Текст книги "Улики исчезают в полночь"

Глава 8
Плешь кого-то убил и у него есть бита!

Роскошная обстановка загородного дома позволяла Аркадию Сидоровичу Плешь ощущать себя богом. Он передвигался по залам исключительно мелкими шажками, любуясь произведениями искусства, украшающими его жилище. Аркадий Сидорович цокал языком, посылал воздушные поцелуи дорогим картинам и украшениям интерьера, сам заботливо ухаживал за капризными орхидеями и радовался каждому мгновению, проведенному в доме. В нем он создал такую обстановку, о которой всю жизнь мечтал. И вот когда эти мечты сбылись, ему приходится часто покидать милый дом ради карьеры, участвовать в каких-то совершенно чуждых его тонкой и ранимой душе выборах и лить грязь на соперников.

Лить грязь он согласился лишь из-за того, что соперником на выборах оказался Сметана.

Этот подлец и негодяй стал его соперником не только в избирательной кампании. Он обошел Аркадия Сидоровича на любовном фронте. Вот этого момента тонкая и ранимая душа Плешь перенести не могла. И он согласился стать кандидатом. Это чрезвычайно понравилось его жене Ирине Борисовне, настоящей светской львице, которую Аркадий Сидорович, несмотря на все увлечения и измены, очень уважал и по-своему любил.

Он ценил супругу за то, что та когда-то давно решилась выйти за него, простого могильщика, зарабатывающего себе на жизнь лопатой. Правда, Ирина Борисовна тоже перебивалась, торгуя овощами в палатке. Две родственных души сошлись и зажили вместе. Судьба не дала им детей, зато с лихвой вознаградила за бедность. Ради супруги Плешь решился выиграть выборы и назло Сметане заделаться депутатом городского собрания. И забыть об этой вертихвостке Еве.

О ней он уже практически забыл. Тем более его новая кассирша Машенька оказалась гораздо привлекательнее той распутной девицы. Но недовольство, обида и злость на Дворецкую остались. Аркадий Сидорович чуть себя не выдал, когда за утренним кофе супруга зачитала ему статью из газеты, в которой сообщалось о пропавших жителях города. Автор статьи верил в существование темных сил, способных уносить людей в никуда, и приводил пример со странным исчезновением местной красавицы Евы Дворецкой.

– Глупости, – пробормотал Аркадий Сидорович, откинувшийся в бархатном кресле, – никуда она не пропала. Уехала в южные страны с очередным любовником…

– А кто, – живо заинтересовалась супруга, прищуривая и без того узкие свинячьи глазки, – кто был ее любовником?

– Не знаю, – отмахнулся муж, – почему ты меня об этом спрашиваешь?

Он мог бы в пику сопернику рассказать жене о связи этой куртизанки с Олегом Сметаной, но у Аркадия Сидоровича не было никакой уверенности, что та ограничится лишь его словами и не начнет от безделья распутывать весь клубок.

Вспоминая утренний разговор с женой, Аркадий Сидорович сетовал на то, что супруга ничем другим, как сплетнями, не интересуется, по салонам красоты не ходит, к магазинам относится наплевательски, предпочитая покупать по каталогам известных дизайнеров, доставляемым ей прямо на дом. Таким образом, сидит дома и мается от скуки. Ее вдохновляло лишь будущее депутатство мужа, и только ради того, чтобы об этом узнали ее приятельницы, Ирина Борисовна выезжала в свет в последнее время.

Плешь устал от жены, как устают нормальные люди от бесконечных убойных сериалов. Иногда, он признавался себе в этом, даже был готов ее убить. Особенно когда та лезла к нему с дурацкими вопросами типа того утреннего. Его тонкая и ранимая душа могла и убить, охраняя свою неприкосновенность.

