Текст книги "Общий враг"

Тренулар вывел на экран таблицу. Одиэй увидел названия миссий, даты стартов и массовые сводки.

– Это все полеты шаттлов на станцию “Литурания” между двумя последними стартами к Фальпару, – сказал Тренулар, покручивая колесико “мыши”, чтобы показать не умещавшуюся на экране таблицу целиком. – Обратите внимание – шаттлы постоянно летают хронически недогруженными. Где-то недогруз составляет тонну, где-то две. А здесь вот целых четыре с половиной… В общем, за год набирается тонн пятьдесят. Само по себе это, конечно, ни о чем не говорит, кроме того, что эти шаттлы несколько переразмерены. Но, тем не менее, возьмем на заметку, что техническая возможность по доставке в космос неучтенных грузов имеется. Но как эти грузы доставить к цели? Можно, конечно, привезти их на орбитальную станцию возле Фальпара, и уже оттуда отправить на астероид. А можно сделать проще. Ведь корабль на пути к Фальпару все равно должен пролететь мимо восемьдесят восьмого. Конечно, расстояние между ними будет весьма значительное – примерно пятнадцать миллионов километров. Но ведь отправить туда можно не сам корабль, а его часть – некий модуль, который отделяется от корабля после выхода последнего на гелиоцентрическую орбиту, и летит дальше по своему пути.

– И вы смогли вычислить этот модуль? – нетерпеливо спросил Одиэй.

– А здесь и вычислять не надо – все и так ясно с первого взгляда.

Тренулар сменил картинку и навел курсор на модуль межпланетного корабля, пристыкованный к боковой поверхности жилого отсека и поэтому сильно нарушавший симметрию тысячетонного колосса.

– Складской отсек, – пояснил Тренулар. – Вернее, якобы складской отсек. По сути, это единственно возможный кандидат на роль секретного корабля. Он достаточно вместителен и не вызывает интереса у широкой публики. Ваш замечательный “Звездный путь” не опубликовал ни одной фотографии, сделанной внутри него. Не видел я таких фотографий и в других изданиях, да и в Сети их тоже нет.

– Ну, почему же нет? – спросил Одиэй. – Есть. Я точно помню, что эти фотографии где-то появлялись.

– Это были фотографии, сделанные еще до запуска, и доверять им не следует. Скорее всего, сфотографирован был какой-то макет. Но вы не найдете ни одной фотографии, сделанной внутри этого модуля во время межпланетного полета. Я в свое время потратил много времени, чтобы их найти, но так и не нашел.

– Но стоит ли из этого делать далеко идущие выводы? Склад – он и есть склад. Что там интересного? По-моему, фотографий может не быть именно по этой причине.

– Ничего интересного? – ухмыльнулся Тренулар. – Думаю, подавляющее большинство читателей “Звездного пути”, да и ваших книг тоже, с вами не согласится. Человека, по-настоящему увлеченного космонавтикой, должно интересовать всё. Я, честно говоря, даже удивляюсь, почему руководители этой секретной операции не изготовили некую фальшивку, некий репортаж из якобы складского модуля. Не думаю, что это было бы так уж трудно. Можно было бы даже показать настоящий секретный корабль, слегка замаскировав некоторые детали интерьера. Если, конечно, из главного корабля в него есть прямой доступ. Складской модуль может быть просто контейнером, пустой оболочкой, а маленький корабль вкладывается в него, как батарейка в фонарик. Хотя проникать в него из главного корабля было бы все равно удобнее.

Тренулар посмотрел на Одиэя, как бы спрашивая: “Ну, что скажете, господин хороший?” И по вдохновенному виду миллиардера чувствовалось, что он с нетерпением ждет возражений и готов броситься в новый спор, чтобы победить – или, по крайней мере, сильно потрепать своего соперника.

Решив, что в этом споре более правильным будет спуститься от общего к частному и ударить в конкретные уязвимые места, Одиэй сказал:

– Так ведь этот модуль совсем небольшой. Если не ошибаюсь, пятнадцать метров длиной и около пяти диаметром. Что туда поместится?

