Текст книги "Цветок Дракона"

Последнее, что она увидела, прежде чем потеряла сознание, был свирепый оскал железного дракона.

Глава 10

– Сарина?

Сначала она подумала, что это Дженсон зовет ее: в неверном сером свете она различала неясные очертания мужского лица.

– Сарина?

Она с трудом освободилась от пут тумана, застилавшего ей глаза, но когда наконец ее взор прояснился, она вскрикнула и попыталась сесть.

– Ляг, Сарина, – велел Во Шукэн, укладывая ее обратно на кровать. – Лежи, пока окончательно не придешь в себя.

От звука его голоса дрожь пробежала по ее телу, и пальцы, сжимавшие ей руку, показались ей сжимающимися кольцами змеи. Пристально вглядываясь в его лицо, она попыталась отыскать в нем признаки злодейства, подтверждающие, что все, сказанное Дженсоном, – правда. Но на лице Во не было следов порока, а только сострадание. И взгляд, полный нежной заботы, от которого у Сарины сердце буквально разорвалось на части.

Конечно, Дженсон солгал ей. Не может быть, чтобы человек, поднесший сейчас к ее губам чашку горячего чая и уговаривающий сделать хотя бы глоток, был действительно так двуличен. Она подалась вперед, пока он взбивал ей подушки, которыми сам решил заменить бамбуковую подставку для головы. Если кто и склонен к злодейству, так это Дженсон Карлайл.

– Полагаю, ты днем ничего не ела, – сказал Во, и Сарина кивнула. Неодобрительно посмотрев на нее, он потянулся к чаше, которую принес один из слуг вместе с чаем. – Это конги, – пояснил он, отправляя ей в рот ложку рисовой каши.

Она вспомнила, как часто отец кормил ее горячей овсянкой, и улыбнулась.

– Я не ела кашу с самого детства, – застенчиво призналась она.

– А ты и есть сейчас мой ребенок, – сказал он, – и, так же как своим собственным детям, я гарантирую тебе любовь и нежность.

От этих слов она еще больше разволновалась, тщетно пытаясь сопоставить то, что видела своими глазами, с тем, что сказал о нем Дженсон.

– Ты чем-то очень обеспокоена, Сарина, – заметил Во, отставляя пустую чашу. – Может быть, если ты поделишься со мной своими мыслями, тебе станет легче.

Она продолжала бороться со своими сомнениями. Она знала: по китайским обычаям, ту тему, которую она хотела затронуть, не осмелилась бы поднять с Во и собственная жена.

– Это правда… – Ее голос задрожал, и она на мгновение умолкла. – Это правда, что вы выращиваете мак и продаете опий по всему миру? – Ну вот. Страшные слова сказаны. Не решаясь взглянуть ему в глаза, она смотрела на свои сцепленные руки и ждала.

Он некоторое время молча сидел на краю ее постели, потом встал и подошел к окну.

– Да, Сарина, правда, – сказал он очень тихо. Внезапная боль заставила ее зажмурить глаза. Как бы она хотела, чтобы он опроверг то, в чем обвинил его Дженсон!

– Уже много лет мы в Китае называем Опий «Божье лекарство», – продолжил Во ровным, бесстрастным голосом, глядя в окно. – Это не только самое мощное из известных средств против боли, оно также способно вызывать безмятежный и спокойный сон. Если его умело использовать, оно станет источником спасения для тех, кто страдает от непереносимых мук, будь то боль тела или души. Его используют и могущественные императоры, и нищие крестьяне. Все, кто знает о силе мака, преклоняются перед ней. – Он наконец повернулся к Сарине лицом и спросил: – Это Карлайл рассказал тебе?..

– Да. – Она кивнула, не решаясь поднять глаза.

