Текст книги "Чайка с острова Мираколо"

Глава 14

По решётчатым оконным переплётам стекал дождь. Сирокко улетел прочь, забрав с собой тяжёлую духоту, и на улицах снова воцарился привычный туман. В доме было прохладно, камины уже не топили. Стоя перед окном в салоне дома Граначчи, я держала в руках письмо от донны Арсаго, в котором она просила меня вернуться и погостить у них ещё немного.

– Похоже, граф не может без тебя обойтись, – пошутил Рикардо. – Наверняка, это он попросил жену написать тебе.

Я тоже так думала. Донна Арсаго всегда держалась со мной очень мягко, но у меня сложилось впечатление, что она немного опасалась меня и с радостью спровадила бы куда-нибудь подальше.

– Там тебе будет безопаснее, – продолжал Рико. – У Арсаго хорошая охрана, а я все-таки не могу стеречь тебя целый день! Кто-то ведь должен и делами заниматься!

Мне не хотелось уезжать. Казалось, что вернувшись к весёлому обществу в доме Арсаго, я словно предам Ассунту, пострадавшую, между прочим, из-за меня. Хотя в уходе за больной от меня было мало толку. Я ужасно боюсь вида крови, при одном взгляде на рану у меня немеют колени и темнеет в глазах. Этот глупый страх делал меня неуклюжей, так что я вечно проливала воду или путалась в лекарствах. В конце концов, мы с Мелиной разделили обязанности: она ухаживала за раной, а я читала тёте лёгкие книги и следила за лихорадкой, которая, к нашему беспокойству, все никак не проходила. Фалетрус приезжал каждый день со своим черным саквояжем, делал перевязку, слушал дыхание больной и все больше мрачнел.

Проводить меня в графский дом явился сам Алессандро ди Горо. Похоже, граф действительно всерьез озаботился моей безопасностью! В это время я, как нарочно, вышла из комнаты, чтобы распорядиться насчет обеда, и столкнулась со своим провожатым на площадке лестницы. Алессандро поднимался навстречу, как всегда собранный и серьёзный, в серо-чёрном неброском дублете и тёмном плаще, отсыревшем от непогоды. При виде меня постоянная озабоченность на его лице сменилась каким-то другим, непонятным выражением. Я молча кивнула ему, стараясь не выдать своего страха.

Мы так и не договорили в тот вечер. Алессандро никому не сказал о записке, с помощью которой меня выманили с праздника, но сам о ней вряд ли забыл, так что теперь я съёжилась в ожидании допроса. Вместо этого он бережно взял мои руки в свои. Ладони у него были тёплые:

– Как вы, Джулия?

Мне было совестно взглянуть ему в лицо.

– Уже лучше, спасибо, – буркнула я.

– Вижу, вы обзавелись оружием? – спросил он с легкой усмешкой. Тренированный взгляд сыщика, конечно же, заметил кинжал, который я с той ночи постоянно носила при себе. Больше никто не сможет застать меня врасплох!

Возмущённо вскинув голову, я наткнулась на ободряющую улыбку:

– Мне нравится ваш боевой настрой.

Странно, и почему мне раньше казалось, что улыбка ему не к лицу?

Желание всё рассказать вспыхнуло во мне с новой силой, но внезапно в соседней комнате послышались приглушенные ругательства, простучали шаги – и на площадку, как вихрь, вылетел Рикардо:

– У «Ферроньеры» проблемы с таможней, так что мне срочно придётся ехать на Дито! – выпалил он. Затем крикнул, свесившись с перил: – Эй, Фабрицио, готовь лодку! Джулия, ты собралась?

Я не могла придумать ни одной причины, чтобы отложить отъезд. Все мои вещи так и остались в доме Арсаго, даже собирать было нечего.

– Я ещё не виделась с тётей.

Коротко поговорив со служанкой, я направилась в теткину спальню. Рикардо тоже выразил желание повидаться с больной, и Алессандро отправился с нами, так что в комнату мы заявились втроём. Подойдя к алькову, я поправила подушки у изголовья, с жалостью отметив, что за ночь лицо Ассунты ещё больше осунулось, а коричневые подглазья стали темнее. Двое мужчин, неловко замешкавшись, остались стоять у порога. Медленно повернув голову, Ассунта в упор посмотрела на меня. Темные глаза на её восковом, исхудавшем лице так горели, будто вся жизнь сосредоточилась в них. На один миг в её взгляде мелькнуло узнавание, но потом она испуганно покосилась на две высокие фигуры, маячившие у двери.

