Текст книги "Чайка с острова Мираколо"

Глава 17

Выдав эту ошеломляющую новость, Рикардо снова с покаянным вздохом спрятал лицо в ладонях, а я, шумно выдохнув, едва не села мимо кресла.

Минутку, спокойно.

Прежде всего, нужно было избавить нас от посторонних ушей. На цыпочках подойдя к двери, я выглянула в коридор. И даже не особенно удивилась, обнаружив там прелестную Инес. В её невинно распахнутых глазах светилась тревога, кружево ночной рубашки трогательно обвивало тонкую шейку, золотые локоны рассыпались по плечам. Свеча в её руке так дрожала, что грозила подпалить ей волосы.

– Что-то случилось? – взволнованно спросила она. – Мы с мамой слышали шум. Дон Арсаго вернулся?

– Ещё нет, но с ним всё в порядке, он цел.

«А вот синьор ди Горо – не очень», – вертелось у меня на языке, но я сдержалась.

Пусть Инес спокойно проспит до утра – завтра ей и так не преминут сообщить. Кроме того, я испытывала настоятельную потребность поговорить по душам с моим «братцем», и мне некогда было возиться с рыдающей невестой. Это тоже могло подождать до завтра.

К счастью, Инес удовлетворилась моим объяснением и вскоре растаяла в ночи вместе со свечой. Плотно закрыв дверь, я метнулась обратно к Рикардо:

– Ты сделал – что?! Прошу, скажи, что мне это послышалось!

Рикардо понуро теребил скатерть и выглядел таким несчастным, что меня прямо-таки разрывало от противоречивых желаний стукнуть его кувшином по голове или обнять.

– Это было в тот день, когда заговорщики вздумали напасть на графа. Мы все тогда немного сошли с ума, особенно когда узнали, что одним из предателей оказался Бонамико ди Горо, отец Алессандро. Он всегда был правой рукой дона Арсаго, поддерживал его во всём! Что за блажь стрельнула ему в голову – ума не приложу! Я действовал как во сне. Помню, что в тот день был праздник. Утром отец ушел в церковь с доном Арсаго, а обратно привезли его труп. Слуга рассказал, что старший ди Горо набросился на графа, как зверь, а наш отец встал между ними. Они с Бонамико были друзьями… Может, он думал, что у друга не поднимется рука… В общем, когда я узнал подробности, то едва не спятил от гнева. Тут же отправился к Алессандро и вызвал его на поединок.

Я молчала, скрестив руки на груди. Рикардо ещё больше сгорбился на стуле:

– Это было чистое самоубийство, конечно. В фехтовальном зале Сандро уделывал нас всех, как бог черепаху. Теперь-то я понимаю, почему он отказался. Не хотел лишить нашу семью последней опоры.

– Отказался?

– Когда я пришёл, он выглядел так, что краше в гроб кладут. Поступок отца оказался для него таким же сюрпризом. В общем, Сандро выслушал меня, протянул кинжал и сказал, что я могу убить его хоть сейчас, но он считает себя не вправе драться со мной. Мы еще немного поорали друг на друга, потом я ушел и от безысходности напился. Ну, и в алкогольном угаре меня озарила идея: если Сандро не хочет поединка со мной, найму-ка я пару отчаянных ребят. Со мной он, видите ли, не желает драться! Потом уже, когда протрезвел, передумал. Бесчестно это – творить месть чужими руками. Я хотел вернуться и все отменить…

Мне стоило большого труда удержать упрёки, рвущиеся с языка. Сначала дослушаю, чем дело кончилось. Хотя и так ясно, что оно не кончилось ничем хорошим – я же видела шрамы!

– Тут меня осенила другая мысль: а не лучше ли будет подстеречь их ночью и встать на сторону Сандро? Мне страх как хотелось с кем-то подраться! К тому времени я уже остыл и, в общем-то, понял, что Сандро был не виноват…

«Да неужели! – еле сдержалась я. – Какая потрясающая прозорливость!»

– Ну и как прошло ваше ночное рандеву?

Рикардо замялся, уставившись в пол, будто что-то изучал у себя под ногами.

– Видишь ли… у того виноторговца, где я заливал своё горе, была хорошенькая дочка… Короче, я все проспал. Утром узнал, что Алессандро все же бился с ними. Один. Чудо, что он вообще жив остался! Видно, Господь пожалел меня, не дал взять греха на душу. Сандро повезло, он отделался всего лишь парой шрамов.