Проводив время в предвыборном штабе, Аркадий Сидорович Плешь отдыхал от вездесущей жены. Туда, на центральное городское кладбище, супруга ходить побаивалась. Или догадывалась, или подозревала. Впрочем, Аркадию Сидоровичу было все равно, как покойнику. Он жену уважал, но мог убить. Вот такие нюансы его спокойного, но временами неуравновешенного характера.

Предвыборная кампания у Аркадия Сидоровича велась вяло. Она заключалась в основном в отражении нападок противника. Свой главный козырь он приберегал напоследок: решил пообещать всем без исключения жителям города, живым и мертвым, отдельное место на кладбище, которое они смогут выбрать себе сами. Плешь знал, что делал. С его легкой руки в городе пошел бум на подарки в виде кладбищенских кусочков. Солидные граждане раскупили лучшие места на пригорках у берез за считаные дни. Оставалась непроданной низина. Ею и решил спекульнуть на доверии электората Плешь. Ведь ничто – и об этом знает каждый дурак – на земле не вечно. А невечному – вечность «В последний путь».

Обставить этим Сметану, у которого мясокомбинат «Рога и копыта» откидывал эти самые копыта, Аркадий Сидорович собирался с музыкой. С похоронной, естественно, благо его пенсионеры играли только одну, но самую запоминающуюся мелодию.

Да, Сметана мог бы его обставить, раздав свои мясные продукты населению, которое любит нажираться от пуза, но у него и так активно воруют, скоро раздавать будет нечего.

Предвыборный штаб Аркадия Сидоровича был откровенно слабоват, ему приходилось все продумывать самому. Он любил это делать вечером на уютном плюшевом канапе какого-то там Людовика: тринадцатого или пятнадцатого, устроившись с сигарой в руке.

В такой момент Плешь отдыхал, думал и предавался мечтам одновременно.

В этот момент к его особняку подъехал автомобиль Василисы Васильковой.

Девушки вышли из машины и остановились перед высоким забором.

– Да, – оценила обстановку Василиса, – будущие слуги народа хорошенько от него забаррикадировались.

Она посмотрела на свои ноги, обутые в дорогие туфли на шпильках, и тяжело вздохнула. Если потребуется перелезать через забор, то им придется несладко. А если во дворе у Плешь бегают собаки, то лучше вернуться за ротвейлершей. Василиса точно не знала, что нужно делать с собаками, но Юлька ей рассказала, что к кобелям для отвлечения их следует запускать течных сук. Василиса подумала, что кобель, он везде кобель, и кинется не только за течной, но и за любой другой сукой, даже если у нее вместо милой мордочки будет звериный оскал.

Однако собак во дворе у Плешь не оказалось. Василиса для проверки полаяла достаточно громко, ей ответили лишь соседские собаки и один петух, призывающий кур к вечернему отдыху. Юлька, пока Василиса отчаянно лаяла, не поленилась и обошла забор по всему периметру. Василисе пришлось ее дожидаться целых полчаса. Она уже начала беспокоиться и собралась отправиться за ней следом в одну сторону, как с другой показалась радостная Юлька.

– Там, – она указала на забор, – в двадцати шагах отсюда есть дырка!

Василиса, довольная тем, что использовать верхолазные способности не придется, пошла за Юлей. Та привела ее к выкопанному под забором отверстию.

– Что это? – поразилась Василиса, которой еще никогда не приходилось пролезать под заборами.

– Отверстие, – радостно пояснила Юлька, тыча пальцем в дыру. – Больше ничего нет, выбирать не приходится.

Василиса вздохнула и мысленно попрощалась со своим новеньким костюмчиком в облипочку, который изумительно шел к ее зеленым глазам. Что там шпильки, костюм точно после этого придется выбросить! Сколько раз она говорила себе, что на работу следует одеваться менее броско.

– Пиджак можно снять, – посоветовала Юлька, критически оглядывая внешность сыщицы.

– Да уж, – буркнула Василиса, – об этом я и подумала.

– И туфли тоже.

