Текст книги "Альманах «СовременникЪ» №5(25) 2021 г. (в честь 130-летия со дня рождения Михаила Булгакова)"

«Летел в последний свой полет…»

Летел в последний свой полет

И думал: «Быстротечна жизнь».

С ней он закончил свой расчет.

Тоской прощалась неба синь.

О чем мечтал в расцвете сил?

Чего хотел, вбирая сок?

Ей-ей, он как-то враз забыл,

Когда на эту землю лег.

Сердце

 
Что ты бьешься в тревоге, упрямое,
Непослушное сердце мое?
Снова выхлопочешь лукавое,
Перевернутое житье.
 
 
Я устала от перевертышей,
Только жизнь-то не бросишь вспять.
Не вернешь чистых, белых ландышей
Невозвратную благодать.
 
 
Жарким солнцем любви повеяло,
И невинный цветок увял.
Тоже билось ты, тоже верило
В разукрашенный карнавал.
 
 
И поэтому, милое, странно мне,
Что ты бьешься в тревоге опять.
Неужели тебе карнавальные
Маски хочется собирать?
 
 
Не пляши на осколках памяти,
Я тебе не верну никогда
Из холодной, жестокой замети
Те доверчивые года.
 

Настроение

 
На скрипке музыкант играет вальс,
А я кружусь, мне все равно, что я без пары.
Сегодня я не думаю о Вас,
Танцуя под мотив довольно старый.
Роится комаров клубок живой,
Они мне в этот вечер не помеха.
Есенинской любимою порой
На грусть мою не отвечает эхо.
И целый мир становится далек,
Едва услышу старенький вальсок.
 

Ответ русофобам на стих «Фашистская Россия»

 
Фашист ли тот, кто любит брата,
Кто мать в обиду не дает?
Коль злобою душа объята,
Не надо обвинять народ.
 
 
Вдруг воспылало сердце местью
К друзьям, делившим хлеб и кров.
Прими ответ достойно, с честью
И будь к последствиям готов.
 
 
Иуда тот, кто, взявши деньги,
Целует пулей в лоб народ,
С врагом кто заключает сделки,
Вооружая всякий сброд.
 
 
Больные докторов ругают
С гангреною обеих рук.
Но, ампутируя, спасает
Не шизофреник, а хирург.
 

Город

 
Мы затеряны в безднах бетонно-железных
И завязли по горло в делах бесполезных.
Милый мой, ты возьми меня к птицам небесным,
Чтобы небо нам не было тесным.
 
 
Мы идем лабиринтами слов беспощадных
И не помним молитв благодатных, отрадных.
Друг любезный, пойдем мы к прозрачной реке
Говорить на ее языке.
 
 
Мы залили слезами невинными землю,
Не нужны оправданья, я их не приемлю.
Мой любимый, давай эти слезы осушим,
Обретая бессмертные души.
 

Друзья

 
Давай останемся друзьями,
Вопросов мне не задавай.
Давай останемся друзьями
С тобой, пожалуйста, давай.
 
 
Давай не будет мучить полночь
В своей давящей тишине.
Давай к тебе приду на помощь,
А ты потом придешь ко мне.
 
 
Давай оставим все, что было,
Под дымкой утренней росы.
Хоть я еще не позабыла
Ни те минуты, ни часы.
 
 
Давай не будет грусти жгучей.
И яд невысказанных слов
Не будет нас ночами мучить.
Вернемся в мир спокойных снов,
 
 
Где совесть нас не потревожит
За страсть, что била через край.
Давай останемся друзьями
С тобой, пожалуйста, давай.
 

Страсть

 
Не верь в крови бушующему яду —
Обманет страсть, тебе в лицо смеясь.
Не лучше ль доверять тому, кто рядом
С тобою был, своей душой делясь?
 
 
Проходит все, и страсть твоя не вечна,
Закрой ее и потеряй ключи.
Останься с тем, кто дорог бесконечно,
Ведь страсть подобна пламени свечи.
 
 
Хоть и горит – финал ее понятен.
Пусть обжигает, но сгорит дотла.
Не оставляй в душе горелых пятен,
Темнеет все, и лишь любовь светла.
 

