Текст книги "Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2"

 
Ну, полетай! Как этот снег —
Светло, бесстрашно, невесомо!
Ну, отпусти на волю смех
И всех, кто видит смертный грех
В твоем полете за особой,
Которой имя ты не знал,
Но от которой ты бежал,
На тыщу лет забыв себя,
В дань суете, не пригубя
Глубин души и шири неба.
Ты так давно собою не был!
Ну, полетай, как эта боль,
Что под ребро ребром уколет,
И раздвоит, и заневолит,
И назовет себя – Любовь.
Ей имя – Жизнь. Ей место – Воля.
Ей время – как Тогда. Но Вновь.
Ну, полетай! Не опоздай!
Еще погода благово́лит.
 

 
Дождь, бумага, акварель,
Мокрых капель нонпарель,
Лето – страстный метранпаж
Звонкий выверстал пейзаж
Чисто вымытой природы
На пленэре у погоды,
Где по лужам без калош
Пробежали брюки клеш,
Промелькнули юбки мини,
Блузки, бантики!.. В помине
У картины лучшей кисти
Нет времен и новых истин,
Только света сны и блики,
Только те, кто близко, – лики,
Только капель нонпарель,
Дождь, бумага, акварель…
 

 
Вялый запах тюльпана,
Март исходит в апрель,
Как стихи, филигранна
Звезд ночных нонпарель.
Не прочесть в высоте там
Шрифта тонкую вязь,
На вчерашнем портрете
Луч вчерашний погас.
Не ловлю втихомолку
Тщетно-розовый свет,
Письма дремлют на полке —
Им читателя нет.
Успокой, успокоясь,
Неба звездного рать,
Я теперь твою повесть
Разучилась читать.
Только в вазе тюльпана
Застарелая прель,
Только старая рана,
Только звезд нонпарель.
 

 
Осенняя дорога, перелески
Стоят сторонкой на пути,
Они в степи как занавески
Над тем, чего уж не найти.
Их ветер хлещет как попало,
Сбивая пламя с веток прочь,
И неба синим покрывалом
Пожар осин не превозмочь.
И где-то в этих перелесках
Моя душа еще жива
И жизни рваный недовесок
Ряди́ т в прекрасные слова.
 

 
Что делать с осенней простудой,
С хандрой засморкавшихся улиц?
Вот дождь наливает в посуду
Холодное варево лужиц,
Вот клен припечатал горчичник
К холодной груди тротуара,
И кашляют хмуро над крышей
Ворона с антенной на па́ру.
Слезинка скатилась из глаза
Окна, отразившего хмурость.
Ах, что же так быстро, так сразу
К зиме все у нас повернулось?!
И спорить уже бесполезно —
Полезнее шарф и калоши,
Когда бюллетень по болезни
Оформили скверы и площадь.
Открыть, что ли, зонтик хотя бы?
Но, кажется, дождик стихает,
И мне по привычке октябрь
Лекарство диктует стихами.
 

 
Пока не поднимут ирисы
Под снегом своей головы,
Примите ромашки, Лариса,
Из рук прошлогодней травы.
От них веет зноем и летом,
И кажется, будто давно
Сквозь зимы, и версты, и ветры
Стучит ваше счастье в окно.
 

 
Багет окна. А в нем – стихия.
И грядет гром в верстах,
Разли́ тых на холстине лета!
И туче на сносях летать!
И в ней чернил накоплено планетой,
Чтобы стихи я
Смогла списать с того листа,
Который мне, так ветрено-чиста,
Светясь в объятиях дождя и света,
Полуневинна и полугрешна,
В ветра́ летящие одета,
Вручает середина лета.
Июльская гроза еще любви полна,
Еще легки ее укоры и обеты,
И дней беспечны имена!
Но, знаю, зреют где-то
Грозы августа.
 

 
Этот простенький мир
И банален, и мил —
Дом, деревья, кусты,
Неба синего стынь,
Тихой осени седь
И в фуфайке сосед.
Звуки вьюг не слышны
Здесь среди тишины…
И покажется вновь —
Миром правит любовь!
 

 
Мне летать все привычней в ночь —
То ли в сон, то ли так, мечтая,
Золотых листов не толочь
Ни шагами и ни трамваем.
Не менять часов и минут
На осенние километры.
Самолеты дорог не мнут,
Да летать я могу и с ветром.
Лишь бы там, где уже октябрь
Листопады в оврагах солит,
Разглядеть я могла тебя
За посадочной полосою.
И пока опустевший лес
Примеряет прозрачность платья,
Я слечу со своих небес,
Чтобы кануть в твои объятья.
Тихо осень под утро спит,
Только шорох крыла о ветры
Наших сдвоившихся орбит
И нарушенных геометрий.
Две прямые пересеклись:
Аксиомам теперь не время.
Так случилось, что эта жизнь
Нас в отдельности не приемлет.
 

