Текст книги "Цветок Дракона"

– За это время тебе удалось найти другого мужчину, который и составил тебе компанию.

Она покачала головой.

– Это не так.

– Ты уверена, что это не был наш общий друг мистер Галван, решивший помочь тебе развеять тревогу?

Ей не надо было приходить сюда и извиняться: насмешка в его голосе была еще хуже, чем гнев.

– Почему ты всегда стараешься вывести меня из себя? – воскликнула Сарина. – Неужели ты не можешь просто принять мое извинение, как истинный джентльмен, или тебе сложно справляться с подобной ролью?

Дженсон скептически приподнял бровь.

– Судя по некоторым людям из тех, с которыми ты общаешься в последнее время, Сарина, тебе вряд ли подобает судить, кто джентльмен, а кто нет.

Она вскочила на ноги, гневно сверкая глазами.

– Это недостойные слова, Дженсон! Они порочат не только меня, но и всех, с кем я знакома. А так как я, очевидно, смертельно оскорбила твою чувствительную натуру, я предлагаю, чтобы ты впредь искал кого-то другого себе для компании.

– Спасибо за совет! – Он швырнул ручку на стол. – Я так и сделаю.

Сарину охватила паника. Она пришла сюда, надеясь вернуть Дженсона, а преуспела лишь в том, чтобы еще сильнее оттолкнуть его. Спазм боли, скрутившей ее, был столь же сильным, как тогда, в первую ночь без опиума. Но она не станет унижаться! Сарина расправила плечи и бросила на него холодный, презрительный взгляд. Что-то мелькнуло в его лице, и он отвел глаза, а затем, словно придя к какому-то решению, отодвинул кресло и, обойдя вокруг стола, встал прямо перед ней. Они стояли, глядя друг на друга словно два врага, ожидая продолжения борьбы и не собираясь сдаваться, пока другой не отступит.

Сарина первой прервала эту молчаливую битву. Она повернулась и пошла к двери. Бросившись за ней, Дженсон тем самым признал свое поражение. Он схватил ее за плечо и притянул к себе. Его руки пробрались под ее накидку и сомкнулись вокруг талии. Капюшон соскользнул, когда она попыталась отодвинуться как можно дальше. Он притягивал ее все ближе, пока ее груди не соприкоснулись с его грудью и только считанные дюймы не стали разделять их лица. Их губы встретились всего лишь на мгновение, затем еще раз, пока не соединились и они не припали друг к другу, дыша и чувствуя как один человек.

Он склонил ее голову себе на плечо и зарылся лицом в шелковистые волны ее волос.

– Сарина, – прошептал он, целуя ее в лоб, нос, губы. Он не пропустил ни одной черточки ее лица и, каждый раз целуя ее, бормотал ее имя. Они были вместе, и время словно перестало для них существовать.

– Сарина, – настойчиво повторил он, обхватывая ее лицо ладонями, – я хочу, чтобы ты покинула мадам Блю. Скажи мне, где ты предпочитаешь жить, и я позабочусь об этом. Маленький домик, большой дом, в городе, на горе, где угодно, но позволь мне увезти тебя из этого места.

Казалось, прошла вечность, прежде чем сказанные им слова дошли до ее сознания. Она пришла сюда, надеясь провести с ним еще несколько ночей, а он предлагал ей намного больше. Он предлагал ей то, что не хотел предлагать никому.

– Дом? – Ее голос дрожал от возбуждения, но она приказала себе быть осмотрительной.

– Все что угодно.

– Здесь, в Гонконге?

– Или в Сан-Франциско, Шанхае, Кантоне – где ты захочешь. Как долго еще ты собираешься прятаться в борделе?

– Пока не пойму, что мне ничто не угрожает.

– Шукэн этим утром отплыл в Шанхай, но он может в любое время вернуться. Тебе нельзя больше оставаться у мадам Блю и считать, что ты навсегда скрылась от него.

– У меня нет другого выхода.

– Я только что предложил тебе его.

Она сжала кулаки, пытаясь успокоиться.

– Правильно ли я тебя поняла: ты хочешь жениться на мне и увезти меня от мадам Блю?

Брови Дженсона взлетели вверх.

– Жениться? Нет, я ничего не говорил о женитьбе, Сарина. Я просто сказал, что куплю тебе дом.

Она развернулась на каблуках и пошла к двери.