– Понятно. – Он сложил руки на груди и засунул ладони в широкие рукава бирюзово-золотистого халата. – Мой друг Дженсон, – сказал он с кривой усмешкой, – как и многие твои соплеменники, способен искать избавление от боли только в спиртных напитках. – Он с сожалением покачал головой. – Как легко смотреть сквозь пальцы на то, что привычно, и осуждать незнакомое. Возможно, вы, на Западе, считаете себя более добродетельными, чем мы, но в Китае я знаю очень мало людей, которые бы не отвергли эту мнимую добродетель в момент сильной боли.

Он подошел к кровати, приподнял подбородок Сарины и заглянул ей в глаза.

– Интересно, мой прекрасный лотос, как поступила бы ты, если бы тебе пришлось выбирать?

Он вышел, оставив ее одну разбираться в своих мыслях. Потрясение от слов Дженсона притупилось искренностью ответа Во. Подобной чести, как понимала Сарина, не удостоилась бы ни одна китаянка. В его словах была правда, которая не только успокоила ее страхи, но даже сделала лицемерным праведное негодование Дженсона.

Кто из вас без греха, первый брось в нее камень, вспомнила Сарина и почувствовала внутри какую-то тяжесть. Дженсон Карлайл в который раз доказал, что он именно тот, кем она его считала. Лицемер. Потому что при всех своих грехах он первый бросил камень.

Неделей позже, когда Сарина только что вернулась со своими маленькими подопечными из летнего домика, дверь кабинета распахнулась и из него вышел Во, а вслед за ним сам Дженсон Карлайл. Сарина попыталась вместе с девочками быстро подняться по лестнице, но они не могли бежать на своих крошечных перетянутых ножках. Она оказалась в ловушке. Во окликнул ее, и Сарине ничего не оставалось, как подойти.

Подняв голову и выпрямив спину, она направилась к Во, ни разу не взглянув в улыбающееся лицо Дженсона. Затем, словно они загодя договорились, Во слегка хлопнул Дженсона по спине, вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь. Сарина в изумлении посмотрела ему вслед.

– Не хочешь пойти прогуляться? – спросил Дженсон деловым тоном, которого она никогда раньше у него не слышала.

– Нет, спасибо, – отрезала она, направляясь к лестнице.

Он поймал ее за руку.

– Тогда просто выйдем на минуту во двор. Она выдернула руку.

– Я уже там была.

– Как хочешь. – Он пожал плечами. – Но все-таки мне придется найти способ настоять на своем.

Она взвизгнула, потому что он поднял ее на руки, вынес из дома и только во дворе поставил на землю. Шпильки выскочили из ее волос, и легкий ветерок распушил их. Раскрасневшись и задыхаясь от злости, она вне себя набросилась на Дженсона с кулаками.

В одно мгновение он поймал одной рукой оба ее запястья, а второй потрепал по щеке, словно дикое животное, которое собирался приручить.

– Мне нравится, когда ты такая, Сарина, – сказал он, тяжело дыша. – Сейчас ты соответствуешь своему имени. Сирена, морская сирена, с распущенными по ветру волосами и настоящим румянцем на щеках. – Он медленно намотал на указательный палец ее золотистый локон. – Мне жаль мужчин, у которых разобьется из-за тебя сердце, моя прекрасная сирена. Они лишатся не только своего сердца, но и души.

Сарина предупреждала себя, что нельзя доверять речам, слетающим с его губ. Он ветреный человек, лицемер, для которого слова, лживые или правдивые, горькие или сладкие, равно ничего не значат. И пока он говорил с ней и гладил ее волосы, Сарина пришла к решению расстаться с ним раз и навсегда.

– Завтра я отплываю в Гонконг, – сказал он. Ее сердце предательски екнуло.

– Вот почему я хотел поговорить с тобой и сказать…

– До свидания? – перебила она его. – Какая забота.

– Я хотел объяснить тебе, что в тот день, когда мы ездили в Шанхай… Я хотел…

– Извиниться за то, что оставили меня там, где Во смог бы найти меня.

– Все было совсем не так. Я донес тебя до…

– Как видите, – снова оборвала она его, – я теперь здорова. А сейчас мне нужно возвращаться в дом.

– Сарина, пожалуйста…

Она отвернулась и направилась к дверям.

