Текст книги "Общий враг"

Каспер Фланаган и Ситара Алонсо медленно летели метрах в двадцати от поверхности кометы. Их бесформенные, жутковатые тени скользили по малочисленным кратерам и причудливым изгибам сложного рельефа. Только так – своими тенями, они и могли прикоснуться к этому небесному телу. Рано или поздно сюда прилетят космические корабли энигмийцев, и любые следы землян будут почти наверняка обнаружены. Конечно, площадь Ктулху в сотни раз больше, чем у Пискипера, и шансы на то, что случайный отпечаток ноги или след пробоотборника попадутся на глаза инопланетянам, соответственно, во столько же раз меньше, но рисковать все-таки не стоило.

Время от времени Фланаган, заметивший внизу что-либо интересное, входил в крутое пике и опускался почти к самой корке, а Ситара терпеливо ожидала, пока он удовлетворит свое любопытство.

– У энигмийцев кометы тоже были вестниками несчастий? – спросила она после того, как ее спутник совершил очередной спуск.

– Да, – подтвердил Фланаган. – Человечеству Энигмы были свойственны те же предрассудки, что и нам. Даже и сейчас у них многие верят в то, что кометы могут оказывать мистическое влияние на события повседневной жизни.

– И теперь в кои-то веки их вера получит хотя бы одно неоспоримое доказательство…

– Если только они окажутся бессильными предотвратить столкновение.

– В таком случае предотвратим его мы!

Фланаган молчал так долго, что Ситара подумала, будто он вообще не ответит. Но он все же ответил:

– Тогда надо предотвратить его сейчас – потому что через шесть лет не получится. Технически это, конечно, будет возможно, однако мы выдадим себя с головой.

Помолчав, он добавил:

– Что, впрочем, будет не такой уж большой платой за сохранение разумной жизни на планете… Но я бы не торопился. У нас еще есть время в запасе. По моим прикидкам, год или два. Это то время, в течение которого мы сможем откорректировать орбиту Ктулху с минимальным риском засветиться.

– У нас-то время есть, – согласилась Ситара. – А у энигмийцев?

– У них его действительно мало. Эту комету они могут обнаружить сегодня, а могут и через три года. Поэтому я хочу навести их на след.

– Как это можно сделать? – спросила Ситара со смешком. – Послать какому-нибудь астроному анонимное письмо с предупреждением?

– А почему бы и нет? Вполне возможный, хотя и не самый лучший, вариант.

– И какой же вариант будет наилучшим?

– При котором никакого письма не будет. Пусть, например, этому астроному приснится вещий сон, сопровождаемый яркими картинами всемирной катастрофы.

– А если он не верит в вещие сны?

– Тогда этот сон приснится ему еще раз, а потом еще раз – и так до тех пор, пока он не захочет проверить, есть ли в нем какой-то смысл.

– У тебя уже есть подходящая кандидатура?

– Есть несколько. Сейчас думаю, кто из них больше подходит.

Ситара вздохнула, почувствовав легкую зависть. Интересными все-таки делами приходится заниматься этим научникам. По сравнению с их лихими “спецоперациями” и аналитическими изощрениями монотонный труд экипажа корабля выглядел скучной рутиной. Бортинженеры и пилоты просто поддерживали в исправном состоянии системы “Хаббла”, дожидаясь не скорого еще отправления в обратный путь, когда им вновь придется задействовать свое искусство полетов в межзвездном пространстве. Обслуживающий персонал академии наук, да и только… Впрочем, и экипаж, и “пассажиры” звездолета отдавали должное друг другу, и никогда между ними не возникало никаких трений по поводу того, кто важнее в экспедиции.

– Эта комета уже много раз посещала окрестности Энигмы, – добавил вдруг Фланаган, оглянувшись. – И последний раз это было примерно восемьсот лет назад. Жаль, что так давно.

– Жаль? – удивленно переспросила Ситара.

– Ну, да, – с досадой подтвердил Фланаган. – Астрономия была еще слабой, угломерные инструменты никуда не годились, закон тяготения не открыли… А ведь случись это сотни две лет назад, могли бы рассчитать ее траекторию и предсказать столкновение.

