Текст книги "Объект"

Глава 3

Разбудил меня сигнал устройства внутренней связи. Спросонок не сразу сообразив, где нахожусь, нажала на прикроватной панели кнопку активации связи. Комнату наполнил звук так хорошо запомнившегося мне по вчерашнему дню голоса.

– Мария Григорьевна? Связался с вами, чтобы предупредить: работа с объектом начнется через два часа. К этому времени вы должны быть готовы, – голос вчерашнего инструктора звучал все так же сдержанно и безэмоционально.

Это очевидное и какое-то будничное спокойствие повлияло на меня успокаивающе, заставив усомниться во всех ужасах, придуманных накануне.

– Хорошо, – понимающе отозвалась я.

Мужчина отключился, а я, с трудом разминая занемевшее от сна в неудобной позе тело, поднялась с кровати. Даже не разделась вчера!

Спешно стягивая с себя местную форму, устремилась в душ. Надо успеть прийти в себя (ощущение «помятости» не исчезало), поесть (голод ощутимо давал о себе знать) и собраться с мыслями. День обещал быть непростым!

«Надо собраться!» – требовала я от себя, направляясь к выходу из своей комнаты, когда прибыл военный, чтобы проводить меня к месту сбора.

И снова – «укомплектовка» меня, повторный инструктаж, вооруженная охрана. Впрочем, отличие от вчерашнего дня все же было.

– Мария Григорьевна, напоминаю вам: мы находимся на режимном объекте. Здесь действуют свои особые правила и реализуются совершенно разные задачи. Не вам судить о них. А так же о методах их реализации. Вы же должны заниматься исключительно своей работой: ваша задача – переводить. И все! Ничто другое вас не касается.

В животе похолодело… Я не ошиблась: это место было жуткой камерой пыток. Сегодня я уже не воображала себе неведомого, укрытого от всех монстра. Потому что монстры окружали меня.

Поле, окружавшее капсулу, опять отключили, чудовищно прочную дверь открыли, пропуская меня вперед. Все повторилось до мелочей. Военные расступились вдоль входа, я шагнула внутрь и увидела роденца. Он снова сидел, уронив голову на колени. Все, как и вчера.

Вот только сегодня все было совсем иначе!

С первого взгляда я отметила, что его смуглая кожа за прошедшие часы словно побледнела, вид был усталым, даже изможденным. На наше появление и вспыхнувший свет мужчина не отреагировал. Присмотревшись, поняла, что сегодня он без футболки. Плечи и видимая мне часть спины были покрыты ссадинами и гематомами. На полу капсулы поблескивали лужи воды.

Все было очевидным.

– Мария, скажите ему, что если он не намерен сотрудничать – мы заставим его, – прозвучал безликий голос ретранслятора.

Справилась с задачей перевода этого ультиматума с трудом: дыхание сбивалось и губы дрожали. Сегодня я не испытывала страха – только безграничный ужас. И совсем не инопланетянин был тому причиной.

На мои слова роденец не отреагировал. Я повторила их снова, пытаясь хотя бы интонациями передать мольбу. Отчаянно хотелось, чтобы он согласился. И все эти ужасы прекратились. Морально мне было очень тяжело: я тоже участвовала в происходящем. Чувство вины и стыда зашкаливало.

– Пожалуйста, согласитесь! – добавила я от себя. И для надежности, до конца не уверенная, что с его точки зрения изъясняюсь понятно, повторила просьбу еще дважды.

Мужчина вздрогнул и поднял голову, уставившись на меня… совершенно черными глазами. Это единственное движение, которое он сделал с момента нашего появления, поведало мне о многом. Он очень медленно и с трудом действовал шеей. Губы были разбиты, о вчерашнем серебре взгляда ничто не напоминало. Он выглядел измученным и избитым.

– Я сказал, что вам нельзя приходить. Вы не понимаете, что делаете. Уйдите! – с трудом разлепив спекшиеся губы, едва слышно отозвался он.

– Что он говорит? – тут же вмешался военный.

– Опять настаивает на моем уходе, – тоскливо призналась я. – Говорит, что мне нельзя тут находиться.

