Текст книги "Чайка с острова Мираколо"

– Тётя, вам не кажется, что траур на маскараде – это уже чересчур? – спросила я.

– Пригодится на всякий случай, – ответила донна Ассунта мрачным тоном, полным недобрых предчувствий.

Я хотела возразить, но вовремя вспомнила, чем закончилась предыдущая вечеринка в доме Арсаго, и послушно умолкла.

Тем не менее, несмотря на мрачные прогнозы Ассунты и чрезмерное усердие Алессандро ди Горо, замучившего всех своими требованиями безопасности, вечер начался очень весело.

Я еще никогда не бывала в Венетте в Ночь Тысячи Огней. Вид Большого канала, озарённого всплесками яркого пламени, меня просто сразил. Казалось, никто не спал в эту ночь. Все дома были ярко освещены, отовсюду слышалась музыка. Мы тоже были готовы. По стенам салона развесили парадные гобелены, отчего они заново расцвели свежими красками. На тканях были вытканы фантастические чудовища: грифоны, дикие кошки с человеческими головами, пёстрые тигры, драконы… При мерцающем, неровном свете свечей этот сказочный мир двигался и оживал. Повсюду расставили столы с вином, фруктами и прохладительными напитками, на террасе развесили фонари.

Наше настроение немного омрачила болезнь графини, которая была так слаба, что даже не смогла появиться на празднике. Я растерялась, когда дон Арсаго неожиданно предложил мне, как будущей хозяйке, взять на себя труд приветствовать гостей.

– А кого ему просить? Не Джоанну же, – хмыкнула Ассунта, помогая мне управиться с платьем. Её старая неприязнь к Джоанне только крепла со временем.

– Тем более что ты уже почти член семьи.

«Надеюсь, что не удостоюсь этой чести», – подумала я, нервно разглаживая юбку ладонями.

Я так переживала от свалившейся на меня ответственности, что изо всех сил старалась не ударить в грязь лицом. Гости прибывали один за другим, и через час у меня уже в глазах рябило от шелков и бархатов всех оттенков. Дон Арсаго был популярен в Венетте, а его дом славился хорошим винным погребом, так что на праздник явилась уйма народу. Парадная приветственная улыбка, казалось, навеки приклеилась к моим губам.

Мой взгляд, измученный разноцветьем, с удовольствием остановился на единственном строгом тёмно-лиловом камзоле – и в тот же момент я узнала синьора ди Горо. Его легко было узнать, так как среди гостей он единственный был без маски. Он держался в стороне, будто нарочно подчеркивая, что находится здесь не для развлечений. Я заметила, что в начале вечера он часто посматривал в мою сторону, однако подойти не решился.

В такую ночь, как сегодня, дама могла и сама проявить инициативу. Я подумала, что никто не имеет права торчать с мрачной миной посреди нашего праздника, распугивая других гостей! В конце концов, хозяйка я тут или нет?

С этими мыслями я осторожно пробиралась через толпу. Алессандро не сделал мне ни шага навстречу, но его взгляд чувствовался, как прикосновение. Сама не знаю, откуда во мне взялось столько храбрости. Как будто лёгкое кружево, скрывавшее моё лицо, сделало меня немного чужой. Теперь я лучше понимала Джоанну! Маска действительно дарила приятное ощущение свободы, граничащей с дерзкой бравадой. Весёлые голоса, музыка и шелест праздничных платьев горячили кровь, зажигая во мне лёгкую безуминку. Сегодня карнавал – значит, многое позволено!

Алессандро, судя по его строгой мине, так не считает.

– Добрый вечер, маска, – произносит он традиционную фразу. Белоснежная улыбка на мгновение освещает его лицо, но почти сразу гаснет. Словно свечу задули.

От его доброжелательного спокойствия у меня вдруг исчезают все заранее припасённые фразы. Все слова кажутся неуместными, неуклюжими… Лучше бы он просто пригласил меня танцевать! Танец хорош тем, что не требует слов.