– Двести лет ожидания конца света, – задумчиво проговорила Ситара. – Наверное, это нанесло бы сильный отпечаток на всю их культуру.

– Несомненно. Все произведения искусства были бы пронизаны предчувствием будущей катастрофы, а философия наверняка имела бы характер самый упаднический. Эта эпоха декаданса продолжалась бы до тех пор, пока труды пионеров космоса не дали бы человечеству надежду на будущее.

Они перелетели через невысокий холм и увидели свой корабль, который узким поплавком висел над северным полюсом кометы, отбрасывая короткую тень. До него было еще далеко – около километра. Старый “Птолемей” выглядел бы с такого расстояния куда более внушительно, однако и суперкомпактный “Хаббл” смотрелся весьма неплохо. Ни один из энигмийских межпланетных кораблей не мог тягаться с ним размерами.

На борту звездолета открылись створки квадратного люка, после чего из ярко освещенного ангара медленно вылетел катер.

– Это группа Хансена, – сказал Фланаган. – Летят на Энигму. А попутно заглянут на Атлантиду.

– А почему только на одном катере? – спросила Ситара.

После того случая со своим падением Фланаган приказал, чтобы катера летали только парами.

– На спутниках Атлантиды энигмийцев нет, и подстраховка не нужна, – ответил научный руководитель. – А к тому времени, как они прибудут на Энигму, их догонит второй катер, который сейчас занят.

Люк ангара закрылся. Крошечный вагончик летел под небольшим углом к поверхности и вот-вот должен был начать разгон, чтобы через несколько суток прибыть к единственному газовому гиганту этой системы.

И вдруг на горизонте что-то ослепительно вспыхнуло. Ситара зажмурилась и ощутила на лице жар, как от пламени взрыва. Открыв глаза, она увидела гигантский газовый вихрь, яростно извергавшийся в небо. Этот вихрь был таким плотным, что звездолет исчез – от него остались только тускло мерцавшие сигнальные огни. Фланаган вскрикнул и, кувыркаясь, умчался прочь. Резко развернувшись, Ситара устремилась за ним. По темной поверхности кометы словно пробегали гигантские волны – это вырывавшиеся из ледяных недр сгустки водяного пара и тучи обломков неровно затмевали солнечный свет. Отбросив пока мысли о том, что случилось (взрыв атомной бомбы? вулкан?), Ситара врубила движки своего скафандра на полную мощность и вскоре догнала Фланагана, который, описав пологую параболу, медленно падал вниз. Она ухватила его, когда до поверхности оставалось всего несколько метров, остановила беспорядочное вращение и потянула вверх.

Фланаган был жив. Обломок, ударивший его в грудь, не пробил силовую оболочку скафандра.

– Как ты? – спросила Ситара.

– Ты опять меня спасла, – растерянно ответил вышедший из шока Фланаган, осторожно щупая поврежденное место. – Но ничего – мы еще поквитаемся…

– Двигатели работают?

– Да, но управлять ими я не могу. Пульт разбит.

– Ладно – дотащу тебя сама. Ты здесь очень легкий.

Руки у Ситары тряслись, но Фланагана она держала крепко. Они поднялись на несколько сотен метров – как раз на такой высоте висел корабль. Его по-прежнему было плохо видно, так как извержение продолжалось – пусть и не с такой силой, как в самом начале. Небо затянула белесая пелена испарений.

– Немов! – позвала Ситара вахтенного. – Отведи корабль в сторону! Выведи его из этой струи.

– А где катер Хансена? – с тревогой спросил Фланаган. – Они летели прямо над местом взрыва.

– Его, наверное, не видно за этой завесой, – неуверенно ответила Ситара, стараясь отыскать взглядом исчезнувший аппарат.

Фланаган попытался вызвать Хансена, но тот не ответил. Причиной этого могла быть неисправность передатчика, но огромная мощность взрыва заставляла подозревать самое худшее. Защитное поле экипаж катера наверняка не включал, поскольку здесь оно было вроде бы ни к чему, а энергии для его создания требовалась уйма.