Кто и зачем прокопал эту дыру, было непонятно, но то, что в нее спокойно пролезал человек хилой комплекции, было проверено на Юльке. Она проскользнула в щель, как таракан. Василиса с завистью посмотрела на это, сняла пиджак и передала Юльке в протянутую руку. Следом за пиджаком у Юльки оказались и туфли сыщицы. Василиса огляделась по сторонам и сняла юбку. Спасать костюм, так весь!

В щели она застряла выпуклостями, пришлось ужиматься со всех сторон и продвигаться сантиметрами. Юля ей помогла, вытянув Василису за руки. Оказавшись на зеленой лужайке, сыщица быстро оделась и обулась, приобретя нормальный вид. Как будто не пролезла в щель, а прошла через распахнутые ворота. Юлька отряхнулась, у нее вид был менее свежий, но представать перед очами Могильщика она не собиралась. Следить – одно дело, маячить перед его носом – совсем другое.

Кабинет, в котором на канапе расположился Аркадий Сидорович Плешь, находился на первом этаже двухэтажного коттеджа. Девушки сразу наткнулись на него, подойдя к открытым окнам. Василиса мысленно похвалила ландшафтного дизайнера, так умело и заботливо посадившего перед окнами кусты жасмина, которые их с Юлькой теперь скрывали.

Они старались издавать как можно меньше шума, но, когда приблизились к окну, внезапно раздался гортанный крик петуха. Откуда в коттедже петухи?! Первый раз услышав его «ку-ка– ре-ку!», Василиса подумала, что обозналась и приняла за петуха соловья. С ее городским воспитанием это было нормально.

В распахнутом окне тут же показался Аркадий Сидорович. Юлька слабо пискнула от ужаса.

– Ирэн! – прокричал Аркадий Сидорович. – Твой петух уже осип и пищит! Собери ему из комнат несушек, или я сварю из этого крикуна суп!

Ему кто-то что-то ответил, и Плешь скрылся.

– Уф, – выдохнула Юлька, – жуткий тип. Собирается варить из несчастного петуха суп!

– Я бы тоже оторвала этому петуху голову, – призналась Василиса.

Юлька содрогнулась: она не смогла бы отрывать голову никому. Куда катится мир, если такая девушка, как Василиса, способна на убийство?!

– Тише, – зашептала та, прислушиваясь к голосам внутри помещения. – Ругаются?

Юлька навострила уши, но ничего толком не услышала.

– Что?! – тут же прокричал над ней Плешь. – А сейчас связь хорошая?! Такие деньги этим придуркам плачу, а они не могут наладить нормальную связь в моей деревне. Слышишь меня?!

Юлька, в отличие от собеседника, слышала его очень хорошо. Так хорошо, что чувствовала это макушкой, опасаясь за ее целостность.

– Сделал? Все, как я говорил? – поубавил тон Аркадий Сидорович. – Закопал, сровнял с землей, молодец, подлец! И чтобы никто и никогда. Понял? Такие деньги плачу… – И он отошел от окна.

– Убил кого-то, – прошептала Юлька, содрогаясь от этой мысли.

Василиса принюхалась: запахло табаком. Если Плешь курит, то получает от этого процесса удовольствие. И следовательно, находится в расслабленном состоянии. Она аккуратно подошла к окну, встала на цыпочки и попыталась заглянуть вовнутрь, но это ей не помогло, Юльке пришлось ее приподнимать. Она честно предупредила, что удержать Василису сможет секунду-другую.

Но и этого вполне хватило, чтобы увидеть то, что увидела Василиса.

В полутемном кабинете на фоне горящего камина стояло канапе, на котором возлежал Плешь и курил сигару. Рядом с канапе стоял столик на изогнутых ножках, а возле камина – корзина с клюшками для гольфа и… Василиса, не поверив своим глазам, зажмурилась. Но, когда открыла их вновь, ничего не изменилось. Около корзины с клюшками для гольфа лежала здоровенная бита.

Такой можно было поубивать всех жильцов Юлькиного дома!

