на последней станции перед Эстонией. Но у меня всего лишь проверили паспорт и содержимое двух чемоданов, которые мне позволили взять с собой[41]41
  Содержимое этих чемоданов предварительно тщательно осматривалось, а сами они опечатывались с тем, чтобы выезжающий не прихватил с собой ни одного документа, хотя бы отдаленно относящегося к безопасности Советов, и не увез какие-либо ценности. Так, мне запретили вывозить две миниатюры в рамках под предлогом, что в них можно спрятать тайные бумаги.


[Закрыть].

Я был в Ревеле всего один день, когда узнал, что накануне в Варшаве белый убил советского посла. Легко себе представить, какие последствия это покушение вызвало в СССР. Могу сказать, что заложники, о которых несколько подзабыли накануне моего отъезда, сейчас вновь поднялись в цене. Полученное от жены письмо подтвердило, что я уехал вовремя. В заранее условленных выражениях она сообщила мне, что во вторник в нашу квартиру приходили сотрудники ГПУ и спрашивали меня; а я уехал в воскресенье.

Я почувствовал себя свободным только после того, как пересек границу. Избавление же ощутил, лишь достигнув Франции, Парижа. Здесь я и живу с тех пор. Моя сестра с мужем обосновались в Брюсселе. Матушка делит свое время между Брюсселем и Парижем. В двух этих городах живут остатки нашей семьи, глава которой, ушедший первым, остался в России, как и его невестка, которой он никогда не знал.

С болью в сердце сообщаю, что жена ко мне не приехала. Она не смогла ускользнуть из страны и осталась в ней пленницей. Очевидно, ее держат из-за ее собственного происхождения, а также потому, что она последняя в СССР, кто носит фамилию Скрыдловых. Сколько там таких же, как она, виноватых без вины?

Во всяком случае, на моей новой родине фамилия, которую я ношу, не навлечет на меня неприятностей. Это огромное счастье, понятное немногим.

Теперь я в полной безопасности могу вспоминать различные ситуации, в которых звучала фамилия Скрыдлов. Могу размышлять над переменами в отношении к ней людей, о чем знаю на собственном опыте.

Я могу беспрепятственно вспоминать, что при царях наша фамилия звучала как синоним понятий «слава», «либеральный дух», «крамольные идеи»; а при Советах увязывалась с монархией, подавлением, с враждебными идеями. У ультрамонархистов она ассоциировалась с народной любовью; у большевиков с устаревшим принципом – верностью монархии.

Красная для белых, белая для красных, она как будто свидетельствует, что всякий цвет в этом мире относителен и что в конфликте наций, эпох и идей монополии на истину нет ни у одной стороны.