Звездный корабль медленно сдвинулся с места и покинул опасную зону. На его корпусе остался грязный налет, из-за которого корабль выглядел закопченным. Долетев до люка шлюзовой камеры, Алонсо и Фланаган в последний раз с отчаянной надеждой осмотрели небо, где пропал злополучный катер, и вернулись на борт…

Уродливая ледяная глыба кометного ядра уже не дымилась. Внезапно пробудившись и выбросив несколько миллионов тонн пара, который окутал ее мутным облаком, она вновь погрузилась в сон.

Фланаган вздохнул и, отвернувшись от окна, сказал:

– Мы произвели соответствующие расчеты. Взрыв, разумеется, передал комете небольшой импульс…

Он сделал паузу.

– И что? – спросила Ситара, у которой захватило дыхание.

– Мощности этого выброса хватило, чтобы уничтожить катер Хансена, но траекторию кометы он изменил не сильно. Теперь она должна пролететь примерно в двадцати тысячах километров от поверхности Энигмы.

– Получается, что столкновения не будет? – обрадовалась Ситара.

– Я бы не торопился утверждать такое, – уклончиво ответил Фланаган. – Наши расчеты точны, однако комета – это не астероид. Когда она близко к солнцу, извержения постоянно сбивают ее с курса. А двадцать тысячи километров – слишком узкий зазор. Но даже если она и не врежется в Энигму, последствия такого близкого пролета будут катастрофическими. Ядро кометы окружено роем обломков, который основательно прочистит пространство вокруг Энигмы. Все спутники и все орбитальные станции будут уничтожены или выведены из строя. То же касается и большинства баз на Мистериуме и Смысле Жизни. Обломки побольше могут войти в атмосферу планеты и взорваться, подобно Тунгусскому телу. Таких обломков может оказаться не один и не два. Словом, величина даже и такого ущерба будет вполне соизмерима с величиной затрат на спасательную экспедицию. Поэтому на месте энигмийцев я бы как можно скорее приступил к ее организации.

– Но для этого они должны открыть эту комету…

– Они ее уже открыли.

Увидев на лице капитана безмерное удивление, Фланаган добавил, чуть улыбнувшись:

– Мне только что об этом сообщили. Взрыв создал вокруг кометы облако, которое увеличило ее яркость. Не намного, правда – всего на две-три звездных величины, однако хватило и этого. Теперь они, разумеется, будут держать ее под прицелом постоянно… В конце двадцатого века подобное случилось с кометой Галлея. Правда, она не приближалась, а удалялась. Такой же примерно взрыв, вызванный выделением внутренней энергии, произошел, когда она была за орбитой Сатурна. Яркость ее возросла, и это позволило наблюдать за ней дольше, чем предполагалось.

Ситара почувствовала, как ее захлестывает радость, близкая к эйфории.

– Представляю, какая там сейчас поднимется паника! – воскликнула она.

– Уже поднимается, – ответил Фланаган. – К сожалению, в тайне это открытие сохранить не удалось.

Ситара встала и подошла к окну. Висевшая в полусотне километров Ктулху выглядела тусклым извилистым месяцем. Воронку от недавнего взрыва не было видно. Ситара представила, как со стороны солнца, ставшего заметно ярче, сюда прилетают один за другим корабли энигмийцев… За оставшиеся считанные годы инопланетяне вряд ли успеют создать что-то новое, поэтому выглядеть их флот будет наверняка до боли знакомо. Айсберг покроется ажурными конструкциями из металла и пластика, которые превратят его в управляемый объект. А потом начнется медленный, миллиметр за миллиметром, увод оживающей кометы в сторону. Все же далеко ее отвести не успеют, поэтому обитателей планеты ждет феерическое зрелище, а их спутники и лунные базы все равно жестоко пострадают. Хотя расстраиваться по этому поводу нечего – ведь большинство из них все равно не стоило бы запускать и монтировать. Можно будет только поблагодарить Ктулху за столь быструю и совершенно бесплатную демилитаризацию ближнего космоса…

– Уверен, что они справятся, – сказал Фланаган, вставший рядом.

