Текст книги "Мы были советскими спортсменами"

Наше поколение искало долго и безуспешно решение этой проблемы. Я лично пытался приспособить кожаные накладки для брусьев, но без результата. Тогда, чтобы избежать излишнего скольжения жердей, гимнасты стали перед подходом наносить на них густой сахарный сироп или пчелиный мед, а сверху густо покрывать магнезией. Это позволяло выполнять элементы в висе с большей амплитудой движения. В то же время это усложняло подготовку жердей перед подходом.

1987 год. Роттердам. Алексей Тихоньких. Подготовка брусьев.

Я продолжал комбинацию, избегая лишних движений кистями рук, находясь в стойке на руках. Все должно было быть идеально! И вот соскок – двойное сальто согнувшись. «Спину держи прямую, пропусти ноги!» – успел подумать я. Соскок получился без ошибок. Я улыбнулся и бросил победоносный взгляд на Гингера. Затем я направился в сторону, где стоял мой тренер и боролся со своей непокорной улыбкой. На экране высветилось 9,9 балла! Оставался всего лишь один снаряд, и теперь только одна десятая балла разделяла американского гимнаста со мной. Я краем глаза видел, как журналисты ринулись объяснять телезрителям положение вещей, понимая, что в случае выигрыша американского спортсмена, можно будет на этом сделать неплохую рекламу.

1986 год. США. Филипс Кристи, Гинсбург Браян, Тихоньких Алексей, Бараксанова Ирина, Стоянова Бориана.

Одна десятая в гимнастике – это очень маленький разрыв. К примеру, один маленький шаг при приземлении стоит одну десятую балла, а большой три десятых.

Уже при разминке на перекладине ажиотаж вокруг наших выступлений достиг своего апогея. При подходе на оценку внимание всех зрителей переключилось на американского спортсмена. Он подходил первым. Я видел, что гимнаст обладал неоспоримым талантом и имел в своем репертуаре даже несколько оригинальных элементов.

Но я знал также, как трудно выдержать нарастающее давление и эту, вдруг навалившуюся, ответственность. Я поймал его не совсем уверенный взгляд и прочел беспокойство в глазах его тренера, кстати говоря, бывшего советского тренера, уехавшего несколько лет назад из Украины в США. Он все время нашего пребывания в Америке искал встречи с нами, улыбался как-то неуверенно, а когда удавалось, общался с нами с искренней радостью и удовольствием.

Его ученик выполнил комбинацию с двумя небольшими ошибками и не очень удачным приземлением после соскока, но получил не такую уж плохую оценку – 9,55 балла. Выходит, чтобы его обойти мне нужно было получить 9,7 балла.

Я оценил мое положение: «Значит в моей комбинации, включая соскок и приземление, я должен сделать менее 0,3 балла ошибок. Это реально! Вот только теперь это нужно реализовать!

Как же все просто! Подойти, прыгнуть, схватить перекладину, сделать четыре элемента с отрывом двух рук, два элемента с отрывом одной руки, два раза перелететь через перекладину, при этом постоянно крутиться вокруг нее и в конце упражнения на махе вперед отпустить руки, перевернуться три раза в воздухе и приземлиться, не делая более одного шага!»

Я посмотрел на моего тренера и мне показалось, что он читал про себя какую-то молитву.

Борис Шахлин, наш легендарный советский спортсмен, семикратный олимпийский чемпион по спортивной гимнастике, обладатель тринадцати олимпийских наград, один из самых титулованных гимнастов в истории мирового спорта смотрел на меня таким взглядом, будто хотел сказать: «Ну что, дорогой мой, теперь все в твоих руках, надеяться не на кого». Он был одним из судей на перекладине.

Мне вдруг вспомнилось, как в 1982 году на международном турнире в американском городке Форт-Уорте, я перехватил такой же взгляд Михаила Воронина, другого советского гимнаста, двукратного олимпийского чемпиона, который судил на вольных упражнениях. Я тогда не справился с толчком на первом пружинном американском ковре АМФ, выполняя мой коронный элемент, и приземлился почти плашмя в двух метрах от его стула.

