Текст книги "Альманах «СовременникЪ» №5(25) 2021 г. (в честь 130-летия со дня рождения Михаила Булгакова)"

Мстительность, коварство, фантазия женщин в сочетании с творческими приемами разнообразными имеет давний исторический опыт: никто не назовет первый случай мести женщины, да и самый из них яркий, запоминающийся, из ряда вон выходящий. Одни женщины-«героини» своих мужчин кастрировали, а другие убивали разными «подходящими способами», самыми жестокими – по позыву представлений собственных диких инстинктов.

Легенды оставили в людской памяти несколько характерных эпизодов из истории славного города Таврии Херсонеса. Являлся он колонией – в смысле привнесенного извне демократического общественного устройства. Но при этом, как положено самими соперничающими, конкурирующими богами, существовало в городе имущественное неравенство. В те благие времена многолюдным, веселым, бурно развивающимся Херсонесом правил первый архонт Ламах. По достоинствам своим и способностям значился он удачливым. По должности и предприимчивому рассудку ни в чем не знал он нужды: добился огромного богатства, пользовался почти безграничной властью, не считал слитки золота, серебра, не держал в памяти названия земельных участков, поголовье скота… Все прибывало, находило отражение в амбарных книгах, да знали точно всякие живые числа, вели должный учет специально уполномоченные казначеи ведомства.

Ламах больше упивался властью, а богатства слабо тешили его душу: не очень он материальному доверял, пользовался благами жизни, и все! Золотых тельцов не превращал в кумиров. Отделял он резкой чертой все «мертвое», даже ценное, от живого.

По постоянным донесениям знал немного Ламах о своем соседе Асандре, царе Боспорского царства. Вел с ним отдельные дела – не дружил. А тот Асандр – должен знать Ламах – самый больший его завистник, ненавистник. В свое время Асандр воевал против Херсонеса – не победил! Он остался в мстительной обиде, черной зависти, злом недоброжелательстве… Очень скрытный царь прятал обуревавшие желания, страсти, прочно скрывал свою сущность, умел тщательно таить глубоко в себе гнездящуюся куртинами, беспричинно все разрастающуюся, казалось, слепую, коварную мстительность.

Прямые действия против Ламаха не помогали Асандру, тогда решил он действовать «открыто», добиться желаемого результата хитростью. Составил он на долгое время хитроумный план постоянного действия. У Ламаха дочь Гикия единственная. Вполне в соответствии с демократическими традициями времени царь Асандр предложил гражданам Херсонеса породниться: выдать красавицу и умницу Гикию за взрослого своего сына. Асандр надеялся: не отличающийся могучим здоровьем Ламах вскоре умрет, тогда сын его станет правителем города – осуществятся сами собой все его планы, желания, Херсонес упадет к их ногам, а с ним все богатства семьи Ламаха.

Праведные, легковерные, даже наивные херсониситы хотели дружить с соседями, нисколько не подозревали о зреющем плане Асандра, без душевного волнения, общественного конфликта легко согласились на брак сына боспорского царя с богатой наследницей, женщиной свободных нравов Гикией. Только выдвинули одно ограничительное условие для брачного договора. Кажется нелепым: с момента его заключения муж Гикии становится невыездным гражданином, границы Херсонеса ему не позволят покидать для короткого свидания даже с родным отцом. Посчитали этот пункт для себя неопасным боспорцы, без колебания приняли условие. Сын Асандра женился на царевне Гикии.

Как многие предполагали, Ламах умер вскоре, через два года. Созвали совет именитых граждан Херсонеса. Управление городом поручили не сыну Асандра, а уважаемому херсонеситу Зифу, сыну Зифову Так в один момент демократы Херсонеса отбросили хитроумный план царя Асандра. Ничего он поделать не может: опротестовать демократическое решение самоуправляемого Херсонеса нет возможности. Тем более что оно получило всенародную поддержку за взвешенную мудрость.

