Текст книги "Мечта жизни, или Наследство отменяется"

– да поняла я уже – обидевшись, сказала подруга – самодеятельность наказуема.

Марта спустилась на первый этаж, с полицейским в столовой сидела одна Беатрис.

– Все уже подписали документы – пояснила она – осталась одна ты.

– Что подписать и где? – она устала, хотела спать, хотела спокойствия и домой. А здесь, мало того, почем зря головы людям бьют, а полицейский Стефан Войцеховский не верит ей, так еще и Аня устроила самодеятельное расследование, как Шерлок Холмс на даче – без скрипки и присмотра доктора Ватсона. И что-то подсказывало Марте (наверное, шестое чувство и годы дружбы) – подруга не оставит это дело.

Марта взяла со стола ручку и приготовилась писать. Полицейский объяснил:

– Подписка о невыезде. Здесь подпись.

– Что? – Марта с боку на него посмотрела и откинулась на спинку стула – почему подписка о невыезде?

– Марта, так положено. Мы все подписали.

–А вы собрались сбегать? – полицейский не проявлял ни доли лояльности.

– Я не собиралась сбегать, – повысила на него голос Марта – у меня билет на самолет через два дня. Вы разве успеете поймать убийцу за два дня?

– А почему нет?

– А потому что вы изначально подозреваете меня. А я не убийца. Вы идете по ложному следу.

– Не хамите мне, девушка! – потребовал полицейский и пообещал – или я вас посажу в тюрьму.

Марта устало села на стул, Беатрис замахала руками

– Нет, нет, она просто так разговаривает. Она не хамит. Простите ее.

Полицейский внимательно и выжидательно смотрел на иностранку.

– Извините – устало сказала Марта.

Полицейский расстелил перед ней документы и потребовал:

– Подпишите, здесь и здесь.

Марта подписала. Полицейские засобирались, вышли на улицу, погрузились в машину и уехали.

– Чего ты пошла к Зоське? – спросила Беатрис, вставая со стула, и направилась к окну, выглянула на улицу и сообщила – полиция уехала. Да. Он конечно в тебя вцепился мертвой хваткой. Зоську давно увезли. Жалко ее. Пойдем кофе попьем.

– Пойдем – согласилась Марта.

Они перебазировались на кухню, ближе к кофе машине. Беатрис включила ее и подставила кружечку, сделала сначала Марте, потом себе. Села напротив Марты и опять спросила:

– Чего ты пошла к Зоське?

Марта смотрела на черную воду в кружке, подула на нее, от края чашки пошло кофейное движение – раздражение. Она потянула носом, приятного любимого, бодрящего аромата кофе она не услышала.

«Наверное – подумала она – просквозило меня в парке, или подмерзла. Нос не работает, не исполняет свои прямые обязанности – нюхательного процесса. Хоть бы не заболеть. Этого еще не хватало. Простыть и свалиться с температурой в кровать. Надо будет перед сном ванную горячую принять, чтоб не засопливить. Зоська, Зоська – коровье имя».

Ее раздражало имя Зоська.

Она пошмыгала носом, понюхала кофе и отрезала:

– Нет такого имени.

– Какого? – не поняла Беата, удивившись резкому замечанию.

– Зоська. Есть Зинаида и сокращенно Зина. Ласково Зиночка. Зинуля, наконец. Но не Зоська.

– А мы привыкли. Так чего?

Марта перевела взгляд с кофейного напитка на Беатрис и спросила:

– Чего?

– Чего ты пошла к Зось… к Зине? – повторила она вопрос.

– Про отца поговорить. Я ведь про него ничего не знаю. И ей об этом сказала. Еще вчера, когда приехала. Вот она решила меня просветить. А работает она допоздна, поэтому мы решили встретиться вечером возле лавки.

– Понятно. А чего меня про отца не спросила? – Беата села напротив, держа обеими руками кружку с кофе, стала отпивать по маленькому глотку.

Марта сделала глоток кофе, понимая, что этой ночью уже не уснет, от кофе и потрясений, и ответила:

– Вчера тебе плохо было…

– О-о-о, да. – Поежилась Беата – Не вспоминай.

– А сегодня мне как-то стыдно было у тебя спрашивать.