Я почувствовал, что в зале зрители застыли в ожидании моего выступления. Ко мне вплотную подкатили камеру. Задержав руки в баке с магнезией, как бы раздумывая, я посмотрел еще раз на судей и направился к снаряду.

Я начинал мою комбинацию, прыгая и хватаясь за перекладину, затем выполнял оборот в стойку с перехватом в хват снизу, который я выучил еще в детстве, когда мне было одиннадцать лет. Однажды на этом элементе я промахнулся, правая рука соскользнула, и я ударился прямо лбом о перекладину. В больнице мне наложили несколько швов на рассеченную правую бровь. Шрам остался до сих пор, напоминая еще раз мне, что нельзя никогда расслабляться, даже при исполнении относительно несложных элементов.

Оборот вперед, вертушка в обратный хват, оборот вперед в обратном хвате – все складывалось удачно, еще бы! Сколько раз я делал эти элементы на тренировках и соревнованиях?! Сотни, тысячи? Каждый жест был отработан, каждое движение автоматически соединялось с последующим. Оставалось самое трудное – три перелета и соскок тройное сальто назад в группировке.

После выполнения первого перелета я почувствовал недостаточно подходящее положение тела для следующего. Я сделал промежуточный оборот назад и повторил подготовительное движение, но более энергично. На этот раз положение было идеальным, и я на высокой амплитуде выполнил достаточно сложную в то время связку, состоявшую из двух элементов с отрывом рук – перелета Ткачева и сальто Гингера.

1985 год. Япония. Алексей Тихоньких.

Перелёт Ткачёва на перекладине.

В гимнастике многие новые элементы называют именами их первых исполнителей. Забавным было то, что я был хорошо знаком с этими двумя известными гимнастами. Как-то я спросил у Саши Ткачева, как он относится к тому, что гимнасты называют этот элемент его именем, а с некоторого времени в обиходе даже прижилось сокращение «Ткач». Он засмеялся и сказал, что иногда даже сам называет так же этот элемент и, что интересно, в этот момент ему и в голову не приходит, что это сокращение от его фамилии.

Оставалось сделать только соскок. Я сделал два разгонных оборота. В такие моменты времени на раздумья нет, все выполняется на полном автомате. Главное ничего не менять, как мы говорили «не дергаться». Техника исполнения должна быть идентичной той, которая приводила к идеальному исполнению на тренировках.

Мы долго искали подготовительное положение для этого соскока. Трудность соскоков с перекладины состоит в том, что нужно исполнить вращение, удаляясь от перекладины. А чтобы создать вращение, нужно скоординировать «хлёстовое» движение тела, бросок ногами и своевременное нажатие рук на перекладину.

Недостаточно скоординированное исполнение приводит к серьезным ошибкам в приземлении. Чрезмерное нажатие на гриф перекладины может привести к «забросу» на перекладину с риском удариться об нее ногами и даже затылком. Чтобы обеспечить тройное сальто в конце длинной комбинации, необходимо точно произвести подготовительные движения и своевременно отпустить гриф перекладины. В конце упражнения кисти гимнаста устают, и их разжатие происходит на доли секунды медленнее. Этот фактор необходимо учитывать, а значит и отрабатывать на тренировках.

Вот и соскок! Закрытое положение, хлест, бросок, и сгруппированное тело завертелось в тройном вращении! Приземление – и, о чудо! Приземление в «доскок»! Доскоком в гимнастике называют точное безошибочное приземление на ноги без какого-либо шага или отскока. Конечно же, это никаким чудом не было. К этому привели годы поиска эффективной и рациональной техники, сотни, тысячи повторений, кропотливая работа над качеством исполнения – все это в конце концов приносило свои результаты.

