Текст книги "История Саудовской Аравии"

В современной науке одни исследователи полагают, что некоторые из «низших» племен, в частности сулубба, – доарабского или даже досемитского происхождения¹¹⁵. Другие считают, что они появились на полуострове позже арабов¹¹⁶.

Ремесленников (суннаа) презирали в еще большей мере, чем «низшие» племена. Занятие профессиональным ремеслом, особенно ткачеством, было самым последним делом для араба. Слово «ремесленник» было оскорбительным. С суннаа часто гнушались вступать в брачные отношения даже члены «низших» племен. Некоторые ремесленники (в частности, кузнецы) образовали обособленную касту, рассеянную по всему полуострову, и считали себя членами одного племени¹¹⁷. Ремесленники из числа вольноотпущенников и иностранцев не входили в их организацию.

На самой низкой ступени общественной лестницы находились абды – рабы и вольноотпущенники. Только они вступали в брак с представителями «низших» племен и ремесленниками, и не исключено, что этническое своеобразие и «низших», и суннаа вызвано именно этим обстоятельством.

Деление аравийского общества на кастовые группы часто не совпадало с делением на имущих и неимущих. В каждой из «отверженных» прослоек населения – у «низших» племен, суннаа, абдов – была своя элита. Ее богатства иногда превышали состояния не только рядовых бедуинов, но и представителей кочевой аристократии. Рабы (чиновники крупнейших феодалов) иногда возносились над многими представителями оседлой или кочевой знати. Однако беднейший бедуин смотрел свысока на влиятельного наместника – абда и ни при каких обстоятельствах не выдавал за него дочь.

Аравийское общество в развитии.

В Аравии XVIII–XIX вв., безусловно, существовали многие элементы классового общества. Но классовые границы в нем пролегали ломаными линиями: не только между имущими и неимущими, знатью и подданными, но и между бедуинами-верблюдоводами и полукочевым и оседлым населением, между «благородными» и «низшими» племенами, между свободнорожденными и рабами. В ряде случаев эти границы затушевывались патриархальнородовыми отношениями и элементами кастовых различий.

Отмечая сложный характер взаимоотношений различных групп населения, переплетение классовых, патриархально-родовых и кастовых отношений, А.И. Першиц тем не менее пришел к выводу, что «основными классами североаравийского общества были класс феодалов и класс феодально-зависимых крестьян. К первому из них наряду с крупными оседлыми землевладельцами и кочевыми шейхами принадлежали различные категории средних и мелких эксплуататоров феодального типа – городские купцы, ростовщики, раскрестьянившиеся деревенские богатеи; ко второму – феодально-зависимые феллахи, кочевники, африканские вольноотпущенники»¹¹⁸. При всех оговорках подобное определение в принципе ставит на одну доску и бедуина «благородного» племени – соучастника эксплуататорской деятельности своего шейха, и полукрепостного вольноотпущенника, и презираемого ремесленника, а шейха поселения абдов – даже выше рядовых кочевников аназа, мутайр или харб. С таким выводом трудно согласиться. Впоследствии А.И. Першиц отошел от этой категорической оценки, констатировав: «За века раннеклассового развития… кочевые общества в отличие от оседлого некочевого населения так и не были полностью феодализированы»¹¹⁹.

Можно ли считать, что рассмотренный общественный строй сложился в Аравии лишь в XVIII в.? Очевидно, нет. Правда, проблема определения хронологических рамок его существования требует особого изучения. Но, например, отдельные сведения европейцев об аравийской жизни в Средние века не противоречат позднейшей информации. Сообщения Ибн Халдуна о североафриканском обществе XIV в. в зоне пустынь и полупустынь, у которого так много сходных черт с аравийским, подкрепляют подобную точку зрения¹²⁰.

Такие черты общественной системы Аравии XVII–XIX вв., как химы, дахаля, замена кровной мести выкупом, гвардия рабов в Мекке, были известны еще в Аравии времен зарождения ислама¹²¹, хотя не исключено, что за много столетий содержание некоторых институтов приобрело в той или иной степени классовый оттенок. Бедняки-«салуки» доисламской поэзии живо перекликаются с неимущими бедуинами XVIII–XIX вв., а представителей племенной знати в VI–VII вв. называли «обладателями сотен (верблюдов)»¹²². Учитывая, что за прошедшие с тех пор столетия вплоть до XX в. не было отмечено никаких революционных сдвигов в развитии производительных сил Аравии, допустимо полагать, что подобная общественная система с теми или иными модификациями сохранялась продолжительное время.

Факторы децентрализации и объединения.

