Текст книги "Резиновая чума"

2

С утра в отделении разгорелась небольшая дискуссия. Мозговые штурмы заразны. Роман говорил одно, а Дудин предполагал другое.

В обезьяннике, с ночи еще, кто-то обоссанный орал во весь голос, и Роман врезал дубинкой по прутьям решетки.

– Сейчас вообще в СИЗО поедешь, – пригрозил он.

– Слушай, Роман, – сказал Дудин, допив стакан. – Я все думаю на этого Ронзина. Что-то он скользкий.

– А чем тебе Ронзин не угодил? Какие у него мотивы? Отпетый западник, прогрессивный, Снежан его лично позиционировал.

– Ну да. Сначала в одну позицию, потом в другую. Бухгалтерша-то твоя говорит, что слушал Снежан больше астролога, доверял ему. Ронзин боялся, что вот-вот вылетит.

Дудин налил себе еще. Роман поддержал.

– Ладно, предположим. А почему – Ронзин? Почему не Паульс и не Блоу?

– Да за этих сколько валюты плачено!

– Паульс из наших.

– Ну и плевать. Ронзину все равно было опаснее. Не забывай: бухгалтерша. Это еще та стерва, я таких навидался. Пришли девчонки, сидят в сторонке. В дешевом кабаке. Золотые зубы, штукатурка, водочка, цыплята табака. «А что, девки?» – передразнил Дудин. – «Один раз живем!» Меха на них, побрякушки, глазами так и стреляют по шоферне… И пивком лакируют, водочку-то. А уж жрут! Всем за полтинник, все квадратные, каждая не ниже зама по кадрам…

У капитана зазвонил телефон.

– Мельников, – неприветливо ответил Роман.

– Роман Николаевич, это Снежан Романов. Не разбудил? Вы нам очень нужны.

– Что, еще кого-нибудь замочили?

– Да нет, маленький мозговой штурм. И непременно с вашим участием. И чтобы ваш коллега тоже поприсутствовал.

– Это Дудин, что ли? – удивился Роман.

– Он самый. Будьте так любезны.

– Ладно, договорились, – опер непочтительно сбросил вызов. – Теперь им и ты понадобился, – обратился он к Дудину. – Давай, вспоминай: не натворили ли мы чего в этом Бомбее?

– Да все как обычно, – развел руками тот.

– Тогда поехали. В конце концов, там теперь моя работа, мне прогуливать совестно.

…Штурм начался необычно.

Не было уже привычной деловитости, а все сидели по местам смирно и дожидались директивы. И сразу делалось очевидно заранее, что все эту директиву поддержат. Дебаты исключались, все было решено.

Игорь Сергеевич, обогнавший милиционеров и вошедший минутой раньше, горевал.

Они вместе садились в лифт, у менеджера по кадрам оттопыривался карман. Грузный капитан ненароком надавил животом, и в кармане щелкнуло.

– Яйцо! – зарыдал Игорь Сергеевич. – Мое яйцо! Я только вчера его усыновил и даже еще не придумал сказку на ночь! Мы только что и помылись в душе! Теперь мне траур и штраф! Гордон, когда я смогу получить новое яйцо?

Блоу держался предельно серьезно.

– Это несчастный случай, Игорь Сергеевич. Вы были неосмотрительны, когда входили в лифт с Романом Николаевичем и Соломенидой Федоровной. Но всего не предусмотришь. Штраф уплатите, организуете скромные поминки, а новое яйцо я выдам вам сегодня же.

Менеджер всхлипывал, скорбя по яйцу.

Снежан Романов обратился к Роману:

– Роман Николаевич, вами многие недовольны. Расследование не продвинулось ни на шаг. Об Арахнидде вы забыли вообще, равно как и о покушении на меня. Результатов экспертизы до сих пор нет. Моих сотрудников арестовали в милицию, и сократилась продажа. Газетное дело застопорилось. А вы, хоть и временно, числитесь в нашем штате. Есть предложение изготовить вашу куклу. Вы не возражаете?

Этого опер не ожидал.

– Мою? Стоять с вами в одном резиновом строю?

– А что в этом такого? – поднял брови Блоу, подпиливая ногти.

– А вот мы спросим вашего коллегу: господин Дудин – вы бы хотели располагать куклой вашего начальника?

На Дудина было больно смотреть.

