Текст книги "Пушки Острова Наварон"

Когда же пара оказалась в конце зала, как раз возле Мэллори и Миллера, спор, если его так можно было назвать, разразился еще неистовее. Проходя мимо товарищей, Андреа склонился к Мэллори и, прикрывая рукой рот, тихонько посетовал:

– Вот и наша первая семейная ссора.

Большего сказать он не успел, потому как под руку его подхватила повелевающая длань невесты и в буквальном смысле слова вытащила за порог храма. Даже когда молодожены исчезли из виду, звонкий голос Марии по-прежнему отчетливо различался в стенах церкви. Миллер, какое-то время глазевший на опустевший дверной проем, обратил на Мэллори задумчивый взгляд.

– Весьма горячая девушка, должен заметить. Жаль, не понимаю греческого. О чем она там толковала?

Мэллори удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

– Возможно, что-нибудь про медовый месяц?

– А! – с такой же серьезной миной отозвался капрал. – Не стоит ли нам последовать за ними?

– Это еще зачем?

– Андреа в состоянии позаботиться о большинстве людей. – Техникой иносказательности Миллер владел виртуозно. – Однако на этот раз в классе он явно уступает.

Мэллори ухмыльнулся, встал и направился к дверям. За ним последовал Миллер, за которым, в свою очередь, нетерпеливо потянулись и гости, вполне понимаемо горящие желанием увидеть второй акт сего незапланированного представления, вот только на площади городка не оказалось ни души.

Без малейших раздумий, ведомый лишь чутьем, выработавшимся вследствие продолжительного общения с Андреа, капитан направился через площадь прямиком к общинному дому, где грек сделал первое из двух своих драматических заявлений. Интуиция Мэллори не подвела: с полным стаканом коньяка в руке и уныло потирая разрастающееся прямо на глазах красное пятно на щеке, Андреа поднял взгляд на представших перед ним Мэллори и Миллера.

С таким же унынием он сообщил:

– Ушла домой к матери.

Миллер бросил взгляд на часы и восхищенно объявил:

– Минута двадцать пять секунд. Мировой рекорд!

Грек хмуро уставился на капрала, и Мэллори поспешил встать между мужчинами.

– Значит, ты идешь с нами.

– Ну конечно иду, – раздраженно бросил Андреа. Без особого восторга он глянул на толпу гостей, хлынувшую в зал для собраний и без всяких церемоний, словно завидевший оазис верблюд, ринувшуюся к заставленным бутылками столам. – Кто-то же должен присмотреть за вами двумя.

Теперь на часы посмотрел Мэллори:

– До самолета еще три с половиной часа. Слушай, Андреа, мы прямо с ног валимся. Нам бы поспать… И в каком-нибудь безопасном месте. Видишь ли, твое передовое охранение уже в стельку.

– Да они надрались, как только крепость взлетела на воздух, – как ни в чем не бывало уточнил грек. – Идемте, я отведу вас.

Миллер оглядел беззаботно галдящих островитян, со всей основательностью приступивших к опорожнению бутылей.

– А как же твои гости?

– А что гости? – Андреа удостоил земляков угрюмым взглядом. – Да ты только посмотри на них. Кто же на свадебной гулянке обращает внимание на жениха и невесту? Пошли.

По предместьям Мандракоса они двинулись на юг, где далее раскинулась сельская местность. Дважды их окликали часовые, и дважды недовольный рык насупленного Андреа в мгновение ока отсылал караул назад к бутылям узо. По-прежнему лило как из ведра, но Мэллори и Миллер и без того были насквозь мокрыми, так что какой-то там дождь погоды им не делал, грек же, судя по всему, не обращал внимания на ненастье еще даже больше их – думы его занимало определенно нечто другое.

Через четверть часа Андреа остановился перед дверью ветхого и явно заброшенного небольшого амбара у дороги.

– Внутри есть сено, – сообщил он. – Здесь мы будем в безопасности.

– Прекрасно, – отозвался капитан. – Осталось отправить на «Сердар» сигнал «CE», чтобы они передали его в Каир и…

– «CE»? – переспросил Андреа. – Это что еще такое?