Тут я снова проглотила гневное восклицание, потому что перед лицом такой сокрушительной глупости у меня закончились не только слова, но и мысли. Это называется – повезло?! После той ночи Алессандро фактически пришлось собирать себя заново, и мне трудно даже представить, чего ему это стоило!

– И всё это – ради мести? – тихо спросила я. Рикардо не отвечал.

Некоторое время мы сидели молча, прислушиваясь к тиканью часов. «Кому она нужна, эта месть? – думала я со злостью. – Разве она что-то изменила? Разве отец Рикардо восстал из гроба оттого, что его сын искалечил близкого друга? Кому от этого стало легче?»

«А сама-то? – сурово спросила совесть. – Чем осуждать Рикардо, подумай, что ты творишь. Разве твоя месть вернет Беатрису Граначчи? Джулия уже далеко. Да, от неё нет известий, и это тревожно, но со времени нашего бегства прошло три недели. Можно надеяться, что убийца до неё уже не дотянется. Тогда зачем ты здесь?»

Обернувшись к Рикардо, понуро барабанившего пальцами по столу, я решилась спросить:

– Как ты думаешь… он знает?

Рикардо, вздохнув, больными глазами посмотрел на кувшин. Плеснул себе вина. Потом с отвращением отодвинул бокал.

– За все эти годы он ни слова об этом мне не сказал.

И, подумав, добавил:

– Но я шкурой чувствую – знает.

* * *

Из-за нервной бессонной ночи и насыщенного диалога со Скарпой у меня разболелась голова. Я сидела в своей комнате с мокрым полотенцем на лбу, мрачно раздумывая о содеянном. Мысль, посетившая меня после рассказа Рикардо, прочно поселилась в моей голове.

Мне нечего было делать в Венетте. Я ничем не могла помочь Беатрисе Граначчи, а для Джулии сделала все, что было в моих силах. После вчерашней ночи месть перестала казаться мне привлекательной. Что изменится, если я уничтожу графа Арсаго, даже если он и виновен, в чём я до сих пор не была уверена? Этим поступком я нанесла бы удар несчастной графине, привыкшей прятаться за спиной мужа от остального мира… Возможно, разорила бы Рикардо и дона Сакетти, у которых с Арсаго были общие дела. Лишила бы Венетту толкового правителя…

Прошлой ночью я впервые использовала свою силу для убийства, и мне это не понравилось. Готовность, с которой море откликнулось на мой гнев, немало меня испугала. Может быть, дар кьямата незаметно меняет нас. Каждый раз, медитируя в крипте, мы впускаем море к себе в голову. Каждый раз оно подбирается всё ближе, постепенно, как во время прилива. А потом однажды утром ты просыпаешься другим человеком. Вернее, не человеком, а хищником, наподобие тех, что обитают в морских глубинах.

Я с иронией напомнила себе, что вообще-то приехала в Венетту, чтобы помешать алчным сановникам использовать кьямати в своих целях, а вчера сама с готовностью вмешалась в политические интриги. Узнай об этом дон Арсаго, он был бы просто в восторге!

В общем, мысль о том, чтобы сбежать, прихватив с собой Пульчино, захватывала меня всё больше. Рикардо я всё объясню в письме. Представляю, как он разозлится, узнав о нашем с Джулией обмане! Для меня было бы лучше в этот момент оказаться подальше, желательно – на другом конце Длинного моря!

Да, нужно будет позаботиться, чтобы письмо нашло его не сразу – не раньше, чем я успею унести ноги. Иначе моя участь будет очень печальной. Возможно, потом Рикардо сообразит, что я взяла на себя весь риск, предназначавшийся Джулии, когда влезла в клетку паурозо или чуть не стала жертвой убийц. Возможно, он меня даже пожалеет, как жалел вчера об Алессандро. Но мне-то от этого будет не легче!

Шкатулка для письма стояла на столе рядом с резным ларцом донны Ассунты. При одном взгляде на ларец у меня на душе привычно заскребли кошки. Я отодвинула его подальше, с глаз долой.

Самым большим сожалением было то, что я так и не смогла поговорить с Алессандро… Когда я исчезну, другие объяснят ему всё за меня. Меня будут считать преступницей, самозванкой. Сможет ли он сохранить добрые чувства к девушке, которая столько времени хитрила, выдавая себя за другую? У меня возникло искушение написать ещё одно письмо, но я быстро подавила это желание. Нет, пока я в точности не узнаю, чем грозит мне магия кьямати, Алессандро лучше быть от меня подальше. Ему и так хватает риска с его службой! Чего стоила одна только вчерашняя ночь!