Разве можно как-то объяснить это внезапное ощущение узнавания, душевной близости, которое испытываешь к совершенно постороннему человеку? Нет, слова – они как ржавое зеркало, в котором толком и не разглядишь собеседника.

Жаль, что Алессандро танцевать явно не расположен.

– Ну, не будьте же так серьёзны! – вкрадчиво начинаю я. – Дон Арсаго прав, говоря, что мрачные мысли заразительны. Глядя на вас, я, пожалуй, тоже стану мрачной.

Серые глаза смотрят на меня долго и пристально – слишком долго и чересчур пристально.

– Это у вас получается прекрасно, – наконец отвечает он, и от его голоса мне вдруг становится холодно. Таким тоном можно заморозить целую лагуну.

– Что вы имеете в виду? – невольно спрашиваю я, хотя понимаю, что лучше было бы не уточнять. Разговор опять свернул куда-то не туда. Почему-то с Алессандро у меня это случается часто.

– А вы не замечали? – говорит он почти сердито. – Вы, как зеркало, отражаете собеседника! С Инес вы ведёте себя мягко и сердечно, зато с Рикардо становитесь насмешливой и остроумной. Бьянка считает вас весьма разумной девицей, а Джоанна отчего-то видит в вас такую же кокетку и сплетницу, как она сама. Это странно, не правда ли? Даже интересно, какая вы на самом деле! Кто вы на самом деле, Джулия?

Моё праздничное настроение лопается со звоном, как стеклянный бокал. Я уже жалею, что подошла. Хочется куда-нибудь спрятаться от его ищейской проницательности и умения видеть гораздо больше того, что ему хотят показать.

По крайней мере, у меня хватает самообладания, чтобы улыбнуться:

– Ладно, знаете что? Я вижу, вам здесь вовсе не скучно, так что прошу прощения. Пожалуй, я оставлю вас наедине с вашей прозорливостью. Всего хорошего!

И я быстро отступаю, стараясь, чтобы мой уход не выглядел как бегство.

– Джулия! – слышится сзади, но я не оглядываюсь. Наоборот, ускоряю шаг.

Сам того не зная, Алессандро наступил мне на больную мозоль. После происшествия в Зале Масок я боялась посмотреть на себя в зеркало. Мне казалось, что моё лицо постепенно меняется. Скулы становятся более острыми, а в глазах поблёскивает золото, как у паурозо.

Я так мало знала о моей магии! Некоторые считали, что связь кьямата постепенно меняет человека. Те обрывки сведений, которые мне удалось ухватить в монастыре, не давали чёткого ответа. Я впервые осознала, насколько была неопытна. Как ребенок, играющий на отмелях во время отлива, не подозревая о том, что море может поглотить его с головой. В детстве магия была для меня просто игрой. Наша связь с Пульчино возникла так давно, что казалась чем-то естественным, как дыхание. Но Карита – это другое дело. Что могло произойти со мной после долгих утренних бдений у логова паурозо? Могла ли я измениться? Кто я теперь? И что станет с моей личностью?!

«Да нет у тебя никакой личности, – утешал меня Пульчино, когда ему особенно досаждали мои метания. – Ничуть ты не изменилась. Как была простофилей, так и осталась!»

Но недавно я вдруг поняла, что Пульчино тоже стал немного другим. В нем появилась осознанность. Нормальные чайки жили как бог на душу положит, Пульчино же научился задумываться о своих поступках.

– О чем вы грустите, прекрасная донна? Такая красивая девушка в эту ночь не должна предаваться печали, – произнес кто-то у меня за спиной.

Оглянувшись, я увидела незнакомого кавалера в пестром камзоле, плаще и черной бархатной полумаске. Понятия не имею, кто он такой. Сегодня на празднике было столько чужих, что я совершенно запуталась. Кажется, этого господина я видела в начале вечера рядом с Инес. Или с Джоанной? Не помню. Поди разберись в этой кутерьме!

Синьор вежливо поклонился:

– Смею надеяться, у меня есть нечто, что поможет развеять вашу печаль, – сказал он, передавая мне сложенное письмо.