– Знак Каиру, что мы связались с тобой и готовы к посадке на самолет… И после этого три восхитительных часа сна!

– Да, три часа, – кивнул грек.

– Три до-олгих часа, – мечтательно повторил Мэллори.

Морщинистое лицо грека медленно расплылось в улыбке. Он хлопнул капитана по плечу и объявил:

– За три долгих часа человек вроде меня еще многое может успеть!

С этими словами Андреа развернулся и умчался в заливаемую дождем ночь. Мэллори и Миллер без всякого выражения посмотрели ему вслед, затем, ничуть не изменившись в лице, переглянулись и распахнули дверь амбара.

Лицензию аэродрому Мандракоса ни за что не выдало бы ни одно управление гражданской авиации в мире. Длина его не внушающей доверия взлетно-посадочной полосы не дотягивала и до километра, ширина составляла от силы метров сорок, с обеих концов нависали крутые склоны холмов, а уж обильно усеивавшие ее кочки и рытвины и вовсе гарантировали разрушение шасси любого гражданского самолета. Однако английские ВВС ранее уже неоднократно использовали этот аэродром, и потому ничто не мешало воспользоваться им и еще разок.

На юге полосу окружали рощицы рожковых деревьев. Под аховым укрытием одной из них троица и сидела в ожидании – во всяком случае, несчастные Мэллори и Миллер, съежившись и отчаянно трясясь в так и не высохшей одежде. Андреа же, напротив, лежал, с наслаждением вытянувшись во весь рост, подложив руку под голову и совершенно не обращая внимания на тяжелые капли дождя, стучащие по запрокинутому лицу. Он вглядывался в первые сероватые проблески в небе на востоке над маячащим черной стеной массивом турецкого побережья, и весь вид его выражал удовлетворенность, а то и вовсе самоупоение.

Наконец он произнес:

– Вот и они.

Мэллори и Миллеру понадобилось еще несколько секунд, чтобы и самим услышать отдаленный приглушенный рев приближающихся тяжелых самолетов. Все трое встали и направились к взлетно-посадочной полосе. Буквально через минуту, перемахнув через горный кряж на юге и стремительно снизившись до высоты не более трехсот метров, прямо над аэродромом в сторону городка пронеслась эскадрилья из восемнадцати «веллингтонов», различимая в свете зарождающегося дня так же отчетливо, как и слышимая. Еще через три минуты до мужчин донеслись раскаты взрывов, и на севере выросли ярко-оранжевые шары – то бомбардировщики освободились от своего смертоносного груза над разрушенной крепостью. Редкие линии трассирующих боеприпасов, очевидно выпущенных исключительно из мелкокалиберного оружия, свидетельствовали о нынешней неэффективности и слабости немецкой противовоздушной обороны. При взрыве крепости были уничтожены и зенитные батареи города. Менее чем через две минуты бомбардировка закончилась так же внезапно, как и началась, и о стремительной атаке теперь напоминал лишь затихающий гул двигателей вразнобой. Над все еще темными водами Эгейского моря «веллингтоны» взяли курс на запад.

Где-то с минуту три наблюдателя возле взлетно-посадочной полосы безмолвно взирали на опустевшее небо, пока Миллер не выдавил потрясенно:

– С чего бы это нам такая честь?

– Понятия не имею, – отозвался Мэллори. – Только вот сдается мне, ты сам не обрадуешься, когда узнаешь.

– Потерпите, осталось всего ничего. – Андреа развернулся кругом и стал вглядываться в горы на юге. – Слышите?

Остальные ничего не слышали, однако усомниться в верности наблюдения Андреа им и в голову не приходило, поскольку они прекрасно знали, что слух грека нисколько не уступает его феноменальному зрению. Но вот рокот расслышали и Мэллори с Миллером. Наконец с юга снизился одиночный бомбардировщик, тоже «веллингтон», и сделал круг над аэродромом. Капитан несколько раз быстро помигал фонарем вверх, и тогда самолет зашел на посадку и без особого изящества приземлился на дальнем конце взлетно-посадочной полосы, после чего покатился в направлении трех поджидавших его мужчин, тяжело подпрыгивая на кочках наипаршивейшей полосы, пока не остановился метрах в ста от них. В кабине бомбардировщика замерцал свет.