– На самом деле двести кубометров – не так уж и мало. Если постараться, в этом объеме многое можно разместить.

– Ну, хорошо… Какой двигатель вы предполагаете у этого корабля?

– Разумеется, ионный. С питанием от солнечных батарей.

Одиэй кивнул.

– А сколько человек входит в экипаж?

– Не знаю. Но вряд ли много. Двое – ну, может быть, трое.

– Маловато для базы на астероиде, – усмехнулся Одиэй.

– Это как посмотреть, – ответил Тренулар. – Мы ведь не знаем точно, какие задачи у этой базы и что она собой представляет. Мы знаем только, что она есть. И сейчас я представлю вам главное доказательство.

На мониторе появилась фотография звездного неба. Одиэй сразу догадался, что сделана она была с телескопа на Анемаре.

– Вот ваш корабль, – сказал Тренулар, указав курсором на точку, которую нельзя было отличить от других звезд. – Расстояние от Фараллии примерно пять миллионов километров.

Кадры стали сменять друг друга, и точка начала перемещаться относительно звезд. В предчувствии, что сейчас произойдет нечто удивительное, Одиэй подался к ноутбуку и затаил дыхание. Точка вдруг стала заметно ярче, а потом… разделилась надвое. Эти половинки некогда целого начали быстро расходиться. Впрочем, судя по меткам времени под картинкой, происходило это на самом деле весьма медленно.

– Конечно, с такого расстояния детали не разглядеть, – сказал Тренулар. – Но невооруженным глазом видно, что та часть, которая отделилась, имеет примерно такую же яркость, что и сам корабль. Яркость же корабля совершенно не уменьшилась. Стало быть, никаких своих элементов он не лишался. Из чего я заключаю, что малый корабль был спрятан в одном из отсеков. Ну, а такая большая яркость говорит о том, что площадь его после отделения сильно увеличилась. Солнечный парус был бы еще ярче, поэтому остается предположить, что это раскрылись солнечные батареи. И, судя по их величине, они снабжают энергией ионный двигатель.

– Черт! – воскликнул Одиэй, откинувшись на спинку и нервно потирая подбородок. – Возможно, вы и правы.

Тренулар сдержанно кивнул – дескать, разумеется… Одиэй чувствовал, что его помимо воли захлестывает волна восхищения этим человеком. Это же надо – раскрыть главную (чего уж мелочиться!) тайну века, да еще и сделать это так элегантно, с помощью космического телескопа. Правда, кое-что здесь все-таки оставалось для Одиэя неясным.

– Вот только объясните мне две вещи, – сказал он. – Во-первых, почему теллемунцы всего этого не заметили и не подняли скандал? Ведь средств наблюдения за дальним космосом у них предостаточно, а пять миллионов километров – это совсем рядом. Во-вторых – это все, конечно, интересно, но при чем здесь инопланетяне?

– Теллемунцы это заметили, – ответил Тренулар, наливая в свою объемистую стеклянную кружку фруктовый сок из картонного пакета. – А скандал поднимать не стали, поскольку они действуют заодно с вами.

Он опустил в кружку соломинку и начал пить. Возникла пауза.

– Вы хотите сказать, что они тоже посылают к этому астероиду корабли? – спросил Одиэй.

Тренулар прикрыл глаза и кивнул, так и не вынув соломинку изо рта. После чего – опять же, не прекращая всасывать напиток, взял свободной рукой “мышь” и, отыскав какой-то файл, включил новую видеозапись. Перед изумленным Одиэем разыгралось уже знакомое представление: летящий среди звезд объект превратился в два. Правда, разница в яркости здесь была существенной.

– Как видите – все то же самое, – сказал Тренулар, поставив опустевшую кружку на стол. – Расстояние, правда, чуть больше. Малый корабль имеет гораздо меньшую яркость, что вполне естественно – ведь теллемунские корабли, в отличие от ваших, тоже оснащены солнечными батареями, и поэтому имеют гораздо большие размеры.