– Почему? – удивилась Беатрис.

– Ты все время с мамой.

– И что?

–Если бы я у тебя спрашивала, она бы интересовалась, о чем мы разговариваем.

– И что?

– Мне неудобно было.

– Ничего не понимаю. Почему?

Марта тяжело вздохнула, готовая разозлиться на глупые настырные вопросы сводной сестры. Она не хотела разговаривать, она хотела в большую комнату на втором этаже, с большим окном, в большую теплую и мягкую кровать. Она хотела накрыться с головой и заснуть. И чтоб проснуться утром и понять, что ничего не было, ни убийства Зины, ни полицейского допроса. А еще лучше, чтоб и поездки в Польшу не было. В кровать добраться все-таки получится, а вот проснуться и понять, что это был лишь кошмарный сон – не получится. Она опять тяжело вздохнула и не разозлилась, а пояснила:

– Ты не понимаешь, потому что ты родная дочь в семье. И жила всю жизнь с мамой и папой. А я дочь от любовницы. Как бы это жестоко не звучало. Я уверенна, что Алисия не очень радовалась, когда узнала обо мне. А тут мало того, что я явилась к вам в дом, так еще и спрашиваю про ее мужа. Он для нее в первую очередь муж, потом отец ее детей, а потом уже мой отец.

– Не знаю, что тебе хотела рассказать Зоська, то есть Зина. Точно могу сказать, что не секретики это вовсе. Не было у него никаких секретиков.

– Так я не говорила про секреты. Я просто хотела о нем узнать больше.

– Пойдем – Беатрис отодвинула недопитую кружку кофе и потянула Марту из-за стола – пойдем-пойдем.

– Куда? – не понимала Марта, выползая из-за стола.

– Я тебе покажу.

Марта ужасно устала этой ночью, выжата как лимон и такая же кислая как он, еле телепала ноги за Беатой. Та наоборот поймала какой-то кураж. Неужели на нее так кофе подействовало? Проходя мимо зала, она отпустила Марту и быстрым шагом подошла к комоду, взяла на нем связку ключей, довела Марту до последней комнаты по коридору, открыла замок и объявила:

– Это кабинет отца. Заходи. Думаю уже можно. – Она подтолкнула Марту внутрь и вошла сама.

– Что уже можно?

– Входить. Раньше нельзя было. – Объясняла Беатрис, сев на глубокий кожаный диван – Чтобы не мешать ему работать. Он всегда здесь работал. А когда он умер, кабинет закрыли на замок и не открывали. Что нам тут делать? Да и нет здесь ничего интересного. Нужные документы Кристиан вынес, увез в офис. Он-то дома не работает. Вот так отец жил. Дом ты видела, теперь смотри, как он работал. Ой, смотри, фотоальбом.

Она потянулась к журнальному столику, взяла на нем бархатный альбом, погладила приятный на ощупь материал, и подала Марте.

Марта взяла, также провела по поверхности рукой. У ее мамы был такой же альбом. Когда Марта осталась в Москве и стала обживаться в доме отца, то решила перевезти все свои вещи из родного дома. Она съездила в Норки и забрала из полуразвалившегося дома все боле-менее ценные вещи.

В список самых ценных и памятных вещей входили фотографии.

Фотография – это снимок для памяти.

В одном из таких альбомов, под фотографией, она нашла копию диплома мамы – доказательство ее учебы в высшем учебном заведении столицы.

Марта тяжело вздохнула. Тайна номер один – почему мама скрывала от своей дочери эту страницу своей жизни – не давала ей покоя.

В Москве полно фотографий ее сводных брата и сестры, полно фотографий его жены. Есть даже альбом с ее матерью. Она любила их пересматривать. Во-первых, ей все было неизвестно, во вторых она открывала для себя неизвестную страницу их биографии. Одна фотография лежала отдельно и имела особый статус. Марта влюбилась в нее. Только из-за того, что отец писал на ней искренние пожелания. У него красивый каллиграфический почерк.

Снимок сделан на крыльце родильного дома. Там Алисия еще такая молоденькая девчонка, две медсестры с двумя младенцами – это Беатрис и Кристиан – еще какой-то мужчина с цветами, шарами. Отец всех фотографировал.