На экране загорелась моя оценка 9,9 балла! Этого было вполне достаточно, чтобы выйти вперед на последнем снаряде! Удача сидела у меня на плече и снисходительно улыбалась. «Спасибо!» – сказал я. Не знаю, кого я благодарил, хотя первый, кто этого заслуживал, был, конечно, мой тренер! Кто же еще? Он меня поздравил и сделал вид, словно так и должно было быть, как будто он заранее все знал. Меня стали поздравлять гимнасты, тренеры, шеф нашей делегации и другие не очень мне знакомые люди.

После награждения ко мне подошел президент международной федерации гимнастики Юрий Титов, приобнял и воскликнул:

«Ну ты, Алексей, молодец! Ты, оказывается, не только советский спортсмен, ты еще и активный участник политического процесса! Ты же, сам того не осознавая, испорченные отношения с американцами нам помогаешь восстанавливать!»

Я удивленно взглянул на него, но тут же понял, о чем шла речь. Дело было в том, что у девочек соревнования выиграла американка, и, когда нам вручали кубки, я, поздравляя ее, поцеловал в щеку. В тот момент мы находились с ней на середине ковра, представители двух противостоящих друг другу в холодной войне стран, и нам аплодировал десятитысячный зал.

1986 год. США. Кристи Филипс и Алексей Тихоньких – победители Кубка Америки.

На следующее утро руководитель делегации подошел ко мне после завтрака и сказал:

«Алексей, вообще-то по правилам Всесоюзного Комитета по спорту я должен забрать твой кубок, но я решил оставить его тебе».

Так что, в какой-то степени благодаря и ему, Кубок Америки 1986 года стоит теперь в музее Ленинск-Кузнецкой школы гимнастики. Я отдал в школьный музей все мои кубки, много медалей, различные сувениры. Пусть ребята их видят и верят в то, что, если это было возможно для нашего поколения, однажды может быть возможным и для них.

В музее Ленинск-Кузнецкой школы гимнастики

Ссылка на видео (Youtube): Кубок Америки 1986

https://www.youtube.com/watch?v=k6xLzkYrwoM

Глава третья

Самолет медленно катился по летному полю, в то время как стюардесса проводила инструктаж по основным правилам поведения на борту, сопровождая заученными жестами магнитофонную запись на английском языке.

Вот инструктаж закончился, и самолет остановился в начале взлетной полосы, словно спринтер перед стартом, собираясь с силами. Двигатели начали набирать обороты, и через несколько секунд он разогнался и оторвался от поверхности. Я почувствовал, как меня вдавило в кресло и заложило уши. Это состояние продолжалось недолго, через несколько минут самолет набрал высоту, и табло, призывавшее застегнуть ремни, погасло.

Из Вашингтона до Москвы предстояло лететь около двенадцати часов. В проходе снова появилась стюардесса, словно сошедшая с рекламных плакатов в аэропорту. Я посмотрел на эту симпатичную, аккуратно причесанную девушку, напоминающую мне мою первую школьную учительницу, и погрузился в воспоминания.

Мои первые городские соревнования по гимнастике были назначены в тот же день, что и школьный смотр-конкурс художественной самодеятельности. Когда наша классная руководительница, Прасковья Ивановна, спросила желает ли кто-нибудь из нас участвовать в этом смотре, желающих не оказалось. Я любил эту строгую, начинающую седеть, учительницу и неожиданно для себя вызвался спеть на этом конкурсе.

В то время мне нравилась песня «Огромное небо» в исполнении Эдиты Пьехи. Уже несколько раз я слышал, как она исполняла ее во время телевизионных передач и, сам того не замечая, выучил ее наизусть. В этой песне у военного самолета отказывает двигатель и экипаж, состоящий из двух друзей-летчиков, жертвует своими жизнями, чтобы самолет не упал на город. Особенно мне нравился предпоследний куплет:

 
Стрела самолета рванулась с небес,
И вздрогнул от взрыва березовый лес…
Не скоро поляны травой зарастут,
А город подумал, а город подумал,
А город подумал – ученья идут.
 

Я решил спеть эту песню, будучи абсолютно уверенным, что обладаю для этого всеми необходимыми качествами. Конкурс начался с опозданием. Мой номер оказался в самом конце, и я нетерпеливо ожидал моего выступления.