Я не сразу решилась его взять. А вдруг это тот самый поклонник, который так настойчиво звал меня встретиться у церкви Святой Марины? «Если в письме назначено очередное свидание, то я просто припру этого красавчика к стенке, сорву с него маску и потребую объяснений!» – сердито подумала я, разворачивая конверт. Однозначно, это было влияние паурозо.

От волнения строчки письма прыгали у меня перед глазами. Записка была короткой – всего лишь несколько размашистых строк.

«Как ты, Джули? Я постараюсь вернуться к празднику. Береги себя. Твой преданный брат Рико».

Меня охватило непередаваемое облегчение. Всю злость и тревогу как рукой сняло. Я готова была расцеловать этого чудесного человека, который принёс мне такую счастливую весть. Рико возвращается! Наконец-то! Улыбнувшись, я прижала драгоценное письмо к груди. Незнакомый вельможа был явно рад за меня.

– Стало легче?

– О да, спасибо! Но мне срочно нужно домой!

Нужно было приготовить все к приезду Рикардо. Собрать ужин, растопить камин в спальне… Я стрелой метнулась к террасе. Где же наша гондола? Где Фабрицио? Мой новый знакомый, едва поспевая, вышел следом за мной.

– Фабрицио уехал, госпожа, – сказал один из гондольеров, одетый в черный камзол и красные чулки – цвета графа Арсаго. – Просил передать, что отправился встречать синьора Рикардо.

Надо же, как некстати! Я даже топнула ногой с досады. А вдруг Рикардо уже дома? Ну почему, почему он не известил нас заранее?! Я бы украсила комнаты, распорядилась подать печеных крабов, оливок по-асколански и вина – всё, как он любит…

– Если вы желаете отправиться в дом Граначчи, для меня будет честью услужить вам, – поклонился черно-красный гондольер, широко улыбнувшись. Его зубы блестели в свете факелов.

Какая замечательная идея! Я с благодарностью ухватилась за его руку, забираясь в гондолу. Суровый окрик с террасы заставил нас обоих замереть на месте:

– Джулия?

Из оранжевой сетки освещенных окон выступил черный силуэт донны Ассунты. Я в радостном нетерпении помахала письмом:

– Это от Рикардо! Он возвращается! Я сейчас же еду домой!

– Что ж, давно пора, – невозмутимо согласилась Ассунта, подбирая край покрывала и влезая в лодку следом за мной. – Завтра я пришлю за вещами. И когда графиня поправится, не забудь навестить ее, чтобы поблагодарить за оказанную милость.

Мне было не до светского этикета. Рикардо здесь, и наконец-то я его снова увижу! Дорога до дома промелькнула, словно во сне. Темнота Большого канала таяла в чёрном бархате ночи, в его глубине ярко горели отражения факелов и светильников. Когда весло погружалось в плотную воду, по ней шли золотые складки, как по ковру.

Дом Граначчи был самым тёмным и тихим на улице. Почти все слуги ушли праздновать к родственникам, так что были освещены только два окна внизу, да ещё горел факел на причале. В его свете тускло поблескивала цепь. Я с раскаянием подумала, что совсем забыла сегодня о Карите. Не испугал ли её праздничный шум и взрывающиеся шутихи?

Ладно, это подождет. Сейчас все мои мысли были заняты предстоящей встречей. Нужно найти людей, проверить запасы, зажечь побольше огней…

Сзади вдруг послышался шум и плеск. Оглянувшись, я увидела, как Ассунта споткнулась, падая на колени. Гондольер поднял руку с занесённым ножом, лезвие которого блеснуло тускло и зло. Он с размаху ударил её ножом в спину. Послышался стон и хрип. Я онемела.

Это дурной сон. Этого не может быть. Однако «гондольер», пинком отшвырнув тело в сторону, уже направлялся ко мне. Нож в его руке был чёрен от крови. Я хотела крикнуть, но не могла выдавить ни звука из пересохшего горла. Мои ноги внезапно ослабли, будто из меня вытащили все кости. Неуклюже попятившись, я споткнулась о цепь.

