Текст книги "Чайка с острова Мираколо"

Глава 20

Как заворожённая, я смотрела в клубившуюся над водой темноту. Длинные серые щупальца протянулись оттуда – такие широкие, что не обхватишь ладонями, усеянные светлыми присосками. Между ними мелькали другие – тонкие, как хлыст, по которым иногда пробегали голубоватые искры. Они трогали камни и стены крипты, словно пробуя, удивляясь, запоминая. Наконец, они обнаружили нас с графом.

Один черный жгут обвился вокруг моего запястья, другой обхватил ногу выше колена. Меня передёрнуло от скользкого прикосновения. Морской гость изучал меня, пробовал на вкус – так же, как камни, воду и всё вокруг. Он запросто мог сломать мне руку, не рассчитав своей силы.

Прикоснуться к его разуму я опасалась, но чувствовала оранжевый огонёк интереса, ленивое любопытство… из которого постепенно, словно опухоль, вырастала алая злоба. Дон Арсаго рядом со мной торжествующе расхохотался, и его смех эхом заметался в стиснутом пространстве крипты.

А потом он вдруг закричал.

Я зажмурилась, отвернувшись, но не умела закрыть свой разум от морского пришельца и поэтому видела…

…как пурпурно-серая змея стиснула дона Арсаго поперек туловища, ломая ребра,

…как десятки и сотни присосок впились в его ноги, втягивая кожу так, что она лопнула, брызгая кровью,

…как граф отчаянно дёргался, раздирал ногтями скользкие щупальца, пытаясь отлепить от себя этот живой студень.

Я чувствовала предсмертную тоску и ярость дона Арсаго как свою собственную. Последнее, что я видела – искажённое криком лицо, на которое наползала чёрная глянцевая оболочка, будто желая высосать, поглотить его целиком.

Они сплелись в единое целое. Дон Арсаго кричал – гость из моря пил его заживо, насыщаясь чужой кровью, чужими чувствами, чужой жизнью. Я могла лишь бессильно наблюдать за этим, сознавая, что следом придет моя очередь. Страха не было. Меня сковало безразличие. Вдруг сквозь крик я услышала чьё-то движение, краем глаза поймала высверк меча, золотой в свете фонаря, угадала знакомую фигуру – и меня пронзило таким ужасом, словно вся кровь в жилах превратилась в ледяную воду. Зато моё оцепенение как ветром сдуло.

– Нет! Сандро, нет, не надо!

Я рванулась к нему, выдираясь из «жгутов», уже видя, что не успею. Взблеск меча крест-накрест разрубил подвальную темноту. Вода в крипте словно вскипела, алая ярость морского чудовища сменилась белой вспышкой изумления. Тело графа выбросило на берег. Серые змеи-щупальца резко втянулись в воду – и я, наконец, почувствовала себя свободной. Затем тонкие искристые жгуты взметнулись вверх, осыпав каменную крошку с низкого потолка. Два из них хлестнули по груди Алессандро. Он упал возле самой воды, которая всколыхнулась, жадно слизывая кровь. На белой рубашке быстро набухали черные пятна.

– Стойте! Хватит!

Забыв обо всем, я влетела в воду по колено, замерев в одном в дюйме от слизистой массы, похожей на спутанный клубок змей. Толстое щупальце поднялось из воды, шевеля слепыми отростками. Пусть это… существо не имело глаз, но готова поклясться, что оно меня видело. Каким-то образом.

– Уходи. Человек, который звал тебя, мёртв! Его больше нет! А другого я тебе не отдам. Уходи!

Оно не касалось меня, но само его присутствие ощущалось как давление. Чужая воля просвечивала меня насквозь, давила со всех сторон, сминая мой разум, который быстро таял, словно горящая свеча. Это было совсем не так, как с Каритой. И не так, как с пескатором, в чьей квадратной черепушке сухими горошинами перекатывались коротенькие злобные мысли. Этот разум раскрывался передо мной слой за слоем, словно цветок. Как часовой механизм, в котором шестерни вращались за шестернями. Один слой разума, за ним – ещё один слой, и ещё, и ещё…