– Сарина!

Она слышала его шаги за спиной, но не остановилась. Ее туфли на низком каблуке ритмично застучали по гравию. Подойдя к двери, она мгновение помедлила: одна Сарина требовала идти вперед не оглядываясь, другой хотелось остановиться и обернуться. Он уезжает, напомнила она себе. Что пользы взглянуть на него в последний раз? И, решительно толкнув дверь, она вошла в дом.

Налетевший порыв ветра с шумом захлопнул дверь, и в этом прощальном звуке было что-то зловещее.

Дни шли, и Сарина обнаружила, что ей все труднее утром вставать с кровати. Она просыпалась оттого, что к горлу подступала тошнота, а в животе громко урчало. Когда тошнота проходила, она оказывалась настолько слаба, что не могла спустить ноги с кровати, не взявшись руками за лакированный столик. Каждый шаг давался ей с таким трудом, словно ноги налились свинцом. Она уставала, даже расчесывая волосы, а застегнуть крошечные пуговицы на летнем платье вскоре стало выше ее сил.

Сарина совсем потеряла аппетит, и даже когда заставляла себя сделать несколько глотков зеленого чая, чувствовала, что он вот-вот выйдет назад. Она каждый день дремала на траве возле летнего домика, когда ее подопечных отправляли спать, и просыпалась, только когда Лян выходила разбудить ее. Когда в четыре часа дня девочек забирала Лань Тай, Сарина без сил падала на кровать и спала до тех пор, пока Ин Хань не приходила одеть ее к ужину.

Сам ужин превратился в пытку. Стоило ей почувствовать запах мяса, как подступала тошнота. Застыв на стуле и вцепившись руками в подушку сиденья, она незаметно делала глубокие вдохи и молила Бога не унижать ее перед всеми.

К счастью, Во никогда не упоминал о Дженсоне Карлайле, а у нее самой не оставалось сил погружаться в горько-сладкие воспоминания о нем. Но то, что она забывала наяву, вспоминалось во сне. Он приходил к ней по ночам, зеленоглазый, загорелый. Он был так близко, что она ощущала его тепло, а когда Сарина просыпалась, то обнаруживала, что ее подушка промокла от слез. Ее союзник сон также отвернулся от нее.

Однажды днем, когда она проснулась, над ней стоял Во. Вздрогнув от неожиданности, она потерла глаза руками, разгоняя остатки тяжелого сна.

– Извини, что беспокою тебя, моя дорогая Сарина, но я надеюсь уговорить тебя на время покинуть постель и пойти со мной в домик, где мы разводим шелкопряда. Мы уже начали варить коконы, и я подумал, что тебе это, возможно, будет интересно.

Она вымученно улыбнулась.

– С огромным бы удовольствием, – ответила она, – но, боюсь, у меня не хватит сил идти так далеко.

Он сделал успокаивающий жест.

– Я уже велел принести портшез для Ли. Сейчас я прикажу принести второй для тебя.

Он, должно быть, заметил удивление на ее лице, потому что поспешно пояснил:

– Моя чудесная Ли обожает смотреть, как варят коконы. Ее обязательно приносят в домик перед началом варки. Это давно стало ежегодной традицией. Ну же, вставай, – поторопил он. – Я помогу тебе.

Портшез представлял собой большую бамбуковую кабину с двумя продетыми сквозь нее шестами. Кабина была выкрашена в черный цвет и завешена по бокам ярко-синими шелковыми занавесками. Как только Сарина устроилась внутри портшеза, четверо слуг подняли шесты на плечи и кабина поплыла по воздуху. Они медленно двигались через сад, а Во шел рядом, не сводя тревожного взгляда с Сарины, которая продолжала мужественно бороться со сном.

Когда Во и Сарина вошли в домик, Ли уже сидела там на низком стульчике из красного дерева. Может, ей и не пришлось по душе появление Сарины, но ничто в ее лице не выдало этого. Одетая в ярко-синюю шелковую блузку и длинную юбку, с сапфирами и бирюзой, сверкавшими у нее в ушах, волосах и на запястьях, она выглядела нелепо рядом с просто одетыми крестьянами.

