Текст книги "Зерна огня, или Свидетель деяния"

Жано ткнул Сержа в плечо:

– Пошел!

– Хоть бы руки развязал, – возмутился арестант.

– На четвереньках ползти собрался? – Жано счастливо оскалился. – А что, давай! Ради такого представления – развяжу.

Серж плюнул рыжему сержанту под ноги и пошел вперед.

– А вот это я тебе припомню, – долетело в спину.

– Кто бы сомневался, – не оборачиваясь, бросил Серж. – Много силы не надо – связанного лупить. Справишься.

По уму бы смолчать; но, молчи не молчи, все равно трепки не миновать: сержанту ведь надо как-то выбраться из той лужи, в которой сидит после конфуза с саламандрой. Анже он теперь трогать побоится, ну что ж, и то хлеб.

Сержу повезло: он упал легко. Ссадил колени и локоть, только и всего. Мост получил свою жертву, следующие десять человек пройдут спокойно. А потом… Мелькнуло у Сержа опасение, что придется ему еще пару раз перейти с берега на берег, но, видно, бургомистр велел не терять времени. На берегу ушибленному, но бодрому арестанту развязали руки, сунули досочку и тряпку, подтолкнули к Анже:

– Перевяжи.

Парень так и лежал, где бросили. Веревку на его руках разрезали, но трогать побоялись, и сломанная правая осталась за спиной, неестественно вывернутая. Левая безвольно упала – что ж, если мальчишка без чувств, оно и к лучшему.

Саламандра топталась рядом, то и дело тычась мордочкой Анже в лицо. Сейчас она переливалась тускло-лиловым и показалась Сержу растерянной.

– Хоть посадить его помогите, – попросил Серж. Чуть было не добавил «не тряситесь, не тронет» – но вовремя прикусил язык. Пусть трясутся. Им полезно.

Жаль, вещи пропали. Кто, интересно, к рукам прибрал: кузнец, стража? А было ведь снадобье подходящее. Под злым взглядом десятника и опасливыми – его солдат Серж подтащил друга к дереву, – саламандра потрусила следом, оставляя в траве опаленные треугольнички следов, – прислонил спиной к стволу. Выправил, как сумел, руку, примотал сначала к досочке, а после вместе с досочкой к телу привязал – крепко, чтоб не дернулось. Потряс парня за плечи:

– Анже…

Руки окатило волной тепла: саламандра юркнула на привычное место.

– Анже, очнись.

– Водой окатить, – предложил кто-то за спиной.

– Ну да, – возразил другой, – а ну как жахнет?

– Так, заткнулись все, – подал голос Жано. – Сам очухается, не цаца кисельная. Рич, дуй за конями. Да построже там, пусть лучших отберут, заседлают и сюда пригнать помогут. А ты, прыткий, поди-ка сюда.

Серж поднялся на ноги, обернулся. На широком лице Жано играла злорадная ухмылка. Пришла, значит, пора расплаты? Будем уважение подчиненных зарабатывать? И ведь знает, что не убегу.

– Давай-давай, – сержант пошевелил широкими плечами, – сам напросился.

Подраться, что ли, пока руки развязаны? Хоть разок да получится вмазать по широкой сержантской ряхе. Оно тебе надо, окоротил навязчивое желание Серж. Все равно одолеют, вдесятером-то, и уж тогда отделают, мало не покажется. Стерпи. Пусть.

– Что притих? – язвительно вопросил Жано. – Обделался?

Вояки подхалимски заржали. Серж коротко выдохнул и пошел к сержанту.

Первый удар он все-таки отвел: слишком уж невыносимым оказалось стоять перед мерзавцем навытяжку, как провинившемуся новобранцу, и не сметь защищаться. Но сержант лишь бровью повел, и Сержу заломили руки за спину, стянули так, что пальцы враз онемели. Дальше и впрямь оставалось только терпеть да радоваться, что рыжая сволочь бережет правую. А сержант бил, подолгу выбирая цель: под дых, под ребра, давая отдышаться, всем своим видом показывая: торопиться некуда. Хоть и видно, что с левой ему не очень-то ловко – связанному и того хватает. Спасибо, лицо не трогает, только раз в челюсть и заехал, – не иначе, с бургомистром объясняться не хочешь, зло думал Серж.