Этот гость, явившийся в крипту, был лишь разведчиком, маленькой капелькой слизи, наделенной собственной волей. Я видела сквозь него другое существо, невообразимо огромное и такое же старое, как сам мир. Оно обитало не в нашей мелкой лагуне, изрытой фарватерами, и не в уютном тёплом Длинном море – нет, оно находилось гораздо дальше отсюда и всё же видело меня, если здесь уместно это слово, так как я теперь понимала, что зрение – лишь одна из возможностей. Оно дремало где-то на глубине, куда никогда не проникал луч солнца, словно в холодной пустоте небесного пространства. Это было похоже на космос. Вокруг спящего древнего колосса плавали десятки, сотни живых созвездий, рассеивая мрак.

Я слышала, что многие морские организмы излучают свет, но впервые видела это воочию, хоть и чужими глазами. В вечной прохладной тьме извивались жемчужные ниточки морских червей, величаво плыли светящиеся гроздья медуз. Призывно подмигивали каракатицы, приманивая брачных партнеров. Беззвучно раскрылась пасть какого-то подводного охотника, нацеливаясь на светящиеся огоньки.

А древний колосс спал. Его мыслекартины проплывали передо мной, грузные и неспешные, словно киты. Он помнил время, когда наша лагуна представляла собой лишь унылую цепочку подводных мелей и грязных островков, поросших камышом. Я словно была им, когда он единственный раз поднялся к солнцу и шагнул на берег, отчего часть суши погрузилась под воду. Озирая чужими глазами незнакомое пространство, расцвеченное голубым и рыжим, я вдруг поняла, что глубокие тинистые овраги на дне нашей лагуны раньше были руслами рек, и вообще это дно когда-то было сушей. Давно, тысячи лет назад. Теперь же колосс снова грузно ворочался на дне, медленно просыпаясь. Он испытывал неясное беспокойство и смутную зовущую тоску. Крохотной искрой собственного гаснущего сознания я понимала, что если такая туша поднимется на поверхность во второй раз – от Венетты останется одно воспоминание. Город будет сметён морской волной…

Меня охватил страх. Вторжению этого мощного разума было невозможно противиться. Задыхаясь от паники, я пыталась собрать воедино, удержать какие-то обрывки мыслей, клочья воспоминаний… бесполезно! Внезапно, когда голова уже готова была лопнуть, меня отпустило. Нахлынула такая слабость, что я упала в ледяную чёрную воду. Холод обжёг мне конечности… кажется, это называется «руки»?

Совсем близко перед моими глазами проплывали тяжелые «присосчатые» щупальца, которые неохотно утягивались прочь, оставляя за собой грязные следы, похожие на разведённые чернила, и резкий чужой запах. Оно уходило. Чем бы оно там ни было, оно уходило!

После гостя осталась гулкая пустота – и в крипте, и в моей голове. Я слепо поднялась, моргая от плавающих перед глазами пятен. Рядом со мной, наполовину в воде, лежал человек. Я не помнила, кто это, но знала, что если вода накроет ему лицо, то он задохнётся. Почему-то мне этого не хотелось. Ковыляя на непослушных ногах, я подхватила его за плечи и потащила.

Понемногу память возвращалась. Вспомнилась старая башня, источенная временем, вся белая от слетевшихся чаек. Рыжие крыши монастыря и колокольный звон, плывущий над островом… Купола Венетты, отражённые в стеклянной лагуне… Встреча с Рикардо и странным сероглазым человеком на пристани дома Граначчи. Алессандро! Последние события в крипте снова пронеслись перед глазами, и осознание непоправимости случившегося пронзило меня, словно ножом. Я хотела спасти Джулию – а вышло так, что погубила самого дорогого мне человека.

Мои руки совсем занемели от холода. «Зря стараешься, ему уже все равно, – кольнула ядовитая мысль. – Можешь оставить его там».

– Ни за что, – сквозь зубы прошипела я и вдруг услышала: «Джулия…» Слово прозвучало так тихо, будто испарилось, но меня оно буквально оживило. В руках сразу появились новые силы, и отчего-то хлынули слёзы.

– Меня зовут Франческа! – всхлипнула я. Хотя мои признания ничего не значили сейчас. Но для Алессандро мне больше не хотелось зваться фальшивым именем.