Возле одного из котлов с кипящей водой стоял Чен. Он вежливо кивнул и улыбнулся. Сарина заметила, как он печален, и вспомнила, что он стал таким с тех пор, как на прошлой неделе умерла крестьянка На вместе со своим неродившимся ребенком. Она улыбнулась в ответ и хотела подойти к нему, но он отвел взгляд и начал перекладывать толстые серые коконы из плетеной корзины в дымящийся котел. Сарина вспомнила, что он когда-то рассказывал ей о приготовлении шелка, и сразу почувствовала тошноту. Как она позволила выманить себя из постели и лишить сна, в котором так нуждалась?

– Вам не по себе, мисс Пейдж? – услышала она звонкий медовый голос Ли. – Не все гусеницы шелкопряда обречены на смерть. Многим позволено превратиться в бабочек. Со временем они отложат яйца, из них вылупятся личинки, и все начнется сначала. Вы должны научиться, моя дорогая, принимать сей процесс как жертву этих примитивных созданий высшим существам, которым нужно красиво одеваться.

Сарина услышала, как Чен прокашлялся.

– Вы знаете, мисс Пейдж, – вмешался он, – что из примерно ста сорока фунтов коконов получится сто двадцать фунтов сырого шелка?

– Нет, – пробормотала она с дрожащей улыбкой, вытирая испарину со лба. – Нет, я не знала.

Комнату наполнил запах варящихся коконов, и Сарина почувствовала, что ее сейчас вырвет.

– Ты больна, Сарина? – Во поспешно подошел к ней и прижал ладонь к мокрому лбу. – Похоже, у тебя жар.

Она отвела его руку.

– Если не возражаете, я просто выйду на минутку. На свежем воздухе мне наверняка станет лучше, – заверила она его.

Оказавшись во дворе, Сарина прислонилась к стене домика и закрыла глаза. Медленными круговыми движениями она помассировала ноющий живот, пока спазм постепенно не прошел. Потом отправилась искать свой портшез. Во придется простить ее, но ей просто необходимо поспать. Она увидела одного из слуг, отдыхающего под раскидистым тутовым деревом, и неуверенными шагами направилась к нему.

– Мисси!

Сарина подняла глаза в тот момент, когда уже было поздно. Молодой крестьянин, спешивший в домик с большим медным чайником в руке, налетел на нее. Кипяток выплеснулся ей на платье и ноги, и Сарина вскрикнула. Ее кожа, казалось, горела пламенем. Она упала на землю, а крестьянин с перекошенным от ужаса лицом попятился от нее, потом выронил пустой чайник и бросился бежать. Через мгновение он исчез среди тутовых деревьев.

Обезумев от боли, Сарина сжала распухшие лодыжки руками и каталась по земле.

– Помогите мне, – крикнула она, увидев сквозь туман слез, что кто-то вышел из домика. – Помогите мне, пожалуйста!

Но Ли, скрестив руки на груди, неподвижно стояла в дверях, а на ее тщательно нарисованном лице змеилась довольная улыбка.

– Помогите мне! – кричала Сарина, протягивая руку к молчаливой фигуре. – Помогите…

Ее голос стал тише, а мир вокруг потускнел и провалился в черноту.

Она проснулась от странного едкого запаха. Ее начало рвать, и Во держал ее голову над большим фарфоровым тазом, а когда все кончилось, вытер губкой лицо и дал попить холодной воды.

– Это запах мазей, которыми наш врач, Ци Тифан, лечит твои ожоги, – сказал Во, отжимая свежую тряпку и кладя ей на лоб. – Твои ноги, Сарина, сейчас перевязаны, и доктор Ци велел, чтобы ты не вставала с постели до тех пор, пока раны не заживут. – Так что теперь ты сможешь спать, сколько пожелаешь, – игриво закончил он.