– Почему? – даже в безликом звучании ретранслятора я почувствовала ярость, снедавшую военного.

Озвучила вопрос, который и меня интересовал еще со вчерашнего дня, и уставилась на роденца. Он сидел, зажмурившись и откинув голову на стену позади себя. Мне показалось, что он не ответит: время шло, а он молчал.

– Это опасно для вас и для… меня. Это просто запрещено. Поверьте мне.

Я верила, хотя и не понимала. Но вряд ли это могло повлиять на ситуацию: мне не позволят уйти. Да и лучше мне не уходить…

– Если я буду тут, вам не будут делать… плохо, – тихо призналась в своей потаенной мысли и на миг отвела взгляд. Вряд ли он ждет чего-то хорошего от нас. От любого из нас…

Мужчина приоткрыл глаза и взглянул на меня. Заполненные чернотой провалы глазниц производили жутковатое впечатление, но страх перед ним исчез. Сейчас вид этого существа вызывал лишь жалость.

– Он ответил? Что вы ему говорите? – вмешался инструктор, прерывая наш разговор.

– Да. Сказал, что это запрещено и опасно. Я его уговариваю отвечать.

– Если вы будете тут, будет гораздо хуже, чем сейчас. И мне, и вам! – едва слышно в это же время отозвался роденец.

– Продолжайте! – приказал инструктор. – Возможно, это удачная идея. Попробуйте уговорить его вы.

Вздохнув, заставила себя думать только о деле, заталкивая собственные чувства поглубже. Я должна собраться!

– Объясните причину. Не понимая ее, как я могу оценить степень опасности? И поверить вам? Возможно, вы просто уклоняетесь от контакта, не испытывая симпатии или интереса.

Роденец вздрогнул, мне даже показалось, что черты его лица исказила гримаса отвращения.

– Я вас ненавижу! – прошипел он.

Являясь представителями разных рас, мы вполне могли подразумевать под этим высказыванием разные вещи. Мой мозг, воспринимая звуковые сигналы, издаваемые этим мужчиной, интерпретировал их в понятные мне образы и речевые обороты. Но в данном случае понятное для меня слово «ненависть» наверняка было верным определением! Иного мы не заслуживали.

– Да, – понимающе кивнула я, вновь борясь с чувством жалости. – Но объяснить в ваших интересах. Пусть не ради меня, но вы сказали об опасности и для себя. Поверьте: меня заставят приходить снова и снова. Я не могу отказаться. Вы должны убедить их.

Невольный кивок в сторону военных вызвал немедленный интерес инструктора. Пришлось рассказать ему о сути состоявшегося диалога.

– Верно! – одобрил он. – Давите на него. Угрожайте. Обещайте. Но заставьте отвечать на наши вопросы.

«Чтоб тебя судьба на место этого роденца поставила!» – от души пожелала этому безжалостному человеку.

«Объект» обдумывал мои слова, вернее мне хотелось думать, что именно поэтому он молчит.

– Хорошо, я поясню, – к счастью, он решился. – У свободных мужчин нашей расы бывают особенные периоды. Мы зовем их… голодом. Совсем скоро подойдет мое время. Женщинам нельзя в этот период находиться рядом.

– Вы… можете меня съесть?! – поразилась я. Сознание интерпретировало понятие, обозначенное роденцем, как жажду пищи.

– Это более масштабное понятие, но и подобного исключить нельзя, – уставившись в пол, подтвердил он.

А мне вспомнилось напутствие адмирала, где он рассуждал об опасности и непредсказуемости жителей галактики Орес. Но… рядом вооруженная охрана, так что вряд ли угроза поедания меня кого-то впечатлит. И уж точно не заставит отказаться от планов общения с роденцем.

– Меня защитят, – в этот раз на военных кивать не стала: и так понятно, о чем я. – Поэтому вам лучше рассказать обо всем сегодня, это самый верный способ избавиться от моих визитов.

– Что вы пытаетесь выяснить? – мужчину пошатывало. Он с трудом фокусировал на мне взгляд и почти не двигался, тяжело опираясь на стену.