– Конечно, справятся, – ответила Ситара. – Другого выхода у них нет. Но я им все-таки не завидую…

3. Сын таксиста

– Одиэй – зайди ко мне сегодня, – с натугой выдавил из себя Ампо Ампуэльт и немедленно положил трубку, словно боясь, что ему начнут задавать разные неудобные вопросы.

Одиэй Одайо, профессор Арпиганского технологического университета и директор Космической лаборатории, сразу почувствовал тревогу. Тон у ректора был какой-то странный. Не к добру это… Впрочем, день сегодня выдался из тех, когда разнообразные неприятности сбиваются в пробку, словно автомобили на перекрестке, и делают жизнь сущим кошмаром. Сначала он обжегся кипятком, когда разбил стакан с утренним чаем. Событие, само по себе незначительное, задало тон этому несчастливому понедельнику. Вскоре в одном из цехов Лаборатории, где проводили динамические испытания, загорелся распределительный щит. Сотрудник, пытавшийся погасить огонь, схватил впопыхах не тот огнетушитель и получил удар током через пенную струю. До смерти его не убило, но комиссию теперь все равно придется создавать, и результаты расследования наверняка окажутся роковыми сразу для нескольких начальников. А после полудня пришло известие, что телекомпания “Видео ТВ” прекращает работу над почти готовым сериалом “Путь к звездам”, и расторгает контракт. Это был удар похлеще электрического… Казалось бы – хватит на сегодня, однако высшие силы на этом не остановились и сделали Одиэю еще одну пакость, выведя из строя компьютер в его кабинете. А теперь, как апофеоз всего, еще этот звонок Ампуэльта…

Молодой техник, вызванный для ремонта, уселся в кожаное директорское кресло и принялся неторопливо постукивать по клавиатуре. Вид у него был крайне важный и отчасти даже самодовольный. Еще бы – завладеть хотя бы на время компьютером почти легендарного Одайо, который, молчаливо признав верховенство узкого специалиста, скромно примостился в сторонке, став похожим на рядового посетителя. На мониторе мелькали надписи и картинки… Одиэй заметил жадное любопытство в глазах этого парня. Хоть последний и работал в университете, однако главу Космической лаборатории знал, как и большинство жителей страны, в основном лишь по телевизионным выступлениям. Может быть, он думал, что в этом компьютере, как в продолжении внутреннего мира Одиэя, хранятся, помимо скучных документов и стандартных прикладных программ, какие-то удивительные вещи. Что ни файл – то радиопослание к инопланетянам или экзотический пейзаж предполагаемого внефараллийского мира. Жаль, что нельзя ознакомиться с содержимым жесткого диска более тщательно…

– Кстати, в вашем компьютере сгорел вентилятор, – сказал техник.

– Да? – опешил Одиэй. – А впрочем, он в последнее время и вправду как-то странно гудел.

– Давно это началось?

– Гудение? Не знаю… Месяц, а может, два назад.

Электронщик только покачал головой – дескать, ну вы даете, господин профессор… Потом он достал из чемоданчика отвертку и открыл системный блок.

– Его можно починить? – слегка растерянно спросил Одиэй.

– Я поставлю новый, – ответил техник. – И еще придется переустановить операционку.

– И надолго вы лишите меня компьютера?

– Сегодня уже не успеть, – ответил техник, посмотрев на часы, – поэтому вы получите его завтра в первой половине дня.

После этого он ушел, забрав компьютер с собой. Одиэй почувствовал недовольство и даже легкую обиду, хотя объективных причин для этого не было никаких. Рабочий день у электронщика уже заканчивался, так что все правильно…

Теперь надо было сходить к ректору. Предчувствуя, что ничего хорошего тот ему не скажет, Одиэй долго оттягивал визит, занимаясь текущими делами. В конце концов, точного времени Ампуэльт не назначил. Но настал момент, когда оттягивать дальше стало нельзя. Одиэй медленно и аккуратно разложил по местам все бумаги, полностью очистив рабочее пространство стола. Потом оглянулся вокруг в поисках причины еще хоть немного задержаться. Так, так… Цветы не политы. Он взял стоявшую на подоконнике почти полную бутылку, вода в которой за день должна была полностью дехлорироваться, и обильно, с большим запасом, полил высохшую почву в горшках. Ну, вот – теперь уж точно всё. Пора идти.

