Текст книги "Объект"

Глава 5

Времени на отдых действительно оказалось мало. По моим ощущениям прошел час, возможно полтора и… все повторилось!

В этот раз я уже знала, чего ожидать, но от этого испытание не стало проще. Лишь усилило во мне ощущение подступающего безумия.

«Я не выдержу тут, просто тронусь. И сама начну кидаться на людей и кусать их!»

И снова в долгожданной холодной тьме, что опустилась после окончания новых мук, безмолвной поддержкой и утешением мне служило большое и теплое мужское тело.

Но даже в этом стремлении помочь я ощущала настороженность и некую отчужденность роденца. Он явно избегал большего сближения (насколько это вообще позволяла наша ситуация). Стоило мне перестать дрожать, как он отодвигался, исчезая в безмолвной тьме капсулы.

Да и меня, обуреваемую сумасшедшей слабостью, отчаянием и страхом за будущее, на контакт не тянуло. Не было ни сил, ни желания, ни доверия к чужаку.

В таком режиме ада и молчаливой поддержки прошло два дня. Можно ли сказать, что я их выдержала? Нет. К началу третьих суток в проклятой капсуле состояние мое было неописуемым. Я с трудом осознавала происходящее, находясь то ли в трансе, то ли почти в коме. Мозг слабо реагировал на любые внешние сигналы, внимание было рассеянным. Сознание банально не выдерживало таких психологических и физических истязаний. Все эти дни я ничего не ела и не пила, кроме нескольких глотков грязной воды.

Я либо, обессиленная очередным адским испытанием, безвольно лежала на полу, либо стояла, укрываясь от шквала воды, поддерживаемая роденцем.

Тактика военных была очевидной. Эти чередования периодов тишины и безумия неминуемо подкосят любое сопротивление, постепенно сведя с ума и истощив психологически. И я даже с какой-то затаенной надеждой ожидала появления группы «переговорщиков», надеясь, что пленник сдастся и… заговорит.

«Что будет со мной дальше?»

Измученную голодом и пытками меня это больше не волновало. Все лучше, чем сейчас.

Настал третий день моего заточения с «объектом»…

Первоначально я не обратила внимания на небольшую нишу, где, закрывшись непрозрачной шторкой, можно было обеспокоиться какими-то своими физиологическими потребностями. Подобное раньше было немыслимо для меня, учитывая странное и, вероятно, опасное соседство. Но за эти два дня я стала куда сговорчивее и гораздо менее принципиальной.

Тем более что темный взгляд мужчины ужасно пугал. Он все чаще смотрел на меня слишком пристально: не отрываясь и словно забывая о том, что делает. И когда отступала тьма, я инстинктивно искала способ укрыться от этого взгляда.

Когда нам дали выспаться, а мое напряженное ожидание начала «свистопляски» себя не оправдало, я рискнула спросить:

– Все?

– Сегодня день «отдыха», – прошипел он абсолютно безрадостно, заставив насторожиться.

– Отдыха? – еле слышно переспросила напарника по несчастью.

– Кормление, – сухо прозвучало в ответ его шипение.

При мысли о еде желудок свело мучительной судорогой нетерпения. Голодать мне никогда в жизни не приходилось. А события последних двух суток высосали из меня всю жизненную энергию.

«А о том ли кормлении речь?» – не иначе как воспаленное сознание вдруг напомнило про страшные угрозы роденца. И как-то он был мало счастлив предстоящим?..

– Еда? – собравшись с силами, переспросила.

– Да! – с толикой злости откликнулся мужчина и вновь посмотрел на меня.

Невероятно, но его глаза стали еще более насыщенного темного цвета. Сейчас они казались мне двумя провалами на его худом и изможденном лице.

Но толком испугаться я не успела, сработала система внутренней доставки. И за неимением в капсуле оборудованного по всем правилам приемного отсека прямо на пол из переместительного «кармана» рухнуло два блока типовой космической еды.

Не помня себя от счастья (еда оказалась действительно едой!), жадно схватила одну из упаковок. Не замечая, что царапаю пальцы в кровь, принялась сдирать органопластиковую упаковку, стремясь скорее добраться до пищи.

