Текст книги "Зерна огня, или Свидетель деяния"

3. Сэр Бартоломью, королевский рыцарь

Барти много всякого слыхал о том, что делает с людьми взгляд гномьего колдуна. Но ему случалось общаться с подземельными, и верить всякому слуху о них рыцарь считал глупым. Поэтому приглашение колдуна ничуть его не встревожило; и в золотые глаза старого гнома рыцарь глянул без страха.

Глянул – и уже не смог отвести взгляд. Сел, слепо нашарив табурет, лишь мельком отметив короткий перенос: видно, колдун предпочитал разговоры не просто наедине, а в укромном месте, где даже случайно никто не помешает.

– Э-э-э, а ты смел, – ухмыльнулся гном. – Это хорошо. Такой мне и нужен: смелый и честный.

Барти приподнял бровь:

– И зачем же?

– Сначала поговорим, человек, – враз посерьезнел колдун. – Поправь, если я ошибусь. Ты сопровождаешь благородную Мариану, однако положение твое при ней сильно тебя тяготит. Вас ждут опасности, и долг твой – защитить ее, но ты всего лишь свидетель. И, что хуже, ты сам вызвался быть свидетелем. А долг свидетеля – не вмешиваться. Так?

– Так, да, – глухо ответил рыцарь.

– Два долга спорят в тебе, две клятвы рвут тебя надвое. Я не рыцарь и не человек, я прожил больше любого из вас, однако не всегда понимаю ваши обычаи. Ты сам себя загнал в ловушку.

– Что ж, – пожал плечами себастиец, – когда-нибудь ведь это закончится.

– Нет, рыцарь. – В золотых глазах колдуна мелькнула темная зелень. – Не так все просто. Оно закончится не раньше, чем ты выберешь, какому долгу следовать. Таков порядок вещей, рыцарь.

– Значит, выберу. – Барти не удивился пророчеству колдуна: что-то подобное он чувствовал и сам.

– Ты готов, – кивнул гном, – это хорошо. Однако я вижу, ты тоже хочешь что-то спросить. Что гнетет тебя, не страшащийся выбора рыцарь?

Барти помолчал, собираясь с мыслями: очень уж богатым на события и разговоры выдалось утро. Ладно, главное – начать.

– Сегодня я встретил друга, которого считал убитым.

– Серж, да. Он рад и растерян. И жалеет… ты всколыхнул его чувства, сэр Бартоломью.

– Он мои – тоже.

– Да, вижу. Но только ли тем, что оказался жив? Или все-таки своим рассказом?

Барти пощипал ус:

– Ты можешь сказать, почтенный, это – правда?

– Ты не веришь своему другу, рыцарь?

– Верю, но…

Золотой взгляд сковал серые глаза, вихрем ворвался в душу. А веришь ли? Вам, людям, так свойственно меняться, за короткий свой срок вы проживаете не одну – три, пять, дюжину жизней. Сегодня ты один, а завтра… себе не всегда верить можешь, а другому?…

– Ему я верю, – Барти говорил с трудом, будто гномьи чары сковали воздух в груди. – Но… если я верю Сержу… это значит, я не должен верить Святой Церкви?!

Вот она, причина, понял Барти. Вот в чем сам себе не мог признаться, вот что мешало…

– А почему ты должен верить? – спросил гном. – Вера, человек, не из долга родится. Ты веришь Сержу, потому что знал его долгие годы. Ты веришь мне, потому что знаешь: колдуны Подземелья не могут лгать. Ты веришь Мариане, потому что любишь ее.

– Я?!

– Э-э-э, рыцарь, погоди и сам убедишься. Но сейчас не это важно. Лучше скажи, почему ты веришь вашей Церкви?

– Но… как же, ведь…

Барти потянулся почесать затылок, отдернул руку: вдруг стыдным показалось вести себя перед гномом так по-детски. Но в самом деле, как можно объяснить то, что привык считать не понятным даже, а безусловным?!

– Ты веришь Церкви, – сказал колдун, – потому что веришь Господу. Но разве Господь и Церковь – одно и то же?

Барти не нашелся с ответом. По чести говоря, слишком уж дико звучал вопрос.

– Не надо ничего говорить, – голос гнома стал вдруг мягким, шелестящим, как осенняя листва под ногами путника. – Не мне, а тебе самому нужен ответ. И когда-нибудь ты найдешь его. А пока – я желаю тебе удачи в пути твоем, рыцарь Барти.