К моему облегчению, Фалетрус клятвенно заверил, что раны Алессандро не опасны. На рассвете я поймала нашего доктора, когда он собирался пойти вздремнуть:

– Не волнуйся, Джули, – устало пробормотал он, зевнув мне прямо в лицо, – держу пари, через два дня синьор ди Горо снова будет на ногах, если у него хватит благоразумия дать себе отдых и хорошенько отлежаться. Сроду не видал такого неугомонного пациента! Едва я закончил перевязку, как он вознамерился смыться из комнаты и пуститься на поиски убийц вместе с доном Арсаго! Мне пришлось дать ему снотворного, так что не шуми.

Выпустив рукав доктора, я на цыпочках послушно отошла от спальни.

Дон Арсаго действительно развил сегодня бурную деятельность, отголоски которой долетали даже до моей комнаты. Его энергия вызывала невольное восхищение. Он поставил на уши портовых чиновников, чтобы снарядить флотилию лодок и выкурить преступников из лагуны. Он направил раздражённое прошение дожу, требуя усилить ночную стражу, и навел шороху в Совете, выступив там с гневной речью. В ответ дон Соранцо тут же слёг с очередным приступом болезни, а остальные сенаторы выжидающе затаились.

Новость о ночном происшествии мгновенно разлетелась по городу, взбудоражив людей. Нельзя сказать, что подобные нападения у нас были редкостью. Обычно не проходило недели, чтобы труп какого-нибудь несчастного не падал в канал Орфано, где его подхватывало течением и уносило в бескрайнюю синеву, именуемую Длинным морем. Но дон Арсаго был известным в городе человеком, из старейшего патрицианского рода, так что покушение на него вызвало небывалый отклик. Об этом весь день судачили на Пьяцетте, на рынках и маленьких campo. Рыбаки, выходя на утреннюю ловлю, зорко всматривались в туман: не мелькнет ли где-нибудь лодка с тремя убийцами? К вечеру Гвидо, временно выполняющий обязанности синьора ди Горо, сбился с ног, собирая доносы, ибо троих негодяев видели буквально повсюду, и каждый человек считал своим долгом сообщить нам об этом. Ночных убийц видели и в рыночной толчее на Ривоальто, и в пропахших смолой доках Арсенала. Некоторые уверяли, что брави нашли убежище в церкви Сан-Сальваторо, где, согласно традиции, любой преступник мог получить отпущение грехов, просто прочитав молитву Богородице.

Обо всём этом мы с Бьянкой узнали от Маттео, молодого стражника, которого я часто видела рядом с Алессандро. Беспокоясь о здоровье своего патрона, он весь день старался находить себе дело поближе к дому.

Мы с Бьянкой, как обычно, сидели на алтане, любуясь контрастом ярко-рыжих крыш и фиолетового закатного неба. Я старалась не смотреть на ту часть небосвода, где сквозь клочья облаков, похожих на рваную кисею, проглядывал лимонно-кислый диск луны. Завтра полнолуние. С моря отчетливо доносился шум, похожий на тяжёлое дыхание разгневанного человека. Разговор с Бьянкой позволял мне хоть немного отвлечься от шёпота голосов, слышных в этом шуме, от насмешливого взгляда луны, от протяжных криков чаек, которые, казалось, оплакивали мою кривую судьбу… До прихода Маттео мы говорили об Инес, которая с утра заперлась в своей комнате и сидела там, как мышь.

– По словам Джоанны, она весь день молилась и плакала, – говорила Бьянка. – Не нравится мне это. Человек, у которого совесть чиста, не станет целый день бить поклоны перед иконами!

Тут явился Маттео, и нам пришлось сменить тему. Юноша совсем запыхался в своем колете из толстого сукна, бегая весь день по городу с разными поручениями. Его тёмные курчавые волосы взмокли от пота. Маттео с благодарностью принял стакан воды и две пресные лепёшки, которыми угостила его Бьянка.

– Целый день потратили напрасно! – огорчённо воскликнул он, проглотив первую лепёшку в один присест. – Хотя, казалось бы, все наперебой стараются нам помочь! Но их показания только хуже запутывают дело… Не иначе, дьявол утащил этих panteganas прямо на дно лагуны!

Коротко рассказав нам последние новости и подкрепившись, Маттео убежал снова. Кстати, его последнее предположение было не лишено смысла. Скарпа пока не давал о себе знать, а я не решалась позвать его снова. Наши встречи обходились мне как-то слишком дорого. Но я подумала, что по сравнению с хищной целеустремленностью пескаторо, графские стражники выглядели благостными божьими коровками.

