Текст книги "Осьминог"

– Эй, это плохое место! – Сказал один из них. – Не нужно ходить туда, иностранец! Возле Марриотта у станции[120]120
  В комплексе станции «Нагоя» линии Japan Railways или JR (名古屋駅, Нагоя эки) действительно есть отель Marriott (名古屋マリオットアソシアホテル, Нагоя Мариотто асосиа хотэру), но в непосредственной близости от него едва ли можно обнаружить места, где знакомятся с девушками.


[Закрыть], если тебе так нужно, есть хорошие чистые девочки!

– Оставь этого парня, – сказал его приятель. – Он наверняка не знает японского.

– Я что, по-твоему, должен учить английский ради иностранцев, которые шляются по борделям? – Заспорил первый.

– Твой начальник был бы доволен, если бы ты выучил английский, – резонно возразил второй.

– Ээ, начальник… так-то оно так… – Неопределенно протянул мужчина.

Александр не стал нажимать кнопку звонка и вместо этого сразу надавил на дверную ручку: дверь оказалась не заперта; узкая лестница, освещенная желтоватым светом ламп и зажатая между оклеенными глянцевыми плакатами стен (лица политиков, баллотирующихся на муниципальных выборах, соседствовали с женскими улыбками, обнаженными грудями и гениталиями), вела не вниз, а наверх, на второй этаж.

– Вы скоро уезжаете в Нагоя, Арэкусандору-сан?

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Я решил побыть здесь еще некоторое время.

Изуми молчала.

В тот вечер Александр выбрал себе филиппинку. Она была смуглая, со слишком большими для ее хрупкой фигуры грудями – как выяснилось позже, ненастоящими, – а из-за густого слоя светлого тональника, пудры и макияжа невозможно было определить ее возраст. Филиппинка потребовала сначала показать ей деньги, потом уточнила, что если ему захочется уйти раньше, то все равно придется оплатить все оговоренное время, а еще у нее месячные, не то чтобы очень сильные, третий день, но если он не хочет заниматься этим с девушкой с месячными, то пусть так сразу и скажет, оральный секс она не берет. Голос у нее был низкий, с приятной хрипотцой – скорее всего, она много курила, и на японском говорила с сильным акцентом, так что смысл сказанного несколько сглаживался ее певучими интонациями. Александр согласился на ее условия – отчасти потому, что ему не хотелось тратить время и выбирать другую девушку, отчасти же потому, чтобы не обижать понравившуюся ему филиппинку.

В постели она оказалась деловой и сосредоточенной, как продавщица на рыбном рынке, а когда он как-то неловко прижался к ее груди, отстранилась и сказала своим низким вибрирующим голосом:

– Сиськи не трогай. Они дорого стоят.

Александр вытянулся рядом и, положив ладонь на ее теплый живот, уставился на выкрашенный в темно-красный цвет потолок, в котором тускло горели несколько небольших встроенных светильников. Под пальцами было липко: филиппинка соврала насчет третьего дня, и между ног у нее бил небольшой красный источник.

– Как тебя зовут? – Спросил Александр.

– Клари́н. – Коротко ответила филиппинка.

– Клари́н?

– Как марка косметики. – Говоря, она на него не смотрела – тоже разглядывала потолок, видимо, считая минуты до окончания заказа.

– А по-настоящему?

– Ты все равно не запомнишь, гайкокудзин[121]121
  外国人 – вежливо «иностранец», в отличие от грубоватого 外人 (гайдзин, «чужак»).


[Закрыть]. Если не хочешь больше секса, за время все равно придется заплатить.

Он перевернулся на бок, оперся на локоть и посмотрел на нее: в тусклом освещении комнаты она казалась совсем молоденькой, хотя, наверное, была его чуть старше. Широковатое лицо с маленьким аккуратным носом, маленький рот, из-за помады казавшийся больше, короткая стрижка с челкой. Тело – не то чтобы очень привлекательное, разве что эти ее дорогие сиськи, которые ни в коем случае нельзя было трогать.

– Эй, не смотри на меня так. – Сказала филиппинка. – Могу сделать тебе рукой, если хочешь.

Он промолчал. Завтра нужно было рано вставать и идти в банк, а он вместо того, чтобы хорошенько отдохнуть перед новой ответственной работой, потащился в бордель.

– Ну? – Она пошевелилась, и он почувствовал, что кровь у него на пальцах уже начала засыхать. – Ладно, если так хочешь, могу взять в рот. Дополнительно за это не попрошу. Эй? Ты хочешь или нет?