– Значит, так, – объявил вдруг Андреа. – Я обещал вернуться через неделю.

– Никогда ничего не обещай, – строго изрек Миллер. – А если мы не вернемся через неделю? А если нас отправляют на Тихий океан?

– Тогда по возвращении я пошлю вас вперед объясняться.

– Что-то мне эта затея не очень по душе, – покачал головой капрал.

– Твою трусость обсудим потом, – хмыкнул Мэллори. – А теперь двинули, да поживее.

Все трое бросились к «веллингтону».

До пункта назначения, каковым бы таковой ни являлся, оставалось полчаса лету. Андреа и Миллер, вооруженные кружками с кофе, весьма безуспешно пытались хоть с каким-то удобством устроиться на свалявшихся тюфяках на полу фюзеляжа, когда из кабины экипажа вернулся Мэллори. Капрал поднял на него взгляд, полный изнуренного смирения, и уж чего-чего, а следов воодушевления и духа приключенчества на лице его не читалось и в помине.

– Ну, выяснил что? – Интонация вопроса однозначно давала понять, что новостей он ожидал лишь самых худших. – Куда теперь-то? Родос? Бейрут? К каирским котлам с мясом?[16]16
  Аллюзия на библейский стих: «И сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!» (Исх. 16: 2)


[Закрыть]

– Говорят, Термоли.

– Термоли, ах вот как? Да я всю жизнь мечтал там побывать! – Миллер на секунду умолк. – И где же, черт побери, этот Термоли находится?!

– Вроде в Италии. Где-то на юге Адриатики.

– О нет! – возопил капрал. Затем перевернулся на бок и натянул одеяло на голову. – Не-на-ви-жу спагетти!

Глава 2

Четверг, 14:00–23:30

Посадка на аэродроме Термоли, располагающемся на побережье Адриатического моря в Южной Италии, в точности до кочки и выбоины походила на мучительный взлет в Мандракосе. Тамошняя авиабаза истребителей официально и весьма оптимистично числилась заново отстроенной, однако на поверку являлась не более чем наполовину завершенной, что ощущалось буквально на каждом метре пыточного приземления и стремительного пробега до сборной диспетчерской вышки в восточной части аэродрома. По выгрузке из самолета на земную твердь Мэллори и Андреа вид имели не особенно радостный. Миллер же, широко известный своим почти патологическим отвращением и ненавистью ко всем мыслимым видам транспорта, вышел последним и вовсе пошатываясь, и выглядел он при этом действительно скверно.

У бедняги-капрала даже не оказалось времени пожаловаться и получить причитающуюся порцию сочувствия. К бомбардировщику немедленно подкатил закамуфлированный джип Пятой армии Великобритании, и сержант за рулем, быстро и молча удостоверившись в их личностях, пригласил жестом в машину. Так же молча, с каменным выражением лица, он повез их по разбомбленным улицам истерзанного войной Термоли. Подобная нарочитая неприветливость совершенно не обеспокоила Мэллори. Водителю, очевидно, было настрого велено не разговаривать с ними, к чему капитан за время службы уже давно успел привыкнуть. Отрядов из «неприкасаемых», размышлял Мэллори, не так уж и много, но вот его группа, несомненно, как раз к таковым и относится, и разговаривать с ними никому, за весьма редким исключением, не дозволяется. Такое отношение вполне понятно и даже простительно, вот только с годами становится все более и более утомительным. А иногда ведь так хочется просто перекинуться парой слов со своим ближним!

Через двадцать минут джип остановился перед широкими ступенями какого-то особняка в предместье города. Водитель лишь указал на вооруженного часового наверху лестницы, который сходным образом ограничился формальным отданием чести. Судя по всему, они прибыли в место назначения, и Мэллори, не желая нарушать обет молчания молоденького сержанта, вышел из машины, не дожидаясь дальнейших указаний. Остальные последовали его примеру, после чего джип немедленно укатил прочь.