Сарина попыталась улыбнуться. Пульсирующая боль в ногах распространялась по всему телу. Даже в голове отдавалась. Она облизнула пересохшие губы и подумала, как бы над ней посмеялся Дженсон: сейчас ее ноги действительно завязаны. Ее рот скривился в горькой улыбке. Она прикрыла глаза, чтобы избавиться от непрошеного видения, но тут перед ней возник другой образ. Она увидела стоящую в дверях Ли, которая с жестоким безразличием наблюдает за ее мучениями.

– Я приготовил тебе чай, Сарина, – донесся до нее голос Во. – Он поможет тебе заснуть.

Она сделала первый глоток и вспомнила, что такой же вкус был у ароматного, пахнущего жасмином чая, который Во давал ей в тот день на складе в Шанхае. Она сделала еще глоток, потом еще, а когда чашка опустела, послушно выпила вторую и со спокойным вздохом легла.

Ее голова покоилась на подушке, но Сарине казалось, что она лежит на пушистом облаке. Боль почти прошла. Она покинула свое тело и воспарила. Воспарила над болью, оставив далеко внизу свое обожженное тело. Даже убаюканный рассудок впал в забытье. Она ничего не весила, ее плоть растворилась, и она могла порхать среди облаков, сама превратившись в облако.

Над ней склонился Во и осторожно поцеловал в губы.

– Ты увидишь самые красивые сны, мой драгоценный цветок, – тихо сказал он и отошел от кровати. – Прости меня, Сарина, но на этот раз выбор за тебя сделал я.

Взяв горшок с опиумным чаем, он вышел из комнаты и тихо закрыл дверь.

Глава 11

Прошло десять дней, прежде чем Ци Тифан позволил Сарине вернуться в летний домик, где девочки с нетерпением ожидали возобновления занятий. Хотя ее ноги все еще были перевязаны, боли она почти не чувствовала. Что действительно причиняло ей боль, так это то, что молодой крестьянин, нечаянно опрокинувший на нее кипяток, получил двадцать ударов плетью. Каждый раз, когда она думала о его наказании, она жалела, что Ли не может вместо него ощутить тех жгучих ударов.

К радости Сарины, в то время, пока она лежала в постели, к ней каждый день полудня забегал повидаться Чен. Вот и теперь ее подопечные спали в летнем домике, а они с Ченом сидели рядом на траве. Чен был явно сильно расстроен. Таким беспомощным она еще никогда его не видела. Это чувствовалось во всем: в натянутой улыбке, в том, как он непривычно сутулился, в нервных движениях рук, обрывавших лепестки розовой азалии. Когда он принялся за второй цветок, Сарина отобрала у него сломанную ветку.

– В чем дело, Чен? – спросила она. – Что случилось?

Он прижал кончики пальцев к вискам, словно для того, чтобы облегчить пульсирующую там боль.

– Чен?

Его лицо исказилось.

– Мой отец… – Его голос дрогнул. – Отец завел разговор о дне моей свадьбы. – Он закрыл глаза, и Сарина увидела, как на его черных ресницах блеснули слезы. – Я в отчаянии, – прошептал он. – Просто в отчаянии. Я не видел Лао Куатай с детства и теперь должен ввести ее в свой дом в качестве жены. Я должен позволить ей молиться на могилах моих предков и лечь с ней в постель. – Он открыл глаза, и слезы медленно покатились по его щекам. – Знаешь, мой друг, в Китае невестка почитается гораздо выше, чем жена. И все потому, что она будет чтить родителей своего мужа и его предков. Она входит в дом мужа и становится мостиком между его предками и потомками. А что касается мостика между ней и мужем, он строится только на ответственности, долге и традициях. А где же тогда любовь? – горестно воскликнул он. – Что станет с любовью?

Он прикрыл лицо руками, и глаза Сарины тоже наполнились слезами.

