Текст книги "Русский фронтир"

31

– Ничего себе! Быстро… – Муравьев сдвинул на затылок фуражку, словно хотел подчеркнуть этим свое удивление.

Было чему удивляться. Не столь давно они оставили здесь обгорелые стены, а теперь тут уже уютно раскинулся новый дом. Причем раскинулся – самое точное слово. Обитатели здешних степей предпочитали невысокие жилища, зато довольно большие по площади, с внутренним двориком. К чему экономить землю, которой здесь в избытке?

– А вы думали! – В противоположность офицеру дон Карлос никакого удивления не испытывал. – Здесь же постоянно что-то происходит. Не мятежники, так бандиты, не бандиты, так какой-нибудь ураган. Вот и привыкаешь к подобному образу жизни.

– Ураган – ладно, а вот с бандитами надо будет окончательно справиться в ближайшее время.

– Я же не против.

Поручение наместника до сих пор было не выполнено. Но кто упрекнет, когда в итоге была разгромлена банда повстанцев?

Было несколько жаль, что главарь не попал в плен. Как оказалось, он был тем самым кабальеро, который пытался навести некое подобие порядка перед самым разгромом, но получил заряд картечи от артиллеристов Гулевича.

Уйти удалось немногим. Часть мятежников полегла, другая – попала в плен и теперь уже ждала решения своей участи в Сан-Антонио. Лишь редкие счастливцы сумели избежать общей участи. Казачьи кони были порядком утомлены предшествовавшими переходами. Да и наиболее сообразительные удирали с поля боя не компактными отрядами, а россыпью. Степь велика. Направлений в ней много.

Где нет дорог, там их не перекроешь. К тому же некоторые из беглецов затем наверняка нашли прибежище у сочувствующих, обманутых или просто равнодушных. Соответственно – сочувствующих идее свободной республики, обманутых беглецами, мол, они не повстанцы, или равнодушных к идеям, но небезразличных к деньгам.

Найти всех было нереально. Сысоев и не пытался. Он лишь дошел с пленными до Сан-Антонио, а затем после краткого отдыха выступил к порученной его заботам границе.

Муравьев отпросился у него уже в конце дороги. Плохо осознаваемая им сила влекла капитана к хозяину пострадавшего поместья. Или не к хозяину? Николай не пытался анализировать свои чувства.

Раз выполнение поручения все равно задержалось, вряд ли лишний день сыграет какую-то роль.

Гостей уже ждали. Дон Педро не терял бдительности, и его люди следили за степью. Что до прочего, достаточно трудно не узнать тех, с кем еще недавно вместе участвовал в бою.

– Сеньор капитан! – Встречавший гостей хозяин широко распахнул объятия и шагнул с крыльца. – Дон Карлос! Всегда рад видеть у себя столь дорогих гостей!

– Мы решили воспользоваться вашим любезным приглашением и заглянуть по дороге, – поведал Муравьев.

– Чем закончился поход? – сразу же полюбопытствовал дон Педро, даже не войдя в дом.

– Полной победой. Минья убит, его банда уничтожена, пленена или рассеяна. Я думаю, скрыться удалось немногим.

– Отличная новость! А д’Ори?

– По словам пленных, незадолго до сражения поругался со вторым главарем и отплыл прочь.

– Жаль. Что бы ему чуть задержаться? – Дон Педро счастливо захохотал.

Фраза не содержала упрека, а жизнь человеческая в Америке издавна ценилась дешевле, чем в Европе. Хотя и там повсюду совсем недавно кровь текла широкой рекой.

Но ценность к жизни и отношение к гостям – вещи различные. Что Муравьеву тут же довелось испытать на себе.

Принимали его настолько радушно, словно дело происходило в родной и далекой России. Пока капитан приводил себя в порядок с дороги, хозяин лихорадочно суетился, отдавая распоряжения насчет праздничного обеда. Простым казакам накрыли прямо на дворе, но и их стол ломился от местных яств. А что же тогда говорить о господской половине?