Трусость

 
Между стонами сердца в тиши
Он стоял на краю души.
И боялся нырнуть в глубину,
Чтоб любить лишь ее одну.
 
 
Он боялся достать до дна —
Вдруг внутри холодна она?
И страшился изведать суть.
Пригубил, но совсем чуть-чуть.
 
 
Окунуться в нее не смог,
Омочил только пальцы ног.
Было страшно нырнуть с головой.
Видно, это уже не впервой.
 
 
Да, он плавал уже вдвоем.
Мелковат был ее водоем?
Или соли не было в ней?
Слишком много подводных камней?
 
 
Сердца стук только помнит в тиши.
Он стоял у кромки души.
И боялся нырнуть в глубину,
Чтоб любить лишь ее одну.
 

Странница

 
Встанет, устанет, изранится,
К Богу пойдет не спеша.
Робкая, кроткая странница —
Бедная наша душа.
 
 
Тернии – страсти греховные —
Тесно сплелись на пути.
Только молитвы безмолвные
Ей помогают идти.
 
 
Блудная и окаянная,
Бредит соблазнами снов.
Только слеза покаянная
В сердце разбудит любовь.
 
 
Снова споткнется, неистовый
Хохот услышав толпы.
Но все простит им и выстоит,
Чувствуя радость борьбы.
 
 
И когда свет затуманится
Тяжестью прожитых лет,
Встретит блаженная странница
Белый фаворский рассвет.
 

Один шаг

 
Всего лишь шаг тебе навстречу.
Ведь мы, пожалуй, в двух шагах.
И станешь мягок и доверчив
В моих ласкающих руках.
 
 
Всего лишь шаг тебе навстречу —
И рядом теплый бархат губ.
Пожалуй, даже не замечу,
Как сразу станешь смел и глуп.
 
 
Все то, что ты хранил так тщетно,
Вдруг сразу выболтаешь мне,
Что от меня так незаметно
Скрывал в полночной тишине.
 
 
Все, что читала между строчек,
Ты прямо скажешь мне любя,
Все то, что не дошло до точек,
А я послушаю тебя.
 
 
Всего лишь шаг ко мне навстречу —
Порыв преграды все сметет.
Рекой тягучею отвечу,
Что по весне вскрывает лед.
 
 
Всего лишь шаг ко мне навстречу —
Лозой прильну к твоей груди.
Меня обнимешь ты за плечи
И скажешь мне: «Не уходи».
 
 
Всего лишь шаг один друг к другу,
Но медлим мы в потоке дней.
Идем по замкнутому кругу
С тобой мы от любви своей.
 

Комета

 
Кометой пролетая мимо звезд,
Оставив Землю в уголке Вселенной,
Среди миров с улыбкой вдохновенной
Мы протянули иллюзорный мост.
 
 
Отправим в космос тысячи ракет
На отдаленные прекрасные орбиты.
Астрономические тайны не раскрыты
В молчании созвездий и планет.
 
 
Тиха Вселенная, она хранит секрет,
И ищем мы подсказки и намеки.
Как нам понять, что мы не одиноки?
Абсурден поиск жизни или нет?
 

«Так будет не всегда…»

 
Так будет не всегда.
Увы, любовь не вечна.
Бегут минуты, и идут года.
Пока наивна я, пока еще беспечна.
Так будет не всегда.
 
 
Так будет не всегда.
Надежды призрак тает,
По капле убегая в никуда.
Пока еще тебя мне не хватает.
Так будет не всегда.
 
 
Так будет не всегда.
И ветер вдохновения
Уже стучит в открытые врата.
Любви моей останови мгновение.
Так будет не всегда.
 

Весна

 
Снова день удивительно ярок,
Словно мир вдруг очнулся от сна.
Мне сегодня вручила подарок
Целовавшая в губы весна.
 
 
Снова воздух, как в детстве, стал пряным,
Словно столько не минуло лет.
Да и не был сегодня багряным
Мною встреченный нежный рассвет.
 
 
Снова с миром мы стали друзьями,
Словно не было ссор и обид.
И твердеет земля под ногами,
И уже ничего не болит.
 
 
И, как феникс родившись из пепла,
Вновь свободою дышит душа.
Я сгорела, но снова окрепла
И иду никуда не спеша.
 