Со времен Мухаммеда и до появления ваххабизма Аравия не знала единой власти, стабильности, мира. На протяжении веков она по большей части была раздроблена на мелкие и мельчайшие оазисы-государства или их объединения, кочевые племена или их конфедерации. Экономическая разобщенность отдельных оазисов и племен, этих самостоятельных хозяйственных единиц, и размеры пустынного полуострова, где островки человеческой жизни были порой разделены сотнями километров, действовали как факторы децентрализации. Объединению также препятствовали племенные и местнические различия аравийского населения, диалектальные особенности языка, пестрота и противоречивость религиозных верований и представлений.

Племенная и оазисная знать была заинтересована в расширении границ своей власти с целью увеличения источников обогащения. Устремления каждой из отдельно взятых племенных и оазисных группировок знати сталкивались с подобными же тенденциями соседей. Во взаимной борьбе истощались силы. Но бывало, что та или иная группировка знати, опиравшаяся на военную мощь бедуинов или оседлых и возглавлявшаяся талантливым вождем, широко распространяла свое господство. В результате образовывались государства на сравнительно обширной территории. Главной побудительной силой объединения была совместная экспансия, которая обеспечивала военную добычу. Существовали обширные районы, где центробежные силы феодальноплеменной анархии перемежались с центростремительными силами объединения. Это – Хиджаз, Неджд, Эль-Хаса, Йемен, Оман.

На территории крупных государственных объединений в результате установления безопасности и притока богатств извне могло идти развитие производительных сил несколько ускоренными темпами. Но затем наступательный порыв иссякал, внутренняя борьба и соперничество подтачивали прочность власти, знать усиливала эксплуатацию подвластного населения, создавая предпосылки внутреннего недовольства, центробежные силы брали верх, и государства распадались. Этот процесс мог резко ускориться в случае каких-либо стихийных бедствий и эпидемий.

Можно считать поэтому, что в раздробленной Аравии на протяжении веков существовали потенциальные силы объединения, а в любом из образующихся централизованных государств начинали действовать мощные силы распада.

Первое государство Саудидов в Аравии не было исключением. Оно, однако, достигло могущества и расширения, невиданного со времен зарождения ислама, а эпоха наложила печать на его характер и предопределила его судьбу.

Османская империя и Аравия. Ослабление иностранного влияния на полуостров к середине XVIII в.

Мусульманские империи, возникавшие и распадавшиеся на Ближнем и Среднем Востоке, прямо или косвенно оказывали воздействие на Аравию. С XVI в. постоянным фактором аравийской политики стали турки. Вскоре после захвата ими Египта наступила очередь Хиджаза, а затем Иомена, Эль-Хасы и других районов Аравии. В Джидду, морские ворота Мекки, Порта назначала своего пашу. Небольшие турецкие гарнизоны временами находились в Мекке, Медине, Джидде и некоторых других пунктах. Из Стамбула в Мекку и Медину посылали отдельных чиновников. Все же власть турок в Хиджазе была, скорее, номинальной, и местные правители, как правило, пользовались широкой автономией во внутренних делах.

В Мекке удерживали власть соперничавшие кланы шерифов, которые посылали паше Египта и султану деньги и дорогие подарки. Но Мекка была особым городом, жившим за счет паломничества и благотворительных пожертвований мусульманского мира. Могущественные султаны и благочестивые мусульмане жертвовали на ремонт и содержание Каабы и мечетей, на создание каналов. Часть этих денег оседала в городе и нередко попадала в казну шерифов. Мекка была важной, но слишком отдаленной провинцией для турок, чтобы они смогли удержать ее под прямым господством, и потому они предпочитали сохранять в ней местных правителей. Для политических интриг Порты всегда были наготове шерифские семьи, жившие в Стамбуле¹²³.

На рубеже XVI–XVII вв., в период смут и волнений, охвативших Османскую империю, Центральная и Восточная Аравия обрела фактически независимость от турок, хотя наместники Багдада и Басры вплоть до конца XVII в. продолжали оказывать влияние на ход событий в Эль-Хасе и Неджде.

К началу XVIII в., после поражения под Веной в 1683 г., Османская империя вступила в полосу заката. Хотя на востоке в первые десятилетия XVIII в. турки смогли одержать верх над персами, это не меняло общего положения. Османская империя еще владела обширными территориями в Европе, Азии и Африке, где были сосредоточены огромные природные богатства и людские ресурсы. Однако основа турецкого могущества – военно-феодальная система – неумолимо разрушалась. Падала боевая мощь янычар, которые обзаводились семьями, занимались ремеслами, торговлей. Былая дисциплина солдат и чиновников Османской империи сменилась распущенностью и коррупцией.