Какое– то чувство грусти напало на нее: с одной разницей этот дом наполнен людьми настоящими живыми людьми, а в Москве он был пуст, и там все было только отца и никого более.

Она хорошо помнит тот день, когда получила из рук адвоката письмо отца, а позже и само наследство. Она ходила в московском доме, жалела, что не встретится уже никогда с отцом. Смотрела на его вещи, на предметы, которым он пользовался, и пыталась понять, как он жил. Что писал за вот этим своим письменным столом. Что именно ел, когда сидел в столовой за столом. Какие мысли приходили ему на ум, когда он сидел на качели в саду? А может он просто отдыхал в них и старался ни о чем не думать. А где в доме он вспоминал о ней? Об Оксане, ее матери?

Сейчас на нее напали те же самые чувства, мысли и ощущения глубокой грусти. Она также ходит по кабинету, как ходила тогда по дому. Трогает на ощупь книги и поверхность стола, как бы прощупывает оставленную на поверхности его энергию, его мысли, его жизнь.

Марта открыла стеклянную дверцу книжного шкафа, стекло радостно блеснуло, отражая свет от торшера, как бы говоря «берите книги, читайте. Берите, берите».

В основном все книги были на польском языке, но несколько на русском – детектив, Пушкин ( как без него? Никак. В любой библиотеке должны стоять его произведения. Ведь он никем не заменим и навсегда необходим), опять детектив, Рэй Брэдбери (почему-то на русском, наверное куплен в Москве).

Марта провела рукой по разноцветным корешкам книг. Они издавали энергию и тепло.

Чувство грусти не покидало Марту.

Беата скучала, примостила локоть на подлокотник дивана, оперла голову на руку и наблюдала за Мартой, без видимого энтузиазма.

– Удивляюсь твоему любопытству – скептично сказала Беата – почему люди такие сентиментальные? Или у тебя всплеск гормонов?

Марта не поворачиваясь, смахнула с ресниц, накатившую слезу и ответила:

– Нет у меня никаких всплесков.

Марта закрыла дверцы шкафа, стекло снова блеснуло зайчиком света, как бы говоря: «Приходи еще почитать». Она открыла фотоальбом – первая фотография отца. Черно-белый снимок на удивление акцентировал внимание только на отце, без всяких ярких и пестрых цветовых пятен жизни вокруг него. Монохромная фотография показала только главное – человека. Отца.

Красивый статный мужчина внимательно смотрел в объектив и в… душу. Это магия черно-белого фото.

Беата закинула ноги на диван и вытянулась.

– Слушай, Марта, – взмолилась Беата – пойдем уже спать.

– Да, конечно. – Согласилась Марта, даже не шевельнувшись.

Ей было интересно смотреть фотографии отца. На них запечатлены самые любопытные моменты его жизни. Его досуга, его праздников, его быта. Сам он на всех фотографиях красивый статный, высокий мужчина.

– Марта, ты возьми эти альбомы себе, посмотри, полистай, – она достала из стола еще альбомы – вот еще, возьми. Только пошли спать. Я так устала. А завтра день рождения.

Марта взглянула на сводную сестру, та сидела уже действительно с уставшим видом, зевала и потирала глаза.

Беата, продолжая зевать, поясняла:

– Нужно отдохнуть. Будет много гостей. Я переживаю. Я хочу тебя познакомить со всеми моими друзьями. А еще будет фейерверк.

– Будет фейерверк, – задумчиво повторила Марта и подумала «жалко, что Зины уже не будет», закрыла альбом – пойдем отдыхать.

Вернувшись в комнату, Марта поняла, что заснуть не сможет. Давал о себе знать выпитый ночью стакан кофе и перенесенные потрясения от убийства Зины и допроса полицейского Стефана. Как же его фамилия? Не важно. Надеюсь больше его не увидеть. Противный, хамский, наглый мужчина, считающий себя всемогущим.

Марта зашла в ванную комнату, включила горячую воду, стала наполнять ванну. Глубоко вдохнула, шмыгнула носом, без сомнения она простыла, без сомнения нужно принять горячую ванну, чтобы прогреть свои старые кости, мышцы и нос.