– У твоей цепной твари сегодня тоже будет праздник, – осклабившись, произнес убийца.

* * *

Его тень надвигалась на меня, как гора.

«Он скормит наши тела паурозо, – молнией мелькнула мысль. – Все решат, что Карита вырвалась из-под контроля и убила нас обоих. О, мадонна! Кто-нибудь, помогите!»

Внезапно что-то проносится мимо, оттолкнув меня в сторону, так что я падаю, обдирая ладони и локти. Кажется, я кричу, но не слышно ни звука. Небо и земля меняются местами, затылок взрывается болью. Свет факела на террасе обтекает две сцепившиеся фигуры. Кожа паурозо влажно лоснится, убийца старается высвободить руку с занесенным ножом. Слышится хруст, рычание, от которого остатки моей крови стынут в жилах. Дёрнувшись, человек успевает ударить – один раз, второй. Потом оба с шумом и плеском срываются в канал. А у меня наконец-то прорезается голос:

– Помогите! На помощь!

Кажется, я всё-таки могу подняться. На причале пусто, только на самом краю чернеет неподвижное тело. Донна Ассунта! Забыв обо всём, я падаю рядом и пытаюсь приподнять её голову. Пульс очень слабый, но она жива, жива! Мои руки пачкаются в липкой крови.

На канале слышится плеск, и я чуть не теряю сознание от страха, представляя, что сейчас из воды снова вылезет убийца с ножом. К счастью, мне знаком этот голос. К нам спешит лодка, среди гребцов в ней я узнаю Алессандро. Он зовёт меня по имени. В доме наконец-то распахивается дверь, выбросив на террасу пятно желтоватого света. Слышатся испуганные голоса. Только что никого не было, а теперь рядом со мной – целая толпа, и все о чём-то шумят. Какая-то женщина в шали, наброшенной прямо на рубашку, заходится в громких рыданиях. Я сижу и боюсь отнять ладонь от шеи Ассунты, где еле-еле бьётся тонкая жилка.

– Позовите доктора, скорее! Позовите мэтра Фалетруса! – говорю я снова и снова, но меня никто не слышит.

* * *

Если Ассунта выживет, этим она будет обязана Алессандро.

Выбравшись на пристань, он в два счёта успокоил сбежавшихся слуг, отправил людей за Фалетрусом, всем нашёл какое-то дело. Вскоре меня усадили на кухне с чашкой горячего отвара, а Ассунту перенесли в спальню наверху. Руки у меня слегка дрожали от пережитого, так что чашка позвякивала о блюдце. Синьор ди Горо сидел напротив, молча глядя в огонь. Мы оба ждали, что скажет Фалетрус. Наверное, мне следовало помолиться за Ассунту, но я просто не могла. Мысли путались, перед глазами снова и снова всплывала картина: Карита, сцепившаяся с убийцей на краю террасы.

– Их… не нашли? – откашлявшись, спросила я. Невыносимо было вот так сидеть молча и ждать.

Алессандро молча покачал головой. Потом нехотя ответил:

– Мои люди вытащили тело этого «гондольера» из воды, но опознать его будет проблематично.

– Моррены… – понимающе сказала я. Алессандро кивнул.

Я думала не об убийце, а о Карите. Я обещала ей свободу… а вышло… Почему она решила меня спасти?!

– Почему вы вдруг решили уехать? – спросил Алессандро.

Я не сразу поняла, о чем он говорит. Бал, маскарад и веселье в доме Арсаго сейчас были неизмеримо далеко от меня, словно за тысячу миль. Трудно поверить, что всего лишь несколько часов назад я беззаботно веселилась на празднике.

– Это все из-за нашего разговора? – продолжал он с волнением в голосе. – Простите меня. Я был непозволительно груб. Простите, Джулия…

Я потёрла лоб. Что он хочет узнать? Почему я внезапно сорвалась домой? Ох, я же совсем забыла о письме!

Злосчастное письмо до сих пор лежало у меня за корсажем. Я поспешно выложила его на стол и отбросила от себя подальше, как ядовитую змею.

Алессандро с интересом придвинулся к столу.

