Текст книги "Пушки Острова Наварон"

Глава 10

В среду утром, 4:00–6:00

Немцы захватили всех в самом начале пятого. Смертельно устав, не успев очнуться от сна, диверсанты не могли оказать ни малейшего сопротивления. И план, и координация действий, и осуществление операции были безупречны. Обитателей пещеры застали врасплох.

Первым проснулся Андреа. Те клетки мозга, которые постоянно бодрствуют, зарегистрировали посторонние звуки, грек мгновенно поднялся на локтях и схватил заряженный автомат, стоявший на боевом взводе. Но белый сноп света, вспоровший темноту, ослепил его, и сжимавшая ложу рука застыла прежде, чем раздалась отрывистая команда.

– Всем лежать! – проговорил человек с фонарем на безукоризненном, с почти незаметным акцентом, английском языке. В ледяном голосе прозвучала угроза. – Кто двинется с места, будет убит!

Вспыхнул еще один фонарь и еще. В пещере стало светло как днем. Мэллори лежал неподвижно, щурясь от ярких лучей. Бледное их отражение освещало нечеткие силуэты автоматчиков.

– Руки за голову, спиной к стене! – властно произнес немец. – Всмотритесь в них хорошенько, унтер-офицер. – Это был уже не приказ, а предложение, но ни луч фонаря, ни ствол автомата не колыхнулись. – Спокойны, как манекены, даже бровью не повели! Опасный народ, унтер-офицер. Англичане умеют готовить головорезов!

Почти осязаемое чувство горечи охватило Мэллори. Он ощущал его на вкус. На мгновение потеряв над собой контроль, он представил себе, что вот-вот должно случиться. Но тут же усилием воли отбросил эту мысль. Нужно думать о настоящем! Еще не все потеряно, если с ними Андреа. Любопытно, заметил ли, услышал ли немцев Кейси и что с ним. Капитан хотел было справиться о нем, но в последнюю минуту спохватился: а вдруг тот на свободе?

– Как вам удалось нас отыскать? – спокойно спросил он.

– Только неумные люди жгут можжевельник, – презрительно ответил офицер. – Мы целый день и почти всю ночь находились на горе Костос. Этот запах почуял бы и мертвец.

– На горе Костос? – недоверчиво покачал головой Миллер. – Каким это вас образом…

– Хватит разговаривать! – оборвал его офицер и, обернувшись, приказал кому-то по-немецки: – Сорвать брезент! Прикройте нас с обеих сторон. – Снова повернувшись к обитателям пещеры, он почти незаметным движением руки показал в сторону устья. – Вы, трое! Выходите, живо! Да не вздумайте валять дурака. Мои солдаты только и ждут предлога, чтобы пристрелить вас, гнусных убийц! – со злобой и ненавистью в голосе добавил немец.

С трудом, по-прежнему держа руки на затылке, все трое поднялись на ноги. Едва Мэллори сделал один шаг, как немец скомандовал:

– Стоять! – Ткнув лучом фонаря в лежащего без сознания Стивенса, нетерпеливым тоном приказал греку: – Ну-ка, в сторону! Кто таков? – спросил он затем.

– Вам его нечего опасаться, – спокойно произнес Мэллори. – Этот человек из нашей группы, он получил тяжелое увечье. Он при смерти.

– Сейчас выясним, – сухо ответил офицер. – Отойти вглубь пещеры!

Подождав, пока все трое, перешагнув через Стивенса, удалятся, немец сменил автомат на пистолет. Опустившись на колени, так чтобы не мешать в случае нужды ведению огня, офицер стал осторожно приближаться к раненому, держа в одной руке фонарь, в другой – пистолет. За ним по пятам двигались два автоматчика. Действия их были столь четки и согласованны, что Мэллори пал духом.

Протянув вперед руку с пистолетом, офицер резким движением сорвал с юноши одеяло. Тот дрогнул всем телом, застонал от боли и замотал головой. Офицер наклонился к раненому. В свете фонаря видны были правильные волевые черты его лица и прядь белокурых волос. Кинув беглый взгляд на похудевшее, искаженное страданием лицо Стивенса, посмотрев на его изувеченную ногу, немец сморщил нос: до него донесся гангренозный запах. Аккуратно закрыв раненого, офицер снова присел на корточки.

