Текст книги "Россия белая, Россия красная. 1903-1927"

Против царицы выступила вся императорская фамилия. Все ее члены подписали обращение к царю, в котором заклинали его раскрыть глаза на надвигающуюся катастрофу, изгнать Распутина и отправить императрицу в монастырь. Даже императрица-мать по этому поводу вышла из тени, в которой держалась с тех пор, как невестка вытеснила ее из сердца сына. Свое имя матери и государыни она поставила во главе списка. Император же отреагировал приступом ярости, что для него было исключительным случаем, и окончательно отгородился от своей родни.

За спиной августейшей четы, по своей воле ослепшей и оглохшей, Распутин продолжал назначать министров, снабжать врага секретными сведениями и заниматься любовью.

Глава 10
СУМЕРКИ ЦАРЕЙ

Так обстояли дела. Высшее общество, раздраженное против конокрада, но не против государя и государыни лично, приписывало ему все беды России. Что же касается народа, он попросту видел в Распутине антихриста.

Члены же императорской фамилии были бессильны помочь императору, отстранившемуся от них; с другой стороны, они понимали, что народ не пойдет за ними – в его глазах они давно уже были дискредитированы, к тому же народ не знал, что они не подпали под власть Распутина.

Как видите, недовольство охватило все слои, снизу до самого верха социальной лестницы, от огневых позиций на фронте до улочек Петрограда. Недовольство было чудовищным и усиливалось с каждым днем. Рано или поздно следовало что-то предпринять, а каждый потерянный день делал вмешательство все более необходимым. Но если ждать слишком долго, хирургическая операция может и не спасти пораженный болезнью организм.

Однажды, декабрьским вечером 1916 года, наша семья собралась за столом. Я помню все до мельчайших подробностей. Мне тогда было пятнадцать лет.

Мы ужинали. Окна нашей столовой выходили на Екатерининский канал. Помимо матушки, отца и нас с сестрой присутствовали несколько ближайших друзей. Всего нас было человек десять. Разговор шел о делах на фронте. Эта тема была не только привычна мне, но и интересна, несмотря на мой возраст. Люди моего поколения и моего круга выросли среди покушений, общественных потрясений, громов войн и не были ко всему этому равнодушны.

Подали закуски. Затем суп. Во время трапезы отец не подходил к телефону, и на звонки отвечал слуга. Вдруг этот слуга входит. Отец смотрит на него вопросительно.

– Ваше высокопревосходительство просят к аппарату, – докладывает слуга. – Звонят из «Биржевых ведомостей» по срочному делу.

«Биржевые ведомости» были одной из крупнейших вечерних газет Петрограда. Они придерживались довольно либерального курса и были в хороших отношениях с моим отцом.

Отец решает, что если звонящий так настаивает, значит, дело действительно важное. Он встает, извиняется и покидает комнату. Мы молча ждем его возвращения. Каждый со страхом думает, что произошла какая-то катастрофа на фронте. Отец возвращается и коротко произносит следующее:

– Распутин исчез. Полагают, его убили. Вечер он провел в доме Феликса Юсупова.

Думаю, никогда не забуду тишину, наступившую за этими его словами. Никто ни о чем не спрашивал, не комментировал новость, не высказывал свое отношение к ней. Хотя это известие подвело черту под столькими дискуссиями, тревогами и баталиями, хотя многие наверняка втайне желали его, все молчали, пораженные. Каждый, в меру своего воображения и взглядов, конструировал в уме возможные последствия случившегося чуть ли не у нас на глазах события для двора, для страны, для всего мира.

На стол подавали блюда, но никто не хотел есть. Наконец матушка встала из-за стола, все последовали ее примеру.

Отец стал звонить по телефону, желая узнать подробности. Но обсуждать подобные темы было рискованно: полиция тайно прослушивала телефоны; отец не узнал ничего нового по той же самой причине, по которой был краток человек, позвонивший ему из «Биржевых ведомостей». Отец отправился к председателю Думы Родзянко, но напрасно: он и там ничего не узнал. Известно было лишь то, что Распутин исчез.

Следующий день не принес ничего нового, в газетах появилась краткая заметка: «Р. таинственно исчез после вечера, проведенного во дворце князя Ю. Полиция ведет розыски». Может показаться странным, что цензура пропустила даже этот текст, сокращенный по максимуму, с первыми буквами вместо фамилий, и понятный лишь немногим, уже посвященным в тайну. В действительности цензура была полностью занята статьями о положении на фронтах. Со следующего дня был отдан соответствующий приказ, и больше в печати не появилось ничего.

