Текст книги "Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2"

– А как бы нам поглядеть на нее? Как бы свериться, та ли птица, а не гусыня ли какая лапландская? – продолжал дружка.

Малознакомые с обычаями русских хуторяне с интересом слушали и наблюдали за этими двумя говорящими о чем-то важном, но явно шутящими мужчинами.

– За погляд денег не берем, а за проход по дорожке до риги возьмем! – сказал староста.

– Что ж поделать, уж больно нам птица эта нужна! Вот за проход, за погляд и за добрый прием! – передавая старосте мешочек с монетами, сказал дружка.

Староста, развязав узелок, взял монетку, проверил ее на зуб и, подняв на вытянутой руке, показал народу. Вожане радостно и восхищенно загудели.

– Дорога оплачена, добро пожаловать, гости дорогие! – сказал довольный староста и повел гостей в украшенную сосновыми и можжевеловыми ветками, мелкими яблоками и рябиновыми гроздьями ригу Паво.

Посреди большой комнаты ломились от яств покрытые расшитыми скатертями столы. Невеста сидела во второй избе, в переднем углу.

* * *

Отец невесты пригласил за стол свата и свою родню. Сват сел в Божий угол за стол, жених-с ним рядом, напротив двери. Немногочисленная родня Реймы заняла место на лавке за столом, а соседи – на скамье. Рейма все еще сидела во второй избе с другими девушками.

Вот сват налил чарку, дал Паво и произнес:

– Держи, сват, теперь будем нового рода.

Отец девушки взял правой рукой у свата чарку с наливкой, перехватил ее в левую руку, повернулся в сторону Божьего угла, перекрестился и сказал:

– Ну, да поможет Господь, пусть Бог даст счастья и умения друг друга слышать и любить!

Затем повернулся к свату и поздравил его как свояка и жениха – как зятя.

– Будьте здоровы, сват и зять! – сказал вежливо Паво и выпил до дна. – Жаль, нет у тебя, дорогой мой зять, матушки, как и у моей дочери. Да верим мы, что глядят они обе с небес да радуются.

Иван при этих словах встал и поклонился. Поднес Паво чарку хмельную Ивану. Пока тот пил, обступили его девушки и давай в печные заслонки палками колотить. Вышел жених под эти стуки из дома, пошел по улице, а девушки за ним неспешно идут да в заслонки стучат. Кто хотел выпить за здоровье жениха и невесты, но не приглашен был, выходили из своих риг да с огородов, и потчевали их жених и вся его свита крепким хмельным напитком. Вот прошли жених с товарищами и девушками по хутору и вернулись в дом невесты. Тут Ивана проводили во вторую избу-туда, где была Рейма с близкими подружками. Вошел Иван и поклонился своей невесте.

– Прими пояс в знак супружества нашего да будь мне верной женой до последнего часу и вздоха, – сказал Иван, подавая Рейме пояс, украшенный серебряными и золотыми монетами, металлическими искусными бляшками, янтарем и вышивкой.

– Принимаю и клянусь! – ответила с поклоном девушка, а подружки тем временем надели пояс на нее и закрепили все застежки и завязки.

Свадьба идет своим чередом, веселье и шутки звучат за столом. Сват только и успевает хмельное разливать – сначала родне невесты, потом и деревенским мужикам, и всем, кто пришел свадьбу смотреть.

В самый разгар веселья зашли девушки в первую избу и спрашивают у свата:

– А нам бутылку?

Сват дал им то, что просили, и они ушли во вторую избу риги, отдали невесте. Рейма взяла эту бутылку с крепким вином у девушек, пригубила сама чарку и начала угощать своих подружек. Которая посмелее, та всю чарку выпила, а кого и уговаривать пришлось.

А в первой-то избе в это время пьют да решают, как дальше свадьбу справлять. Дружка, Афанасий да сват с Паво обсуждают, как бы Бог помог хорошим согласием и обычаем все уладить.

Вдруг из второй избы вышли девушки с пустой бутылью, подвешенной на пояс, словно повешенной, и свату вдвоем через стол эту бутыль передают, а сами весело да требовательно ему велят:

– Вот, забирайте! Впредь про нас не забывайте!

Сват, опьяневший от крепкого напитка да от долгого путешествия, спросил их:

– Что вам нужно еще?

А девушки будто этого и ждали:

– Когда к нам в следующий раз придете, тогда будем встречать вас как самых почетных гостей! Тогда принесите бутылку побольше, хороший большой пирог, как стол, фунт мыла, два фунта печенья, большое зеркало, размером с дверь, гребень и по кольцу для каждой из нас!