Я заметила, как уголок его губ дрогнул в улыбке:

– Я запомню. Беги… стража… придут.

Присев рядом на каменную плиту, я убрала волосы с его лица. Его рука, которую я пыталась согреть в своей ладони, слабо шевельнулась. Упорство, с которым Сандро цеплялся за жизнь, заставило меня воспрянуть духом. Если бы я хоть чуть-чуть разбиралась в ранах! Когда я вытащила его на сухое место, кровь потекла сильнее, смешанная с чем-то чёрным. Большинство морских тварей ядовиты, как гадюки в разгар лета. Что делать с раной – перевязать? Или оставить так, чтобы яд вышел вместе с кровью?

Прежде всего, мне неосознанно хотелось убрать его как можно дальше от воды. Мало ли кто ещё явится оттуда! Алессандро был очень тяжёлым, гораздо тяжелее меня. Приподняв его за плечи, я ухитрилась продвинуться ещё на пару шагов, стараясь не умолкать, чтобы тишина не так давила нам на уши:

– И как тебе в голову пришло напасть на него! Ты бы ещё против Хорро с мечом вышел!

К моему изумлению, Сандро отозвался:

– А что? Удобнее… чем с миской из-под оливок.

Нашёл время шутить! Но его настрой обнадеживал. Нужно было как можно скорее привести сюда Фалетруса. Вытерев пот со лба, я снова опустилась перед раненым на колени:

– Подожди меня. Я приведу доктора и вернусь!

Просто сердце разрывалось от необходимости оставить его здесь, в кромешной темноте, наполненной голодными тенями, но нам позарез нужна была помощь!

– Нет! – Алессандро сжал мои пальцы – не сильнее, чем мог бы это сделать ребенок, однако мне передалось его волнение. – Опасно… Беги.

Словно в подтверждение его слов, наверху раздался грохот. Слышался лязг металла по камню. Вероятно, стражники спохватились, что дон Арсаго отсутствует как-то слишком долго, и решили проверить, в чем дело. Я не знала, рискнут ли они спуститься в крипту. Что делать?!

Труп графа лежал в двух шагах от нас, в луже черной крови, с переломанными костями и страшными ранами на теле – там, где присоски морского гостя вырвали куски плоти. О Хорро, Гидра и Дагон! Если меня найдут здесь, мне несдобровать. Даже политические враги графа, мысленно возблагодарив бога за его смерть, не преминут обвинить меня в том, что я гнусным колдовством извела одного из величайших людей Венетты. Повезёт ещё, если меня сразу утопят в Орфано, а не посадят в Пьомби!

Пульчино, очнувшийся от страха, забился в клетке живым пушистым упреком. Когда меня схватят, ему тоже придется несладко. Хотя кого я обманываю? Я сама жутко боялась тюрьмы. Как и других кьямати, меня мало страшила смерть, но тюрьма… Тесная вонючая клетка, издевательства, пытки… Даже мысли об этом оказалось достаточно, чтобы паника сковала мне ноги, будто чугунной цепью.

– Скорее! – выдохнул Сандро.

Стряхнув оцепенение, я заметалась. Схватила первый попавшийся камень, одним махом выбила замок на клетке, бережно достала из нее Пульчино. Измученный и мокрый, он дрожащим комком свалился мне в руки. Шум на лестнице быстро приближался, к топоту шагов теперь добавились голоса. На той стене, что была ближе к винтовой лестнице, замелькали оранжевые отсветы факелов. Хорошо, что здесь имелся другой выход! Набросив на плечи плащ Алессандро, я в последний раз наклонилась к его лицу, поцеловала в холодную щёку.

– Я ещё вернусь.

Из всей лжи, что я нагородила за последний месяц, эта далась мне сложнее всего.

* * *

Запасной ход из крипты вывел к железной решётке, выходившей на узкий канал позади дома. Это даже нельзя было назвать переулком – просто щель, стиснутая грязными облезлыми стенами без единого окна. В Венетте можно было встретить и такие закоулки, насквозь пропахшие мочой и тиной. Даже солнце заглядывало сюда лишь на полчаса в день. Ни один человек не захотел бы задерживаться здесь надолго, а уж я – тем более.