Иллюзии

 
Жизнь-парадокс способна выбор сузить.
Подумай, разрушающий мечты,
Вообще-то я цинична без иллюзий,
Без них я знаю, что не нужен ты…
 

Отчего, родная, снег зимой идет?

 
Шел на лыжах лесом на охоту я.
За спиной котомка, тяжесть от ружья.
Белые снежинки тают в бороде.
Я такой природы не видал нигде…
 
 
Проверял капканы, заячьи следы,
Задержался малость. И не ждал беды,
Но лыжню за мною снегом замело,
И от вьюги стало все кругом бело.
 
 
Километров тридцать шел я от жилья.
Как же ты далече, милая моя!
Сбился я, зазноба, может, не приду.
Сколько я блуждаю по лесу в бреду?
 
 
Мокрая одежда стала тяжела.
Через вьюгу в платье ты ко мне пришла.
Сразу стало жарко, я присел к сосне.
Может, улыбался я тебе во сне?
 
 
Не нашел поселка, подвела лыжня,
Я ушел, голубка, ты прости меня.
В телогрейке старой ждешь ты у ворот…
Отчего, родная, снег зимой идет?
 

Мосты

 
Ты не видел, как ярко бушует пламя,
А ведь это я жгла мосты.
Все, что было и не было между нами.
На другом берегу – ты.
 
 
Ты не видел сомнений моих и боли.
Может быть, не твоя вина.
Мне приснилось: идем мы с тобою двое, —
Но все время я шла одна.
 
 
Ты был солнцем, но не дал тепла и света.
Только лед и палящий жар.
Потому опустела моя планета,
Прогорел ледяной пожар.
 
 
Все. Холодное больше не рвется пламя,
Света нет, не добыть тепла.
Все, что было и не было между нами,
Я спалила уже дотла.
 

Ловелас

 
Приезжал мужик в Анапу
Без детей и без жены.
Прикупил пиджак и шляпу
Да шикарные штаны.
 
 
Знойно, девки-шоколадки
Так и манят облизнуть,
Всюду бары и палатки.
Как тут, братцы, не бухнуть?
 
 
Вечер, все гуляют пары.
Дети, дом, жена – забыл.
До утра тусил он в баре,
С коньяком самбуку пил.
 
 
Снял шикарных две фемины
Секс устроить на пляжу́.
И пошел купаться с ними
В этом самом негляжу́.
 
 
Покорить решил их брасом,
С места сразу взял вразлет.
А потом кричал он басом,
Что дурак и идиот.
 
 
Мужика мне тоже жалко:
Ни рубашки, ни штанов.
Все стянули две русалки,
Все – от шляпы до трусов.
 
 
Долго брел, скрививши рожу,
Бубенцы замерзли – страсть!
Вдруг нашел акулью кожу,
Половину, верхнюю часть.
 
 
Холодна акулья кожа,
Но прикрыт хотя бы срам.
Смотрит пристально. Быть может,
Искупаться, братцы, вам?
 

Историческое

 
Томно съела канапе,
Я теперь – эмансипе.
Погрозила пальчиком,
Не даю я мальчикам.
 

Чемодан без ручки

 
Ты изменил, ушел к дешевой @учке.
И я внезапно поняла в обед:
Ты чемодан, ну тот, что был без ручки,
А я тебя таскала много лет.
 
 
Трусы стирала, гладила носочки,
Котлетки жарила, варила холодец,
Но отношения вдруг дошли до точки,
И ты вдруг стал кобель и жеребец.
 
 
Не стану мстить тебе и этой @ляди.
Я повзрослела, больше не грущу.
Да ладно, не тушуйся, бога ради,
Ведь я тебя на волю отпущу.
 
 
Пусть для других ты в тренде или в топе,
Но для меня ты стал, имей в виду,
Как чирей на моей красивой попе,
И я тебя наЗад не жду.
 

Шампанское

 
Не пои меня шампанским,
Я и так пьяна.
Страсть твоя моей любовью
Выпита до дна.
 
 
На стене сплетались тени
В сумраке свечей.
Помнишь, так тебя любила,
Словно ты ничей.
 