– Про особенности гипертоплива Ореса, – сообщила я главную цель расспросов, ранее озвученную мне инструктором.

– С чего вы взяли, что я об этом что-то знаю? Я – рядовой член команды, – услышала тихий ответ роденца. И поймала себя на поразительном наблюдении: все это время он говорил очень тихо. Сегодня никакого дискомфорта от общения с ним я не испытывала!

– О том, что вы – инженер (в земной интерпретации!), известно, – я сама не знала откуда, но эту информацию об «объекте» мне сообщили изначально.

– Ясно. Тогда скажите, что с тремя моими собратьями, которые были захвачены одновременно со мной?

Об этом я слышала впервые. Более того, если бы они были тут – меня бы отправили «пообщаться». Ведь так? Или нет?.. В общих чертах передав предыдущий диалог военным, адресовала им и последний вопрос роденца.

И… не услышала ничего. Повисшая пауза меня напрягла, поскольку за этой тишиной угадывалась страшная по своей сути причина.

– Их отправили на другую базу, – в конце концов, получила я ответ. Его передала и роденцу.

– Врете мне?! – его немедленный отклик был поразительно созвучен моим внутренним ощущениям. – Врете даже в такой малости и рассчитываете на мое содействие? Полагаете, что я в ответ должен поверить вам в вопросе спасения собственной жизни?

Стараясь сохранять бесстрастный вид, перевела инструктору слова «объекта».

– С чего он это взял? – механический голос ретранслятора не позволял понять эмоции военного. – Их действительно больше нет на этой базе.

Сейчас ответ прозвучал несколько иначе!

– Потому что знаю об их гибели, – мгновенно отозвался роденец, стоило мне перевести. – Они погибли здесь, на этой базе, примерно две луны назад.

«Месяц назад, – сообразила я. – Именно тогда и пришел запрос на мою… командировку».

– Откуда вам это известно? – вопрос вырвался невольно.

– Я просто знаю. Среди них не было свободных мужчин. А значит, шансов пережить период голода вдали от… дома. И у них он бывает чаще, – взгляд роденца был устремлен прямо на меня. – Я – единственный пленник, сохранивший жизнь. Мои собратья погибли.

Вот в чем причина такого упорного стремления заставить его говорить!

Судорожно сглотнув, замолчала. Как можно при таких изначальных данных убедить его пойти на переговоры?.. Но роденец первым прервал молчание.

– Уходите и не возвращайтесь. Откажитесь! Вы не пленница. Я не буду сотрудничать. И могу лишь повторить: для вас это опасно. Смертельно опасно! – прошипел он, не глядя на меня. Голова «объекта» вновь лежала на скрещенных на коленях руках.

– Вас будут мучить, – опустив взгляд, произнесла тихо. Чужой язык, да еще настолько сложный для нашей артикуляции, давался с трудом, и я надеялась, что мужчина не разберет моих слов. Но он услышал: плечи роденца на миг приподнялись, чтобы тут же устало опуститься. Он считал это более приемлемым…

Чтобы передать решение пленника (а гостем он точно быть не мог!) военным, мне понадобились все запасы мужества. Казалось, я собственноручно подписываю инопланетянину смертельный приговор.

– Уходим, – выслушав меня, после долгой паузы озвучил приказ инструктор.

Сегодня я сама, без сторонних понуканий, первая выскочила из капсулы. До одури страшно было увидеть, что начнут делать с роденцем. Отчаянно хотелось одного – исчезнуть отсюда и постараться забыть… Но возможно ли это?

Нас вновь ожидал адмирал. Выслушав меня и отчет военного, сухо распорядился:

– Мария Григорьевна, необходимо ваше присутствие на совещании. Переодевайтесь и вас проводят.

Выбора у меня не было и – чего душой кривить? – очень хотелось узнать, что решат в отношении пленника. Вдруг… отпустят?

Впрочем, я осознавала, насколько наивны эти надежды. Не после того, что они уже сделали. А значит, и согласись он на сотрудничество, шансов спастись у него не будет.

Максимально быстро собравшись, отправилась на совещание. Меня традиционно сопровождал военный, словно ходить тут одной категорически нельзя!