Муж Гикии сильно опечален – не потерял полной надежды, верит в свою звезду, непременно счастливая судьба приведет его на высшую ступень власти, в некий счастливый момент свалится в руки руководство государством-городом, ничем не ограниченное. Не надо изнурять себя бесполезной работой – копить силы и в полной уверенности ожидать счастливого случая, а удача непременно клюнет острым кончиком своего клюва.

Прошел год со дня смерти Ламаха. Все еще опечаленная кончиной отца Гикия высказала желание торжественно почтить память отца. Городской совет принял участие в поминках Ламаха. В светлую память отца Гикия проявила всю щедрость своей натуры: открыли кладовые богатых усадеб, на массовых мероприятиях раздавали без платы приходящим со скорбью гражданам вино, хлеб, сыр, оливковое масло, мясо, рыбу… По причине уважительного отношения к памяти недавно усопшего управителя города, всеобщей скорби торжества в честь памяти Ламаха решили проводить ежегодно – в качестве дня скорби, памяти.

Этим случаем решил воспользоваться муж Гикии – для собственной пользы. В Пантикапей сын послал к отцу Асандру своего верного раба. План его кажется совсем простым: отец станет отправлять регулярно морем десять-двенадцать натренированных воинов с подарками для Гикии. Входили в бухту Символов лодки боспорцев скрытно, лошадьми перевозили подарки, воины невооруженные сворачивали с дороги, тайными тропами со стадами Ламаха через отдельные ворота пробирались в Херсонес, а уже затем так же тайно пробирались во дворец Гикии. Обширный подвал муж Гикни приспособил под скрытное жилье своего личного воинства.

И вот во дворце за два года собралось достаточно многочисленное воинство заговорщиков – почти двести воинов. Муж Гикии готов выступить не только против жены, но против всей общественной структуры демократического Херсонеса: организованной силой заговорщиков свергнуть народовластие. Сын Асандра посчитал: в день памяти архонта Ламаха херсонеситы все поголовно изрядно напьются, даже накачаются бесплатным виноградным вином – они останутся веселиться до позднего вечера. Как только все улягутся спать, муж Гикии выведет на улицы свое достаточно многочисленное воинство, захватит весь город. А к этому времени флот отца Асандра войдет в порт, пристанет к пристани, неожиданно нанесет коварный удар по Херсонесу. Завершится заговор удачей, а отцу Асандру и его сыну останется праздновать победу. Завершившие победой заговорщики совершат мгновенно передел власти. Херсонес вернется к традиционному царистскому управлению, станет частью Боспорского царства, как ему уготовано самой судьбой.

Заговор возник опасного свойства и даже в определенный момент имел шанс на успех, но… Как часто это «но» включается в, казалось, размеренный ход событий, занимает положенное ему место, даже высказывает категорически свое положенное, случайно занятое место в событиях, даже невероятным способом вмешивается, парадоксально влияет на одно из мировых происшествий и может направить развитие по совершенно другому пути. Тот «другой путь» вдруг становится самым «правильным», а с позиций прошедшего – даже «классическим». Без дара предвидения поди пойми заранее историческую закономерность не только в марксистско-ленинской, «абсолютно истинной», идеологически выдержанной, даже в диалектически-материалистической, научно-теоретической манере ее интерпретации. Философия, словесная разрядка очень даже помогают построить верную канву мысли, разобраться в хитросплетениях жизни, поставить всех участников событий на места свойственного им значения.

Положено в данном случае «лирическое отступление» для уяснения полноты картины.

