Текст книги "Резиновая чума"

– Он не выходит из будки?

– У него там даже сортир. Очень любит спортивный телевизор.

– Хорошо, – спокойно произнес Мельников, хотя ничего хорошего покамест не услышал. – Теперь попробуем установить, кто отыгрался первым.

Мозговые штурмовики переглянулись.

– Я не помню, – виновато признался Блоу. – Может быть, и я. Засветил Сергеевичу и пошел отдыхать на лавочку. Наблюдать за процессом.

Игорь Сергеевич поджал губы.

– Короче говоря, все происходило в обычном режиме, – подытожил опер. —А что, позвольте спросить, у вас там за поп затесался? Весь измордован, и сделан хуже других.

– Это мои проблемы, – Снежан сумрачно сцепил пальцы. – Есть тут один поблизости. Не желает подвинуться на сотню метров. Ему Господь велел делиться, а он…

– Очень похож на отца Малахию из Путиловского храма, – подмигнул Роман.

– Он самый и есть, – отрезал Генеральный.

– Ну, с ним я потолкую… почему вдруг из него куклы изготавливаются…

– Толкуйте, мне скрывать нечего. Вы лучше разберитесь, какая сволочь меня с этажа сбросила.

– Разберемся непременно. Остальные, не слышно вас! Пляшущие мозги! Кто за кем уходил?

В этом пункте началась полная путаница, грозившая обернуться склокой. Никто ни о чем не помнил. Отметелили, кого мечтали, да разошлись…

– А вы? – Роман стрельнул глазами в Наташу.

Та молча ответила взглядом, зыркнула на Снежана.

– А когда ушел Пляшков? – спросил Роман.

Все переглянулись.

– В общей массе, если не ошибаюсь, – Гордон Блоу, оправляя костюм, тщательно подбирал слова. – По-моему, он дважды ударил Соломениду Федоровну… и быстро удалился.

– У вас были трения? – Роман нахмурился, глядя на бухгалтершу.

– Да какие у меня с ним трения! Это вот с ними у меня трения, – она ткнула пальцем в Ронзина. – Две зарплаты получает. И две премии.

– За какие же заслуги?

– Я вам потом все подробно распишу, – пообещал психолог.

– А посторонние в комплексе были?

– Откуда! Они своих жен бьют.. дома, под яичницу с укропом.

– Я вновь напоминаю о своей особе, – подал голос Генеральный. – Мне угрожают. Мой манекен выбросили из окна. Это сигнал. В следующий раз биту расколошматят о мое темечко.

Мельников с хрустом потянулся, еще дальше смещая Мудроченко.

– Мы разберемся, – пообещал он. И подвел итог: – В общем, никто ничего не видел. Отработали друг дружку в бою без правил и разошлись по домам. Никто не задержался, кроме Блоу, который возвращал ключи. Как же так получилось, что бедняга Пляшков снова очутился на корте? Как он туда попал? Зачем застыл неподвижной фигурой? Он кого-то ждал? Ему кто-то назначил встречу, обидел? Он хотел, чтобы его избили, и лично поквитаться с мучителем? Не был ли он тайным мазохистом?

– Все мы тайные мазохисты, – вздохнул Блоу. Ронзин вторил ему невнятным звуком.

Повисла тишина.

Паульс, всеми забытый, за весь допрос не проронил ни слова. Снежан накрыл его руку своей.

– Ангел, не расстраивайтесь. Вы подкинули блестящую мысль. Я уверен, что товарищ оперуполномоченный безупречно сыграет свою роль. Нынче же вечером. Или завтра, или хоть через день. Правда, господин капитан?

Мельников пожал плечами.

– Я не исключаю. Но вы сами понимаете: я при исполнении. Надо сделать соскобы, пустить собак… И допросы – они еще не закончились. Мы в самом начале пути. Мне нельзя устроиться к вам на ставку.

– У нас есть собаки, – с готовностью отозвался Снежан.

– Серьезно? Советую им не пересекаться с нашими… Товарищ Ронзин, дождитесь меня. Мне крайне любопытно, какую пользу может приносить корпорации человек вроде вас…

10

Ронзин затащил Романа Мельникова в святая святых: свой кабинет, сплошь увешанный диаграммами, графиками и таблицами. Папок накопилось столько, что РУВД было впору позавидовать.