– Ну что, наелся? – скалился сержант. Рыжая прядь прилипла ко лбу, и видно было, что сам он доволен так, как бывает доволен лишь на совесть поработавший человек. – Готов милости просить?

– Иди ты со своей милостью, – поморщился Серж.

– Куда? – Жано, ухмыльнувшись, размял пальцы.

– А хоть к Нечистому в задницу.

– Как хочешь. – И сержант, зло прищурясь, ударил наглого арестанта ниже пояса. Серж, мыча от боли, упал на колени. Солдаты загоготали.

– Может, с тебя штаны стянуть да выпороть? – мечтательно предложил сержант.

– Валяй, – выдавил Серж. – Хоть всю шкуру спусти. Только столичным сам объяснять будешь, почему в целости не довез. Они там, знаешь ли, делиться не любят.

– А и верно, – осенило сержанта. – Шкура твоя там нужнее будет, палачам на радость. Ладно, прыткий, гуляй пока. Нико, развяжи его, пусть дружку поможет на коня взобраться.

Серж обернулся. Оказалось, спас его Рич: кони поданы, пора в путь, теперь сержанту просто некогда учить строптивого арестанта.

Что ж, осталось надеяться, что на дневке продолжить не захочет. Серж потряс руками, запястья огнем горели, вернувшаяся кровь колола пальцы сотнями иголок. А ведь еще немного, запоздало испугался Серж, и рукам бы хана. Тер пальцы, думал: случайно совпало, или рыжий умней, чем кажется, и точно рассчитал? Ладно, дорога покажет. Поймал понукающий взгляд, подсадил Анже на смирную низкорослую кобылу, хмуро посмотрел, как тому привязывают ноги к стременам – верный путь убиться, случись что с лошадью. Парень малость очухался, но не будь в нем чужих навыков, свалился бы точно. Свободная рука пошарила в поисках поводьев, не нашла – повод привязан к седлу солдата, – бессильно упала.

– Анже, ты как? Ехать сможешь?

– Угу.

И ответил, как во сне. Ладно, все равно ничего не сделаешь. Серж влез на предназначенного ему гнедого, его ноги также привязали, надежда на свободные руки тоже не оправдалась – но, благо, хоть связали не так уж туго. Мало же мне теперь нужно для счастья, с грустной усмешкой подумал Серж. Здоровяк Жано пришпорил могучего бурого жеребца, отряд вытянулся следом. Вот и кончился путь на юг. Вот и кончилась свобода…

4. Гномья помощь

Слева ревела река, зажатая крутыми стенами ущелья. Справа становился все круче склон горы, все чаще разбивали зелень скальные проплешины. Отряд выстроился в цепочку, кони шли неторопливым шагом. Анже иногда мелькал за тощей спиной Нико, и Серж думал: а ведь я, пожалуй, свалился бы уже. Крепкий парень, хоть и выглядит хлюпиком.

У Сержа до сих пор тупо ныла челюсть, и глодало острое желание подраться с Жано один на один, на равных. Ну не дурак? О том ли сейчас мечтать!

Монотонный гул реки, размеренная поступь коня, неторопливо плывущие мимо зеленые и желтовато-серые пятна… Клонило в сон, да почему бы и не подремать, пока от тебя ничего не зависит? Все лучше, чем, устав за день от бесплодных мыслей, тратить на сон ту, может, единственную ночь, когда еще можно будет сбежать и найти помощь.

Сержу казалось, он и впрямь задремал – вот только снился ему кошмар из тех, после которых вскакиваешь в холодном поту и до утра глушишь вино, боясь даже близко подойти к постели. Ведь не может такого быть, чтоб наяву – летящие с неба глыбы, отчаянное ржание, крики ужаса? Конь, которого вместе с седоком угловатый серый валун сносит вниз, в жадно ревущую реку… широкая полоса свежей крови на боку другого валуна, перегородившего тропу аккурат перед мордой его гнедого… а сам гнедой – стоит себе, хоть бы вздрогнул! Не может так, чтоб вокруг каменное буйство, а ты посреди него, в самом сердце, – и как заговоренный? Чтобы выросла вокруг стена обвала, закрыла небо, а ты, целый и невредимый, остался на пятачке свободного пространства? Чтобы поплыло вдруг все перед глазами знойным маревом, и твой гнедой побрел сквозь камни, опустив голову, и ты понял, что вокруг тебя – только тьма, что ты даже не дышишь – но и не задыхаешься, ровно до тех самых пор не задыхаешься, пока застивший глаза мрак не остается позади, а перед тобой снова – река слева, гора справа, впереди Анже, обнявший свободной рукой шею кобылы, и только конвоя – нет. А есть – сидящий на земле Жано, весь запорошенный белесой каменной пылью, да незнакомый вроде бы гном, что как раз сейчас разглядывает веревки на твоих ногах.