По причине чрезмерной усталости, старательности или нерадивости нрава провинилась любимая служанка Гикии. Последовало наказание: прикрепили к занятию ее, но затворили на определенное время в надподвальной комнате – пусть потрудится, одновременно серьезно подумает о поступке, еще на досуге подумает о перемене поведения. Таков дополнительный воспитательный эффект данного наказания. Служанка исполняла задание – пряла лен. Много в занятии однообразия, механических действий. Допустила оплошность – уронила пряслице, оно покатилось к стене и, на пути качения не остановленное, провалилось в глубокую щель. Попыталась служанка ручкой освободить из плена пряслице – не смогла. Догадливая служанка применила сноровку, даже силу – вытащила кирпич наружу, достала пряслице… Еще больше ее удивило другое: она услышала мужские голоса, наклонилась, в проем увидела по пояс обнаженных молодых людей. Каждый имел вооружение, определенный предмет. Они о чем-то спорили, просто общались? Что за люди?

Служанка проявила благоразумие: кирпич аккуратно опустила на место свое. Как поступить дальше, она пока не решила. Воспользовалась маленьким шансом, связалась с подружкой, попросила ее передать госпоже… Лучше даже ее вызвать… Явилась Гикия, поняла сразу: в ее доме замышляют нечто…

Гикия срочно собрала совет старейшин города (признаться, относительно спокойными являлись те времена: любопытные журнационалистники не сбегались при каждом случае), сообщила им:

– Я открою вам тайну. Мой муж от отца своего унаследовал ненависть к нашему городу, тайно он привел в дом много

вооруженных боспорцев. Как я догадываюсь, в день памяти моего отца они намерены захватить город. Скоро этот день, – продолжила Гикия. – Мы проведем его как обычно. Приходите в мой дом, веселитесь – пусть враги ничего не заподозрят. Однако пейте и знайте меру и об опасности не забывайте. Дома у каждого должны быть припасены хворост и факелы. И когда я дам знак, надо кончать пир, вы разойдетесь по домам спокойно. Раньше обычного велю закрыть ворота. А вы тотчас слуг с хворостом и факелами высылайте – пусть они обкладывают весь мой дом, выходы все и входы. Чтобы дерево быстро загорелось, велите облить его маслом. Когда я выйду, вы зажжете хворост, а затем окружите дом и будете следить, чтобы из них никто не вышел живым.

Так условлено. В день памяти Ламаха население города целый день на улицах веселилось. Гикия щедро раздавала вино на пиру, часто угощала мужа, сама не пила: она приказала наливать себе воду в пурпурную чашку – по цвету содержимого вода казалась вином.

Наступил вечер… Вроде утомясь, жители разошлись по домам. Гикия позвала мужа отдохнуть, он охотно согласился – старался не возбудить в ней никаких подозрений. Она велела закрыть ворота и все выходы, тотчас начали выносить из дома одежду, золото, драгоценности… Гикия дождалась – все в ее доме успокоились. Заснул опьяневший муж. Гикия вышла из спальни, за собой дверь заперла. Позвала служанок, вместе с ними оставила двор. На улице она приказала поджечь дом со всех сторон. Огонь быстро охватил все здание. Попытались спастись боспорские воины – убивали их на месте.

Так Гикия пожертвовала домом, родной Херсонес избавила от смертельной опасности. Граждане благодарные не забыли о подвиге своей соплеменницы – на главной площади поставили Гикии две статуи. На первой она сообщает о заговоре мужа. На второй подобна амазонке: вооруженная, в доспехах мстит заговорщикам.

Анна Головина (Анна Войтенко)

Родилась 5 июня 1975 года в г. Красноярске.

Поэт, детский поэт, детский писатель, сценарист. Лауреат международных фестивалей и онлайн-конкурсов. Образование высшее. Окончила Киевский национальный университет им. М. П. Драгоманова, факультет филологии.

В 1999 году принимала участие в издании первых номеров евпаторийского альманаха детского и юношеского творчества «Солнечный зайчик».

В 2001 году стала редактором альманаха православного творчества «Благовест».

С 2004 года по 2009 год – исполнительный редактор газеты евпаторийского благочиния «Путь к храму».

С 2007 года по 2013 год для воскресной школы евпаторийского благочиния написано 12 рождественских и пасхальных сценариев в стихах. Все спектакли сыграны на городских сценах.