– Сарина, вернись! – Он шагнул за ней. – Это что, ультиматум: или женитьба, или ничего?

– Я уже однажды говорила тебе, что не собираюсь становиться твоей шлюхой.

– Не будь столь вульгарной, Сарина.

– Почему же нет? – холодно поинтересовалась она. – Ты сам счел меня таковой, когда обвинил прошлой ночью в том, что рядом со мной находится Галван.

– Прошлой ночью я был так же расстроен, как и ты, – нехотя признался он. – Мы оба наговорили того, чего не следовало.

Ее глаза сузились.

– Сейчас, когда моя репутация восстановлена, я стала достаточно хороша, чтобы содержать дом и изображать из себя шлюху – но только для одного тебя?

– Сарина, прекрати.

– Скажи мне, Дженсон, – продолжила она с горечью, – ты собираешься постоянно жить в том доме, который мне купишь, или просто станешь заглядывать ко мне всякий раз, когда случайно окажешься в этом городе?

– Сарина!

– И сколько еще таких городов, где женщины живут в подаренных тобою домах, высматривая на горизонте твой корабль, чтобы провести несколько благословенных дней или недель, прежде чем ты надумаешь отплыть по делам?

– Нет никаких других домов и никаких других женщин, – раздраженно отрезал он.

– Я должна тебе поверить?

– Должна.

– Почему?

Его челюсти плотно сжались, в глазах горел гнев.

– Потому что я хочу тебя, глупая маленькая дурочка! Я хочу быть с тобой, заниматься с тобой любовью, просыпаться, держа тебя в своих объятиях, и знать, что никогда не буду делить тебя с кем-то другим.

– Поэтому ты собираешься превратить меня в содержанку?

– Я не хочу иметь содержанку, – взорвался он. – Я просто не знаю, хочу ли я иметь жену.

Сарину передернуло, когда она представила, как весело смеются мужчины в конторе, услышав разнесшийся по всему зданию вопль Дженсона. Когда же она поймет наконец, что она не возбуждает в нем ничего, кроме желания? Того же, что испытывали Галван и Во Шукэн. Несмотря на уверения в обратном, она всегда знала, что хочет Дженсона не меньше, чем он ее, а сейчас она наконец-то призналась себе, что ее чувства не ограничиваются животной страстью.

Она влюбилась в Дженсона Карлайла, отчаянно и бесповоротно, и сейчас ее сердце сжималось от боли: она не могла никому признаться в своей любви, и Дженсон Карлайл не любил ее.

Изменятся ли их отношения, если он узнает, что у него есть сын, подумала она, глядя, как он гневно меряет шагами комнату. Какая разница? Майкл Стивен не мог принадлежать своим настоящим родителям, он был ребенком Анны и Льюиса Дин. Нет никаких доказательств того, что она его мать, никаких свидетелей предательства Шукэна. Какая польза в том, что мужчина, который не хочет детей, узнает о существовании своего ребенка, отданного чужим людям?

– Я не могу принять твое предложение, Дженсон, – в конце концов выговорила она глухим безжизненным голосом, – и я никогда не покину мадам Блю. Они с Мэй – мои единственные друзья в этом мире, и они обе нуждаются во мне.

Он замер, кинув на нее встревоженный взгляд.

– Я тоже нуждаюсь в тебе.

Но недостаточно, хотелось сказать ей. Недостаточно. Она дотронулась до ручки двери.

– Не торопись с решением, Сарина. Я еще побуду немного в Гонконге, так что у тебя есть время подумать над моим предложением.

Но все, о чем она думала, когда закрывала за собой дверь его кабинета, – это куда Дженсон отправится после Гонконга и через сколько дней отплывает его корабль.

Глава 25

Шли недели. Ни Сарина, ни мадам Блю не упоминали больше о визите Во Шукэна, и Сарина ничего не сказала об этом Мэй. Каждый вечер она стояла у входной двери, опасаясь снова увидеть это страшное лицо и услышать елейный голос, который когда-то находила столь успокаивающим; и каждое утро она ложилась в свою кровать, радуясь, что сегодня ее страхи не оправдались.

Она снова плохо спала, но обходилась тем не менее без трубки, без бренди и без Дженсона Карлайла. Несмотря на его настойчивые уговоры, она упорно отказывалась принять его предложение, и через неделю он перестал ее об этом просить.

Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы с той самой ночи, когда появился Во, держаться подальше от дома восемнадцать по Казуарина-роуд. Она не предполагала, что Дины знают о ней, но видеть сына было намного болезненней, чем не видеть вовсе. Она была глупа, если думала иначе. Ее не устраивали редкие встречи с сыном, как это было и с его отцом. Расставания казались слишком мучительными, жизнь в разлуке была туманной и пустой, а мгновения встреч оказывались слишком скоротечны.

Но однажды, незадолго до Рождества, она не выдержала. Майклу Стивену скоро исполнится год! Прошло почти два месяца с того дня, когда она в последний раз мельком видела его.

День выдался теплым. Неяркое солнце грело землю, и Сарина надеялась, что Анна Дин обязательно воспользуется хорошей погодой, чтобы погулять с ребенком. Но ее экипаж три раза объехал квартал, и она не обнаружила ни детской коляски, ни Анны Дин. Сарина решила приезжать сюда каждое утро, пока не увидит сына.

Через три дня ее настойчивость была вознаграждена. Когда экипаж приблизился к маленькому парку на Баньян-стрит, Сарина заметила вишневую накидку Люси Греер и приказала вознице остановиться. Подойдя к девушке, Сарина с разочарованием обнаружила, что она одна. Сарина тихонько окликнула Люси, и та обернулась. Сначала она, казалось, не узнала Сарину, но затем, хотя и вспомнила ее, улыбка не осветила ее лица. У Сарины от страха перехватило дыхание.

– Здравствуйте, мэм, – приветствовала ее Люси. – Сегодня я впервые позволила себе немного пройтись по улице. Моя хозяйка умерла почти две недели назад.

– О нет! – Глаза Сарины расширились от ужаса.

– У нее всегда были слабые легкие, – продолжала девушка. – Док сказал, что она чудом прожила так долго. Хозяин очень тяжело перенес ее смерть. Они так грустят с маленьким Майклом! Тот, конечно, еще слишком мал, чтобы понимать все как есть, но и он чувствует, что что-то случилось. Думаю, он понял, что его ма больше не придет.

Нет, она придет, хотелось крикнуть Сарине, она жива! Анна Дин умерла, но она не была матерью Майкла Стивена. Я его мать, и я жива!

– И как бы это ни было грустно, мэм, – продолжала между тем Люси, – я подала на увольнение. Неприлично юной девушке жить с одиноким мужчиной, ведь так? Я нашла себе место за четыре улицы отсюда. Буду няней у двух девочек, где есть и па, и ма, чтобы все было как положено. Может быть, вы знаете какую-нибудь вдову или кого-то еще, кто ищет место?

– Нет. – Сарина покачала головой. – Боюсь…

Она внезапно замолчала, пытаясь дать своей бедной голове время подумать. Вдова. Она чуть не рассмеялась вслух. Ее вечно путешествующий по морям муж умер исключительно вовремя. Сарина внезапно почувствовала на себе удивленный взгляд Люси.

– Я ошиблась, – выпалила она. – Я ошиблась, Люси, я знаю такого человека.

– Ну, это же замечательно! – просияла девушка. – Не могли бы вы побыстрее прислать ее? Та, другая семья ждет меня с нетерпением, вы же понимаете.

Побыстрее. И снова Сарина начала лихорадочно соображать. Она сказала Дженсону, что никогда не покинет мадам Блю, а сама собирается сделать это прямо сейчас, когда он еще в Гонконге.

Сарина поймала на себе любопытный взгляд Люси, которую явно удивляли столь долгие размышления. Она подумала о Майкле Стивене. Какими-то неведомыми путями ей выпал шанс оказаться вместе с сыном, шанс, на который она и не рассчитывала. Она сможет кормить и купать его, одевать, причесывать и гулять с ним. Она будет рядом, когда он сделает свои первые шаги и скажет первое слово. Она может заботиться о нем, учить его и смотреть, как он растет. Но что важнее всего, она сможет подарить ему всю ту любовь, что скопилась в ее душе.

Она посмотрела на Люси сквозь пелену слез и произнесла дрожащим голосом:

– Когда я говорила о ком-то, Люси, я имела в виду себя.