Одиэй молчал. Он всегда презирал и высмеивал конспирологов с их нелепыми идеями грандиозных заговоров. Но теперь факты припирали к стенке, и это было неприятно.

– Вы не боитесь, что кто-нибудь догадается о том, для каких целей вы используете свой телескоп? – спросил он – скорее просто для того, чтобы вывести себя из ступора.

– Разумеется, я допускаю такую возможность, – ответил Тренулар. – Но, в конце концов, большую часть времени телескоп все-таки используется для астрономических наблюдений. Доказать это легко – сделанные с его помощью фотографии попадают даже на обложки журналов. А вот при чем здесь инопланетяне… Не знаю. Возможно, что и не причем – и если это окажется так, я буду очень рад. Но посудите сами. Две сверхдержавы объединились для того, чтобы втайне от всего остального человечества осваивать маленький, не имеющий никакой практической ценности, астероид. Зачем им это понадобилось?

– Не знаю, – помедлив, ответил Одиэй. – Хотя да – последний раз Литурания и Теллемун объединялись для борьбы с угрозой из космоса. Но сейчас такой угрозы нет…

– А инопланетяне есть. Что, если ваши представители решили с ними договориться?

– Договориться о чем?

– Ну, например, о совместной эксплуатации нашей планеты, да и вообще солнечной системы.

Внезапно почувствовав усталость от долгого сидения на диване, Одиэй поднялся и, сцепив руки за спиной, медленно подошел к тому самому стеллажу, с полки которого не так давно поднимался миниатюрный беспилотник. Еще на этом стеллаже стояли небольшие статуэтки, модели кораблей и проигрыватель виниловых пластинок. В Сети писали, что Тренулар слушает музыку с помощью автомагнитолы, соединенной с гигантскими колонками, но, видимо, она находилась где-то в другом месте.

– А зачем вести переговоры именно на астероиде? – спросил Одиэй, повернувшись к Тренулару.

– Наверное, для этого нужна нейтральная территория, – ответил тот. – Не совсем понятно, правда, чем плох для этого тот же Фальпар, но, раз его решили не задействовать, чем-то он все-таки плох. Может быть, тем, что вокруг него обращаются межпланетные станции, не принадлежащие сверхдержавам. Чего доброго, увидят посадку инопланетного звездолета рядом с фараллийской базой. А до астероида никому нет дела. Пока, по крайней мере… Кстати, вам не кажется, что ваша отставка могла быть связана в том числе и с опасностью, которая исходит от Космической лаборатории? Вы сделали межпланетные аппараты слишком доступными. Рано или поздно кому-то могло прийти в голову отправить один из них к восемьдесят восьмому.

– Я думал об этом, – ответил Одиэй. – Но, мне кажется, для них этот довод был глубоко второстепенным – если вообще имел место. В конце концов, станцию можно просто сбить – если не здесь, то у астероида. И никто не догадается, почему она вдруг замолчала.

– Можно запустить еще одну станцию. Если она тоже замолчит, это будет выглядеть подозрительно.

Тренулар закрыл ноутбук и тоже встал.

– Вы, конечно, понимаете, в какое опасное дело ввязываетесь, – сказал он, подойдя к Одиэю. – Вы станете врагом как своей родной страны, так и Теллемунской империи. Но главное даже не это. Я ведь могу ошибаться в своих предположениях, и замыслы тех, кто посылает к астероиду корабли, на самом деле вовсе не преступны. В таком случае наше там появление окажется очень некстати.

– Я отдаю себе в этом отчет, – сказал Одиэй, кивнув. – Но готов пойти на риск.

Этот большой игрушечный магазин ничем принципиально не отличался от аналогичных заведений в Литурании. Надписи на полках были на двух языках – но это мелочь. Ассортимент, наверное, тоже практически совпадал, хотя в этом Одиэй не был уверен, поскольку уже года два не заглядывал в игрушечные магазины – с тех пор, как Эгни перестал играть в детские игрушки.