Петроград терялся в догадках. Через два дня после того, как новость стала известна, знали лишь следующее: Распутин получил приглашение провести вечер во дворце князя Юсупова, который с некоторого времени посещал его. Полицейские, охранявшие «святого старца», проследили за ним до дворца князя и увидели, как он туда вошел. Потом во дворец приехали великий князь Дмитрий Павлович и депутат Пуришкевич. Затем Распутин исчез.

Император в этот момент находился на фронте, где в ближайшее время должны были начаться крупные операции. В связи с этим все командующие армиями собрались в Ставке в Могилеве. Там царь и получил телеграмму от императрицы. Жена умоляла его срочно приехать в Царское Село, поскольку исчез Распутин. И тут происходит нечто странное: получив эту новость, царь выходит из своей обычной апатии, поднимает голову, в глазах появляется блеск, он проявляет оживление, в его поведении не заметно ни подавленности, ни даже каких бы то ни было признаков горя; он словно проснулся. Сейчас данная деталь может показаться вымыслом; но в этом пункте совпадают воспоминания всех великих князей, находившихся в Ставке, всех офицеров свиты, которые поначалу ничего не понимают в происшедшей перемене.

Однако император, не теряя ни минуты, немедленно выезжает в Царское Село, прервав все работы, отложив совещание. Отъезд в столь важный момент и по такой причине обескураживает собравшихся. Они уверены, что царь спешит к зовущей его жене, потрясенной случившимся, к тому же страдающей в это время от болей в сердце.

Петроград возбужден. Везде говорят только об исчезновении Распутина. Хотя цензура и запрещает газетам писать об этом, в чем все уже убедились, газеты все равно идут нарасхват и привычно читаются между строк. Люди надеются, что Распутин убит, но не смеют в это поверить. Все так привыкли, что этот демон преодолевает все препятствия, привыкли к его живучести, к его везению, к его власти! Неужели возможно, что его действительно уничтожили?

Приехав, царь узнает то немногое, что уже известно. Еще он узнает, что императрица, не дожидаясь его, приказала арестовать великого князя Дмитрия Павловича и князя Юсупова: она ни на секунду не усомнилась в личностях виновных. Легко себе представить состояние души самой искренней и самой фанатичной поклонницы Распутина. Позднее станут известны подробности.

Факт исчезновения «святого старца» скрывали от императрицы, сколько это было возможно, но она настойчиво требовала его со все возрастающей тревогой. В конце концов пришлось рассказать ей правду, тем более что труп Распутина нашли на льду замерзшей Невы, за Петроградом. Экспертиза обнаружила в его организме следы яда, на теле пулевые ранения, травмы, вызванные падением на лед, на котором умирающий еще шевелился, следы от ударов камнями, которыми его добивали. Окружение императрицы опасалось, что ее сердце не выдержит подобного удара; все гадали, что последует за этим убийством… Однако, поскольку она требует ответа, ей говорят. И эта мифоманка, психопатка и истеричка перед открывшейся ей правдой, как, впрочем, и во все трагические моменты жизни, ведет себя спокойно. Она только опускается на стул и вздыхает: – О господи! Романовы погибли!

В первые месяцы войны Распутин сделал императрице предсказание. Вот оно дословно:

«Чувствую бурю над моей головой. Вижу ужасные сны, в которых читаю свое будущее, будущее императрицы, будущее всей России. Я умру в жутких муках, После смерти тело мое не будет знать успокоения. Потом ты потеряешь корону. Ты и твой сын будете убиты, как и вся семья. Потом страшный потоп пройдет через Россию. И она попадет в руки дьявола».

Об этом предсказании, каждый пункт которого настолько точно соответствует последующим фактам, что оно кажется составленным уже после того, как перечисленные события произошли, мой отец узнал от супруги обер-церемониймейстера двора, г-жи Нарышкиной, особы, заслуживавшей доверия и хорошо информированной. Отец рассказал о странном предсказании моей матушке в письме, которое хранится у нее до сих пор. И письмо это датировано 14 апреля 1916 года. То есть за восемь месяцев до убийства.

Очевидно, государыня, рухнув на стул, вспомнила это предсказание, мысленно услышала голос Распутина, говорящий ей то, что она и сама предчувствует; поэтому она и произнесла: «Романовы погибли».