На стене горел факел, а к одиноко торчащему столбу был привязан двухвёсельный ялик. Уже стемнело, вечерний туман липнул к коже, как холодный серый пот. Со стороны главного канала доносился невнятный шум. Вероятно, целые потоки людей сейчас стекались к площади Трех Грифонов, чтобы быть в курсе новостей. Тем лучше – в большой толпе легче будет ускользнуть! Бережно посадив Пульчино на банку, я принялась вставлять весла в уключины. От волнения руки плохо меня слушались. Голова все еще противно ныла после «беседы» с морским гостем.

«Торопишься, колдунья?» – вдруг стрельнуло в виски, и в моей многострадальной голове прозвучал ехидный смешок.

Скарпа, будь он неладен! Застонав сквозь зубы, я тоскливо подняла глаза к небу. Не слишком ли много неприятностей для одного вечера?! Толстый короткий хвост, плеснув волной, издевательски толкнул лодку в борт, отчего Пульчино задрожал, а я, потеряв равновесие, резко села на банку. Скарпа, явно развлекаясь, еще раз наподдал хвостом – и наш ялик беспомощно завертелся на месте. В любую минуту из-за решётки могли показаться стражники! Взяв наизготовку весло, я осторожно поднялась на ноги, напряжённо всматриваясь в глянцевую черноту. «Только вынырни, сволочь, – зло подумала я, – так приласкаю, что зубов не соберешь!»

Вдруг недалеко от нас вода забурлила пеной. На поверхности показалась квадратная морда пескаторо, имевшая довольно озадаченный вид, и тут же снова исчезла, а следом за ней гладкой серой дугой скользнула чья-то спина. Судя по всему, в глубине шла нешуточная драка. Мы с Пульчино переглянулись и решили, что это нам на руку. Самое время убраться отсюда!

Сев на банку, я успела сделать несколько гребков, прежде чем нам пришлось снова остановиться. Рядом с яликом из воды высунулась блестящая округлая голова. Мое весло чуть не задело это существо по морде! Длинный рот с рядами мелких треугольных зубов, казалось, улыбался; темные глаза, лишенные белков, загадочно мерцали в темноте.

Я так и замерла с полуоткрытым ртом. Это же валлуко – морской конь! Никогда не видела их вблизи. Присмотрелась – ну да, точно он. На старинных гравюрах он выглядел точно так же: забавная вытянутая морда, сильная мускулистая шея. Валлуко походили на дельфинов, но были крупнее и гораздо сильнее. Этот «конь» лукавой мордой напомнил мне дракона на стене церкви, которого попирала ногами Святая Виадора. Склонив голову набок, он дружелюбно фыркнул. Хоть он и отогнал пескаторо, однако сам, кажется, не собирался поужинать нами, просто наблюдал с этаким снисхождением.

Интересно, как он сюда попал? Валлуко давно стали не меньшей редкостью, чем паурозо.

Тут я сообразила, что судьба подарила нам крупный шанс. На веслах далеко не уйдешь, да и Скарпу нельзя было сбрасывать со счетов. А валлуко – это же готовый извозчик для того, кто решится его оседлать! Использовать дар кьямати я боялась: что-то подсказывало, что сейчас это было не лучшей идеей, однако у меня сохранился кусок веревки, с помощью которой я спустилась в кунсткамеру. Не отрывая взгляда от морского коня, я медленно, стараясь не делать резких движений, размотала веревку. Сделала на конце петлю. И резко метнула вперед.

Попался, голубчик!

Удивительно, но «конь» будто того и ждал. Он рванул с места так, что от толчка я рухнула на дно лодки, больно ударившись локтем. Справа и слева выросли два крыла из водяных брызг. Одной рукой я прижала к груди Пульчино, другой – крепко вцепилась в планширь. Ялик мотало из стороны в сторону, как поплавок. Казалось, стоило на миг разжать пальцы – и я тут же вылечу за борт.

– Стой, стой, куда?! – ахнула я, когда на повороте нас занесло и едва не ударило о причальный шест. Вслед нам неслись проклятья других лодочников. Всё это живо напомнило гонки на канале в День Изгнания, только сейчас ситуация была более драматичной. Отлепившись от борта и схватив весло, я из последних сил пыталась направить лодку прямо, уворачиваясь от всего, что торчало или плавало в канале.