– Так вот вы где! – На втором этаже раздался радостный вопль хозяйки дома, нашедшей своих любимиц. – Ах, паразитки этакие…

Василиса не стала разбираться, в чей адрес раздалась реплика, тем более что Юлька ее после этого уронила, и побежала прочь. Юлька понеслась за ней следом.

Странно, но в минуты опасности человек забывает о ничтожных недоразумениях и пролазит в любую щель. Василиса сама не заметила, как оказалась по другую сторону забора, в испорченном костюме, с оторванным каблуком и перепуганной Юлькой.

– Ничего, – обнадежила Василиса подругу, сняла вторую туфлю и оторвала от нее каблук, засунув его в карман (нельзя оставлять улики!). – Мы узнали самое главное: Плешь кого-то убил и у него есть бита!

– Могильщик, – в ужасе прошептала Юлька и опрометью кинулась к автомобилю.

Сигнализация завопила на всю округу. Василиса бросилась искать по карманам брелок с ключами и, холодея от страха, что тот вывалился, пока она лазила туда-обратно, но все же его нашла в кармане пиджака. Быстро сев за руль, она сильно газанула, и машина свихнувшейся кобылой понеслась по мрачной улице коттеджной деревни.

Братья Карамазовы обладали двойной недюжинной силой, потому никого не боялись. Никого непотустороннего. А в том, что в странном происшествии с Евой Дворецкой задействованы потусторонние силы, братья не сомневались. Никаким другим образом нельзя было объяснить исчезновение красавицы или того, что от нее осталось после удушения. Если преступник, задушив Еву, кинулся бы спасаться через открытый наверху люк, то безжизненное тело осталось бы лежать там, где он ее укокошил. Но тела не было, и преступника тоже. Впрочем, преступник был. Именно он бил любопытных граждан по головам. И поймать этого невидимку с каждым днем становилось все труднее и труднее. Оставалось надеяться на то, что он вконец обнаглеет и потеряет бдительность.

Увидеть привидение братья были морально не готовы, поэтому с легкими сердцами согласились на слежку за кандидатом в депутаты городского собрания директором местного мясокомбината «Рога и копыта». Физиономию Сметаны они помнили с закрытыми глазами. Даже не имеющие активной жизненной позиции горожане, плюющие на предвыборные баталии кандидатов, знали претендентов по многочисленным плакатам. Ими были увешаны все заборы и остановки общественного транспорта. А плакаты братья Карамазовы любили, правда с более фривольным содержанием. Оттого и не стали срывать в проходной таксопарка Сметану, изображенного на фоне мясного изобилия, которое он обещал электорату. Они лишь подрисовали ему клыки и рога, не особенно заботясь о получившемся внешнем сходстве с оригиналом.

Без клыков и рогов Сметана выглядел человеком.

Братья подкараулили его у директорских ворот комбината и проводили дальше, только на этот раз Сметана поехал не в городскую квартиру, а за город. Компанию ему составлял длинный мачо, постоянно путающийся у директора под ногами.

– Раз плюнуть, – процедил Матвей, ведущий автомобиль с фирменными шашечками, – отключить этого хлюпика от сознания.

– Сметану я беру на себя, – поиграл мускулами сидевший на пассажирском сиденье Бенедикт.

Почему они должны были действовать физическими методами, братья не задумывались. Они мыслили просто: случится опасность – эту опасность нужно будет нейтрализовать, предварительно раздобыв какие-то сведения. Но так как им не сказали, какие именно сведения они должны раздобыть, братья над этим особо и не задумывались, просто гнались по темной трассе за директорским джипом.

Они чувствовали себя основной движущей силой на пути прогресса, готовой смести кого угодно ради достижения истины. Истина была рядом, в новеньком джипе, мчавшемся на бешеной скорости. Перед одним неприметным перекрестком джип внезапно затормозил и резко повернул. Матвей, не успевший сориентироваться на скорости, проскочил мимо.

