Текст книги "Резиновая чума"

– Войдет такой субъект, всем вышеназванным оснащенный, в метро и, допустим, покашляет, – буркнул Дудин. – И пожалуйста: весь вагон ждет головастиков. Если он еще и маньяк, то хрен такого поймаешь.

– Возьмем, – уверенно сказал Роман.

– Как продвигается ваше расследование, Роман Николаевич? – не без издевки спросил Снежан Романов из-за стола. Он сидел с видом мрачным, но конструктивным. От него расходились невидимые, но ощутимые лучи надежды.

Однако Роман поглощал лучи, не отражая их.

– Оно продвигается очень неплохо, – нахально ответил он. Капитан хорошо выспался и чувствовал себя немного увереннее. – Это не семимильные шаги, но и не старческая поступь. А у вас как дела? Что слышно из «Калодермы»?

Романова перекосило.

– Застопорилось! – гаркнул он. – Без пяти минут памятник архитектуры. Такой хороший Путиловский храм они переделали под склад, только крест и оставили при мошонке о двух колокольцах… А здесь им припомнилась старина. Но Снежана Романова еще никто не смог остановить и не остановит. Я возьму эту конуру под охрану. Я построю там проходную… открою бар…

– Не советую, – возразил Роман. – Баров у нас в округе и без того пятнадцать штук. Милиция вам спасиба не скажет.

– Ладно, фитнес-центр. Кабинеты психологической разгрузки. Манекены туда поставлю, в конце концов. Вам ведь все равно, где стоять?

– В резиновой форме – пожалуй…

– А у меня к вам тоже вопросец имелся, – озабоченно вскинулся Генеральный. – Менеджер по производству доложил, что вас не устраивает качество нашей продукции.

– Воняют, – согласился Роман. – Чем-то заморским. Вы забыли? Я уже жаловался, и не менеджеру, а лично вам. Мне-то что, я человек холостой, да работаю, можно считать, в сортире… но если купит человек семейный… или, не приведи Господь, влюбленный…

Снежан сделал пометку в блокноте.

– Я провентилирую этот вопрос, – слова его чуть не сложились в каламбур.

Роман не знал, кому довериться больше – Гаттерасу или Пляшкову. Гаттерас работал на совесть, но ненавидел коллектив и сам мог шпионить неизвестно за чем. А Пляшков, похоже, был искренне предан Снежану, Алине, стелькам и от чистого сердца хотел помочь, прислушиваясь к звездам: а это он и впрямь умел делать, он слышал их, если верить Малахии.

Или от нечистого.

Патологоанатом добавил давеча еще кое-что. И думать об этом вообще не хотелось.

– Я жду очередного клиента, – пробормотал он на прощание и зевнул во весь рот.

– Кто-то звонил? – не поняли провожавшие его Роман и Дудин.

– Нет. Из вашей конторы. Кого-нибудь да привезут. Я не знаю, кого именно, теперь это уже неважно. Это может быть кто угодно.

– Но не я? – с опаской спросил Роман.

– Не, Рома, не ты, – утешил его Льдин и потрепал по плечу. – Пока – не ты. Это – чтобы тебя…

– Кто-то думает повесить на меня труп? – расхохотался опер.

– Нет, у них другая философия…

Выходя от Снежана, Роман изнемогал, вычисляя очередную жертву. Он верил интуиции Льдина не меньше, чем Снежан – интуиции Пляшкова. Долго мучиться ему не пришлось. Вечером в кукольном театре был обнаружен Мудроченко с головой, разрушенной до основания – как обычно, бейсбольной битой. Менеджер по производству лежал в ногах у резинового Романа.

Новенькая форма Романа-манекена была забрызгана кровью и мозговым веществом, которого на сей раз оказалось немного меньше, чем прежде.

А группа как раз прибыла на разминку, выпустить пар, и вот теперь выпускала его, не двигаясь с места. Никто не произносил ни звука. На это было больно и горько смотреть: стоящий Мудроченко, чей манекен никуда не делся, еще без единой царапины, с улыбкой, весь грузный и услужливый. И чуть подальше – другой: такой же, но только лица уже не осталось.

У Романа зазвонил телефон. Это был Льдин.

– Ехать? – осведомился он лаконично. – Я соберу бригаду, ты занимайся там своим…

– Куклу не успели убрать, – зачем-то сказал Снежан, и молчание возобновилось.