Через три месяца грянула революция.

Новость об убийстве Распутина распространилась быстро. Получив подробности, люди начинают в нее верить. Известно, что арестованы великий князь Дмитрий Павлович и князь Юсупов. Что же будет дальше? Что с ними сделают?

Момент критический. Взоры всей России устремлены на Царское Село. От решения государя, от задаваемого им направления будут зависеть судьбы армий, державы, общества и народа. Но в этом тревожном ожидании чувствуется единодушие. Князь Юсупов, ставший популярным после вступления в брак, получает всю славу за совершенный акт возмездия. Его красота, красота его жены, княгини Ирины, огромное фамильное богатство делали его почти что прекрасным принцем из сказки. Убийство же превращает его почти в идола. Во многих церквях заказывают молебны за здравие знаменитых виновных. Основываются госпиталя и клиники, называемые в честь князя. Он еще находится под арестом, но страна уже относится к нему как к избавителю.

Кроме того, все понимают, что князь, великий князь и Пуришкевич – персоны неприкасаемые; возможно, сами убийцы рассчитывали на данное обстоятельство, когда планировали свою акцию; члены императорской фамилии и депутаты Государственной думы не подлежат суду. Князь Юсупов женат на княжне императорской крови Ирине Александровне, племяннице императора; великий князь по рождению доводится царю двоюродным братом; наконец, Пуришкевич – депутат. Плюс к тому государь и государыня не могут не знать, что снисхождение к убийцам удовлетворит чаяния всего народа; уникальный в истории России случай – симпатии к убийцам объединяют все классы: простой народ, буржуазию и аристократию; социалистов, либералов и монархистов. И если государи знают это, то знают они и то, что момент для них очень опасный, угрожающий.

Но с другой стороны, они помнят, что все высшие посты в государстве заняты друзьями, протеже, ставленниками Распутина. Министерством внутренних дел руководит Протопопов, полностью обязанный Распутину своей карьерой. Забудут ли все эти люди своего благодетеля, когда им так легко убедить императрицу отомстить?

Все ждут.

Становится известно, что начато следствие и что поручено оно не следователям, которые могли бы закрыть дело за отсутствием доказательств, а лично Протопопову и сотрудникам полиции.

У общества не остается никаких иллюзий. Возникает тревога за великого князя Дмитрия, когда тот получает приказ выехать в сопровождении адъютанта императора на границу с Персией: ему поручено осмотреть тамошние крепости на случай вторжения турок через персидскую территорию; всем известно, что для этого региона характерны губительные для легких влажные ветры, а у великого князя как раз слабая грудь. Вызывает сочувствие князь Юсупов, высланный в свое имение. Радуются за Пуришкевича, защищенного от преследований депутатским иммунитетом. Но главное – все смотрят на государей. Императрица по-прежнему цепляется за свои заблуждения, а император – за свои слабости!

Становится известно о тайных похоронах Распутина. Достойный финал для такой жизни. Последняя сцена из серии мрачных офортов, словно пришедших из варварских времен Средневековья с его невежеством и верой в колдовство в современный императорский двор.

Вот как это произошло. В то время, пока великий князь и князь Юсупов остаются под арестом, императрица выбирает для могилы «святого старца» уединенное место в конце императорского парка, поблизости от дворца. Важно, чтобы императрица могла ежедневно ходить туда молиться, беспрепятственно и в одиночестве. Она уже задумывает сооружение подземного хода, который сделает подход проще и еще секретнее.

Но кто же понесет на своих плечах гроб к этой уединенной могиле? Император собственной персоной и несколько выбранных им лиц высокого ранга. И это несмотря на обычай, согласно которому император может нести лишь гроб великого князя, да и то в исключительных случаях.

Итак, царь с ношей отправляется в путь. Ночь. За гробом в глубоком трауре следуют императрица, великие княжны и цесаревич, которому в этот момент двенадцать лет. Гроб с останками конокрада, отравленного, застреленного, забитого тремя высокопоставленными людьми, выполнявшими желание всей страны, сопровождает императорская фамилия, состоящая в родстве со всеми царствующими домами Европы: император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, двоюродный брат короля Англии, племянник короля Дании, двоюродный племянник королев Греции и Италии; императрица – принцесса Гессенская, внучка королевы Виктории, двоюродная сестра императора Германии и королевы Испании; четыре великие княжны, предназначенные к бракам с европейскими монархами; наконец, цесаревич – прямой наследник двуглавого орла и шапки Мономаха.