Когда подошла моя очередь, я вышел на сцену актового зала и с воодушевлением драматическим голосом начал петь. Когда я закончил, мне показалось, что в зале облегченно вздохнули. Я не обратил на это внимание, поклонился и сошел со сцены довольный собой. В этом возрасте я не мог осознавать, что мой спортивный талант намного превосходил мои вокальные способности.

1970 год Междуреченск. Школа N° 20. Третий класс.

Уже через несколько минут я бежал по осеннему парку по направлению к спортивной школе. Школьный ранец больно колотил меня по спине, но я спешил и не замечал этого. Под ногами шуршали опавшие листья, и редкие прохожие провожали меня удивленными взглядами.

Когда наконец я очутился в гимнастическом зале, соревнования подходили к концу. Мой тренер выслушал мои объяснения с недовольным видом и насмешливо спросил:

– Так ты чем хочешь заниматься – гимнастикой или пением? На что я без колебаний громко ответил:

– Конечно, гимнастикой, Геннадий Никифорович!

Удовлетворенный моим ответом, он посмотрел на меня и покачал головой. Если бы он только послушал тогда мое пение, он бы сразу понял, что у него не было никаких поводов для беспокойства.

В конце концов мне позволили выполнить мои упражнения с опозданием. Меня провели от снаряда к снаряду, где я почти без разминки исполнил мои первые комбинации. По окончании соревнований я получил мой первый приз – диплом и нагрудный знак, с которыми меня дома с гордостью сфотографировал отец.

1969 год. Междуреченск. Алексей Тихоньких. Первый диплом.

В те годы родители редко присутствовали на соревнованиях, да и в школу и на тренировки мы ходили пешком без сопровождения. Это считалось абсолютно нормальным явлением. От моего дома до школы было минут пятнадцать ходьбы, и нужно было пересечь достаточно оживленный Коммунистический проспект. Спортивная школа находилась поближе. Буквально две минуты было достаточно, чтобы оказаться у входа в городской парк, затем минут пять, чтобы пересечь его и добраться до желто-белого здания.

После городских соревнований мы стали участвовать в так называемых матчевых встречах. Это были небольшие соревнования, организованные несколькими спортивными школами. Сначала мы выступали в пределах нашей области, в таких городах как Прокопьевск, Анжеро-Судженск, Новокузнецк, Ленинск-Кузнецкий, потом стали выезжать за пределы Кемеровской области.

1971 год. Междуреченск. Алексей Тихоньких с тренером.

Матчевая встреча городов Кузбасса.

Большое впечатление на меня произвел Красноярск – город, расположенный в центре России, на обоих берегах сибирской реки Енисей. Считается, что эта река – природная граница между Западной и Восточной Сибирью. В его верховьях живут верблюды, в низовьях – белые медведи. Левобережье Енисея заканчивает великую Западно-Сибирскую равнину, а правобережье представляет горная тайга.

Мне было одиннадцать лет, я стоял на берегу Енисея и почти не различал очертания противоположного берега. Мимо меня проносился нереально красивый катер на подводных крыльях, оставляя после себя белую пенящуюся полосу, словно реактивный самолет в небе. Незнакомое чувство принадлежности к чему-то великому неожиданно наполнило меня, и я долго не мог оторваться от этого зрелища. Мне вдруг захотелось оказаться на этом катере, летящим над водой, и лететь вместе с ним куду-то туда в Сибирскую бесконечность.

«Пойдем, ждут только нас!» – услышал я рядом голос моего товарища по команде, и мы направились к автобусу.

Во время соревнований в Красноярске, видимо, под впечатлением я разволновался и наделал много глупых ошибок почти на всех снарядах. Когда на последнем снаряде кольцах я вдобавок перекрутил двойное сальто и приземлился на спину, мой тренер посмотрел на меня и рассмеялся: «Да, Леша, тебе осталось только в раздевалке споткнуться и расквасить себе нос, а все остальное ты сегодня уже сделал!»