– Мне завтра на работу, – невпопад ответил Александр.

– А, – Клари́н не повернулась к нему, – ты в банке работаешь?

– Как ты догадалась?

Проститутка постучала указательным пальцем над левой грудью.

– Зеленый значок на воротнике. У меня был один клиент. Симпатичный. – Она наконец повернулась и посмотрела на Александра. Ее большая грудь свесилась на бок, и он осторожно погладил темный бугорок соска. Филиппинка на это никак не отреагировала. – Сказал, что у меня красивый голос и я могла бы работать сэйю[122]122
  声優 (сэйю:), актер озвучания в анимэ, видеоиграх, фильмах и сериалах.


[Закрыть]. – Уголок ее рта дернулся, как будто она собиралась заплакать, или так просто показалось из-за падавшей на ее лицо тени. – Хороший человек.

– Ты запоминаешь своих клиентов?

– Редко.

– А меня будешь помнить?

– Нет. Завтра утром уже забуду.

– Вот как…

– А ты думал, буду вспоминать тебя всю оставшуюся жизнь? – Из-за акцента было не разобрать, произнесла ли она это с грустью или с насмешкой.

Впоследствии он еще несколько раз наведывался в заведение на старой улочке по дороге к храму Асама-дзиндзя, но Клари́н всякий раз оказывалась занята с клиентом. Из других девушек он хорошо запомнил только одну угрюмую японку, которая, приведя его в номер, прямо в одежде улеглась на кровать и отвернулась к стене. Когда Александр спросил ее, что все это значит, девушка ответила, что не собирается его ублажать, так что пусть он пойдет и нажалуется на нее администратору, чтобы ее уволили.

– Хочу завязать с этим дерьмом и начать новую жизнь, – хмуро пробубнила японка, не поворачиваясь.

– А почему тогда сама не уволишься? – Удивился Александр.

– Да мне как-то неловко. Пусть лучше они сами меня выпрут, – пояснила она и добавила чуть более дружелюбно: – Я уже скопила на первый семестр художественного колледжа, у меня парень художник, живет в сквоте. Там перекантуемся первое время, а потом, может, повезет и будут заказы, он у меня талантливый. Или пойду кассиршей в 7-Eleven. В любом случае к этому дерьму я возвращаться не собираюсь, достало уже смотреть на похотливые рожи незнакомых мужиков, которые только за одним сюда являются.

– Ну да… – Растерянно согласился Александр.

– Не переживай, деньги они тебе вернут. Им не нужны проблемы с иностранцем.

С филиппинкой ему удалось встретиться только в предпоследний вечер перед отъездом на Химакадзиму. Несмотря на ее утверждения, что она не запоминает своих клиентов, Александра она сразу узнала и повела себя с ним почти приветливо.

– Сегодня можно все, у меня нет месячных. – Сообщила Клари́н, коротко поздоровавшись. – Но оральный секс я не беру, ты помнишь.

– Я помню.

Он купил ей в подарок духи Hello Kitty[123]123
  ハロ−キティ – японский бренд самых разнообразных товаров, завоевавший популярность во всем мире. Относится к так называемой «каваий-» или «кавай-культуре» (可愛い, «милый/славный/очаровательный/прелестный/крошечный»), ориентированной на детскость, ребячливость, невинность, все милое и симпатичное.


[Закрыть]: увидев розовую коробочку со стилизованной кошачьей мордочкой и кружевным узором из сердечек, Клари́н поморщилась.

– Каваий[124]124
  可愛い, здесь – «миленько».


[Закрыть]…

– Так я и думал, что тебе не понравится, – кисло ответил Александр.

– Да нет, почему же, очень мило. – Она открыла коробочку, одним движением скрутила пробку и вдохнула приторный аромат. – Просто шлюхам редко дарят подарки.

– Ну… я подумал, хорошо будет, если у тебя останется что-то на память.

– Ага. – Отозвалась Клари́н и поставила флакон на прикроватную тумбочку, в которой хранились всякие необходимые для подобного заведения гигиенические средства.

Он задержался с Клари́н на лишние полчаса: лежа рядом, она привычно отрывисто поинтересовалась:

– Ты скоро уезжаешь?

– Да. Думаю, что уже послезавтра.

– А куда?

– На Химакадзиму.

– Где это?

– Есть такой остров недалеко от Нагоя, отсюда ехать, наверное, часа полтора или чуть больше.

Клари́н помолчала.