– Не спешите! – грозно прошипел роденец.

Я краем сознания отметила, что он совсем не спешил утолять голод. Наоборот, медленно и аккуратно избавившись от обертки, принялся внимательно вглядываться в еду.

«Возможно, для него наша пища не подходит?» – с восторгом принюхиваясь к съедобным запахам собственной «порции», я глотала слюни в ожидании момента, когда проглочу первый кусочек. Но ослабевшие и онемевшие пальцы повиновались плохо, затрудняя мне возможность насыщения.

– Не стоит есть все, – вдруг прошипел роденец. – Можно только это!

И он указал на яблочную мякоть, выращенную из клеточной культуры в типичной селекционной теплице типичного земного космического объекта. И все?!

Я не могла поверить своим ушам. Чувство голода было настолько сильным, что я, наконец-то добравшись до своей еды, и не подумала послушаться роденца.

Заталкивая в рот огромные куски пищи, бесстыдно подбирала с пола крошки, давилась и глотала стремительнее, чем корабль затягивает в черную дыру! И даже смотреть не могла на плавно пережевывающего фруктовую массу мужчину. До того момента, пока не доела все свое… И перевела взгляд на практически нетронутый паек «напарника»…

«Он же сам не захотел!» – оправдание в сознании родилось мгновенно.

Я жалко и воровато схватила первое попавшееся из его порции. И тут же запихнула в рот целиком, опасаясь, что отнимут! Чувство голода было настолько сильным, что я не способна была совладать с ним. Потребность в пище затмила все прочие жизненные потребности, превратив меня в не способное контролировать себя существо. Дикое! Алчное! И агрессивное…

Голод – страшная штука.

– Вы зря это едите.

Вопреки всему мужчина не разгневался (возможно, в галактике Орес привыкли к недоеданию?). Мне в его тихом шипении почудилась жалость. Но даже это не смогло притупить довлеющую надо мной потребность. Стыдясь поднять на роденца взгляд, я, подобно удаву, заглатывала вожделенную пищу. И не было на свете силы, способной остановить меня сейчас.

Когда не осталось ни крошки еды, тяжело обмякла, привалившись к стене. И запоздало осознала случившееся… Собственное унизительное, немногим не животное поведение… Стыд переполнил душу, принося моему измученному сознанию ощущение полнейшей никчемности.

Роденец, отодвинувшись на максимально возможное в пределах капсулы расстояние, сидел в противоположном углу. И не сводил с меня того самого, так пугающего меня, взгляда. Это невероятно, но мне показалось, что глаза его стали еще темнее. Или, возможно, причина в головной боли, что сводила с ума в последние дни? И даже возможность насытиться не избавила от нее.

Свет горел! А значит, военные наблюдали за нами. Их цели, надежды, что они возлагали на меня, заточив тут с пленником, были неясны. Но одна мысль о том, что они видят меня сейчас, отзывалась в душе болью. И ненавистью! К себе подобным.

– Вы не едите нашу пищу?

Чувствуя странную потребность начать диалог, я не сдержала вопроса. Хотелось как-то оправдать свое поведение. И почувствовать себя разумным существом (веру в последнее моральные истязания последних дней основательно подкосили).

– Причина в другом. Что-то специально добавляют туда, – тихо и словно нехотя прошипел в ответ роденец. И, предвосхитив мой испуг, добавил: – Это вряд ли опасно для вас. Спите! Завтра все снова начнется, времени на отдых мало. И еще…

Инопланетянин как-то замялся. У меня появилось именно это ощущение. Хотя с такой головной болью и общей подавленностью состояния могло и показаться.

– Обычно ваши приходят после кормления. Если придут сегодня, я постараюсь дольше продержаться в сознании. А вы используйте это время, не обращайте внимания на происходящее и… спите.