– Я тоже слышал, что Рикардо возвращается, – сказал он через некоторое время. – Но это не его почерк. И совершенно не его манера. Он бы никогда такого не написал.

«И настоящая Джулия, конечно, сразу догадалась бы об этом», – пронеслось у меня в голове. Страх холодком прошел по спине, заледенели руки. Попалась.

Я сидела, обхватив чашку ладонями, не решаясь поднять глаза. Это странно, но в глубине души я чувствовала облегчение. Наконец-то можно все рассказать. Переложить свою ношу на кого-то другого. Слишком долго я колебалась, и сегодня по моей вине чуть не погибли двое!

Если бы я показала это письмо Ассунте, она сейчас была бы здорова. И Карита была бы жива. Столько зла произошло оттого, что я взялась не за свое дело. Синьор ди Горо – начальник охраны, разбираться с преступлениями – это его работа. Кроме того, ни один человек в Венетте не вызывал у меня такого доверия.

Жаль, что он целиком и полностью на стороне дона Арсаго.

В ушах, как наяву, снова зазвучал дребезжащий голос синьора Сакетти: «Дон Арсаго своим благородством приковал к себе мальчишку надежнее, чем цепью, хе-хе. Превратил его в оружие, все равно что выковал меч себе по руке. Однако даже самый надёжный меч может сломаться…»

Сейчас Алессандро держится со мной как друг, но как только я выложу ему свои подозрения против графа, он превратится во врага. Захочет ли он помочь? Или сбросит меня в канал, закончив дело, начатое убийцей?

И все-таки придётся ему рассказать. Я уже набрала воздуха в грудь, когда на пороге внезапно возникла Мелина. Она не успела переодеться – так и стояла в шали поверх рубашки, лицо красное, опухло от слёз.

От волнения у меня перехватило горло:

– Как… что с тётей?

– Синьор Фалетрус собирается остаться у неё на ночь, – вздохнула Мелина. Всхлипнув, утёрла глаза краешком шали. – Я растопила камин в вашей спальне, синьора. Вы можете лечь, если хотите.

Мечта о тёплой постели очень соблазнительна, но для этого пришлось бы поднять себя со стула и проделать немыслимо долгий путь по лестнице. Я с трудом могу пошевелиться, тело кажется таким тяжелым, будто я завязла в илистом дне лагуны, и на меня давит вся толща воды. Очертания кухонной утвари расплываются перед глазами. Голова плывет, как после падения. Наверное, кудесник Фалетрус что-то подмешал мне в отвар. Пятна света пляшут по стенам, и откуда-то издалека доносятся голоса служанки и Алессандро:

– Позвать доктора?

– Не нужно, она просто спит. Я сам её отнесу, посветите мне.

Кажется, я действительно сплю. Меня подхватывает мягкая полутьма, границы которой теряются в темноте. Вспыхивают и гаснут вокруг мерцающие блики. Эта картина кажется такой знакомой… Ну конечно! Я снова в крипте, у себя дома. В безопасности. От пронзительно-острого чувства защищённости щемит в груди, и на глаза сами собой наворачиваются слезы.

– Он хотел ударить меня ножом, – жалуюсь я, когда темнота ласково гладит меня по щеке.

– Пусть только попробует. Я ему не позволю, – слышится в ответ с такой убеждённостью, что я невольно улыбаюсь. И засыпаю уже окончательно.

Глава 13

На следующее утро я долго смотрела в потолок с цветочным орнаментом, прежде чем сообразила, что нахожусь в доме Граначчи, у себя в спальне. Судя по бликам от воды, танцующим на потолке, близился полдень. Вокруг царила мирная тишина, и на одну чудесную минуту можно было поверить, что вчерашние ужасы мне просто приснились. Но тут проснулась моя память, услужливо подсунув жуткую картину: две сцепившиеся фигуры на причале, тусклый блеск ножа, тяжёлое тело донны Ассунты в намокшем от крови платье… С кровати я слетела быстро, как вспугнутая куропатка.