– Вы не лжете, – произнес он негромко. – Мы не варвары. Мы не сводим счеты с умирающими. Оставьте его здесь. – Немец поднялся на ноги и стал медленно пятиться. – Остальным выйти.

Снег перестал, на предрассветном небе замерцали звезды. Ветер ослаб, и температура заметно повысилась. К полудню почти весь снег растает.

Мэллори как бы нехотя оглянулся. Кейси Брауна нигде не видно. Добрый признак. Для участия в операции главстаршину Брауна рекомендовали очень большие чины. Два ряда орденских колодок, заслуженных им по праву, хотя он никогда их не носил, свидетельствовали о его отваге. Он проявил себя как опытный и умелый боец, участвуя в партизанских действиях. В руке у него автомат. Скорее бы Кейси появился… Словно прочитав его мысли, немец насмешливо спросил:

– Уж не часового ли ищете? Не бойтесь, англичанин. Он неподалеку, спит на посту. Причем очень крепким сном.

– Вы его убили? – до боли сжал кулаки Мэллори.

Немецкий офицер безразлично пожал плечами:

– Точно не знаю. А получилось все очень просто. Один из моих солдат лежал в лощине и стонал. Даже меня разжалобил. Попавшись на крючок, ваш лопух вздумал выяснить, в чем дело. А чуть повыше притаился еще один мой солдат, держа автомат за ствол. Палица получилась на славу, уверяю…

Медленно разжав кулаки, капитан уныло смотрел на убегавшую вниз лощину. Кейси должен был попасться на удочку. Не желая выставлять себя на посмешище снова, он решил посмотреть, что произошло. Но может, Кейси действительно слышал тогда посторонний звук. Правда, Панаис не похож на человека, который может ошибаться, да и у Андреа никогда не было проколов. Мэллори снова обернулся к офицеру:

– А куда вы нас ведете?

– В Маргариту. Но сначала нужно решить одну проблему. – Немец оказался одного с ним роста. В левой руке пистолет, на правой болтается фонарь. – У меня к вам пустяковый вопрос, англичанин. Где взрывчатка? – резко спросил офицер.

– Взрывчатка? – недоуменно нахмурил брови Мэллори. – Какая еще взрывчатка? – с глупым видом спросил он, но в ту же секунду отшатнулся и упал на землю.

Описав дугу, тяжелый фонарь с размаху опустился. Удар пришелся по правой скуле. Качая, как пьяный, головой, капитан с трудом встал на ноги.

– Взрывчатка, – произнес ласковым голосом немец, поигрывая фонарем. – Я вас спрашиваю: где взрывчатка?

– Не понимаю, о чем вы там толкуете, – ответил Мэллори. Выплюнув сломанный зуб, вытер с разбитых губ кровь. – Так-то вы обращаетесь с военнопленными, – презрительно проронил он.

– Молчать!

И снова удар. На этот раз Мэллори попытался самортизировать его. И все равно фонарь угодил чуть пониже виска, так что в голове загудело. Спустя несколько мгновений капитан с усилием поднялся. Вся правая щека горела словно в огне, все перед глазами поплыло.

– Мы ведем честную игру! – тяжело дышал офицер, едва сдерживая ярость. – Женевскую конвенцию соблюдаем. Но конвенция распространяется на солдат, а не на подлых убийц и шпионов…

– Мы не шпионы! – оборвал немца Мэллори. Голова у него раскалывалась на части.

– Почему ж вы тогда не в форме? – требовательно спросил офицер. – Повторяю, вы шпионы. Мерзкие убийцы, которые наносят удар в спину и режут людям глотки!

Голос немца дрожал от гнева. Возмущение его было неподдельным.

– Режут глотки? – недоумевающе спросил Мэллори. – О чем вы, черт побери?

– Моего вестового зарезали. Совсем мальчишку. Он был даже не вооружен. Всего час назад мы нашли его с перерезанным горлом. Да что с вами разговаривать!

Немец умолк, увидев двух человек, поднимающихся по лощине. Мэллори постоял мгновение, проклиная судьбу, по милости которой пути несчастного посыльного и Панаиса пересеклись – кроме него, сделать это некому, – а затем проследил за взглядом офицера. Напрягая зрение, он рассмотрел согнутую фигуру, бесцеремонно подталкиваемую немцем, вооруженным винтовкой с примкнутым штыком. Капитан облегченно вздохнул. Левая щека Брауна темнела запекшейся кровью, которая сочилась из раны чуть выше виска. Но в остальном он был цел и невредим.