Взмах ножа. Гном поднырнул под брюхо гнедого, Серж перевел влево ошалелый взгляд. Еще взмах.

– Сможешь без рук слезть?

Сон или нет? Выдернуть ноги из стремян, навалиться животом на гнедого, соскользнуть на землю. Больно. Нет, не сон. Твердые пальцы на твоем запястье, холод стали. Руки свободны. Багровые и синюшные полосы – от веревок. Точно не сон.

– Как… – прошептал Серж.

– Очень просто, – буркнул гном. Острый взгляд пронизывал насквозь, глаза гнома отливали неяркой рыжиной, на круглом носу торчала коричневая бородавка. Нет, такое не привидится! – Встань, человек, и помоги мне.

Серж ухватился за протянутую ему широкую ладонь, гном без видимого труда вздернул человека на ноги. Ноги, правда, подкосились, но ты ж не цаца кисельная, а, Серж? До Анже хотя бы сможешь дойти.

Гном разрезал веревки на ногах парня, Серж примерился, как бы ловчее стащить его с седла, но Анже спрыгнул на землю сам. Растерянно ощупал Сержа:

– Живой?!

– Вроде да.

Парень всхлипнул… и вдруг обнял старшего спутника, неловко, одной рукой. Повторил:

– Живой… А я уж думал: всё… думал, может, и к лучшему, что так…

– Ничего, – улыбнулся Серж, – побегаем еще.

Саламандра высунула наружу любопытную мордашку, спрыгнула на землю. Потерлась ласковым котенком о ноги гнома. Тот с неожиданной нежностью улыбнулся, почесал зверька у основания гребня. Глянул на Анже одобрительно, сообщил:

– Ей хорошо с тобой.

Спасение укладывалось в голове медленно, неповоротливо: очень уж непохоже оно на правду, на то, что может случиться под этим небом, на этой земле.

Анже оглянулся на каменную осыпь позади.

– Мы ведь были там, верно? Там, внутри?! Я же… я видел…

– Обычно мы не вмешиваемся, – пояснил гном. Бородавка на носу смешно шевелилась, будто помогала хозяину принюхиваться. Вот только слова подземельного жителя были совсем не смешны. – Но иногда оставить дела людские идти своим чередом было бы непоправимой глупостью.

Анже побелел – хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Но как же?… Люди же… Они ведь не виноваты!

«Не виноваты»… Забыл, как тебя по мосту гнали? Серж невольно представил, что осталось от парней, весело гоготавших, когда один пленник шел по мосту, каждый миг готовый расшибиться насмерть, когда Жано почем зря лупил другого… появилась перед глазами полоса крови на сером боку валуна, и бывший браконьер с трудом подавил рвотный позыв. Сказать бы: «Поделом!» – да язык не повернется. Какими б они ни были, но такая смерть…

– Извини, Анже, – равнодушно ответил гном, – но нам нет резона без разбору щадить людские жизни. Не сейчас. Слишком многое под угрозой, и не только для Подземелья.

– Их смерть на мне, – прошептал Анже. – Если бы я тогда согласился отпустить коней…

Гном пристально посмотрел человеку в лицо. Покачал тяжелой головой:

– Э-э-э, нет. На тебе куда больше, Анже. Да, верно: за ваши две жизни заплачено десятью смертями. Однако эти десятеро жили бессмысленно, а вы двое держите в руках своих судьбу Таргалы и Подземелья. От вас зависит, мир между нами будет или война. И мало кто знает лучше вас, что может принести Таргале война с Подземельем.

– Но почему – война?! – Сержу показалось: слух обманул его. Как могло такое быть?! – Послушайте, мы ведь с самых Смутных Времен жили в мире и без обид, мы уже не можем друг без друга, ни люди без вас, ни вы без людей, какая война, вы что?!