– Ну, раз такое дело, – ответил сват, – будет вам всем, чего просите.

Убежали девушки во вторую избу, Рейме наперебой рассказывают:

– Мы все посчитали, что было нужно.

Настал момент выгонять сватов из избы:

– Уходите, идите прочь! Невеста хочет в голос петь, да вас стесняется.

Сваты, как положено, ответили им:

– Уходим, уходим. Слава Богу, наконец получили невесту, теперь мы уходим довольные.

– Вроде ушли, – сказала Кадой, выглядывая из дверей второй избы.

Да тут кто-то из гостей, забравшись на чердак, взял старый лошадиный хомут и бросил на шею свату. Сват, по обычаю, шутки ради заржал, словно конь, выбежал из сеней на улицу, бросил хомут на землю и закричал что есть мочи:

– Слава Богу, наконец получили то, что нужно, другого и не хотим!

В это время девушки и соседка Мария провожают невесту и жениха в нетопленую баню ночевать – первую брачную ночь отмечать. Свершилась свадьба!

* * *

Отшумела свадьба, покинула родной хутор и свою семью красавица Рейма, затянуло небо тучами, и начались осенние дожди.

– Даже небо плачет от разлуки с моей дорогой сестрой, – обнимая своего козлика, говорила Кадой. – Всего-то несколько дней прошло, как нет рядом моей Реймы, а кажется, будто годы прошли!

Козленок, лежа на сухой соломе, шевелил ушами, вслушиваясь в слова хозяйки.

– Здравствуйте, кто дома? – донеслось из прихожей.

Кадой, быстро встав с соломы и отряхнув сарафан, поспешила на голос. В дверях стояла хуторянка, которую до этого Кадой видела беременной, с большим животом. Теперь же она была вновь стройной, и на ней был не белый, а красный пайкас – знак того, что она стала матерью.

– Здравствуйте! – поприветствовала незваную гостью Кадой. – А отца дома нет.

– А мне не отец твой нужен, а ты, – сказала молодая женщина, стоя в дверях, по вожскому обычаю не заходя в избу. – У меня для тебя слова важные от арбуя, который по-еле рождения моему ребенку имя давал. Он сказал, что тебе пора возвращаться!

– Куда это мне возвращаться?! Не понимаю! – проговорила недоуменно Кадой.

– Этого он не сказал. Подумай сама или спроси своего отца. Ну, пойду я, – попрощалась женщина и, покрыв голову накидкой, поспешила выйти из риги на улицу под самый дождь.

– Вот еще новость! – сказала вслух Кадой, подходя к камину и подкладывая в огонь полено. – Скорее бы отец домой пришел. Расскажу ему эти новости.

В камине весело потрескивали сухие березовые дрова, согревая и освещая всю комнату. Укутавшись в большую шерстяную шаль, Кадой устроилась в уютном отцовском кресле и сладко заснула.

– Дочка, зернышко мое! – слышит Кадой далекий и ласковый мамин голос. – Оглянись! Посмотри на меня, моя девочка!

Повернула голову Кадой на голос, видит сквозь туман: возле стола матушка покойная стоит, к себе манит. Присмотрелась, а возле ног матери большой волк лежит, как тот, что ее напугал весной. «Вот, – подумала девочка, – опять этот волк, чего ему надо?»

– Мама, ты пришла ко мне. Миа суваан синуа! (Я так люблю тебя!) – сквозь слезы сказала Кадой и кинулась к матери в объятья, не обращая внимания на волка.

Мать нежно обняла девочку:

– Миэ лахси (мое дитятко), я тоже тебя сильно люблю!

– Не оставляй меня одну, мама! – просила, рыдая, девочка.

– Ты не одна, вот твой наставник, – показала она на волка, – он давно ждет тебя. Пора, иди к нему!

Девочка посмотрела на волка и отвлеклась на мгновение от матери.

– Мама, это же волк! – удивленно произнесла она, но матери уже не было, да и волк исчез тоже.

В доме было тепло и пахло дымом. Скрипнула тяжелая дверь в ригу, и вошел Паво.

– Кадой, дочка, да тут же угар! Проснись! – тормошил он ее за плечо.

Затем, подхватив на руки, быстро вынес на свежий воздух.

– О всемогущая мать Рауни, помоги мне! Верни мою дочь к жизни! – взывал Паво, уложив Кадой на лавку возле риги. – Я виноват, это я виноват! Накажи меня, только верни мне мою малышку!

– Ну что ты так кричишь? – открывая глаза, недовольно сказала Кадой и, повернувшись на бок, начала блевать.