Подойдя к полке с машинками, Одиэй увидел модель такси и вспомнил об отце. Звучавшую в зале веселую музыку из мультфильмов словно резко приглушили, и Одиэй погрузился в воспоминания. Когда-то он презирал отца за то, что тот малодушно покорился судьбе и забыл о славе своего великого рода. Сейчас Одиэю было стыдно об этом вспоминать. Чего он хотел от этого несчастного маленького человека? Мог ли тот что-либо изменить, если даже его дедам и прадедам не удалось остановить свое неудержимое сползание к полному краху? А ведь у них еще кое-что оставалось от несметных миллионов Урту Урапала.

Да и о славе рода отец не забывал. Время от времени он садился за стол и начинал рассматривать извлеченные из потрепанной картонной коробки королевские грамоты и прочие доставшиеся ему в наследство старинные документы. Как зачарованный, он перебирал и раскладывал на столе эти пожелтевшие бумаги, и лицо его озарялось гордостью. Он даже читал вслух, улыбаясь от удовольствия, фрагменты некоторых записей. Когда Одиэй впервые стал свидетелем этого действа, ему подумалось, что все это неспроста, и скоро король вызовет папу к себе во дворец, даст ему много денег и вернет замок Лиарукк на острове Чирулакс. И он был крайне разочарован, когда узнал, что ничего подобного не предвидится.

А иногда отец принимался фантазировать о том, как ему жилось бы, имей он, кроме пустого титула, все утраченные родом богатства. Какой у него сейчас был бы огромный дом, и как из этого дома он отправлялся бы на дорогой машине с водителем куда-нибудь в аристократический клуб, а потом на скачки или в казино. Еще он любил рассказывать, какие великолепные платья и украшения покупал бы маме. А мама слушала, изо всех сил стараясь не засмеяться. Однажды она предложила продать эти бумаги какому-нибудь музею или частному коллекционеру, но отец даже слушать ее не стал.

Вспоминая все это, Одиэй испытывал мучительную жалость к отцу и жгучую ненависть к тем, кто его обездолил. Смыслом жизни для Одиэя стало восстановление справедливости. Каждым своим успехом он возвышал отца и мстил его тупоголовым предкам. Большой дом, дорогая машина (хоть и без водителя) – все эти недостижимые мечты скромного таксиста осуществились. А Ханта, в отличие от матери, могла временами ощущать себя княгиней не только в воображении. И не такой уж фантастической начинала казаться идея возвращения замка Лиарукк. Одиэю, не любившему показной роскоши, он был не очень-то и нужен, однако переход любимого детища Урту Урапала в руки его потомков имел бы столь огромное символическое значение, что одна мысль об этом приводила в трепет. Лиарукк даже снился Одиэю по ночам – как когда-то в детстве ему снился собственный телескоп…

Музыка вновь заиграла в полную силу. Одиэй словно очнулся и, наморщив лоб, несколько секунд вспоминал цель своего визита сюда. Ах, да – ведь именно этот магазин четыре года назад ограбил Трюм Тренулар. Ну, ограбил – это, может быть, громко сказано. Он аккуратно, стараясь не привлекать внимания сидящего за мониторами охранника, взял одну вещь и, спрятав ее под курткой, попытался пронести мимо кассы. Последнее ему не удалось. Его арестовали, но вскоре выпустили. С хозяевами магазина он сумел договориться, и до суда дело не дошло, хотя скандал в прессе получился довольно громкий. Репортерам Тренулар объяснил, что дело тут не в клептомании и не в патологической жадности – просто он от нечего делать захотел развлечься и проверить персонал магазина. Ну, и себя заодно.

Тренулара всегда считали фриком, а теперь это мнение только укрепилось. Впрочем, жители Энулемии не стали от этого меньше гордиться своим самым известным в мире гражданином.