Несколько лет подряд мы приезжали на соревнования в город Ангарск, который по сибирским меркам находится недалеко от самого глубоководного озера на планете – озера Байкал. Здесь проводился традиционный Кубок Сибири и Дальнего Востока и каждый раз нам организовывали экскурсию на это знаменитое озеро. Конечно, мы не упускали случая помочить ноги в его холодной воде. Иногда удавалось совершить небольшой круиз на катере. Вода в озере была настолько прозрачна, что отдельные камни и различные предметы были видны на глубине до нескольких десятков метров.

Мне не раз удавалось завоевать Кубок Сибири и Дальнего Востока. Однако больше всего мне запомнился случай в Ангарске, когда на последнем снаряде перекладине во время разминочного подхода при выполнении сальто Гингера я промазал одной рукой и ударился вскользь головой о металлический гриф перекладины. В глазах заплясали разноцветные звездочки, в ушах зазвенело. Я машинально тронул левое ухо, рука была в крови.

Перед последним подходом у меня был приличный отрыв от соперников, но этот подход нужно было еще сделать. Тренер попросил судей разрешить перенести очередность моего подхода, чтобы дать мне время очухаться. Медсестра обработала мне левое ухо и наложила пластырь, кровь текла не из уха, а из немного оторвавшейся его мочки. Мне было обидно отдавать таким трудом почти заработанный Кубок, в то же время я был как в тумане.

Мой тренер мне сказал: «Леша, только ты можешь оценить твое внутреннее состояние. Ты и решай». Ребята из моей группы стояли вокруг меня и молчали, сочувственно поглядывая на меня.

1974 год. Ленинск-Кузнецкий. Тренеры Междуреченской школы гимнастики: Фаляхов Геннадий Александрович и Столяров Геннадий Никифорович (слева направо)

«Подойти и попытаться сделать мою комбинацию на перекладине? А если у меня закружится голова, я потеряю ориентацию и получу серьезную, непоправимую травму? Ради чего?» – пронеслось в моей голове.

О чем еще я думал тогда, не помню, помню только, что мой спортивный инстинкт толкал к снаряду. В такие моменты во мне словно рождался Павка Корчагин из прочитанного романа Островского «Как закалялась сталь». Я был готов угробить свое здоровье ради какой-то не вполне понятной идеи. Мое советское воспитание не позволяло сдаться, я был СОВЕТСКИМ спортсменом и должен был всегда чем-то жертвовать во имя торжества человека над обстоятельствами. Нам всегда говорили о бойцовских качествах спортсменов, об умении преодолевать трудности, призывали не сдаваться и бороться до конца даже в самой безнадежной ситуации.

Выступления на других снарядах закончились, и все гимнасты из нашей группы тоже уже выполнили свои упражнения на перекладине. Оставался только мой подход. Мне вдруг стало стыдно. Стыдно за то, что я один переключил внимание всех участников на себя и ждал, как будто набивая себе цену. Злость на себя самого вдруг пробила окошко в застилающем глаза тумане и заставила меня подняться со скамейки. Я подошел к перекладине и поднял руку.

Само упражнение я не помню. Запомнил только, что когда я сделал соскок и повернулся к судьям, все плыло перед глазами. Мой тренер подхватил меня и повел по направлению к скамейке. Меня тошнило. Я подумал: «Какой цирк ты устраиваешь! Ну прямо умирающий лебедь! Хватит! Возьми себя в руки! На тебя смотрят!»

На следующий день нас повезли на Байкал. Организаторы устроили симпатичный пикник на холме, с вершины которого открывался великолепный вид на озеро. Перед отъездом я бросил монетку в воду и загадал желание вернуться сюда еще когда-нибудь. Прошло уже больше сорока лет, но я никогда больше не появлялся в этих местах.

Соревнований становилось все больше. Кроме этого, я стал участвовать все чаще на различных всесоюзных сборах, где и проходил отбор перспективных молодых гимнастов.