– Вы, мэм? – вскрикнула девушка, и Сарина кивнула. – Значит, вы вдова? – Сарина снова кивнула, и слезы в ее глазах сделали эту ложь более убедительной. – Ну, тогда вы с хозяином будете хорошо понимать друг друга, а маленький Майкл попадет в хорошие руки. – Люси Греер казалась вполне довольной. – Приходите сегодня вечером, поговорите с хозяином, а я прослежу, чтобы он не отдал это место кому-нибудь другому.

Сарина вытерла глаза кончиком кружевного платочка и благодарно улыбнулась девушке.

– Когда мне лучше всего подойти?

– Я думаю, около семи, мэм.

– Тогда я приду в семь, – согласилась Сарина. Она попросит Мэй заменить ее, и никто не узнает, где она была.

Она уже собиралась вернуться к коляске, когда ее окликнула Люси:

– Простите, мэм, но я даже не знаю, как вас зовут.

Не медля ни секунды, Сарина прокричала в ответ:

– Томас. Миссис Джон Томас!

Мебель, обитая тканью в розовых и зеленых тонах, обои с изображением сцен охоты… Гостиная показалась Сарине кусочком Англии, перенесенным в одну из ее самых удаленных колоний. Громко потрескивающий в камине огонь согревал гораздо сильнее, чем жиденький чай, который подала Люси. Отблески желтого пламени придавали уют и без того приятной обстановке.

Сарина сильнее запахнула накидку, не в силах избавиться от неприятного ощущения, что она здесь всего лишь временный посетитель. А ведь ее собственный сын мирно посапывал в детской, всего через две двери отсюда! Пила бы она чай с Анной Дин в этой самой гостиной или они бы расположились в другой комнате? Возможно, ей бы предложили то самое кресло, в котором она сидит сейчас. Сарина вздрогнула и поспешно опустила чашку с блюдцем на маленький дубовый столик.

Устраиваясь поудобнее, она внимательно изучала бледное лицо молодого вдовца, который сидел сгорбившись на софе напротив.

Блондин с густыми волнистыми волосами и небольшими усиками под тонким аристократическим носом. Светло-карие глаза заволокла пелена боли, а бледные губы напряженно сжаты.

Сарине казалось, что он не в полной мере осознает ее присутствие. Когда Люси представила их друг другу, он показался ей слегка рассеянным, но отнюдь не подозрительным. Если его и предупредили о возможном визите некоей похожей на нее женщины, он, видимо, забыл об этом. Его вопросы были донельзя рассеянными, на ее ответы он реагировал неопределенными кивками и неразборчивым бормотанием, и за весь тот час, что они провели в обществе друг друга, он едва ли хоть раз поднял на нее глаза. Ему, казалось, больше по душе неотрывно смотреть в огонь. Он выглядел таким же бледным и незаметным, как Сюе, и Сарина подумала: был ли Льюис Дин всегда таким или это внезапная смерть жены вырвала его из окружающего мира?

– Вы сказали, что вы вдова, миссис Томсон? – Он говорил себе под нос, и Сарине приходилось напрягаться, чтобы услышать его.

– Томас, – поправила она его в четвертый раз и снова ответила «да».

– Скажите… – он нахмурился, внимательнее приглядываясь к горящим в камине углям, – вы смогли привыкнуть к этому… к одиночеству?

Она была поражена вопросом и не стала этого скрывать.

– Две недели – слишком короткое время, мистер Дин. Ваше горе еще очень свежо. Мне кажется, человек сначала должен осознать свою потерю, и лишь потом наступает одиночество.

Он снова провел рукой по усам.

– Вы правы, миссис Томсон. Да, очень глупо с моей стороны… – Его голос затих.

Сарина сжимала и разжимала пальцы, гадая, как она сможет жить в одном доме с этим грустным, погруженным в себя незнакомцем. Внезапно ее охватили сомнения. Не опасно ли переезжать в дом человека, который работает на Во Шукэна? Во может в любой момент появиться на пороге дома восемнадцать по Казуарина-роуд, так же как он появился в доме на улице Цветка Дракона.

Что она скажет Дженсону? Есть ли в доме другие слуги кроме мальчика-китайца? Должна ли она будет не только приглядывать за Майклом Стивеном, но готовить и убирать? Как отнесется мадам Блю к ее решению?

Подавленная всем этими мыслями, она уже открыла рот, чтобы извиниться и сказать Льюису Дину, что она передумала, когда тишину комнаты нарушил его безжизненный голос:

– Очень хорошо, миссис Томсон…

– Томас, – автоматически поправила она, приподнимаясь.