– В пути, – пробормотал себастиец, – да… Вот только в каком? Мы с Марианой плывем за море, а тут… Да еще вопрос, что в том письме. Но Мариана ведь клялась доставить его, а я клялся защитить ее в дороге! А теперь – хоть разорвись. То, что рассказал Серж, – не мне он должен был это рассказать! Это король узнать должен!

Колдун успокаивающе коснулся руки рыцаря:

– Король будет в Южной Миссии через несколько дней. Там и ищи встречи с ним. И знай: Подземелье даст тебе укрытие, буде понадобится.

– Благодарю, почтенный. Хотя, по чести, не могу представить, с чего бы мне могло понадобиться укрытие.

– Э-э-э, всякое бывает у вас наверху. Однако не бери в голову, рыцарь. Это я так, на случай.

– Разве что на случай еще одного такого смерча, – нервно рассмеялся Барти.

– А хоть бы и так. – Тоненький смешок гнома заставил человека икнуть и умолкнуть. – Сегодня вы уйдете, – уже серьезно продолжил колдун. – Мы откроем вам короткий путь в Южную Миссию. Если ты хочешь спросить еще что-то…

– Пожалуй, нет, – Барти потер лоб. – А ведь завтра наверняка жалеть буду. Но сейчас и без того голова пухнет.

– Тогда, рыцарь, последнее. Я хочу сделать тебе подарок, в память о сегодняшней встрече и этом разговоре. Что бы ты хотел получить?

Ничего, ответил бы Барти, достаточно того, что вы спасли наши жизни… но, видно, от ошаления, сам собой прыгнул на язык совсем другой ответ:

– Я хотел бы огненное зерно, почтенный. То, что называют «последний довод».

И откуда в голову взбрело?!

– О, да. – Колдун прикрыл глаза и улыбнулся. – Ты умеешь просить. А не боишься, рыцарь, что зерно тебе пригодится?

Барти все-таки почесал в затылке. Ответил честно:

– Боюсь.

– А ведь может, – покачал головой гном. – Ты посиди, подумай еще. Я принесу.

И исчез.

Теперь Барти мог разглядеть, где же принимал его колдун. Вернее, мог бы – кабы не стояла здесь непроглядная темень. Ох, гномьи штучки, хмыкнул рыцарь.

Ну что ж, зато ничего не отвлекает.

«Подумай еще». С чего вообще он вздумал что-то просить?! Да если разобраться, и не думал – само пришло. И надо ж, чтоб именно «последний довод»!

«Не боишься, рыцарь?» – «Боюсь».

Еще как боюсь. Но – пусть будет. Гномьи ли чары, знак Господень или просто судьба – но слово сказано.

Колдун появился в облачке тусклого света. Он больше не цеплял взгляд собеседника, и Барти наконец разглядел его: сивая бороденка, курчавый волос, яркие глаза на темном лице… сжатые перед грудью кулаки…

– Я на выбор принес, – голос колдуна словно сел за то малое время, что его не было, стал тусклым и усталым. – Или… – Левый кулак разжимается, на темной загрубевшей коже – огромный огненный топаз, из тех, за какие можно назвать почти любую цену. – Или… – В правой ладони мерцает алым футляр. В точности, как…

Барти сглотнул: вместо ладони гномьего колдуна встала перед глазами другая…

– Вздумай я вот так же выставить их на ярмарке, – усмехнулся гном, – как думаешь, рыцарь, что стоило бы дороже?

– Мы не на ярмарке, – непочтительно оборвал себастиец. – И я уже выбрал.

Кончики пальцев легко коснулись футляра – и лишь сам Барти знал, как ворочается в животе ледяной ком дурного предчувствия. А если знал и гном… что ж, пусть. На то он и колдун.

– Честный выбор, – кивнул гном. – Эх, рыцарь, и на ярмарке тебе не пришлось бы спорить за право такой покупки. Люди охотно купят чужую смерть – потому, между прочим, мы и не продаем обычные зерна, – но кто в здравом уме польстится на собственную гибель?

Мерцающий футляр лег в руку, ладони гнома сжали ее в кулак. Барти с трудом подавил дрожь.

– Теперь Слово.

– А…

– Сэр Бартоломью, – укоризненно произнес гном, – раз уж ты решил, доверься. Мало футляра с зерном в руке и Слова на уме – нужна еще решимость. Понимание, что иначе – никак. Уверенность, что прав и погибнешь не зря. Это сложно, рыцарь. И уж сейчас…

– Да, – Барти засмеялся, – сейчас-то я точно не намерен погибать.