Почти все соревнования проходили в центральной части страны, и туда нам из Сибири приходилось добираться на всех видах транспорта – на автобусе в аэропорт, на самолете в Москву, из Москвы на поезде в город, проводивший соревнования. Хуже всего в этих путешествиях были бесконечные ожидания вылета в аэропортах зимой во время снежных бурь или весенних обледенений. Часто в такие моменты все гостиницы вокруг были переполнены, и мы спали на полу аэропорта, подложив под голову наши спортивные сумки.

1973 год. Ангарск. Команда Междуреченска на выезде. Ичетовкин Александр, Евсин Игорь, Снегирёв Сергей, Дронов Владимир, Тихоньких Алексей, Яковлев Виктор, Герасимов Сергей и тренер Фаляхов Геннадий. (слева направо)

Как-то раз мы оказались в аэропорту города Свердловска транзитным рейсом в Ростов-на-Дону. Все рейсы были задержаны из-за густого снегопада. Мы с моим другом Сергеем Киселевым сдали наши сумки в камеру хранения и слонялись по аэропорту в ожидании возобновления полетов. Через несколько часов наконец объявили регистрацию на наш рейс. Мы обрадовались и побежали забирать наш багаж из камеры хранения. Перед окошком выдачи вдруг оказалось, что мы потеряли талон на получение сданного на хранение багажа.

Наш тренер нас предупреждал, чтобы мы не потеряли эти бирки и даже предлагал их забрать себе на хранение.

Теперь же было поздно. Молодой невысокий парень, выдающий багаж, был неумолим. Нахмурив нарочито брови и со спрятанной улыбкой в глазах, он отчитывал нас:

– Как же я вас могу впустить в багажное отделение искать ваши сумки? А если вам вздумается взять чужую? Кто будет отвечать?

Мы с Сергеем взмолились:

– Дяденька, наш рейс уже объявили! Мы едем на соревнования в Ростов!

– Тогда зовите вашего тренера! – настаивал он.

– Но, дяденька, он нас предупреждал! Он нас будет ругать! В наших сумках спортивная форма. Мы спортсмены. Гимнасты!

– Гимнасты? – лукаво прищурился парень. – Хорошо. Тогда покажите мне стойку на ушах!

– Дяденька, стойки на ушах не бывает. Давайте мы вам сальто назад с места покажем, если вы нам не верите? – с надеждой в голосе сказал я.

Парень подозвал своего напарника:

– Ну давайте, охламоны! Показывайте!

Мы обрадованно скинули полушубки и, взмахнув руками, сделали поочередно сальто назад, не снимая ботинок.

– Ух ты! И впрямь акробаты! Ну ладно, идите, забирайте ваши сумки, но сначала покажите их содержимое, – сказал он и открыл входную дверцу.

Когда мы прибежали на регистрацию, тренер подозрительно посмотрел на нас и спросил:

– Что это вы такие радостные?

Сергей с ходу ответил:

– Так ведь наконец-то вылетаем!

Самолет был основным средством передвижения на большие расстояния в такой огромной стране, и лишь изредка мы пользовались и поездом.

Однажды мы поехали на оздоровительный сбор в Крым на поезде. Наше путешествие из Сибири в Крым длилось четверо суток. На станциях мы покупали фрукты, а во время движения проводники разносили чай. Наши места находились на боковых полках плацкартного вагона, и мне досталась верхняя полка. Мне хорошо спалось под равномерный стук колес. В поезде работал вагон-ресторан, где можно было заказать гуляш и лимонад и сидеть, наблюдая проплывающие бесконечные поля, березовые рощи и небольшие похожие один на другой полустанки. Иногда поезд останавливался прямо в поле, и мы довольные спрыгивали с вагона на землю и резвились посреди еще не скошенной травы.

Тогда нам такие путешествия казались обычным делом, и мы не задумывались над тем, что, чтобы пересечь нашу страну на поезде, требовалось несколько дней.