– О силы небесные, слава вам! – взволнованно бормотал Паво, поддерживая девочку на весу. – Зачем ты положила дрова в камин, не проверив задвижку? Я ведь уже дымоход закрыл! – приходя понемногу в себя, спросил он.

Только девочка, казалось, не слышала его.

– Давай-ка в дом, дочка, – сказал отец и, подхватив ее на руки, занес в избу и положил на лежанку.

– Отец, ко мне приходила во сне мама и большой волк с ней. Она мне наказывала что-то, только я забыла, – сказала измученная тошнотой девочка.

– Спи, дорогая, это был просто сон! – укрывая ее суконным одеялом, ласково ответил мужчина.

* * *

На рассвете ладья купца Афанасия с дорогим товаром причалила к берегу. Великий град Новгород просыпался. По пристани носились мальчишки, исполняя приказы хозяев, неспешно шли по своим делам горожане. Новгородцы знали себе цену и держались на людях особенно степенно и с большим достоинством. Звонили колокола к заутрене, слепцы и юродивые всех мастей, трясясь и гремя веригами, ковыляли к воротам храмов, стараясь как можно больше впечатлить состоятельных православных. Конные всадники то и дело вскачь проносились по деревянным настилам, пугая полусонных торговок, торопливо и ловко раскладывавших свой товар на рыночной площади неподалеку от пристани. Афанасий, отдав команды своим работникам и морякам, велел сыну и его молодой жене садиться в коляску и следовать до дома. Уж очень утомительным было плавание в этот раз! Сам же поспешил в церковь, надо было договориться с настоятелем о венчании молодых да новости разведать. Время было неспокойное, смутное. Кто только не вел борьбу за русский престол… Новгород хоть и держался обособленно, все равно отголоски доходили и сюда. Неуверенный в своей силе Василий Шуйский, избранный на царство, боролся за корону с Лжедмитрием. Для этого он вступил в союз со Швецией, которая в это время воевала с Польшей. Русский царь шведскому королю Карлу IX за поддержку пообещал отдать крепость Корела. А польский король Сигизмунд III, осерчав не на шутку на такой союз, взял да и объявил войну Москве.

«Вот как в такое время жить, дела вести, когда как на раскаленном камне сидеть приходится?!» – рассуждал Афанасий. Никаких улучшений не предвиделось. В начале лета поляки без труда разбили русско-шведскую армию, уничтожив немалую часть войск. А после этого отряд шведских и французских наемников под шумок решил поживиться и захватил русскую крепость – Старую Ладогу. В общем, не было порядка и не было покоя на земле русской. Требовалось умение предвидеть будущие события, да не всем такой дар дается. Долго беседовал Афанасий со своим духовником, многое понял и наконец решил, как быть.

«Хорошо, что Бог сподобил неприметно жить, чтобы зависти не вызывать промеж себе подобных и знатных граждан новгородских», – думал купец. Вернулся он домой на вечерней заре уставший и задумчивый.

– Ты, сын, схоронись после венчания с женой-то, поколе в дальней нашей деревне поживите. Пусть наладится все, уж больно опасные времена настали. Вон воронье-то средь бела дня кружит, высматривает, кого бы на части порвать да чью бы жизнь отобрать. Месяцок поживете в деревне, а там, глядишь, все угомонится.

Так и порешили. Уехали ночью, после тайного венчания, Иван и Рейма в дальнюю деревню в Мещерские места. Раз велит родитель, надо слушаться и делать как сказано.

Тем временем наступила снежная зима. Афанасий совсем занемог и в одночасье преставился, лежа на своей лавке. Муки, переживаемые им при жизни от нутряных болей, глубокими морщинами отметились на некогда красивом челе его. Был по молодости лихим и смелым, а пришла старость – и спалила душу его, как сухую ветку в знойный летний день. Схоронил Иван отца тихо, по православному обычаю, на нижнем городском погосте.

Смута в стране за полгода пребывания Ивана и Реймы в вотчине так и не утихла. Наступила весна, и в апреле шведы совсем озверели, начали захватывать новгородские земли и русские пограничные крепости: Корелу, Ям, Ивангород, Гдов и Копорье. Волновалась Рейма о своем отце и сестре, да не кинешься и не долетишь до них! Носила она первенца под сердцем и берегла его.

– Ты из дома не выходи! – наказывал ей Иван, отправляясь на семейные склады. – Опасно в городе!

Так и жила она при закрытых ставнях да в неведении о судьбе своих родных.

«…»

– Паво, спасайтесь! Шведы причаливают, беда! – крикнула через забор Мария, пробегая мимо дома со своим грудным ребенком.