На террасе в выщербленных плитах, подсушенных солнцем, кое-где ещё остались тёмные потёки. Рядом с опустевшим логовом валялась цепь с разорванным железным кольцом. Остальные следы преступления были надёжно скрыты в мутной зеленоватой воде. Мне пришлось глубоко вдохнуть несколько раз, чтобы унять головокружение.

Значит, не приснилось.

Нужно было поскорее узнать, что с Ассунтой. Здесь ли ещё доктор Фалетрус? Развернувшись, я пробежала через прохладный холл, взлетела по лестнице… и замерла за дверью салона, услышав внутри голоса.

– Это ужасно! В голове не укладывается!

Я узнала голос Рикардо, и моё лицо само расцвело в счастливой улыбке. Он всё-таки приехал! Я уже готова была влететь в комнату, чтобы приветствовать его, как полагается любящей сестре, но второй голос заставил меня притормозить:

– Фалетрус сказал мне перед отъездом, что у донны Ассунты есть шанс, но пока что она в беспамятстве и очень слаба.

Алессандро? Он ещё здесь? Я прижалась ухом к портьере, висевшей за дверью. Зелёный плюш кое-где посерел от пыли, и у меня, как назло, зачесался нос. Только бы не чихнуть!

– Проклятый убийца! Счастье, что он не успел добраться до Джулии!

От слов Рикардо у меня потеплело в груди, но интонации Алессандро заставили насторожиться:

– Да… не успел. К счастью. Она натравила на него паурозо.

«Это не я… Карита сама так решила…» – думаю я с раскаянием. Меня снова пронзило чувство вины. Я обещала, что она будет свободна! А вышло…

– Его опознали? – спросил Рикардо. Его голос звучит как-то нервно.

– Шутишь? Моррены не оставили нам такой возможности. Тела паурозо мы вообще не нашли.

– Наверняка это кто-то из людей Фальери. Проклятье! Джулия – ценный козырь для дона Арсаго, вот они и постарались избавиться от неё!

– Для дона Арсаго и для тебя тоже, – уронил Алессандро. От холода в его голосе у меня по спине пробежали мурашки. Я сильнее вжалась в портьеру. – Ты ещё не был на острове Мираколо?

– Когда бы я успел? – огрызнулся Рикардо. – Я торчал в Патаве с Энрико, потом примчался сюда, и меня ошарашили новостью о покушении!

Краем глаза я вижу обоих. Рикардо стоит ко мне спиной в такой напряжённой позе, будто перед ним не друг, а противник на поединке. Серые глаза Алессандро похожи на ледяные лезвия. Его губы скривились:

– Примчался? Ты добрался сюда только под утро, хотя уехал из Фьюзи вчера днем! Я это знаю наверняка, так как во Фьюзи постоянно дежурят мои люди. Стерегут Манриоло, если он надумает сбежать из Венетты этим путем.

Рикардо так злится, что это даже по спине видно:

– На что ты, черт возьми, намекаешь? Это допрос?!

– На то, что донна Ассунта определённо имела подозрения против твоей… сестры, и вчера её чуть не убили. Хотя я рад, что Джулия не пострадала.

Я чувствую, что мне не хватает воздуха. Это неправда! Алессандро ошибается. Вчерашний наёмник хотел убить и меня тоже. Он хотел убить нас обеих! Голос Рикардо дрожит от злости:

– И ты подумал, что я… да как ты смеешь?! Ладно, я объясню. Вчера я сначала заехал на Дито, так как узнал, что «Прекрасная ферроньера» наконец-то вернулась в порт. Весь вечер мы с капитаном разбирали дела, когда вдруг явился Фабрицио, весь в мыле, и заявил, что Джулию чуть не убили. Он сказал мне, что ты занялся этим делом, и я был уверен, что Джулия в безопасности, а потому не особенно торопился. Теперь ты доволен?

В комнате повисло насыщенное молчание. Потом Алессандро насмешливо пожал плечами:

– Конечно, ведь сестра для тебя – лишь «ценный козырь»… Корабль, безусловно, важнее.