Позже я стал все больше и больше участвовать в зональных и республиканских соревнованиях и в конце концов был замечен руководителями спортивного общества «Труд», в котором числилась наша спортивная школа. Такими обществами являлись объединения спортсменов определенного вида деятельности. Например, общество «Буревестник» объединяло спортсменов-студентов, «Динамо» – работников Министерства Внутренних дел, «ЦСКА» – военных и т. п.

Меня пригласили на мой первый в жизни летний сбор, который проходил в Крыму на Черном море в городе Евпатория. Билет на самолет купили с трудом в последний момент, потому что в летнее время постоянно были трудности с билетами на южных направлениях. Аэрофлот всегда оставлял два-три места для очень важных и срочных пассажиров. Ими могли быть высокопоставленные партийные работники, чиновники или представители силовых структур. Если же эти места не были востребованы, они продавались за 30—40 минут до вылета.

Именно это и произошло. Мне пришлось бежать по взлетному полю до самолета, чтобы успеть до того, как отъедет трап. Когда я взбежал по трапу и вошел в салон, стюардесса удивленно спросила:

– А где твои родители?

На что я с гордостью ответил:

– Я спортсмен и еду на всесоюзный сбор, меня встречают в аэропорту прилёта!

Мы долетели на самолете до Симферополя, а до Евпатории добрались на автобусе.

Несмотря на ежедневные тренировки, нам удавалось большую часть времени проводить на городском пляже. Возле входа на пляж сновали шустрые цыганки и предлагали погадать, как они говорили, «на счастье». Я никогда ещё не сталкивался с этим явлением. Мне было интересно посмотреть, как это происходит. Я был уверен, что уж меня-то им обмануть не удастся!

Молодая цыганка бросила на меня быстрый оценивающий взгляд и попросила достать и держать в руке десятирублевую ассигнацию. По ее словам, это должно было ей помочь в предсказании. Я насторожился, но согласился. У меня оставалось двенадцать рублей от пятнадцати, которые родители дали мне на фрукты и карманные расходы. Я достал десятирублевую бумажку, и мы взялись за нее с двух концов. Я крепко держал купюру и внимательно следил за ее жестами. Она смотрела мне в глаза. Она смотрела, и я смотрел. Цыганка скороговоркой начала бормотать свои предсказания: «Тебе предстоит большое будущее. Когда тебе исполнится девятнадцать лет, в твоей жизни произойдет очень важное событие. Ты рано женишься, и у тебя будет трое детей. Вы будете счастливы, но опасайтесь цифру 12…»

Я снисходительно слушал ее и мне становилось весело от ее нелепых предсказаний. И тут случилось неизбежное – мои десять рублей исчезли. Я даже не заметил, каким образом это произошло. Вот были у меня в руке, а теперь нет. И рукава закатаны. Не знаю, может, там был какой-то гипноз, но фокус был впечатляющий.

Я тут же схватил цыганку за руку и закричал: «Отдайте мои деньги сейчас же!»

Но было поздно. Деньги исчезли. Мне сразу же стало несмешно. Несмотря на вмешательство проходящего мимо мужчины, деньги цыганка мне не вернула и вскоре скрылась в толпе отдыхающих.

После этого случая я понял, что самоуверенность и уверенность в себе – не одно и то же.

Мои первые крупные детские соревнования проходили в городе Волгограде (переименованном Сталинграде). В это время пассажирские самолеты были моторные, мы часто летали на ИЛ-18, и при взлете и посадке очень закладывало уши, поэтому стюардессы раздавали сосательные конфеты. От Новокузнецка до Москвы самолет летел шесть часов, и мне это казалось вполне нормальным, потому что Москва представлялась городом далеким и необычным.

До Волгограда из Москвы добирались поездом. Мы расположились, как всегда, на верхних полках, тренеры на нижних. Под утро мне приснилось, что я разбегаюсь на ковре и выполняю первую акробатическую связку моей комбинации на вольных упражнениях. Я взмахнул руками и перешел к вращению. Очнулся я на полу нашего купе. Падая, я ударился о край стола и после этого всю неделю чувствовал боль в правом боку.