– Это Рикардо и дон Алессандро, тетя, – мягко сказала я. – Ты же их помнишь?

Сглотнув, она снова молча перевела взгляд на меня. Слабой рукой показала на ларец, стоявший на столике рядом с кроватью. Тот самый ларец из полированного ореха, с которым она встретила меня в первый день.

– Тебе… от матери… возьми, – было видно, что каждое слово ей приходилось выталкивать с болью.

Я растерялась. Она предлагала забрать ларец? Но зачем он мне? Насколько я помнила, в нижнем отделении лежали какие-то драгоценности, оставшиеся от донны Граначчи, а в верхнем – всякие склянки для красоты, в том числе и ненавистные белила, пользоваться которыми я теперь избегала. Я не понимала, что означал этот жест. Неужели Ассунта всё-таки признала меня членом семьи? Или для неё было важно, чтобы я не ударила в грязь лицом среди напыщенных гостей дона Арсаго? Учитывая непреклонный нрав нашей тётки, с неё сталось бы восстать из гроба и проследить, чтобы я не опозорила род Граначчи своим неподобающим видом.

Глаза донны Ассунты перебегали с меня на двоих мужчин, как будто она хотела что-то сказать, но не решалась. На болезненно-жёлтых висках выступил пот, и я осторожно промокнула его платком. В комнате было душно.

– Мела… – прошептала она, когда я наклонилась ближе к её лицу.

– Мелина! – испуганно позвала я. Может быть, она хочет пить? Или ей больно? А я, бестолковщина, даже не знаю, что делать!

В комнату вбежала служанка, оттеснив меня от постели. Захлопотала, звеня пузырьками. По комнате поплыл резкий, острый запах лекарств. Мелина махнула нам, чтобы мы уходили, и мы втроем, боясь причинить ещё больше беспокойства, смущенно вывалились за порог. На лестнице Алессандро взял у меня ларец – громоздкий, неудобный и тяжёлый, как моя совесть. Надев плащ и спускаясь на пристань, я осознала, почему было так тяжело на сердце. Взгляд Ассунты. Кроме обычной строгости, в нём была потусторонняя отрешённость и какое-то запредельное понимание. Я подумала, что вряд ли мы с ней увидимся ещё раз, и всю дорогу старалась прогнать эту мысль, боясь накликать беду.

* * *

Из домочадцев Арсаго превым на глаза мне попался шут. Едва наша гондола причалила возле шестов, как он выскочил прямо к воде и издевательски поклонился, подметя колпаком булыжники на причале. Жалобно тренькнули бубенцы.

– С возвращением, госпожа ведьма! – сказал он, ощерив зубы в улыбке. – Видать, правду говорят, что морских колдуний ни сталь не берет, ни морренские зубы!

– Кыш отсюда, – беззлобно шуганул его Алессандро. Шут, состроив испуганную гримасу, сделал сальто назад, ловко откатился в сторону и исчез в тёмном прогале арочного пролета.

На причале было много людей. Одновременно с нами прибыл водовоз со своим ценным грузом. Из-за вчерашнего шторма вода в колодцах испортилась, и теперь пресную воду привозили с Бренты. Двое слуг, кряхтя от натуги, выкатывали бочку на пристань. В тот же момент какой-то юноша подскочил к Алессандро, размахивая письмом. Он быстро проговорил что-то, неразличимое в общем шуме. Синьор ди Горо взял письмо и взамен передал парню тёткин ларец, наказав отнести его в мою комнату. Пока они были заняты разговором, кто-то сзади тихонько дёрнул меня за плащ. Это оказался крестьянин, привезший воду. Мои пальцы сами схватились за рукоять кинжала, спрятанного в складках юбки.

– Тсс! Тише, госпожа! – испуганно шепнул водовоз. И быстро добавил скороговоркой: – Церковь Святой Марины, завтра, после полудня.