– Да, если хочешь знать! – вспылил Рикардо, стукнув кулаком по столу. – Я десять лет из кожи вон лезу, пытаясь сохранить то, что нажил отец! Я ночами не спал, вникая во все тонкости торговых операций, научился торговаться с лоцманами и менялами, чуть не сдох от корабельной еды, когда болтался в море у берегов Сиккилы, а остаток крови мне выпили портовые чиновники! И всё, что я требую от моей никчёмной сестрицы – чтобы она вышла замуж за одного из самых достойных женихов Венетты! Вроде я не многого прошу, а? И мне плевать, что там случилось на острове! Если святые сёстры и живущие-под-волнами смогли вложить ей в голову хоть каплю здравого смысла, я буду благодарен им по гроб жизни!

Алессандро что-то тихо ответил, но я этого уже не расслышала. В ушах шумело, дыхание перехватывало от обиды. Отступив на цыпочках подальше от портьеры, я опрометью метнулась к себе. Захлопнула дверь и сползла по стене, закрыв лицо руками.

«Ценный козырь»… «никчёмная девчонка»…

Лицо горело так, словно меня отхлестали по щекам.

«А на что ты надеялась? – строго спросила я у себя. – Что он влюбится в тебя?! Ты же явилась к нему под личиной сестры!»

В глубине души у меня зрела мечта, что когда-нибудь Рикардо узнает, на какой риск я пошла ради Джулии и него самого, и оценит меня по достоинству. Но я понимала, что это всё – пустые мечтания. Даже если бы наши жизни сложились иначе, даже если бы меня представили ему на балу как одну из венеттийских патрицианок, это не пробудило бы в нём никаких чувств. Он меня попросту не замечал. Так же, как год назад, когда Джулия издали показала мне своего брата среди весёлой суматохи праздничного шествия… В тот момент мир для меня словно перевернулся. Солнечные лучи стали ярче, воздух наполнился сладостью, и нарядная площадь вокруг нас заблестела, как драгоценная брошка на голубом платье неба. С того дня мои мечты, которым я предавалась в уединении крипты, приняли несколько иной оттенок.

Любовь – слишком сильное чувство для одного человека. Она греет, если разделить её на двоих, но когда её огонь горит лишь в одном сердце, оно вскоре устанет и обратится в пепел.

Снаружи послышались голоса служанок. Дом просыпался. Кто-то звенел посудой на кухне, во дворе заскрипел ворот колодца… Отлепившись от стены, я старательно умылась, чтобы скрыть покрасневшие глаза. Что поделаешь, если Рикардо ко мне равнодушен? Это ничего не меняет в моих планах. Придав лицу подобающее выражение, я вышла из безопасного уединения своей комнаты, чтобы и дальше добросовестно играть свою роль.

– Мелина! Мелина! – долетел из салона весёлый голос Рикардо. – Куда она подевалась, бесстыдница? Где таринский сыр? Где ветчина? Мы здесь, понимаешь, умираем от голода!

Я подумала, что решительно не понимаю мужчин. Только что они готовы были поубивать друг друга, а теперь смеются и спорят, что лучше подать на завтрак: колбаски под соусом или острый сыр с ветчиной!

Хотя… что я вообще понимаю в дружбе? Стоя на верхней площадке лестницы и касаясь ладонью гладких перил, я вдруг ощутила острое одиночество. Венетта не стала мне родным городом, я была здесь чужой, отгородившись от всех стеной из вранья, которую сама же воздвигла. На какой-то миг мне отчаянно захотелось вернуться назад, на остров Терра-деи-Мираколо, где меня окружали друзья, жизнь была безоблачной и невинной, а ложь – маленькой и безобидной.

С этой маленькой лжи всё и началось.

* * *

Мы с Джулией сидим вдвоём, и крипта обнимает нас тихими тёмными крыльями, солнечные блики ластятся к стенам и потолку, колеблясь в хаотическом танце.

– Может, сходишь в скрипторий вместо меня? – просит она умоляюще.