Одиэй отошел от “стоянки” машинок и, походив несколько минут по залу, отыскал, наконец, то место, где хранились вещи, аналогичные той, что была украдена миллиардером. Украл же он символ Энулемии – выточенную на токарном станке деревянную разъемную куклу под названием Тюрлентос, внутри которой находились аналогичные куклы меньшего размера. Почему Тренулар выбрал именно ее? Может быть, он хотел сделать этим какой-то намек? Если так посмотреть, то складской модуль с секретным кораблем внутри весьма напоминает эти Тюрлентос. Украсть набор для сборки модели самого корабля было бы, наверное, слишком опасно – те, кто надо, могли догадаться, что к чему. А чтобы разглядеть символ корабля в Тюрлентос, нужно обладать сверхчеловеческой проницательностью. Да, так оно все и было! Очень довольный тем, что сумел так легко разгадать замысел Тренулара, Одиэй покинул магазин и, надев темные очки, неторопливо зашагал по улице.

До начала затмения оставалось примерно полчаса. Одиэй вышел на небольшую площадь с памятником Ганго Пларпоту – великому полководцу, современнику Урту Урапала. В те времена Энулемия еще не была нейтральным государством, и охотно ввязывалась во все войны, которые вспыхивали на континенте. Бронзовый Пларпот стоял, заведя одну руку за спину, а другой опираясь на трость. Разумеется, его установили так, чтобы Анемар висел у него перед глазами. Вообще, наличие огромного неподвижного спутника нанесло заметный отпечаток на всю местную культуру – и материальную в том числе. Дома, например, строились так, чтобы вид на Анемар открывался из как можно большего числа комнат.

Сейчас Анемар, подошедший к солнцу на расстояние своего диаметра, терялся в его лучах и был практически незаметен. Наверное, телевизоры у обладателей спутниковых антенн уже начали барахлить из-за солнечной интерференции.

– Купите фильтр! – сказала подошедшая к Одиэю молоденькая девушка – не то студентка, не то старшеклассница. С собой у нее была сумка через плечо, набитая картонными полумасками, в которые были вклеены по два квадратика серебристой пленки, а на поясе висел аппарат для приема пластиковых карт.

– Спасибо, у меня уже есть, – ответил Одиэй.

– Нет, в таких очках вы ослепнете. Они пропускают слишком много света. Нужны специальные.

Улыбнувшись, Одиэй достал из внутреннего кармана и показал ей купленные по пути сюда картонные очки с такой же непрозрачной на вид пленкой вместо стекол, как у предлагаемой маски.

– Они даже удобнее – у них дужки есть, – сказал Одиэй.

Понимающе кивнув, девушка удалилась и пошла предлагать свои фильтры другим зрителям, коих на площади собралось уже сотни две. Одиэй вновь подумал о Тренуларе, родным языком которого тоже был литуранский. И говорил он на нем, как и эта девушка, с тем же забавным энулемским акцентом.

Одиэй невольно посмотрел на статую полководца. Тот родился в теллемунской части Энулемии, но памятник ему поставили здесь. Несмотря на этнические и языковые различия энулемцы считали себя единым народом. Именно по этой причине Энулемия так привлекала Одиэя. Он видел в ней этакую модель будущего человечества – пускай и сильно упрощенную.

Да, когда-нибудь сверхдержавы все равно придут к объединению, покончив с бессмысленной враждой… Тренулар, правда, считает, что они уже тайно объединились, чтобы продать инопланетянам Фараллию. А также Анемар, солнце и все остальное. Интересно, в какую цену пришельцам обошлась комета Салатуса? Хотя особо иронизировать, наверное, все же не стоит. Учитывая полное отсутствие моральных тормозов у правящей олигархии обоих государств, ничего невозможного в этом нет. И если Одиэю такая сделка представлялась маловероятной, то вовсе не из-за веры в доброту и порядочность властей предержащих, а по совершенно другим причинам.

За минуту до начала затмения Одиэй сменил очки и, затаив дыхание, приготовился. От солнечного жара (а может, от волнения) у него вспотело лицо. Наконец, почти невидимый, растворявшийся в небесной синеве диск Анемара соприкоснулся с примерно вдесятеро меньшим по размеру солнечным диском – и начал неумолимо, словно алмазная пила, вгрызаться в него. Сначала линия среза была короткой и казалась почти прямой, но затем, по мере удлинения, она начала все больше изгибаться. Одиэй напряг зрение, изо всех сил стараясь рассмотреть на лимбе Анемара крошечные зазубрины гор и выпуклости кратерных валов. Однако резко очерченный край небесного тела казался совершенно гладким.