Особняк, а скорее эдакий скромный дворец, являл собой великолепный образчик архитектуры позднего Ренессанса, со всеми причитающимися колоннадами, колоннами и прочими атрибутами, изготовленными из жилковатого мрамора, однако капитана более интересовало внутреннее содержимое здания, нежели его наружная отделка. На верхней площадке путь троице преградил молодой капрал, более смахивающий на сбежавшего из дому старшеклассника, пускай даже и с винтовкой Ли-Энфилда в руках.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Капитан Мэллори.

– Удостоверение, расчетная книжка?

– О нет! – простонал Миллер. – Меня и без того мутит.

– У нас ничего нет, – спокойно ответил Мэллори. – Будь так добр, пропусти нас внутрь.

– Но у меня приказ…

– Знаю, знаю, – успокаивающе перебил бдительного стража Андреа. Он слегка подался вперед, без видимых усилий вырвал винтовку из отчаянной хватки капрала, выщелкнул из нее обойму, сунул ее в карман и отдал оружие часовому. – Будь так добр, тебе говорят.

Красный от ярости, юнец чуть поколебался, взглянул на трех мужчин более внимательно, развернулся, распахнул дверь и жестом пригласил их следовать за собой.

Взорам трех коммандос предстал длинный, выстланный мрамором коридор с витражными окнами с одной стороны и гигантскими картинами маслом, перемежающимися отделанными кожей двойными дверьми – с другой. На полпути по галерее Андреа хлопнул часового по плечу и молча вернул ему обойму от винтовки. Тот неуверенно улыбнулся и так же молча вставил ее в оружие. Шагов через двадцать юный капрал остановился перед последними дверьми, постучался и после приглушенного ответа толкнул одну створку. Пропустив вперед троицу, он из коридора закрыл за ними дверь.

Помещение, очевидно, являлось главной гостиной особняка – или же дворца, – о чем кричали едва ли не средневековая роскошь меблировки, до последней ножки из темного дуба, тяжелые парчовые занавески, кожаная обивка, фолианты в кожаных переплетах, множество картин, бесспорно, старых мастеров на стенах и, наконец, растекшееся во весь пол море ковра цвета потускнелой бронзы. От всего этого богатства не стал бы воротить нос даже привередливый аристократ довоенной Италии.

Гостиная благоухала запахом горящей сосны, источник которого было нетрудно установить: в огромном потрескивающем камине в дальнем конце зала без преувеличения можно было бы поджарить целого быка. Возле очага стояли три молодых человека, совершенно непохожих на беспомощного юнца, пару минут назад пытавшегося воспрепятствовать проходу Мэллори и двух его товарищей. Перво-наперво они были на несколько лет постарше, хотя зрелость все же не отпечаталась на их лицах. Далее, парни могли похвастаться плотным телосложением и широкими плечами, и весь их вид говорил, что им довелось побывать в переделках. Облачены они были в форму элитного подразделения – коммандос морской пехоты, – и сидела таковая на них, надо сказать, как влитая.

Однако пристальное внимание вновь прибывших привлекло и удерживало отнюдь не вопиющее декадентство гостиной и ее меблировки, и даже не совершенно неожиданное присутствие в ней трех морских пехотинцев, но небрежно опирающаяся о стол посреди зала четвертая личность, наделенная рослым и крепким телосложением и представительной внешностью. Своим изборожденным глубокими морщинами и отмеченным печатью властности лицом, роскошной седой бородой да пронизывающим взглядом голубых глаз муж сей воплощал классический типаж капитана английского военно-морского флота, коим, как указывала белая форма на нем, он как раз и являлся. С дружно сжавшимися сердцами и без какого бы то ни было душевного трепета Мэллори, Андреа и Миллер вновь взирали на впечатляющий пиратский образ кэптена ВМС Великобритании Йенсена, главы союзнической разведки в Средиземноморье – того самого человека, что совсем недавно отправил их на самоубийственное задание на острове Наварон. Затем все трое переглянулись и медленно покачали головой от безысходности.

Кэптен Йенсен выпрямился, осклабился бесподобной улыбкой саблезубого тигра и с распростертыми объятиями шагнул навстречу трем товарищам.

– Мэллори! Андреа! Миллер! – Имена разделяла драматическая пауза секунд в пять. – Даже не знаю, что сказать! Просто не знаю! Великолепная работа, великолепная… – Он осекся и окинул троицу внимательным взглядом. – Кажется, вы… э-э-э… отнюдь не удивлены встрече со мной, капитан Мэллори?