Паво схватил топор и кинжал со стены, велел Кадой бежать задней дорогой в лес, до болота.

– Скорее, дочка! На капище путь держи, найдешь там хижину арбуя, к нему беги! Не останавливайся!

– А как же ты, отец? – спросила девочка.

– Я нашу землю защищать буду, дочка! Погибну если, знай, что мы с матушкой тебя сильно любили. Ведающая она была, про то тебе колдун расскажет! Беги же!

Девочка, схватив нож, выскочила через заднюю дверь второй избы и что было сил помчалась к лесу. В хуторе было тихо. Большинство людей работало в поле. Старики, как обычно, посильно занимались с малыми детьми.

Шведские воины и французские наемники, как разъяренные звери, прыгали со своих кораблей прямо в воду, сбегали по сброшенным трапам и устремлялись на холм, в хутор. Все живое, что попадалось им на пути, пронзали своими клинками. Женщин и девочек тащили куда придется, и не каждой довелось выжить после жестокого насилия. Ошеломленные нападением и варварством, застигнутые врасплох вожане, пытаясь спастись бегством, прыгали с обрыва в волны озера и разбивались о камни. Всего несколько вожских мужчин во главе со старостой и Паво приняли бой, но силы были неравными. Хутор был разграблен и предан огню, много людей погибло, а оставшихся загнали на корабли и закрыли в трюмах. С этого часа свободные доселе вожане стали рабами и были вывезены на дальние острова для работы на шведских хозяев.

* * *

Кадой бежала по лесной тропинке, не оглядываясь и не обращая внимания на ветки деревьев, безжалостно хлеставшие ее. Она знала дорогу к священной черемухе, что росла возле капища. Путь был неблизкий. «А вдруг и туда придут враги? – молнией пронеслась мысль в голове девочки. – Надо бежать к болоту!» Страх гнал ее все дальше в глубь леса. Будто лесной олень, не замечая ничего на своем пути, бежала она, спасаясь от возможной погони. Подол сарафана путался в ногах, и девочка на бегу заткнула его за пояс. Добежав до болота, вконец обессилевшая, она упала в сырую траву. Дышать было невыносимо больно. Грудь казалась разорванной на части, внутри свистело и хрипело, а маленькое детское сердце пыталось вырваться наружу сквозь эти разрывы. Стараясь успокоиться, девочка набрала мокрый и прохладный мох и приложила к груди. Образовавшаяся ямка от вырванного мха быстро наполнилась коричневатой болотной водой. Девочка с жадностью принялась пить эту воду, зачерпывая ее ладошками.

– Мама, помоги мне! – прошептала она в отчаянии. – Я не хочу умирать!

Девочка решила бороться за свою жизнь. Просто так она врагам не сдастся! Кадой правой рукой ухватилась за поясной нож. Ну и пусть, что вся ее одежда промокла, а тело лихорадочно знобило, зато она живая и свободная! Она смогла! Сладкий и терпкий аромат болотных газов успокаивал сознание и наводил дремоту.

Смеркалось. Совсем рядом послышались осторожные шаги. Девочка открыла глаза и увидела возле поваленного гнилого дерева седого волка. Он наблюдал за ней. Кадой зажмурилась от страха и вжалась в большую кочку, стараясь не дышать. Вдруг рядом раздался глухой старческий голос:

– Пришла! Давно жду тебя! Пойдем за мной!

Девочка с трудом открыла глаза и увидела перед собой высокого и худого старца в темно-сером плаще, с накидкой на голове.

– Не бойся меня! – сказал старик. – Я тебя не обижу. Вставай и иди за мной.

– А где же волк? Ты кто, колдун? Я ни волка, ни тебя не боюсь! – смело ответила девочка, сжимая свой нож. – Просто я не могу встать. Я лучше тут еще немного посижу, – тихо проговорила она, чувствуя странную слабость в ногах.

– Хм, «колдун». Ну, это не я сказал, а ты. Может, и колдун. Поднимайся! – повторил старик, помогая девочке подняться. – Скоро пройдет. Это страх в ноги опустился, сердце в пятки, так в народе говорят. Встанешь – он из тебя в болото уйдет и к тебе не вернется больше.

Кадой, опираясь о костлявую руку старца, с трудом встала на дрожавшие и, казалось, налитые свинцом ноги.

– На наш хутор напали шведы, – тихо сказала она. – Отец остался там, а мне велел бежать в лес и просить у тебя защиты. Ты не прогонишь меня?