После этого он отвернулся, снова занявшись лодкой и бочками. Ступил на банку, оттолкнулся веслом и развернул свою перегруженную посудину, направляя её к следующему дому. Графские слуги, вяло переругиваясь, уже катили бочку ко входу.

Первым моим побуждением было крикнуть стражу, но потом я одумалась. Это же несусветная чушь – предположить, будто люди, пытавшиеся убить меня три дня назад, рискнут снова открыто появиться возле дома Арсаго! Вряд ли мои противники настолько глупы. Но кто же тогда так упорно пытается заманить меня в церковь?

Во время обеда я опасалась, что гости дона Арсаго начнут наперебой выражать мне сочувствие, ахать и расспрашивать о неудавшемся покушении. Даже сейчас при одном воспоминании о той ночи у меня ком застревал в горле. Однако мой страх оказался напрасным. Я забыла про одну особенность Венетты: вчерашние новости здесь никому не нужны. По узеньким calle, отвечающим эхом, всё разносится очень быстро: сплетни, скандалы, подслушанные разговоры, слухи из Дворца дожей, обменные курсы… Мои похождения трёхдневной давности уже померкли на фоне свежих известий из Золотого дворца: наш дож внезапно заявил, что он слишком стар для занимаемой должности, решил сложить с себя полномочия и передал свой перстень секретарю.

– Дон Соранцо хитёр, – с уважением покачал головой дон Сакетти и подал знак лакею, чтобы тот подлил ему ещё вина. – Если провести выборы нового дожа сейчас, пока он жив, то у его племянника будет больше шансов получить заветную шапку. Вот увидите, Совет Десяти не одобрит этого!

Спустя некоторое время мы узнали, что Совет этого действительно не одобрил. От дожа вежливо, но непреклонно потребовали, чтобы он исполнял свои обязанности до конца.

Вечером, одевшись теплее, я поднялась на алтану, надеясь немного побыть в одиночестве. После тишины и уединения дома Граначчи трудно было сразу привыкнуть к шумному блестящему обществу. Сумеречное небо выглядело так, словно кто-то размазал по нему синие чернила. Погода совершенно испортилась, и над горбатыми крышами ветер рвал в клочья грязные тучи, бегущие с моря.

К моему удивлению, уютный уголок возле балюстрады оказался занят. Там уже расположилась Бьянка, играя с одной из борзых графа. Она тоже предусмотрительно захватила с собой тёплый плащ и фонарь.

– Я иногда выбираюсь сюда, когда хочу спокойно подумать, – улыбнулась она. – Обычно здесь никого нет. Донне Арсаго не нравится это место. Она говорит, что ей слишком досаждают чайки.

Мой взгляд невольно скользнул в сторону стеклянного купола кунсткамеры, возле которого должен был дежурить Пульчино.

– Чайки? И много их тут?

– В последние дни – слишком много. Донна Арсаго сказала, что чайки преследуют её даже в снах.

Не только её… Присев рядом, я поспешила сменить тему:

– О чем же ты размышляешь, если не секрет?

– Да вот, твой брат Рикардо подкинул одну задачку… – небрежно отмахнулась Бьянка – так, будто помогать мужчине в торговых операциях было для неё обычным делом.

– Он что, советуется с тобой?! – меня кольнула зависть. Я подумала, что Бьянку Рикардо никогда не назвал бы «никчёмной девчонкой»!

– А что здесь такого? Отец многому меня научил. Он ведь знал, что однажды мне придётся его заменить.

– Да, это разумно…

«Жаль, что отец Рикардо и Джулии не проявил такой предусмотрительности!»

– Послушай, – наклонившись ближе, Бьянка осторожно коснулась моей руки. Золотое шитьё на её платье сверкнуло в неярком свете бронзового фонаря. – Я заметила, что не очень-то нравлюсь тебе…

Сейчас она была красивее. Сумерки немного смягчили её острые русалочьи черты, большие глаза мягко блестели в окружающем нас полумраке.

– Ладно – признаться, я многим не нравлюсь. Люди считают меня слишком высокомерной.

Это уж точно! Бьянка любила демонстрировать свою проницательность и убийственную точность суждений. Её язык резал, как скальпель. Даже мужчины предпочитали помалкивать в её присутствии, помня о способности Бьянки одним метким словом обеспечить несчастному целую неделю насмешек.