Когда Муравьев в сопровождении дона Карлоса и Быкадорова прошел в столовую, там все уже было готово к пиршеству. Стояли разнообразные сосуды с горячительными напитками, плотно расположились блюда с закусками, а в дверях наготове застыли слуги в ожидании момента, когда хозяин распорядится нести горячее.

До последнего было еще далеко. Тем более за столом были явно не все, и Муравьев догадывался, кого именно они ждут.

Помимо гостей и хозяина тут же был еще католический священник отец Доминик, полный мужчина в летах, взглянувший на вошедших как-то не слишком дружелюбно.

– Святой отец не так давно побывал в одной из станиц и там умудрился поспорить, а затем и подраться с вашим священником, – с улыбкой пояснил дон Педро. – Что-то там они не поделили в вопросах веры.

Сам он был ревностным католиком, но, как большинство людей, толком сформулировать причину религиозных разногласий не мог. Да и откуда, когда жизнь до сих пор ни разу не сталкивала его с представителями иных конфессий? Разве что с кальвинистами, да и то когда те выступали в роли заурядных бандитов, пришедших с той стороны границы, и столкновение с ними носило отнюдь не характер религиозного диспута или светской беседы.

– У вас все любят драться? – к изумлению Муравьева, отец Доминик спросил это по-русски.

Конечно, акцент чувствовался, слово «священник» Доминик не то не знал, не то не мог выговорить, но о чем шла речь, было понятно.

– Я никогда не слышал, чтобы батюшки дрались, – искренне ответил Муравьев, переглянувшись с сотником.

– Им этого вообще нельзя, – поддержал начальника Быкадоров.

Доминик лишь покачал головой. Время избавило его от видимых следов побоев. Да и Муравьеву почему-то показалось, будто обида монаха несколько наиграна. Нет, ему, бесспорно, досталось, но еще вопрос – был ли он невинной жертвой, или же тоже в прямом и переносном смысле приложил к этому делу руку?

– Если бы! – Монах демонстративно приложил руку к левому глазу, где до этого, очевидно, был синяк.

Хозяин посмотрел на него с явным скепсисом и тихонько спросил:

– Что? Так сразу и начал драться?

– Ну, мы сначала немного поспорили… – Монах был явным полиглотом, потому что отвечал дону Педро на французском языке.

– О чем, если не секрет?

– Так, кое-какие богословские вопросы.

– Вот так, встретились – и сразу стали спорить?

– Почему же? – Доминик вдруг улыбнулся добродушной улыбкой. – Сначала мы просто посидели и поговорили, а уж потом…

Дон Педро вдруг громко и заразительно расхохотался. Муравьев со спутниками смотрели на него с удивлением, хотя всем троим хотелось присоединиться к хозяину в этом непонятном веселье.

– Посидели, значит, – сквозь смех произнес дон Педро. – И, конечно же, под это дело. – Он кивнул на стоявшие на столе бутылки. – Ох, отец Доминик, я всегда утверждал, что склонность к питию не доведет вас до добра. Вы – добрый человек, но только до второй бутылки. А дальше… Откуда только берется ваша вспыльчивость?

Отец Доминик вдруг виновато отвел взгляд. Теперь уже рассмеялись все собравшиеся, включая монаха.

– Над чем смеетесь, господа?

Женский голос заставил мужчин умерить веселье, и только его последним отблеском на губах играли улыбки.

Мужчины привычно поднялись, приветствуя входящих дам. Сердце Муравьева екнуло. Что ж, вполне естественная реакция, когда перед тобой стоит прелестная девушка, а тебе всего лишь двадцать три года.

– Вы ведь уже знакомы, дорогая. – Дон Педро первым галантно коснулся ручки жены.

Его примеру последовали остальные. Только с подключением к объектам поклонения и дочери. Все было проделано согласно церемониалу, если же казак был несколько неловок по сравнению с компаньонами, так воспитание у него было не таким.

– Почему вы не признались, дон Николай, что очень сильно помогли моему супругу? – с укоризной произнесла Мария. – Если бы не муж, я так бы и не знала, как обстояли дела.

– А также – все работники. Они наперебой рассказывали нам об отваге капитана и бывших с ним людей, – с очаровательной и лукавой улыбкой дополнила ее Виктория.