– Да… – Он неопределенно махнул рукой. – Не могли бы вы приступить к работе сегодня же?

– Боюсь, я…

– Тогда в понедельник?

– Да, но…

– Отлично. В таком случае я жду вас через три дня. Люси покажет вам дом. – Он потянулся к маленькому фарфоровому колокольчику на столике перед софой и позвонил в него.

Сарина встала, слегка покачиваясь от волнения.

– Да-да, конечно, – пробормотала она. – Спасибо.

Она вышла из комнаты, недоумевая, что же она наделала. У нее еще была возможность передать через Люси свой отказ. Скорее всего бедняга уже забыл, что он вообще предлагал ей работу.

– Ну, мэм, вы получили место? – вскричала Люси, которая как раз вышла в холл из кухни, вытирая на ходу руки о фартук.

– Да, – протянула Сарина, все еще сомневаясь в правильности своего поступка, – но я…

– О, мэм, я так рада! – перебила ее Люси. – Вы будете здесь счастливы, мадам, и у вас будет маленький, к которому вы сможете относиться как к своему собственному.

Невинные слова Люси Греер уничтожили последние сомнения Сарины.

Сарина смотрела на лица двух сидящих напротив нее женщин и ждала их ответа. Руки она спрятала за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат, но тревога проглядывала в выражении ее глаз. Мэй и мадам Блю молчали. Первой откликнулась Мэй. Она одарила Сарину теплой улыбкой, но эта улыбка не коснулась ее темных глаз.

– Я рада за тебя, сестра моя, – сказала она серьезно. – Ты выбрала путь, который принесет тебе успокоение.

– Но ты все же не одобряешь мой поступок? – настаивала Сарина.

Мэй опустила глаза.

– Я не имею права не одобрять сделанный тобою выбор, – ответила она осторожно, – но мне казалось, что ты уже разделила свой путь с другим человеком.

Сарина уставилась в потолок, изо всех сил пытаясь говорить спокойно и сдержанно:

– Путь, который мне предложил Дженсон Карлайл, не та дорога, по которой я хотела бы следовать.

– Значит, так тому и быть, – вздохнула Мэй. – Разумом я рада за тебя, Сарина, хотя мое сердце рыдает.

Дженсон не Чен, горько подумала Сарина, и он никогда не рискнет своей жизнью ради нее, как это сделал Чен ради Мэй. Любовь! От этого слова ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Дженсон Карлайл ничего не знал о любви.

– Дорогая Сарина… – прервала наступившее молчание мадам Блю. – Как и Мэй, я не вправе одобрять или порицать, но мне кажется, что ты бежишь, гонимая собственными страхами, и предпочитаешь скуку спокойствия неуверенности страстной любви.

Сарина хотела прервать ее, но мадам Блю подняла руку, призывая ее подождать.

– Нет ничего более утомительного, чем медленное угасание в спокойном бытии, Сарина, и ничего более восхитительного, чем страсть, даже когда она начинает блекнуть, как это обычно и бывает. Решив не сгорать в пламени желания, предпочтя вместо этого пепел чужого огня, ты отказываешь себе в одном из самых драгоценных переживаний в жизни. Что касается меня, – она вздохнула, – то я буду скучать по тебе, как мать тоскует по своей дочери, чья судьба увела ее от ворот родного дома. Но я буду также горевать за тебя, моя дорогая, ведь ты будешь отдавать свое тепло ребенку другой женщины, вместо того чтобы бороться за своего мужчину и своего ребенка.

Эти слова глубоко ранили Сарину, и ей страстно захотелось раскрыть им правду и доказать, как сильно они ошибаются, но она знала, что никогда не скажет им о Майкле Стивене, так же как никогда не расскажет о нем и Дженсону. Пусть они думают что угодно, с горечью решила она, по крайней мере она уверена в своей правоте, и на данный момент этого вполне достаточно.

– Неужели мне придется снова самой встречать гостей? – спросила мадам Блю, весело блеснув глазами и прерывая напряженную тишину легким смешком.

Сарина повернулась к Мэй, но та старательно избегала ее взгляда.

– От музыкальной комнаты до входной двери всего несколько шагов, – заметила мадам Блю, догадавшись об идее Сарины.