 
У нас метель
И горизонт в дымах,
Плывут по улицам дома,
Сдаваясь белой красоте.
Земля бела,
Мешая ночь и день,
В окне крыла́
Распахнуты – метель!
Лежат снега
Под этой белой пеленой,
И, так легка,
Она уже летит за мной,
В моих стихах
Стирает че́рни тень,
Душа тиха,
В ней просто зимний день
Настал
Не впопыхах.
Пусть чуть жестка
Крупа воды на вкус,
По снегу скан
Следов, где я вернусь
В тот редкий кадр
На киноленте прежних дней:
Моя рука
Лежит в руке твоей,
И там пока – ни ветерка!
 

 
Я не прошу вернуть былого,
Нам толщу лет не одолеть,
Да и любовь – не просто слово,
И полюбить – не пожалеть!
И я сама себе виною,
Что, разум столько лет глуша,
Моя любовь жила со мною,
Как та сбежавшая душа.
А ты ее случайно встретил
И не узнал. И в том беда!
Она гуляла в этом лете,
Где миражи – через года.
В который раз проходишь мимо,
И не подскажет сердцу стих,
Что душ родство неодолимо!
Не проходи! Не пропусти!
 

 
И вот этот двор, и заждавшийся тополь,
И те́ней ночные изящные пальцы,
И где-то на крыше невидимый кто-то
Полотнище неба натянет на пяльцы.
И будет висеть над балконами месяц,
Баюкать спокойствие тайной вечери,
И снова обманет про «вечно» и «вместе»,
Про теплые руки кистей Боттичелли.
И белые шеи венер волооких
Застынут в усталой покорности веку,
В неясности вечной – зачем одиноко
Смотреть и смотреть из окна человеку?..
 

 
Я помню вкус твоих губ,
Как помнят радуги цвет.
Земля – как замкнутый куб,
В котором выхода нет.
Куда ни глянешь – стена,
Чего ни тронешь – углы.
Кому еще я должна?
Отдам! Дары не малы.
Пустите в мир, где снега
Под утро степь озарят,
Где спят, как дети, стога,
Где нас качает заря,
Где места нет суете
И так свободно душе!
Где мы похожи на тех,
Кем быть не сможем уже.
Стучусь о стены-долги
В плену ненужных сует,
Пустые ночи долги
В разрыве зим или лет.
А там, где веют снега
И ветры вольно бегут,
Где спят под утро стога,
Ты помнишь вкус моих губ.
 

 
Теперь люблю, как раньше бы уметь,
Теперь зову, а столько лет молчала,
И жесткий взгляд зеркал не замечала,
И заставляла сердце каменеть.
Я, кажется, теперь забыла гордость?
Вот парадокс – не вижу в том потерь,
Когда-то в гордость упаковывала горесть,
Скрывать любовь я не хочу теперь.
Теперь серебряные птицы слез
Слетают с век, о про́житом тоскуя,
В краю надежд и розовых берез
Живу, последней верою рискуя.
И я уже не поверну назад,
Быть может зря растрачивая нежность.
Где упадет зимой моя слеза,
Там по весне распустится подснежник.
 

 
Обложили дожди, обложили,
Нерв земли до золы обнажили,
И душа примирения просит:
Август месяц – еще и не осень!
Август месяц – уже и не лето,
Сквозняки, будто сердце раздето,
В том окне, где когда-то мы жили.
Обложили дожди, обложили…
Зацепился рассвет между сосен.
Может, дело не в том, что под осень
Наши судьбы не так мы сложили?
Обложили дожди, обложили…
И не спится, не можется – где там!
Промелькнули надежды и лета,
По потерянным нам затужили…
Обложили дожди, обложили.
 

 
Лежат снега, впитав немые тени,
Лишь звук шагов и шепот звезд в ночи,
Лишь грусть моих к тебе стихотворений,
Лишь сон зимы на холоде парчи.
Вселенский снег объятий и слияний
Сцелует с губ остывшие слова,
Чтоб на полотнах северных сияний
Ты не прочел, как я была права.
Ведь этот свет меж теменью и ночью —
Для нас с тобой открытое окно
На перекрестке наших одиночеств,
На небе расстояний. Но
Уйдет в рассвет моих печалей снежность,
И в рифмах завтрашнего дня
Я для тебя оставлю только нежность
И то тепло, что в сердце у меня.
 