– Ты в них нарочно целишься, что ли? – проворчала я сквозь зубы, когда очередной причальный столб чуть не разнес весло в щепки.

Возле моста Арженто валлуко замедлил ход, подарив мне небольшую передышку. Здесь столпилось несколько гондол и рыбачьих баркасов. На носу у некоторых лодок горели факелы, отчего казалось, что над водой беспокойно завис рой золотых светляков. Слышались взволнованные, испуганные голоса. Что за переполох?

Вдруг я увидела, как знакомые черные жгуты, обвитые голубоватыми искрами, выметнулись из воды, ощупывая стену ближайшего дома. Подцепив ажурную решетку балкона, они рванули её, вызвав осыпь мелких камней. Крики на канале усилились, кто-то отчаянно завизжал. Посреди канала медленно вырастал глянцевый скользкий горб.

Неизвестная тварь была очень похожа на ту, с которой мне только что довелось «пообщаться» в крипте. Возможно, это она и была. Или какой-нибудь её кузен, тоже решивший нас навестить! В любом случае, у меня не было желания возобновлять разговор. Гондолы и баркасы шарахались от неё в разные стороны, как куры от забравшейся в птичник лисы. В общей суматохе нас едва не потопили.

– К берегу, к берегу, к берегу! – закричала я валлуко, хотя он вряд ли меня понимал.

Из-за столпотворения на канале произошла заминка. Лодки сталкивались, слышались крики, у кого-то с треском сломалось весло. Вода кипела. Я в отчаянии подумала, что нам не выбраться из этой кутерьмы, но у «коня», очевидно, случился всплеск гениальности, так как он сам круто повернул к причалу. Миг – и пристань была уже в двух шагах. От страха я запуталась в веслах, потом замешкалась, пряча Пульчино под плащ, и не успела заметить, как на берегу бесшумно выросла тень в длинной накидке с капюшоном. Тень, шагнув на мокрые доски, протянула мне руку, заставив отпрянуть в испуге.

– Ну, здравствуй, Франческа, – усмехнулся таинственный незнакомец. – Долго же мне пришлось за тобой побегать!

Факелы, горящие на пристани, светили ему в спину. Из-под капюшона на меня глядели черные, как жуки, нахальные глаза Луиджи Манриоло.

Глава 21

Меня зовут Франческа Строцци.

Моя мать – дочь бывшего подеста из Патавы. Отца я никогда не знала, хотя догадки были. Мой дед, овдовев и потеряв богатство из-за неудачных спекуляций, поселился в маленьком поместье на берегу Бренты. Он был гордым человеком, и заодно с богатством предпочёл потерять и друзей. Не хотел, чтобы они видели его бедность. Мою маму, впрочем, вполне устраивала такая замкнутая жизнь. Её дни текли один за другим – одинаковые, как бусины чёток, заполненные одинокими прогулками вдоль реки да вознёй с птицами.

Птицы всегда интересовали её больше, чем люди.

Они с дедом могли бы всю жизнь провести в этом сонном, будто зачарованном уголке, если бы однажды не появился здесь дон Арсаго, который с компанией друзей направлялся из своего имения в Венетту. Он ворвался в их размеренный быт, словно камень, упавший в середину тихого озера, подёрнутого ряской. Дед был польщен, что столь важные господа оказали ему честь погостить несколько дней. Мама… не знаю. Наверное, была очарована? Дон Арсаго умел очаровывать, когда хотел.

Через девять месяцев родилась я. Дед, конечно, умел считать до девяти. Он допрашивал мать всеми способами, пока кормилица не пригрозила, что побои могут убить и её, и ребёнка. Мать ни в чем не созналась и не назвала ни одного имени.

Над маленьким поместьем на берегу Бренты сгустились тучи. Помрачневший, угрюмый, дед распустил почти всех слуг, чтобы не было свидетелей его «позора», как он считал. Нас с матерью он запер наверху, в пристройке, которую люди прозвали Чаячьей башней. Крики чаек сопровождали меня с первых дней жизни. Они смешивались с негромкими песнями матери, укачивая меня с колыбели. Просыпаясь по утрам, я видела птиц – таких белых, будто их занесло сюда с чужого неба.