– …но, уверяю тебя, мы с Рикардо отлично подходим друг другу! Он умён и приятен в общении, зато у меня есть опыт и полезные связи. Мы и поодиночке неплохо справлялись, но объединив наши предприятия, мы станем лучшими в Венетте! Я подскажу ему, какие галеры лучше фрахтовать и куда безопаснее вкладывать деньги. Отец познакомил меня со старыми купеческими семьями, где конторские книги передаются из поколения в поколение, как часть семейной обстановки. И не будь я Бьянка Санудо, если не сумею добиться от них самых выгодных контрактов!

В это время борзая, негромко гавкнув, попыталась обратить на себя наше внимание. Бьянка небрежно потрепала ее за ухом. Этого вполне хватило для собачьего счастья. Осчастливленный пёс завертелся волчком и вскоре улёгся неподалёку, положив морду на лапы и подняв одно ухо, чтобы не пропустить ненароком чего интересного.

– Уверена, что вы с Рикардо составите прекрасную пару, – растерянно произнесла я.

У меня было мало опыта в «девичьих» разговорах. До сих пор только Джулия изливала мне душу перед замужеством, и её восторги звучали совсем по-другому. Я и представить себе не могла, что сердечный союз можно рассматривать как часть сделки! Практичность и здравомыслие Бьянки меня потрясли, хотя, если вспомнить подслушанный утренний разговор, то мне понятно, почему Рикардо от неё без ума.

Утренний разговор Рикардо и Алессандро заставил меня на многое посмотреть по-другому. Сейчас даже Бьянка не вызывала у меня раздражения. Раньше каждый взгляд Рикардо в её сторону причинял мне острую боль, но теперь… теперь мне было немного грустно, и всё.

– Вы уже объявили о свадьбе? – спросила я, подумав, что «брат» мог и забыть сообщить мне об этом.

– Мы хотели сделать это, когда вернется «Прекрасная ферроньера», но из-за покушения и болезни донны Ассунты помолвку пришлось отложить…

Запнувшись, Бьянка бросила на меня виноватый взгляд.

– Не думай, что я такая чёрствая, – добавила она после неловкого молчания. – Мне очень жаль. Представляю, что тебе пришлось пережить!

Из-за туч выглянула половинка луны, обведённая сияющим бледным контуром. Лицо Бьянки голубоватым пятном выступило из темноты – выпуклый лоб, тёмные провалы глаз, холодно сжатые губы… Не похоже, чтобы она испытывала жалость. Разве что лёгкую досаду на то, что пришлось немного подвинуть её планы.

– Я-то отделалась легким испугом, в отличие от донны Ассунты, – сердито ответила я.

Бьянка снова ободряюще улыбнулась:

– Ничего, все наладится! Рикардо говорил, что Ассунта обязательно выздоровеет. И тогда мы сыграем три свадьбы сразу!

Я подумала, что человеческий эгоизм поистине безграничен. Некоторые люди настолько довольны собой, что их души – как полированные столы, на которых чужие страдания не оставляют даже царапины. Но почему же три свадьбы?

– Три? – переспросила я с удивлением.

– О, третьей будет Инес, – заговорщицки подмигнула Бьянка. – Знаешь, раньше мне казалось, что она несколько увлечена твоим Энрике. Ты не замечала? В любом случае, это всё в прошлом. Кажется, они сговорились с синьором ди Горо.

Что?! На минуту у меня возникло ощущение, будто меня поразила молния. Даже пёс, лежавший около нас, удивленно приподнял голову. Ну и день сегодня – сплошные сюрпризы! Нет, я всё понимаю, но Инес… и Алессандро? Хотя она, конечно, хорошенькая. Я вспомнила пышные белокурые локоны и голубые глаза, похожие на морские раковины. Красавица, да.

Почему-то ветер с моря вдруг прохватил меня ознобом. Я плотнее закуталась в плащ и набросила на голову капюшон. Бьянка же разливалась соловьем, не замечая моего подавленного настроения:

– …а Джоанна счастлива ещё больше! Она уже начала опасаться, что дело кончится монастырем, когда Инес повадилась бегать каждый день на исповедь. Для Джоанны это всё равно, что похоронить себя заживо! Извини, конечно.