Вот солнце погрузилось в Анемар наполовину, потом на две трети, потом на три четверти – а на улице все равно было светло. У дневного светила имелся просто фантастический запас прочности. Даже тысячной доли солнечного диска хватило бы, чтобы заливать Фараллию сумеречным светом – более ярким, чем свет полного Анемара.

Время от времени Одиэй сдвигал очки вверх и оглядывался по сторонам, чтобы увидеть, как изменился мир – ну, и заодно оценить реакцию окружающих. Как и в самолете, многие из них были туристами, никогда в жизни не видевшими ничего подобного. Кто-то спокойно смотрел через фильтры, кто-то наводил на слившийся с солнцем Анемар смартфоны и фотокамеры, а кто-то снимался на фоне космического аттракциона.

Наконец, погасла последняя частица солнечного огня, и наступила ночь. Одиэй снял очки. Из-за пепельного диска Анемара струилось бледное сияние солнечной короны, а на темном небе мерцали ненадолго проснувшиеся звезды. Во всем городе включилось – видимо, автоматически – уличное освещение. Одиэй представил себе, как сейчас должна выглядеть Фараллия из космоса. В бело-голубом шаре планеты словно образовалась гигантская, в четверть его диаметра, круглая дыра. Зрелище, что и говорить, жутковатое…

Заметно похолодало. Стоявшая рядом девушка, пришедшая со своим парнем, поежилась и обхватила плечи руками. Парень мягко прижал ее к себе, согревая.

Все молчали, лица у всех были напряжены. Конечно, даже малые дети понимали, что тьма наступила ненадолго, и опасности никакой нет. И все же откуда-то из подсознания поднималась легкая тревога. Солнце попало в ловушку и теперь пыталось выбраться из нее…

Корона тоже исчезла. Даже в периоды наивысшей солнечной активности она никогда не простиралась настолько далеко, чтобы Анемар не мог закрыть ее целиком. Но это, разумеется, только в тех случаях, когда центры обеих небесных тел проходили рядом. Бывало, что солнце углублялось в Анемар не очень сильно, и тогда языки призрачного пламени с температурой в несколько миллионов градусов не прекращали сиять на протяжении всей полной фазы затмения.

Больше десяти минут понадобилось солнцу, чтобы пройти сквозь Анемар и вырваться из плена, возвестив о своей победе ослепительной вспышкой, вмиг вернувшей небесам пронзительную голубизну. Город погрузился в подобие утренних сумерек – не хватало только розового света на стенах домов. Фонари померкли и выключились.

Одиэй снова надел картонные очки. Ему показалось, что выход солнца из-за Анемара произошел быстрее, чем заход за него – наверное, по той же причине, по которой обратная дорога всегда кажется короче…

Когда затмение кончилось, Одиэй снял очки и огляделся по сторонам. Переживший маленькое подобие конца света мир вновь был полон жизни, многоцветен и ярок. Нигде во всей Вселенной наверняка нет ничего подобного прекрасной Фараллии. И если ей и вправду угрожает нечто, пришедшее из глубин космической тьмы… Ну, что ж – надо попытаться предотвратить катастрофу. Даже если эта попытка окажется безнадежной.

Как в полусне пронзает внезапная мысль о смерти, Одиэя пронзила мысль о том, что из полета он, скорее всего, не вернется. Но мысль эта не пугала. Напротив – она казалась почти упоительной. А, кроме того – какой невероятный конец его ожидает! Мог ли Урту Урапал представить себе что-либо подобное?

Потом, разумеется, эйфория прошла, и каждый раз, вспоминая эти мгновения, Одиэй лишь посмеивался над своим желанием стать великим героем…

6. Артефакт

Капсула, на которой Одиэю предстояло лететь к Анемару, не походила ни на обычные космические корабли, способные передвигаться исключительно в безвоздушном пространстве, ни на классические космические челноки, хотя имела признаки и тех, и других. Возвращаясь к Фараллии, она совершала тормозной маневр в атмосфере, чтобы выйти на низкую орбиту. Для этого конструкторы придали кургузому аппаратику слегка обтекаемую форму и снабдили его многоразовой плиточной теплозащитой. Но садиться он мог только на Анемар.