– Дон Педро наверняка бы справился и без нашей помощи, – деликатно ответил Муравьев. – Устанавливать порядок – прямой долг любого русского офицера. Ничего выдающегося в том нет.

– Скромность украшает мужчину. – Мария многозначительно посмотрела на специально надетые ордена капитана. – Особенно когда он лев на поле боя. Прошу к столу, господа.

Доминик на правах духовного отца прочитал молитву, после чего настало время одному из грехов – чревоугодию. А в отношении мужчин – еще и потреблению горячительных напитков.

Впрочем, Муравьев только пригубливал. Молодой офицер не видел особого удовольствия в пьянстве и всем напиткам на земле предпочитал обыкновенный квас. Да только где его взять посреди мексиканских степей? Зато остальные старались не только за себя, но и за малопьющего капитана. Особенно – Быкадоров, чувствующий себя не слишком уютно и из-за собравшегося здесь общества, и из-за незнания языков.

– Господин капитан, расскажите нам, пожалуйста, о России, – попросила донна Мария, когда первый голод был утолен. – Мы же почти ничего не знаем о вашей родине, кроме того, что в ней много лесов и снега.

– Почему же только лесов? – улыбнулся Муравьев. – Россия велика, и в ней есть горы и степи. И множество городов. Больших и маленьких, на любой вкус…

Разве есть тема лучше, чем разговор о своей родине? И говорить о ней Николай мог часами…

32

– Как сходил, дядюшка?

Рене Белюш действительно был родным дядей Лафитов и потому принимался в доме последних вполне по-семейному.

– Неплохо. Мы захватили три судна и даже успели их продать прямо в устье Миссисипи. После чего зашли в Новый Орлеан, а потом еще заглянули на Гаити.

– Да, – скупо улыбнулся Лафит, мол, шустро.

Спрашивать о подробностях он не стал, ожидая, что Белюш расскажет все сам.

– Положенную долю сейчас принесут. – В первую очередь следовало решить денежные вопросы.

Жан Лафит доверял своим капитанам. Вернее, они доказали, что достойны доверия. В флибустьерской среде очень строго подходили к вопросам дележа добычи, и за малейшее отклонение от оговоренных правил могла последовать самая серьезная кара.

Следующий час был всецело посвящен подсчетам и расчетам. Доверие – одно, а проверка – другое. Конечно же, все сошлось, и Лафит с удовлетворением присоединил к имеющемуся капиталу новое поступление.

– В Новом Орлеане много разговоров о письме русского наместника президенту Североамериканских Штатов. Представляешь, Жан, наместник буквально требует принять меры к флибустьерам, а главное – выслать из страны правительство Мексиканской республики. Многие жители возмущены наглостью русских и надеются на достойный ответ нахалам. Все общество считает: надо раз и навсегда хорошенько проучить русских.

– Не проучить, Рене, изгнать их с Мексики, пока они не усилились, – поправил дядю Лафит. – В противном случае ситуация ухудшится, как случилось с Калифорнией. Какие-нибудь вести о Франсиско имеются?

– Увы, печальные, – искренне вздохнул Белюш. – Казаки разбили повстанческую армию, а сам Франсиско убит.

– Плохо. – Лафит чуть более нервно затянулся сигарой. – Хоть и не любил я Минью, но все-таки нашему общему делу нанесен немалый урон. И эти казаки… Кто о них хоть что-либо слышал, прежде чем они объявились в наших краях? Остается надеяться, что свободолюбивые мексиканские креолы восстанут против нового владычества и свергнут русский гнет.

– Еще одна плохая новость – русский наместник переправил наших захваченных в плен ребят на Кубу, где испанские власти сразу вынесли им приговор и тут же привели его в исполнение.

– Сволочи! – выдохнул Лафит.

– О чем и речь.

Не то чтобы они искренне переживали за судьбу своих людей. Но, привыкнув к определенной удаче и безнаказанности, думали – так будет и впредь.