– Рома, – пробормотал он. – Честно сказать, ты иногда… Но рука у тебя тяжелая. Иной раз так и хочется тебе… это самое…

– Да пожалуйста, – Роман пожал плечами. – Если у вас резины на меня хватит и воска. И пластилина. А ты, Дудин, отправишься за это на производство. Потолкуешь с простым народом, а то мы все по верхам шаримся. Я говорил, но мало, и ты к народу ближе. И я разговаривал как журналист, а ты побеседуй, как мент… хватит кривляться.

Капитан теперь хорошо понимал, что простой рабочий человек, который ни в чем не виноват, с удовольствием поможет милиции. А вот за сотрудничество с газетой можно и поплатиться. Сейчас его удивляло, как он не сообразил это раньше и вообразил себе какие-то выгоды, вытекавшие из нового назначения. Снежан вскружил ему голову корпоративными химерами.

– Я рад конструктивности вашей позиции, – удовлетворенно отметил Снежан.

Заговорил Блоу:

– Я надеюсь, что вы также признаете свою вину, заплатите штраф за умерщвленное яйцо и организуете стол. Скромный прощальный корпоратив.

В ответ уполномоченный выставил ему дулю.

– Сами обмывайте ваши яйца. Отпевайте их, хороните их, поминайте… Я зайду к отцу Малахии и закажу панихиду.

– Передайте ему заодно, чтобы подыскивал себе новую епархию, – равнодушно добавил Генеральный. – Здание перепрофилируют. Там будет склад готовой продукции. Разрешение подписано в городской администрации. Там, кроме пары болтающихся колоколов, нет ничего исторически ценного.

Снежан ударил ладонями по столу и встал:

– Ну что, на сегодня можно и закруглиться? Господин Блоу предлагает нам новую интересную разминку. Только не забудьте вынуть яйца… А вам, Роман Николаевич, я делаю компенсацию. Я понимаю, что вы отчасти унижены и шокированы. Я попросил товарища Паульса, и он любезно согласился продолжить ваше корпоративное образование.

Мельников не стал возражать. В конце концов, Ангел Паульс был следующим, кого он намеревался допросить. Слепая вера Соломениды Федоровны в таланты Пляшкова не принесла большой пользы.

Правда, Паульс был опасен умением завести в другую степь. Что и сделал.

Едва они очутились в кабинете менеджера, Паульс не дал Роману и рта раскрыть.

– Вижу, что вы до сих пор не пропитались нашими идеалами, – и он нарисовал новый рисунок, на сей раз что-то вроде бус. – Известнейший на Западе специалист Питер Сендж выдвигает некоторые признаки, которые необходимо развивать в любой организации. И в нашей. И в вашей.

Книга Стюарта была уже заложена на нужной странице.

В бусинках, которые перерисовал себе Паульс, значились пункты. В целом она именовалась двойной петлей личностного и организационного развития, со ссылкой на какого-то Гарратта. В глазах у старшего оперуполномоченного зарябило. Он начал читать: Обзор организационных структур. Обзор профессиональных отношений. Обзор процессов отбора. Система оценки. Анализ потребностей в развитии. Направления развития. Процесс развития. Выполнение работы. Направления развития бизнеса.

На этом мандала замыкалась; от бусинки к бусинке тянулась кривая стрелочка, бусинка вытекала из бусинки. И только выполнение работы перечеркивало круг, почему-то напрямую связываясь с системой оценки. Черта делила круг на Инь и Ян.

– Начинаете понимать? – радовался Паульс. – Эта система здесь отлично привьется… Но главными, конечно, остаются индивиды. О них вы уже знаете. Направляющий, Новичок, Завершитель-отделочник…

– Поэтому, коли так важен, завершитель-отделочник был убит, – подвел итог Роман. – Это вы его убили, Паульс? Ведь вся ваша шобла считала его лишним, мухой в сметане. Он давал результат без всякого вашего шаманства. Не проще ли избавиться от такого?

Паульс испуганно снял очки:

– О чем вы говорите? С чего бы мне? У нас есть психолог, фасилитатор… это им полагается работать с индивидами замкнутого стиля. Арахнидде мне ничем не мешал.

– А где вы сами находились в момент убийства?

– А какой это был момент? – прищурился Паульс, не давая себя подловить. – Его нашел Мудроченко, с него и спросите.

– А кого вы чаще всего избиваете в зале?