В его кабину Одиэй забрался под прицелом камеры оператора, снимавшего документальный фильм об экспедиции. Потом люк был задраен, и Одиэй остался наедине с пилотом в тесном, как салон микроавтобуса, пространстве. Пилота звали Эбексерз Велабумп. Этот молодой симпатичный парень летал на трассе Фараллия-Анемар уже третий год, и знал ее не хуже, чем отец Одиэя знал городские дороги, по которым изо дня в день возил пассажиров. Возможно, даже лучше – все же космические пути не так замысловаты, как фараллийские. И Анемар – вот он, весь на виду. Обманчиво близок и обманчиво доступен…

Пристегнувшись, Одиэй сцепил руки и стал ждать, поглядывая на главный видеомонитор. Наконец, диспетчерская дала добро. Пружинные толкатели мягко отбросили двадцатитонную массу от причала, после чего Велабумп взялся за ручку управления. Капсула, конечно, могла летать полностью в автоматическом режиме, но какой же пилот согласится быть на своем судне простым пассажиром!

Окна здесь были примерно такие же, как в кабине самолета – обеспечивавшие великолепный панорамный обзор. Сначала в них виднелась орбитальная станция с пристыкованными к ней крылатыми и бескрылыми кораблями. Потом ее сменила пустота – капсула развернулась, приняв нужную для старта ориентацию. Велабумп запустил двигатель, начиная подъем в гору высотой сорок тысяч километров. В эти мгновения Одиэй почувствовал, кроме навалившейся тяжести примерно в половину фараллийской, неприятное ощущение, что от него теперь ничего больше не зависит. Он залез в некий механизм, который включился и неудержимо уносит его куда-то. Впрочем, при старте с Фараллии было то же самое – и будет, наверное, и при старте с Анемара…

Во время восьмичасового перелета они с Велабумпом успели о многом поговорить. Затронули, разумеется, и тему космического лифта.

– Я думаю, – сказал пилот, – идеи постройки астроинженерных сооружений так привлекательны потому, что как бы возвращают современного человека из унылых реалий нашего времени, где никакие чудеса принципиально невозможны, в сказочный мир, когда небеса были твердыми, и боги ходили по ним пешком от одного светила к другому. Это что-то вроде ностальгии по детству, когда устройство многих вещей было нам неизвестно, и мы заполняли эту неизвестность своими фантазиями. Мне такая ностальгия тоже свойственна, но, если честно, постройку лифта я не приветствую. Ведь тогда мне придется переквалифицироваться из пилота в машиниста электровоза. В зарплате я, может, и не потеряю, но статус будет уже не тот – вот что обидно. Да и неинтересно это – сидеть в кабине и смотреть на указатель скорости. То ли дело здесь, – он развел руки в стороны с довольной улыбкой. – Стыковки, расстыковки, взлеты, посадки… И причем делаешь все это сам. Свобода! Разнообразие!

– Ну, свобода-то весьма и весьма относительная, – ответил Одиэй. – Водитель-дальнобойщик теоретически тоже свободнее машиниста, но, в принципе, разница между ними невелика. И, кстати, зря ты так про машинистов. Когда-то я считал эту профессию самой романтичной на свете. Думал: вот, есть же такие счастливцы, идеально совмещающие приятное с полезным. Летчики и капитаны у меня зависти почему-то не вызывали. Может быть, как раз потому, что их пути не видны. Самолет или корабль всегда кажется неподвижным, так как среда, в которой он пребывает, слишком однородна. Вот поезд – дело другое. Пейзаж, видимый из его окон, постоянно обновляется; одна картина сменяет другую.