– Ничего, – прошептала я.

– Зато теперь она на седьмом небе и говорит, что не пожелала бы для дочери лучшего мужа! Я не раз видела Инес вдвоем с Алессандро, а в её случае это, наверняка, что-то значит. Хотя по ней никогда не поймешь, влюблена или нет. Она, как кошка, отлично умеет скрывать свои чувства!

«И Алессандро тоже, – подумала я. – А ещё говорил, что не любит маски! Он льстил мне, называя красивой, притворялся другом, пытался выведать мои тайны, а сам всё это время думал об Инес?!» Голос Бьянки доносился до меня будто сквозь стену:

– …думаю, что она и в церковь-то бегала только для того, чтобы без помех повидаться… Не зря говорят, что в тихом омуте… Разумеется, Джоанна не отпускала её одну, но ведь её служанка глупа, как пробка, такую обмануть ничего не стоит!

Действительно, утренняя служба в церкви – удобное место для «нечаянной» встречи. Мне представился таинственный сумрак, пронизанный блеском мрамора и драгоценных мозаик, запах благовоний, разлитый в воздухе, тихий шорох одежд молящихся, когда они движутся к выходу… Я представила, как Алессандро стоит, не спуская глаз с Инес, медленно идущей к дверям, как их взгляды встречаются над чашей со святой водой…

Такое вполне могло быть. Меня вот тоже кто-то весьма настойчиво приглашал.

Внезапно у меня созрела решимость ответить согласием на это приглашение.

* * *

Пульчино, узнав о моих намерениях, вспушился аж до ушей:

«Церковь Святой Марины? И ты отправишься туда в одиночку после того, как тебя чуть не убили?! Очень, очень умно! Тогда уж сразу заупокойную мессу по себе закажи!»

«Не переживай, я собираюсь отправиться туда с тобой, – осадила я его. – Ты покружишь вокруг, убедишься, что нет опасности. Может быть, это наш единственный шанс узнать хоть что-то! Я не могу его упустить!»

Утром оказалось, что одно непредвиденное обстоятельство едва не разрушило мои планы. Поначалу всё складывалось благополучно. Граф, желая отдохнуть от сенатских дел, уехал в лагуну поохотиться на уток и, разумеется, его личная охрана во главе с Алессандро отбыла вместе с ним. Донне Арсаго снова приснился дурной «чаячий» сон (я даже догадываюсь, какого рода), и она с утра пребывала не в лучшем настроении, бродя по дому, как королева, вставшая не с той ноги.

Первым делом она прошлась по всем комнатам и учинила разнос служанкам, обнаружив плесень на стенах своей любимой гостиной. Девушки с плачем клялись, что плесень, вероятно, выросла за ночь, и вдобавок пожаловались, что всю ночь из пустой бадьи на кухне доносились жуткое бульканье и хрипы. Я своими ушами слышала, как кто-то шептался, что это всё из-за моего возвращения. По лицу донны Арсаго нельзя было понять, придает ли она значение этим сплетням. Выпустив пар, она вернулась к своим обычным делам, попросив Бьянку написать несколько писем, а Инес отправив за лютней. Тихая Инес сегодня тоже казалась раздраженной, как оса, и совсем не походила на счастливую невесту.

Когда донна Арсаго раздавала поручения, я успела быстрым движением спрятаться за портьеру и благодаря этой хитрости осталась не у дел. Пока Бьянка будет корпеть над письмами, а графиня – внимать приятному голоску Инес, я как раз успею сходить в церковь. Храм Святой Марины находился в сестьере Дорсодуро недалеко от нас, так что мне даже лодку брать не придётся.

Тихо, стараясь не привлекать внимания, я спустилась в холл. Зеркала, висевшие в галерее, проводили меня насмешливыми взглядами. Навстречу попалась какая-то заплаканная девушка в переднике, которая при виде меня испуганно метнулась в сторону. Стены давили; мне хотелось сбежать от больной атмосферы этого дома, пропитанной страхом, подальше от непонятных явлений, перепуганных слуг и шепотков за спиной!