Пока набиралась ванна, Марта вернулась в комнату, забралась с ногами на кровать, накрылась одеялом. Полежала, повздыхала о своей грустной судьбе. Полицейский Стефан Войцеховский собирается повесить на нее всех собак и убийство Кеннеди с Монро, а также бывшего премьер-министра Польши Петра Ярошевича.

Чтобы как-то отвлечься от грустных и неприятных мыслей, Марта подтянула к себе альбом и продолжила смотреть фотографии. Она долистала до свадебных страниц, поймала себя на мысли, что отец больше подходил ее матери, чем Алисии. Подходил по возрасту, по поведению, по любви к большим окнам, по любви к фотографиям, по любви к секретам, наконец.

А на фотографиях с Алисией чувствовался мезальянс. Хотя Пушкин считал, что любви все возрасты покорны. А с учетом того, что в кабинете отца стоят три тома Пушкина, то, видимо, он тоже так считал.

Марта списала эти глупые мысли на элементарную человеческую зависть.

Она тяжело вздохнула. Тут, как ни крути, как не старайся себя переубедить, но зависть присутствовала. Зависть как икота – непроизвольное, неконтролируемое состояние человеческого организма – неконтролируемо и непроизвольно влезла в ее душу.

Она завидовала Алисии, что заняла место ее матери, она завидовала своим сводным брату и сестре, что каждый день виделись и общались с отцом. А она сама ни разу его не видела и не слышала.

Она даже ни слова о нем не слышала. Интересно, почему мама не стала ничего о нем рассказывать? Судя по рассказам чужих людей, той же Зины, покойницы, отец был хорошим человеком. Почему мама приняла решение забыть о нем навсегда и не вспомнить даже перед смертью, даже когда болела ни слова, ни полслова не сказала Марте о нем. Почему?

Одна из фотографий показалась ей очень толстой, как бы напечатана на глянцевом картоне. За уголки фото держали четыре ушка, как ладошки. Она достала фото из «ладошек», перевернула и прочитала:

«Жениться на актрисе считалось мезальянсом для гвардейца».

Марта хмыкнула и улыбнулась:

– Я тоже так считаю.

И улыбнулась, видимо отец, тоже считал брак с Алисией – неравным.

Но, не смотря на это, женился на молодой девушке.

Марта перелистала все свадебные фотографии и дошла до детских. Кристиан и Беата такие разные, и в тоже время похожие. Их фото было много. Дети были запечатлены везде. Везде были ее сводные брат и сестра. И везде их фотографировал отец.

Марта постаралась не думать, что ее фото нет. Нигде она не была с отцом, а они везде.

Она отправила черную мысль зависти поглубже в подсознание и стала рассматривать снимки. Один из них также привлек ее любопытное внимание. Марта вытащила ее и не смогла прочитать ни слова – сплошные закорючки, завитушки, палочки, цветочки, китайские иероглифы и прочие непонятные рисунки.

– Тайное послание.

Это действительно было тайное послание, о таком рассказывал ей Кристиан. Отец оставлял ему зашифрованное письмо, которое маленький Кристиан разгадывал, а потом очень радовался. Марта не стала возвращать фотографию в «ладошки», оставила. Положила сверху на альбом, решив завтра отдать ее брату.

Она сползла с кровати и пошла принимать ванную, прогревать свои кости, мысли, мышцы и, самое главное, нос.

***

Вся семья была в сборе, когда Марта спустилась к завтраку. Настроение у всех было не праздничное, видимо все не выспались. Упадок настроения присутствовал везде и в глазах каждого.

Не смотря на день рождение двоих детей, Алисия сидела хмурая, нервно постукивала по столу пальцем. Беата расстроилась, что в связи со смертью Зины, придется переложить празднование. А еще и завтрак не такой вкусный, как делала Зина, и Вики еще расти и расти до уровня Зоськи, как младенцу до силача. Кристиан молча жевал батон с сыром, запивал чаем.

Марта извинилась за опоздание, пояснила что проспала, выслушала веселое высказывание Беатрис по поводу ночных похождений, и чуть ли не с порога начала поздравительную речь.