По прямой между ним и далеким кабинетом Ампуэльта было примерно триста метров, но с коридорами, которые соединяли между собой все здания университета, выходило не меньше пятисот. Любой новичок заблудился бы в этих лабиринтах. Одиэй новичком не был, но иногда все же предпочитал совершать переходы по улице – так получалось быстрее. Неудивительно, что сейчас он пошел именно коридорами. Торопиться ему не хотелось.

Проходя через фойе главного корпуса, он задержался у доски с объявлениями, а потом еще остановился поговорить на житейские темы с деканом физического факультета. Разговор затянулся минут на десять, после чего они расстались, и Одиэй пошел дальше. Время от времени он выделял из толпы студентов тех, которые учились у него. Таковых ему встретилось немного – двое или трое, но почтительно здоровались с ним все – и шедшие навстречу, и обгонявшие. Следствие всемирной известности… В иное время это было бы просто приятно, а сейчас еще и добавляло уверенности перед предстоящей встречей, которая – он это остро предчувствовал, будет нелегкой. День, полный неудач, должен был увенчаться соответствующим финалом. Что это будет? Разнос за тот несчастный случай? Или что-то посерьезнее?

Ампо Ампуэльт был один в своем огромном кабинете, на стене которого, неизвестно для чего, висела необъятных размеров политическая карта мира. На ней были выделены Литуранское королевство и Теллемунская империя, окруженные, словно кораблями эскорта, своими протекторатами, сателлитами и союзниками разных порядков. Обе “авианосные группы” обладали примерно равными потенциалами, так что предугадать результаты гипотетического боя между ними было бы затруднительно.

С противоположной стены на эту карту взирали король и премьер-министр. Портрет номинального правителя был несколько больше по размерам. Именно с этого портрета изображение Алдайна IV было перенесено на введенную недавно новую купюру достоинством в двести эмо.

Поздоровавшись с деканом, Одиэй сел. Помолчав, Ампуэльт сказал:

– Мне сообщили о происшествии в Космической лаборатории. Прискорбный случай… Впрочем, это к делу не относится. Я позвал тебя, чтобы поблагодарить за многолетнюю безупречную работу в стенах нашего университета, и сообщить о том, что… В общем, о том, что с первого числа твоя работа здесь завершена. Приказ я уже подписал. Вот, можешь ознакомиться.

Не ожидавший такого Одиэй все же сумел сохранить внешнее спокойствие.

– Могу я узнать причины? – спросил он, заглянув для проформы в бумагу. – Я имею в виду, истинные.

Слегка смутившийся Ампуэльт машинально взял в руки точилку для карандашей, потом отложил ее и сказал:

– Ты их и сам знаешь. Лифт является одной из них, но далеко не единственной.

– Мог бы для приличия придумать что-нибудь другое, – ответил Одиэй с презрительной усмешкой. – Недостаток квалификации или что-нибудь еще… А то как-то уж слишком цинично получается.

– Ну, почему же цинично? Любая страна имеет право защищать себя от внутренних угроз.

Одиэй понял, что дискутировать бесполезно. Решение принято, и принято отнюдь не Ампуэльтом. И все же, не удержавшись, он язвительно сказал:

– Эх, Ампо… И охота тебе марать грязью свою репутацию. История ведь все равно воздаст тебе по заслугам. И тебе, и тем негодяям, перед которыми ты лизоблюдствуешь.

Одиэй кивнул в сторону портретов.

– Ты слишком уж много возомнил о себе, – ответил Ампуэльт, сделав вид, будто эти слова его совершенно не тронули. – Не думаю, что твоя роль в истории настолько значительна, чтобы мне стоило беспокоиться о том, что скажут по поводу всего этого наши потомки.