– Давно живу в Японии, а такого острова не знаю. Ну, удачи тебе. Может, встретишь там свою любовь. – Она повернулась и поцеловала его в щеку. Губы у нее были сухие и немного шершавые, как язык у кошки.

…Он повернулся на бок, оперся на локоть и посмотрел на Изуми. Та лежала на спине, слегка запрокинув голову и закрыв глаза, ее волосы, разбросанные по подушке, маслянисто поблескивали: в какой-то из дней Изуми сбегала в парикмахерскую, закрасила седину и подстриглась. Теперь на европейский взгляд ей едва ли можно было дать больше тридцати четырех – тридцати пяти. Не красавица, конечно, так ведь если молодая – тоже не обязательно красивая. Он ласково провел пальцами по ее щеке, убрав в сторону блестящую черную прядь.

– Как ваша подруга из Токио? – Не открывая глаз, спросила Изуми. – Вы с ней еще встречались?

– С Томоко? – Переспросил Александр и тотчас осекся. – С ней… нет, мы больше с ней не виделись.

Изуми открыла глаза и внимательно на него посмотрела.

– Не виделись, а уже называете ее по имени.

На улице взвыл ветер, и Александру показалось, что он услышал жалобный скрип старого персикового дерева в саду.

– Для русских нет ничего особенного в том, чтобы называть человека по имени.

– Вот как?.. – Она немного подвинулась, Александр почувствовал тепло ее тела и обнял ее под одеялом.

Она помолчала, как будто собиралась сказать что-то еще, но вместо этого обвила его руками и прижалась теснее.

– Я бы хотела когда-нибудь увидеть вашу страну…

– Мы обязательно как-нибудь поедем туда вместе.

Он услышал ее сдержанный смешок.

– Это так далеко, подумать страшно. Я никогда в жизни не летала на самолете, Арэкусандору-сан, а моя бабушка была уверена, что инженеры договорились с óни, чтобы те таскали их железные лодки по воздуху. Когда в новостях сообщали, что упал самолет и было много жертв, она всегда говорила, что это какой-нибудь óни, должно быть, рассердился, что ему недоплатили и заставили тащить самолет лишнюю тысячу километров, или просто ему взбрело что-то в голову, он и ударил по крылу своей тяжелой дубинкой, и кому только захочется пользоваться таким ненадежным транспортом и покупать за бешеные деньги билеты.

– Сколько летал из России в Японию и обратно, никогда не видел óни, Мацуи-сан.

– Вот как… все равно это немного страшно, Арэкусандору-сан. Так страшно далеко…

После, когда она уснула, прижавшись к нему, он, рассеянно перебирая ее волосы, думал, что, может быть, это не такая уж и глупая идея – остаться на маленьком острове с этой женщиной, которая, наверное, может со временем полюбить его так же сильно, как любила своего Рику. Он попытался скосить глаза, чтобы увидеть лицо Изуми, но из этого ничего не вышло: даже во сне она отворачивалась, будто стыдясь их связи. Вспомнилось, как Такизава из отдела финансового мониторинга, когда они однажды вечером небольшой компанией возвращались с работы, заявил, что не хотел бы ездить в зарубежные командировки, чтобы не встречаться с иностранными женщинами.

– Вы любите только японских женщин, Такизава-сан? – Спросил кто-то из коллег.

– Наоборот! – Беспечно отозвался Такизава. – Я боюсь, что мне пришлось бы остаться где-нибудь в Австралии или в Канаде, если бы я связался с тамошней красоткой! Нельзя же просто заморочить женщине голову и уехать!

– Такизава-сан, но вы же не знаете австралийского!

– В Австралии все говорят на английском.

– У вас и английский ужасный, господин Канагава говорит, что у вас самый отвратительный английский из всех, что он слышал!

Они смеялись, отдыхая от рабочего дня, по пути и навстречу им шли такие же компании возвращавшихся с работы мужчин и женщин в деловых костюмах – обычно по трое-четверо. Александр, запрокинув голову, смотрел в темное небо, на котором виднелся тоненький опрокинутый навзничь серп растущего месяца (как объяснил ему однажды господин Канагава, такой месяц назывался «микадзуки»[125]125
  三日月, буквально «луна третьего дня», «молодой месяц/тонкий серп луны», также можно встретить запись 三ケ月, которая иногда читается как «микадзуки», но в действительности означает «три месяца» и должна читаться как «санкагэцу».


[Закрыть]), и гудела подвесная автострада.

– Не понадобится ей со мной никакого английского! – Отбивался Такизава. – Все эти языки годятся для обсуждения кредитов, а в любви они человеку только мешают!