* * *

Ночь накрыла город влажным тёмным покрывалом. Развесила над каналами прохладный туман, приглушила звуки, успокоила разгорячённые головы, подарив людям долгожданный отдых от дневной суеты. Правда, мне было не до отдыха. Несмотря на тревоги последних дней, заснуть никак не получалось.

Луна, вошедшая в полную силу, была похожа на миску, до краев налитую холодным облачным светом. Её лучи проникали даже сквозь стены. Они насквозь пронизывали зажмуренные веки, пробуждая к жизни потаённые свойства моей натуры, которые мне хотелось скрыть от всех, и прежде всего – от самой себя. Лунный свет был так ярок, что я обошлась без свечей, заканчивая письмо к Рикардо. Посыпав песком последние строки, дождалась, пока высохнут чернила. Потом, сложив лист вчетверо, написала на лицевой стороне имя адресата, капнула растопленным сургучом и осторожно вдавила печать.

Завтра я попрошу Маттео передать это письмо Рикардо. Мой мнимый брат вместе с доном Сакетти и другими сторонниками графа Арсаго целый день будет занят в Совете, так что Маттео доберется до него только к вечеру. Я как раз успею исчезнуть. Всё было готово к побегу. Мужское платье, купленное сегодня на рынке, завернуто в полотно и припрятано на дне сундука. Деньги пересчитаны и сложены в кошель. По моим подсчетам, их должно было хватить, чтобы добраться до Аримина, где я рассчитывала найти Джулию. Заодно смогу убедиться, что с ней всё в порядке.

Открыв крышку ларца, я аккуратно положила письмо поверх драгоценных флаконов из цветного стекла. Гладкие стеклянные бока загадочно мерцали в глубине. В сотый раз я задумалась: почему Ассунта вдруг решила отдать мне ларец? Мы с ней даже не попрощались толком… Кажется, в нашу последнюю встречу она вообще меня не узнала – назвала Мелиной… Нет, она сказала «мела». Перед моими глазами снова встало измученное, восковое лицо на бледных простынях, пропахших лекарствами и болезнью. Это тяжелое воспоминание я увезу из Венетты, в наказание за свою самонадеянность.

Пока я заново переживала эту сцену, мои пальцы безучастно гладили выпуклые фигурки птиц, вырезанных на боках шкатулки. Сидя на ветках гранатового дерева, птицы клевали его плоды. Между прочим, «мела» на старом языке означало «яблоко». Ларец выглядел древним. Такие шкатулки часто использовали для хранения семейных секретов. А вдруг?..

Затеплив свечу, я с пристрастием принялась изучать ларец. Вынула все флаконы, простучала дно. Ничего не нашла, но мне показалось, что внутренность сундучка была менее вместительной, чем его наружние размеры. Значит, в нижней части должно быть еще одно отделение!

Если бы не подсказка Ассунты, я его ни за что не нашла бы – так хитро оно было спрятано среди узоров! Осмотрев и прощупав все фигурки, вырезанные на боках, я случайно вдвинула гранатовое яблоко в клюв сидящей рядом птицы и – щёлк! – нижняя часть шкатулки, которую я считала единым целым, вдруг выдвинулась вперед. В глубине узкого ящичка что-то белело. Дрожащими руками я схватила и распечатала письмо. Оно было адресовано Джулии.

«Милая моя девочка, мне так жаль, что я не могу утешить тебя хорошими новостями касательно нашего дела…»

Этот мелкий бисерный почерк был мне знаком. Он принадлежал Беатрисе Граначчи. Джулия иногда читала мне вслух отрывки из её писем. Они переписывались постоянно. Слушая её, я мысленно улыбалась, радуясь за подругу. Их отношения с матерью казались мне удивительными, полными весёлой ласковости, теплоты и доверия. Их омрачало только одно обстоятельство: сватовство Энрике Арсаго и настойчивость его отца.

«…поскольку граф продолжает упорствовать в своем желании видеть тебя своей невесткой, я готова благословить тебя на поступок, который при других условиях сочла бы неприемлемым. Но прошу тебя, милая дочь, воздержись от опрометчивых шагов хотя бы до моего следующего письма! Надеюсь, я всё же смогу уладить дело. Завтра я собираюсь встретиться с…»

Очевидно, Беатриса всеми силами старалась избавить дочь от ненавистного брака. Вот только отправить это письмо она не успела. Встреча, о которой здесь говорилось, закончилась для нее трагически.