– Контролю поддается все, без исключения, – с порога заявил Ронзин. – Все можно подсчитать, измерить, установить с высокой долей вероятности. Организации, концерны, корпорации в этом смысле ничуть не уступают отдельным людям. Просто требуется системный подход.

– Вот это что? – Опер ткнул пальцем в клетчатый листок с отчетливым следом от чайного стакана.

– Это открытие. Теперь уже рутина, а в прежние времена… – Психолог-фасилитатор закатил глаза. – Это Решетка Лидерства, которую создали Блейк и Моутон.

– Тоже мне открытие, – пожал плечами Роман. – Чем больше у тебя в обезьяннике, за решеткой, тем больше и лидерства…

– Вы не в курсе. В основе Решетки – элементарные положения. У всех организаций есть три общие черты: Задачи, Люди, Власть. Если перейти на английский язык, то получается три «Р». Власть – это самое интересное. Ее хочется всем, да не каждому можется. Поэтому, для эффективности производства, у нас проводятся мозговые штурмы, основанные на Решетках; семинары, ей посвященные, командное строительство, межгрупповое развитие, обретение идеальной стратегической модели, реализация и консолидация..

– Реализацию мы видели, – отозвался Мельников. – Такую, что за консолидацию не возьмется ни один морг. Откуда вы наползли, черт побери? Из каких Америк? Что вы морочите мне голову?

Ронзин постарался не обидеться.

– Я помогаю вам найти убийцу, – сказал он твердо. – Это в моих интересах. Я понимаю, что подозрение лежит и на мне.

– Лежит, – заверил его Роман. – Не поделили с Пляшковым Соломениду Федоровну – вот и готовый мотив…

Он устроился за столом, начал перебирать бумаги. Ронзин ревниво маячил за спиной.

– Вот это, – опер подцепил лист. – «Континуум методов». Обозначены Квадранты А, В, С и D. Что это такое

– Как же! Стартом из квадранта А естественный путь развития приводит к финишу в квадранте D. Я вижу, вы ничего не понимаете, – раскипятился фасилитатор.

– Да я не понимаю одного, – признал Роман. – Каким же образом от всего этого вдруг станет больше и лучше стелек? И что за войны у вас ведутся с прилегающими субъектами? То храм им не дает покоя, то целый завод…

Ронзин втянул голову в плечи:

– Это не моя компетенция! Я стараюсь способствовать психометрически, чем могу. Тестами Кеттелла, например. У всех, между прочим, нахожу, что моральные нормы либо не усвоены, либо сугубо корпоративные… Но позвольте, я продолжу, вы же интересуетесь моей работой. В каждом коллективе, – назидательно сообщил Ронзин, – чем бы он ни занимался, существуют и выделяются: Председатель, Направляющий, Работник компании, Новичок, Командный работник, Исследователь ресурсов, Наблюдатель-оценщик и Завершитель-отделочник. Так написано у Джима Стюарта. Примерно так и выстроена наша администрация.

– Ну, с Председателем понятно, – согласился Роман. – А вот Направляющий – это кто? Чем он занят? За что ему деньги платят.

– Откровенно признаться, функции Направляющего исполняю я, – скромно ответил Ронзин.

– Так я и думал.

– Я борюсь с инерцией. Сообщаю энергию, даю указания. Ориентирован на достижения и задачу. Иногда мне, конечно, помогает Гордон Блоу как старший по званию.

– А что – кто-то не ориентирован на достижения и задачу?

– Паршивая овца всегда найдется…

– Допустим. Работник компании – он чем отличается от командного работника?

– Первый делает, второй администрирует…

– Ясненько… Мудроченко и все остальные.

– В известной мере.

– Так. Хорошо. Кто такой Новичок?

Ронзин откровенно удивился:

– Да это же вы сами…

– Ах, да, я запамятовал. Ну, с Исследователем Ресурсов проблем быть не должно. Игорь Сергеевич. К Наблюдателю-Оценщику тоже вопросов нет, лучше Соломениды Федоровны не найти. А как насчет Завершителя-Отделочника?