 
Пока еще слеза близка,
Мы вспоминаем август душный,
И на душе не то пока.
Но память так великодушна!
На горле застегнув пальто,
Погасит в сердце ветер стылый.
Когда-нибудь она сотрет и то,
Что ты любил и я любила.
 

 
Вот так кончалось это лето —
Раскрытой створкою окна.
На фоне штор два силуэта,
Он одинок, она – одна.
И в вазе с сумрачною влагой
Шесть красных роз под цвет вина,
И двух сердец немая тяга,
И роза алая – одна.
И кадром запоздало-нежным
Запомнит лето этот ракурс,
И аромат ничьей надежды,
И вкус слезы про то, что —
август.
 

 
Совсем нежданно и негаданно
Вам этот день судьбой подарен был,
Из писем сотканный, из прошлого
И из того, что не сбылось,
И этой встречи слез непрошеных,
И этих слов, невольно брошенных, —
К вам столько в сердце пролилось!
А лета дни уже закатные
Горят желтеющими платьями,
И в сердце ноющая трещина,
И ветви длинные берез,
И эта маленькая женщина,
Из сна пришедшая из вещего,
Бегом бегущая от слез…
И что там в вашей жизни сбудется,
И что придет, а что забудется,
Кого же все же повстречали вы —
Никак пока что не решить,
И ясно только, что отчаянно
Бежать устали от печали вы,
Но ведь судьбы не перешить?!
 

 
В знаках осени – радость и грусть,
Повторение всех окончаний
И причал, принимающий путь,
Среди весен берущий начало.
Красота пролетающих стай
В нас пока не рождает тревоги,
Вытрет август слезинку листа
С отутюженной ленты дороги.
Декабри еще так далеки,
Мир под небом смиренно спокоен,
И слетают с дерев лепестки,
Будто звоны летят с колоколен.
И покуда по весям леса
Обретают премудрость молчанья,
Где-то там, высоко в небесах,
Плачет ангел о зимней печали.
 

 
О Русь, тебя боготворить
Могла б, да не умею,
Словам тебя не повторить,
Ты музыка! В тебе я,
Чтоб только слушать и молчать
В мурашках бледной кожи,
Начал конца не замечать
В лесу, на храм похожем,
Где золотые купола
Теряют лист со звоном,
Где день звонит в колокола
С осенних колоколен.
О, эта осени печать
Среди роскошества и бала,
Какую ясную печаль
Ты в моем сердце отыскала!
Каких глубин задела суть,
Каких основ и осмыслений!
В такой красе когда-нибудь
И я предстану перед тленом?
Уже седа и на краю,
Но нет числа вопросам —
Зачем живу, зачем пою
И что оставлю после?
Не тороплю ни сжатых век,
Ни бледных рук усталость.
Спешу за мой суе́тный век
Любить все то, что мне досталось.
И пусть в душе и по уму
Тревог, как листьев, – россыпь,
Дорога к сердцу твоему
Яснеет через осень.
 

 
Всю ночь из неба льется дождь
И промывает путь к звезде,
Чей свет уже почти не ждешь,
Но он давно летит к тебе.
А утром встрече этой быть,
Хоть ночь твоя долга:
Чтоб свет с дождем соединить,
Восходит радуга.
 

 
Вот август. Кажется, был мост.
Еще там птицы в высоте
Про наше возвращение кричали,
Но ты был – гость.
А я – встречающей гостей.
Вот в чем печали.
А роща – медяки в залив!
Такая есть примета, говорят,
Для новых встреч, не расставаний.
И как сентябрь в колокола звонил!
Хотя мосты уж не горят,
А просто растворяются в тумане.
Не в этом суть! Но в чем она —
Мосты не сберегающая сила?
И было для чего отчаянье?
Наш долгий SOS! на радиоволнах
Судьба по осени носила.
Но вот – декабрь от берега отчалил
В незыблемость зимы, где мы.
Где мы?
Молчание.
 

 
Я не люблю февраль
С его стеклянной пустотой пространства.
Февраль – давно известный враль
Про тишину и постоянство.
А сам? А сам в который раз,
Так вероломно жертвуя ветрами,
Заносит снегом и разносит нас,
Как будто ничего и не было меж нами.
Как будто не было тепла!
Летит сквозь снеги неприкаянное эхо:
А я была с тобой? Была? Бела
Февральских вьюг стеклянная потеха!
Ночь не нежна. И не нужна,
Когда февраль для нас постели стелет.
В осколках сна – не тишина грешна,
А эта холодность, сквозящая под двери.
Вот – шаль пуховая.
Безгрешна и… смешна.
А впрочем, лишь ее объятьям – верю.
 