Как я ни спешила, а застала обсуждение уже в процессе.

– Он именно так объяснил нежелательность присутствия лингвиста? – уточнил адмирал у координатора группы «посещений» роденца, одновременно жестом указав мне на свободное сиденье.

– Да.

– Интересно, – вмешался в беседу незнакомый мне пока мужчина. – Это эмоции! Возможно, на этом его и можно подцепить.

– Наш специалист по психологии воздействия, – по ходу пояснил мне адмирал, обменявшись с вышеупомянутым специалистом очень странными взглядами. И уже у него уточнил: – Продумайте этот вариант… на крайний случай.

– Мария Григорьевна, – вопрос координатора был адресован мне, – какое у вас сложилось мнение о роденце? Каковы ваши впечатления? Он убеждаем? Подвержен жалости?

– М-м-м… – отчего-то вдруг испугавшись, я растерялась. Что ответить? Не правду же, что он произвел на меня впечатление существа, которое долго и безжалостно мучают. – Вы уверены, что он знает что-то о супертопливе?

Вопрос вырвался сам. Выдав мои сомнения в необходимости всего происходящего.

– Да, – с убийственно безразличным видом кивнул мой собеседник. – Это мы успели выяснить у его… коллег. Роденец разбирает в данном вопросе… в силу своей профессии.

В душе все рухнуло вниз: они будут добиваться от него информации. Любой ценой!

– Так что вы скажете об объекте? – напомнил адмирал свой вопрос.

А я… Зажмурившись, словно перед прыжком в бездну, прошептала:

– Это же бесчеловечно. То, что мы делаем… – в помещении наступила такая тишина, что мой шепот прозвучал как оглушающий крик. – Возможно, он согласился бы сотрудничать, если бы мы поступали более… цивилизованно?

Никогда не простила бы себя, если бы не попыталась… Но храбрости поднять взгляд на присутствующих уже не хватило, так и сидела, уставившись на сцепленные в замок руки.

– Цивилизованно? – не знаю, что напугало меня больше, – открытое ледяное презрение в тоне адмирала или резкий звук, с которым его ладонь опустилась на стол. Сердце пропустило удар, дрогнув от страха. – Вы считаете наши действия… неверными? Желаете, чтобы мы проявили мягкость и человеколюбие к не-человеку?!

В ответ только судорожно кивнула. Адмирал вскочил на ноги. И пусть он был отделен от меня столом, это не умаляло угнетающего ощущения давления, он словно навис надо мной.

– Мария Григорьевна, – в беседу вмешался психолог, сделав на моем имени особое ударение (гражданский специалист, чего от нее ожидать?) и обменявшись странными взглядами с адмиралом. Я успела это заметить, испуганно подняв глаза в ответ на обращение. Все остальные молчали, бесстрастно наблюдая за мной. – Вы навели меня на интересную мысль. Возможно, будет полезно использовать вашу… порывистость и сердобольность.

И мужчина о чем-то глубоко задумался. Адмирал какое-то время наблюдал за ним, прежде чем сделать знак военному у входа в помещение.

– Проводите лингвиста, ее дальнейшее присутствие не требуется.

С трудом удерживаясь на дрожащих ногах, я поднялась, чувствуя, как пылают уши. Меня фактически «попросили» покинуть помещение.

Уже оказавшись в отведенной мне комнате, долго металась из угла в угол, размышляя над происходящим.

«Зря я влезла со своим мнением! – укоряла себя, опасаясь последствий. Каких – не представляла, но отчего-то не сомневалась: они будут. – Но как можно было смолчать в таких обстоятельствах?»

Внезапно решив отказаться от этой сомнительной чести – переводить приказы военных роденцу, метнулась к двери. Хотелось малодушно сбежать и забыть об этом месте, как о страшном сне. Набрав нужный код, выждала, потом дернула дверь на себя. Она не открывалась!

Еще с четверть часа я пыталась ее открыть, надеясь на то, что это какая-то случайность. Потом набрала цифровую комбинацию для связи с дежурной службой.

– У меня… что-то с дверью, – нервно выдохнула я и замерла в ожидании ответа из динамика.