Внутренний двор и переулок за домом тонули в тумане. Венеттийцы различают много разновидностей тумана: nebbia, nebbietta, foschia, caligo… Сегодня туман был силен как никогда. Впечатление такое, будто вчерашние тучи, кружившие над городом, отяжелели от сырости и легли мокрым брюхом на землю. Соседние дома целиком исчезли за белой завесой, уличные звуки странно искажались. Чужие шаги казались в тумане то опасно тихими, то непривычно гулкими.

Только отойдя на порядочное расстояние от дома, я поняла, что случилось: в город пришло море. Обычно это случается осенью или зимой, после долгих холодных дождей. Весной или летом море вело себя поспокойнее. Должно было сложиться какое-то особенно неблагоприятное сочетание прилива, ветра и непогоды, чтобы затопить город! Наверное, Фалетрус был прав, когда говорил, что луна в этом месяце была особенно сильной.

Я с досадой подумала, что если бы не забивала себе голову переживаниями, то заранее сумела бы распознать предвестники наводнения! Ведь всё вокруг говорило об этом! Грохот волн, разбивавшихся о берега Дито, был слышен даже с Пьяцетты. Небо над городом отяжелело, а каналы позеленели от морской воды… В любом случае, поворачивать обратно было уже поздно, поэтому я решила двигаться дальше. Неизвестно, когда мне ещё подвернется удобный случай разгадать тайну Святой Марины!

В воздухе остро пахло солью, гниющими водорослями, сырой штукатуркой и рыбьими потрохами с рынка. На сваях сидели продрогшие толстые чайки. В водоотводах журчало, как по весне; вода била из люков, проступала сквозь булыжники, так что идти приходилось с большой осторожностью. Казалось, что мостовая убегает у тебя из-под ног. По всей улице раздавался стук: это плотники сколачивали специальные мостки, чтобы люди могли пройти через затопленные кампьелло.

Когда сквозь туман проступили очертания церковной верхушки, звучно и тревожно заголосил колокол. «Может, все-таки вернемся?» – беспокойно спросил Пульчино. Я упрямо покачала головой. Нет, во второй раз у меня точно не хватит решимости. Под ноги выплеснулся узорчатый ковер из пены. Оглянувшись, я увидела, как вода заливает мои следы. Когда будем возвращаться, мне придется нанять лодочника или искать другую дорогу.

Узкая улица внезапно окончилась тупиком. Я нерешительно остановилась. Церковь была совсем рядом, но в Венетте редко куда можно попасть по прямой. Старый квартал был весь источен узкими улочками, темными закоулками и проходными дворами. Несколько раз приходилось сворачивать, так как путь преграждала вода. Меня закружило в лабиринте переулков, подвесных галерей и мостиков, переброшенных от одного дома к другому. А колокол уже пробил два часа! Пришлось смирить свою гордыню и попросить о помощи Пульчино.

Пробормотав что-то нелестное о пустоголовых людях, не способных даже отыскать свой зад без посторонней помощи, Пульчино подлетел поближе и принялся командовать со сноровкой заправского лоцмана. Вскоре перед нами выросла колокольня – она вздымалась, как мачта, и в тумане казалось, что вся церковь качается на волнах, словно пришвартованный корабль.

К этому времени я совсем запыхалась и дышала, как нагруженный конь. Пульчино, оставив меня, снова поднялся в небо. «Вокруг никого», – доложил он, добросовестно облетев вокруг крыши. И добавил с неудовольствием: «Полагаю, тебя собираются убить внутри церкви, как дона Арсаго десять лет назад. Ты все-таки решила идти?»

«Ничего, графа же не добили», – возразила я, храбро поднимаясь по ступеням. На всякий случай нащупала под плащом рукоять кинжала. На паперти никого не было и в притворе тоже. Церковь встретила меня прохладой и тишиной. Длинные пустые ряды скамей таяли в полумраке, в воздухе еще слышался запах ладана. Я поняла, что всё-таки опоздала.

Выйдя наружу, я обессиленно прислонилась к колонне, разглядывая фасад церкви, поблекший от времени. Штукатурка кое-где облупилась; под карнизами, под окнами и в стенных нишах были налеплены фигурки диковинных чудовищ. Согласно легенде, они должны были отпугивать от церкви всякую нечисть. Жутковатые каменные морды косились на меня со стены. Я подмигнула самой печальной из них и вдруг ощутила между лопатками два ледяных прикосновения.