 
Томность глаз, биение сердца,
Сила нежных рук.
В пик земного наслаждения
Тихий хриплый звук.
 
 
В одно целое объятия,
Только ты и я.
Помнишь, так меня любил ты,
Словно я ничья.
 

Принц

 
Ветер листья рвал с размаху,
Рябь пускал по грязным лужам.
Я его послала на @уй,
Хоть и был мне сильно нужен.
 
 
Что любовь? Лишь @ука злая.
Яд и сладость. Лед и пламя.
Жаль, что встретила козла я,
Жаль, что полюбила, мама.
 
 
Что за @лядь писала сказки,
Сделав принцев из чудовищ?
Сорваны со сказок маски.
Девки, нет в говне сокровищ!
 

Роза

 
Старо как мир.
В руке поникла роза.
Она – поэзии эфир.
Он – проза.
 

Новогоднее

 
Две недели праздников.
Сыто. Пьяно. Лень.
И совсем не радует
Предстоящий день.
 
 
Я стою у шкафика.
Можно обалдеть.
Понимает жопанька:
Нечего надеть.
 
 
Не влезает пузико
Ни в одни штаны.
За прозрачной блузочкой
Все жирки видны.
 
 
Смотрят глазки грустненько —
В платьице не влезть.
Было очень вкусненько
Пить, лежать и есть.
 

Эротическое

 
Тревожит мысль о набухающих сосках
Под языком моим ласкающе-горячим.
И о желанье жадном и незрячем,
Что кровью у меня стучит в висках.
 
 
Тревожит мысль о силе твоих рук,
Сжимающих в момент проникновения.
До немоты, до неги, до забвения.
И только стон, и только сердца стук.
 

Собака

 
Бежала собака вдогонку стремглав,
Хозяйке своей продлевая муки.
Люблю я собаку за верный нрав,
Люблю за умение ждать в разлуке.
 
 
Бежала собака, пока могла,
А после с тоской вослед глядела.
Так долго и преданно все ждала,
Что грусти ее не нашлось предела.
 
 
Не знала собака – хозяйка больна,
Ей не с кем теперь разделить тревогу.
И каждое утро бежала она
Глядеть на проселочную дорогу.
 
 
Зато уж при встрече каталась, скуля,
Но в страхе на шум поднимала уши…
Скажу: берегите собак, друзья,
У них же совсем человечьи души.
 

«Воля, Свобода – две странные птицы…»

 
Воля, Свобода – две странные птицы.
Мы заключаем их в тесные клетки,
Только они разрушают границы,
Снова, как прежде, садятся на ветки.
 
 
Думают люди: «Лишили свободы»,
Только душа не желает смириться.
Верит, надеется долгие годы
И улетает, как вольная птица.
 
 
Выдали волю, но сердце не бьется,
Словно от страха свободы немеет…
Может, над нами там кто-то смеется,
Ждет, когда сердце окаменеет?
 

«Я люблю изумрудную зелень…»

 
Я люблю изумрудную зелень
И безумную яркость дня.
Я люблю, чтобы птицы пели,
Чистотою своей звеня.
 
 
Я люблю, когда дует ветер,
Заставляя плясать цветы.
Я люблю сейчас все на свете,
Потому что живешь в нем ты.
 

«Да, пьяна, на душе весна…»

 
Да, пьяна, на душе весна,
И кричу: «Пропади ты пропадом».
Я, наверно, пошлю тебя на…
Но не громко, а шепотом.
 

Мужу

 
Люблю тебя – ты ангел мой и Бог,
И пусть кричат, что богохульство это,
Но ты меня лелеял и берег,
И я твоим дыханием согрета.
 
 
Благодарю за нежность, за покой,
За мир душевный на моей планете.
Благодарю тебя за то, что ты такой,
Которых не найдешь на белом свете.
 

«Любовь нас делает чуть лучше и мудрее…»

 
Любовь нас делает чуть лучше и мудрее.
Любовь чиста – не ищет своего.
Как мало тех, кто нас любить умеет.
Как мало – мы… И любим ли кого?!
 