– По настроению, – пожал плечами Паульс и посмотрел на опера столь выразительно, что тот угадал свою параллельную участь.

– Вот еще, – Паульс потянул очередную закладку.

– Не надо, – остановил его Роман. – С меня достаточно вашего бреда. Скажите только, какое место в этой вашей цепочке занимал покойный Пляшков. Как астролог.

– Он находился сразу везде, – гордо ответил тот. – Он прозревал события в комплексе, указывал вектор.

– Вектор, стало быть, – кивнул Роман и вышел, не прощаясь. Спрашивать о битах, очередности ухода и полотенцах не имело смысла.

В вестибюле его уже дожидался огорченный Дудин.

– Только не порти настроение, – сердито сказал Роман. – Идем в машину, хлебнем пивка, покурим. Ты, я вижу, побродил по цехам?

– Как приказал, – уныло ответил тот. – Убогие зальчики. Ножницы, гладильные доски, утюги, какие-то древние прессы. Работников – раз два и обчелся. Эту резиновую западную кодлу все ненавидят. И даже не скрывают, что сами убили бы, доберись до ихнего зала… Мудроченко для них – первый зверь. Бухгалтерша – второй. Вообще, какое-то очень маленькое производство, и стелек мало. Куда им расширяться? И чем-то ужасно воняет.

Они вышли из здания корпорации, Дудин уселся за руль, Роман загрузился рядом.

– Клеем, небось, – философски заметил Роман, откупоривая пиво.

– Нет, чем-то еще. Тетки в синих халатах стригут эти стельки, кромсают, примеривают. Мужики развозят в тележках. Честно тебе скажу: не впечатляет. Очень боятся, что вот-вот примут четвертого психолога, какую-то москвичку. Говорят, что хуже черта. Занимается группами начинающих, а они, бедняги, даже и не пробовали. Злая, как ведьма, потому что до мужиков жадная. А про убийства вообще молчат. У нас, говорят, такой район простецкий. Каждый день кого-нибудь убивают.

Роман попыхивал сигаретой и размышлял. Жена Генерального, которую сдала ему Соломенида Федоровна, не шла из головы. Мягкий гипноз, массаж, загадочное звездное небо, муж штурмует мозги.

– Прокатимся за город, – решил он. – Пора навестить эту Алину, что при Снежане. Пляшков к ней захаживал – вот тебе мотив.

Дудин завел мотор.

– А Гаттерас? – напомнил он. – Ты и в самом деле о нем позабыл.

– С ним сложнее, – отмахнулся Роман. – И в то же время проще. Газуй, не тяни.

У Нарвских Ворот он спросил:

– Дудин, признайся честно, ты действительно собрался избивать мою куклу?

– Да нет, – расплылся тот в улыбке. – Мы с ней водочки треснем…

– Это славно. Кстати, с меня уже сняли мерку. Предупредили, что много материала пойдет, но Снежан не скупился.

3

У Нарвских Ворот задержались, прихватили доктора Льдина. У того был выходной день, и он напросился участвовать в оперативных мероприятиях. Он любил это дело и никогда не упускал случая, добровольно расширяя круг своих обязанностей. Как и Роман не мог спокойно пройти мимо морга, обязательно заходил и слушал мистические и сновидческие откровения доктора.

Особняк Снежана Романова был крепким орешком, но только не для Романа. С охраной препирались недолго – отчасти в силу общей внушительности капитана и убедительности его доводов, отчасти же по той причине, что скучающая Алина очень обрадовалась гостям.

Она вышла, лично проводила их в дом, лично и ловко обнесла закусками и напитками. Дудин смотрел на это с тоской. Все же он вел машину и не мог позволить себе отдохнуть с размахом.

Роман расположился на диване, заняв его весь; прочим Алина гостеприимно указала на шкуру перед камином. Курился кальян.

– Все это Снежан построил сам, собственными руками, – с гордостью объяснила порозовевшая Алина.

– И шкуру добыл? – Дудин скосил глаза.

– Нет, шкуру купил. Снежан – противник убийств. Он, случается, начнет сердиться, рвать и метать, но это все пустые слова. У него же руководящая работа.

Роман осматривался, принюхивался, прислушивался.

– У нас к вам, Алина – не знаю, как по батюшке…

– Просто Алина, – та потупилась.

– Так вот, у нас к вам… Алина… есть несколько вопросов. Совсем немного. Вы догадываетесь, о чем. Но вас ведь не было в зале, что вы можете знать?