Перед глазами встали виденные ранее эпизоды: разряд, от которого мужчину кидает на стену; кровь, стекающая по его лицу после удара инструктора… Язык не повернулся спросить о том, что подразумевал роденец. Уж слишком очевиден был ответ. С трудом согнув ноги, прижала их к животу, по примеру «соседа» уронив на них голову. Сил просто не было, и даже чувство насыщения не изменило ситуацию.

Но при этом мне поразительно несвоевременно хотелось поговорить!

Будучи от природы необщительной, я не понимала, что происходит: меня распирало от желания рассказать все-все. И вопреки всем стараниям сдержаться, рот как-то сам открылся и начал ретранслировать все мелькавшие в голове мысли.

– Так ужасно то, что с нами происходит! Это в голове не укладывается…

Я с отчаянным упрямством попыталась замолчать. Не получилось.

– А я даже не предупредила мужа об отъезде. Думала, это короткая командировка. Вам интересно, кто мой муж?

Роденец не издал ни звука, выдавшего бы его любопытство. Лишь все так же странно смотрел на меня и старательно отодвигался максимально далеко. Но я не могла остановиться! Речь в ее шипящем эквиваленте поразительно неудержимо лилась из меня, заставляя рассказывать то, чем я никогда не делилась ни с кем.

– Нас определи в пару, как и принято, по итогам селекционного отбора. Знаете, у нашей цивилизации это в основе сохранения вида лежит. В супруги мужчин и женщин определяют сообразно их генетической составляющей. Это позволяет нашему виду совершенствоваться и становиться здоровее и живучее.

Говорить все это роденцу в тех условиях, в которых находились мы, после всего, чего он натерпелся от землян, было полным абсурдом, но я говорила… Говорила с распирающей от восторга гордостью! Говорила, растрачивая крохи оставшихся сил. Была не в силах удержаться от накатившего желания рассказать обо всем, прекрасно понимая, что ему мои откровения безразличны.

– Нас с Говардом именно так выбрали. При этом мы работаем на разных планетах. Но теперь придется одному из нас переселяться. И, вероятно, мне. Мы уже дважды общались по визосвязи. Хотя этого вопроса коснулись вскользь. Через полгода он прилетит ко мне в отпуск, тогда все и решим. И отпустят ли меня отсюда до истечения этого срока?

С последним вопросом прорвались рыдания, выдавшие мой страх перед будущим.

– Вы больше никогда не увидите и не услышите этого мужчину, – неожиданно отозвался роденец. Очень тихо и с абсолютной убежденностью, заставив меня на миг потрясенно замереть: я тоже так думала! В глубине души понимала, что отсюда меня никто живой не выпустит.

– Я обречена, да?

Слезы хлынули потоком. В сознании творился необъяснимый сумбур. Язык во рту ворочался с трудом, но я не могла остановиться и замолчать.

– Свои же меня вам скормят?!

– Меня вынуждают питаться вами, – в его ответе я услышала подтверждение всех своих опасений.

– Это… больно? – меньше всего хотела знать ответ на этот вопрос, но язык жил какой-то своей отдельной жизнью.

– Я полагаю… да, – в его шипении мне почудилась некая заминка, лишь усилившая мои тревоги.

Меня ждет страшная участь еды! Поэтому он и не ел?! Возможно, жители галактики Орес питались редко, но могли за раз съесть человека?

– П-пожалуйста… – меня трясло как в ознобе, шипение вырывалось из горла отрывистыми звуками, – пожалуйста, не мучайте меня долго!

Пусть все случится быстро!

– Я не способен на промедление, – он словно вздохнул. – В состоянии голода действую стремительно и наверняка. Инстинктивно.

А я зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Чего реветь, когда все предопределено?.. И пусть я не могла себе представить, каково это – быть заживо кем-то съеденной, но понимала: это ужасный конец. Зато мне хотя бы обещали быструю смерть.

– Хорошо, если быстро – отмучаюсь на раз!

– Так не получится. После этого голод будет приходить чаще… – в шипении роденца явственно звучало отчаяние. – Я уже чувствую его!

«Растянет мое поедание на несколько раз?!» – ужаснувшись, я, превозмогая бессилие, попыталась отодвинуться от мужчины. Впрочем, он и сам отстранился от меня на допустимое капсулой расстояние.