Донбасс

 
Зачем, Господь, глаза Ты дал незрячим
И уши дал к страданиям глухим?
И если сердце есть, то камень, не иначе.
Что людям делать с сердцем каменным таким?
 
 
Они идут, и жизнь для них не свята.
И стонут под ногами стар и мал.
Кто, прикрываясь именем солдата,
Ребенка, женщину, старуху убивал?
 
 
А что же мы? Глаза имеем, уши,
Живое сердце болью отдает.
Ты эту боль не прогоняй, послушай,
То стонет тяжко братский нам народ.
 
 
Война! Казалось, не услышим это снова,
Чтоб брат на брата, проливая кровь…
Как будто бы им не хватило слова.
Пустыми стали верность, честь, любовь.
 
 
Зачем идешь ты, брат, на земли брата?
В его жену, в детей стреляешь, в мать!
Зачем ты опорочил честь солдата?
Солдат обязан только защищать!
 

Любимый мой

 
Любимый мой, ты солнце для меня.
Тепло и радость прожитого дня.
Ты яркий свет в кромешной темноте.
И мой покой в безумной суете.
 
 
Любимый мой, ты крепкая стена.
От бурь житейских оградит она.
Ты ангел мой, что сохранит от бед
И в нужный час мне добрый даст совет.
 
 
Твоя любовь – прозрачная вода,
Она чиста и искренна всегда.
От горечи, от скорби исцелит,
Омоет душу, жажду утолит.
 
 
Любимый мой укроет и спасет.
Он и меня, и крест за мной несет.
Он все на свете делает любя…
Спасибо Господу, что даровал тебя.
 

Тропинка

 
Среди людей одна тропинкой мглистой
На огонек, мерцающий вдали,
Я шла и верила: останусь чистой.
Да только ноги сбитые в пыли.
 
 
Бежал ручей, каменьями играя,
Своей прозрачной чистотой звеня,
И я надеялась, жестокая и злая,
Такое сердце будет у меня.
 
 
И вот пришла. Окончена дорога.
Одежды цвет, меня не обличи.
Я в этой чистоте искала Бога,
Его сиянья ясные лучи.
 

Маме

 
Во дни болезней и скорбей
Кто рядом был, помимо Бога,
Кто подарил душе убогой
Тепло и радость светлых дней.
 
 
Когда, бывало, окаянной
Я грешницей валилась в грязь,
Кто воздвигал меня не раз
Своей молитвой постоянной.
 
 
Когда печалей и тревог
Меня снедали злые звери,
Кто молча открывал мне двери
И утешал меня как мог.
 
 
И с радости моей слезами
Или в горячечном бреду
Я снова в этот дом приду.
К своей неповторимой маме.
 

Светильник

 
В кромешной тьме зажглась одна свеча,
Была она светла и горяча.
Кто в темноте устал искать ответ
На свой вопрос, тот просто шел на свет.
 
 
Так неустанно этот огонек
Горел для тех, кто до костей продрог.
Теплу и свету верный до конца,
Он лил огонь в остывшие сердца.
 
 
Всем освещал тернистый узкий путь.
Один упал, тот отступил чуть-чуть.
Огонь и тем светил издалека.
Он знает, что дорога нелегка.
 
 
Сказали люди, свет его любя:
«Прославим мы пославшего тебя.
А ты, чтоб не настигла нас беда,
Светильник наш, – гори для нас всегда».
 

«Опять в окно моя стучится полночь…»

 
Опять в окно моя стучится полночь.
Опять перо, листок и Бог на помощь.
Пойдет скорбеть написанное слово
По белым листьям древа раскладного.
 
 
Заплачет праведно об окаянном мире
В венце терновом Слово и в порфире,
В который раз за день распятый нами
Пустыми и жестокими словами.
 

Монастырь

 
Загорелась рябиной заря,
Занялась, полыхая от бед.
Засветился заветный след,
По нему я ступаю не зря.
 
 
Сын дорог, переметной сумы,
Я иду на мерцающий свет.
Я иду, уходя от сует
Слишком долгой духовной зимы.
 
 
Но далек монастырский приют,
В келью плача тропинка узка.
Цепи слов моего языка
По тропинке идти не дают.
 