Глава 11
ОТРЕЧЕНИЕ

Меры, принятые против великого князя Дмитрия Павловича и князя Юсупова, а также невероятные похороны Распутина убедили общество в упрямстве государя и государыни. Те, кто рассчитывал, что после смерти Распутина направление в делах изменится, скоро убедились, что это не так. Все люди, поставленные «старцем» на высокие посты, на них и остались. А императрица оставалась одержимой духом покойного. Фаворитизм, чехарда, хаос сохранялись. Казалось, человек-дьявол, на которого не действовали ни яд, ни пули, из могилы продолжает свое дело и оживает в своих креатурах.

Сам император, который, как показалось на мгновение, освободился от чар, продемонстрировал, что его оптимизм нисколько не исчез. Русско-японская война, революция 1905 года, война 1914 года, убийство Распутина, многочисленные катастрофы, частота и размах которых шли по нарастающей, совершенно не изменили его характера. Инстинктивно не доверявший тревожным сведениям, утверждаемый своим окружением в оптимизме, превратившемся в чудовищную манию, этот абсолютный монарх все двадцать два года царствования полагал, что управляет событиями, рассматривая их исключительно в оптимистичном ключе; он думал, что устраняет беды, отказываясь их видеть. Таким его видел мой отец в 1903 году, таким он остался до конца. Это можно подтвердить одним примером.

Петроградский военный округ был огромным; он включал большой город и часть фронта, от которой зависели безопасность и жизнь столицы. Этот округ находился под командованием генерала Рузского, человека больших способностей, возможно самого преданного государю русского генерала этой войны. После визита на военные заводы Петрограда генерал обратился к императору с важным рапортом, в котором, основываясь на собственных наблюдениях и докладах подчиненных, сообщал, что рабочие настроены революционно. Император ему не поверил. Более того, генерал Рузский был снят со своего поста; ему оставили лишь должность командующего фронтом.

Интриги и несправедливости множились. Личные заслуги мало что значили в этой неразберихе. На память приходит еще один пример из сотни подобных – история, наделавшая в то время много шума в Петрограде. Все письма на фронт, равно как и письма офицеров в тыл, тогда просматривались органами военной цензуры. Тайна корреспонденции обычно сохранялась лишь в отношении писем генералов и адмиралов.

В январе 1917-го отделом цензуры в прибалтийских районах и Финляндии руководил генерал Белостоцкий; предполагавшаяся в этом районе атака наших морских сил стала заранее известна германцам; генералу направляют предписание проверять все проходящие письма, «без каких бы то ни было исключений». Генерал, опасающийся, что в измене заподозрят его самого, выполняет приказ буквально и вскрывает письмо главнокомандующего адмирала Эбергарда. Возможно, в своих инструкциях Управление военной цензуры имело в виду именно это, не решаясь объявить открыто. Таким образом, цензура вскрыла письмо адмирала Эбергарда, которое не имело никакого отношения к национальной обороне, но у генерала были чисто личные основания сожалеть, что оно попало в чужие руки. В ярости он подает жалобу. У него есть поддержка, связи. Управление цензуры не прикрывает генерала Белостоцкого. Его арестовывают под предлогом, что отправленный ему приказ не касался главнокомандующего и что под прикрытием этого приказа он пытался проникнуть в политические секреты.

Итогом стало позорное осуждение генерала на десять лет за государственную измену с отбыванием срока в Шлиссельбургской крепости. Это была особо суровая тюрьма, предназначенная для политических преступников и шпионов. И кто же был обвинителем трибунала на суде над генералом Белостоцким? Генерал Бонч-Бруевич. А кто заменил осужденного на освободившемся посту начальника отдела цензуры в прибалтийских районах и в Финляндии? Родственник генерала Бонч-Бруевича. Осужденному генералу пытались помочь, в частности мой отец. Все напрасно. Его освободила только революция.

Каждый кружок в Петрограде, каждая аристократическая или буржуазная семья могли рассказать подобную историю об одном из своих членов. Умы разогревались все сильнее.

Императрицу воодушевляла яростная, бешеная воля спасти империю. Но она использовала для этого только принципы, завещанные ей Распутиным. Она никого не хотела видеть. Она или удаляла людей, или они отдалялись от нее сами.