В результате военных поражений отпал важнейший источник доходов правящего класса – военное ограбление побежденных. Тем с большей беспощадностью турецкие паши и чиновники грабили трудовое население империи, прежде всего крестьян. Разорение сельского хозяйства, основы экономики Османской империи, шло быстрыми темпами. Непосильные, хищнические поборы и налоги, выколачиваемые через откупную систему, подрывали основу даже простого воспроизводства. Деревни пустели. Под «мертвыми» землями находилась значительная часть земельного фонда империи. Грабежи, вымогательства разоряли и городское население¹²⁴.

Ни жизнь, ни собственность в Османской империи не были гарантированы. Султан, провинциальные правители и более мелкие феодалы и чиновники часто казнили людей только для того, чтобы затем конфисковать их имущество. Лишь богословы пользовались личной безопасностью и неприкосновенностью собственности. Чтобы избежать конфискации, разоряющиеся ленники и мелкие собственники передавали в вакфы свои угодья и дома и пользовались ими на правах аренды.

Провинции Османской империи приобретали все большую самостоятельность, оказывались во власти полунезависимых хищных группировок. Неудивительно, что в этих условиях Порта теряла реальную власть и над аравийскими территориями.

Мекканские шерифы вели себя все более самостоятельно и все меньше считались с турками. Титул джиддинского паши султаны давали лицам, которые чаще всего не появлялись в Хиджазе. Все большую долю доходов от джиддинской таможни забирали себе мекканские шерифы. Кочевые племена господствовали и на путях паломников. Устойчивость позиций Порты в Хиджазе в те годы определялась не ее военным могуществом, а, скорее, заинтересованностью хиджазской знати и всего населения в доходах от паломников, главным образом из Османской империи, и в богатых подарках турецких султанов¹²⁵. Что касается Йемена, то вскоре после турецкого завоевания, в первой половине XVII в., он добился и формальной, и фактической независимости.

В 70-х гг. XVII в. некий Баррак, шейх одного из подразделений племени бану халид, объединил все племя, изгнал небольшие турецкие отряды из оазисов Эль-Хасы и оградил Восточную Аравию даже от призрачного турецкого контроля¹²⁶. Бану халид начали совершать эпизодические набеги в сторону Ирака.

Уменьшение иностранного вмешательства в дела Аравии проявилось и в постепенном ослаблении позиций Португалии на побережье Персидского залива. В середине XVII в. португальцы были изгнаны из Омана, который они захватили в XVI в. Что касается англичан и французов, то их попытки колониальной экспансии в Аравии относятся больше ко второй половине XVIII в. Вторжения персов в прибрежные города Восточной Аравии в начале XVIII в. производились лишь спорадически и не привели к их прочному закреплению в этом районе полуострова.

Ко времени появления ваххабизма Аравия на несколько десятилетий в значительной мере оказалась предоставленной самой себе.

Неджд, Хиджаз и Эль-Хаса в первой половине XVIII в.

Центральная Аравия в XVII – начале XVIII в. подверглась нашествиям восточных и западных соседей, хотя это не исключало отдельных успешных рейдов недждийских кочевых племен на оазисы и племена Хиджаза и Эль-Хасы. Хиджазцы нападали почти на все провинции Неджда, в первую очередь на Касим, а также на кочевников Центральной Аравии – аназа, мутайр, зафир. Некоторые центральноаравийские племена и оазисы платили дань правителям Мекки. Ибн Бишр называет отдельных лиц из правящей аристократии Хиджаза шерифами Неджда¹²⁷. По мнению Г. Филби, это служит доказательством стремления мекканских шерифов обосновать свои притязания на внутренние области Аравии¹²⁸.

В начале XVIII в. экономическое положение Хиджаза ухудшилось.

В результате страшного голода Мекка обезлюдела¹²⁹. Борьба за власть, внутренние неурядицы в ней усилились настолько, что рейды во внутренние районы Аравии стали хиджазцам не по силам. Последние крупные походы на Неджд были предприняты в середине 20-х гг. XVIII в.¹³⁰ Затем на несколько десятилетий вмешательство хиджазцев в дела Центральной Аравии прекратилось.

Шейх бану халид Баррак после установления господства над Восточной Аравией начал набеги на бедуинов, кочевавших между Эль-Хасой и Недждом, а затем и на Неджд. Его наследники продолжали экспансию. Набегам хасцев подвергались Эль-Хардж, Судайр, Садик, Арид. Бану халид и присоединенные к ним племена Эль-Хасы стали могущественными участниками в борьбе за влияние в Неджде, за долю в грабеже его населения. Иногда они вступали в союз с некоторыми центральноаравийскими оазисами, городами, кочевыми племенами.