– Мой бедный Чен, – пробормотала она, – мой несчастный дорогой друг. Хотя я все еще многого не понимаю в вашей жизни, но твое отчаяние мне понятно. – Она подняла его голову и заставила посмотреть себе в глаза. – Послушай меня, – сказала она. – Даже если тебе придется жениться на Лао Куатай, тебе не обязательно расставаться с Мэй. Она может жить в твоем доме и даже носить твоих детей, она…

– Да, в качестве наложницы, – с горечью произнес он, словно выплюнул это слово. – Во многих домах наложница считается не выше прислуги, удовлетворяя потребности главы дома вместо жены. Нет, мой друг, Мэй никогда не станет заменять мне жену, она может быть только настоящей женой.

– А ты когда-нибудь спрашивал Мэй, согласилась бы она стать твоей наложницей?

– Мне не нужно об этом спрашивать. Я знаю, что она ответит, потому что она еще более гордая, чем я.

– А если ты ошибаешься? – упорствовала Сарина. – Что, если она предпочтет жить в твоем доме в качестве наложницы жизни без тебя?

Чен отвернулся, и Сарина не смогла увидеть выражение его лица.

– Ты забыл, что с некоторыми наложницами обращаются совсем не как со слугами. Не все наложницы в таком положении.

– Ах да, – презрительно фыркнул он. – Прекрасная Ли. Она очаровала моего отца и удачно захватила главную роль, оттеснив в тень мою мать. – Он печально покачал головой. – Мэй не Ли, мой друг, и никогда ею не будет. – Он вытер глаза тыльной стороной ладони и медленно поднялся на ноги. Потом несколько минут еще побродил по саду и, вернувшись к Сарине, положил руки ей на плечи.

– Сарина, друг мой, – неуверенно начал он, – могу я попросить тебя об одном одолжении?

Подавив волнение, она с готовностью кивнула.

– Позволь мне каждый день брать ключ от летнего домика.

Сарина ахнула.

– Пожалуйста, мой друг, с каждым днем у нас остается все меньше времени. Если мне вскоре предстоит жениться на женщине, которую я никогда не полюблю, я хотел бы оставить любимую с чем-то большим, чем поцелуй украдкой в темноте. Я хочу любить ее, как только может любить мужчина, и, может быть, воспоминания о мгновениях, проведенных вместе, позволят нам легче переносить пустоту лет, ожидающих нас впереди.

– Но если твой отец узнает…

– Мы будем встречаться по ночам, на часок, не больше, – с горячностью прошептал он, – а ты каждый вечер могла бы оставлять нам ключ. – Оглядевшись в поисках подходящего тайника, он указал на большой покрытый мхом камень около куста розовых азалий, недалеко от того места, где они сидели. – Прячь его здесь, а я каждую ночь буду класть его обратно.

Это был большой риск для всех, но, взглянув в измученное лицо Чена, Сарина не смогла отказать молодым любовникам в недолгом счастье. На месте Чена и Мэй ей чудилась другая пара, чьи сплетенные тела взлетали и опускались вместе с кораблем, вздымающимся и падающим в пропасть волн разбушевавшегося моря. Двое любовников, обнявших друг друга в преддверии новой жизни, когда над их головами нависла угроза смерти. Те мгновения были единственной тайной драгоценностью ее жизни, и теперь их предстоит повторить Чену и Мэй.

– Хорошо, Чен, – сказала она. – Я оставлю ключ.

Он упал перед ней на колени и торжественно поцеловал в обе щеки.

– Клянусь, мой друг, что этот долг можно оплатить только жизнью.

– Нет, Чен, не надо, – взволнованно ответила Сарина, ошеломленная такой клятвой.

– Клянусь перед тобой и перед богами моих предков, – с жаром произнес Чен, прежде чем встать.

Этой ночью, лежа в постели, Сарина думала о Чене и Мэй, сплетающихся в объятиях в темноте летнего домика. Она пыталась представить, как они лежат на полосатых подушках, утомленные долгой любовной игрой, и какие клятвы дают друг другу, расставаясь после нескольких часов безнадежной любви. Прижав подушку к груди, словно любимого, она провалилась в прекрасный сон. Несколько раз за ночь она просыпалась, не выпуская подушки из рук, а когда проснулась в последний раз, матовый свет зарождающегося утра уже освещал ее комнату, а подушка лежала на полу.