Тишина

 
Ко мне сегодня приходила тишина.
Она меня укрыла ватным пледом,
Не дав пройти за мной идущим следом
Ни проигрышам, ни моим победам.
И села караулить у окна.
 
 
В окно стучалась пьяная любовь.
Кричала что-то о кошачьем марте,
О крыльях, что обрезаны на старте,
О памятных местах на крымской карте,
О тщетности и силе нежных слов.
 
 
За нею следом приплелась мечта.
Спиною села, явно обессилев.
Явив рубцы косые вместо крыльев,
Из глаз роняла слезы крокодильи
И уличного гладила кота.
 
 
Ответственность пришла, а с нею долг.
С любовью и мечтой затеяв драку,
Они спустили на кота собаку,
В решительную перешли атаку,
Чем перебранке подвели итог.
 
 
Я этим всем давно сыта сполна.
Все за окном кричало и кружилось,
Но до сознанья так и не пробилось.
А я спала, мне просто счастье снилось,
И сон мой охраняла тишина.
 

Двое

 
Я не хочу делить тебя ни с кем,
Да и собой устала я делиться,
Менять «пароли», «явки», ждать и злиться
И думать, кто мне нужен и зачем.
 
 
Я надвое себя устала рвать,
Гадать, любима или не любима,
И снова ждать, а счастье как-то мимо,
Так мимолетно, что не удержать.
 

Злодейка

 
В один из дней ко мне пришла любовь.
И мне бы гнать мошенницу из дома.
Она – злодейка. Это аксиома!
Но я открыла дверь без лишних слов.
 
 
Теперь везде таскается за мной
И о тебе все шепчет мне на ухо,
Врет про себя: любовь, мол, легче пуха,
Все розовой задернув пеленой.
 
 
Мы с ней вдвоем от ночи до утра
Перебираем все слова и взгляды,
И душ прикосновений мириады,
И те мгновения, где была искра.
 
 
Мне кажется, прошло немало лет.
Так день за днем, неделя за неделей
Я с ней живу, безумной, оголтелой.
И тень ее давно мне застит свет.
 
 
Она теперь мой каждый вздох и шаг,
На мыслях всех моих оттенком грусти,
И я все жду, а вдруг она отпустит,
Как будто бы она мой злейший враг.
 
 
Любовь пришла, никто не виноват,
Ты вряд ли подослал ее нарочно.
Она сама явилась. Неурочной.
И день за днем теперь все бьет в набат.
 
 
Но я давно и все прощаю ей
За теплый взгляд, за нежности мгновенья,
За трепет твоего прикосновения,
За те часы, когда была твоей…
 

Акула

 
Я акульи растила зубы,
Неспроста во много рядов.
Были люди со мною грубы,
Я кусалась без лишних слов.
 
 
По природе я мягкотела.
Мягкотелость – почти что грех.
Я, как многие, тоже хотела
Популярною быть у всех.
 
 
Я кусалась, а ночью подушке
Не жалела акульих слез.
Что ж, друзья мои и подружки,
Те, которые не всерьез,
 
 
А хотите я сердце выну
И отдам вам его навек?
Тяжело быть наполовину…
Ни акула, ни человек.
 

Бриллиант

 
Я бриллиант, нет, я не горд,
Я просто строг, я просто тверд.
Есть много граней у меня,
Играю ими, вас маня.
 

Другая

 
Ты заметил, что другою стала?
Печью, прогоревшею дотла.
Я как золушка, но только после бала,
Зря надеялась, любила и ждала.
 
 
И какой бы вечер ни был сводней,
Я сегодня «на своей волне».
Просто ты всегда такой холодный,
Этот холод передался мне.
 
 
Заморозило истерзанные мысли,
Губы инеем подернулись слегка.
И несказанными в воздухе повисли
Все слова, как будто облака.
 