– По-моему, это ты возомнил обо мне. Ты ведь сказал, что моя скромная персона представляет смертельную угрозу для всего нашего государства. Поверь, мое честолюбие удовлетворилось бы и меньшим.

– Дела сдашь своему заместителю Лиамтору, – проговорил Ампуэльт, не глядя на Одиэя. – У меня всё.

Одиэй встал и, не сказав ни слова, вышел.

Возвращался он по улице. Его слегка пошатывало. Где-то на середине пути он даже присел на скамейку, чтобы отдышаться и хоть немного прийти в себя. Да, финал этого дня превзошел все ожидания…

Войдя в свой кабинет, он остановился возле стола, за которым провел столько аудиенций и совещаний, и простоял так несколько минут. Его вдруг охватило пронизывающее чувство одиночества. Даже высказать все, что он думает об Ампуэльте, некому – секретарша в увольнении, а Лиамтор в Лаборатории.

Да, завтра же придет тот парень с отремонтированным компьютером. Впрочем, это уже заботы Лина – как и все остальное. Хотя кое-что придется сделать самому. Память компьютера почистить, убрать все сугубо личные файлы, коих там накопилось уже на полсотни гигабайт. Ну, и это тоже выкинуть…

Одиэй подошел к модели космического лифта, которая стояла в углу, напоминая то ли фантастическое растение, то ли какой-то замысловатый физический прибор. Сам лифт представлял собой довольно толстый металлический стержень в пластмассовой оболочке, вертикально укрепленный на глобусе Фараллии. Сверху на этот стержень был нанизан маленький глобус Анемара. Лифт, разумеется, был невероятно утрирован: если уменьшить его диаметр в той же пропорции, что и длину, он стал бы невидимым.

Идея соединить некоей транспортной магистралью два столь близких небесных тела возникла давным-давно – об этом еще сто с лишним лет назад написал в одном из своих романов Гимуэрр Гиалар, который тоже не был здесь пионером. Однако до появления углеродных нанотрубок все проекты космического лифта оставались не более чем инженерными фантазиями. Теперь, когда проблема подходящего материала почти решена, к строительству колоссальной башни можно было бы приступить лет через десять после начала работ, но… Одного взгляда на глобус Фараллии было достаточно, чтобы понять, какие трудности, помимо чисто технических, могут воспрепятствовать осуществлению этого проекта.

Точка, над которой испокон веков неподвижно висел Анемар, находилась на территории Теллемунской империи, и ничего поделать с этим было нельзя. Теллемунцы, кстати, весьма гордились доставшейся им привилегией видеть главное ночное светило прямо в зените. Недаром же Анемар украшал герб их страны. Многие литуранцы поэтому опасались, что в случае постройки лифта у Теллемуна появится возможность шантажировать Литуранию угрозами ограничить или вовсе ликвидировать ее доступ к этой транспортной артерии. Предложение строить лифт именно там казалось им самым настоящим предательством. Одиэй уже устал объяснять, что никакого смысла блокировать доступ к основанию башни у теллемунцев не будет, поскольку литуранцы в ответ могли бы точно так же заблокировать им доступ к другому концу. Ведь Анемар-то не является территорией Теллемунской империи! Нехотя соглашаясь с этим аргументом, противники лифта начинали говорить о его ненужности, поскольку три четверти всех полетов к Анемару совершались для снабжения военных баз, а возить на лифте военные грузы будет, ясное дело, невозможно. Да и вообще, с нынешним относительно скромным грузопотоком Фараллия-космос-Фараллия неплохо справляются и ракеты, так что вертикальную “железную дорогу” будет просто нечем загрузить.