– Это низшая каста, – Ронзин понизил голос. – Это и есть Гаттерас Арахнидде, оторванный от коллектива. Его надо срочно включать в команду, пока не укокошил еще кого. Обратите на него внимание. Это изгой. Он замышляет зло, хотя внешне старается. От него можно ждать любого агрессивного акта…

– Вы полагаете, это он? Какие у вас доказательства? Ну, нелюдимый человек – зачем же мордовать Пляшкова. Между прочим, откуда взялся сам Пляшков? Кто он такой по вашей градации? Кто его пригласил, оформил – Направляющий? Исследователь Ресурсов? Наблюдатель-Оценщик? Кому вдруг понадобились его фантастические услуги? Стельки нашептали из ботинок?

Ронзин помолчал. Пляшков никогда не укладывался в Решетку.

– Просто колдун и мошенник, – предположил он. – Завистник, лузер, неудачник. И шпион, хоть от тех же индусов. Верьте мне. Это был он.

– Но Снежан не такой идиот, чтобы так запросто купиться…

– Он во всем поступает на западный лад. Да и в Кремле без астрологов тоже ни шагу. Нужно много продаж.

– Вы там днюете и ночуете, в Кремле, – улыбнулся Мельников.

Распахнулась дверь, просунулась всклокоченная голова Мудроченко.

– Гаттераса Арахнидде убили, – произнес он севшим голосом.

11

Любимым растением Арахнидде был кактус.

Горшочек на блюдце стоял позади процессора, на офисном столе.

Кактус самодостаточен, им было комфортно вдвоем. Кактус является ботаническим аналогом непонятно кого – вероятно, верблюда. Плеваться ему никак, и он колется. В нем заметно продуманное несовершенство.

Снежан – тот повсюду ставил кадушки с ненастоящими пальмами, да бисер метал под видом садов и камней, и Гаттерасу все это казалось отвратительным. Когда-то в его дому жили другие растения; в горшках на подоконнике росла любопытная троица: дуб, кипарис и лимон. Дуб куда-то пересадили, и мало кто знал, какая теперь под ним существовала свинья – может быть, она перетирала на мясо желуди, а может, уже явилась с бензопилой, захотевши благоустройства.

Кипарис и лимон скончались от обеспеченной старости.

Какое-то время Арахнидде владел одинокой лилией. Держал ее, как женщину, дома. Лилия маялась в несоразмерно здоровом горшке на кухонном буфете, над плитой. Однажды, особенно надышавшись жареной картошкой, она даже расцвела единичным цветком, первым и последним. Потом Гаттерас года два вглядывался в нее, как вглядываются в лицо умирающего. А кактус удобен тем, что с ним не поймешь, живой он или мертвый. Вынул, воткнул его обратно, и он стоит. Зато его владелец был непоправимо и достоверно мертв. Ему проломили голову очередной битой, когда он, в привычном одиночестве-затворничестве, занимался творческой разработкой Решетки. Экран монитора тускло светился сквозь уже запекшуюся кровь. Бита сидела в разломленном черепе, как в футляре.

– Капитана Гаттераса полюс Северный затер, – глупо процитировал кто-то детский стишок.

– Лопнул ледокол, – констатировал Мельников, старательно выталкивая зевак из кабинета отделочника.

На гуттаперчевый шум прибыл судмедэксперт Льдин. Отшельника нашла Соломенида Федоровна, хотевшая от него росписи в ведомости.

– Когда-то его вывезли из Испании, – взволнованно болтала бухгалтерша. – Совсем еще мальцом, в тридцатые годы. А уж у нас он увидел такое, что и молчаливость можно простить…

Она расплакалась в микроскопический платок.

Льдин не слушал ее.

– Арахнидде, Рома – это от слова «паук». Однако наш клиент уже окоченел…

Доктор Льдин натянул перчатки, распаковал чемоданчик. По ходу он, как имел обыкновение, делился разными новостями и внезапными озарениями, аффективными омрачениями.

– Мне давеча один деятель рассказал, что ДНК, оказывается, издают колебания. Эти колебания существуют даже у покойников. Их можно отследить, перевести в звуковой формат и послушать. Рассказчик признался, что не удержался и послушал-таки песни какого-то покойника – копирайта, разумеется, никакого. И тот ему спел: сперва, как положено, нечто невнятное и космически-разумное, но, к досаде меломана, в ораторию постоянно встревало какое-то взвизгивание и улюлюканье, и я задумался о месте, где этот концерт дается в оригинале. Откуда, так сказать, ведется трансляция. А вообще – как могли бы зазвучать погосты и мавзолеи!..