– Вот то-то. Закрой глаза, рыцарь, и слушай.

Барти послушно закрыл глаза. И охнул от неожиданности: штормовой волной обрушились на него голоса. Неразличимые, вроде бы знакомые, но позабытые; и каждый кричит что-то свое, и каждый тянет к себе, на себя… Рыцарь закусил губу. Вкус крови во рту отрезвил, многоголосье отступило, как море в отлив, – оставив на берегу слово. Его Слово…

Барти открыл глаза.

– О-о-ох…

– Да, неприятно, – согласился гном. – Но ты слышал? Ты знаешь?

– Да… да, знаю. Так… странно…

– Молчи, не надо говорить, – остановил его гном. – Ты должен знать еще одно: это Слово – не зерна, а твое. То же самое зерно в чужих руках не откликнется на это слово. А в твоих – откликнется любое. И еще знай, «в руках» – лишь оборот. С тем же успехом ты можешь положить его в карман или повесить на шею. Оно просто должно быть у тебя.

– Понимаю, – Барти покатал футляр по ладони, свыкаясь с его присутствием. Страх ушел. – Я благодарю тебя, почтенный. По чести, я не должен был ничего просить, я и так вам должен. Но… Свет Господень, я не знаю, что на меня нашло и почему, но я чувствую, что это правильно! Странно все-таки.

Гном согласно покачал головой:

– Я тоже чувствую, рыцарь: все, что свершается сейчас, свершается не просто так. Я снова желаю тебе удачи, рыцарь, умеющий выбирать. Ступай, собирайся. И знай – я рад знакомству с тобой.

Барти не успел ответить. Короткий миг темноты – и он оказался в той самой зале, где встретился сегодня с Сержем… Неужто и впрямь сегодня?! А кажется – давным-давно…

Между тем колдун задумчиво прошелся по своей комнатке. Пробормотал:

– Ты умеешь выбирать, да… и ты готов. Однако что выберешь ты, рыцарь, когда долга станет не два, а три?

4. Серж, беглец

– Ты тоже хотел говорить со мной?

– Да. – Серж давно уже перестал удивляться умению подземельного колдуна чувствовать людские желания и побуждения. – Я спросить хотел.

– Так спрашивай. – Корявая ладонь гнома выделывала замысловатые фигуры над спящим Анже. – Не бойся, пока мы говорим, твой друг не проснется.

Потрескивал огонь в очаге, играли огненные блики в золотых гномьих глазах. Как тяжело спрашивать, заранее зная ответ! Но… вдруг?

– Я знаю, король сейчас едет в Южную Миссию. Можете вы затащить его сюда? Хоть на час?

– Э-э-э нет, – презрительно фыркнул гном. – Это людские дела, и решать их людям. Ведь ты же не думаешь, что Подземелье должно рисковать миром с Таргалой? Да, у тебя важные вести, но поверит ли король? А и поверит – так что на это скажет?

– Так я и думал, – пробормотал Серж. – Тогда вот что: могу я оставить Анже на вас?

– Скажи сначала, что хочешь ты делать?

Беглый монах невесело улыбнулся – не колдуну, своим мыслям.

– Мы ведь с Анже хотели пробиваться к королю. Только как – все придумать не могли. А тут Барти… Я-то знаю, он при себе такого не оставит. Я почти точно уверен, как только Барти узнает, что король в Южной Миссии… Но ты верно сказал, почтенный, наш король не очень-то легковерен. Первое, что спросит он: «Где твой свидетель?»

– Это опасно. У тебя мало надежды выйти от короля свободным.

– Знаю. Потому и спрашиваю про Анже. Уж его-то я им не отдам! А спрятать где-то там… Мне, может, под заклятием говорить придется. Выболтаю все, что хочу и чего не хочу.

Под пронизывающим взглядом колдуна Сержа заколотила дрожь. Будто холодные пальцы, содрав кожу, начали копаться во внутренностях. Холодный пот потек между лопаток. Золото и зелень поплыли перед глазами… но вот – отпустило.

– Я закрыл тебя, – сказал гном. – Совсем немного, только то, что касается Подземелья.

– Но я все помню, – порывшись в памяти, возразил Серж.

– Я не умею стирать воспоминания, – тихонько засмеялся колдун. – И никто не умеет, чем бы ни пугали вас ваши заклинатели и менестрели. Ты помнишь, да. Зато никто другой не выудит их из твоей памяти. Разве что сам расскажешь, по доброй воле.