– А ты уже и так знаешь все необходимые китайские выражения, – поддразнила Сарина и была вознаграждена проблеском улыбки на лице Мэй.

– Но моя трубка! – запротестовала Мэй, переводя взгляд с Сарины на мадам Блю и обратно. – Моя зависимость слишком сильна. Трубка никогда не позволит мне работать.

– Возможно, только оказавшись среди людей, ты поверишь, что когда-нибудь сможешь обходиться без трубки.

– Возможно, – Мэй пожала плечами, – но я все еще не уверена, смогу ли жить без того покоя, который она мне дарит.

И тут Сарина решила вмешаться в жизнь Мэй. Если мадам Блю узнает правду о Мэй, пережитые ими обеими страдания соединят их души, что поможет облегчить боль и заполнить пустоту после ее ухода. И тогда Мэй наконец обретет поддержку, в которой она так нуждается.

Сарина повернулась к мадам Блю.

– Вы знаете, что Мэй прислал к вам Во Шукэн?

– Сарина! – с упреком воскликнула Мэй, но та покачала головой и поднесла палец к губам.

Она смотрела только на мадам Блю, отмечая ее очевидное удивление.

– Тебя прислал Шукэн? – прошептала она. Мэй, которая все еще бросала гневные взгляды на Сарину, нехотя кивнула.

– Ты впала у него в немилость?

Повинуясь ободряющему жесту Сарины, Мэй в конце концов повернулась лицом к мадам.

– Я была любовницей его сына, Чена.

На мгновение показалось, что мадам Блю не выдержит этого удара, но потом она начала медленно приходить в себя. И Сарина с радостью поняла, что, раскрыв правду о Мэй, она сделала нечто более важное, чем если бы поделилась своими секретами. Когда мгновение спустя мадам Блю взглянула на Сарину, ее глаза были полны слез и в них светилась благодарность. Мэй в недоумении переводила взгляд с мадам на Сарину.

– Он должен был жениться на другой? – прерывающимся голосом спросила мадам Блю.

– Да, – прошептала Мэй.

– А ты отказалась стать его наложницей?

Мэй проглотила комок в горле и покачала головой.

– Чен не предлагал мне этого, он считал такое предложение недостойным для своей возлюбленной.

– Но ты согласилась бы? Сарина задержала дыхание.

– Он был мой хозяин и моя единственная любовь, – сказала Мэй. – Я пошла бы за ним куда угодно. Да, – она легонько кивнула в подтверждение своих слов, – я бы пережила все, что бы боги мне ни послали, лишь бы всегда оставаться рядом с Ченом.

Сарина подавила рыдание.

– Черт бы его побрал, – простонала она, – его и его проклятую гордость! – Она вспомнила слова Чена – слова, которые он прошептал с такой уверенностью и силой. «Я знаю, что она ответит мне на это, ведь ее гордость не уступает моей». Только подумать: он потерял любовь, а может быть, и жизнь из-за своей гордости! Сарина поморщилась, вспомнив, что мадам Блю упрекала ее в том же самом грехе. Все повторялось снова и снова. Как и Чен, она была просто гордячкой, и, как и Чен, она потеряла все.

– Сарина, тебе плохо?

Голос мадам Блю с трудом прорвался сквозь окружившую ее стену, но Сарина отмахнулась от ее заботы, как от назойливой мухи. Она гордо подняла голову и выпрямилась. Сейчас она ничего не может потерять, потому что у нее ничего нет. Зато приобретет то, чего желала больше самой жизни, больше, чем Дженсона Карлайла. Своего собственного сына!

– Знаешь, Мэй, – сказала она наконец, смахнув слезы с глаз, – перед тем как я покинула поместье Во, я умоляла Чена не сдаваться смерти. Я умоляла его жить, чтобы в один прекрасный день, если боги смилостивятся, вы снова встретились.

– Пока жив Во, нам никогда не быть вместе, – с грустным вздохом ответила девушка.

– Но если это вдруг случится, вернешься ли ты к Чену на положении его наложницы?

– О да! – Глаза Мэй засияли, освещенные любовью.

– Значит, надо жить, Мэй, – сказала Сарина. – Жить ради того дня, когда, как я обещала Чену, вы встретитесь с ним.