– Именно потому, что мы уже не можем без людей, – хмуро ответил гном. – Мы переплелись с вами, срослись так, что не разодрать без крови. А здесь, наверху, есть те, кто хочет разодрать. Очень хочет.

– Кто?

– Это вы должны узнать, – сказал гном. – Вам ближе, вы понимаете жизнь наверху. Мы только видим, что люди стали бояться, что уходит доверие. И Каменный Оракул предвещает беду.

Серж невольно вздрогнул. Слишком хорошо помнил он взгляд Каменного Оракула. Произнес поспешно:

– Если вы правы… если нам и в самом деле грозит война… Свет Господень, да если хоть что-то от нас зависит, мы все сделаем! Верно, Анже?

– Что ж, – прошептал Анже, – раз так, пусть. Да, Серж, конечно. Это не оправдание, но… но, может, получится искупить.

– И вот еще что. – Гном повернулся к потрясенному до онемения сержанту. – Эти люди под нашим покровительством. Если с ними что-нибудь случится по вине Каменного Рога – с городом будет то же самое, что с вашим отрядом. Мы отпускаем тебя, чтобы ты передал это бургомистру. Понял?

Жано икнул и мелко закивал. Взгляд сержанта блуждал по земле, отказываясь подниматься выше гномьих башмаков.

– Точно понял? Повтори.

– Если с этими двумя что-то случится по вине Каменного Рога, – Жано запнулся, сглотнул, – вы завалите город.

– Да. И не забудь передать.

Жано встал, медленно провел рукой по волосам, стряхивая белесую пыль. Не стряхнулась – или впрямь поседел? Сказал:

– У меня дети. Я передам.

На бывших пленников он так и не взглянул.

– Вот и ладно, – кивнул гном.

ПРЯМАЯ ДОРОГА НА ЮГ

1. О тропах для всадников

Ханджарский тракт отличался от других дорог королевства странным на первый взгляд сочетанием ухоженности и малолюдства. Уж казалось бы, если за дорогой следят, не жалея казны, так дорога та нужна – а тут…

Малолюдство объяснялось просто: Южная Миссия привлекала столичный люд куда меньше, чем та же Себаста или Готвянь. Купцы так и вовсе южным побережьем Золотого Полуострова пренебрегали – а без купеческих обозов любой тракт захиреет. Ничего там, на юге, не было такого, чтобы заставить торгового человека, солидного и предусмотрительного, тратить время на долгий путь, вкладывать деньги, нанимать охрану…

Единственный товар, которым славился юг, – горячие кони с примесью благородной ханджарской крови – интересовал по большей части военных и аристократов, а те и другие предпочитали проехаться самолично по заводчикам и выбрать на месте. Потому встретить южака на конском рынке – случай не только редкий, но и подозрительный. Бывало, конечно, что какой беспутный гвардеец проиграется в дым – и поведет сбывать парадного коня за полцены. Или, скажем, дамочка с претензиями решится купить жеребчика-южака, да не сладит – а куда его, как не к барышникам? Но куда чаще на конские рынки попадали южаки запаленные или надорванные, так что знающие лошадники ехали на побережье сами. Но много ли их, знающих и достаточно богатых? Не настолько, чтобы оживить пустой тракт.

А продуктовые караваны шли в столицу с севера и востока, за рыбой и прочими морскими деликатесами гоняли обозы в Себасту, туда же приходили корабли негоциантов с заморским товаром – вот и получалось, что проложен был Ханджарский тракт едва ли не красы ради. Дорога гладкая, не то что карету, телегу не тряхнет лишний раз, постоялые дворы через каждые полперегона, а проезжих – пес наплакал.

Вот только нынешний король не тратил казенные деньги на пустую красу, и не просто так объявил он Ханджарский тракт коронной дорогой. По давней традиции, именно Южная Миссия принимала посольские корабли. Именно этим трактом, неторопливо огибающим горы, ехали в столицу Золотого полуострова послы Империи, миссионеры Капитула, редкие официальные гости из вовсе дальних южных стран. Поэтому лес вдоль тракта постоянно расчищался – во избежание разбойных нападений; по той же причине за трактирами и постоялыми дворами по Ханждарскому тракту надзирали куда строже, чем на других дорогах королевства.