В этот момент Олег Викторович Сметана обернулся. Ему показалось, что его преследуют люди Плешь, но такси проскочило мимо. «Да и откуда у них деньги на такси? – усмехнулся Сметана. – Плешь еще тот жмот!» Да, здесь он был прав, Аркадий Сидорович, впрочем, как и сам Сметана, был прижимист.

Матвей развернулся в ста метрах от поворота и поехал медленнее. Он понял, что на безлюдной дороге, куда свернул джип, его можно будет легко засечь. Братья не читали детективов, но охотно смотрели ментовские сериалы и теоретически были отлично подкованы.

Сметана подъехал к дому, пультом управления открыл ворота, не выходя из машины, и заехал во двор.

– Что будем делать? – мрачно поинтересовался Матвей, припарковавший такси у соседнего дома.

– Перелезем, – легкомысленно бросил Бенедикт, кивая на высоченный забор.

Матвей хмуро посмотрел на брата и заглушил двигатель.

Перелазить через забор не пришлось, калитка оказалась незапертой. Она чуть скрипнула, братья замерли. Но никто на скрип калитки не выскочил.

Карамазовы осторожными перебежками подобрались к дому Сметаны и заглянули в освещенное окно первого этажа.

Хлюпик и директор находились в просторной, похожей на гостиную комнате, и было слышно, как ругается Сметана. Кроме них по комнате передвигался еще один тощий мужик. Собственно, братья это поняли, когда пригляделись более внимательно: по просторной комнате бегали двое мужиков – хлюпик и тощий, а Сметана их догонял, осыпая бранью.

Троица кружилась возле стоявшего ровно посредине комнаты стула, словно играла в популярную игру «Кто первым займет стул по свистку». Но стул, как заметили братья, был уже занят, а свистеть никто не собирался. Похоже было на то, что тот, кто занял стул, сделал это не добровольно.

Сидевший был привязан к спинке стула грубой веревкой. Сидевшая! Она была видна братьям лишь со спины, но изредка подавала слабый звук. Матвей разглядел у связанной девицы длинные темные волосы. Сомнений в том, что в комнате находилась привязанная к стулу Ева Дворецкая, у него не осталось. Он закатал рукава куртки и предложил сделать то же самое брату.

– Какого черта?! – визжал бегавший за помощниками Сметана, схватившийся пухлой рукою за сердце. – Разве об этом я вам говорил?! Какие такие пиар-технологии?! Зачем вы приволокли в мой дом эту девчонку?! Уроды! Негодяи и тунеядцы! Уволю! Всех уволю и наберу лучших столичных придурков!

– Мы лучшие придурки! – визжал Бабий, обегая в сотый раз стул со злополучной девицей. – Без насилия и запугивания конкурентов в предвыборной гонке можно оказаться далеко позади!

– Я тебе сейчас покажу насилие! – свирепо прорычал Сметана и остановился, не в силах продолжать и предвыборную, и эту гонку.

– Не надо! – выкрикнул Гуньков и со всего маху врезался в остановившегося директора. – Не надо нас менять на столичных, – продолжил он, потирая ударенный лоб, – вы нас не выслушали! Я сейчас вам все объясню! Она много знает! Она так много знает! Тем более мы не собираемся причинять ей вреда. Сейчас она нам все расскажет, и мы ее отпустим на все четыре стороны!

– Расскажет? – основательно задумался Сметана над дельным предложением.

– Сейчас она все скажет про Плешь, Олег Викторович! – тут же сориентировался Бабий. – Долго ты будешь молчать, идиотка?!

Девица слабо пискнула заклеенным скотчем ртом.

– Идиот, – вздохнул Сметана, валясь от усталости в кресло, – открой ей рот!

Бабий подобострастно кивнул и наклонился к пленнице. Оторвав ото ее рта половину скотча, он услышал из нежных женских уст отборный мат.

– Может быть, – помощник снова заклеил рот девицы и оглянулся на хозяина, – не надо?