– Вот и превосходно! Всем сесть на снег! – Кивнув в сторону пленных, офицер приказал солдатам: – Связать им руки!

– Уж не расстреливать ли нас собираетесь? – спокойно спросил Мэллори.

Крайне важно знать, какова их судьба. Понятно, что ничего, кроме смерти, их не ждет. Но хотелось бы умереть стоя, с оружием в руках. Сейчас же сопротивление означало бы самоубийство.

– К сожалению, не сразу. Мой начальник, гауптман Шкода, желает сам с вами познакомиться. Думаю, для вас было бы лучше, если б я вас сам расстрелял. Но я еще подчиняюсь и господину коменданту, начальнику гарнизона крепости и острова Наварон. – Немец насмешливо улыбнулся. – Небольшая отсрочка, англичанин. Не успеет солнце зайти, как вы будете болтаться под перекладиной. У нас на острове Наварон расправа со шпионами коротка.

– Но послушайте, господин гауптман! – умоляюще вскинул руки Андреа, сделав шаг вперед, но тут же застыл на месте: в грудь ему уперлись дула двух винтовок.

– Я не гауптман, а обер-лейтенант, – поправил офицер грека. – Обер-лейтенант Турциг к вашим услугам. Что тебе надо, толстяк? – спросил он пренебрежительно.

– Вы говорите: шпионы! А я не шпион! – торопливо, словно боясь, что не успеет выговориться, начал Андреа. – Ей-богу, никакой я не шпион! Я не из ихней компании. – Глаза его были выпучены, губы беззвучно шевелились после каждой с трудом произнесенной фразы. – Я всего лишь грек. Простой бедный грек. Меня силой увели с собой, заставили служить у них переводчиком. Клянусь, господин обер-лейтенант. Чтоб мне провалиться на месте!

– Ах ты, желтая образина! – прошипел Миллер, но тотчас застонал от боли: удар приклада пришелся по спине немного выше почек.

Споткнувшись, капрал упал на четвереньки. Только сейчас до него дошло, что Андреа ломает комедию. Ведь стоило бы Киту Мэллори произнести несколько слов по-гречески, как немцу стало бы ясно, что толстяк лжет. Янки погрозил греку кулаком, делая вид, что страшно разгневан.

– Ах ты, двуличный продажный туземец! Сволочь поганая, я тебе сейчас…

Тяжелый горный ботинок угодил янки чуть не в самое ухо.

Мэллори молчал, даже не посмотрев на капрала. Беспомощно сжав кулаки и стиснув зубы, он прищуренными глазами свирепо смотрел на Андреа. Понимая, что немец наблюдает за ним, новозеландец решил подыгрывать товарищу. Он еще не разгадал игру Андреа, но был полон решимости идти с ним до конца.

– Ах вот как! – задумчиво проговорил Турциг. – Шайка на глазах разваливается. – Мэллори почудилась нотка сомнения в голосе Турцига, но тот продолжил: – Ничего не попишешь, толстяк. Ты сам решил свою судьбу, связавшись с этими убийцами. Как говорится, кто с ворами попадется, и для того веревка найдется. – Окинув равнодушным взглядом тучного грека, офицер прибавил: – Но виселицу тебе подберем попрочнее.

– Нет, нет, нет! – взвизгнул Андреа. – Вы должны мне верить. Я не из их компании. Господин обер-лейтенант, Богом клянусь, я не из их компании, – твердил Андреа, ломая руки. Лунообразное лицо его страдальчески исказилось. – Почему я должен безвинно умереть? Я не хотел с ними идти. Я ведь не боец, господин обер-лейтенант!

– Вижу, – сухо заметил Турциг. – Вижу, что не боец. Гигантская груда дрожащего студня, обтянутая шкурой. И каждый дюйм этой шкуры тебе дороже всего на свете. – Посмотрев на Мэллори и Миллера, все еще лежавшего, уткнувшись лицом в снег, офицер проронил: – Ну и помощничка нашли себе твои друзья.