– Спасибо, – Серж глубоко вздохнул. – Так, значит…

– Анже останется у нас, – кивнул гном, – до тех пор, пока сам не захочет уйти.

– Но… да едва он узнает, где я… он же…

– Он не пленник, – резко сказал гном. – У нас нет права держать его силой. Я передам ему твои слова и твою просьбу – остаться в безопасности. Но решать он будет сам.

Серж опустил голову.

– Смирись, – тихо произнес колдун. – У тебя ведь тоже нет права запрещать ему что-то. Хоть рисковать, хоть на смерть идти. Свою судьбу каждый делает сам, это святое.

– Да я понимаю. Просто…

– Просто он стал тебе дорог. И за него ты боишься больше, чем за себя.

– Он еще мальчишка, и он без того хлебнул.

– Это его жизнь. Ты ведь не любишь, когда кто-то решает за тебя, э?

Серж коротко рассмеялся:

– Верно. Что ж, ладно. По крайней мере, вы не отпустите его, пока не поставите на ноги?

– О, это быстро, – хихикнул гном. – Значит, идешь с Барти? Тогда поторопись.

– Да я готов, – Серж мотнул головой, указывая на собранную котомку. – Это я так спросил… чтоб не жалеть потом, чтоб уж точно.

– Я так и понял. – Глаза колдуна не отрываются от Сержа; руки же словно живут своей, отдельной жизнью: трогают сломанную руку Анже, что-то там разминают, расправляют. – Если вам понадобится укрытие… А впрочем, ты знаешь.

– Знаю. Но кажется мне, почтенный, что вряд ли мы увидимся еще. Странное чувство у меня: словно из одной жизни в другую перехожу. Довольно я прятался и отсиживался, вот что. Не хочу отсиживаться, когда Таргала на краю гибели.

– Э-э-э, рыцарь, своей гибелью ты ее не спасешь.

– Я не рыцарь, – сердито отрезал Серж. Поднялся, подхватил котомку. – Прощай. И – спасибо.

– Удачи тебе, рыцарь.

– Не рыцарь я!

Гном лишь усмехнулся в ответ.

ЮЖНАЯ МИССИЯ

1. Мариана, девица из благородной семьи

В Южной Миссии Мариана бывала частенько, но – по-родственному, так что гостиниц здешних не знала. Поэтому жилье выбирал сэр Бартоломью; она же глядела по сторонам, вспоминая и заново отмечая мощеные камнем узкие улочки, медные флюгера на острых крышах, верхушки мачт, пахнущий водорослями ветер с моря…

Южный форпост Таргалы не был неприступен, но близко к тому приближался. Окруженный мощными стенами и бастионами, всегда с двумя-тремя фрегатами на рейде, под защитой вынесенного далеко в море форта; с полными складами и арсеналами, мощным гарнизоном и жителями, равно умеющими оборонять городские стены, драться на море и в горах и не терять бдительности в мирное время. Впрочем, берега Внутреннего моря спокойной жизни не сулили никому и никогда.

Гостиница Мариане понравилась. Устроено здесь все было почти так же хорошо, как у гномов; девушка с наслаждением помылась, переоделась в нарядное платье и, отказавшись от позднего завтрака, отправилась гулять. А где можно гулять в маленьком городке, когда уже закончилась утренняя служба, но еще не началась обедня, когда холодный ветер гонит с набережной, а вчерашний ливень занес улицы грязью? Только на рынке. Туда Мариана и пошла.

Прадедова родня – мамины тетки и кузины – по большей части давно разъехались из Южной Миссии, кто замуж, а кто и по монастырям. Нынче здесь оставалась лишь тетушка Лора, ворчунья и сплетница. Кстати, подумала с тяжелым вздохом Мариана, надо этим же вечером ее навестить, не то обидится смертельно. Но многие из горожанок помнили «внучку старого коменданта», и Мариана не чувствовала себя здесь чужой.

Торговки и покупательницы с пылом обсуждали вчерашнюю непогоду, скорый приезд короля и ожидаемое посольство императора. Посольства Южной Миссии были не впервой, но не всякое из них встречал сам король, и горожанки склонялись к мысли, что речь пойдет о сватовстве. Мариана, нагруженная столичными новостями («Какое сватовство, когда король уже обручен?!»), с удовольствием включилась в обсуждение.