 
Неистов снег кануна января!
Кому – полет, кому – диван в квартире.
А я кричу: «Не падай с алтаря,
Без высоты твоей беднее станет в мире!»
О Алтари! В наивности высокой
Я столько создала высот!
Я столько растворила окон
В надежде на тепло и на полет!
А мир был зол. Реальность воплощая,
Ломился в окна снегом и дождем,
И не смотрел, что вышла без плаща я,
И так студил, как сам был обожжен.
Я отпущу полет! Пусть легче будет
Тем, кто живет за запертым окном!
И остаюсь подобием сосуда
С созревшим, но невыпитым вином.
Дневник судьбы, прошитый наспех,
Поверхностно расскажет обо мне.
А жизнь души – в сосуд, под айсберг,
На семь восьмых сокрытый в глубине.
О Алтари!
Когда-нибудь, когда земле теплее будет,
Растает лед и вытолкнет сосуд,
И то вино прекраснейшие люди —
За Алтари! —
В прекрасные бокалы разольют.
 

Лилия Панищева

Окончила Курский государственный педагогический институт, факультет русского языка и литературы. В течение многих лет преподавала в школе.

Изданы пять поэтических сборников автора: «Уходя в жемчужные дали…» (2014 г., Москва), «В цветущем круге дня иного…» (2016 г., Москва), «Ускользают те грёзы былого…» (2018 г., Москва), «Где жизнь, там и поэзия души» (2020 г., Москва), «Через призму времени…» (2020 г., Москва). Отдельные стихотворения Л. В. Панищевой напечатаны в ряде российских федеральных журналов, «Антологии русской поэзии», альманахах, международных сборниках, во многих литературно-художественных изданиях.

Член Российского союза писателей, Курского регионального отделения РСП, Интернационального Союза писателей, член-корреспондент Международной Академии наук и искусств, член Высшего творческого совета МАНИ.

Лилия Панищева награждена дипломами, грамотами, благодарностями, медалями различных литературных премий. В частности она является финалистом Международной Лондонской премии имени Джорджа Байрона в 2016–2020 гг., лауреатом конкурса «Вершина успеха» в номинации «Поэзия» от КРО РСП.

 
Аплодисментов треск убавьте,
Отриньте лицемерность суеты!
Гламурность шоу… Не лукавьте,
Гнусящие в вольготности альты!
 
 
Нейдёт с ума на сцене случай:
Единственно там пафос пустоты
Звучал как клич к народу: «Слушай
Блаженство недоступной высоты!»
 
 
Турбошансон, шик эпатажа,
Распущенность зарвавшейся «звезды»…
Реальность – дым ажиотажа,
Всеядность музыкальной чехарды.
 
 
Увы, как облако Оорта
Космическим замызгано старьём,
Подавлен вмиг восторг аккорда
Галдящим исступлённо вороньём.
 
 
Земля живёт, стремясь упорно
К гармонии божественной души
С мелодией, что непритворно
Отторгнет не искусство – куражи![2]2
  Здесь слово «кураж» употреблено в значении «непринуждённо-развязное поведение, ломанье пред зрителями, показная смелость».


[Закрыть]
 

 
Ночь покоряет звёздная заря —
Она ни с чем на свете не сравнима:
Как будто в небе россыпь янтаря
Горит в лучах, скользя неуловимо.
 
 
И мнится: тень, прижавшись у окна,
Глядит не наглядится тихим светом,
Где скрыта радость жизни: с ней весна
Погасит зло невинным первоцветом.
 

 
Звёзды-бриллианты в синеве ночной,
Чуть зарница вспыхнет – нет их… ни одной!
Ищет волю ветер – шебутной, смурной,
В хрипах задыхаясь, словно пёс цепной.
 
 
В полдень он приникнет к ставенкам вразлёт,
Чтоб в окне увидеть ту, кто не придёт.
Вспомнит дни шальные – все наперечёт —
Только не легчает… «Где ж она?» – вздохнёт.
 
 
Робко скрипнет вишня о мечте земной,
Ягодки рассыплет алою волной…
Сойки со скамейки с чудною резьбой
Милой напророчат что-то вразнобой.
 