Проведя ладонями по лицу, горевшему от усталости, я попыталась собраться с мыслями. Вероятно, Ассунта нашла это письмо в бумагах донны Беатрисы, разбирая вещи после её смерти. Когда я приехала в Венетту, тётка не отдала его мне, так как подозревала во мне самозванку. Почему она в конце концов изменила решение, читала ли она письмо, заподозрила ли убийцу – этого я уже не узнаю… Может быть, познакомившись с домом Арсаго поближе, она согласилась, что выдать Джулию за Энрике означало принести её в жертву? Может быть, сочувствие ко мне (или к племяннице) перевесило в её душе те выгоды, которые семейство Граначчи получило бы от этого брака?

Я могла лишь предполагать. Но главное – теперь я знала, с кем виделась донна Граначчи накануне своей кончины. Вскочив, я с отвращением отшвырнула письмо. Она встретила его, как дорогого гостя – а он поднёс бедной женщине бокал с ядом! Потому что она, видите ли, мешала его планам!

Я тяжело оперлась на оконницу, прижавшись щекой к бархатной мягкой портьере. Гнев тяжелыми толчками бился в груди. Если бы я могла отомстить! Вызвать сюда всех живущих-под-волнами, тех, кого боятся даже помянуть в разговоре, кто отравляет сны тяжелыми видениями, заставляя сердце замирать от беспомощности и ужаса… О, я могла бы до краев наполнить этот дом страхом! Снова, как вчерашней ночью, у меня закололи ладони. Луна, насторожённо следившая за мной совиным взглядом, вдруг потемнела, наливаясь угрожающей краснотой. Было слышно, как вдалеке в нетерпении бьётся море. Сегодня самая подходящая ночь, чтобы открыть ему дорогу в город!

«Месть – это опасное оружие, которым невозможно управлять, – строго напомнила я себе. – И оно больнее всего бьёт по тем, кто ни в чем не повинен!». Я подумала о Маттео, дежурившем сейчас на причале, об Алессандро, Бьянке и Инес, спящих в своих постелях, – и решимость моя увяла.

Джулия всегда говорила: если что-то задумала – делай сразу. Долгие размышления способны подточить любой замысел, как морская вода точит каменные стены…

Так и не решившись обратиться к морю, я внезапно сама почувствовала зов. Ощущение чужого присутствия было таким же отчетливым, как ясный звук колокола на рассвете. Замерев от неожиданности, я вся обратилась в слух. Между прочим, вчера, перед возвращением Рикардо, тоже кто-то бродил под нашими стенами! Кого там носит? Или это Скарпа явился потребовать долг? Но больше всего меня поразило, что неизвестный пытался позвать меня по имени! Моему настоящему имени, данному при рождении, которое здесь, в Венетте, не знал никто! «Я здесь», – осторожно откликнулась я, как умеют кьямати. В тот же миг где-то в глубине дома раздался предостерегающий крик.

* * *

От резкого вопля, раздавшегося в ночи, я едва не вывалилась из окна. Что случилось? Пожар? Горим? Бросившись к двери, я прижалась ухом к замочной скважине, но услышала только скрип полов в соседней комнате. Наверное, там тоже кто-то проснулся. Нужно выйти посмотреть, что случилось. В коридоре было темно, хоть глаз выколи. Крики доносились с другой стороны дома.

– Джулия? – послышался шепот.

Я мгновенно прижалась спиной к стене, выставив перед собой свой кинжальчик. Пусть смехотворное, но всё же оружие!

– Кто-то проник в дом. Будьте у себя и никого не впускайте.

Чтоб ему лопнуть, он меня до смерти напугал! Мои глаза ещё не привыкли к темноте, поэтому я могла различить только светлое пятно рубашки и блеснувшие на миг белки глаз, но этот уверенный хрипловатый голос я узнала бы из тысячи. Это был Алессандро. Светлое пятно скользнуло в сторону лестницы и растаяло в темноте. Навострив уши, я расслышала слабый шорох, с которым меч выходит из ножен.

Мне ужасно хотелось позвать Пульчино, чтобы непроглядная темнота обрела, наконец, контрастность, чтобы снова почувствовать себя сильной! Не такой беспомощной и потерянной, как сейчас. Однако сегодня наступила особая ночь, когда магию лучше было не трогать. Я хорошо запомнила то ощущение, когда дремавшее во мне мирное волшебство вдруг обернулось кровожадным хищником, готовым убить всех вокруг.