Та, согласная, округлила глаза:

– Конечно! Что же мне знать?

– Разные мелочи. Ну, например, вам известно, когда произошло преступление. Во сколько в тот вечер ваш супруг возвратился домой? Конечно, вы вправе не свидетельствовать против близкого человека.

– Ах, – Алина томно махнула рукой. – За минутами домашнего хозяйства теряешь часы и дни. – Все домашнее хозяйство выполняли за нее заграничные роботы вкупе с домохозяйкой-уборщицей. – По-моему, он приехал, как обычно. Немножко возбужденный, потому что в куклы свои играл. Как маленький, сказала я ему.

– Так, так, – Роман кивал. – Вам известно, Алина, кого убили?

Та залилась краской:

– Ужасное варварство! Бессердечие! Даже если кто-то был обижен его прогнозами. Светлый был человек, душка, без мыла умел влезть.

– Да? – заинтересовался Льдин.

– В душу. Заглянет в глаза, возьмет за руки и все расскажет. О тебе, о себе, о будущем вообще… Обещал, что будет большая война, но не скоро, а прежде в Сибири распустится каменный цветок. Приступит к массажу…

– Цветок? – не унимался игривый Льдин.

– Нет, Пляшков.

– Будем откровенны, Алина, – Роман выглотал бокал коньяку, зажевал «мазуркой». – Между вами с Пляшковым что-то было? Клянусь, мы ничего не скажем господину Романову.

Против ожидания Алина не возмутилась, не смутилась, а погрузилась в ласковую задумчивость.

– Как знать? – прошептала она. – Он учил меня особому дыханию, вводил в транс… Если что-то и было, в вашем, – она вдруг погрубела, – солдатском понимании, то иначе… Это разворачивалось в астрале, среди планет… мы парили…

– На орбите Венеры, – встрял Льдин и полез в портфель за спиртом. Ассортимент его не устраивал, выглядел непривычным.

– Да, – прошептала Плотницкая. – Как вы угадали? Там зелень и солнце, и кружат влажные смерчи… А Марс – он холоден и жесток, ему не смеешь не подчиниться.

– А Юпитер? – спросил Роман, поглаживая огромный живот.

– Юпитер давит… притягивает неимоверно, и это очень приятно.

Она широко распахнула глаза и посмотрела прямо в зрачки старшего уполномоченного. Дудин, глядя на это, вздохнул и ударил патолога по плечу, шепнул ему на ухо:

– Нам тут с тобой делать нечего. Мы с тобой астероиды, под номерами…

– Белые карлики, – нежно поправила Алина, отличавшаяся тонким слухом.

– Снежану было известно об этих массажных встречах? – осведомился Мельников, невольно сопоставляя себя с Юпитером и его спутниками.

– Но сам Снежан о них и договорился, – удивилась Алина. – Он сам пригласил Пляшкова, год назад. И был от него без ума, все расспрашивал о будущем – будущем бизнеса, конечно. Утверждал, что общеукрепляющие беседы с таким выдающимся человеком мне будут только на пользу…

Опера переглянулись. Подстава? Ловил на крючок? Выслеживал, заказал частного сыщика? Рассчитывал отделаться от лощеной и вощеной гусыни?

– Я не понимаю, почему Арахнидде, – пробормотал Льдин. – У вас бывал Арахнидде? Его звали Гаттерасом.

– Гаттерасом? Нет, не припоминаю. Я бы запомнила такое яркое имя.

– Пляшков, конечно, утверждал, что ваши с ним планеты гуляют чуть ли не по одной орбите?

– Ну да, – Алина не переставала удивляться. – Откуда вы все знаете?

– Я сам немного астролог. Но мы об этом потолкуем позже, на подлете к Юпитеру…

Незаметно вся компания перешла к неформальной части беседы, и все, о чем они разговаривали, не представляло оперативно-розыскного интереса.

Уехали довольные.

…Роман отобрал у доктора Льдина остатки спирта и высадился у храма отца Малахии.

В Путиловском храме царила благочестивая тишина.

Малахия встретил Мельникова, как родного: перекрестил, они даже не без неловкости обнялись. Опер молча показал батюшке бутыль с чистейшим секционным этанолом.

– Что ж отказываться, – не стал противиться поп.

Выпили по первой и второй, затем поп спросил:

– Что тебя гложет, Рома?