Пожелав всего самого наилучшего, что принято желать в таких случаях, она открыла бардовую бархатную папку, которую трепетно везла на дне чемодана и достала из нее фотографию, которую нашла в московском доме, с записью на обратной стороне. Запись почерком отца гласила: «Самый счастливый день моей жизни».

– Я почти на сто процентов уверена, что в вашем семейном архиве нет такой фотографии – пояснила Марта, показывая ее брату и сестре.

– Ой, я такой и не видела. Это же день нашего рождения. – Беата нежно взяла снимок из рук Марты и стала показывать то Кристиану, то Алисии.

– Скорей всего это через несколько дней после рождения – догадался Кристиан – да, мам?

Алисия опешила, подскочила, быстрым шагом подошла к Беате, взяла фотографию, повертела в руках, что-то заговорила, передала ее Кристиану и заулыбалась.

Марта только хлопала глазами.

– Мама спрашивает, где ты ее взяла?

– В Москве. В кабинете отца. Я подумала, что у вас такой нет. решила ее вам подарить. Тем более там написано, что это самый счастливый день в его жизни.

– О –о-о, это так… так… нежно? Как это сказать? Крис, помоги подобрать слово, – попросила Беата – романтично? Нет.

– Важно.

– Это тоже – Беата не это слово искала – я принесу рамку для нее и повесим в холле на стене воспоминаний и ностальгии. Будем теперь радоваться, проходя мимо этой стены и бросив беглый взгляд на фото, вспоминать. Я всегда бегло смотрю на эту стену. Все и так знаю.

– И тебя будем вспоминать за такой хороший подарок. – Поддержал брат.

Беата вышла из столовой, быстрыми шагами прошлепала через холл на второй этаж.

– Хорошая фотография – рассматривая ее, согласился Кристиан. – Спасибо, Марта.

– Нравится? Точно?

– Нравится. Честно.

Кристиан отодвинул стул для Марты и крикнул вглубь кухни:

– Вики, Марта завтракать пришла. – Пояснил – не праздничное настроение.

– Ну да.

– Долго тебя вчера полиция мучила?

– Нет. Не долго. Просто я с Беатой напилась кофе, не могла долго уснуть, поэтому сегодня проспала.

В столовую зашла Вики, девушка явно была расстроена, переживала и нервничала. Она чуть не уронила тарелку с овсяной кашей, наливая сок в стакан, разлила на скатерть. Алисия не сильно прикрикнула на нее – сделала замечание. Вики перепугалась еще сильнее. Марта перехватила из рук девушки графин, нежно заявила, что все сама сделает и отпустила, пояснив:

– Ей, наверное, сегодня нужно помочь с ужином. Ведь гостей много будет, а Зины… Я помогу ей.

– Чего ты придумала? – возмутился Кристиан – еще не хватало, что б гости на кухне работали. Отдыхай.

Он взглянул на Марту, она изменилась в лице, спорить не стала, но он не смог определить причину ее грусти. А Марта только что перешла из категории родственников в категорию гостей.

Ну правильно, какая она родственница? Так, девочка от любовницы отца? Марта попыталась не дышать, чтоб не выдать свое разочарование. Аппетит пропал окончательно, она только выпила стакан сока, смотря себе в стакан.

Кристиан еще понаблюдал за сводной сестрой в поисках ответа, взглянул на мать, незаметно снизу вверх кивнул головой. Алисия также незаметно пожала плечами. Кристиан кивнул в обратную сторону, тоже незаметно для Марты.

В столовую вбежала Беата и сообщила, что рамка нашлась, давайте сюда подарок, будем вешать на стену.

Вся праздничная процессия празднично отправилась в холл вешать праздничную рамку с фотографией. Когда фотография крепко обосновалась на стене, Беата празднично захлопала в ладоши. Алисия обняла дочку, поцеловала в волосы и ушла.

Беата указывала пальцем на людей на снимке и говорила:

– Это мама, это дядя Януш, это медсестра номер один и номер два, а это, видимо я, а это, Крис, ты.

– Может наоборот? – хихикнул брат – отсюда не разобрать.

– Нет не наоборот – воскликнула Беатрис – на моем одеяльце бантик красивее. Понятно?