 
Нет, пока еще любить не перестала.
Только как тепло мне уберечь?
Мне твоих углей холодных мало.
Сердца ими больше не зажечь.
 
 
Не горят рассветы и закаты.
Нежный трепет не запустит дрожь.
И бессмысленна моя любовь, когда ты
Так же просто мною не живешь.
 

«Весна, любовь – все в двух словах…»

 
Весна, любовь – все в двух словах.
Гуляет ветер в головах.
Висят в шкафу пальто и шубки,
Становятся короче юбки.
Задорнее и звонче смех
Становится почти у всех.
И взгляд случайный жжет огнем.
И думают о «ней», о «нем».
 

Осень

 
Осень сочных красок на палитре
Закружила яркий хоровод,
Златокудрая, в багряной митре.
Боже, как ей это все идет!
 
 
Свежий вечер, алые закаты
И небес лазурь и глубина.
Помнишь, как любили мы когда-то
Все, что нынче выпито до дна?
 
 
Все, что отцвело и отболело,
Все, что сорной выбилось травой,
Отчего так сладко плоть горела,
Распрощавшись с трезвой головой.
 
 
Нет претензий, никаких вопросов…
Мы ведь знали это наперед,
Что за жарким летом сразу осень
Закружит последний хоровод.
 
 
Я надежды больше не лелею.
И ночами очень крепко сплю.
Не зову, не плачу, не жалею,
Но пока по-прежнему люблю.
 

Представь

 
Представь, что в мире нет меня.
Все то же утро, тот же вечер,
Давно назначенные встречи,
Хардкор, поездки, беготня.
Все так же ярко солнце светит,
И время даже не заметит,
Как припустило, семеня.
 
 
Дела – мышиная возня.
А снег весной все так же тает,
Любви все больше не хватает,
И счастья нет день ото дня.
Все тот же отдых, быт, работа,
И понедельник, и суббота,
Но в них всего лишь нет меня…
 

Футбол

Президенту Крымского футбольного союза

Ю. А. Ветохе

 
Как мало надо для души!
Один лишь мяч.
По полю ты за ним бежишь.
И длится матч.
И сладок этот тяжкий пот.
Прогонит враз
Весь груз твоих дневных забот.
Обрывки фраз.
 
 
Опять ты молод и силен.
И снова горд.
Ты скажешь: «Этим окрылен.
Любите спорт!»
Вновь радостью в тебе звенит
Забитый гол.
А это просто говорит
В тебе футбол.
 

20.09.2017

Крымская весна

 
Мы, дети, услышали слово «резня».
Сказали, ей будто бы быть.
Еще во дворе говорит малышня,
Что скоро нас будут бомбить.
 
 
Мы, дети, услышали, наши отцы
На смерть собирались всерьез.
И плакали мамы:
– Ведь вы не бойцы…
Глаза утирая от слез.
 
 
Мы, дети, услышали, будет война
И всех нас затопчут в пыли.
Но вместо войны наступила весна.
И души у всех расцвели.
 
 
Мы русские люди, тебе мы под стать.
Прими нас, родная страна.
Мы живы, цветем, обнимает нас мать!
Россией зовется она!
 

Вежливые люди

 
В непростое время вежливый закат.
Вежливые люди вежливо стоят.
Автоматы держат вежливо они.
Быстро к нам приходят вежливые дни.
Вежливо хранили наш покой и сон.
Вежливо положим им земной поклон.
Вежливо запомнит тихий подвиг Крым.
Вежливые люди, вы навеки с ним!
 

Фанатик

 
Не друг, не враг, а гость незваный
Опять стучит в мой тихий дом.
Зайдет и, словно холодком,
Заботой окружит обманной.
 
 
Вещает с Библией в руках.
Сулит покой и силу духа.
Но снова с ним прощаюсь сухо —
Мне страшен блеск в его глазах.
 