Двигаясь вдоль стены, я хотела вернуться в комнату, как велел Алессандро. Чья-то рука вдруг зажала мне рот, отчего у меня во второй раз чуть сердце не выскочило из груди. Я дернулась, собираясь ударить нападавшего ногой. Меня удивил запах. Пахло чернилами, старыми книгами и чуть-чуть – маслом от фонаря, с которым мы сидели на алтане. Это была Бьянка.

– Тихо, тихо! – шепнула она, потянув меня за рукав.

Проскользнув в ближайшую комнату, мы бесшумно прикрыли дверь, стараясь не скрипнуть. Здесь тоже было темно, как в колодце. Над ухом еле слышалось чужое дыхание. На фоне окна, обведенного бледным лунным сиянием, выделялся чей-то силуэт. Длинные белокурые локоны, тусклый блеск шелка на рукавах… Инес! И она тоже здесь! Прямо сборище полуночников.

– Что вы тут делаете? Зачем бродите по дому? – шепотом спросила я, когда Бьянка подтащила меня к окну. Её лицо, выступившее из мрака, скупо усмехнулось:

– Мы же не знали, что именно сегодня кто-то надумает вломиться! Скажем так, у нас здесь был свой разговор.

Снизу доносились крики, шум и лязг железа. Инес резко отвернулась к окну. Я подумала, что разговор с Бьянкой, если он действительно имел место, доставил ей мало радости. Что за дела творятся здесь по ночам? Обе девушки выглядели, как кошки, застигнутые врасплох.

Крики снаружи приобрели победный оттенок.

– Кажется, там кого-то поймали? – спросила я.

Оказалось, что нет. Нам, женщинам, никто не собирался ничего объяснять, но, насколько я поняла, в дом пытались забраться воры. Стражники их спугнули. Некоторые были недовольны таким результатом. Стоя наверху лестницы, я смотрела, как в просторный холл, наспех освещенный факелами, стекались люди. Посверкивали железные кирасы стражников, среди них мелькала светлая рубашка Алессандро.

– Ушёл! – с досадой махнул рукой высокий человек, в котором, присмотревшись, я узнала Гвидо. – Прыгнул в воду – и был таков! Но я успел узнать его! Пусть меня повесят, если это не тот проклятый ариминец, которого мы искали!

Я заметила, что Алессандро при этих словах изменился в лице. Остальные тоже притихли, когда в холле появился граф. Строгий покрой тёмно-красного дублета делал его плечи ещё шире, массивная голова была гордо поднята. Он излучал не меньше властности, чем дож в парадном золотом одеянии.

– Ушёл – и к дьяволу его! – разнесся по холлу звучный голос дона Арсаго. – Пускай моррены его прикончат!

Мужчины согласно засмеялись. Прячась за одной из колонн, подпиравших галерею, я восхищалась графом и в то же время люто его ненавидела. Безусловно, он был прекрасным лидером для своих людей. Он хлопал их по плечу, благодаря за службу, и для каждого умел найти такое слово, что человек чувствовал себя особенно польщённым. Я видела, как расцветали лица стражников, готовых шагнуть за него в огонь и в воду. Бедняги. Они не знали, что Арсаго без раздумий пожертвовал бы каждым из них, окажись это в его интересах, как он поступил с несчастной донной Граначчи…

«Это не человек, – думала я со злостью, – а какой-то осадный таран, по чистой случайности принявший человеческий облик!»

Между тем, граф наткнулся на Алессандро:

– И ты здесь! – воскликнул он с неудовольствием. – Так. Где Фалетрус?

Наш застенчивый доктор тоже обнаружился неподалёку.

– Я что велел?! – грозной тучей надвинулся на него Арсаго. – Забирай пациента, – кивнул он на Алессандро, – и чтобы до полного выздоровления я его здесь больше не видал! И не спорь! – обернулся он к неугомонному начальнику стражи, который хотел было возразить. – Ты мне здоровым нужен! С убийцами мы сами разберёмся. А может быть, как в деле с Манриоло, нам помогут иные силы…

Говоря это, граф посмотрел наверх – и я отшатнулась за колонну, чтобы не встретиться с ним взглядом. Но я успела поймать выражение торжества, осветившее его лицо. Дон Арсаго выглядел сейчас как мастер, запустивший сложный механизм и наслаждавшийся теперь его работой. Словно кукольник в театре, где все мы были марионетками.

В этот момент мне действительно стало страшно.