Пилот понимающе кивнул и предложил сыграть в бенг. Одиэй нехотя согласился. Он уже лет пять не играл в бенг с людьми, и в присутствии живого соперника поначалу чувствовал себя не очень уверенно. Впрочем, играл Велабумп не ахти как: две партии Одиэй выиграл, одну проиграл, и одну свел в ничью. Сходные результаты он обычно показывал, когда играл с программой “Бенг-чемпион-3”, настроив ее на второй уровень.

Велабумп защелкнул магнитную доску и спрятал ее в бардачок. Пока они играли, Анемар увеличился почти вдвое – все еще, впрочем, сильно уступая в размерах удаляющейся Фараллии. Одиэй достал фотоаппарат и сделал десяток снимков планеты и спутника.

– А ведь это не могло получиться само собой, – задумчиво сказал вдруг пилот. – Я имею в виду стационарное положение Анемара. Мне кажется, кто-то его специально так подвесил.

– Сомневаюсь, – ответил Одиэй. – Во-первых, зачем? В качестве некоего намека на то, что они когда-то здесь побывали? И что нам дает эта информация? А во-вторых, энергии для корректировки орбиты Анемара понадобилось бы столько, что я просто не представляю, где ее можно было бы взять. Не говоря уж о том, что на Анемаре, наверное, остались бы какие-то следы транспортировки. Ну, там, опорные площадки, отверстия для рым-болтов и прочее.

– Ну, насчет того, зачем это понадобилось, я, кажется, знаю ответ, – сказал Велабумп, ухмыльнувшись. – Это нужно было для того, чтобы без помех построить космический лифт.

– И куда же он делся, этот лифт? – посмеявшись, спросил Одиэй.

– Разобрали, я полагаю. Или смотали в клубок. Большой такой, в несколько километров. Он и сейчас, наверное, где-то летает – просто мы принимаем его за астероид.

– Кстати, неплохая НФ-идея, – одобрительно сказал Одиэй.

Так, в праздной болтовне, и проходило время перелета… Наконец, когда разросшийся Анемар заслонил Фараллию, Велабумп развернул капсулу и включил маршевый двигатель. Через два витка они состыковались с орбитальной станцией, где пришлось задержаться на сутки. Почти все это время Одиэй провел возле иллюминатора своей каюты, пытаясь в бинокль разглядеть искусственные сооружения на поверхности Анемара. Лучше всего было видно скопление грандиозных антенн в Море Тишины. Антенны эти принадлежали министерству обороны Литуранского королевства. С их помощью производилось слежение за Теллемунской Империей, которая очень удобно (для наблюдателей из Литурании) располагалась на видимом с Анемара фараллийском полушарии. В отличие от них, радары станций предупреждения о ракетном нападении были сильно рассредоточены. Плоские, расположенные почти вровень с поверхностью, они выглядели этакими крышками квадратных и круглых люков.

Научные базы, финансировавшиеся по остаточному принципу, не производили с высоты сильного впечатления. С трудом отыскав одну из них, Одиэй переключил все свое внимание на кратер Дюссерат. Двадцатикратный бинокль, однако, оказался слишком слаб – заметить удалось только пятно вытоптанной почвы и несколько тусклых огоньков, когда кратер оказался на ночной стороне.

Уснул Одиэй с трудом, и ему приснилось, будто он вошел в замок Лиарукк. Тот был совершенно пуст. Медленно пройдя несколько залов, Одиэй поднялся на второй этаж и осторожно открыл дверь кабинета Урту Урапала. Хозяин, разумеется, отсутствовал. Подходя к письменному столу, Одиэй заметил висящий за окном Анемар. Даже во сне Одиэй помнил, что это невозможно. Глубоко потрясенный, он приблизился к окну и всмотрелся в белесый диск. Тот почему-то выглядел совсем не так, как обычно. Пятен на нем стало больше, и они теперь почти сливались в одну огромную кляксу замысловатой формы. К тому же Одиэй не мог отыскать ни одного знакомого кратера. Что же все это значило? “Да, это не Анемар”, – сказал кто-то за спиной странным голосом. Одиэй почувствовал ужас. Ведь обладатель этого голоса, похоже, и человеком-то не был.