Льдин взял мертвого Арахнидде за плечо.

– А что до арахнофобии – это всего лишь одна из фобий. Лечится последовательной аппроксимацией. Это, чтобы ты Рома, понял – постепенным приближением. Посмотреть. Потрогать. Погладить. Расстегнуть. Разрезать…

– Погоди здесь резать, ты машину-то отправь, – напомнил Роман.

– Отправлю. И еще сон мне вышел…

Льдин, завидуя настоящим операм, косил под агента Купера, который щелкал смертоубийства, как орешки, опираясь на сны.

– Это был крайне тревожный сон. Кое-какие параллели узнались сразу. Во-первых, там был Финский залив, с которым все ясно, потому что я в последние дни часто выезжаю под Зеленогорск. Во-вторых, там были два рыла, в которых я мигом узнал вчерашних уркаганов из морозильника. Ножом убитые! – значительно подчеркнул патологоанатом. – У твоего звездочета тоже был ножик. Но в остальном не разобрался…. Я пришел на пляж удить рыбу. Увидел двух человек, стоявших по колено в воде, тоже с удочками. И решил, что все хорошо, соседи замечательные, не опасные… Но дальше что-то произошло, и это событие вдруг развязало этим рылам, рыбакам то есть, руки. Они подошли ко мне с победным видом и сказали, что теперь-то начнется. Теперь-то им почему-то можно браконьерствовать. И подтянули к себе сети, в которых болталась пара здоровенных, объеденных с хвоста рыб. А моя удочка сиротливо лежала на песке. Рыла побрели в залив, уходя все дальше и дальше, с сетями. Потом они незаметно опять оказались рядом. И я стал объяснять своим родным, что книжки наши выйдут очень скоро, что нас с этими рылами верстали вместе и уже отправили в печать. Рыла снисходительно кивали. И сейчас я ищу дальнейшие аналогии. Конечно, вспомнил одну древнюю историю про рыбаков, которые тоже вот так бродили по водам, будучи ловцами рыб, а к ним подошел некто и сказал, что они будут ловцами вовсе не рыб… В этом случае моя роль остается загадочной. Я не решаюсь отождествиться с этим третьим лицом, пришедшим на пляж, чтобы сделать из рыл приличных людей. Хотя остро хочется…

Решив, что Роман все равно не поймет, что было очевидно по выражению оперативного лица, доктор Льдин отказался от истолкования, зато пауки засели у него в голове, и он ударился в очередное аффективное омрачение, так что его не без труда усадили в машину.

…Гаттераса Арахнидде увезли в последнее путешествие, а Роман Мельников, лишь поставив в известность об убийстве Следака и не желая с ним связываться, начал осматривать место преступления. Покойный и вправду вел какую-то паучью, скрюченно-перепутанную жизнь. В тесном офисе царил хаос, но из тех, где нужное всегда окажется у хозяина под рукой. Окровавленный монитор продолжал показывать квадратированную схему: от квадратика Индивид четыре стрелочки отходили к Команде. Ниже Индивид делился на две взаимоисключающие разновидности: Отдельный и В Составе Команды. В раздвоении Команды было больше премудрости: Оперативная группа и Команда управления. От всего этого книзу бежали стежки: Легкость с левого полюса и Сложность – с правого. Еще ниже было написано совсем непонятно: Тип «загадка», Связь с фактами, Связь с решением и Ценностное решение.

Похоже было, что Ронзин действительно не терял времени. Гаттерас медленно изменялся. Он учился. Он изыскивал выгоды в сиянии с коллективом.

Рядом с компьютером лежала толстая папка бумаг с отчетами о выпущенных стельках.

Повсюду стояли переполненные пепельницы, взамен зажигалок – спичечные коробки, один очень большой, хозяйственный. Принтер, ксерокс. Носовые платки, китайская лирика, фотографии каких-то испанцев на стенах. Штук десять гелевых ручек, ни одна из которых не писала. И при этом при всем – ощущение идеального порядка.

Убитый сидел спиной к двери. Защелка была отомкнута. Возможно, Арахнидде кого-то ждал – хотя бы Соломениду Федоровну с ведомостью. Телефон был разряжен.

Двигаясь с предельной осторожностью, опер обошел перепачканное в крови вращающееся кресло. Кровь засохла. К Арахнидде подкрались сзади, он не ждал беды. Ударили очень сильно, пусть и не так сокрушительно, как Пляшкова.