– Я вам все расскажу, господин обер-лейтенант! Я вам все расскажу! – настойчиво твердил Андреа, увидев тень сомнения на лице немца. – Я совсем не сторонник союзников… Я вам это докажу… И вы тогда…

– Ах ты, иуда проклятый! – попытался броситься на грека Мэллори, но в ту же секунду два коренастых солдата схватили его за руки и вывернули их назад. Он попытался вырваться, но вскоре затих. Недобрым взглядом посмотрев на Андреа, прибавил: – Попробуй только вякни. Не доживешь и до…

– Молчать! – ледяным тоном скомандовал Турциг. – Надоела мне ваша грызня. Еще слово – и окажешься на снегу рядом со своим другом. – Посмотрев молча на Мэллори, немец перевел взгляд на грузного грека. – Я ничего не обещаю. Но выслушаю тебя, – добавил он, не скрывая антипатии.

– Вы уж сами решайте, – произнес Андреа с облегчением, к которому примешивались желание угодить, надежда и нотка самоуверенности. Помолчав для вящего эффекта, грек театральным жестом показал на Мэллори, Миллера и Брауна. – Это не простые солдаты. Они из отряда особого назначения, который находится под началом Джеллико!

– Расскажи мне что-нибудь поинтереснее. Об этом я и сам догадался, – рыкнул Турциг. – Этот английский аристократ сидит у нас в печенках. Если тебе нечего больше сообщить мне, толстяк…

– Погодите! – вскинул руку Андреа. – Это не простые десантники. Это отборные бойцы, диверсионная группа, как они себя называют. В воскресенье ночью их доставили на самолете из Александрии в Кастельроссо. Той же ночью они отплыли из Кастельроссо на моторной лодке.

– На торпедном катере, – поправил его Турциг. – Это нам уже известно. Продолжай.

– Известно! Но каким образом?..

– Не важно. Выкладывай дальше.

– Конечно, конечно, господин обер-лейтенант.

Андреа подавил вздох облегчения. Пронесло, слава богу. Николаи, конечно, предупредил немцев, но не счел нужным указать на присутствие в группе рослого грека. Да и то сказать, зачем было лазутчику предупреждать о нем особо? Но если бы он это сделал, то их песенка была бы спета.

– Торпедный катер высадил их на каких-то островах севернее Родоса. Где именно, не знаю, они украли каик, прошли на нем вдоль турецкого берега. Там им попался немецкий сторожевой катер. Они его потопили… – Андреа помолчал, чтобы произвести впечатление. – Я рыбачил на своей лодке меньше чем в полумиле от них.

– Как им удалось потопить такое большое судно? – подавшись вперед, спросил немец, кажется вовсе не сомневавшийся, что катер потоплен.

– Они притворились безобидными рыбаками. Вроде меня. Перед этим немцы задержали меня, осмотрели лодку и отпустили, – убедительно соврал Андреа. – Ваш сторожевик подошел к их посудине. Совсем близко подошел. Тут с обоих судов затрещали автоматы, в катер полетели две коробки. Наверное, они угодили в машинный отсек. Бах-х! – вскинул вверх руки Андреа. – И готово!

– А мы-то думали… – проронил Турциг. – Ладно, продолжай.

– Что вы думали, господин обер-лейтенант? – спросил грек.

Глаза Турцига сузились, и Андреа поспешно продолжил:

– Ихнего переводчика убили во время перестрелки. Не заметив ловушки, я заговорил по-английски: я несколько лет жил на Кипре. Силой затащили меня на свой каик, а сыновей отпустили на моей лодке.

– А зачем им переводчик? – подозрительно спросил Турциг. – Многие английские офицеры говорят по-гречески.

– Я как раз об этом, – нетерпеливо произнес Андреа. – Черт возьми, как же я закончу свою историю, если вы то и дело меня перебиваете? На чем я остановился? Ах да. Они силой затащили меня к себе. Потом у них поломался мотор. Не знаю, что с ним произошло, меня заперли в трюме. Потом, кажется, зашли в какую-то бухту чинить мотор. Там они начали пьянствовать. Вы не поверите, господин обер-лейтенант, предстоит такая опасная операция, а они пьяны в стельку. Потом мы поплыли дальше.