За моей спиной между двух колонн стоял Скарпа и мерзко хихикал.

– Так это ты?!

Меня охватил страшный гнев, смешанный с разочарованием. Я столько ломала голову над этими таинственными приглашениями! Так надеялась встретить здесь тайного друга или, быть может, врага, а это оказалась всего лишь дурацкая шуточка нашего дурацкого шута!

– Значит, это ты всё время звал меня сюда? Но зачем?

– Делать мне больше нечего, – сплюнул шут. – Просто стало интересно, куда это ты намылилась, когда все приличные люди сидят по домам!

– Это дон Арсаго велел тебе следить за мной?

– Вот ещё! – ощетинился шут. – Я сам себе хозяин!

– Польщена, что ты так печешься о моей безопасности, – пошутила я.

Неожиданно он разъярился:

– О твоей безопасности?! Да я терпеть не могу мерзких ведьм-кьямати вроде тебя! Вы только зря тревожите наше море, баламутите воду да сеете смуту… Безопасность! Я бы с радостью вырвал твое сердце и скормил его морренам!

Я прищурилась:

– Ваше море?

Сообразив, что проболтался, карлик умолк, как захлопнулся, но я успела увидеть… Как же я раньше не замечала? Этот каркающий голос, водянистая стынь, проступавшая в его глазах, его злобные выходки и явная неприязнь ко всему надводному миру… Шут затрясся, пытаясь защититься от моего взгляда. Поздно, голубчик.

– Вон из моей головы, проклятая ведьма! – завопил он. Казалось, он готов был кинуться на меня, но вместе с тем не мог даже пошевелиться.

– Ты пескатор! Оборотень!

– Наконец-то догадалась, тупая колдунья! – огрызнулся шут.

– И ты служишь дону Арсаго?

– Я никому не служу!

– Ну конечно, – усмехнулась я. – И этот дурацкий колпак ты носишь исключительно по своей воле. Какой у тебя, однако, изысканный вкус!

Шут опять что-то злобно заверещал, но я не обращала внимания. Пусть его. Чем сильнее он злится, тем больше раскроет передо мной свою суть. Я скорее сердилась на свою невнимательность. Скарпа был мне настолько противен, что я никогда не пыталась по-настоящему к нему присмотреться. А шут-то оказался с сюрпризом… Интересно, как он вообще попал в дом Арсаго? Пари держу, он скрывался в Венетте, крупно насолив кому-то из живущих-под-волнами. Пескаторо, «морские черти» – исключительно шкодливые твари. Значит, он прятался в городе, а потом угодил в ловушку Арсаго – вероятно, не без помощи того загадочного рыбака, который не боялся даже моррен.

– Значит, это ты пугал служанок, маячил в зеркалах и разводил плесень по стенам? – сурово спросила я.

– А хотя бы и так! – оскалился шут. – Ненавижу служанок! Брехливые злобные твари с острыми булавками и гнусными шуточками!

Я не выдержала:

– Если мы все тебя так раздражаем, почему бы тебе не убраться обратно в море?

Он обжёг меня взглядом, где за злобой можно было разглядеть кое-что другое… Отчаяние. Боль.

– До чего же ты глупа! Думаешь, я торчал бы здесь, если бы мог уйти?! Это всё граф – он спалил мою кожу и сказал особые слова! Теперь я заперт в этом уродливом теле!

Ну, положим, в рыбьей ипостаси пескатор тоже далеко не красавец – этакий сундук с хвостом, но о вкусах не спорят. У меня созрела идея:

– Ты ведь сам знаешь, что все россказни о сожжённой коже – это только суеверия. Просто ты забыл, каково это – быть рыбой. Если хочешь, могу напомнить, – вкрадчиво предложила я. – Хочешь, я помогу разбудить твою истинную суть, а взамен ты расскажешь мне о крипте. Кто там бывает ещё, кроме графа? Как часто?

Запрокинув голову, Скарпа рассмеялся горько и зло:

– Значит, вот что тебе нужно в доме Арсаго? Ты такая же, как все они! Тоже ищешь власти над морем! Эх ты, кьяма-ати, – презрительно выплюнул он. – Ты ничего не знаешь о Море! Ты просто глупый манок, вообразивший себя «зовущей»! Манок, на чей запах может прийти кто угодно!