Случаи подобного рода у меня бывали не раз. Однажды в Новосибирском аэропорту мне приснилось, что я выполняю соскок с перекладины, я взмахнул во сне руками и ударил рядом сидящего пассажира. Я тут же проснулся и извинился. Пожилой мужчина поднял упавшие очки и с недовольным видом спросил: «Что же вам такое приснилось, молодой человек?»

Я смущенно посмотрел на него и еще раз извинился. После этого случая я научился засыпать в автобусах или в самолетах, пряча руки в карманы или скрещивая их на груди.

В Волгограде нам устроили экскурсию на Мамаев курган, где во время войны состоялись ожесточенные бои. Молодая светловолосая девушка-гид объяснила нам тогда, что эта стратегически важная высота переходила несколько раз от немцев к русским и наоборот, и, что на этом кургане, перепаханном снарядами и бомбами, много лет не росла трава. На самой вершине теперь стоит знаменитый монумент-памятник защитникам Сталинграда – огромная 52-метровая статуя «Родина-мать зовет!».

Мы поднялись к ее подножию мимо гранитных плит с десятками тысяч выбитых на них фамилий погибших советских солдат, и в ту минуту я впервые и по– настоящему осознал, какую дорогую цену заплатил советский народ за победу в Великой Отечественной войне.

1976 год. Хатынь. Экскурсия юношеской сборной СССР.

Как-то, будучи уже во Франции, в разговоре с одной из моих шестнадцатилетних учениц-гимнасток я спросил, что она знает о Второй Мировой войне. Она с невинным видом переспросила меня: «Это когда немцы вместе с русскими воевали против американцев, англичан и французов?»

Я посмотрел на нее с сожалением, покачал головой и ничего не ответил. На следующий день я подарил ей книгу про французскую эскадрилью Нормандия Неман, воевавшую во время Великой Отечественной войны в составе Военно-воздушных сил Красной Армии.

Я не очень удачно выступил на этих соревнованиях и занял шестое место. Не хватало опыта. На коне зацепился за ручку. Результат – остановка и падение. На кольцах раскачало так, что тренеру пришлось останавливать. При разбеге на опорном прыжке не подошла толчковая нога, и прыжок не получился, сам был виноват – неправильно отмерил дистанцию разбега. Только на перекладине, моем любимом снаряде, упражнение удалось. Видимо, я почувствовал, что терять уже было нечего и пошел ва-банк.

Умение выступать на соревнованиях не дается просто так. Соревновательную ситуацию очень трудно смоделировать на тренировке, поэтому нужно много выступать, прежде чем придет опыт и уверенность в себе.

Мне было неудобно перед моим тренером, я чувствовал, что не оправдал его надежды. Он же подарил мне миниатюрную копию знаменитого монумента и сказал, что это от руководства нашего спортивного общества за хорошее выступление. Теперь я понимаю, что он сделал это для того, чтобы я сильно не расстраивался. Эта статуэтка долго стояла в нашей квартире на пианино моей сестры, напоминая мне о моих первых крупных соревнованиях.

Со временем я научился выступать и стал все чаще и чаще занимать призовые места. Я понял, что могу побеждать и, как говорится, вошел во вкус. Однажды на всесоюзном первенстве профсоюзов я очутился в одной группе с гимнастами из Новосибирска. Мне очень хотелось показать, на что я был способен. И вдруг на разминке на вольных упражнениях я обнаружил, что эти ребята начинают упражнение двойным сальто в группировке, в то время как я – только двойным пируэтом.

Мне показалось, что мое упражнение было недостаточно сложным, и я решил начать его тоже двойным сальто. Только вот я никогда еще не делал двойное сальто даже в облегченных условиях, например, на акробатической дорожке с приземлением в поролоновую яму. Ничего не сказав моему тренеру, я вышел на ковер, поднял руку, разбежался и сделал рондад фляк двойное сальто… Двойное сальто не получилось, меня раскрыло во втором сальто, и я упал, не закончив вращение. Результат – перелом обеих кистей. Мой тренер чуть не сошел с ума!