– Даже замуж до конца не вышла, – всхлипнула я, обращаясь скорее к себе. – Говард так и не узнает, где я сгинула. И в этом моя невезучесть…

Неудержимым потоком слов полились воспоминания о жизни, сожаления о несбывшемся, проклятия настоящему и чужой злобе…

Роденец не перебивал, все так же молча обессиленно поникнув головой на скрещенные на коленях руки. Мне казалось, он спит, следуя своему же совету.

Говорила я долго и безостановочно, даже язык во рту стал неметь, теряя чувствительность. Нечаянно прикусив его, заплакала от новой боли. И наконец-то остановилась.

«Что со мной творится?!»

И тут же поняла – еда! Не зря роденец ее не пробовал, туда определенно добавляли какие-то вещества, способствующие утрате контроля над собой. Чувство обиды и горечи на «своих» достигло неимоверных размеров, заслонив все прочие эмоции и потребности в душе и сознании. И в итоге я смогла обмякнуть совсем без сил, погружаясь в пучину беспамятства.

Но отдохнуть не получилось. Прошло не больше часа, как вновь вернулся… ад. Вопреки его словам, никто к роденцу сегодня не пришел.

Жуткий грохот и слепящий свет…

Темнота и невыносимый визг…

Ледяная, бьющая в упор вода…

И так снова и снова, час за часом…

Я уже сама не понимала, осталось ли во мне хоть что-то живое. Время для меня остановилось, рассудок не способен был воспринимать реальность…

Глава 6

Тепла чужого тела я ждала как последнюю надежду. Не чувствуя собственных рук и ног, оледенев как изнутри, так и снаружи. По сути, все стало безразличным. Выдерживать происходящий ужас я была не способна.

Поэтому не сразу обратила внимание на нетипичное поведение роденца. Просто не осознавала уже ничего, пребывая едва ли не в бессознательном состоянии.

Мужчина не просто прижался к моей спине, согревая и растирая мои ладони, как делал это раньше. Он сильно стиснул меня, прижимая к себе. Яростно! Грубо! Безжалостно!

Руки его стремительно двигались по моему телу, сдирая промокший насквозь комбинезон. Не позволяя отстраниться. Рот роденца двигался по поверхности моей кожи. Он то скользил губами по коже плеча, направляясь к шее, то прихватывал зубами. Но я настолько замерзла, что о многом скорее догадывалась по ощущению его обжигающего дыхания, чем чувствовала на самом деле.

И сердце… Оно устало бояться, стремительным ритмом выдавая мой страх.

«Голод!» – всплыло в сознании понимание происходящего. Но даже мысль была вялой. Я дошла до того состояния, что готова была стать чьей-то пищей, раз это могло избавить от мук.

Поэтому даже не дрогнула, когда острые зубы впились в плоть в укрывавшей наши тела кромешной тьме, с какой-то внутренней благодарностью принимая происходящее – роденец обещал быструю смерть!

Укус был болезненным, так, наверное, могла бы впиться змея…

Я чувствовала тело мужчины, притиснувшее меня к влажному полу. Слышала его странный шипящий шепот, ощущала его тяжесть, его глотки… Роденец явно жадно и мощно втягивал в себя мою кровь – глоток за глотком. И я это понимала, но сделать уже ничего не могла. Бессилие, неимоверная усталость и коченеющее тело не позволяли мне хоть как-то помешать ему.

В мужчине же вопреки всему чувствовались огромные силы. И они словно прибывали с каждым мгновением: его руки все яростнее сжимали меня, едва не душа, тело двигалось поверх моего нервными инстинктивными рывками, а челюсти все яростнее впивались в мою плоть. Собственно, своей шеи я уже совершенно не чувствовала: боль, холод и отток крови сделали свое дело.

Не знаю, сколько продолжалось «питание» роденца…

Глаза бессильно сомкнулись, бесполезные в окружающей темноте. Онемевшее тело мне практически не подчинялось. Оно даже больше «слушалось» настойчивых движений мужчины. Слушалось его рук, яростно растиравших мою кожу, его ног, раздвигавших мои. Прогибалось, послушное требованиям мужского тела, его напору. Раскрывалось, позволяя роденцу оказаться глубоко во мне.