– Зачем мне прогонять того, кого так долго ждал? – ответил старец и повел девочку в глубь болота.

На небольшом островке твердой земли, среди вырванных с корнем огромных деревьев притаилась неприметная хижина, заваленная лапником – сосновыми и еловыми ветками. Это и было жилище мудрого арбуя, в котором поселилась Кадой на долгие годы. Много пройдет весен и зим с этого судьбоносного дня до того момента, когда, будто неожиданно, встретит красавица ведунья своего суженого для продолжения рода арбуев.

Строгий древний закон не позволял ведающим создавать свои семьи. Забирала Сила того, кто ослушался и отступил от древних законов и правил. Так было, так есть и так будет. Однако природа в назначенный час дарит ведуньям-отшельницам счастье познания любви и материнства.

Кто знает, может быть, и по сей день на бывших вожских землях по берегам Ладожского озера да Финского залива живут белокурые и голубоглазые красавицы, гибкие, как лоза, и не по годам разумные, помнящие свое прошлое, помогающие словом и делом в настоящем и предвидящие будущее.

Как знать…

16–21 июня 2022 г., Санкт-Петербург

Валентина Молодовская

Родилась 20 января 1952 года в Казахстане, живет и работает в Екатеринбурге.

Писать стихи начала с девяти лет, и к восьмому классу у нее была целая тетрадь стихов, а потом две…

Журналист по профессии, работала в городской газете, освещая проблемы экономики, промышленности, сельского хозяйства, строительства, транспорта, энергетики, внедрения новых форм хозяйствования. Основной жанр – проблемная корреспонденция и социально-экономический очерк. Как хобби – ночные творческие бдения и художественно-публицистическая проза с тематикой, далекой от производства, но близкой к судьбам и взаимоотношениям людей, истории края, драматическим страницам этой истории.

Выпустила книгу «Продолжение следует» – сагу об огромной заслуженной семье с ее ветвями и ответвлениями, с описанием судеб особенно ярких ее членов. «Точка возврата» – о сокурсниках, творческих и профессиональных судьбах, выпускниках факультета журналистики образца 1975 года.

Валентина Молодовская – автор сборника стихов «Письма о любви». Она уже довольно длительное время сотрудничает с альманахом «Российский колокол», с журналами «Автограф», «Современная поэзия» и «Новые имена в литературе», англоязычным журналом Russian Bell. Недавно в рамках международного конкурса Набокова, дипломантом которого стала Валентина Молодовская, вышла в свет англоязычная книжка ее стихов Happy Note.

Валентина Петровна – член Интернационального Союза писателей, Союза журналистов России, трижды дипломантка международного конкурса Экзюпери. Награждена грамотой Интернационального Союза писателей «За весомый вклад в развитие литературы» и многими другими. В 2017 году начала издавать альманах «Журавли» («Журналисты в литературе»), который выходит по настоящее время.

 
О, если ты – Любовь…
Накрапывает дождь по синим тротуарам,
Архивное пальто промокло и авто,
Теперь почти зима в холодном нашем крае,
А мне бы полюбить не поздно и не рано,
Шалить, шагать, мечтать о цирке шапито!
А мне бы не шуршать бумагой в кабинете,
Перчатки не искать в холодные утра́,
А мне б туда, где зной и где на целом свете
Волшебные пески волна волною метит,
Летят, легко паря, соленые ветра!
О, если ты, Любовь, меня еще не знаешь,
Войди в мой теплый дом и душу отогрей,
А уходить сама ты вряд ли пожелаешь,
Живи со мной,
Мечтай со мной,
Не тай,
Не уходи
И не старей!
 

 
Дождь пришел.
Постучался тихонько в окошко,
Пробежал по дорожке,
По тени – к крыльцу,
И попрятались люди, стрекозы и кошки,
Хорошо, что и день уже тоже подходит к концу.
Посидим мы с дождем.
И за каплею капля
Отдели́ м радость встречи от горести слез.
Без дождя не бывает и лета, не так ли?
Просто так
Погрустим на сережках и листьях берез.
Тишина
В палисадниках стареньких улиц,
На душе – тишина. И чиста
Та тропа, где когда-то с тобой разминулись,
И на ней
Ни следа и ни тени листа.
Ни письма,
Ни записки, ни звука, ни слова —
Так случилось, что нет уже писем и слов.
Перестать
Той судьбе и себе прекословить
И не звать,
Прорываясь из сумрака снов?..
Отпустить?!
Завтра радугой звонкой
Встанет день на распахнутых настежь полях,
И холсты
В нитках дождика тонких
Будет шить
Неизбывная вера-надежда моя.