Впрочем, начало тракта жило очень даже неплохо благодаря торговле с Подземельем. В двух днях пути от Корварены полотно дороги упиралось в горы, сворачивало и вилось вдоль отрогов, мимо гномьих поселений, плавилен и мастерских. Потому, кстати, начало пути в Южную Миссию прозывалось в народе «гномий тракт» – а многие и не знали, что дней через десять пути горы сходят на нет, тракт сворачивает к побережью и бежит над обрывистым берегом Внутреннего моря к единственному южному порту Таргалы.

Все это Барти рассказал Мариане еще по пути из монастыря в Корварену. Как и то, что по тракту, в обход гор, до Южной Миссии скакать две недели, меняя коней, – но есть и короткий путь. Напрямик, через горы. Именно этой тропой скачут курьеры со срочной почтой и королевские вестники.

– Представь, – объяснял Барти, – хорошо бы выглядел наш король, поспей известие о приезде послов за час-другой до самого посольства. Прямой путь короче втрое, хоть и опаснее.

– Пресветлый говорил, дорог каждый день. Мы должны спешить.

– Да, Мариана. Потому я и рассказал тебе. Рискнем?

– Незачем было и спрашивать, сэр Барти. Разве промедление не покроет нас позором?

Барти кивнул. Объяснять девчонке, что не всегда медлить постыдно, сейчас не ко времени. Да ведь и впрямь не тот случай, чтобы «поспешать, не торопясь».

Этот короткий разговор имел по крайней мере два результата.

Первый, в должной мере оцененный сэром Барти – Мариана перестала оттачивать на нем свой острый язычок. И, что еще удивительней, не рвалась командовать. Оказалось, взбалмошная девица умеет думать о деле.

Вторым же результатом стал спор, случившийся на закате через два дня после отъезда из столицы.

Барти и Мариана свернули с тракта около двух часов пополудни. Узкая для телеги, но вполне пригодная для всадника тропа сначала вела вдоль галечной полосы пересохшего по летнему времени речного русла, но вскоре свернула вверх по склону.

Здешний лес по большей части состоял из грабов и густого можжевельника. Под копыта коней раскормленными змеями лезли корявые, узловатые корни; ехать приходилось осторожно, шагом. То и дело к тропе подступал шиповник, и Мариана на ходу рвала недозрелые ягоды. Иногда отставала, увлекаясь. Поэтому, когда Барти остановил Храпа, решила, что ждет ее; и, чего доброго, начнет пенять за промедление.

Но оказалось, что рыцарь задумчиво разглядывает лежащий на развилке, в шаге от начала левой тропки, валун. Точнее, знак, выведенный желтой охрой на его сером боку. Косой крест поверх примитивно нарисованной – палка-палка-огуречек – человеческой фигурки.

– Хода нет, – перевел Барти, увидев рядом Мариану. Объяснил: – Здесь поблизости начинается гномий путь сквозь горы, и я, по чести сказать, изрядно на него надеялся. Обычно гномы не возражают, когда королевские гонцы спрямляют путь по Подземелью.

– Но это, – Мариана мотнула подбородком в сторону валуна, – прямой запрет идти дальше, разве нет?

– Да, конечно. И все-таки, я думаю, имеет смысл попросить…

– Зачем?! Глупо лезть, Барти! Без причины такой знак не выставят. В конце концов, это их право – не пускать в Подземелье людей. Поехали дальше, не будем терять времени.

– Мариана, мы можем выиграть четыре дня, а то и пять. Одной просьбой! Твоя гордость неуместна.

– Это не гордость, – почти прошипела девушка. – Не будьте ослом, благородный сэр. Если вам пошли навстречу раз, или два, или даже десять, не начинайте требовать силой того, что всегда получали по доброй воле.

– Что это, если не гордость? – нахмурился Барти.

– Уважение, – отрезала Мариана. – Просто уважение к соседу. Тебе понравится, если в твой дом начнут вламываться без приглашения? Пусть даже те, кого раньше ты рад был видеть у себя?

Голос девушки подозрительно дрогнул, и Барти остерегся спорить дальше. Просто тронул Храпа коленями и медленно двинулся к гномьему знаку.

– Хотя бы с коня сойди, – бросила вслед Мариана.

– Вот тут ты, пожалуй, права. – Рыцарь спешился.

Мариана перехватила повод гнедого, сердито сказала:

– Безо всякого «пожалуй», Барти! И не только тут.