– Лично я – нет. Со всем уважением, сэр, но когда бы и где ни маячила пыльная работенка, невольно ищешь…

– Конечно-конечно, как же иначе. Ну а сами-то как?

– Устали, – решительно выступил Миллер. – Прямо с ног валимся. Нам нужен отдых. Уж мне-то точно!

– Именно его ты и получишь, сынок, – с готовностью отозвался Йенсен. – Отдых. Долгий. О-очень долгий!

– Очень долгий? – недоверчиво переспросил Миллер.

– Даю слово! – Словно бы на мгновение оробев, кэптен огладил бороду. – То есть, я хочу сказать, как только вернетесь из Югославии.

– Из Югославии! – выпучил на него глаза Миллер.

– Сегодня вечером.

– Сегодня вечером!

– На парашюте.

– На парашюте!

Сама терпеливость, Йенсен прокомментировал:

– Капрал Миллер, мне известно, что у тебя классическое образование и что ты вдобавок только что вернулся с греческих островов. Но все же давай-ка обойдемся без древнегреческого хора.

Миллер угрюмо взглянул на Андреа:

– Сделай ручкой своему медовому месяцу.

– Это еще что такое? – строго вопросил Йенсен.

– Да так, сэр, шутка между своими.

Мэллори меж тем попытался запротестовать:

– Сэр, кажется, вы забываете, что никто из нас ни разу не прыгал с парашютом!

– Я ничего не забываю. Но все ведь бывает в первый раз. Что вам, джентльмены, известно о войне в Югославии?

– О какой войне? – настороженно спросил Андреа.

– Вот именно, – удовлетворенно кивнул кэптен.

– Я кое-что слышал об этом, – вызвался Миллер. – Ну есть там горстка, как же их… а, во, партизан, которые вроде как ведут подпольную борьбу с немецкой оккупацией.

– Пожалуй, тебе повезло, что партизаны тебя не слышат, – без тени юмора в голосе произнес Йенсен. – Они отнюдь не в подполье, а вполне себе на поверхности, и, по последним подсчетам, триста пятьдесят тысяч партизан связывают в Югославии двадцать восемь немецких и болгарских дивизий. – Он немного помолчал. – Вообще-то, даже больше, чем объединенные союзнические армии здесь, в Италии.

– Ну я же не знал, – посетовал капрал. Затем лицо его разом просветлело. – Так если их триста пятьдесят тысяч, на кой ляд мы им сдались?

– Неплохо бы тебе научиться сдерживать воодушевление, капрал, – едко заметил кэптен. – Боевые действия можете оставить партизанам, а они на сегодня ведут самую жестокую и самую тяжелую войну в Европе. Беспощадную и яростную войну, в которой ни одна из сторон не собирается уступать. Оружие, боеприпасы, еда, одежда – во всем этом партизаны отчаянно нуждаются. Но при этом они сковывают целых двадцать восемь дивизий противника.

– Что-то не тянет меня туда, – пробурчал Миллер.

– Так какой будет наша задача, сэр? – поспешно вмешался Мэллори.

– К этому я и веду. – Йенсен наконец-то оторвал холодный взгляд от капрала. – Лишь немногие пока понимают, что югославы – наш важнейший союзник в Южной Европе. Их война – наша война. Вот только надежды на победу у них практически нет. Если только они не получат…

– Инструменты для завершения работы[17]17
  «Дайте нам инструменты, и мы завершим работу» – из радиообращения Уинстона Черчилля 19 февраля 1941 года.


[Закрыть], – кивнул Мэллори.