Никто в Южной Миссии не знал о последних обстоятельствах, круто изменивших ее жизнь. Мариану это устраивало: она и не собиралась ни с кем делиться. На расспросы коротко отвечала, что собралась в память отца свершить паломничество к святыням. Заодно выяснила, что почтовый клипер в Ингар ушел третьего дня, и следующего рейса ждать месяц. Это было совсем некстати; и впервые Мариана обрадовалась, что с нею едет рыцарь, опытный в разрешении такого рода трудностей. Барти обязательно что-нибудь придумает, говорила себе девушка, мы ведь не можем ждать целый месяц. Между тем близилось время обеда, рынок пустел, и Мариана отправилась в гостиницу.

2. Два рыцаря

Пока Мариана делилась новостями и выбирала гостинец для тетушки Лоры, Серж и Барти сидели в снятой сэром Бартоломью комнате, за кувшином «Имперского черного». Еще со времени первого разговора в Подземелье оба они чувствовали некоторую неловкость: как видно, потому, что о самом важном не было досказано до конца. К тому же былая дружба мешала, как ни странно, безоглядно радоваться встрече. Сэру Барти оказалось трудно привыкнуть к новому Сержу. Не сразу уловимая, смутная чуждость, что появилась в бывшем рыцаре, раздражала. Ни свой, ни чужой, а не-пойми-кто; но не-пойми-кто, связанный с тобой узами, что тесней кровного родства! Разве не он, Серж, спас шкуру Барти в той истории с контрабандистами? Разве не Серж выволок его из-под огня во время налета на Себасту островных корсаров? Разве не Серж, наконец, стоял с ним плечом к плечу, когда в «трехдневную войну» королевских рыцарей бросили на оборону Готвяни?! Но то был другой Серж… С тем вы понимали друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов, а этот… этот – непонятен. Вот он сидит против тебя, потягивает вино, молчит; будто ждет чего. А чего?

Серж ничего не ждал. Просто встреча с Барти всколыхнула в нем как раз те воспоминания, что он рад был бы позабыть навсегда. Вжиться в шкуру беглого браконьера оказалось легче, чем вспомнить: то была лишь шкура. Маска. И вот настало время ее сбросить, а она – приросла. Слишком долго пробегал в ней. Не лучше ли было и впрямь умереть тогда? Глупый вопрос, глупые сожаления. Прошлого не вернешь, не исправишь.

Первым заговорил Барти.

– Скажи, Серж, – рыцарь отодвинул кувшин, – зачем ты пошел со мной?

– Ты вроде не был против?

– Не виляй.

– А ты решил мне допрос устроить? – окрысился вдруг Серж.

– Свет Господень, что ты мелешь! Серж, ты ведь сам говорил – ты в розыске! А сюда король едет, и для тебя это – верная причина держаться отсюда подальше! – Барти запнулся, подергал ус и добавил полувопросительно: – Если, конечно, ты не намерен искать справедливости.

– Я не верю в справедливость, Барти.

– Я это понял. Потому и спрашиваю. Серж, я ведь могу напомнить королю то дело. Не думаю, что он забыл, он… Ты не видел его тогда! Он был возмущен, искренне возмущен. Разве ты не хочешь вернуться, а, Серж?

– Честно? – Беглый монах криво усмехнулся, налил себе еще вина. – Было время, Барти, когда я душу бы заложил ради возвращения. А сейчас… Мертвого не воскресишь, пойми. Я не гожусь больше в рыцари. Слишком я изменился.

– Но тогда… – Барти опустил глаза на свой кубок и вдруг с размаху швырнул его в угол. Вскочил. – Тогда, Нечистый тебя раздери, какого пса ты сюда приперся?!

Серж откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди:

– Барти, ты мне веришь?

Рыцарь подошел к окну. Потрепанный вчерашним ураганом город прихорашивался, не иначе, весть о приезде короля уже разнеслась по Южной Миссии. Скоро подоспеет королевская гвардия…

– Верю.

Городской страже дадут выходные, на патрулирование заступят гвардейцы, ребята бравые и умелые…

– А что я тебе рассказывал, помнишь?

И если правда то, что говорят о нынешнем королевском капитане, он не пренебрежет проверкой гостиниц.

– Помню. К чему ты ведешь?

– Я достаточно тебя знаю, Барти. На что угодно спорить готов, ты уже собрался к королю.

– Ну, собрался. И что? Не пойму я тебя, Серж.