– База – военный объект. Перемещаться по ней гражданским лицам запрещено, – прояснил мне ситуацию неизвестный голос.

«Меня заперли! – осознала я, в шоке опускаясь прямо на пол. – Я тоже стала пленницей…».

Ассоциации с инопланетянином заставили вздрогнуть. Что? Что теперь будет со мной? Ночь прошла в мучительных раздумьях и панике.

Глава 4

Беспокойный, подкравшийся под утро сон, как и накануне, прервал вызов устройства связи. Не без внутреннего трепета активировала сигнал, чтобы услышать:

– Мария Григорьевна? Собирайтесь. Группа приступит к работе с объектом через час.

Бесстрастный голос инструктора вызвал облегчение. Все не так жутко, как я себе навыдумывала. И, по крайней мере мне, ничего не сделают.

«Скажу им, что отказываюсь», – решила я, собираясь. Участвовать в этих мучениях я была не способна.

С этим стойким убеждением в сопровождении военного прибыла к месту сбора. Тут и начались странности… Сегодня меня не «укомплектовывали» средствами защиты, не повторяли уже привычных инструкций. Адмирал тоже впервые присутствовал при сборах нашей группы.

– Мы решили дать вам шанс, – с толикой злорадства в глазах сообщил он мне.

О, нет…

– Вы – лучший способ достучаться до пленника, а для вас это прекрасная возможность продемонстрировать нам все достоинства цивилизованного подхода, – прокомментировал ситуацию штатный психолог, наблюдая за мной с явным «научным» интересом. – Психологически ни один из нас не окажет на роденца того давления, которое невольно сможете продемонстрировать вы. Это очень многообещающий вариант.

О чем он говорит? Я в состоянии паники рванула в сторону. В этот миг не думала о невозможности покинуть это место, избежать уготованного… Что я против них? Против всех них?.. Я даже боялась представить, что они задумали.

Тяжелая рука ближайшего ко мне военного опустилась на плечо, удержав на месте.

– Мария Григорьевна! Где ваше стремление помочь ближнему, продемонстрированное накануне? – «пошутил» инструктор, и меня практически в принудительном порядке потянули в направлении капсулы, где содержался роденец.

Электрическое поле вокруг пропало, позволяя нам добраться к цели.

В этот раз никто не рассредотачивался вдоль стен, пленника отделяла от нас вспыхнувшая временная волновая преграда. Меня втолкнули в крошечное пространство капсулы и практически сразу дверь за моей спиной захлопнулась, отрезая от своих. А защитное поле, удерживающее роденца, исчезло…

Одновременно с исчезновением треска и искр электрических разрядов пропал и свет, погружая все вокруг в жуткую пугающую тьму. Вжавшись в дверь, затаилась, ежесекундно ожидая нападения роденца. Все добрые чувства и благие намерения покинули меня мгновенно, оставив в памяти лишь жуткое воспоминание о его агрессии, когда я первый раз появилась в капсуле. Душили обида, злость и ярость на своих, фактически сделавших меня разменной монетой. Такое предательство! Как они смогли?!

И было страшно… До одури жутко – я не представляла, чего ожидать от пленника.

Темнота не позволяла ничего увидеть. Слух подводил, заглушаемый шумом крови. Тело напоминало натянутую струну, настолько колоссальным было напряжение. Не знаю, сколько времени провела в этом состоянии, прежде чем начать медленно съезжать по стене на пол.

Сжавшись возле входа, чувствуя, как беззвучно текут из глаз слезы, все же смогла разобрать «шипение» роденца:

– Зачем? Зачем это? Надолго?

Голос выдавал не ярость, а – страх!

– Меня… – я не могла подобрать слов, чтобы объяснить чужаку, что свои поступили со мной не лучше, чем с ним. – Меня… Все решили, что от моего присутствия вы станете сговорчивее… Не представляю, насколько…

Говорить с ним, когда меня душили рыдания, было трудно. Отчаяние и обида угнетали сильнее, чем ужас перед дальнейшим. Вероятно, мое ответное шипение было неразборчивым, но он понял.