Этот миг я осознала, меня словно окатило потоком жара, вернувшим моим членам способность ощущать. Мое тело возвращалось из безразличного небытия отчуждения и смирения.

Сквозь холод тьмы и ужас случившегося ко мне пробилась волна спасительного тепла, сознание обожгло удивительным ощущением – неимоверно близким соприкосновением наших тел. Самым близким из возможных, предшествующим полному единению…

И тут же «отпустило» шею, позволяя мне осознать, что кормление закончилось. Мужчина отстранился, его зубы больше не впивались в меня. Не было больше его жадных глотков. И убийственного, медленно охватывавшего тело холода смерти.

Наоборот! В месте его проникновения, где-то в самом низу живота, я ощущала удивительную волну жара. Она, словно скрученная спираль, стремительно разбегалась по всему телу, возвращая ему подвижность и энергию!

Но потрясение от происходящего было настолько огромным, что и теперь я не могла ничего сделать. И даже не попыталась оттолкнуть сжимавшего меня в объятиях мужчину.

Смысл его шипения ускользал от моего сознания. Оно было слишком быстрым и тихим. Да и я в своем смятении и готовности погибнуть не могла успокоиться настолько, чтобы понять и принять случившееся.

Я даже не подумала о том, что военным, возможно, видны силуэты наших тел, что, скорее всего, за нами наблюдают и, вероятно, ликуют там, снаружи, успеху своего плана. Пусть он не съел меня, чего я изначально так боялась, но пленник начал питаться мною! И не только…

Удивительно, но спустя какое-то время (стоило роденцу приподняться, укладывая меня поудобнее), я ощутила странный прилив сил. Мужчина лег на пол и устроил меня поверх своего тела. И это тоже способствовало тому, что охватившее меня чувство покоя и тепла еще усилилось. Поразительно несвоевременные ощущения!

– Как?.. – с трудом сумев прошипеть хоть что-то, решилась я спросить своего… насильника. – Почему не?..

«…не рассказали мне все заранее», – этого я так и не смогла произнести.

Ладонь мужчины коснулась моих губ, прерывая.

– Спите! – он шипел очень тихо. – Спите! Мне трудно сдерживаться. Молчите и не двигайтесь!

Заснуть после случившегося я была не способна. Тем более что каждая частичка тела словно наполнилась энергией, жизненной силой и жизнелюбием. Я ощущала себя способной на невероятные подвиги. Но лежала неподвижно, прекрасно ощущая, как нервной дрожью сотрясает тело находящегося подо мной мужчины.

Боялась ли я его? Да!

Понимала ли в полной мере, что случилось? Нет.

Винила ли его? Не осознавала.

Знала ли, что делать дальше? Тоже нет.

Заснула же удивительно легко. Такое близкое присутствие роденца рождало во мне чувство… безопасности! И, кажется, впервые за дни, проведенные в капсуле, я уснула по-настоящему.

Пробуждение было внезапным и кошмарным. Наши испытания начались вновь. Новая «порция» моральных истязаний и психологического давления, истощающих как дух, так и тело.

Грохот. Ослепляющий свет.

Визг. Темнота.

И ледяной душ, сбивающий с ног дрожащие от слабости тела.

Вопреки всему, сегодня мне терпение мучений «далось» проще. И внутренних сил ощущалось в достатке: «питание» неожиданно пошло мне на пользу. Или то, что последовало за ним?..

И роденец вел себя как-то иначе. Он не сказал ни слова, ни единым жестом не дал понять, что наши взаимоотношения изменились, что он ощущает вину за содеянное, сожалеет. Но я почувствовала… инстинктивно ощутила перемены.