– Но есть и хорошая новость… – Белюш отпил из стоявшего перед ним стакана и даже не поморщился от крепкого напитка. – Боливар вновь готовится высадиться на континент. Я встречался с ним на Гаити, и Симон сам сказал мне, что в ближайшее время вернется в Венесуэлу. Он как раз готовит армию и ищет тех, кто поможет перебраться на материк. Разумеется, за неплохую плату. И еще. Он тоже выдает жалованные грамоты против испанцев.

– А против русских?

– Пока нет. Ты же знаешь, Жан, дела Мексики Боливара волнуют мало. Его цель – освободить земли южнее.

– Плохо. Лучше бы Боливар перенес действия сюда, а уж потом мы помогли бы ему в борьбе с Испанией. Пока же получается: каждый будет действовать сам по себе. Не думаю, что русские помогут нашим вечным врагам в других землях. Даже если бы хотели, у них просто нет сил.

– С чего бы им помогать? Испания продала за бесценок столько земель, что России их хватит на ближайшее время. В море они могут быть союзниками, а на земле у каждого своих проблем намного выше головы.

– И я о том же.

Однако Белюш не для того завел речь о Боливаре, чтобы узнать мнение своего племянника о текущих делах. Его интересовали вещи более конкретные и прозаические. Или – романтические, если смотреть на них с точки зрения какого-нибудь поэта.

– Что скажешь в ответ на предложение, Жан?

– Ты имеешь в виду помощь Боливару?

– Да. Я со своей стороны обещал предоставить в его распоряжение несколько судов. И даже взял жалованную грамоту.

Если бы это сказал кто-нибудь другой, вполне возможно, что разговор перешел бы в ругань. Но Белюш был родным дядей, да и дело наконец-то наладилось, и отсутствие в флибустьерских рядах одного-другого капитана уже не могло повлиять на его ход.

– Пойми, Рене, я не могу бросать бизнес, когда наметился устойчивый источник дохода. – Лафит говорил спокойно. – Ты можешь поступать как знаешь, главное, чтобы исправно делился положенной долей, но отпускать всех я не имею права. И потом, допустим, Боливара ждет победа. Что тогда будет с нами? Вновь в который раз начинать все сначала? Нет, так тоже нельзя. А так ты выполнишь свои обязательства, получишь деньги и сможешь вернуться сюда.

Теперь задумался Белюш.

– А ведь ты прав, Жан. Как всегда. Люди все равно не захотят остаться на берегу, сколько бы им ни выделил Боливар после победы. Даже если каждый получит неплохой участок земли, зарабатываемые в море деньги будут к этому неплохим подспорьем. Но и упускать шанс подзаработать не хочется.

– Я же этому не препятствую. Зарабатывайте. А мы всегда будем рады вашему возвращению в Кампече. Только одно условие – сильно не агитируй. Тебе же не в бой идти, а просто поработать перевозчиком. Много людей для этого не требуется.

– Я вообще могу обойтись своими ребятами. Захвачу еще пару судов, выделю на них небольшие команды – и моя часть договора будет выполненной.

– Рад, что ты меня понимаешь, Рене.

– Разве когда бывало иначе, племянничек? – не удержался Белюш от некоторой фамильярности.

Хорошо, когда имеешь на нее право.

Впрочем, дядя еще со времен Баратарии был одним из лучших капитанов в предприятии Лафита. И уже потому мог позволить себе гораздо больше, чем простой смертный.

Часть вторая. КОНЕЦ ЛЕТА

1

– Ваше благородие, там опять с той стороны идут черные.

Бакланов уже давно заметил едущего в сторону станичного правления казака. Как и то, что неспешная поездка явно не сулила дурных вестей. Потому и поджидал дозорного, сидя на лавке под прикрытием стены. Слишком уж жарко было на солнце, еще не полуденном, однако старавшемся вовсю, чтобы хотелось лишний раз вылезать под его жгучие лучи.

– Много? – уточнил атаман.

– Да десятка два. Могет быть, и чуть поболее, – степенно ответил казак, становясь таким образом, чтобы тень падала и на него.

Оставалось вздохнуть.

Только первые несколько месяцев прошли относительно спокойно. Ну, пытались вторгнуться с территории соседа разные банды – так дело обычное и быстро ставшее привычным. С бандитами разговор короток. Если только вошли и не успели набедокурить, то могут возвращаться обратно. Если же хоть чем-то отметились и пытаются сопротивляться, чего их, разбойников, жалеть?