– Да я и сам не знаю, – тот смущенно отмахнулся. И, без перерыва, вывалил все про кукол, деловые игры, штурмы, Снежана и его соблазнительную Алину. Рассказать про резиновую Наташу он так и не смог.

Малахия пренебрежительно скривился, разлил спирт.

– Бог сам накажет. Мне отмщение, и Аз воздам. А тебе я грехи твои отпускаю. Работай спокойно, ищи душегуба. Или в тебе любострастие взыграло? – строго спросил Малахия.

– Да какое там, – покривил душой Роман, только что прощенный.

Помолчали.

– Слышал я, что Снежан твой надумал бульдозером крест срыть, что против завода, – сообщил Малахия. – Употреби-ка власть, запрети ему это делать. Иначе он и там понаставит кукол, и здесь…

– А что, еще не стоят? – глупо спросил опер и тут же пожалел о сказанном. Поп встал из-за стола.

– Ступай отсюда, сын мой, с миром. Да пребудет на тебе печать Божия.

Мимо них вприпрыжку пробежали девчонки с папками.

– Иди, иди, – батюшка наступал.

И Роман вышел, глубоко раскаиваясь в идиотизме и бестактности. Он не спросил Малахию, о чем хотел – вылетело из головы.

4

Манекен, повторявший Романа Николаевича Мельникова, неожиданно понравился оперу. Даже улавливался легкий запах пива.

В кукольном ряду он стоял самым крайним, рядом с Генеральным Директором.

– Старались, – улыбался Снежан. – Спешили. Одна мерочка с вас полчаса заняла.

Роман обошел себя, полюбовался, поправил галстук, который – в отличие от простых оперов – всегда носил. И взялся за дело: нет, он не стал никого избивать, он всего-навсего отправился допрашивать Мудроченко.

Оскорбленный поп не шел из головы. За что он так обидел и попа, и прихожан? Лишился ценного информатора. Ну, ладно, с этим крестом он разберется. Выставит там патруль, и пусть кто сунется.

…А производство действительно нуждалось в расширении.

Убогие стопки, обрезки, допотопные механизмы, похмельные работницы. Среди всего этого почему-то кругами разъезжал автопогрузчик. Опер принюхался: пахло и впрямь какой-то гадостью.

– Опять милиция, – проскрипела какая-то бабка. Легенда о журналистике продержалась недолго.

Роман едва увернулся от развеселившегося погрузчика.

– Небогато у вас, – признал он.

– Так территорий не хватает, – с готовностью ответили ему.

В этот самый момент вошел менеджер по производству. Мудроченко был одет в синий комбинезон и каску, в нагрудном кармане – карандаш.

– Вот и мой черед настал, – по-простецки улыбнулся менеджер по производству.

– Да, се ля ви, – невпопад отозвался опер. – Но вообще говоря, мне нужны стельки. Ноги, знаете, мерзнут. Ходишь, бродишь, патрулируешь…

Менеджер встрепенулся:

– Какие желаете? Ножка у вас нестандартная… Синие, серые, с привлечением женского пола?

– Я как-то больше привык с его отвращением…

– Понимаю… Настасья Михайловна! Подберите товарищу милиционеру стельки. Все включено, все бесплатно, – добавил он, хотя Роман и не собирался платить. Опер Мельников принюхался:

– Как-то странно воняют ваши стельки. Я даже не соображу, в чем дело.

Мудроченко, видать, ко всему притерпелся.

– А я и не замечаю. Матерьял поступает с добавкой любострастных веществ.

Роман старательно принюхивался, но никак не мог вспомнить, где уже соприкасался с этим любовным ароматом. У Алины? Нет, ничего подобного… Тогда где же? Ведь буквально на днях…

Шустрая Михайловна схватила опера за ногу, расшнуровала ботинок, сунула руку, вздохнула. Ничего не сказала, пошла к штабелям.

– Маловато производите, – заметил тем временем Роман.

– Так ведь астролог ему советовал, – развел руками Мудроченко и показался грузнее, чем был. – Иначе горе сулил, разорение, поджоги. Расширяйся, твердил. Говорил, что оно, дескать, и так все, конечно, неплохо – зарплата, жена… – Тут Мудроченко осекся.

– Да не тушуйтесь, дальше протокола не пойдет, – пошутил Роман.