Мужские руки сжимали сильнее, незаметно перебирая на себя вес моего тела, сдерживая от истеричных рыданий и воплей, не позволяя сознанию потонуть в конвульсивных содроганиях паники. Он теснее обнимал меня в окружающей тьме, укрывал своими руками поверх моих ладоней, зажимавших уши. Собственным телом отгораживал от убийственного холода хлеставшей по нам воды. Дыханием согревал коченеющие руки и ноги.

И все это без единого шипения, способного хоть что-то пояснить мне.

Но во время мучительных испытаний мне было не до размышлений об этих переменах. Была сосредоточена на единственной внутренней мольбе – выдержать! Дотерпеть до очередного затишья.

И оно наступило… Спасительная тьма, благословенная тишина и ощущение воды вокруг. Я дрожала от холода, когда роденец, как и в предыдущие сутки (а сутки для меня теперь отмерялись именно этими периодами «покоя»), уложил меня поверх себя, растирая дрожащее тело. А я вдруг осознала, что так и оставалась все это время обнаженной (до этого момента собственный вид не был в числе хоть сколько-нибудь волновавших меня вещей).

Смутившись и слабо дернувшись (это было скорее инстинктивным порывом, чем стремлением действительно предпринять хоть что-то физически), попыталась отстраниться. Мужчина не позволил, еще крепче прижав меня одной рукой.

– Не надо говорить, – очень тихо прошипел он мне в ухо. – Я ощущаю наличие устройства, улавливающего и распознающего звуковые вибрации.

Растерявшись, замерла.

«О чем это он говорит? Неужели военные пытаются настроить языковые распознаватели на нашу «шипящую» речь?!».

Испуганная новой опасностью, замолчала. Нагота в действительности уже не беспокоила. Я психологически измучилась настолько, что была безразлична ко всем нормам морали. Тем более что от «своих» добра уже не ждала, а с роденцем справиться была не способна. Пожелал бы – раздел бы меня мгновенно. Что, собственно, раньше и произошло.

Проникнуться испугом и пониманием всей масштабности эксперимента, проводившегося над нами, мне не дали. Прозвучал странный звук. Его я точно слышала впервые. Роденец мгновенно подобрался, ссадил меня на пол, а сам отстранился. Ощупав руками пространство вокруг, поняла, что меня усадили в угол. От страха я даже забыла про холод: что еще нам уготовили?..

– Сейчас придут, – опять тихое шипение. – Помни, что надо делать, – спи. И не думай обо мне.

«Ох, нет! – меня тряхнуло от яркого видения: снова вспомнила, как текла кровь по лицу этого мужчины. – Я так не смогу! Заснуть в этом крошечном пространстве, когда мучают того, кто рядом?!»

Резко зажегся свет. Я инстинктивно сжалась в углу капсулы, подтянув колени к подбородку, стремясь хоть так укрыться и защититься. Оказалось, что мой сосед по несчастью усадил меня за собой.

– Мария Григорьевна, – я узнала голос, который сейчас звучал, – психолог, чья идея была заключить меня здесь! – Мы вас поздравляем с окончанием миссии и выпускаем. Приготовьтесь. Вас ожидает муж.

Неожиданно для меня стена сбоку засветилась, превратившись в… монитор. С него на меня смотрел Говард! Таким привычным отрешенным взглядом: так он выглядел всякий раз, когда мы удаленно общались. Он что-то говорил, но звук отсутствовал.

Не помня себя от шока, стыда и потрясения, импульсивно вскочила на ноги и сделала два быстрых шага в направлении двери. Сама не понимала, к чему стремлюсь, действовала рефлекторно: рассудок, притупившийся от пережитого, отставал от моторики. Такой поворот событий стал полнейшей неожиданностью. Меньше всего ожидала сейчас увидеть выбранного в супруги.

И испугалась, не понимая, как объяснить ему все…

Обрадовалась, что истязания закончились…

Растерялась, не понимая, что теперь делать…

И как поступят с… «объектом»?

«Я не могу взять и забыть случившееся!»

Я замерла на месте, вдруг осознав, что не способна отвернуться от того, кто помогал мне все это жуткое время. И даже страх перед «кормлением» не пересиливал благодарности.