– Неоригинально, зато весьма точно. Инструменты для завершения работы. Пока мы единственные, кто поставляет им винтовки, пулеметы, боеприпасы, одежду и медикаменты. И они до них не доходят. – Кэптен вдруг умолк, подхватил свою бамбуковую трость и едва ли не рассерженно прошел через гостиную к огромной карте, висевшей между двумя полотнами. Затем ткнул в нее тростью. – Босния и Герцеговина, джентльмены. Западная Центральная Югославия. За последние два месяца мы отправили четыре английские разведывательные миссии для налаживания связи с югославами… с югославскими партизанами. Все четыре агента бесследно исчезли. Девяносто процентов нашего снаряжения, недавно переброшенного по воздуху, угодило в руки к немцам. Они взломали все наши радиокоды и раскинули целую сеть агентов здесь, в Южной Италии, с которыми, как представляется, могут сноситься, когда только пожелают. Трудные вопросы, джентльмены. Жизненно важные вопросы. И «Десять баллов» дадут мне на них ответы.

– «Десять баллов»? – осторожно переспросил Мэллори.

– Кодовое название нынешней операции.

– Почему именно такое? – поинтересовался Андреа.

– А почему бы и нет? Ты когда-нибудь встречал кодовое название, которое имело бы хоть какое-то отношение к предстоящей операции? В этом-то смысл его и заключается, друг мой!

– Значит, – без всякого выражения начал Мэллори, – операция не будет связана с лобовым ударом по какому-то важному объекту. Штурмовать ничего не придется. – Йенсен и бровью не повел в ответ на подобное предположение, и капитан продолжил тем же тоном: – По шкале Бофорта десять баллов соответствуют сильному шторму.

– Шторм! – Довольно непросто одним словом выразить одновременно возмущенное восклицание и мученический стон, однако Миллер без труда справился и с этой задачей. – Черт побери, а я только и мечтаю что о мертвом штиле, и желательно на всю оставшуюся жизнь!

– Мое терпение не безгранично, капрал Миллер! – и вправду вышел из себя Йенсен. – Я могу – могу, подчеркиваю! – и отозвать свою рекомендацию, что дал этим утром касательно тебя!

– Касательно меня? – переспросил Миллер настороженно.

– О награждении медалью «За безупречную службу».

– Она будет очень мило смотреться на крышке моего гроба, – буркнул капрал.

– Что-что-что?!

– Капрал Миллер всего лишь выразил свою признательность. – Мэллори подошел к карте и бегло осмотрел ее. – Босния и Герцеговина… Хм, она не такая уж и маленькая, сэр.

– Согласен. Приблизительный район исчезновений можно указать с точностью до тридцати километров.

Капитан отвернулся от карты и принялся неспешно рассуждать:

– Чтобы подключить нас к операции, было приложено немало усилий. Утренний налет на Наварон. Затем «веллингтон» наготове, чтобы доставить нас сюда. Прочие приготовления для вечерней выброски, насколько я могу заключить из ваших слов. Не говоря уже о…

– Мы разрабатывали операцию почти два месяца. И по плану вы трое должны были появиться здесь еще несколько дней назад. Однако… впрочем, вы и так все знаете.

– Еще б нам не знать. – Угроза удержания медали нисколько не подействовала на Миллера. – Просто попутно подвернулась другая работенка. Послушайте, сэр, а почему именно мы? Мы диверсанты, взрывотехники, солдаты, в конце концов, – а это задание для агентов разведки под прикрытием, знающих сербохорватский, или какой там у них, язык.

– Это уж мне судить, для кого предстоящее задание. – Йенсен снова одарил капрала своей саблезубой улыбкой. – Кроме того, вам везет.

– Везение оставляет уставших, – возразил Андреа. – А мы очень устали.

– Устали вы или нет, в Южной Европе мне все равно не найти отряд, равный вам по возможностям, опыту и навыкам. – Очередная улыбка. – И везению. Мне приходится проявлять безжалостность, Андреа. Подобный оборот мне и самому не по душе, но ничего не попишешь. Однако я принимаю во внимание ваше истощение. Поэтому-то я и решил послать с вами отряд поддержки.

Мэллори посмотрел на трех молодых морпехов возле камина, затем снова перевел взгляд на кэптена, и тот утвердительно кивнул.

– Они молоды, полны сил и рвутся в бой. Спецназ морской пехоты на сегодня самое подготовленное боевое подразделение. Поразительное разнообразие навыков, уверяю вас. Возьмем, к примеру, Рейнольдса. – Йенсен указал на высоченного смуглого сержанта возрастом за двадцать пять, с дотемна загорелым лицом и орлиным носом. – Он способен на все, начиная от подводных взрывных работ и заканчивая пилотированием самолета. Именно он и будет за штурвалом сегодня вечером. Кроме того, как можете видеть, сержант придется весьма кстати для переноски тяжестей, что у вас окажутся.