Но – мотив? Серьезного, настоятельного мотива как не было, так и не находилось. Роман успел спросить, побывал ли Гаттерас в тренажерном зале – нет, вчера не ходил. В кресле валялось скомканное махровое полотенце. Убит никому не нужный, безобидный штатный астролог. Из окна выброшен манекен Генерального Директора. Проломлен череп работнику-одиночке, Завершителю-Отделочнику, ценному сотруднику. Он пока не видел возможности свести эти факты воедино.

А потому надлежало проявить решительность крайнюю.

Роман позвонил Снежану Романову:

– Рабочий день отменяется, – объявил он спокойно. – Или приостанавливается.

– Почему? – спокойно спросил Снежан.

– Потому что я приступаю к допросам с официальным пристрастием. И первым, товарищ Романов, будете вы. Прошу пожаловать в мой кабинет.

– Какой кабинет? – поразился тот. – У вас здесь нет кабинета…

– Вы позиционировали меня как редактора ведомственной газеты и штатного хулигана-провокатора. Мне давно полагается кабинет.

– В самом деле, – смутился Генеральный Директор. – Идите к Ивану Сергеевичу, получите ключи от офиса двести двенадцать. Я буду там через полчаса. Но вы, товарищ Мельников, не забывайте и о журналистике! Газета должна быть позитивной. Пусть первый номер будет траурный, но газета при этом должна вселять оптимизм и ориентировать на результат…

– Оптимизма пока обещать не могу, а вот насчет результата постараюсь, – отозвался капитан Мельников.

От Снежана Романова так и веяло смертным холодом. И капитан приготовился разговаривать жестко. Но вышло так себе.

12

Офис номер двести двенадцать был гол.

Сидеть пришлось на свежевыбеленных подоконниках. Они едва успели высохнуть. Мельников держал протокол на коленях, а Романов тем временем думал, что эта писанина не имеет никакой юридической силы.

Против ожидания разговор начал сам Снежан.

– Нашли куклу Арахнидде, – сообщил он. – В самом подвале. Изрезана в клочья.

Мельников обругал себя. Действительно: и как он не подумал, а куда же подевался манекен астролога, если тот занял место собственной персоной?

– Кто нашел? – позорно спросил Роман.

– Таджик-уборщик. Метет, а там целый ворох. Специально резали, со вкусом, даже выкололи глаза, а они – самые недешевые. Это же не просто резина и не воск, у нас особый состав. И растоптали.

«Снова эксперты», – вздохнул Мельников. Собаки придут. С людьми.

– Все было заранее задумано, – не унимался Генеральный. – Это не просто под наплывом чувств меня кто-то выбросил. Кто-то забрал Арахнидде из тренажерного зала, тайно вынес, привел в негодность…

– А где манекен Пляшкова? – неожиданно спросил опер.

– Астролога? – недоуменно вопросил Снежан Романов. – Да в той же куче. Прах к праху, как говорится. Смешались при столь печальных обстоятельствах.

– А при других смешиваться не приходилось? В смысле – нежелательным образом пересекаться? С вами, например?

Генеральный подобрался, насторожился.

– На что вы намекаете? Между нами не было конфликтов, за исключением мелких производственных. Ну, запрогнозированный запах вдруг оказывался не лучшим… Пляшков кивал на звезды, а я ему про эти звезды… всякое, короче, говорил.

– Давайте отвлечемся, – предложил Роман. – Мне нужно уяснить общую картину. Итак, вы – я не интересуюсь, какими средствами – приобрели местного ящера, его возводили десятки лет. И захотели выпускать здесь стельки. Почему именно стельки?

– А почему бы и нет? У нас они особенные, эксклюзивные, с феромонами.

– С чем, извините?

– С феромонами. Это специальные мужские вещества, издаваемые железами для соблазнения женщин. Аттрактивы. Наше ноу-хау.

– И что же? Они соблазняются?

– Рыбаки говорят, что плотва клюет, – пожал плечами Снежан. – Это лучшее, что может предложить современная наука для сближения полов, гармонизации межличностных отношений мужчины и женщины всех возрастов и социальных категорий. Наше производство имеет большое социальное значение.