На это Одиэй отвечал, что космический грузопоток столь невелик именно потому, что ракеты не позволяют сделать его больше, но он сразу вырастет, когда появится на порядок более экономичное транспортное средство. В доказательство он приводил свой любимый пример из давней истории. Когда изобрели печатный станок, многие полагали, что идея выпускать книги большими тиражами бессмысленна, поскольку для них не найдется столько покупателей. Но когда книг стало много, они упали в цене, и спрос на них увеличился. Нечто подобное обязательно произойдет и сейчас. Доходы от одного только массового космического туризма составят миллиарды эмо в год. А что касается невозможности использовать лифт в военных целях, то Одиэй не видел здесь ничего страшного. Более того, он рассматривал этот грандиозный проект как средство сблизить два великих народа, заставить их перейти от конфронтации к сотрудничеству. Да, Королевство и Империя станут зависимы друг от друга в гораздо большей степени, чем сейчас, но именно это послужит гарантией того, что их отношения не зайдут в тупик очередного глобального кризиса. Космические тревоги 3077 и 3119 годов показали, что Литурания и Теллемун способны забыть на время о своих разногласиях перед лицом общей угрозы. Почему, спрашивается, они не смогут сделать это ради общего блага?

“Да вот потому! – со злостью сказал себе Одиэй. – Идеалист я хренов. Не будет этого никогда”.

Ему захотелось вырвать стержень с Анемаром из глобуса планеты, изломать его и выкинуть на помойку. Но, поразмыслив, он решил этого не делать. Пусть уж макет останется в университете. На память…

Приехав домой, Одиэй сразу понял по лицу жены, что случилось нечто неприятное. “И здесь проблемы”, – подумал он, однако спрашивать ни о чем не стал…

– Нам нужно серьезно поговорить, – сказала Ханта, медленно прикрыв дверь столовой, и села напротив Одиэя, который заканчивал ужин.

– Давай поговорим, – угрюмо ответил Одиэй.

Ханта долго молчала, словно собираясь с духом.

– Не тяни резину – выкладывай, – сказал Одиэй. – Меня сегодня уволили, так что все остальное я и подавно переживу.

– Как уволили? – растерянно спросила Ханта.

– Очень просто – взяли да уволили. Одним росчерком пера. Я больше не профессор Арпиганского института и не директор Космической лаборатории.

Ханта нервно поправила волосы на виске. Видно было, что она потрясена до глубины души этой дикой новостью.

– За что? – спросила она.

– За призывы к сотрудничеству с теллемунцами. Это считается у нас подрывной деятельностью.

– Подожди, подожди… Но ведь нельзя же уволить человека только за это! Ты должен подать на них в суд.

– Я это, разумеется, сделаю, – ответил Одиэй, утвердительно кивнув, – но шансов выиграть у меня практически нет. Так только, для очистки совести…

Он отодвинул от себя пустую чашку и вытер губы салфеткой.

– Абсурд какой-то, – произнесла Ханта, покачав головой. – Ведь тебя же знают во всем мире!

– Ну, и что? – ответил Одиэй, пожав плечами. – И не таких увольняли, и даже сажали. Неприкосновенным у нас является только его величество Алдайн IV.

– Нет, но… Так все равно нельзя. Ты слишком заметная фигура. Твое увольнение наделает много шума. Зачем им поднимать такой грандиозный скандал?

– А кто его будет поднимать? Диссидентские издания? Кто их услышит… Конечно, теллемунская пресса встанет за меня горой – и мне это будет не очень-то приятно. Не хочу быть поводом для нападок на Литуранию как таковую. Но что поделать – сами виноваты…

Помолчав, он добавил:

– Съемки фильма, кстати, тоже отменили – по случайному совпадению, именно сегодня.

– И это тоже? Господи…

– Да ладно – переживем. Уйду в частный бизнес – там на мои убеждения смотреть не будут. Или писателем сделаюсь… А о чем ты хотела поговорить?

– Да так… Все это ерунда…

Глубоко вздохнув, Ханта встала и собралась уйти, но Одиэй сказал:

– Я ведь вижу, что что-то случилось. Не надо от меня ничего скрывать.

Поколебавшись немного, Ханта вернулась на место и сказала:

– Это связано с Эгни.

– Что там опять? – насторожился Одиэй. – Неужто контрольную по физике завалил?

– Он… В общем, он подрался с каким-то парнем из другого класса.

– Удачно?

– Досталось обоим, – резко ответила Ханта, возмущенная, как видно, таким чисто спортивным интересом.