– Это недопустимо!

Вот сейчас в голосе зазвучала ярость. Та самая, знакомая мне по первому визиту. Сгорбившись, приготовилась к его атаке, понимая, что в этот раз остановить роденца некому.

Но меня никто даже не коснулся.

Зато со стороны моего нежеланного соседа продолжало доноситься взбешенное шипение. И, судя по тому, что я, как ни вслушивалась, не могла уловить никакой смысловой нагрузки, это были просто вопли ярости.

Мне они ничего хорошего не сулили.

– Спите.

Неожиданное предложение несколько обескуражило. Ожидала чего угодно, только не этих слов. Поэтому и ответила честно:

– Не могу, страшно.

– Спите! У вас мало времени.

Что хотел этим сказать роденец, я не совсем поняла, но тот факт, что ему удалось обуздать собственные эмоции, отметила.

И наступила тишина.

Спать я не могла: в слишком потрясенном и перевозбужденном состоянии находилась. И не доверяла мужчине, что был где-то совсем рядом, в крошечном, укрытой тьмой, помещении. В памяти всплыли его слова о голоде, о том, что он способен питаться мной…

«Вдруг его слова – это специальный обманный маневр?» – я изнывала от страха, опасаясь, что он выжидает момент, чтобы… ну, откусить от меня кусок…

Со стороны роденца изредка доносились равномерные то ли шелестящие звуки, то ли вздохи. Неужели он действительно спит?

Прошло полчаса, может быть минут сорок, когда… начался конец света!

Тьма сменилась резким, яростно-ярким светом, ослепившим и заставившим ощутить резь в глазах. И одновременно жуткая какофония совершенно бессвязных и оглушающих звуков загрохотала вокруг. В маленьком изолированном пространстве капсулы это оказывало ужасающий эффект.

Импульсивно прижала руки к ушам в тщетной попытке приглушить дикий грохот и сидела, зажмурившись и пытаясь свыкнуться со светом. Едва смогла открыть глаза, как снова вернулась тьма. Но тишина с ней не вернулась…

Не видя ничего вокруг после слепящего света, отчаянно терла глаза, когда по ушам ударили новые – очень высокие и неприятные – звуки. Махнув рукой на глаза, вновь зажала ладонями уши, не замечая, что уже окончательно сползла на пол и бьюсь о стену в надежде прекратить этот ужас.

И снова яркий свет и грохот!

А на смену ему тьма и разрывающий барабанные перепонки визг…

Свет!

Тьма!

Грохот!

Визг!

И снова, и снова…

Не представляю, сколько времени продолжался этот ад. Часы? Дни?

Я была полностью дезориентирована, потерявшись и отупев, утратив возможность реагировать хоть на что-то. Я дошла до крайности, измучилась и ощущала себя сплошным сгустком боли. Не физической… Боль зарождалась где-то в висках, пульсируя и нарастая. Она растекалась по телу, лишая чувствительности, действуя как наркоз – «отключая» все прочие ощущения. В моем настоящем осталось одно – повсеместная боль!

О роденце я не думала. О том, что рядом, подобно мне, мучается еще кто-то, эгоистично не способна была думать. Слишком плохо, чудовищно плохо было мне самой!

Когда глаза перестали различать свет и тьму, а в ушах визг и грохот слились в сплошной гул, сверху ударила вода!

Я не осознавала уже, на каком свете нахожусь, не чувствовала окружающее пространство, поэтому острые холодные струи едва не уничтожили меня. Захлебываясь в отчаянной попытке увернуться и поймать хоть глоток воздуха, задергалась на полу. Казалось, вода льет отовсюду – потолок, стены…

И я неминуемо захлебнулась бы, если бы неожиданно кто-то не дернул, вынуждая подняться, встать на ноги.

Для измученного тела это было непосильной нагрузкой, я не чувствовала ни ног, ни рук. Но инстинктивно почувствовав в роденце (а именно он тянул меня вверх) единственный шанс на спасение, вцепилась в мужчину со всей силы. И сейчас я не думала о том, что могу стать его добычей. Это перестало быть актуальным.