Теперь уже он впился в меня немигающим взглядом. Перед глазами поплыли неприглядные картинки того, что морские чудовища могут сделать с человеческим телом. Ясное дело – хочет отвлечь меня и запугать. Но у меня была хорошая практика с Каритой, так что пескатор зря старался.

Подождав, когда он выдохнется, я легко сбросила наведённые чары:

– Ладно. Я поняла, что тебе ничего не известно. На твое счастье, у меня сегодня хорошее настроение, так что я помогу тебе просто так. Даром.

Скарпа заметался, облизнув губы, и посмотрел на воду. В его глазах горела безумная жажда, как у человека, заблудившегося в пустыне.

– Я же не пресноводный! Речная вода меня убьет!

«Матерь божья, пошли мне терпения!» – мысленно взмолилась я.

– Оглянись вокруг! Ты что, не чувствуешь запаха соли?! Вокруг море!

Он весь дрожал. Злоба боролась в нем с мучительным желанием обрести свободу. Когда то, чего ты так страстно жаждешь, находится на расстоянии вытянутой руки, но обрести это можно лишь с помощью злейшего врага, это выводит из равновесия, понимаю. Скарпа с радостью убил бы меня прямо на паперти, но его держал страх перед доном Арсаго. Я без зазрения совести бросила бы его со всеми проблемами – честно говоря, мерзкий шут вызывал у меня мало сочувствия – но мне не давал покоя мой долг перед Каритой.

Пескатор, конечно, ужасен, но ведь мы во многом помогли ему стать таким. Я подумала, что море и люди равно безжалостны друг к другу.

– Посмотри на меня.

Четвёртое правило кьямати: встретив взгляд иного, не отводи глаза. Зрительный контакт – самый короткий путь к чужому сознанию. Главное при этом – не потерять себя, постоянно помнить, кто ты такой. Сестра Агата на полном серьёзе советовала нам тренироваться на кошках. Кошек на острове было мало, поэтому мы с Джулией старались переглядеть друг друга. Куда до нас Скарпе! Даже захоти он сейчас – не вырвался бы.

Взвыв, оборотень заскрёб пальцами по лицу. Одежда на нем вздулась и повисла лохмотьями, с лица и рук клочьями слезала кожа. Жалобно заскулив, Скарпа скрючился, рухнул на колени, закрывая руками живот. Я пошатнулась, когда боль сдавила мне виски и обручем охватила лоб. Мало радости видеть, как человека на твоих глазах выворачивает шкурой внутрь, но отвернуться было нельзя. К горлу подкатил комок, перед глазами поплыли цветные круги.

Наконец, проморгавшись и справившись с тошнотой, я увидела, что нелепый человечек исчез, а вместо него на каменных плитах распласталась толстая рыбина с коротким мощным хвостом. Я же говорю – сундук сундуком. Полежав немного, рыбина вдруг стремительно развернулась в мою сторону, распахнув пасть с двумя рядами длинных, слегка изогнутых зубов. Я проворно отскочила, спрятавшись за колонну, и юркнула за дверь. Снаружи в неё тут же жахнуло чем-то тяжёлым. Кажется, в дело пошел хвост.

На мое счастье, пескатор не мог переступить порог церкви, так что я решила отсидеться внутри. Наощупь нашарив ближайшую скамью, я упала на нее, уткнувшись пылающим лбом в колени и от души жалея, что у меня нет при себе фляги с вином или хотя бы воды – успокоить желудок после созерцания внутренностей пескатора. Дверь по-прежнему тряслась от ударов. Видимо, показав мне свои кишки, Скарпа теперь был полон решимости взглянуть на мои.

«Долго ещё будешь сидеть там, колдунья?» – ехидно спросил он в моей голове.

«А куда мне спешить? – ответила я с тем же ехидством. – Я дождусь, когда море отступит, и ты, бестолочь, задохнёшься в речной воде».

Снаружи послышался разочарованный рев и шлепки могучего хвоста. Возмущённый моим коварством, пескатор негодующе взвыл, изрыгнул несколько проклятий в мой адрес, ещё раз наподдал хвостом в дверь и исчез.