Развитие событий виделось ясно: рабочий день кончился, и Мудроченко, как полагалось в режиме резины, пошел в качалку на ком-нибудь отыграться. Там его либо кто-то уже караулил, либо догнал и нанес удар.

Ронзин всплескивал руками:

– Какая команда! – восклицал он. – Какая получалась дружная, слаженная, рабочая команда, ориентированная на успех!.. И вот такие гештальты…

– Может, у вас как раз все как надо получается, – возразил ему на это Мельников. – В итоге останутся одни эти ваши резиновые или какие там, восковые истуканы, и получится то, к чему вы стремились… Это и будет идеальная команда.

Стоявший рядом Блоу с банным полотенцем через плечо, холодно заметил:

– От вашей работы тоже немного толку. Я направлю в городскую Администрацию предложение организовать в правоохранительных учреждениях такие же занятия.

– Вы живых людей просто так лупите, ни за что, даже за кукол не принимая, – тявкнул и Паульс.

Все они вдруг почувствовали себя на конях, трех белых конях.

«Несущихся в снежную даль», – достроил Роман, и его что-то кольнуло.

…Приехала бригада, уже посмеиваясь и перешучиваясь, быстренько приступила к делу. Опять придется каждого допросить: Роман не находил в себе сил.

Он доложил Генеральному, что идет в отделение совещаться, а сам отправился домой. Любимыми дворами. Завернул в чанашную, где иногда похмелялся, а чаще обедал. Созерцание трупа не влияло на милицейский аппетит.

Там тоже что-то происходило.

Иногда люди сходят с ума так, что почти здоровы. Роман чувствовал, что рассуждает в правильном направлении – применительно к уголовному делу. Видно, что они хотят чем-то поделиться с миром, на что-то пожаловаться, о чем-то рассказать, но им либо не хватает выразительных средств, либо они этими средствами неправильно пользуются.

Постоянно кажется, что вот еще самую малость – и такому человеку помогут, исполнят его невыносимые желания. И он сразу поправится, и пойдет созидать. Сейчас в чанашной бесчинствовал какой-то человек в расстегнутом пальто и сбившейся шапке. Лицо у него было такое, как если бы ему только что показали передачу «В мире животных», которой он поразился и возмутился на всю жизнь. Человек перемещался порывистыми, очень широкими шагами.

– Дайте мне есть! – кричал он, шурша денежной бумажкой.

– Пожалуйста, – испуганно отвечали повара. Они торопливо показывали ему разложенный товар. – Вот возьмите мясо, вот салат…

– Дайте мне хлеба! – изумленно орал человек, расхаживая вдоль окошка.

– Вот хлеб, берите! – просили его добрые женщины.

– Я хочу есть! Дайте мне есть!

Человек отошел от хлеба и заметался по залу. Помелькав какое-то время, он решительно взялся за стул и подсел к какому-то мужчине, который высасывал суп.

– Ну, всё, – сказал человек и грубо придвинул к себе чужое второе.

Мужчина продолжал есть, не глядя на соседа. Но, едва тот вонзил вилку в это второе чужое, аккуратно отложил ложку и с видимым облегчением встал. Он молча схватил несостоявшегося едока за пальто, поволок к двери и вышвырнул в мир, наружу, где тот заблудился навсегда.

Но что-то же в нем кипело! Он что-то знал. И не сумел объяснить.

Капитану было неприятно соотносить себя с этим сумрачным существом, навсегда заблудившимся в реальности. Он тоже что-то знал, он чувствовал, но топтался на месте. И экспертиза топталась там же. Роман нервничал и донимал доктора Льдина нетерпеливыми расспросами.

Льдин укоризненно улыбался:

– Я ведь не эксперт-криминалист.

– Да брось, вы каждый день с ним бухаете.

– Он говорит, что стельки пропитаны каким-то незнакомым веществом, которого туда никогда не добавляют. Возможно, от пота. Возможно, для соблазнения дам. Сейчас вычисляют формулы – там не одна, похоже. Много компонентов.

– Продвигают, стало быть, забугорную парфюмерию. Только хреново у них получается! От меня все в последнее время шарахаются.

– А ты давно их стирал? – осторожно осведомился Льдин.

Роман задумался.

– Да как надел, так и ношу… времени-то прошло!

– Понимаешь, в чем дело: спецы говорят, что ни один из выделенных компонентов не способен ни соблазнить, ни вылечить от пота. Вот послушай, был мне тут сон…

– Опять ты со сном, – скривился Роман. – На хрен мне твои сны.