 
Стар? Седа ли моя голова?
Нет, я молод и слишком горяч.
Дай мне, Боже, раскаянья плач…
Пусть молчанье искупит слова.
 

Росток веры

 
Проснись, не спи, подстереги рассвет —
Ту тонкую восторженную грань,
Что душу согревала столько лет,
Ее почувствуй, перед ней предстань.
 
 
Затрепещи, как пламя на ветру.
Заколосится тоненький росток.
И он почувствует небесную игру,
За нею устремляясь на восток.
 
 
И он поймет сокрытое от глаз,
И он простит все то, что так болит,
И он решит, он все решит за нас,
 
 
И вот тогда с тобой заговорит.
Услышь его, спаси себя от мук.
И успокойся знаньем навсегда.
Не уходи от Мудрых Нежных рук,
Что берегут запретного плода.
 

«Я видела балет опавших листьев…»

 
Я видела балет опавших листьев.
На тонких ножках, с ветром в унисон
Они скользили по земле чуть слышно,
Так плавно, словно это сон.
 

Сказка про боярина Ряху

Жила-была в древние времена на Руси княжна Марья у батюшки своего князя. Красивая да умная и всем бы хороша, только странность имела малую. С детства к чистоте да аккуратности страсть имела. Мало того, что всех мамок да нянек загоняла, замучила, стремясь их опрятности да чистоплотности научить, а и сама, своими рученьками белыми, порядки наводила. Как ни бились, ни мучились князь с княгинею, ничего поделать не смогли.

Как-то поехала княжна Марьюшка с няньками да мамками путешествовать по необъятным владениям батюшки своего. Природой любовалась, видами разными, вот только не больно-то радовали ее виды эти. Все не ладно, все не хорошо. То и дело капризничает да фантазии всякие разные нянькам да мамкам рассказывает:

– Лес дремуч шибко, его бы в порядок привести: деревья обрезать, дорожки аккуратные проложить, а грибы да ягоды в рядочки высадить. Зверей грязных да неопрятных вымыть, научить их вежливости обычной, чтобы не убегали как ошалелые в разные стороны, не прятались по кустам да по норам, а стояли смирно и спокойно, хорошо бы еще головку склонили при виде важных-то особ.

Няньки да мамки ее со всякою рассудительностью уговаривают:

– Что ты, матушка, нешто так можно Бога гневить?! Коли лес-то проредить да дорожки проложить, парк выйдет, как у батюшки вашего около хором. А охотиться где же? В парках-то, знамо дело, зверье не водится.

– Да и грибы с ягодами не солдаты батюшки вашего, не прикажешь им выстроиться в ряды да шеренги. Им, чай, сам Господь Бог велит, где надобно из-под земли вылезать.

– А чтобы звери к человеку на поклон шли, для этого одной важности особ маловато, для этого святость надобно иметь, как у Адама была до грехопадения. Нешто ты, голубка наша, Святое Писание не учила?

А та знай свое:

– Ну, коли звери да растения Богу повинуются, пусть живут, как Он им повелел, потому что везде порядок надобен. А вот бояре, они ведь не звери, не растения, батюшке моему, великому князю, служат, а в именьях своих порядка навести не могут.

Няньки да мамки от ужаса и удивления руками всплескивают:

– Не слыхали мы ни о каких безобразиях в боярских имениях!

– То-то, не слыхали, – смеется Марья, – вы вообще ничего ни видеть, ни слышать не хотите. А то и безобразия: именья у них не ухожены, крестьяне у них неопрятны, грязны да не чесаны, детишки их босые да чумазые бегают, избы дряхлые, покосившиеся стоят, скотина беспризорная по огородам шастает, а огороды – те травою и бурьянами заросли.

Что тут скажешь?! Мамки да няньки только руками разводят. Долгонько так ехали, уж домой собираться стали. Так бы и повернули в обратный путь, если бы во владениях боярина одного возок княжеский не сломался.

У боярина того именьице небольшое, как по княжеским-то представлениям, и внимания нестоящее. Только Марья вдруг заволновалась, спрашивать стала мамок да нянек, чье, дескать, кто в нем обитает. А няньки да мамки пошушукались, покумекали и говорят:

– Не гневайся, душечка, а знать не знаем, ведать не ведаем.