– Да мне как-то все равно. Пусть будет так. Я уже вышел из того возраста, чтоб спорить с тобой по пустякам.

– О-о-о, взрослый какой – Беата чмокнула брата в щеку – Марта, спасибо. Классная фотография. Сегодня придут мои друзья, я тебя с ними познакомлю. А еще придет вот этот дядька – она указала на человека, рядом с Алисией – он папин друг. Да, Крис?

– Да. – Подтвердил Брат. – Близкий друг нашей семьи. Работает теперь со мной.

Настроение Марты никак не улучшалось, поэтому она торопилась уйти, сбежать, спрятаться, чтоб никто не заметил ее упадке в дуэте с завистью. Она опять открыла свою бардовую папку и достала вчерашний снимок, протянула его Кристиану.

– Что это? – он взял фотографию.

– Я нечаянно сегодня ночью в альбоме нашла. Там. С другой стороны. Посмотри.

Кристиан перевернул фотографию, радостно засмеялся, чем вызвал шквал новых чувств. У Марты зависть – ему есть, что вспоминать об отце – их маленькие секретики. У Беаты шквал радостного ехидства, что она сразу и озвучила, передразнивая брата:

– Я уже вышел из того возраста, чтоб спорить с тобой, Беаточка! – передразнила она – ха-ха-ха. Зато поиграю в шифровки, как настоящий шпион.

– Глупая – необидно сказал брат – это же память. У меня где-то есть расшифровка этого кода.

– Пойдешь разгадывать?

– Да.

– Пойдем, Марта, завтракать – позвала Беата.

Марта отказалась. После слов Кристиана, что она в этом доме гостья, ей хотелось остаться одной, поэтому она пошла прогуляться по парку.

Ругая себя на чем свет стоит, обвиняя свою разыгравшуюся фантазию и неправильную постановку фразы Кристиана, когда он, встретив ее в аэропорту, сказал, что будет знакомить ее с семьей, назвал ее сестренкой.

И она уши развесила, поверила, придумала себе, что может стать их семьей, частичкой их семьи. Да кто она такая? Правильно всего лишь дочка, отцовской любовницы.

Правильно Кристиан сказал – «знакомить с семьей» – его семьей. Не с ее семьей.

– Прости, мамочка! – хлюпая носом, смотря в небо, шептала Марта – прости. Не надо было мне сюда приезжать. Зачем? Думала, что обрету брата и сестру? Глупости. Обрела. Но только сильнее разочаровалась. Гостья. Я всего лишь гостья. «Не хватало, чтоб гости на кухне работали». Вот так, мамочка. Одна я. Совсем одна. Не зря ведь ты оберегала меня от отца и его семьи. Домой хочу.

Уже чуть не плача, шептала она.

– Домой. К Анечке, Мите, Оленьке. Вот они – моя семья. А я опять одна в чужом городе. А еще и Зину убили.

Она осмотрелась. За своей жалостью к себе любимой и несчастной, она сама не заметила, где гуляет.

Она была в метрах в двадцати от того места, где вчера убили Зину, хотя, выйдя из замка, она целенаправленно пошла по другой дорожке.

– убийца всегда возвращается на место преступления – с ужасом вспомнила она фразу из фильма.

Фразу подхватил осенний ветерок и унес в сторону вековых сосен и елей. Она нашла взглядом ту сосну, о которую опиралась вчера спиной, прикинула, сколько метров от дорожки, посчитала не хитрые и не сложные математические расчеты. «Нужно подойти к моей сосне с другой стороны. – решила она – интересно оборотни, вурдалаки и ведьмы оставляют следы на земле?».

Марта не стала проходить возле лавки, где вчера нашла Зину, а полезла через заросли и кусты. Зайдя вглубь парка метров на десять, она стала обходить трагическую лавку, вычисляя «свою» сосну. Ориентировочно, где-то здесь. Она пролезла через очередной куст, уперлась носом в ствол дерева, заглянула за него. Так и есть, это то самое дерево, о которое она опиралась. Это ее сосна. Вон и лавочка видна. Если человек прятался здесь, то хорошо видел и Зину и Марту. Видел как она напугалась и попятилась задом, задом, задом… там сзади… стоял он… он сейчас там стоит.