– Наоборот, я тебе верю, – медленно кивал Турциг, видно что-то сопоставляя. – Верю, что ты говоришь сущую правду.

– Нет, правда верите? – Андреа изобразил сомнение. – Затем мы попали в страшный шторм. Каик разбило о южный утес острова Наварон. По этому-то утесу мы и поднялись…

– Хватит! – Резким движением Турциг отпрянул назад. В глазах его вспыхнул гнев. – Я чуть не поверил тебе. Я верил тебе, потому что нам известно больше, чем ты думаешь. До сих пор ты не лгал. Но сейчас другое дело. Хитер ты, толстяк, но и мы не лыком шиты. Ты упустил из виду одно обстоятельство. Возможно, ты и не знаешь о нем. Дело в том, что мы егеря из Würtembergische Gebirgsbataillon, то есть из Вюртембергского горного батальона. Горы, приятель, для нас дом родной. Сам я пруссак, но я совершал восхождения на все приличные вершины Альп и Трансильвании. И я тебе заявляю, что южный утес покорить невозможно!

– Может, для вас и невозможно, – грустно покачал головой Андреа. – Все-таки эти окаянные союзники победят вас. Они такие хитрые, господин обер-лейтенант, такие хитрые!

– Объясни, что ты имеешь в виду, – повелительно произнес Турциг.

– А вот что. Они знали, что южный утес считается неприступным. Потому-то и решили подниматься именно в этом месте. Вам не пришло бы в голову, что диверсионная группа может попасть на остров таким путем. Поэтому союзники сделали ход конем. Нашли человека, который сумел бы возглавить эту группу. Правда, он по-гречески не говорит, но в нем важно другое. Им нужен был скалолаз. И они нашли такого человека. Известного во всем мире альпиниста… – Андреа сделал паузу, потом картинно вскинул руку. – Это тот самый скалолаз, господин обер-лейтенант! Вы сами альпинист, так что должны его знать. Его зовут Мэллори. Кит Мэллори из Новой Зеландии!

Немец удивленно вскрикнул. Щелкнув выключателем, шагнул вперед и направил свет фонаря чуть ли не в глаза Мэллори. Секунд десять разглядывал его профиль, прищуренные глаза, затем медленно опустил руку. На снегу у его ног возникло яркое светящееся пятно. Обер-лейтенант закивал, что-то припоминая.

– Ну конечно же! – вырвалось у него. – Мэллори… Кит Мэллори! Разумеется, я его знаю. В моем Abteilung[4]4
  Подразделение (нем.).


[Закрыть] вы не найдете ни одного егеря, который бы не слышал о Ките Мэллори. – Покачав головой, он добавил: – Я же должен был его узнать. Должен был узнать его тотчас же. – Опустив голову, носком ботинка офицер ковырял в снегу. Потом вскинул глаза. – До войны, даже во время войны я счел бы для себя честью познакомиться с вами. Но не теперь и не здесь. Лучше бы послали сюда кого-нибудь другого, а не вас. – Помолчав, офицер хотел что-то добавить, но передумал и повернулся к рослому греку. – Прими мои извинения, толстяк. Ты действительно не врешь. Продолжай.

– Ну конечно! – Круглое лицо Андреа расплылось в довольной улыбке. – Как я уже сказал, мы поднялись по утесу. Правда, при этом получил тяжелое увечье парень, который остался в пещере. Убрали часового. Это Мэллори его убил, – без стеснения солгал Андреа. – Но в честном бою. Мы шли почти всю ночь, чтобы преодолеть перевал, и перед рассветом наткнулись на эту пещеру. Мы валились с ног, голодные, холодные. Так в ней и сидели.

– И ничего за все это время не произошло?

– Ну как же, – обрадовался Андреа, видя себя в центре всеобщего внимания. – К нам приходили два человека. Кто такие, не знаю. Лица свои они все время прятали. Откуда пришли, тоже не знаю.

– Хорошо, что ты это сказал, – мрачно произнес Турциг. – Я понял, что тут побывал кто-то посторонний. Я узнал камелек. Его украли у гауптмана Шкоды!

– Неужели? – вежливо удивился Андреа. – А я и не знал. Так вот. Они немного поговорили, а потом…

– Тебе не удалось подслушать, о чем они говорят? – прервал его обер-лейтенант.