– Надо, Бабий, надо, – махнул рукой Сметана. – Придется выслушать все, что она о вас думает. Привыкайте к конструктивной критике.

– Уроды! Скоты! Нелюди! – разразилась пленница, как только смогла это сделать.

– Вы совершенно правы, милочка, – поддакнул Сметана, – они у меня полное дерьмо.

– Нет, я не понял, – обиделся Гуньков, – за что? Это Бабий ее сюда приволок, я только отдал ему ваши ключи.

– Идея была его! – выдал Гунькова Бабий, перекрикивая ругань пленницы.

– Кретины, – выдохнула девица, пытаясь освободиться от веревок.

– Какая разница, – поморщился Сметана, – что было! Теперь надо думать, что со всем этим делать?

– Немедленно отпустите меня на свободу! – потребовала пленница. – Или я обвиню вас в групповом изнасиловании!

– Честное слово, – испугался Бабий, – я к ней не то чтобы этим самым, даже пальцем не притронулся!

– А кто привязал меня к стулу?! Скотина! – И девица принялась зубами перегрызать веревку.

– М-да, – задумался Сметана. Ему сейчас не хватало только обвинения в изнасиловании. Вышел, можно сказать, на финишную прямую.

– И приготовил биту, извращенец! – продолжила обличать пиарщика девица. Под ее стулом лежала бита.

– Пардон, мамзель. – Гуньков тряхнул шевелюрой и принял вид профессионального соблазнителя. – Пардон, погорячились. Но нам всего лишь хотелось с вами поговорить об Аркадии Сидоровиче. Пару слов и тройка предложений: кого убил, где спрятал труп, отчего погибла его теща… Признаюсь, беседа с вами доставляет мне истинное наслаждение.

– А мне нет! – выкрикнула девица и освободившейся ногой ударила в пах нагнувшегося к ней Гунькова.

– У! Ё! У! – Гуньков согнулся в три погибели и попятился к двери.

– Что, сволочи, не ждали?! – Дверь внезапно распахнулась, и на пороге гостиной появился Матвей.

Ударенный распахнувшейся дверью Гуньков отлетел в сторону окна, упал, конвульсивно дернулся конечностями и затих.

– Раз плюнуть, – заявил Матвей и попер на попятившегося Бабия.

– А, гады, вот вы где! – злобно прокричал Бенедикт фразу, с которой обычно давил на кухне тараканов.

– Господи, – взмолился Сметана, вжавшись в кресло, – спаси и огради!

– Сначала меня спасите! Меня! – прокричала девица, продолжая распутывать на себе веревки.

– Ева? – пригляделся к девице Матвей. – Но ты не Дворецкая!

– И не Ева, – мрачно добавил Бенедикт, разглядывая пленницу.

– Какая разница, кто я?! – удивилась та. – Освободите меня!

– Не, – усомнился Матвей, – спасать неизвестно кого? Василиса ничего такого нам не говорила.

– И правильно, парни! Черт с ней! – выкрикнул Бабий, вскакивая на всякий случай за дверь.

– Мужики, – предложил Сметана, – договоримся!

– Вы что, остолопы?! Заодно с преступниками?! Я Мария! Кассирша из ритуальных услуг «В последний путь»! Они меня собирались пытать!

Слово «преступники» добавило действиям братьев значимости и уверенности. Бенедикт кинулся разматывать девицу, а Матвей подошел к Сметане.

– Не договоримся, – покачал он головой.

– Поч-ч-чему? – заикнулся Сметана.

– Не нравишься ты мне.

– М-да, – протянул Сметана и заткнулся.

Карамазовы подхватили освобожденную девицу под руки и потащили ее к выходу.

– Мы еще вернемся! – пообещал Матвей Сметане.

Того перекосило.

– Господи, – изрек Олег Викторович, после того как налетчики скрылись с освобожденной девицей, – спасибо тебе, что всего этого не видела Анна Владимировна!