В это время, когда оставалось всего несколько недель до революции, свержения и уничтожения императорской фамилии, произошло одно событие, позволившее мне оказаться в обществе императрицы, великих княжон и цесаревича. У меня от этого события сохранились печальные воспоминания.

Дважды в месяц во дворце организовывались концерты для раненых из госпиталя императрицы. В них бесплатно участвовали лучшие артисты петроградских театров. В начале февраля 1917 года организаторы, зная, что я знаком императорской семье и играю на пианино достаточно хорошо, чтобы выступать на публике, попросили моей помощи.

По окончании концерта лицо, которому было поручено передать артистам благодарность императрицы, от ее имени задержало меня, чтобы пригласить на ужин. Пока нас не позвали к столу, я некоторое время оставался в салоне с царскими детьми.

Императора не было: в тот же день он уехал на поезде на фронт. Помимо государыни, великих княжон и цесаревича, за императорским столом в тот вечер собрались: князь императорской крови Константин, две фрейлины императрицы и я. После гибели Распутина ужины при дворе стали особенно немноголюдными. Обычно на них присутствовали члены императорской свиты, и то не каждый раз. Ужин, на который меня пригласили, был совершенно семейным по сравнению с теми, что бывали раньше. Прислуга осталась многочисленной, но кухня была относительно простой: четыре блюда и два сорта вина.

У меня было время рассмотреть сотрапезников. Императрицу я не видел много месяцев. За это время произошло убийство Распутина, что наложило на лицо императрицы страшный след. Она постарела лет на десять, осунулась, черты стали жестче. В ее печали, заметной в любой момент, было что-то агрессивное. Она справилась у меня о здоровье моей матушки, любезно, но без улыбки. За весь ужин ее лицо так и не просветлело.

Что касается великих княжон, прежде я видел их раньше только на приемах и был разочарован, встретившись в неофициальной обстановке. Одеты они были отвратительно. Их мать тоже плохо одевалась, но в то время она ходила в костюме сестры милосердия, который не меняла даже для ужинов, кто бы на них ни приглашался. Великие княжны были в синих шерстяных юбках, на двух из них были шелковые блузки красного цвета, на двух других – желтого, тоже шелковые. Даже купеческая дочка не стала бы носить тот наряд, которым довольствовались дочери императора; и это не было демонстрацией скромности и неприхотливости. Совсем наоборот. Я догадывался, что влияние их матери, равно как и одиночество, в котором она их растила, не способствовали развитию девочек. Непривычные к обществу, великие княжны были малообщительны; как и многие робкие девушки, они были склонны насмешничать. На меня они посматривали со сдержанностью, казавшейся обычной для них; разговаривали только между собой. Следуя этикету, я ждал, пока великие княжны обратятся ко мне первыми.

Единственным светлым лучиком был цесаревич. Я знал, что, несмотря на свою болезнь, о неизлечимости которой он не подозревал, наследник был таким же шалуном, как и все дети его возраста. Он любил шутить, устроить во дворце переполох, спрятавшись за портьеру, чтобы смотреть, как мать, тут же перепугавшаяся насмерть, бегает повсюду, ища его; в церкви, когда священник давал ему причастие, он как-то крикнул «Ура!». Короче, хотя смерть подстерегала его каждую секунду, именно он олицетворял в этой семье жизнь и будущее. В присутствии цесаревича как-то забывалась его болезнь, по крайней мере, пока он сидел.

Ходил он с трудом. Его дядька-матрос большую часть времени носил его на руках. Именно на руках этого человека он появился и в тот вечер в гостиной, где мы дожидались ужина. Его появление вдохновило великих княжон на единственный поступок, благоприятный для меня. Они указали на меня брату.

– Поздоровайся с этим господином, – сказали они. – Это сын великого Скрыдлова, чьи фотографии ты видел в альбомах и о подвиге которого читал.

Ребенок посмотрел на меня. Он был очень красив. На нем был матросский костюмчик. В свои двенадцать лет он уже обладал знаменитым романовским шармом. В его присутствии я почувствовал волнение и смущение.

– Здравствуй, – сказал мне цесаревич.

Но руки не подал. Сестры стали настаивать:

– Дай ему руку…

– Нет, – ответил ребенок, качая головой.