– Барти… – Серж покачался на стуле, хмыкнул, услыхав потрескивание: гостиница хороша, а мебель хлипкая! – Ты не меня понимать должен. Ты короля попробуй понять. Вот придешь ты к нему – и что скажешь?

Рыцарь пожал плечами:

– Да то и скажу, что ты мне…

– И что?! – Серж рубанул воздух ладонью – старый жест, настолько чуждый его новому облику, что себастийца аж передернуло. – Пойми ты, наконец: вот с одной стороны аббат королевский, министр, еще там кто, кому наш добрый король верить привык. А с другой – ты с невесть от кого услышанными бреднями! Да первое, что тебе скажут: «Сэр, вы обязаны были арестовать этого человека, а не слушать его сказочки!», понимаешь ты это? Еще ведь и виноватым останешься! Оно тебе надо, скажи?

– По крайней мере, – зло отчеканил Барти, – моя совесть будет чиста.

– Скажите пожалуйста, совесть у него чиста будет, – ехидно протянул Серж. – А толку-то? Ты, значит, весь из себя беленький с чистой совестью, аки ангел Господний, а дело запорото?

– А…

– А когда люди гибнуть начнут, тоже будешь чистой совестью утешаться?

– Серж, – Барти шагнул к столу, оперся ладонями о столешницу. Навис над товарищем, как медведь. – Я не пойму никак, чего ты от меня хочешь?

– Думать хочу научить! – рявкнул Серж. И, видно, для пущей убедительности, постучал себя по лбу.

– Ладно. – Барти подвинул стул, уселся верхом. – Учи. Давай, вперед.

– По уму, – медленно сказал Серж, – Анже – единственный свидетель, чье слово имеет силу перед судом. Он все это раскопал, я с его слов знаю. Но я мальчишку палачам не отдам, хватит. Да и не суд там будет. Но все же, Барти, король навряд ли примет всерьез подхваченные невесть где байки – а на большее твой рассказ не потянет. Уж извини.

– Но…

Серж резко вскинул ладонь:

– Погоди! Я только начал.

– Ладно, – скептически предложил рыцарь, – продолжай.

– Так вот, сэр Барти… мои слова он всерьез примет. Он помнит Анже, не может не помнить: парень серьезно ему помог однажды. Можно сказать, корону спас. А я тогда с ним был: мальчишку одного из монастыря не отпускали.

– Ты ж не хотел…

Барти не договорил, но Серж понял.

– Я как рыцарь не хотел. Как проситель – не хотел. А он меня как брата Сержа встречал, как брат Серж к нему и пойду.

– Думать, говоришь… – Барти подергал ус, скривился. – Думать. Да-а, ты умеешь! Ладно, вспомнил тебя король. Выслушал. Поверил. Из розыскных листов своей рукой вычеркнул. А теперь напомни мне, брат Серж, что там у вас в монастырях беглым причитается? За мирскую одежду, за самовольную отлучку, за шляние по кабакам и Подземелью, за всякие там пропускания молитвы, неявки на исповедь и прочие небрежения? За тот же, кстати, разговор с королем – без разрешения, благословения или как там оно у вас?… Король-то тебя простит, а аббат? Если прав ты, и отцы ваши в заговоре замешаны, так уж будь спокоен, милосердие тебе не светит. Нормальные заговорщики предателей не щадят.

Серж молча пожал плечами. Сейчас, впервые после встречи, он показался рыцарю прежним: это выражение Сержева лица Барти помнил преотлично. Означало оно «не твоего ума дело» и появлялось тогда лишь, когда решение принято и спорить бесполезно.

– Что ж, – махнул рукой Барти, – будь по-твоему. Только, Серж, я тебя прошу: не высовывайся раньше времени. Иначе не перед королем придется тебе говорить, и уж тогда точно веры не добьешься, только зря погибнешь.

– Оно верно, – кивнул Серж. – Что же, Барти, договорились. Сижу здесь тихо, как мышь в сыре, не высовываюсь, жду команды. Только и ты уж не дури! Не пытайся меня спасать, добиваться справедливости и все такое. Наше с тобой дело – чтобы король узнал о заговоре, а все остальное – как Господь поведет.

– Ишь какой умный стал, – хмыкнул Барти. – На Господа ответственность валить научился. Ладно, Серж. Клянусь Светом Господним, что устрою тебе встречу с королем, каковы бы ни были ее последствия. Этого ты хотел?

– Да. Спасибо.

Барти заглянул в кувшин.

– Пусто… а ведь мы, Серж, так и не выпили за встречу.