– Ну, что ж… В конце концов, такое случается иногда. Мне кажется, особо беспокоиться нечего. Или он все-таки сильно пострадал?

– Тот парень сказал, что его отец – то есть ты, предатель и теллемунский шпион. Ну, Эгни и врезал ему.

Одиэй почувствовал, как ком подкатил к горлу. Его сын дрался за него… Маленький мальчик незаметно вырос – и стал правильным человеком.

– Где он? – спросил Одиэй, не заметив, что голос его опустился почти до шепота.

– Сидит в своей комнате.

Одиэй буквально вскочил и рванулся к выходу, но Ханта, вставшая у него на пути, изо всех сил толкнула его в грудь обеими руками.

– Подожди! – сказала она почти с ненавистью.

– Мне надо его видеть!

– Так больше не может продолжаться! Это будет повторяться снова и снова. А потом и до демонстраций возле нашего дома дойдет. Нам будут угрожать по телефону, шины прокалывать. Ты ведь знаешь, как это делается. В конце концов, нас взорвут или подожгут. Я боюсь!

Ханта вот-вот готова была разрыдаться в истерике.

– И что ты мне предлагаешь? – спросил Одиэй. – В прямом эфире покаяться? Призвать к войне с Теллемуном? Поцеловать портрет Алдайна, стоя на площади?

– Я знаю, что ты не будешь этого делать, – ответила Ханта, вытирая слезы и пытаясь успокоиться. – Поэтому…

Она виновато взглянула на мужа и, быстро отвернувшись, тихо и с трудом проговорила:

– Нам надо расстаться. Разъехаться. Эгни я возьму с собой. Прости, что говорю это в такую минуту, когда тебе и так тяжело, но выхода нет.

“Вот она – последняя неприятность”, – подумал Одиэй. Ему вдруг стало смешно, и он рассмеялся нервным, неестественным смехом.

– Ханта, – сказал он, проведя по щеке рукой, словно стараясь разгладить, убрать эту корчившую лицо улыбку. – Ты не права. Это, в конце концов, единичный случай. Тот парень – он просто кретин. К тому же он получил за свои слова, и больше такого не скажет.

– Найдутся другие, – ответила Ханта.

Одиэй понял, что спорить с ней сейчас бесполезно. Надо подождать, когда у нее пройдет потрясение.

– Ну, вот тогда и решим, что делать.

Ханта больше не стояла у него на пути. Одиэй подошел к двери в комнату сына и, прежде чем повернуть ручку, негромко постучался.

Эгни лежал на кровати, повернувшись на правый бок, и о чем-то сосредоточенно думал. Возможно, перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивалась “видеозапись” той драки. Вздрогнув, Одиэй увидел, что один глаз у него подбит.

Прикрыв за собой дверь, Одиэй сел на краешек кровати и просидел так, наверное, с полминуты, не зная, как начать разговор.

– Как зовут того парня, с которым ты дрался? – спросил он, наконец.

– Тау, – нехотя ответил Эгни.

– А с чего он вообще заговорил об этом? Вы поссорились?

– Да.

Помолчав, Эгни добавил:

– Мы играли в паал. Он нарушил правила. Мы начали спорить…

– И он выложил свой последний аргумент, – кивнул Одиэй. – Сволочь…

– Ничего – нос я ему все-таки разбил, – сказал Эгни с гордостью.

– Молодец. С такими только так и надо… Но неужели он сказал это всерьез? Неужели он и вправду считает меня шпионом?

– Тупица он, вот и все.

– Да, – вздохнул Одиэй. – И сколько еще таких на свете…

Он оглядел комнату. Она была буквально завалена моделями космических кораблей и боевых роботов из киноэпопеи “Пираты Галактики”. На одной из полок, рядом с пластмассовыми фигурками забавных инопланетных монстров, стояла заключенная в рамку фотография Лемуса Лебара – с его собственноручной подписью. Заполучить столь ценный раритет было не так-то просто – Эгни выиграл его в одном посвященном сериалу конкурсе.