– Я всегда считал, что Андреа у нас прекрасный носильщик, – мягко возразил Мэллори.

Йенсен обернулся к Рейнольдсу:

– Парни сомневаются. Покажи-ка им, что и от тебя будет польза.

Сержант поколебался, затем подобрал тяжелую латунную кочергу и принялся сгибать ее голыми руками. Кочерга, несомненно, и не думала сдаваться просто так: лицо парня побагровело, на лбу проступили вены, на шее вздулись сухожилия, а руки тряслись от напряжения, но медленно и неумолимо инструмент принял U-образную форму. Чуть ли не с виноватой улыбкой Рейнольдс протянул изувеченную кочергу Андреа, и тот неохотно взял ее. Он изгибался всем телом, костяшки у него так и светились белым, однако форма инструмента нисколько не изменилась. Грек задумчиво глянул на сержанта и тихонько положил кочергу на пол.

– Ну, видите? – снова заговорил Йенсен. – Устали. Или вот сержант Гроувс. Примчался из Лондона, по пути заглянул на Ближний Восток. Бывший штурман авиации со вновь приобретенными навыками по диверсиям, взрывчатке и электрооборудованию. Незаменим при установке мин-ловушек, часовых бомб и скрытых микрофонов, а вдобавок еще и ходячий миноискатель. А сержант Сондерс – первоклассный радист.

Миллер угрюмо бросил Мэллори:

– Ты старый беззубый лев. Пора уже в отставку.

– Не мели вздор, капрал! – резко выпалил Йенсен. – Шесть – идеальное число. Вас дублируют в каждой области, и парни более чем хороши. Их помощь будет неоценима. И если это хоть сколько-то смягчит твою уязвленную гордость, изначально их отобрали вовсе не для вашего сопровождения. Их отобрали на тот случай, если бы вы… э-э-э… хм…

– Я понял. – Тон Миллера, однако, красноречиво давал понять, что убедить его кэптену так и не удалось.

– Значит, все ясно?

– Не совсем, – отозвался Мэллори. – Кто командир?

– Ты, конечно же, – искренне изумился Йенсен.

– Значит, так. – Мэллори заговорил спокойно и дружелюбно. – Насколько я понимаю, в нынешнее время упор в обучении – особенно у коммандос морской пехоты – делается на инициативность, уверенность в себе, независимость мышления и действий. Что ж, прекрасно – на тот случай, если их угораздит попасться в одиночку. – Капитан улыбнулся, однако скорее осуждающе. – Во всех остальных случаях я буду ожидать неукоснительного, безусловного и точного выполнения приказов. Моих приказов. Подчеркиваю, мгновенного и точного.

– А если нет? – подал голос Рейнольдс.

– Излишний вопрос, сержант. Вам известно, каково наказание в военное время за неподчинение офицеру в боевой обстановке.

– То же самое относится и к вашим друзьям?

– Нет.

Рейнольдс повернулся к Йенсену:

– Пожалуй, мне это не нравится, сэр.

Мэллори устало опустился в кресло, закурил сигарету и, указав кивком на Рейнольдса, проговорил:

– Замените его.

– Что?! – не поверил своим ушам кэптен.

– Я сказал, замените его. Мы еще даже не выступили, а он уже позволяет себе усомниться в моих решениях. А во что это выльется в бою? Он опасен. Уж лучше я буду носить на себе взведенную часовую бомбу.

– Послушайте-ка, Мэллори…

– Замените его или меняйте меня.

– И меня, – тихо проговорил Андреа.

– И меня, – присоединился Миллер.

В гостиной на какое-то время воцарилась далеко не дружелюбная тишина. Затем Рейнольдс подошел к Мэллори:

– Сэр.

Ответный взгляд капитана ободрения отнюдь не выражал.

– Прошу прощения, – продолжил Рейнольдс. – Я вышел за рамки дозволенного. Одну и ту же ошибку я дважды не совершаю. Я хочу отправиться на это задание, сэр.