Через некоторое время стало хуже. На той стороне границы рабы проведали, что здесь нет рабства, и теперь всеми правдами и неправдами пытались перейти незримую черту, чтобы получить свободу.

Первые беглецы были встречены с сочувствием. Девать их было некуда, сразу выяснилось, что воины из них никакие. Да и откуда в рабах воинский дух? Потому оставлять их в станицах было невозможно. Все, что могли казаки, – это дать хоть немного продуктов из собственных скудных запасов на дальнейшую дорогу в надежде: дальше беглецы сумеют устроиться в работниках у каких-нибудь хозяев.

Однако лишь недавно переселившиеся сюда казаки сами испытывали нужду во всем, а количество беглых становилось все больше. Да и их бывшие хозяева уже попытались устроить несколько рейдов с целью возвращения собственности, и пришлось вступать с ними в самые настоящие бои.

Положение получалось сложным. Вроде бы конфликтовать с североамериканцами не стоило, и в то же время чисто по-человечески было жаль бывших рабов, сумевших спастись от жестоких владельцев. При попустительстве командовавшего линией Сысоева, а также самого наместника беглых старались не замечать. Мало ли кто может брести по степи? И какая разница, какого цвета у него кожа?

В общем, появление очередной, довольно большой группы беглецов наводило станичного атамана на определенные мысли.

– Пусть проходят. Лишь бы в станицу не заходили. Надо собрать казачков, вдруг за ними погоня? – не спеша заговорил Бакланов. – Жаль, генерал еще не прибыл. Людей, почитай, почти что и нету.

И не хотелось отрывать немногочисленных, не занятых службой казаков от всевозможных работ, однако никуда не денешься.

Атаман поднялся. Отдыху приходил конец.

Хотя кто знает? Обходится же иногда! Если владелец возьмет с собой небольшой отряд в надежде догнать негров еще до границы или же просто не учитывая присутствия казаков, то удастся его отогнать без особых проблем.

А то и вовсе никто не придет.

Ох, эти надежды, когда предчувствия говорят совсем иное!

Предчувствия Бакланова не обманули.

Началось все с того, что рабы все же вышли к одному из хуторов. Были они измотаны до последнего предела, к тому же тащили с собой детей, и пришлось дать им кров и пищу хотя бы на этот день.

Солнце перевалило далеко за полдень, потом стало ощутимо клониться к горизонту, и Бакланову показалось – пронесло. Завтра с утра можно будет отправить негров подальше. Не для того же существует линия, дабы помогать всем, кто решил покинуть североамериканские владения! Каждый сам делает собственную судьбу. Надо лишь предоставить ему эту возможность.

Отойдут подальше – там их уже не достанут. Наверное.

Не отошли. Преследователи шли буквально по пятам. И по следам. Судя по всему, даже на сиесту останавливаться не стали.

О приближении конной группы атамана известили заранее. Медлить было нечего, и собранные два десятка казаков сразу направились наперерез. По сообщениям дозорных, североамериканцев было около полусотни, однако Бакланов надеялся разрешить дело миром. Правда, на всякий случай гонцы были посланы вдоль всей линии.

– Многовато их, – заметил атаман, разглядывая приближающийся в облаке пыли отряд.

На глаз – точно не меньше пятидесяти всадников. Кое-кто с заводным конем в поводу, но большинство одноконные. Заморенные, уставшие после долгой скачки. Все преследователи были при оружии. Сабли почивали в ножнах, ружья у большинства находились в чехлах у седел, некоторые везли их на погонных перевязях, но кое-кто при появлении казаков предпочел взять ружье в руки.

Казаки встали неширокой цепью, преграждая североамериканцам дальнейший путь. Пики в натруженных привычных руках донцов смотрели в небо. Бакланов выдвинулся чуть вперед и спокойно принялся ждать.

От скучившегося отряда отделились двое. Один, судя по более богатому материалу сюртука, наверняка являлся плантатором, от которого сбежали рабы, второй же, похоже, был не то надсмотрщиком, не то управляющим.