Но у самой мелькнула нечаянная мысль: а вдруг? Тогда они и впрямь выгадают драгоценное время; да и от подстерегающих в горах опасностей подземная тропа убережет.

И тут земля под сапогами рыцаря беззвучно вздыбилась, пошла волной, разлетелась фонтаном. Дробно простучали по ближним деревьям мелкие галечки. Шарахнулась в испуге Пенка; Мариане попал в глаза песок, девушка с трудом удержала кобылу; а когда проморгалась, увидела: Барти встал с земли в шаге от нее, ощупал свежую ссадину на лбу, отряхнулся…

Поморщился:

– Ну что ж, ты была права. Едем поверху. Чуть дальше, как я помню, есть удобная полянка для ночлега.

Мариана сдержала ядовитое замечание, что так и рвалось на язык. К чему? Да, она оказалась права, но ведь Барти хотел как лучше; а что не вышло – так не его в том вина.

Эта ночь стала первой, что они провели под открытым небом. По счастью, погода стояла теплая и сухая, а в сумке рыцаря ждали своего часа припасенные в последнем трактире свежий хлеб и копченый окорок. И все же Мариане было не по себе.

– Дежурить не обязательно, – сказал Барти, расседлав и стреножив коней. – Здесь еще можно полагаться на амулеты.

– Не очень я доверяю всем этим чародейным штучкам, – буркнула девушка.

– Тогда доверься мне, – усмехнулся Барти. – Не первый год по Таргале мотаюсь. Вот завтра, Мариана, придется нам делить ночь на вахты. Кстати, ручей там, – он махнул рукой в сторону зарослей орешника. – Котелок найдешь?

Пока девушка бегала к ручью, рыцарь обошел поляну кругом, выкладывая охранительный круг. Повязал отпугивающий всякое зверье амулет на низкую ветку дерева, под которым свалили вещи и сбрую. Такими же, но послабее, только от хищников, перевязал по пряди в гривах Пенки и Храпа. В светлой гриве кобылы белый шнурок затерялся, лишь подмигивали в свете костра крошечные гранаты на его концах. Предложить, что ль, и твоей хозяйке такой же, подумал Барти. А то думай тут, то ли девчонка выкупаться решила, то ли ее уже медведь задрал.

Но Мариана скоро вернулась, и впрямь посвежевшая, довольная. Пристроила над огнем котелок, сыпанула в воду пригоршню шиповника.

Путники устроились поодаль от костра, так, чтобы окружающие их сумерки не казались непроглядным мраком. Мариана нарезала хлеб, Барти пластал мясо. Вечер стремительно перетекал в ночь, но еще быстрей наваливалась усталость.

– А в империи ты тоже бывал? – спросила девушка, дожевав свою долю.

– Давно, – ответил Барти.

Мариана подождала немного, однако продолжать Барти не стал. Похоже, рыцарь не настроен вспоминать ту поездку… интересно, почему?

Девушка хотела спросить; но вдруг зевнула, смутилась, прикрыла рот ладошкой и сказала:

– Будем спать, раз так. Надеюсь, сэр Барти, вы правы насчет охраны.

– Не тревожься, Мариана. – Рыцарь подкинул в костер толстый сук, встал. Развернул торок, протянул девушке одеяло. – Возьми, ночи здесь холодные.

– А ты?

– Сравни свой плащ и мой. Между нами, Мариана, ты не слишком умело собралась в дорогу.

Что было, то и взяла, хотела сказать девушка, и вообще не твое это дело. Но в последний миг удержала злые слова. Расстелила у костра одеяло, укуталась в свой неподходящий для дороги плащ и закрыла глаза.

Уже засыпая, она подтянула ноги к животу, свернулась в клубочек. Барти покачал головой: замерзнет ночью. Тихо подошел, укрыл девицу поверх ее плаща своим, толстым. Сел у костра. Подкинул в огонь несколько веток. И подумал вдруг: за что мне все это? Не за то ли, что в последние годы начал ценить привычные легкие пути, отвык искать приключений? Что, залечив раны, стал подергиваться жирком спокойной жизни?

Что ж, если так – поделом ему. Путешествие с Марианой в Ич-Тойвин обещало что угодно, кроме спокойной жизни. Но, Свет Господень, разве пристало рыцарю на расцвете жизни мечтать о покое?!