– Допустим. У вас цеха, производство. Вы расширяетесь…

– Так земелька нынче ничейная…

– Это еще вопрос… Ходят слухи, что вы намерены охватить своей деятельностью даже Кировский завод.

– Почему нет? – скромно потупился Романов.

– И Путиловский храм, – небрежно добавил Мельников.

Снежан потемнел лицом.

– Вам поп уже напел, я правильно понимаю?

– Оставим его в покое, на время. У меня было время пообщаться с вашим психологом.

– Это с Ронзиным? – осторожно спросил Романов.

– С ним. У меня сложилось впечатление, что в вашей компании с его подачи, да под присмотром Блоу активно насаждается чуждый нашему обществу стиль работы. Мозговые штурмы, выдуманные классификации, странные гимнастические упражнения, мистические решетки… как на это смотрит ваш менеджер по кадрам, Иван Сергеевич?

Снежан улыбнулся:

– Прекрасно смотрит. Его самого отобрал лично Блоу, и благодарности Ивана Сергеевича нет предела, Правда, как менеджер по кадрам Иван Сергеевич выступил против Блоу. Он идеальный Заместитель – существует такая роль. Незаменимый Второй Человек. Человек не винтик, он значительно сложнее. И западная экономика безусловно доказывает, что при должной организации производственного процесса это именно так.

– До меня еще дошли слухи и о том, что вас атакует промышленный шпионаж. Это так?

– Это не исключено. Покойный Пляшков не раз прибегал ко мне с разными впечатлениями, подозревая то одного, то другого. Он и перед гибелью, после штурма, прилюдно дал слово явиться в зал к манекенам, где ровно в полночь планеты откроют ему… имя злодея, шпиона и убийцы. Его мало кто слышал, сдается мне…

– Почему же вы молчали об этом?

– Потому что меня никто не спрашивал.

– Кто еще это слышал?

– Трудно сказать. Все могли. Но люди уже встали из-за стола, отвлеклись…

– Не причастны ли к этому ваши соседи-индусы?

Снежан пожал плечами:

– Во всяком случае, они тоже занимаются ароматизацией. У них разработаны особые демографические окуривания. Да сравните численность населения! Сколько живет у них и сколько у нас!

– Я слышал еще, что вы вошли с ними в долю. В смысле недвижимости.

– Не отрицаю. Вошел.

– Но не сразу? Сначала были трения?

– Трения всегда неизбежны. Это бизнес.

– Однако они прекратились после того, как их руководитель разбился?

– Вы напрасно вспоминаете этого индуса. Было проведено расследование, и наша непричастность оказалась полностью доказанной.

– Но здание-то почти целиком ваше.

– Ну и что?

Снежан смотрел на него холодно.

– Древний вопрос: кому выгодно? – философски заметил Роман. Школа Милиции явно пошла ему на пользу.

– Ну, тогда мне проще взорвать подземный ядерный заряд, каких тут полно, и расчистить место, – парировал Романов. – Болван обкурился, опился русской водкой и сверзился с крыши.

– А что ваша жена? – спросил Мельников, напитавшийся корпоративными слухами.

– Жена? Она тут при чем? Она дома сидит.

– Нет ли у вас где ее манекена?

Тут Снежан подмигнул ему:

– Для разбирательства с женами манекены не требуются…

– С их кавалерами – тоже…

Романов захохотал.

– Моя жена? С Арахнидде?… С Пляшковым?…

– Я рассматриваю все версии, товарищ Романов. Имейте мудрость не обижаться.

– А вы не рассматриваете версию о самоубийстве?

Глаза у Романа полезли на лоб:

– То есть как?

– Ну, очень просто. Пляшков зарывается, дает неверный и непотребный прогноз. Допустим, предрекает кому-то болезнь или смерть. Это не дает ему спокойно спать. Он был мистический человек, с болезненным чувством ответственности. И вот он меняет себя на куклу, в бешенстве кромсает манекен, идет в зал и ждет человека, который вполне заслуженно с ним разделается.

Старший оперуполномоченный потер кончик носа: хотелось врать и врать.

– Мне кажется, это слишком вычурно…

– Он и был вычурен, до крайности.

– А Гаттерас? Еще одно самоубийство? Как бы вашу лавочку вообще не прикрыли, товарищ Генеральный Директор.

– Мозговой штурм? – предложил он вместо ответа. – Нет-нет – насчет вашей маскировочной журналистики…