Мы застыли посреди комнаты лицом к лицу, соприкоснувшись лбами, поддерживая друг друга. Шатало обоих. И если со мной весь этот ужас случился впервые, то с ним?..

Я не представляла, как он выдерживает эти пытки, как может еще сохранять рассудок, сопротивляться?!

Свет горел. Я была уверена – за нами наблюдает не одна пара глаз. Наблюдают с целью понять, как сломить нас… его…

«Дождь» продолжался долго. Вода исчезала во множестве крошечных отверстий, что имелись в полу капсулы. Влага насквозь пропитала нашу одежду, заставила меня дрожать от холода. И бессилия. Хотелось выть, кричать, умолять о помощи… Вот только кого? Тех, кто, отправляя меня сюда, наверняка предвидел мою реакцию?..

Колючие струи воды пропали так же неожиданно, как появились. Все – свет, вода и шум – исчезло одновременно. Но мы какое-то время по инерции продолжали стоять. Лично я не верила, что это конец. Да и сил на то, чтобы отстраниться, не было.

Но тьму и тишину ничто не нарушало. И постепенно в сознании начал разгораться лучик слабой надежды – все! Едва мысль была осознана мною, как силы (непонятно какие), поддерживающие меня, исчезли. Тело рухнуло на влажный пол. Прямо в лужи скопившейся в углублениях влаги.

Мне хотелось одного – наконец-то забыться в спасительном беспамятстве.

– Пей! – шипение роденца было слабым, но я услышала его. И даже попыталась понять. О чем он?

– Пей воду на полу, – с надрывным усилием повторил он.

Одного его совета я уже не послушалась…

«На что способны обитатели этой базы?» – называть их людьми я была не способна.

Сил хватило лишь на то, чтобы уронить голову набок, щекой прижавшись к мокрой поверхности. Губы приоткрылись, и я втянула в себя несколько глотков воды, что скопилась в ямке возле лица. О том, что уподобляюсь животному, не думала. Думать не могла совсем – слишком ужасно болела голова и давило собственное бессилие.

Где-то рядом своим замерзшим телом, закованным в мокрую броню одежды, я ощущала другое тело. И его присутствие сводило с ума, порождая в душе отчаянный вопрос:

– Это еще повторится?

– Да, – хриплое шипение ответа. – Каждый день. Иногда не по разу. Спи. Времени мало.

Душу заполнила ненависть. Горькая, отчаянная и злая. Ненависть к своим, к тем, кто был способен на такое. И спать я не могла, вопреки отчаянному желанию. Слишком мое тело и психика были не приспособлены к таким «перегрузкам». Постепенно приходило осознание – то, что во время мучений было мне недоступно. До меня начал доходить весь ужас моего нынешнего положения…

Его безысходность…

«Отпустят ли меня домой? Вырвусь ли я когда-нибудь из этого места?»

Но я отчетливо понимала, что свидетели таких событий никому не нужны. И что меня уже «списали», низведя до положения расходного материала. И это было страшно.

От внезапного «отходняка» затрясло тело. Зубы стучали, дрожь волнами прокатывалась по членам. О сне не могло быть и речи.

«Объект» – до меня только сейчас дошел смысл этого слова во всей его неприглядности. Ничем не прикрытая правда.

Роденец придвинулся вплотную, заставив в первый миг вздрогнуть, ощутив в темноте прикосновение к коже влажной одежды. И замереть – неужели вот сейчас?..

Но есть меня никто не стал. Мужчина лишь тесно прижался ко мне, позволяя укрытому где-то в глубинах наших тел теплу объединиться, удвоив усилия по обогреву наших переохлажденных организмов. Его руки потянулись к моим ладоням, сжимая их, растирая. На большее не хватало сил.

– Такому нельзя подвергать женщину, – яростно прошипел он. – Вы – чудовища!

А я почувствовала, как из глаз потекли соленые ручейки. Так дико было в этом странном, опасном и чуждом существе обнаружить созвучные собственным суждения. Только я бы выразилась иначе: подобному нельзя подвергать никого – ни мужчину, ни женщину. Это крайняя форма проявления бесчеловечности.