Несколько дней спустя Ин Хань слегла с лихорадкой, и Сюе на это время великодушно предложила Сарине в качестве служанки Мэй. Сарина, не разговаривавшая с Ченом с того дня, как согласилась оставлять маленький медный ключ от летнего домика под заросшим мхом камнем, со смешанным чувством ожидала прихода Мэй. Услышав легкий стук в дверь, она осторожно открыла ее, готовясь к встрече с девушкой, ради которой Чен пошел на такой риск.

Но в дверях стоял Во, и Сарина вздрогнула от неожиданности.

– Мэй еще не пришла? – спросил он и быстро оглядел комнату. – Отлично. – Он поспешно закрыл за собой дверь. – Я тебе кое-что принес, моя дорогая Сарина. Это защитит тебя от любой беды, потому что я, похоже, не сумел защитить тебя.

Он посмотрел на ее распухшие, красные и все еще не заживающие ноги и прижал что-то холодное к ее ладони.

– Ее имя Цзи Си, – сказал Во. – Это богиня, оберегающая молодых женщин. Она защитит тебя так, как не сможет ни один смертный.

Сарина разжала руку и взглянула на крошечную, всего в два дюйма, статуэтку прекрасной китаянки, вырезанную из темно-зеленого нефрита. Ее волосы и длинный подпоясанный халат покрывали сотни крошечных бриллиантов, а глазами служили два ярко-красных рубина.

– Она прекрасна, – согласилась Сарина, – но вы действительно думаете, что я нуждаюсь в защите?

– Любому человеку нужна защита богов, – ответил Во, забирая из ее рук статуэтку и кладя себе на ладонь лицом вниз. – Вот, – объяснял он Сарине, поглаживая фигурку большим пальцем, – потри ей спину, как делаю я, чтобы согреть камень и освободить его волшебную силу.

Глядя, как его палец движется по зеленой спине богини, Сарине показалось, что она на себе ощущает его прикосновение. Она посмотрела Во в лицо и увидела, что его глаза засветились, как эбонит, а кожа цвета слоновой кости порозовела. Ее бросило в жар, словно магическое тепло, которое Во извлек из нефритовой богини, согрело ее. Она попыталась отвести глаза, но не смогла даже пошевелиться, загипнотизированная его проницательным взглядом и движениями пальцев.

Осторожный стук в дверь вывел Сарину из транса.

– Извините, – пробормотала Мэй по-китайски и замерла в дверях. – Я вернусь позже.

– Заходи, заходи, крошка. – Во поманил ее непринужденным взмахом руки. – Мисс Пейдж с нетерпением ждет твоего прихода. – Он подошел к одному из лакированных столиков, стоящих рядом с кроватью Сарины, и осторожно поставил статуэтку.

– Сейчас я оставляю тебя, возможно, в еще более искусных руках, чем руки Ин Хань, – сказал он и взглянул на молодую служанку, которая ответила на его слова низким поклоном. Во улыбнулся Сарине и размашистым шагом вышел из комнаты.

Не успела Мэй закрыть за ним дверь, как равнодушную маску на ее лице сменила веселая улыбка. Раскосые глаза девушки заблестели от слез. Она схватила Сарину за руки и с жаром поцеловала ей каждый палец.

– Невозможно выразить словами, как я вам благодарна, – произнесла. Мэй на ломаном английском. – Вы так рискуете, чтобы доставить радость двум влюбленным, которые для вас совсем посторонние люди.

– Мэй… – Сарина испуганно покачала головой. – Ты не должна говорить об этом. Не здесь.

Слишком много ног крадучись ходит за дверью. Их могут услышать.

Но молодую служанку невозможно было остановить.