Вопрос был задан столь естественным тоном, что Мэллори затаил дыхание. Западня была расставлена мастерски. Андреа непременно попадется в нее. Но грек на наживку не клюнул.

– Подслушать? А зачем мне было подслушивать? – обиженно скривил губы грек, воздев очи горе. – Господин обер-лейтенант, сколько раз вам надо повторять, что я у них за переводчика. Без меня они бы и не поняли друг друга. Конечно, я знаю, о чем был разговор. Эти типы собираются взорвать большие пушки, установленные в бухте.

– А я-то думал, они на курорт приехали! – с издевкой проговорил Турциг.

– Да, но вы не знаете, что у них есть план крепости. Не знаете, что высадка на остров Керос произойдет в воскресенье утром. Не знаете, что они постоянно поддерживают связь с Каиром по радио. Вы не знаете, что британские эсминцы войдут в Майдосский пролив в ночь с пятницы на субботу, как только будут уничтожены орудия. Вы не знаете…

– Достаточно! – хлопнул в ладоши обер-лейтенант. – Британские эсминцы, да? Превосходно! Превосходно! Вот это-то нам и надо было выяснить. Но достаточно. Остальное расскажешь гауптману Шкоде и коменданту крепости. Надо идти. Только у меня еще один вопрос. Где взрывчатка?

Андреа с расстроенным видом развел руками. Плечи его уныло опустились.

– Увы, господин обер-лейтенант, этого я не знаю. Они ее вытащили и куда-то унесли. Сказали, что в пещере слишком жарко. – Ткнув пальцем в западном направлении, противоположном той стороне, где находилась хижина Лери, он произнес: – Кажется, куда-то туда. Но точно сказать не могу. Они мне не сообщили. – Укоризненно посмотрев на Мэллори, грек заметил: – Эти британцы одним миром мазаны. Никому-то они не доверяют.

– И я их вполне понимаю! – брезгливо посмотрел на толстого грека обер-лейтенант. – Сейчас мне особенно хочется увидеть тебя под перекладиной на самой высокой виселице в крепости. Но Herr Kommandant человек добрый, доносчиков он жалует. Может даровать тебе жизнь, чтобы ты и впредь предавал своих товарищей.

– Спасибо, спасибо! Я знал, вы человек справедливый. Обещаю вам, господин обер-лейтенант…

– Заткнись! – презрительно оборвал его Турциг. Затем перешел на немецкий: – Фельдфебель, прикажите их связать. Толстяка тоже! Потом его развяжем, пусть несет раненого к нам в штаб. Оставьте караульного. Остальные пойдут со мной, нужно взрывчатку найти.

– А может, заставим их язык развязать, господин обер-лейтенант? – посоветовал фельдфебель.

– Тот, кто готов сообщить, где взрывчатка, не знает этого. Все, что знает, он уже выложил. Что касается остального, я был не прав в отношении их, фельдфебель. – Повернувшись к Мэллори, офицер слегка поклонился и по-английски произнес: – Я ошибся в отношении вас, господин Мэллори. Все мы очень устали. Готов извиниться за то, что ударил вас.

Повернувшись на каблуках, офицер стал ловко подниматься по склону. Через две минуты с пленными остался лишь один караульный.

В который раз Мэллори поменял позу, пытаясь порвать веревку, связывавшую ему руки, и в который раз убедился в тщетности своих усилий. Как новозеландец ни извивался и ни крутился, он добился лишь одного: вся одежда промокла насквозь, сам он продрог до костей и дрожал от холода. Солдат, вязавший узлы, знал свое дело. С тех пор как Турциг и его подчиненные отправились на поиски, прошло больше часа. Неужели всю ночь будут болтаться?

Перестав дергаться, Мэллори откинулся на снежную перину, покрывавшую склон, и задумчиво посмотрел на рослого грека, сидевшего понурясь чуть повыше его. Часовой жестом велел лечь всем на снег. Андреа попытался порвать веревку. Мэллори видел, как ходят ходуном плечи товарища, как врезаются в плоть узлы. Но теперь Андреа сидел спокойно, заискивающе улыбаясь часовому с видом человека, которого незаслуженно обидели. Андреа не стал искушать судьбу. У Турцига глаз наметанный, он сразу заметит распухшие, кровоточащие кисти рук – картина, несовместимая с образом предателя, который пытался внушить офицеру грек.