Служба участкового инспектора трудна и редко непредсказуема. Выполнение обязанностей большей частью сводится к разборкам бытовых ссор и драк. Так что в принципе Семену Семеновичу Пугачу страшно повезло. Именно страшно, ему досталось самое жуткое дело, попахивающее мистикой. Коллеги по работе ему даже завидовали, хотя дело и не было запущено в производство.

Караулить преступника, бьющего свои жертвы битой, Пугач согласился не сразу, покочевряжился перед Василисой Васильковой для порядка. Пусть девица не мнит из себя суперсыщика. Да, в некоторых способностях ей не откажешь, но и Пугач не лыком шит. Он немало повидал на своем веку.

Но такого в его многолетней практике еще не было.

Как и другого, чрезвычайно щепетильного момента.

Лестничная площадка была слишком мала для двух стульев, пришлось их поставить впритык друг к другу и освободить часть прохода для назойливых жильцов, которым приспичило выходить на улицу после полуночи. Скрываться в квартире пенсионера Рюмочкина не было смысла. Двоим возле дверной щели не сесть, придется тесниться, смотреть по очереди… Да и нечего преступнику давать возможность проскочить мимо этой щели. Надежнее встретить хулигана с открытым забралом прямо в подъезде.

– Как его узнать? – поинтересовалась Антонина Эдуардовна, млеющая от близости участкового уполномоченного.

– Очень просто, – мягко ответил ей Пугач, – узнают обычно по определенным признакам.

– Точно, – согласилась с ним Боблова, – по признакам. Вот вас, Семен Семенович, я бы сразу узнала, будь вы преступником!

– Почему это? – чуть не обиделся участковый.

– По бите, – довольно сообщила ему Антонина Эдуардовна и пояснила: – Преступник же должен ходить с битой! Если незадействованных бит в квартире Дворецкой не нашли…

– Какая вы, Антонина Эдуардовна, однако, умная женщина!

– Вы тоже, Семен Семенович, достаточно образованный мужчина!

– Наша служба и опасна и трудна, – затянул Пугач.

– И на первый взгляд как будто не видна, – подхватила Антонина Эдуардовна.

Они вздохнули и замолчали, каждый задумался о своем. Но тут же очнулись от тихих шагов спускающейся по лестнице Аделаиды Ведьминской.

– Если кто-то кое-где у нас порой… – сурово продолжил Пугач.

– Честно жить не хочет, – звонко поддакнула ему Антонина Эдуардовна.

– Про суровый бой я все знаю, – заявила Аделаида и протиснулась к выходу, – полнолуние. Не спится. Между прочим, брошенная собака Гатчиной вовсю воет в ее квартире. Обычно так воют на трупы.

– Чур тебя, Ада! Чур меня! – испугалась Боблова.

– Не паниковать, дамочки, – приказал Пугач и встал.

Он подошел к квартире Евы, толкнул дверь и заглянул вовнутрь.

– Что там? – шепотом поинтересовалась Боблова.

– Там точно труп! – воодушевилась Аделаида, намереваясь за ней следом зайти в квартиру.

– Стоять! – крикнул участковый и включил свет. – Ничего не понимаю.

Понимать было нечего. Трупа, правда, не было, зато в квартире был полный кавардак. Кто-то залез, игнорируя сидящих на лестничной клетке участкового с Бобловой, и перевернул квартиру Евы вверх дном.

– Барабашка, – предположила Антонина Эдуардовна, разглядывая на цыпочках из-за могучего плеча Пугача разбросанные повсюду вещи и перевернутую посуду.

– Нечистая сила, – удовлетворенно хмыкнула Аделаида и улыбнулась.

– Я этой силе! – Пугач потряс перед собой большим кулаком.

– Да! – поддержала его Антонина Эдуардовна. – Мы этой силе еще покажем!

– Ну, спокойной вам ночи, – зевнула довольная происшедшим Аделаида и направилась к себе.