В 1722/23 г. умер вождь бану халид Саадун ибн Арайар¹³¹. Среди племенной верхушки началась междоусобная борьба, которая, хотя и не привела к распаду объединения, значительно ослабила его.

Крупных объединений, которые бы играли роль доминирующей силы, в Неджде не было. Отдельные оазисы и племена бедуинов сохраняли самостоятельность. Даже оазисы-города Аяйна, Эд-Диръия, Эр-Рияд, которым суждено было сыграть важную роль в борьбе за гегемонию в Неджде, вряд ли поднимались над средним уровнем. Их преимущество заключалось в том, что все они были расположены в районе Арида, центральной провинции Неджда, где скрещивались торговые пути. Но одного лишь выгодного географического положения было мало, чтобы именно они могли стать центром всенедждийского, а тем более всеаравийского объединения. У них были соперники в Касиме, Эль-Хардже, Джебель-Шаммаре.

Вряд ли можно согласиться с Г. Филби, утверждавшим, что уже в начале XVIII в. Эд-Диръия была одним из претендентов на господство не только в Неджде, но и во всей Аравии¹³². В Неджде «не было сильного вождя, который бы обуздывал угнетателя и помогал угнетенному, – писал автор „Блеска метеора“. – Но каждый из эмиров был независимым правителем в своем селении… А бедуины в то время были рассеянными племенами. В племенах правительством был шейх… В одном племени были мелкие шейхи, которые могли противоречить крупным шейхам… Жители городов из населения Неджда постоянно воевали друг с другом»¹³³.

Положение в центральной части Неджда в первые десятилетия XVIII в. характеризовалось равновесием сил между основными противниками. Эд-Диръия только-только выходила из периода внутренней неустойчивости, смут и борьбы за власть внутри правящей знати. Убийства и предательства следовали одно за другим, пока, наконец, во втором десятилетии эмиром оазиса не стал Сауд ибн Мухаммед ибн Микрин, основатель династии Саудидов. Некоторые Саудиды считают себя выходцами из племени бануханифа. Другие возводят свою генеалогию к самому многочисленному и могущественному племени Центральной и Северной Аравии – аназа¹³⁴.

Правление Сауда было недолгим. В июне 1725 г. он умер¹³⁵, и после его смерти верховенство в оазисе отчаянно оспаривали несколько соперников. Их борьба сопровождалась взаимным предательством и убийствами. Наконец место Сауда занял его двоюродный брат Зайд¹³⁶.

Правители Аяйны в те годы были заняты войной с соседями – Манфухой и Садиком, а также с окрестными племенами бедуинов. Военные действия не выходили за рамки рейдов местного значения. В 1725/26 г. Аяйну опустошила эпидемия холеры¹³⁷. Удар, постигший ее, оказался настолько тяжелым, что она на многие годы отказалась от борьбы за преобладание в Центральном Неджде.

Этим воспользовался Зайд, который в следующем году выступил против обезлюдевшего оазиса. Эмир Аяйны Мухаммед ибн Муаммар выразил готовность подчиниться ему, но, заманив диръийцев к себе в дом, убил Зайда. Мухаммеду ибн Сауду с группой воинов удалось спастись. Он и стал эмиром Эд-Диръии¹³⁸.

В конце 30-х – начале 40-х гг. власть в Эр-Рияде захватил смелый и энергичный Даххам ибн Даввас, который в течение десятилетий оставался самым упорным и беспощадным противником Эд-Диръии. Вот как описывал историю его возвышения Ибн Ганнам: «Его отец был раисом (правителем. – А. В.) в Манфухе, который овладел оазисом, а затем злодейски убил некоторых его жителей из числа земледельцев. Он правил в оазисе некоторое время. После его смерти начал править его сын Мухаммед. Против него восстал Замиль иби Фарис, его двоюродный брат, а с ним некоторые жители Манфухи; они убили его и изгнали его братьев. Среди изгнанных был Даххам, а также его братья. Они поселились в Эр-Рияде.

Правителем этого оазиса был Зайд ибн Муса Абу Зура. Его убил без какой-либо причины его безумный племянник, который поднялся на крышу дома, где спал эмир, и ударил его кинжалом. Затем появился один из рабов Зайда по прозванию Хамис, убил племянника эмира и завладел Эр-Риядом. Дети Зайда в то время были малолетними, и Хамис утверждал, что будет править от их имени, пока они не станут способными управлять. Хамис правил в Эр-Рияде три года, потом бежал из него в страхе перед жителями оазиса за свои дела. Затем напал на Хамиса человек из жителей Манфухи, отца которого он убил во время своего правления в Эр-Рияде, и убил его.