«Верю тем, кто так подло предал?» – увы, здравомыслие очнулось слишком поздно. Знакомый треск, и, оглянувшись, я поняла, что крошечное помещение капсулы перегородило электрическое поле! Разделило нас: я оказалась возле двери, а роденец, с напряженным подозрением во взгляде наблюдавший за картинкой на табло и протянувший ко мне руки, – в противоположном конце капсулы. Как в самом начале…

Вот только я больше не была переводчиком, а он – «гостем»… Мы оба стали «объектами»! И совместное испытание нас сплотило.

Но электрический ток?!

Испуганно шарахнувшись от жуткого искрящегося поля к стене, спиной почувствовала вибрацию открывающейся двери. И поразилась ярости, отразившейся на лице роденца. Он выглядел так, словно собирался… собирался кинуться ко мне сквозь смертельную преграду!

– Нет! – в ужасе зашипела я, не задумываясь о том, что ему, по сути, незачем совершать такую глупость. Действовала по наитию, мне просто на миг показалось, что он вот-вот ринется ко мне.

И снова военные, рассредоточившиеся по бокам от входа… Много шума – слова, призывы, приказы… Я с удивлением поняла, что плохо воспринимаю смысл слов, что за бесконечное время, пока длились мои мучения, успела отвыкнуть от человеческой речи. И не успела сказать, что отказываюсь, что требую, что умоляю…

Лишь открыла рот, чтобы закричать о том, как ненавижу их всех, и – что-то острое кольнуло в плечо. Ужасное понимание сути происходящего, последний взгляд на беснующегося по другую сторону от преграды мужчину. Выстрел в него…

Это было последним, что я увидела, прежде чем глаза закрылись.

Очнулась в комнате. Той самой, куда меня поместили первоначально. Открыв глаза, долго лежала, не понимая, могу ли верить тому, что вижу, ожидая, что вот, сейчас, свет померкнет и начнется этот невыносимый грохот.

«Роденец! – я внезапно вспомнила, как военные выстрелили в него, явно пытаясь утихомирить. – А ведь он и в этот раз хотел помочь мне!»

Где Говард? Почему они усыпили меня? Что происходит?

Вопросов было множество. Вскочила с кровати, уже забыв о том, каким наслаждением был такой вожделенный сон. Даже не озаботившись одеждой, метнулась к двери. Меня заперли и на этот раз! В отчаянии опустилась возле двери на пол, понимая, что ничего не изменилось. Я все так же остаюсь для военных объектом. Все так же служу их целям! Просто сейчас им выгоднее держать меня в комнате.

На то, что меня выпустят, уже не надеялась. И по здравом размышлении не верила в присутствие Говарда на базе: он банально не успел бы прилететь. Вероятно, они связались с ним тоже дистанционно.

«Возможно, сообщили о моей гибели… – мысль была внезапной, но отчего-то я не сомневалась в ее правильности. – Сама ведь и рассказала им обо всем».

Моя сумбурная исповедь на смеси языков не прошла бесследно. Как же прав был роденец, что не ел пищу, напичканную транквилизаторами!

«А что с ним сейчас?» – думать об этом было страшно.

– Мария Григорьевна? Датчик движения в вашей каюте говорит о том, что вы проснулись, – устройство внутренней связи вырвало меня из состояния обреченной безнадежности. – Мы бы хотели поблагодарить вас за помощь в работе с объектом.

Тон произносимых слов был крайне ироничным.

– Вы отпустите меня? – вырвался у меня жалкий шепот.

– Полагаю, – возникла небольшая пауза, – мы попросим вас задержаться на некоторое время.

В душе все оборвалось. Чего-то подобного я и ожидала. И знала: они устроят все так, что меня не будут искать. И даже если бы кто-то захотел это сделать – не нашел бы.

– У вас ничего не получится! – с ненавистью выкрикнула я, вскакивая на ноги и в отчаянии ударяя по двери. – Он не рассказал мне ни-че-го! И никогда не расскажет! Я уверена!

– Расскажет, – убийственно спокойный тон ответа заставил застыть на месте. Мгновенно поняла, что военный абсолютно уверен в своих словах. Сердце словно остановилось, в душе похолодело.