Друг от друга у нас давно нет секретов. Я вижу её мысли как на ладони, и она мои тоже. В крипте Джулии тесно и душно. Её влечет в сад, к беззаботному пению птиц, где одуряюще пахнет нагретой травой, а в дальнем, самом запущенном углу дремлет старый каштан. Его густая крона удачно скрывает тот факт, что каменная стена в этом месте наполовину разрушилась, превратившись в удобную лестницу для незваных гостей. По крайней мере, для тех, кто не боится порвать свою куртку о колючую ежевику.

В последние дни наш каштан навидался такого, что его листья начинают краснеть от неловкости.

– Он обещал тебе прийти сегодня? – прямо спрашиваю я.

Подруга не отвечает. Сбросив белое одеяние, она бестрепетно входит в тёмную воду, скороговоркой бормочет положенные молитвы, проводит ладонями по воде и стрелой вылетает обратно.

– Б-р-р! Холодная!

Она шумно отряхивается, как щенок, так что брызги долетают даже до меня. Отжимает тяжёлые, потемневшие волосы. Вода в крипте ещё долго ходит рябью, нервно поблескивает, оскорблённая таким пренебрежением. Я укоризненно качаю головой:

– Ты хоть понимаешь, что в такой молитве нет ни грана святости? – говорю я с нарочитой строгостью.

Судя по шороху, Джулия уже успела облачиться в мою серую хламиду. Подойдя сзади, она обнимает меня крепкими мокрыми руками, распустившиеся концы волос щекочут мне шею:

– Тогда помолись и за меня тоже, милая Умильта… Ну пожалуйста! Не волнуйся – никто не заметит! Сестра Агата подслеповата, да и вообще всем безразлично. Тем более что ты гораздо сильнее меня в искусстве кьямата! Настанет день, когда ты нас всех ещё поразишь.

Я лениво думаю, что могла бы поразить сестер прямо сейчас… если бы не Пульчино. Я могла бы прийти к сестре Агате – я, скромная «серая» послушница! – и продемонстрировать ей стаю чаек, послушную моему… нет, нашему с Пульчино призыву. О, святые сёстры были бы просто счастливы! Они обрядили бы меня в белые одежды и раскрыли передо мной заветные сундуки с книгами – крупицы драгоценных знаний, собранные монастырем за долгие годы.

Да, а Пульчино заперли бы в клетку и берегли как зеницу ока, потому что такие тесные союзы, как наш – исключительная редкость. Наши монахини житья бы ему не дали, изучая нас обоих вдоль и поперек. Пульчино терпеть не мог клетки. Я не могла с ним так поступить. И мне было жаль подругу, которую насильно заставляли учиться, хотя искусство кьямата было ей вовсе не интересно.

Вдруг подумалось, что, может быть, её страсть к «собиранию каштанов» – это некая форма протеста против её собственной клетки?

Мне всегда было сложно сделать выбор. Любое решение даётся мне ценой мучительных колебаний. Джулия знает об этой моей особенности, поэтому, как обычно, решает всё за меня. Наскоро попрощавшись, она хватает мои сандалии, нехитрые садовые инструменты – старенькую мотыгу с короткой ручкой да «рыхлилку», похожую на скрюченную птичью лапу – и убегает. Какое-то время я слышу шлепки босых ног по каменным ступеням, но потом и они затихают. Гаснет эхо. Я остаюсь одна, не считая череды отражений в полированных колоннах и зеркально-тёмной воде.

Белые одежды, небрежно брошенные на камни, похожи на чаячьи крылья. С замирающим сердцем я трогаю их ладонью, чувствуя, как сердце колотится от предвкушения. Мою подругу ждёт старый каштан в углу сада и, возможно, чьи-то жаркие объятья под его пышной всепрощающей кроной. А меня – урок кьямата и волшебство, которое иначе мне недоступно.

Удар колокола вынуждает меня поспешить. Я быстро набрасываю платье, привычно нащупывая серебряные застёжки. Пульчино откуда-то издалека машет мне крылом, желая удачи. Наша дружба стала только крепче благодаря этой общей тайне, разделённой на троих. Тайне, подарившей всем нам глоток свободы.