– А вот гляди-ко, крестьянин со своими дочурками из лесу вышел. И странные какие!

Няньки да мамки дивятся:

– Ишь! И видать, что крестьянин, а вроде бы и нет!

– Разве зажиточный какой?!

– Гляди! Идет, улыбается, а рубаха-то чистая, мало того, узорами расшита.

– А детишки-то румяные да веселые, сарафаны из тафты, ленточками бархатными опоясаны, а платочки, видать, чистый шелк.

Княжна пуще прежнего взволновалась.

– Скажи-ка, любезный, – говорит, – в чьи это владенья мы заехали? Знаешь ли?

– Как не знать, тут нашего хозяина – боярина Ряху – не токмо весь люд, но и кажная животная и та знает.

– Так знатен боярин ваш? Что-то я о таком и не слыхивала.

– Знатен, так да не так. То-то и видать, что вы не из наших мест.

– Что-то ты мне все загадки загадываешь? Так да не так?! А ну, говори толком!

– Не серчайте на меня, ваша милость, а только я вам все верно сказал. Может, и не так знатен боярин наш, в думу боярскую да в палаты княжеские невхож, а только у нас его все знают. Тут господину нашему от всякой зверушки любовь и почет, потому как и он зверушку кажную своим теплом и милостью не обошел. А вот и сам боярин наш с работниками стога мечет, в поле вон, в красной рубахе.

И пошел мужик своею дорогою, следом дочурки его весело за ним запрыгали.

Поглядела Марья, куда мужик ей указал, и глаз отвести не может. Поле-то все как огромным гребешком кто вычесал. А стога на нем стоят, словно барыни в праздничном, пышном одеянии, статные да опрятные. Сам же боярин как дубок крепкий: в плечах широк, и росточком Бог не обидел, а работает играючи, будто бы не сено, а пух в стога мечет, да еще и работников подбадривает и подзадоривает шутками-прибаутками разными, а то и просто улыбнется приветливо. И мужики, по всему видать, любят своего господина не за страх, а за совесть. Словом, поглядела и прямиком в поле отправилась. Уж больно ей со странным боярином поговорить захотелось.

А мамки да няньки давай княжне жужжать:

– И что это за боярин такой, коли он, как простой мужик, в поле пашет?

– Вот как папенька дознаются о том, что ты, княжеская дочка, с таким непутевым лясы точишь, боярина сослать велит, а тебя в терем белый под замок посадит.

– Да откуда ж узнает батюшка? Разве что вы скажете? Да и боярину о том, что я княжьего роду, знать не надобно. А возок наш сломался, его наладить надо.

Так за разговором и подошли к стогам. Тут и хозяин их приметил, развернулся, стоит, поджидает, улыбается широко, радостно, словно самые близкие и родные люди к нему в гости пожаловали. Чудно Марьюшке, смотрит она и тоже будто не в первый раз его видит. Как узнал боярин про сломанный возок, тут же наказал кузнецу его наладить, а сам гостей потчевать пошел. Идет Марья к усадьбе боярской, а у самой дух в груди замирает: вдруг выйдет на порог молодая боярыня. Но к ее великой радости хозяйки в доме не оказалось. Жил боярин совершенно один, из прислуги в доме была только старая кухарка.

Возок-то кузнец боярский быстро подлатал, Марьюшке показалось, что и пяти минут не прошло. Вовсе не хотелось уезжать, но причины остаться пристойной не нашлось. И мамки да няньки уж больно подозрительны сделались, ехать торопят.

Приехала Марья домой и вовсе сама не своя стала: все ходит по хоромам и песни тихие поет. Забеспокоился родитель о здоровье дочкином. Мамки да няньки по углам шептаться стали про княжеские указы.

– Слыхали, вызвал лекарей заморских совет держать. Нешто своих мало? – говорит старшая нянька.

А другая ей вторит:

– Сказывают, лекари-то со своей целью прибыли, все наперебой советуют голубицу нашу замуж выдать, мол, давно пора пришла, оттого и болезнь у нее приключилась.

– Я сама слышала, – говорит третья нянька, – истинно советуют, подлецы. Говорят, мол, только замуж выйдет, так сразу все как рукой снимет.