– Почему вы так считаете? – еле нашла в себе силы, чтобы прошептать вопрос. Даже голос свой не узнала, настолько бесцветно и подавленно он прозвучал.

– Без «кормилицы» (так мы называем тех, от кого роденцы питаются), они не могут прожить больше двух недель. Именно через этот срок наступит следующий «голод». Мы соединили те обрывки информации, что добыли от пленника вы, с нашими наблюдениями за его собратьями. Максимум через две недели он пойдет на сотрудничество! Вы – наш залог. Он заговорит.

– Нет! – мой злой смех походил на смех сумасшедшей. – Он выберет смерть! Как, я уверена, выбрали и другие.

И я действительно не сомневалась в этом. В отличие от военных, я понимала те чувства, что роденец испытывает к ним. Сотрудничество невозможно!

– Мы это предусмотрели, – все тот же самодовольный голос. – У других не было «кормилиц» поблизости. А его «кормилицу» – вас! – мы держим в своих руках. И теперь сможем манипулировать им – угрожая вам. На это и рассчитывали, отправляя вас в капсулу.

Какая откровенность!

– Вы чудовища! – слезы потекли сами.

Выходит, я продолжу помогать мучить роденца?! Хотя меньше всего хочу этого? Как несправедливо! И как мерзко… омерзительно ощущать себя неспособной изменить чужой жестокий план. Более того – содействовать ему! Но «голод» делал этого мужчину неуправляемым, подчинял полностью: я убедилась в этом на собственном опыте. Поэтому план военных вполне может сработать.

– Не надейтесь, что я буду переводить вам его слова! Отныне вы не услышите от меня ни слова, поясняющего его речь, – пусть они добьются его вынужденного согласия. (Если добьются! Я не была уверена, что для пленника моя персона так уж важна. Продемонстрированная им стойкость убедила: он предпочтет погибнуть!). Но понять друг друга не смогут.

– Мария Григорьевна, мы учли вашу порывистость и отсутствие практицизма в вопросе развития собственной цивилизации, – смешок в голосе собеседника заставил в отчаянии замереть: военные предусмотрели и это мое решение! – С самого начала вашей работы все время велась подборная фиксация и распознавание звуков, произносимых роденцем. Мы использовали систему гибридного интеллекта, способную самообучаться языку. Смогли вычленить и позже идентифицировать типовые звуки, научились распознавать их. У нас уже была большая база из записей «разговоров» роденцев. Благодаря вашим усилиям мы имеем возможность переводить достаточно сносно. И эта работа продолжается. Полагаем, что звукомодуляционная система сможет и наши слова переводить для роденца.

Речь психолога меня буквально раздавила. Я не думала уже о собственном спасении, о Говарде, о возмездии. Была потрясена пониманием того, сколько же горя я принесла чужаку. И, вероятно, не ему одному: не верилось, что, решившись на подобное вероломство в отношении меня, военные остановятся.

Беззвучно, словно лишившись дара речи, я рухнула на пол. Это был конец!

– Наслаждайтесь тишиной и комфортом, Мария Григорьевна. Теперь вы знаете им цену, – произнеся последние слова с долей ехидства, сотрудник базы разорвал связь.

А я осталась лежать на полу, ощущая, как леденеют руки от понимания страшной истины – мне нечем ему помочь!

И некому согреть меня теплом своего тела, поддержать, утешить. Именно сейчас – среди «своих» – я оказалась в абсолютном одиночестве. Но чем безысходнее казалось положение, тем яростнее мне хотелось сопротивляться!

«Найти способ – и поломать планы военных», – верилось, что судьба подарит мне шанс на это.

С такой мыслью вскочила и принялась одеваться. Затем – есть. В лихорадочной жажде действий мне хотелось скорее вернуться к «человеческому облику», обрести привычный контроль, иметь возможность мгновенно отреагировать на малейшее проявление благосклонности фортуны. Вопреки действиям роденца, истинными виновниками случившегося с нами были те, кто реализовывал здесь свои жуткие планы.