Пока Мэй обдумывала ее слова, Сарина перевела взгляд на мадам Блю, безмолвно пообещав ей когда-нибудь рассказать и о себе, и пожилая женщина понимающе кивнула. Легонько вздохнув, Сарина встала и медленно прошлась по комнате.

– Мне лучше сейчас вернуться вниз, – сказала она. – Джанелла никогда не простит мне, если, пока она сторожит дверь, Фелисити уведет ее морского офицера.

– Подожди, Сарина, – окликнула ее Мэй. – Я пойду с тобой, – она быстро поднялась со стула, – и ты научишь меня всему, что я должна знать.

Сарина протянула ей руку, и Мэй с благодарностью пожала ее.

– Пожалуйста, Мэй, разбуди меня, когда Сарина закончит свои «уроки», – попросила мадам Блю и, опираясь на трость, с трудом встала. – У нас с тобой есть о чем поговорить.

Накануне отъезда Сарины из дома мадам Блю она послала Дженсону записку, которую Тан Цы отнес ему прямо в контору. И ровно в семь Дженсон появился на пороге ее комнаты. Сарина в последний раз облачилась в платье Цветка Дракона. Маленький чемодан, который ей подарила мадам Блю, лежал открытым возле кровати. Дженсон ворвался в комнату, как обычно, стремительно, но, увидев этот наполовину собранный Чемоданчик, внезапно остановился.

– Ты уезжаешь?

– Как ты догадлив! – раздраженно фыркнула она, но немедленно приказала себе успокоиться. На самом деле она очень боялась предстоящего разговора.

– Ты оставишь мне свой новый адрес или это секрет?

– Я делаю лишь то, что ты сам мне советовал, – невпопад сказала она. – Я покидаю мадам Блю.

Он скрестил руки на груди.

– И куда ты отправляешься?

– Недалеко отсюда. – Она лукаво улыбнулась, наслаждаясь его растущим нетерпением. – Отныне ты не сможешь придраться к моему выбору места жительства. – Сарина взяла шелковую шаль и, сворачивая ее, спокойно объявила: – Я нашла место няни маленького мальчика, у которого недавно умерла мать.

– Один из твоих клиентов, не иначе?

Она подавила смешок.

– Едва ли.

– И как тебе посчастливилось обнаружить, что этот человек, кем бы он ни был, нуждается в няне для сына?

– Я узнала это от девушки, которая работала там раньше, – ответила она, бросая шаль в чемодан. Решив, что лучше сразу покончить с вопросами, она слегка изменила тон. – Я-то думала, ты обрадуешься, Дженсон. Я даже полагала, что ты одобришь мое решение. В конце концов, – поддела она его, – разве не респектабельной жизни ты всегда желал для меня?

Он опустился на кровать и машинально пригладил волосы.

– Я не понимаю тебя, Сарина, – сказал он, отводя взгляд. – Я просил тебя переехать отсюда в свой собственный дом, но ты отказала мне. А незнакомец, какой-то вдовец с ребенком, предложил тебе стать няней и жить в его доме, и ты согласилась. Неужели ты собираешься провести остаток своих дней, прислуживая чужим людям и заботясь об их детях? Чем этот мужчина отличается от Шукэна? – разъярился он. – Ты сама сказала, что он вдовец. Как долго, по-твоему, твоя драгоценная добродетель останется в неприкосновенности?

– Если бы ты хоть раз его увидел, ты не задавал бы таких глупых вопросов, – парировала она.

– Мне плевать, как он выглядит, черт возьми! Он все равно остается мужчиной, и ты будешь жить с ним под одной крышей.

– А ты предпочитаешь, чтобы я жила под одной крышей с тобой?

– Я уже отказался от этой глупой затеи, Сарина. – Голос Дженсона изменился, и в нем появились тоскливые нотки. – Мужчина не может вечно терпеть отказы и не чувствовать себя при этом униженным. – Он встал и легонько коснулся рукой ее щеки. – Удачи тебе, Сарина. – И Дженсон вышел из комнаты.

– Дженсон! – Уронив платье, которое она держала в руках, Сарина бросилась за ним, но, добежав до двери, остановилась. Так будет лучше: все равно ничего не изменишь.

Сарина наклонилась, подобрала платье и, стиснув зубы, продолжила сборы, твердя себе, что ей наплевать, что о ней думает Дженсон Карлайл и куда он поплывет после Гонконга.

Ничто не должно интересовать ее сейчас, кроме ее любимого сына.