Мастерский спектакль. Тем более что создавался он экспромтом, по наитию, размышлял капитан. Андреа сообщил немцу столько достоверных сведений или таких, которые можно проверить, что невозможно не поверить и всему остальному. Однако Андреа не сказал Турцигу ничего существенного, ничего такого, о чем немцы не могли бы узнать и сами. Не считая, правда, планов эвакуации гарнизона острова Керос на кораблях британского флота. Мысленно усмехнувшись, Мэллори вспомнил, как он расстроился, когда Андреа начал рассказывать немцу о предстоящем походе кораблей. Но Андреа не настолько прост. Ведь немцы и сами могли догадаться о намеченной операции. Нападение диверсионной группы на орудийные установки в тот же день, когда немцы осуществят налет на Керос, не может быть простым совпадением. Ко всему прочему, возможность убежать из плена зависит от того, в какой мере Андреа удастся убедить немцев, что он тот, за кого себя выдает, и от сравнительной свободы, которую при этом получит. Совершенно определенно, именно сообщение о планах эвакуации гарнизона острова Керос перевесило чашу весов в его пользу в глазах Турцига. А то, что операция, по словам Андреа, будет осуществлена в субботу, придаст словам грека особый вес, поскольку именно в этот день, согласно первоначальным сведениям, имевшимся в распоряжении у Дженсена, немцы осуществят налет на остров. Очевидно, агенты Дженсена были дезинформированы германской контрразведкой, которая понимала, что приготовления к операции скрыть невозможно. Наконец, не сообщи Андреа обер-лейтенанту об эсминцах, ему не удалось бы убедить немца, что он действительно немецкий прихвостень. Дело кончилось бы тем, что всех их вздернули бы в крепости Наварон, орудия остались бы целы и невредимы и в конце концов пустили бы британские эсминцы ко дну.

Мыслей было столько, что голова раскалывалась. Вздохнув, Мэллори перевел взгляд на остальных двух своих товарищей. Браун и успевший прийти в сознание Миллер сидели выпрямясь, со связанными сзади руками, и порой поматывали головой, словно пьяные. Мэллори понимал их состояние. У него самого нестерпимо болела вся правая сторона лица. Всем досталось, с досадой подумал Мэллори, а толку никакого. Каково в эту минуту Энди Стивенсу? Бросив взгляд в сторону зияющего устья пещеры, Мэллори так и обмер.

Медленно, не подавая виду, что потрясен представшим его взору зрелищем, новозеландец отвел взгляд, уставился на часового, который сидел на рации Брауна, положив на колени «шмайссер», палец на спусковом крючке, и наблюдал за пленными. «Господи, только бы он не оглянулся! Господи, только бы он не оглянулся, – мысленно твердил Мэллори. – Пусть он еще посидит, пусть еще посидит…» Но взгляд вновь и вновь невольно устремлялся к пещере.

Волоча изувеченную ногу, из укрытия выползал Энди Стивенс. Даже при тусклом свете звезд было видно, сколько страданий доставляет ему каждое движение. Упираясь руками, он приподнимал туловище, затем, опустив голову, переносил тяжесть тела вперед и таким образом передвигался по рыхлому, влажному снегу. Силы его таяли на глазах. Хотя юноша ослаб и измучен страданиями, но котелок у него варит: на плечах и спине белая простыня, в правой руке зажат альпинистский крюк. Должно быть, Энди слышал отрывки фраз, сказанных Турцигом. В пещере оставалось два или три автомата. Стивенс без труда снял бы часового и не выходя из пещеры. Но, заслышав выстрел, немцы вернулись бы раньше, чем он сумеет проползти лощину, не то чтобы освободить от пут хотя бы одного из товарищей.

Стивенсу осталось проползти самое большее метров пять. По дну лощины прошелестел принесшийся с юга ветер, но, кроме него да дыхания пленников, не слышно ни звука. Иногда кто-то из сидящих ворочался, расправляя затекшую ногу. Хотя снег не скрипит, немец непременно услышит Стивенса. Опустив голову, Мэллори закашлялся. Сначала часовой лишь удивленно поднял глаза, потом, видя, что кашель не прекращается, раздраженно произнес по-немецки:

– Прекрати! Сейчас же прекрати кашлять!