 
Другой – суровый и смиренный.
Его урок не превозмочь.
Что было сил он день и ночь
Молился обо всей вселенной.
 

Не верь

 
Не верь, что в этой гонке бытия
Есть человек, которому ты дорог.
Ты ни за что не верь, что это я.
Все это суета, обман и морок.
 
 
Что ты как дождь в пустыне дней моих,
Как солнце яркое среди морозной стужи,
Не верь, что ты мой самый лучший стих,
Что, как и он, мне очень сильно нужен.
 
 
Не верь и в то, что не проходит дня,
Ни часа, ни секунды, ни минуты,
Чтоб образ твой покинул вдруг меня,
Все ж изменив привычные маршруты.
 
 
Не верь, что воздух напоен тобой.
Не верь, что им дышать не перестану.
Нет, мы с тобой не венчаны судьбой,
Не подчиняемся Божественному плану.
 
 
И тело голое бессовестно соврет,
Откликнувшись на все твои движенья.
И эйфории врет круговорот
До сладких слез и до изнеможения.
 
 
Не верь, что я живу едва дыша
И сердце бьется за закрытой дверью.
Наверное, все лжет моя душа.
Не верь. Я и сама себе не верю.
 

«Я болею, тобой болею…»

 
Я болею, тобой болею.
На подкорке твой запах кожи.
Мы едины с душой твоею,
И я знаю, ты болен тоже.
 
 
И я знаю, как дрожь по телу,
И я чувствую яд по венам.
Я с тобой быть всегда хотела,
Самым чутким и сокровенным.
 
 
Понимаю, как страшно верить,
Но не верить куда как хуже.
Ожиданье годами мерить,
А на сердце огонь и стужа.
 
 
От любви убежать пытаясь,
Мы в силки попадаем крепче.
Ну а жизнь? Сколько там осталось?
Ну а порознь разве легче?
 
 
Мы, встречаясь, молчим неловко,
Отстраняемся, цепенея.
Неужели любовь дешевка?
Говорили, она ценнее!
 
 
За нее, говорят, готовы
Те, кто любят, в огонь и в воду.
Почему же на нас оковы
Остаются, кому в угоду?
 
 
Разве кто-нибудь будет счастлив,
Когда ангелы в небе плачут,
Когда сердце у всех на части
И любовь они просто прячут?
 
 
Я болею, тобой болею.
И болезнь на любовь похожа.
Мы шептались с душой твоею.
Говорит, ты болеешь тоже.
 

Первый грех
притча

 
Господь задал вопрос душе Адама:
«Не ты ли жаждала запретного плода?
Откуда на тебе печать стыда?!»
Душа ответствовала Господу упрямо:
 
 
«Конечно, я познания хотела
Добра, и зла, и сути бытия,
Но только плод отведала не я,
От “яблока” греха вкусило тело».
 
 
И Бог спросил нагое тело вслух:
«Зачем души больной ты гласу вняло?»
Но тело, не стесняясь, отвечало:
«Я только дом, повелевает дух».
 
 
И Бог спросил: «Ты прячешься, Адам?
Как будто знаешь, что ты наг и жалок.
Ты не лежишь без страха меж фиалок?
Не прикасался ль ты к Моим плодам?»
 
 
Но гордый дух бессовестно дерзил:
«И что с того, что я вкусил от древа?
Ведь этот плод жена дала мне – Ева,
А Еву, Бог, Ты сам мне подарил».
 
 
И Бог с надеждою спросил у Евы,
Как будто не был спрошен сам Адам,
Не прикасались ли они к Его плодам
Лишь с одного, запретного им древа.
 
 
Сказала Ева, прячась меж ветвей:
«Мне льстивый змей заворожил сознанье,
Он посулил Божественное знанье.
Не я виновна, но виновен змей».
 
 
…Не многие, на случай сей взирая,
Подумают, уйдя от суеты,
За то ль, что были сорваны плоды,
Их предки были изгнаны из рая?