Оставался Эр-Рияд некоторое время без правителя. Даххам ибн Даввас, когда Хамис завладел Эр-Риядом, стал его слугой. Когда же после бегства Хамиса Эр-Рияд остался без правителя, Даххам стал его раисом. Сын Зайда Абу Зура был сыном сестры Даххама, и Даххам утверждал, что будет его наибом (заместителем. – А. В.) пока мальчик не вырастет, а затем он откажется от власти. [Однако] потом Даххам выслал сына Зайда из Эр-Рияда.

Даххама возненавидели жители Эр-Рияда и пожелали его убить или сместить. Они собрались и осадили его замок. Но они были простым народом и сборищем, не было у них предводителя. Даххам послал своего брата Мишляба на коне к эмиру Эд-Диръии Мухаммеду ибн Сауду с просьбой помочь ему и победить этих райя (подданных. – А. В.)…

Ибн Сауд оказал ему самую лучшую помощь: он послал Мишари ибн Сауда, своего брата, с воинами, и они пришли, и вышел из замка Даххам с теми воинами, и убили они из жителей Эр-Рияда троих или четверых, а остальные бежали.

После этого укрепилось его владение над оазисом и стал он раисом и вали. Мишари оставался у него несколько месяцев и не ожидал, что Даххам проявит такую подлость и злобу… Возросли его распутство и неслыханные злодеяния, и увеличилась его злоба на подданных, и много претерпели они от него. И его страшные дела напоминают… фараонский суд. Он разгневался однажды на женщину и приказал зашить ей рот. Он разгневался на одного мужчину, приказал отрезать кусок мяса от его бедра и сказал: „Нужно съесть его постепенно“. Выхода не было, и мужчина, которого пытали, обещал съесть это мясо, предварительно поджарив его. Но не помог ему в этом Дах-хам, и [несчастный] съел мясо. Или еще: разгневался он однажды на заключенного. Сказали, что он освободился от цепей с помощью зубов, и приказал Даххам железной палкой выбить ему зубы. Разгневался он на другого человека и приказал отрезать ему язык, и сделали это его ааван (помощники. – А. В.И примеров подобных дел много»¹³⁹.

Отрывок из Ибн Ганнама о возвышении Даххама ибн Давваса, как и материалы о развитии событий в Эд-Диръии и Аяйне, повествует о борьбе за власть, жестокой междоусобице, взаимных разорительных набегах и грабежах, которые стали нормой политической жизни в Неджде в первой половине XVIII в. Неустойчивости правления способствовала неопределенность прав наследования, нередко против детей умершего правителя поднимались его братья и племянники. Только расшатанностью системы правления в оазисах в тот период можно объяснить захват власти в Эр-Рияде рабом.

Произвол и тирания оазисной знати достигали крайних форм. Эксплуатация принимала хищнический характер. Так, Ибн Ганнам сообщал о восстании доведенного до точки кипения населения против Даххама. А посылку Ибн Саудом брата на помощь Даххаму можно считать проявлением своего рода солидарности. Возрождение ваххабитами старой мусульманской нормы, запрещавшей лихвеные проценты, видимо, было реакцией на жестокий гнет ростовщиков.

В XVIII в. экономическое положение стран Ближнего и Среднего Востока, в частности Аравии, ухудшилось. Экономический упадок Османской империи в XVIII в., разрушение производительных сил, сокращение торговли временами приводили к уменьшению закупок главного транспортного средства – верблюдов. Падала транзитная торговля с Индией через Хиджаз¹⁴⁰. Междоусобная борьба в Османской империи, разорение населения сокращали паломничество. Все это больно било по аравийским бедуинам.

Можно полагать, что разорительные турецко-персидские войны начала XVIII в. оказались губительными для ирано-иракского хаджа, что отозвалось на доходах населения Неджда. В таких обстоятельствах бедуины, очевидно, усилили грабеж местного оседлого населения и редких караванов, чтобы компенсировать потерю доходов от паломников. Недаром ваххабиты с такой страстью будут следить впоследствии за безопасностью на дорогах.

И политическая устойчивость, и прекращение грабежа, и безопасность торговых связей могли быть достигнуты только в условиях централизованного государства. Обеспечить массовую поддержку такому государству могла политика ослабления гнета, от которого страдала основная масса населения. Но чтобы при этом не пострадали интересы знати, нужно было найти для нее внешние источники обогащения, то есть военную добычу. В это время в Неджде зародилось мощное религиозное движение, на основе которого образовалось крупное централизованное государство.