Марта резко развернулась и выставила руки с кулаками. Ветер прошуршал по листве и помчался вверх сосны, прошумел и утих.

– Господи, – прошептала Марта – мания величия плавно переходит в манию преследования. Фу-х.

Она тяжело вздохнула и стала пробираться через куст, в другую от лавки сторону. Позже она поняла, что от страха и мании преследования забыла осмотреть следы. Были ли следы? Или оборотни не оставляют следов?

Обойдя пару тройку кустов, она оказалась на поляне, а метрах в двадцати – замок.

– О-о-о. – удивилась она. – Неожиданно.

И заметила движение недалеко от поляны. Марта присмотрелась. Да, действительно. Это Кристиан. Странно, чего это он с лестницей? Опять удивилась Марта.

Обида на него еще не прошла, поэтому Марта решила не афишировать свое присутствие. Она спряталась за елку и села на корточки, в надежде, что он не пойдет в ее сторону.

Кристиан и не пошел. Он прошел мимо тайного места Марты. Он шел к другому тайному месту. Месту, которое зашифровал отец. Чуть поругивая себя за глупость, ведь фотография с изображением маленького Кристиана и с шифрованной записью на другой стороне могла пролежать в архиве миллион лет и не иметь никакого детского секрета, в которые они играли с отцом. Но чувство ностальгии, приятных воспоминаний тянули его на зашифрованное в письме место. Он хмыкнул: ведь будет огромное разочарование, если там не окажется никакого секретика, оставленного отцом миллион лет назад.

И он шел к назначенному месту, надеясь, что в коробочке, в бутылочке – не важно – было послание. Что угодно – помочь садовнику подстричь газон – он подстрижет, сходить с Беатой в кино – он сходит, приготовить уроки – он приготовит. И не беда, что он уже не учится в школе. Все это не важно. Важно, чтоб было послание.

Главное от отца.

А вот и дуб, указанный в письме, Кристиан подставил лестницу к стволу дерева и забрался на несколько ступенек вниз.

Марта из своего укрытия наблюдала за ним. Марта привстала, отодвинула лапу ели, чтоб лучше разглядеть. Он поднялся по ступенькам, чтоб добраться до дупла. Он просунул руку в дупло и стал там шарить. Марта поежилась – вот никогда бы она такое не сделала! А вдруг там паук! Ядовитый! Или змея! Тоже ядовитая! Один укус и ты в больнице, или еще хуже.

– Уф – ее опять передернуло.

Кристиана не передергивало, не было в дупле пауков и змей. Он вытащил руку и стал неуклюже спускаться, держась одной рукой. В другой он держал что-то квадратное.

«Коробка с посланием – догадалась Марта и опять загрустила, присела на корточки, чтоб Кристиан ее не заметил.

Кристиан взял лестницу и пошел в обратном направлении к замку.

«везет ему. Отец ему послание оставил. Детская, веселая игра продолжается даже после смерти отца». – продолжала свой непроизвольный акт зависти.

Когда этот черный акт чуть приутих, Марта стала выползать из своего укрытия, чтоб идти в замок. Можно уже, Кристиан ушел давно, а она порядком продрогла в тени деревьев и кустов. Прямые лучи солнца не проникали вглубь парка, в кустах было влажно от утренней росы, которая плохо выдувалась из гущи листвы. Поэтому ноги промокли. Как бы опять не пришлось принимать ванную для истребления простуды.

Заразившись от Кристиана игрой в шпионов, Марта для большей конспирации, пошла по другой дорожке в замок, прилично поплутав.

– Заметая следы, – хихикнула она себе под нос – нужно заметать метлой.

Надо же она перестала злиться на сводного брата. А все из-за детской игры. Детская игра расслабила ее и вызвала умиление. Вот Беата бы вдоволь насмеялась над братом. Но Марта ей ничего не расскажет. Кристиан, видимо от нее и прятался, чтоб не засмеяла, и не издевалась, что он большой малыш во взрослом теле. Ну, лучше уж быть взрослым и иногда возвращаться в детство.