Плантатор смерил Бакланова высокомерным взором и обратился к нему на английском языке. Атаман лишь небрежно пожал плечами и напустил на себя скучающий вид. Тогда заговорил управляющий. На этот раз на испанском.

– Говорите по-русски. Здесь – Россия, – с показным равнодушием ответил Бакланов.

Языков он не знал, разве что на уровне нескольких выученных слов, однако в данной ситуации считал себя правым. Вот если бы ему что-то понадобилось бы на сопредельной территории…

Вместо ответа плантатор все с тем же высокомерным видом тронул коня. Он вел себя так, будто являлся хозяином на всей без исключения земле и никаких казаков здесь в помине не было.

Бакланов преградил конем ему дорогу, а ближайший казак наклонил пику вместо шлагбаума.

Кто-то из отряда вскинул было ружье, но его сосед придавил рукой поднимающийся ствол.

Пришлось плантатору вновь остановиться. Его спутник немедленно разродился темпераментной речью на испанском. При этом управляющий активно помогал себе жестами. Промелькнувшее уже знакомое любому казаку слово «ниггер», в сочетании с недвусмысленными жестами должное показать, что речь идет о побеге. А кивок в сторону надменного плантатора – что владельцем беглецов является он.

Было названо и имя – Джордж Маккуйн, но казаки не слишком старались запоминать каждого, кто намерен пересечь границу, разделяющую два государства. И хотя управляющий назвал своего хозяина с некоторым трепетом, как человека известного, никто не стал придавать этому значения.

В Североамериканских Штатах, может, Маккуйн что-то и значил, однако на территории России он был никем.

– Ничего не знаю. – Атаман лишь развел руками. – Пишите официальное прошение власти. Она разберется.

Представителем власти был он. И потому был готов принять бумагу хоть сейчас, чтобы не торопясь прочитать, если она будет написана на понятном языке, или же подождать несколько месяцев переводчика. И даже дать ей ход по инстанциям. С течением времени.

Его собеседники ничего не поняли из заявления атамана. Пришлось Бакланову изобразить, будто он пишет, а затем подает воображаемую бумагу.

Надменность плантатора сменилась возмущением. Причем тоже надменным. Он заговорил сам, показывая руками, что должен проехать дальше и схватить беглецов.

Похоже, он полностью считал себя вправе разгуливать по территории чужого государства и творить там все, что сочтет нужным.

Именно так поняли его казаки, и по шеренге прошел недовольный ропот. Здесь не привыкли смотреть сквозь пальцы на проделки чужаков.

Бакланов сделал отрицательный жест.

Теперь уже плантатор и его присный заговорили наперебой с явной злостью в голосах. Стоявшие за их спинами потихоньку стали подтягиваться к хозяину. Некоторые тайком потянулись к оружию, пара человек напротив – в открытую в надежде напугать противостоявших им воинов. Так что число американцев с ружьями в руках стало понемногу возрастать.

Лица казаков теперь были строгими. Вряд ли преследователи знали, что за чисто внешним спокойствием кроется готовность немедленно атаковать врага.

Страсти потихоньку накалялись. Уже управляющий потянулся за пистолетом и теперь размахивал им так, будто мог напугать казаков видом оружия.

Сам Бакланов выслушал потоки пустых угроз с прежним выражением скучающего человека, а потом небрежно бросил:

– Вы лучше туда посмотрите, – и кивнул за спины рабовладельцам.

Позади с обеих флангов замаячили всадники в синих чекменях.

Пусть их было немного, но кто мог поручиться, что где-то в складках местности не скрывается полная сотня, а то и не одна?

Судя по растерянному виду большинства прихлебателей Маккуйна, желание угрожать у них куда-то исчезло. Да и сам плантатор недовольно поморщился, однако говорить стал тише.

Бакланов вновь изобразил процесс письма и как мог повторил руками, что дальше никому из североамериканцев хода нет.

– Ишь чего захотели! – обратился он к казакам, когда преследователи несолоно хлебавши зарысили прочь. – С Дона никогда выдачи не было, теперь и отсюда не будет. Верно говорю, казаки?