Мать все больше замыкалась в себе. Заточение её не тяготило, отнюдь. Она теперь чаще улыбалась, но почему-то меня пугала её отрешённая улыбка. А ещё – мамина забывчивость и её легкая, птичья беззаботность.

Один раз она проснулась особенно весёлой. Расчесала мои длинные волосы и поцеловала меня. Прибрала нашу комнатку, что-то напевая, распахнула высокое окно, впустив вкусные запахи первой зелени, талого снега и каплю весенней безуминки. Потом вдруг легко, освобожденно рассмеялась – и шагнула наружу.

Я почти уверена, что ей удалось взлететь. Но поскольку мне было уже восемь лет, проверять и выглядывать в окно я не стала.

Два дня в доме царил переполох: хлопали двери, слышались причитания, натужно скрипели давно не смазанные ворота, которые открыли, чтобы впустить похоронную повозку. Про меня все забыли. На третий день спохватившаяся служанка обнаружила меня в башне: на моих плечах сидели две чайки, на коленях лежала сырая рыба. Позвали деда. Тот, оглядев меня, потемнел лицом. Грубо схватив за ворот, волоком стащил меня по лестнице, посадил в лодку и отвез на Терра-деи-Мираколо. «Забирайте, это ваше», – буркнул он, толкнув меня в руки святой сестры. Я забилась, как птица, попавшая в силок. «Она так юна. Её рано учить!» – возразила монахиня. В ответ дед недвусмысленно дал понять, что не собирается платить за моё обучение и вообще принимать какое-либо участие в моей дальнейшей судьбе. Так я стала «серой» послушницей.

В монастыре, однако, жилось неплохо. Нас кормили досыта, а работа в саду была вполне мне по силам. Стало ещё лучше, когда я нашла Пульчино. Я мало думала о прошлом. По моим понятиям, я просто сменила одну клетку на другую, более комфортную. О своем отце я задумалась лишь тогда, когда к нам присоединилась Джулия. Было в ней что-то родное – я почуяла это сразу, еще до того, как заметила наше внешнее сходство. Кстати, больше никто его особенно не замечал. В монастыре ко мне давно привыкли, я была неотъемлемой «серой» принадлежностью его серых стен. «Белые» и «серые» послушницы редко общались друг с другом. Дело не в том, что мы из разных кругов – просто у нас слишком разные интересы.

Да, я впервые подумала об отце, когда повстречалась с Джулией. Слушая её письма, я вспомнила имя дона Арсаго, которое прокричал мой дед, ссорясь с матерью. Это была их единственная ссора, которую мне удалось подслушать.

Но я никогда не думала, что встречусь с графом, до того момента, когда отправилась вместо Джулии в дом Граначчи…

* * *

– Значит, ты искал меня по поручению Джулии? – воскликнула я.

Манриоло не отвечал – не до того было. Мы пробирались к Пьяцетте по узеньким каменным плитам между стеной дома и угрожающе-тёмной пропастью канала. Широкая полоса воды справа от нас резко опустела – никому не хотелось попасть на зуб к неведомым морским чудовищам. Люди были охвачены паникой. Я видела, как некоторых прохожих второпях спихнули в воду. Поэтому Манриоло пробирался вдоль самой стены и крепко держал меня за руку.

Я всё ещё не могла поверить. Так значит, это Джулия послала его сюда! Подруга беспокоилась обо мне… Вытащив нас с Пульчино из лодки, Манриоло в ответ на мои путаные вопросы только закатил глаза и пожал плечами:

– Ты же слышала, что я родом из Аримина. Роберто д’Эсте тоже оттуда. Неужели так сложно было догадаться?! Между прочим, я его слуга.

Вообще-то я и самого Роберто видела всего раз в жизни – откуда мне было знать его слуг?! Мало ли проходимцев из разных городов приезжает сюда, чтобы начать всё заново? Венетта была идеальным местом для этого. Это был город-порт, наводнённый людьми со всех концов света, где человек, не боящийся риска, мог без труда обрести новое лицо и новое имя. Луиджи Манриоло казался мне типичным авантюристом, приехавшем в Венетту попытать удачи.