– Чен сказал мне, что называет вас другом, а я буду звать вас своей сестрой. И за счастье, которое вы подарили мне, я, как и Чен, отдаю вам свою жизнь. Я поклялась перед Ченом и перед богами, – продолжала девушка, – а теперь клянусь перед вами. – Она поцеловала Сарину в обе щеки, и ее лицо вдруг вновь стало бесстрастным. – Я дала клятву всегда служить вам, сестра моя. Чем я могу услужить сейчас?

Сарина наконец пришла в себя и, указав на шкаф, с деланной веселостью сказала:

– Помоги мне решить, какое платье надеть сегодня вечером.

Мэй начала причесывать Сарину и, скручивая и скрепляя шпильками пряди ее волос, запела. Сарина прикрыла глаза, плывя на волнах прекрасного, сжигающего душу напева.

Затем Мэй помогла Сарине облачиться в шелковое нижнее белье, и, встав перед зеркалом, Сарина впервые заметила, что ее живот несколько увеличился. Нахмурившись, она потерла его руками, не подозревая, что Мэй следит за ее движениями.

– Вы не знали? – прошептала Мэй, когда их глаза встретились в зеркале.

– Не знала? – еще больше хмурясь, переспросила Сарина.

Мэй потупила глаза.

– Что вы… – Она замерла в нерешительности. – Что вы ждете ребенка.

Сарина вздрогнула от внезапной боли, пронзившей ее. Ребенок! Да, она знала и в то же время не знала. Или, вернее, предпочитала не знать. С тех пор как она приехала в Шанхай, время месячных дважды миновало, а их все не было. Она наивно приписала это реакции организма на новый климат, новую еду, новый образ жизни. А теперь оказалось, что все это связано не с новой жизнью, а с короткой встречей в старой. Слезы хлынули у нее из глаз. Значит, Дженсон Карлайл не только надругался над ее телом и оставил шрам в душе. Его семя зародило в ней новую жизнь. Она теперь никогда от него не освободится! Хотя он сам ушел из ее жизни, жизнь, которую она носит в себе, будет напоминать ей о Дженсоне до тех пор, пока она жива.

Прохладные ласковые пальцы Мэй смахнули слезы со щек Сарины.

– Значит, вы, как и я, тоже знали любовь! – воскликнула она, и ее глаза засветились счастьем.

– Любовь! – Слова застряли в горле Сарины. Она покачала головой. – Нет, Мэй, это была не любовь.

Глаза Мэй потухли.

– Я надеялась, что, возможно, красавец мистер Карлайл…

– Нет! – воскликнула Сарина. В отчаянии она решилась на ложь, которая устроит всех, когда живот больше нельзя будет скрывать. – Нет, Мэй, – повторила она. – Дженсон Карлайл мне всего лишь знакомый. Я… меня изнасиловал на корабле матрос, и я даже не запомнила его лица. Он… он был пьян. Он запер меня в каюте и… Понимаешь, я путешествовала одна… Мэй крепко обняла Сарину.

– Моя несчастная сестра, – простонала она. – Как это жестоко, что тебе пришлось узнать злую сторону любви прежде сладкой и счастливой. Но как его лицо изгладилось из твоей памяти, так изгладится и сам ужасный поступок. Ты прекрасна и чиста, сестра моя, и ребенок, которого ты носишь, будет прекрасен и чист. А когда Бог наградит тебя сладкой, счастливой любовью, ты познаешь ее радость и боль навсегда останется в прошлом.

Сарина глубоко вздохнула. А Ин Хань знает? А Во? Может быть, он подозревает? Она в ужасе схватила Мэй за плечи.

– Обещай мне, Мэй, – умоляюще произнесла она, – что ты никому об этом не скажешь. Поклянись!

Девушка кивнула.

– Я никому не скажу. Клянусь перед тобой и перед богами.

Сарина повернулась к крошечной, украшенной драгоценными камнями фигурке, стоящей на столике возле кровати. Цзи Си. Еще один покровитель, опоздавший защитить ее. Пока она смотрела на статуэтку, гранатовые лучи заходящего солнца зажгли кроваво-красные глаза маленькой нефритовой богини.