Мэллори переглянулся с Андреа и Миллером. На лице последнего только и читалось что потрясение от столь безрассудного рвения в бой. Андреа же, как обычно невозмутимый, чуть заметно кивнул. Тогда Мэллори улыбнулся и произнес:

– Полагаясь на кэптена Йенсена, уверен, вы окажетесь ценным приобретением.

– Значит, разобрались. – Йенсен прикинулся, будто не заметил едва ли не осязаемого ослабления напряженности в зале. – А теперь сон. Но сперва прошу уделить мне несколько минут – отчет о Навароне, как вы понимаете. – Он взглянул на трех сержантов. – Боюсь, это секретно.

– Слушаюсь, сэр, – откликнулся Рейнольдс. – Тогда мы отправляемся на аэродром для проверки плана полета, прогноза погоды, парашютов и снаряжения?

Кэптен кивнул. Стоило двери за морпехами закрыться, и Йенсен подошел к боковой двери, распахнул ее и произнес:

– Генерал, прошу.

В гостиной появился очень высокий и необычайно худой мужчина. Возрастом наверняка около тридцати пяти, выглядел он тем не менее много старше. Тревоги, изможденность, бесконечные лишения – неотъемлемая составляющая, пожалуй, слишком многих лет беспрестанной борьбы за выживание – обильно высеребрили некогда черные волосы и глубоко прорезали загорелое лицо складками физических и душевных страданий. Темные глаза его так и сверкали – то были гипнотизирующие глаза человека, фанатично преданного неким все еще неосуществленным идеалам. Мужчина был облачен в форму офицера английской армии без всяких знаков различия и эмблем.

– Джентльмены, генерал Вукалович, – представил его Йенсен. – Генерал – заместитель командующего партизанскими силами в Боснии и Герцеговине. ВВС доставили его к нам вчера. Здесь он находится под видом партизанского врача, прибывшего за медикаментами. Его подлинная личность известна только нам. Генерал, вот ваши люди.

Без всякого выражения Вукалович внимательно оглядел каждого, затем произнес:

– Это уставшие люди, кэптен Йенсен. Слишком многое зависит от… Они слишком уставшие для предстоящей задачи.

– Он, знаете ли, прав, – с готовностью подхватил Миллер.

– Возможно, кое-какой запас топлива в них еще остался, – спокойно возразил Йенсен. – Все-таки Наварон далековато отсюда. Итак…

– Наварон? – перебил его Вукалович. – Это именно те люди…

– Выглядит не очень убедительно, согласен.

– Пожалуй, я поспешил со своим выводом.

– Вовсе нет, генерал, – не унимался Миллер. – Мы истощены. Мы совершенно…

– Может, заткнешься, наконец? – раздраженно бросил Йенсен. – Капитан Мэллори, генерал единственный во всей Боснии, за исключением двух человек, будет знать, кто вы такие и чем занимаетесь. Раскрывать ли имена этих двух, остается целиком на его усмотрение. Генерал Вукалович будет сопровождать вас в Югославию, но на другом самолете.

– Почему на другом? – удивился Мэллори.

– Потому что его самолет вернется, а ваш – нет.

– А-а! – только и смог произнести Мэллори.

В гостиной вновь воцарилась тишина, пока трое коммандос переваривали смысл сообщения Йенсена. Андреа рассеянно подбросил дров в уже было погасший камин и огляделся по сторонам в поисках кочерги, однако обнаружилась только та, что совсем недавно была искорежена Рейнольдсом. Грек поднял ее и машинально, по-видимому даже без всяких усилий, распрямил ее, поворошил угли и, удовлетворившись вспыхнувшим пламенем, положил инструмент на пол. За данным представлением с величайшим интересом наблюдал Вукалович.

Затем кэптен продолжил:

– Ваш самолет, капитан Мэллори, предназначен для уничтожения ради достоверности.

– И мы тоже? – поинтересовался Миллер.

– Навряд ли вашему отряду удастся многое осуществить, капрал Миллер, если вы благополучно не достигнете земли. Но в местности, куда вы направляетесь, посадочных мест попросту нет, и потому после вашего прыжка самолет разобьется.