– И Гаттерас был с ним заодно, – почему-то шепотом заговорил Мудроченко. – Арахнидде. В смысле прогнозов, а так сторонились друг друга. Все тоже считал, выкладки делал. Говорил, что ищет шпиона. Что кто-то завелся и работает на сторону. Оба прямо-таки осаждали Снежана. Молчун сует одни бумаги, а Пляшков – свои…

Здесь у Романа запел мобильник. Звонил доктор Льдин.

– Интересный поворот событий: твоего Гаттераса Арахнидде убили накануне. Ближе к вечеру, но никак не позже. Я абсолютно уверен…

Опер помолчал.

Да, конечно. Бурая кровь. Давно свернувшаяся. Долго же они разбирались.

Он воззрился на Мудроченко, а тот терпеливо ждал новых вопросов. Роман испытал к нему внезапную неприязнь. Все вопросы волшебным образом отпали. Капитан махнул рукой.

– Что такое? – угодливо вскинулся менеджер по производству.

– Не ваше дело, – грубо ответил Роман.

Ноги сами понесли его к недоброжелателям Арахнидде – Блоу и Ронзину. И Паульсу. Все трое оказались на месте – в кабинете психологической разгрузки. Кабинет был обставлен со вкусом, оснащен плазменной панелью. По панели катили зеленые волны, плескала вода, а психологи попивали такой же зеленый китайский чай из китайского чайника.

– Расслабляетесь, – определил Роман.

– Релаксируем, – учтиво поправил его Гордон Блоу.

– С чем пожаловали? Новые обстоятельства? – вскинул голову Паульс.

– Старее некуда. Блоу, вы отвечаете за тренировки. Я точно знаю, что Арахнидде время от времени ими манкировал. Он был убит намного раньше, чем его обнаружили… в зал не пришел. Вас это не насторожило?

Гордон огорченно поежился.

– Раньше?… Это ужасно, это кошмар. Не пришел – и все.

– И никто не дернулся?

– Нет…

– А ключи у вахтера? От его кабинета?

– Да перепил наш вахтер, – досадливо ответил вместо Блоу Ронзин.

– Вас не спрашивают. Не вы ли ему и наливаете? Особый функционер в организации, запойный алкаш?

Ответом на это стало оскорбленное молчание.

– Вы все еще нас в чем-то подозреваете? – осведомился Ронзин, теребя кончик носа.

– А как же. Этот отщепенец портил вам поголовное зомбирование. И что-то вычислял. Может, вашу третью зарплату, Ронзин? Нет у вас такой?

– Вы изъясняетесь в недопустимом тоне, – заметил Паульс. – Третьей нету.

– Поверьте, мы люди опытные. Сверяясь с трудами Стюарта, мы разработали для Гаттераса отдельную программу, – Паульс полез в ящик стола, выудил лист. – Можете ознакомиться. Так работают с одиночками.

Роман пробежался по списку глазами. Снова квадраты, один вытекает из другого, с комментариями. Начало: согласовать форму деятельности. Следующим пунктом: определить критерии и функции мониторинга. В курсиве – якобы сам процесс: мониторинг исполнения. Временной интервал между собраниями группы. Его еще и отчитываться намеревались таскать, чучела мало. Квадрат: подготовить персональную самооценку. Другие квадраты: поделиться персональной самооценкой и – оценка окружающими, вопросы и обратная связь; добровольные действия каждого члена группы.

Добровольные действия опер уже имел удовольствие наблюдать.

Квадрат: пересмотр персональной оценки. Ну, тут любой переоценит, лишь бы отвязались эти слепни. Составление плана личных действий. Реализация личного плана действия. Проверка прогресса.

Так.

– И до какого пункта вы с ним дошли? Я перебил бы вас уже на второй ступени.

– Мы еще не начали, – уныло признался Блоу. Роман перевернул лист. Там был нарисован эрегированный член и написано: «Аналитический инструмент под названием «Семь С». Структура. Стратегия. Системы. Способности. Совместные ценности. Сотрудники. Стиль.

– Со стилем ясно, – молвил Роман, сворачивая план развития Гаттераса и укладывая его в карман. – Считайте это изъятием улики. Кстати: кто нарисовал орган?

– Я, в перерыве, под волны, – признался Паульс, весь пунцовый.

– А права… – начал Блоу.

– Засуньте их себе поглубже, – оборвал его Роман и вышел. На очереди у него был менеджер по кадрам.