Совсем недавно она встретила и полюбила детей, которые очень рано стали взрослыми, ответственными и бесстрашными. У Оленьки не было времени и желания играть с игрушками – ей надо было зарабатывать деньги на еду. А Митя еще раньше повзрослел – в день, когда его мама умерла, и он остался один у своей младшей сестры. Он защищал ее, еще других детей из интерната от злобной и страшной заведующей. А еще они не побоялись и приняли Марту в свою малолетнюю компанию.

Решив сейчас же позвонить детям, Марта зашла в замок. Первым в глаза бросалась лестница. Ох, как она ей нравилась. Ну прям глаз не отвести. Так бы ходила вверх-вниз, любовалась.

Она подошла к лестнице, уже взялась за перила, как заметила на полу возле стены памяти и воспоминаний, как ее назвала Беата, валяющуюся рамку с фотографией. Марта сразу расстроилась.

Со второго этажа спускалась Беата. Марта подошла к стене и наклонилась. Рамка раскололась, стекло разбилось, осколками поцарапало лица и порезало бумагу.

– Как же так? – сокрушалась Марта над кучкой некогда бывшей ее подарком.

– Марта, в принципе мы успеваем к празднованию. Решили столы накрыть возле бассейна. Будет шведский стол. Готовить много не будем, а сделаем закуски на один укус. Знаешь такие маленькие. А что там такое? – не сразу увидев, спрашивала Беата.

– Знаю – сказала Марта, а сама подумала «Можно подумать ты будешь все это делать».

Просто из вредности так подумала. Просто вредность на нее напала. Потом вспомнила, что у сестры день рождения и ей сегодня по статусу положено ничего не делать.

– Так что там такое? – Беата подошла ближе, увидела остатки фотографии – о, а как так? Я вроде хорошо вешала. Почему она упала?

– Не знаю – грустно ответила Марта.

– А я знаю, – Беата засмеялась – это дух отца.

– Что за глупости? – удивленно вытаращилась на нее Марта.

– Точно. Он передумал. Он не хочет нам добра. Он не желает нам здоровья.

– Беата, ты что говоришь? Какой дух?

– Отца, – Беата перевела взгляд с осколков на Марту, глаза искрились весельем – глупости, да? Это рабочие. Точно. Столы таскали к бассейну, зацепили. Я им сейчас головы откручу. Безрукие.

Она опять взглянула на Марту, прогоняя мысли о потусторонних силах отца и поинтересовалась:

– Ты чего такая?

Марта не ответила, ей было очень обидно, она только часа два назад подарила подарок своим брату и сестру, они радовались, она радовалась, а теперь нет подарка, не осталось записи отца, не будет теперь радостных воспоминаний, проходя мимо этой стены и бросив беглый взгляд на фото. Можно, конечно попытаться, склеить, но лица поцарапаны стеклом, это не восстановить. И оригинал отцовского почерка, отцовского пожелания не восстановить. Как жалко. Можно, конечно. Сделать копию фотографии, но как говорится – дорога ложка к обеду.

– Да ты чего? Расстроилась? Да ладно тебе, Марта. У отца полно фотографий, сейчас пойдем с тобой и выберем сюда другую.

– Другую – повторила Марта.

– Любую.

– Эта хорошая была.

– Я не спорю – хорошая. Но что из-за нее теперь расстраиваться? Грустить? Может, еще поплачем?

– Не надо.

Марта резко развернулась и пошла на второй этаж в свою комнату, думая: «Интересно, Беате действительно все равно или ей не понравился подарок?».

С внутреннего дворика в холл вошла Алисия Мариковна и что-то затараторила на своем родном языке. Марта оглянулась на нее. Она вытирала волосы от воды одним полотенцем, в другое была закутана.

Марта ничего не понимала, что она говорит, а переводить ей не торопились, поэтому она поднялась на второй этаж.

Уже в коридоре второго этажа она встретила Кристиана, он выходил из своей комнаты, был чем-то озабочен. Увидел ее и радостно улыбнулся. Марта (просто из вредности, которая напала на нее) сообщила ему:

– Фотография испорчена.

–Что с ней? – опешил Кристиан ее заявлению, потом спохватился, взял себя в руки – Какая фотография?

– Которую я сегодня подарила вам.

– А та, – потеряв интерес, протянул он – а как так?