И дядька вынес его из гостиной. Я думал, он капризничает. Но через четверть часа наследник появился вновь. Дядька поднес его ко мне. Он без понуканий протянул мне руку и сказал:

– Здравствуй, Скрыдлов.

– Вот так так! – воскликнули великие княжны. – А почему ты не подал ему руку только что?

– Только что, – ответил мальчик, – я не подал руку, потому что они у меня были грязными; я ходил их вымыть.

В начале того февраля новости с каждым днем становились все тревожнее. Дума вновь была распущена императором, возникло ощущение, что внутренняя политика находится на крутом повороте. 13 февраля начались первые перестрелки на улицах Петрограда, развившиеся затем в революцию. 14-го на сторону восставших перешел Волынский полк. Это стало началом: следом за ним восстали остальные полки.

Дума собралась по собственной инициативе. Ее председатель Родзянко в сопровождении нескольких депутатов направился во Псков, где находился император. Целью делегатов было получить от государя согласие на формирование ответственного министерства или установление какого-либо иного режима, способного успокоить умы, предотвратить инциденты и прекратить бунты. В действительности же они стремились устранить от власти императрицу. Эта мера могла бы остановить, по крайней мере временно, угрожающее развитие событий; возможно, она спасла бы династию и страну.

Информации было мало. Все пребывали в неведении. Чувствовалось, что как в одном лагере, так и в другом готовятся к важным событиям. Но все было окутано тайной.

Наконец, проходя однажды по Невскому проспекту, я вижу толпы людей вокруг продавцов газет. Подхожу. Заголовки и крики продавцов сообщают, что император отрекся в пользу своего брата, великого князя Михаила.

Вскоре становится известно, что император намеревался отречься в пользу сына; но после того, как делегаты от Думы поставили ему условие, что ни он, ни императрица не должны осуществлять регентство, отказался от этой мысли.

Великий князь в свою очередь отрекается в пользу народа.

Это известие вызвало огромное облегчение в обществе. Толпа на улицах распевает революционный гимн – «Марсельезу». Демонстрации пока еще проходят мирно. Буржуазия и высшее общество, за исключением немногочисленных ультра, которых ничто не может убедить, и лиц, пользовавшихся благоволением свергнутого режима, ни о чем не жалеют. Нежданная перемена заставляет забыть о пережитых испытаниях и возрождает забытые надежды; поначалу все видят в случившемся лишь положительные стороны. Люди считают, что беспорядок в управлении, министерская чехарда, ошибки и непопулярность государя и государыни сделали революцию практически естественной.

Знать еще не опасается за свою жизнь. Она полагает, что ей не в чем или, во всяком случае, мало в чем можно себя упрекнуть. Один эпизод проиллюстрирует эти настроения. В первые дни революции я заезжаю к одной знатной даме, княгине М., и вижу, что она, как и многие другие, отчасти одобряет переворот. Чтобы выйти в город, ей понадобилось пальто, она звонит, но горничная запаздывает, и княгиня, не дожидаясь ее, проходит в свою гардеробную.

Через оставшуюся открытой дверь она продолжает разговор со мной, рассказывает, что у нас уже давно почти не оставалось шансов избежать подобных перемен. Мы не могли удержаться на скользкой наклонной доске, по которой скользил режим. Княгиня выражает свои надежды: как знать? Возможно, будущее спасет его. Потом она замолкает. Слышу звук открываемых и закрываемых дверок шкафов. И после долгого молчания:

– Подойдите.

Я подхожу к ней. Она неподвижно стоит перед большим гардеробом, открытым нараспашку, внутри которого висят на вешалках теперь уже ненужные парадные платья княгини. Очень аристократическим жестом княгиня указывает мне на них, ласково поглаживает шелк, бархат, меха, блестки…

– А вот это, – наконец произносит княгиня с двусмысленной улыбкой, – да, это мне жаль…

О судьбе императорской фамилии никто не беспокоится. Однако местонахождение императора было неизвестно.

В один из этих дней, полных неопределенности, подруга моей матушки рассказала ей небольшой эпизод, в котором, как в капле воды, отразились образ и дух революции. Вот в чем его суть: императрица захотела послать мужу письмо. О его отречении она еще ничего не знает и адресует письмо, как обычно, «Его Императорскому Величеству царю Николаю II. В Ставку».

Через пару дней письмо возвращается назад, и поперек конверта императрица видит надпись:

«АДРЕСАТ НЕИЗВЕСТЕН».