Тьма опустилась на город, растворив очертания фасадов и крыш. В железном небе громоздились мрачные тучи. Тяжелая, плотная масса воды грузно ворочалась в каменных тисках набережной. Уровень воды в канале стал выше. Маслянистые волны упорно толкались лбами в сырые, замшелые плиты.

– Если придет большая вода – нам крышка, – пробормотал Манриоло и потащил меня дальше. – Скорее! Нам нужно на пристань!

– Зачем? – прокричала я. Впереди в прогалине между домами посветлело, и показались очертания двух колонн с неподвижно замершими грифонами, распростёршими крылья над городом. Только на западе небо ещё сохраняло тёплые оттенки. Тучи, подсвеченные скрывшимся солнцем, походили на тлеющие угли.

Дыхание у меня сбивалось. Со всех сторон нас теснили люди, мне приходилось придерживать под плащом раненого Пульчино, а другой рукой я крепко держалась за пальцы Луиджи. После приключений в крипте ноги плохо слушались. Сквозь гул толпы донесся голос Манриоло, кричавший что-то про корабль.

– У тебя есть корабль?!

Наконец, мы добрались до Золотого дворца. Здесь было свободнее, зато на нас набросился ветер с моря, взметнув подол моего плаща и оставив на губах привкус соли. Аркады колонн рядами уходили вдаль, теряясь в темноте. Наверху во дворце багрово светились два окна, остальные чернели слепыми пятнами. Где-то там лежало тело дона Соранцо. Оплакивал ли его кто-нибудь? Тёмное пространство между дворцом и зданием Прокураций, по ночам обычно тонувшее в безмолвии, сегодня было всё заполнено мятущейся толпой. На площади тоже стоял шум. Взошла луна, и её свет словно бритвой вырезал на фасадах ажурные тени.

Луиджи, оценив моё состояние, прислонил меня к колонне, чтобы дать мне передохнуть.

– У тебя есть корабль? – снова спросила я.

На его невидимом в темноте лице блеснула улыбка:

– Собственно, он не мой, а твоего дона Рикардо. Мы покинем Венетту на «Прекрасной ферроньере».

Я поспешно отшатнулась за колонну:

– Ты собрался отвести меня к Рикардо?! В таком случае – спасибо, но я лучше выберусь сама!

Манриоло успел схватить меня за полу плаща:

– Успокойся, дурочка, Рикардо там нет. А у капитана уговор с синьором ди Горо.

Что?! С Алессандро? Мой спутник снова потащил меня сквозь толпу, ловко пробираясь между людьми, и я больше не пыталась вырваться. Одно имя Алессандро заставило меня послушно следовать за ариминцем, хотя я совсем перестала что-либо понимать. Как так вышло, что они с Манриоло в сговоре?!

Когда мы вышли к причалам, все вопросы умерли у меня на языке. Море сегодня сошло с ума. Поверхность лагуны, обычно гладкая, как стекло, сейчас вся смялась и вздыбилась складками. В ушах свистел ветер, волны неслись к берегу, словно обезумевшие валлуко с пенными гривами. Они ударялись грудью о причальные столбы, набрасывались на камни, пытаясь отгрызть куски. В воздухе висела мелкая соленая взвесь, огоньки Спиналонги вдалеке то показывались, то гасли. С лодок и баркасов, отчаянно пытавшихся добраться до берега, доносились крики. Некоторые лодки перевернулись, и среди пенных гребней мелькали головы людей. Засмотревшись на лагуну, я споткнулась и нечаянно толкнула какую-то женщину, столбом застывшую поперек дороги. Я извинилась, но она даже не шевельнулась, оцепенело глядя в море. Наверное, жена какого-нибудь рыбака. Ветер рвал на ней полушалок, саржевая юбка промокла до колен, гребень готов был выпасть из растрепанных волос – но она ничего не замечала, безучастно комкая концы шали. Кто у неё там, в лагуне? Муж, сын?

Манриоло, идущий впереди, втянул носом воздух, резко и зло:

– Не знаю как, но ты должна это остановить! – прокричал он мне в ухо, стараясь перекричать разбушевавшееся море и взволнованный гул толпы за нашими спинами.

Я разозлилась. Если бы я могла!