– А я слыхала, уж и бал в честь женихов назначен, видно, скоро вылетит голубка наша из родного гнезда, – подытожила разговор главная нянька и тайком вытерла слезу.

Узнала и Марьюшка, да с батюшкой князем не поспоришь, коли дело решенное. Приехали изо всех концов принцы заморские. Столько женихов, что кое-как в залу уместили. Марья-то слыла первой красавицей по всему белу свету. Князь хотел, не откладывая на завтра, в первый же день зятя выбирать, но тут Марья воспротивилась:

– Устали гости с дороги, а ты, папенька, сразу к делам приступать хочешь.

Да и княгиня дочь поддержала:

– Права княжна, на Руси издавна водится – сначала гостей накормить-напоить надобно, спать уложить, а только потом уж дела.

На том и порешили. День попили женишки, поели всласть, на другой день им смотр назначен. Знала Марьюшка, что русское застолье – не заморские пирушки. Тут крепость нужна духовная да телесная, потому как столы от яств да напитков ломятся: ешь, пей – не хочу, никто держать не станет. Вот и вышло: непривычны оказались принцы заморские к нашему застолью – наелись, напились без удержу, перессорились меж собой за княжну, костюмы да внешности попортили. На другой день, как у нас выражаются, не первой свежести вышли, а Марьюшке только того и надобно. Выходят гости заморские по очереди – у кого кафтан порван, у кого, извиняюсь, жабо перепачкано, у кого вообще физиономия помята, попорчена. Вроде постарались камердинеры иноземные, где подшили, где почистили, где припудрили, только княжна все высмотрит и знай свое твердит:

– Неопрятен, неаккуратен и вообще не Ряха.

Так всех женихов по домам отправила. И поделом им. А гости в недоумении дивятся, что за слово такое чудное – неряха. Переводчики иностранные его перевести не могут, не учили. Разъехались все претенденты не солоно хлебавши. Тут уж князь дочери ответ велел держать, а Марья ничего, не испугалась.

– Папенька, – говорит, – сам же видишь, не будет тебе опоры в старости от таких зятьев.

– Так, глядишь, вовсе без мужа останешься. Али приглядела кого из наших князей?

– Приглядеть-то приглядела, только не князь он, – опустила очи долу Марьюшка.

– Боярин, может, знатный?

– Боярин-то боярин, да у тебя не в почете.

– Беден, значит, – рассердился князь.

– Именье и вправду у него невелико, но хозяин он на своей земле знатный и у каждого в тех краях заслужил уважение и почет. Вот взял бы и поехал, сам посмотрел на боярина Ряху, на именье его, а заодно и своих думных бояр проведал. А я, кроме него, все равно ни за кого замуж не пойду, постригусь в монахини.

– Да уж коли князь в гости пожалует, любой дурак порядки наведет.

– Да ведь и я к тому, папенька: вы простым возком, поскромнее, победнее, вот тогда и посмотрите, кто чего стоит.

– А, была не была, – махнул князь рукою, – пожалуй, и полезно о своих подданных правду узнать.

И ведь поехал, долго ездил, а приехал хмурый. Испугалась княжна, что боярин ее папеньке не понравился, а спросить боится. Заперся князь со княгинею в своей опочивальне и долго с ней о чем-то беседовал. Няньки вездесущие говорили, совет держал, как быть. И правду, у бояр думных порядка меньше, чем у боярина Ряхи.

Целую неделю мучились сомнениями князь с княгинею, но в конце концов решили свадьбу сыграть. Марья на седьмом небе от счастья была. И боярину Ряхе невеста по сердцу пришлась. Хорошо жили, дружно, детишек нарожали кучу. Марьюшка стала детьми заниматься, а боярин князю помогал – вскоре все княжество пришло в образцовый порядок. Зять Князев каждый год все самолично объезжал с проверкой: распоряжения полезные давал, да и на помощь не скупился. А уж когда князь стар стал, то и само княжество боярину Ряхе передал. Люди говорят, что время его правления на Руси самое справедливое да счастливое было. С той поры и слово новое образовалось – неряха, им стали всех неопрятных и неаккуратных называть.

2009 – 15.03.2010