– А ты все же внимай, – уже заунывно проговорил Льдин, перемещаясь в сон, и тот, как ни удивительно, тоже касался оружия. – Невыносимо реальный сон: в нем я застрелил одного опасного человека, своего благодетеля. Благодетелем он был потому, что помог мне купить в Центре Фирменной Торговли, что у Нарвских ворот, небольшой револьвер в ящичке. И видно было, что за эту любезность он потребует от меня каких-то ответных услуг. Поэтому, прямо возле указанных ворот, я его и застрелил, в машине. Он там сидел, а я всунулся и стал стрелять. Первая пуля пошла неудачно, попала ему в левую половину живота, это совсем не смертельно было, и я увидел, как его перекосило от возмущения. Но следующие три пули пришлись куда положено. Умеренно потекла кровища, он завалился, а я уже спокойно прицелился и угодил ему в лоб. Выстрелы были почти бесшумные, курок нажимался мягчайшим касанием, и никто мне не сделал замечания, все шли мимо. И меня захлестнул восторг: надо же, до чего просто, я и дальше так буду делать. А когда проснулся, почувствовал, что именно так и стреляют по-настоящему. Как будто и вправду кого-то укокошил. Револьвера очень жаль; остаток сна я провел в поисках места, куда бы его выбросить. И, видимо, нашел, да уже запамятовал. Точно знаю, что не в местный пруд: во-первых, он очень мелкий, а во-вторых, уже замерз. Теперь машинально сую руку в карман, досадую: до чего же там пусто.

Роман смотрел на Льдина молча.

И Льдин ответным проницательным взором изучал его:

– Правильно, Рома, – похвалил он опера. – Сними свою пушку с предохранителя, тебя вот-вот начнут ликвидировать. Для кого-то ты стал чересчур опасен.

И он удалился обратно, в свой сон, запивая слова и фразы медицинским спиртом, благодаря чему его сновидение неуклонно теряло мнимую способность помочь расследованию. Не желая слушать его дальше, Роман попросил патолога заткнуться. Или ступать со всем этим к Гордону Блоу. Тот не заткнулся и продолжал объяснять капитану в спину:

– Мне нравятся сны-галлюцинации, даже страшные. Как правило, для их прихода на ночь надо что-нибудь принять. Ну, снотворное какое-нибудь. Или после долгой пьянки, день на второй, они появляются – разноцветные, несуразные. С утра хотя бы знаешь, что поспал. А то бывает, что они становятся унылым продолжением событий минувшего дня. А событий-то нет…

…Головоломка сложилась во сне, как менделеевская таблица элементов. И оценить это открытие по достоинству мог только Льдин, черпавший жизнь в пассивном сновидении, а лучше – в смерти.

Неизвестно, была ли в том заслуга доктора.

Проснувшись, Роман обнаружил, что имеет перед глазами полную картину происходящего; ускользавшее и тем досаждавшее вышло на первый план. Правда, никаких фактов у него по-прежнему не было. Но у Менделеева их тоже было не густо, а преступный маньяк никак не мог знать, что сыщик пуст. Подтвердить озарение капитан мог только самоотверженной практикой.

«Мистика или спирт?» – гадал капитан. Доктор настолько часто делился снами, что Роман поневоле присматривался к собственным грезам. И тот же доктор отмечал замечательную яркость сновидений, посещающих спящих в состоянии акогольного голода. Эти сны чрезвычайно подробны, они хорошо запоминаются; именно они кажутся продолжением бодрствования. Роману было не жалко лавров, он охотно принял помощь доктора, которую тот оказал по наитию, бессознательно, в состоянии стихийного аналогового мышления, когда связи, доступной разумному постижению, нет, однако одно порождает другое.

…Прямо с утра капитан позвонил экспертам-криминалистам. Те раздраженно ответили, что вещества, которыми пропитаны предъявленные к экспертизе стельки, действительно создают иллюзию ароматизации и вообще зарубежной экзотики, но по составу больше напоминают лекарственные смеси в диком сочетании.

Роман отправился в Корпорацию.

И выяснилось, что сильно поусохшие мозги все еще сохраняли способность ходить на штурмы: оставшиеся в живых расселись по местам, а Снежан восседал в директорском кресле и несказанно обрадовался приходу старшего оперуполномоченного.

– На пару слов, Роман Николаевич, – Снежан выпрыгнул из кресла, подобно барсу.