– Husten? Husten? Кашлять, что ли? Как я перестану? – возразил по-английски Мэллори и снова закашлялся. На этот раз еще громче. – Все твой Oberleutnant, – произнес он, ловя ртом воздух. – Половину зубов выбил. – И снова зашелся в приступе кашля. Пересилив себя, с вызовом произнес: – Я же не виноват, что собственной кровью захлебываюсь.

Стивенс находился ближе чем в трех метрах от часового, но уже выбился из сил. Не в состоянии до конца выпрямлять руки, он продвигался лишь на какие-то несколько дюймов. А потом и вовсе замер и с полминуты лежал неподвижно. Мэллори решил было, что юноша потерял сознание, но тут Стивенс приподнялся – на этот раз на всю длину рук. Попытавшись оттолкнуться и сделать рывок вперед, он не выдержал веса собственного тела и рухнул в снег. Мэллори снова закашлялся, но было поздно. Вмиг вскочив с ящика, немец круто повернулся, уперев дуло «шмайссера» в распростертое почти у самых его ног тело. Убедившись, что это раненый, часовой опустил автомат.

– Ах вот что! – проронил он. – Птенчик вылетел из гнезда. Бедный маленький птенчик!

Мэллори вздрогнул, увидев, как взвился над головой Стивенса приклад. Но часовой оказался человеком не злым: замахнулся он, лишь повинуясь защитной реакции. Не донеся приклад до искаженного страданием лица, он наклонился и, почти бережно вынув из решительно сжатых, но ослабевших пальцев альпинистский крюк, швырнул его в снег. Аккуратно приподняв раненого под мышки, подложил под голову потерявшего сознание Стивенса скомканную простыню, невесело покачал головой и снова уселся на ящик.

Гауптман Шкода оказался щуплым человечком лет под сорок. Щеголеватый, форма с иголочки, внешне веселый и злой в душе. Отталкивающее впечатление производила его тощая, длинная шея в поперечных складках, которая торчала из ворота мундира с ватными плечами. Впечатление это усугублялось маленькой яйцеобразной, точно у черепахи, головкой. Когда тонкие бескровные губы его раздвигались – а улыбался гауптман часто, – обнажались два ряда превосходных зубов. Но ослепительная улыбка не освещала лицо гауптмана, а лишь подчеркивала нездоровую бледность его кожи, обтягивавшей острый нос, широкие скулы и собиравшей в складки шрам от сабельного удара, который рассекал левую щеку от брови до подбородка. Однако улыбался ли гауптман или был серьезен, зрачки его глубоко посаженных глаз всегда оставались черными и пустыми. Несмотря на ранний час – не было и шести, – он был безукоризненно одет, свежевыбрит. Редкие темные волосы с глубокими залысинами напомажены и аккуратно зачесаны назад. Хотя над единственным столом в караульном помещении, вдоль стен которого тянулись скамьи, возвышалась лишь небольшая часть туловища гауптмана, всякий бы догадался, что бриджи его отутюжены, а сапоги начищены до зеркального блеска.

Гауптман был улыбчив. После того как обер-лейтенант Турциг закончил доклад, Шкода тоже улыбнулся. Откинувшись назад в кресле, гауптман опустил подбородок на переплетенные пальцы и весело оглядел присутствующих. Ничто не ускользнуло от взгляда этих невыразительных, пустых глаз: ни караульный возле двери, ни двое солдат, стоящих позади связанных узников, ни Андреа, сидящий на скамье, на которую тот положил Энди Стивенса.

– Молодцом, обер-лейтенант! – промурлыкал гауптман. – Операция проведена блестяще! – Он задумчиво разглядывал трех пленников, стоящих перед ним. Лица в синяках, кровоподтеках. Затем перевел взгляд на раненого юношу, находящегося в полубессознательном состоянии, и снова улыбнулся, соизволив приподнять брови. – Были некоторые сложности, Турциг? Пленные оказались не слишком… э… сговорчивы?

– Никак нет, господин гауптман. Пленные не оказали никакого сопротивления, – сухо отрапортовал обер-лейтенант. И тон, и манера обращения к начальнику безукоризненно корректны, но в глазах скрытая враждебность. – Мои солдаты несколько переусердствовали.