 
Восторг души напрасно не зови —
К заре любви потеряна дорога.
Парили в свете нежном от любви…
Сегодня исподлобья смотрим строго.
 
 
Наигранно весёлый плача смех,
Пронзая нерв от чувства неземного,
Зовёт, томит невидимо для всех,
Оголено от горя потайного.
 
 
Изгои счастья, что же не нашли
Пути к тому, к чему стремились оба?
Напомнил вихрь, кружащийся вдали,
Безудержный узор калейдоскопа.
 
 
Иллюзия, покорная любви, —
Прощение непознанного мира;
В ответ сыграв мелодии свои,
Дарила радость солнечная лира.
 

Сон бабочки – полёт восторга в синь,

 
Воспоминаний чувственных круженье
Над мёдом и́ вовым, пославшим в стынь
Сладчайшее душистое забвенье.
 
 
Но есть «великое деление» цветов:
Реалистичны смены дня и ночи;
Там, в черноте иль в белизне миров,
Пленят красой заплаканные очи.
 
 
И Солнце осени сомкнёт глаза
Огнёвки[3]3
  Бабочка.


[Закрыть], что, укутавшись, согнётся.
Ей в коконе приснится, как лоза,
Качаясь с колыбелькою, очнётся.
 
 
Явь бабочки – земля не райских пав
В порхании бессрочного веселья…
Мир лета скоротечен средь забав —
Его погубят льдинок ожерелья.
 

 
Зной удушливый. Пыль на дороге
Едким шлейфом клубилась в синь-даль,
Лишь ковыль на само́м солнцепёке
Степь укутал в роскошную шаль.
 
 
Ржавым ветром исхлёстаны ноги…
Как, скажи, жизнь, по краю пройти,
Вдоль болотца, по колкой осоке?..
Боль металась в душе взаперти.
 
 
Сам себе господин и товарищ,
Только нет уж отрады ни в чём;
Не нашёл, бедолага, пристанищ —
День за днём пролетел вороньём.
 
 
Сон коснулся очей, воскрешая
Память сердца – уставшую мать;
В мир иной отошла, не прощаясь, —
По-сиротски, коль некого ждать!
 

 
Ива полоскала веточки в серёжках,
Целовала речку в заревом платочке;
Волны, не вмещаясь в узеньких ладошках,
Уплывали с днями в синь – поодиночке.
 
 
В зное опадая, слабые листочки
Прижимались с лёту к острову крутому;
Робкий ветер, маясь на седом песочке,
Обещал вихрь счастья сердцу молодому.
 
 
В полночь рассыпаясь, росная прохлада
Избавляла иву от дневного жара.
Как же чаровала лунная лампада,
Отражая звёздность платья из муара!
 

 
Заметалась, завьюжив, позёмка,
Белоснежьем накрывши зарю;
Её алость – как счастье ребёнка —
Засияла восторгом к утру.
 
 
Убаюкав невзгоды мечтами,
Флейта ветра умолкла вдали;
Веселилась зима с холодами —
Ручейки их, смеясь, унесли.
 
 
Она, в плаче старея, качаясь,
В неприкаянном чувстве дрожа,
Горемыкой брела, не прощаясь,
Колокольчиком льда дребезжа.
 
 
С вековечной усмешкой разлада
Уходила от стужи к теплу
Светлоокого вешнего взгляда,
Обещавшего: «Я полюблю!»
 

 
Кучевые облака. Блеск залива.
Запах пряный где-то росшей полыни
Расплескался и, маня без надрыва,
В первом круге уводил от рутины.
 
 
В рассечённых от тоски серых листьях
Пыль забвения одна – он ведь лишний!
Мечты клонятся, устав в челобитьях…
Что ж терзает наяву сон давнишний?!
 

 
Как необычны те слова пророчества,
Стреножившие прежние мечты!
От них осталось чувство одиночества,
Печальный взгляд, двоякость правоты.
 
 
Но дышит радостью свобода творчества:
Поэзия – для неба два крыла!
Ей страшен лик безбожного ничтожества —
Слепящего дурманного тепла.
 

 
Где-то бродит потерянно юность,
С кем-то пьёт золотое вино;
Ей постыла постели уютность,
День прошёл или два – всё равно!
 
 
Тешит старость любезная мудрость;
Время властно незримой рукой
Давит болью слепящей бравурность,
Чтоб вести на нездешний покой.
 
 
Скрылись годы, мечты молодые,
С ними та, кто по жизни прошла;
Только помню ступеньки крутые,
Домик белый, сгоревший дотла.
 