Они вышли за дверь, и Генеральный зашептал:

– Роман Николаевич, у меня к вам имеется очень, очень убедительная просьба. Сейчас перед всей командой вы намеком или, если хотите, полунамеком, объявите, что дело почти раскрыто и вы поймаете убийцу уже в ближайшие сутки.

– А зачем? – Роман с интересом склонил башку набок.

– Не спрашивайте, – Снежан замотал головой, – не могу. Просто скажите. Тем более, что вероятность такого события действительно возросла, я правильно понимаю?

– Я не уполномочен об этом распространяться, – сухо молвил Роман.– Но просьбу вашу уважу. Отчего, в самом деле, не успокоить людей? Тем более, что эксперты растолковали мне, какого рода информацию собирал в своем офисе Арахнидде. Чем он там занимался.

В этом Роман сблефовал. Он лишь сию секунду вспомнил, что неплохо было бы поинтересоваться у специалистов этим вопросом, ибо он по спиртной забывчивости до сих пор не удосужился это сделать. Ведь Гаттерас постоянно совал Генеральному распечатки-откровения. Хотя по большому счету это уже не имело значения.

Подумав, Роман добавил:

– Впрочем, вам я скажу. Я действительно скоро возьму этого гада.

– Еще лучше, – Снежан расцвел. – Так объявляйте! – Они вернулись к собранию. – Господа! Все мы – одна команда. И наш командный игрок Роман Николаевич Мельников хочет сделать важное сообщение.

Лица у собравшихся были постные, энтузиазм не приживался. Ликвидация менеджера по производству заставила каждого задуматься о собственной участи.

Роман сделал краткое заявление. Да, в деле наметились обнадеживающие сдвиги. Да, он стоит на пороге открытия и не сегодня-завтра вычислит убийцу.

Лицо солидарного Снежана Романова тоже стало топорно-суровым.

– Поэтому я, обдумав этот вопрос неоднократно, прихожу к выводу об установлении дежурств. В тренажерном зале, откуда, похоже, и тянется всякое зло.

– Не хотела вот я идти смотреть эти Ужасы, – пробормотала Наташа. – А что? Зеркало треснет – уже плохо. А тут почти настоящих избивают.

– Охрана отказывается дежурить в зале, – продолжал Снежан. – Говорит, что не хочет впутываться в уже раскрученное уголовное дело. Поэтому первое сегодняшнее дежурство я поручаю вам, Соломенида Федоровна. На место вашего манекена встанете вы…

Главный бухгалтер всплеснула руками:

– Помилуйте, да как же я управлюсь? А если он придет меня убивать? Мне и не выстоять ночь, у меня ноги больные, у меня варикозная болезнь, – и она действительно, позабыв о своей обычной манере преподносить себя выгодно, выложила на стол перебинтованную ногу.

– Мы снабдим вас свистком и дадим баллончик с парализующим газом, – Снежан был категоричен. – Я подписал приказ. Бонусы, премиальные, сверхурочные – об этом, Соломенида Федоровна, можете не беспокоиться. Выпишете себе сами. Совещание закончено, господа. Отправляйтесь по рабочим местам. Только вы, Соломенида Федоровна, задержитесь на минутку, я дам вам дополнительные инструкции. А вы, Роман Николаевич, загляните ко мне минут через десять…

Бухгалтерша осталась сидеть, не отнимая руки от левой груди. Остальные потянулись на выход. Коллектив разбредался по конуркам; опер задержался у кабинета Блоу. Дверь была приоткрыта, Блоу заметил Романа, приглашающее кивнул, предложил сесть. Одновременно он вел международный телефонный разговор: подрабатывал в должности менеджера по торговле; впоследствии он должен был передать Паульсу приобретенный опыт. Работала громкая связь.

– Покупая наш ароматизированный продукт, вы извлекаете из этой сделки значительный benefit.

– Какой я буду иметь benefit, купив этот продукт?

– Benefit, получаемый вами при покупке данного продукта, состоит в том, что этот продукт полезен для вашего здоровья.

– Wow! Но почему же вы не объясняете, какой мне будет benefit от хорошего здоровья?

– Benefit от хорошего здоровья, которое вы обеспечите себе покупкой нашего продукта, заключается в создании чувства комфорта и престижа.

– Как же мне испытать эти чувства? Я в замешательстве!…

– Закройте глаза и вздохните поглубже. Представьте себе ситуацию из прошлого, в которой вы испытывали комфорт и престиж. Вы можете представить себе такую ситуацию?