– А сам не хочешь попробовать?!

Меня учили, как призывать живущих-под-волнами. Но как отправить их восвояси?!

На пристани не было ни одной лодки, только болтались в прибое какие-то обломки.

– Вон тот парень… почти причалил, – долетел до меня голос Манриоло. – Сейчас я ему помогу!

Приходилось кричать, чтобы что-то услышать, но я не могла не спросить:

– Откуда ты знаешь синьора ди Горо?!

– Так ведь он меня выручил! – крикнул Луиджи, не сводя глаз с приближавшейся лодки. Не все слова долетали до моих ушей, но кое-что можно было разобрать: – …он же знал, что я никого не травил!.. зря, что ли, в тот вечер… на празднике… глаз с меня не спускал!

– Значит, это он помог тебе спрятаться?

Ариминец обернулся ко мне:

– Синьор ди Горо поселил меня на чердаке у своего знакомого трактирщика и посоветовал не мелькать в городе, если я не хочу стать разменной пешкой в играх патрициев. Я всю голову сломал, как бы до тебя добраться! Уже и в церковь пытался тебя вызвать, и к дому ночами подкрадывался – всё без толку!

Тут нас отвлек несчастный рыбак, не чаявший выбраться из пенного котла, в который превратилась взбесившаяся лагуна:

– Э-ге-гей! – кричал он, размахивая он руками.

Манриоло, ловко поймав конец брошенной веревки, обмотал его вокруг причального столба. Выбравшись на твердую землю, рыбак первым делом истово перекрестился в сторону собора. Луиджи что-то крикнул ему, сопровождая слова бурной жестикуляцией, однако мужик никак не мог взять в толк, чего от него хотят, и, похоже, вообще плохо сознавал, на каком он свете:

– Лодка? Зачем она вам? – тупо переспросил он, глядя на нас белыми безумными глазами. Когда Манриоло, не торгуясь, протянул ему яркую серебряную монету, рыбак даже отшатнулся:

– Плыть туда?! Да вы рехнулись!

Впрочем, отговаривать нас он не стал. Покачав головой, сгреб лапой деньги, бросил вёсла наземь и поспешно затерялся в толпе – вероятно, боясь, что мы передумаем.

– Не боись, не потонем, – бормотал Манриоло, подталкивая меня в сторону лодки. Я, однако, сомневалась, что нам удастся добраться до корабля. Нужно быть действительно сумасшедшим, чтобы окунуться в это кипящее варево!

Вдруг послышался оглушительный треск, и земля задрожала у нас под ногами. Над площадью заметался новый всплеск паники. С того места, где мы стояли, нельзя было разобрать, что там творится. Я успела заметить, как нечто черное и блестящее высоко взметнулось над желтыми вспышками факелов. Во все стороны брызнули булыжники и мелкие камни. Насколько помню, главная городская площадь, вымощенная красным кирпичом, когда-то покоилась на двух островах. Сто лет назад здесь, посередине, проходил канал, который потом засыпали и замостили. Похоже, вода снова пыталась пробить себе путь наружу.

– Скорее! – Манриоло, не церемонясь, сгреб меня в охапку и бросил в лодку.

Земля тряслась; грифоны в вышине, озарённые луной, расправили крылья, словно приготовясь взлететь, когда рухнут их пьедесталы. Пульчино под моим плащом дрожал крупной дрожью, царапая мне грудь коготками. Ему было страшно. Мне тоже.

В этот раз веревка не понадобилась – у моего спутника нашлась при себе специальная упряжь.

– Гриджо, Гриджо! – позвал он.

Лицо Манриоло приняло сосредоточенное, слегка отрешённое выражение, которое было мне хорошо знакомо. Такое же выражение я могла бы увидеть на собственном лице, когда связывалась с Пульчино.

За бортом послышался негромкий нетерпеливый свист. Разметав клочья пены, из воды вынырнула черная гладкая голова. «Куда же вы запропали?» – будто говорил взгляд валлуко. Луиджи в один миг надел на него упряжь, пропустив ремни под плавниками.

«Ага, значит, он действительно сжульничал во время гонок!» – мелькнула неуместная мысль. Сейчас на валлуко была вся наша надежда.