 
Всюду гомон, идей безрассудность,
Не понять их – всё так смещено!
Где-то бродит потерянно юность,
Может, пьёт золотое вино…
 

 
Мир напои́ т живительной волной —
Пьянящей упоительной надеждой —
То прошлое, воскресшее весной,
Тревожной, изумляющей, как прежде.
 
 
Лишь давней иллюзорности мечты —
Такой наивной, зыбкой, одинокой —
Не нужно славу петь на все лады,
Крылатой объявлять… и синеокой!
 
 
Стал взор её невидящим, чужим,
Опасливо-расчётливым и строгим;
А путь любви – загадочный экстрим…
Калейдоскоп, что не по нраву многим.
 
 
Но смыли желчь серебряной водой,
Когда, прощаясь в незакатном свете,
Он и она, закрывшись пред бедой,
Уняли дрожь в сиявшем первоцвете.
 

 
При зыбком свете фонарей,
В слепых оскалах вьюги,
Средь звона льдинок-бунтарей
Прорвалась трель пичуги.
 
 
И вмиг затишье – мгла ушла,
Скукожились сугробы;
А тропка – в снежности пухла́ —
Звала за небоскрёбы.
 
 
Прощаясь в сполохах судьбы,
Грусть с лаской-недотрогой
Лишь подарили взор мольбы —
Усталой, синеокой.
 
 
Но зацветёт плакун-трава[4]4
  Плакун-трава, или божья трава, – иерусалимская верба, дербенник иволистный, вербовник. Согласно поверьям, эта трава начала произрастать из слёз Богородицы, пролитых во время крестных мук Христа.


[Закрыть]
Божественною вербой,
Чтоб радость осталась, живя
Звездою милосердной.
 

 
Небо, небо… серое, больное…
Покаяние распахнутой души.
Слово, что для мира потайное,
Леденело от пронзающей тиши.
 
 
В инее пушистом с вьюгой-пряхой,
Покорявшей, заплетая стужи нить,
Не считаясь с помертвевшей птахой,
Непогода по-шакальи стала выть.
 
 
Лишь безвременник[5]5
  Безвременник – необычное растение, цветущее с конца августа до начала ноября. Цветы по красоте и яркости не уступают весенним первоцветам.


[Закрыть], гордясь собою,
Изумительным сиреневым цветком,
Рядом с поседевшей в ночь тропою
Трепетавшим показался огоньком.
 
 
Он, простившись с загорелым летом, —
Ослепительный, магически живой —
Был наполнен невечерним светом,
Возвышаясь над пожухлою травой.
 
 
Небо, небо… звёздное, родное…
Воскресение желанное души.
Теплится свеча на аналое…
Аромат елея. Полумрак в тиши.
 

 
Пополудни исступлённо вьюга
Ослепляла снежной кутерьмой
Деревца́, чьи ветви от испуга
Зазвонили льдистой бахромой.
 
 
Подвывая, мчась как угорелый,
Заметая стёжки, ветер злой
Обвивал – обманный, неумелый —
Горизонт в угрюмой яви мглой.
 
 
Потихоньку, еле слышно пели
Звёздочки-снежинки на юру,
Забывая в свежести купели
Разобщённость, зимнюю хандру.
 

 
Нет той любви, закутанной в печали,
Ушла без слов неведомо куда;
И, спрятавшись в пылающие дали,
Сгорела в ночь без громкого суда.
 
 
Не знавшая иной, счастливой, доли,
Она была как факел на ветру…
Иль раной под сиявшей пудрой соли,
Услужливо терзавшей жизнь в миру.
 
 
Но взор её в предчувствии разлуки:
Немолчной памяти воззвавший глас,
Надрывности несокрушённой муки —
В смущённом сердце не покинет вас.
 

 
Старенькая школа, где уютный класс,
Голубые шторы, пряный аромат
Трепетной герани, что не напоказ,
Согревала душу в льдинистый закат.
 
 
На стене белёсой пять портретов в ряд
Мудрецов, познавших истины для нас…
Выстроились парты, будто на парад,
Ожидая праздник в несвободный час.
 
 
Там детей учила – столько чувств, тепла!
Помогая юным, счастье берегла…
Взмыла, разлучая, времени стрела,
Затуманив с лёту судеб зеркала.
 
 
Часто-часто снится тот заветный край,
Островок берёзок, речки тихий взгляд,
Мостик золотистый – не увёл он в рай…
Тяготит, волнуя, жгучий груз утрат.