– Да, когда я пошел в ресторан. Это было в День Благодарения, wow.

– Прекрасно. Теперь на секунду представьте себе ситуацию в будущем, когда вы снова пойдете в этот ресторан. Постарайтесь вызвать в себе ощущение комфорта и престижа.

– О, как это будет великолепно!

– Таким образом, всякий раз, когда вы будете вспоминать посещение ресторана, вы сможете без особых проблем вызывать в себе это чувство комфорта и престижа.

– Но зачем же мне вызывать в себе это чувство? Какой мне от него benefit?

– Benefit здесь заключается в том, что вы, регулярно вызывая в себе чувство комфорта и престижа, сможете улучшить состояние своего здоровья.

– И я получу реальный benefit?

– О да. Но главный benefit вы получите, приобретя наш ароматизированный продукт, потому что в этом случае ситуация упростится настолько, что вам, чтобы вызвать в себе чувство комфорта и престижа, уже не нужно будет вспоминать, как вы ходили в ресторан на День Благодарения, где пережили ощущение комфорта и престижа.

– И этот benefit…

– Совершенно верно. Этот benefit – хорошее состояние здоровья, которое повлечет за собой ощущение престижа и комфорта.

– Где я могу получить дополнительную информацию о benefit, который я извлеку из вашего продукта?

– Я предлагаю вам записать номер нашего телефона.

– На кой черт мне записывать ваш телефон? Какой мне с этого benefit?

– Ваш benefit от записывания нашего телефона будет состоять в том, что вы получите исчерпывающую информацию о возможностях испытать желательное для вас чувство комфорта и престижа на фоне хорошего здоровья.

– Но что произойдет, если я откажусь от пользования вашим продуктом?

– В этом случае, вы, к сожалению, не извлечете benefit, состоящий в хорошем здоровье на фоне желательных для вас ощущений комфорта и престижа.

– Как это понимать?

– Представьте мысленно ситуацию в прошлом, когда вы, допустим, попали в нежелательную для вас автомобильную пробку и не успели в ресторан на День Благодарения, где вас ждал желательный для вас benefit…

– О-о-о!…. О-о-о!…….

– Не расстраивайтесь. Теперь вы с легкостью перейдете от нежелательных для вас негативных ощущений к желательным для вас позитивным ощущениям, если закроете глаза, вздохнете и мысленно перенесетесь в прошлую ситуацию, когда вы пришли в День Благодарения в ресторан, где ощутили желательные для вас комфорт и престиж… Между прочим, в качестве бонуса вас больше не будут беспокоить плоскостопие и потливость ног. И вы перестанете простужаться, что в нашу эпоху общей климатической непредсказуемости чрезвычайно важно…

Роман слушал и прицокивал языком, болезненно переживая собственное косноязычие. Он бы так не сумел. Посмотрел на часы. С невольным уважением отвесив Гордону Блоу прощальный поклон, покинул кресло и отправился к Снежану. Возле двери он столкнулся с Соломенидой Федоровной – та как раз выходила, благоухая лекарствами и коньяком. Лицо ее светилось от счастья.

– Заходите, Роман Николаевич, располагайтесь, – Романов сделал приглашающий жест. – Я, как видите, провернул одну комбинацию.

– Я так и подумал. Мне вообще показалось странным, что потенциального убийцу ставят в известность о дежурстве. Такие вещи обычно держат в тайне.

– Именно поэтому я назначил Соломениду Федоровну, которую ногтем легко сковырнуть. Она опасна для убийцы. Она всюду сует свой нос и знает про все на свете. Может сболтнуть лишнее, даже не понимая, насколько это важно. Она – следующая жертва, я в этом уверен… Ну, а когда все вышли, я освободил ее от этой почетной обязанности. На дежурство заступите вы, Роман Николаевич. А манекен уберем. По ходу спарринга посмотрим, кстати, кто будет мутузить его с особенной яростью. Ибо сердце мне подсказывает, что вы и в самом деле вот-вот разгадаете тайну. Небось, уже и отрапортовали?

Роман улыбнулся:

– Зачем же? Рапортовать будем, когда преступник начнет плакать и каяться.

– А разве не положено доложить?

– Мало ли, что положено. Милиции полагаются свисток и фонарь, но у нее и этого нет, поэтому она бьет молча и не глядя…