– Уж конечно!

– Да как же вы выберете, Такизава-сан, – в Австралии небось полно длинноногих красоток! Как поймете, какая из них – ваша судьба?

– Я просто выберу из них ту, что будет больше похожа на японскую девушку!

– На японку?! Стоит ради этого тащиться в такую даль!

– Ну погодите, Такизава-сан, узнает Ёрико о вашей австралийской красотке, она вам устроит!

– Да я же ничего еще не сделал… эй, не нужно говорить об этом Ёрико! – Такизава шутливо закрылся кейсом, как бы защищаясь от рассерженной девушки.

– Да уж, если Ёрико узнает, вам и японский не поможет, Такизава-сан! Это она только с виду тихая!

– Я слышал, однажды она сделала замечание своему начальнику!

– Господину Симабукуро? Да ну, быть такого не может!

– Ээ, мне девчонки с ресепшна говорили, господин Симабукуро перепутал дату на каком-то важном документе, так она сделала ему выговор – из-за двери было слышно!

– Накричала на такого важного начальника?!

– Нет, все же, думаю, это только слухи: господин Симабукуро никак не мог ошибиться с оформлением документов, это, может быть, кто-то другой был.

– Гинко: но ридзитё:![126]126
  銀行の理事長 – директор банка.


[Закрыть] – С преувеличенным восхищением выдохнул кто-то из компании, и все рассмеялись.

– Ну если Каваками-сан отругала самого директора банка, то вас, Такизава-сан, она просто убьет, и наш отдел осиротеет! Прощайте, начальник Такизава!

– Прощайте, начальник Такизава!

Они снова расхохотались. Где-то в густой листве деревьев, высаженных вдоль улицы, надрывалась, пытаясь перекричать гул автострады, одинокая цикада.

– А у вас, Арэкусандору-сан, есть в России девушка?

Александр погладил Изуми по плечу, она пошевелилась и что-то тихо сказала во сне.

Утром снова немного потеплело, дождь почти перестал, и сквозь пелену облаков тускло проглянуло солнце. Изуми открыла в доме все окна и затеяла жарить пирожки с капустой и яйцом, решив порадовать своего постояльца очередным русским блюдом. Пирожки получились вкусные, но ничем не напоминавшие те, которые Александр ел в России, – впрочем, об этом он ей говорить не стал и, позавтракав, быстро собрался и отправился к святилищу Хатимана, почему-то уверенный в том, что снова найдет там Кисё. Дорога была пустынной, только несколько раз ему встретились случайные прохожие да у самого входа в святилище – пара пожилых японцев, видимо, муж и жена, которые с поклонами с ним поздоровались, а мужчина, когда Александр ответил на приветствие, остановился, смерил его внимательным взглядом слезящихся глаз и спросил, не турист ли он.

– Да, приехал отдохнуть здесь от большого города.

– В такое время? – Удивился старик. Его жена стояла рядом молча, вежливо улыбаясь и с явным любопытством рассматривая Александра.

– Я люблю дождь, да и людей сейчас совсем немного.

– Да, что правда, то правда. – Тот кивнул: – Людей сейчас почти нет, зато дождя хоть отбавляй. Недавно по телевидению сообщали, что погода может ухудшиться. К тому же в Нисио на днях были подземные толчки.

– Думаете, может случиться землетрясение?

– Толчки были совсем небольшие. – Старик покачал головой. – Три и шесть десятых балла. Может быть, у кого-то там упала настольная лампа или книга с полки.

Александр почувствовал неожиданно накатившую слабость и удивился: он уже давно жил в Японии, и ему не приходило в голову, что нужно бояться землетрясений, тем более толчки от двух до четырех баллов в сейсмически активной зоне – дело обычное, по крайней мере так ему говорили, когда он оформлял документы на рабочую визу.

– Но все-таки следует быть осторожным, если такое случается, – добавил японец. – Землетрясения – это не шутка.

– Не пугайте молодого человека, Игараси-сан, – вмешалась женщина. – Не нужно придавать такое уж большое значение словам моего мужа, он всегда все преувеличивает.

«Дедушка и бабушка Акио?» – удивленно подумал Александр, но вслух говорить ничего не стал и вежливо промолчал.

– Когда это я что преувеличивал? – Возразил старик. – Да ты сама, стоит подуть сильному ветру, начинаешь твердить, что наш дом вот-вот на сторону завалится! А когда стройка была и из Кова навезли техники, ты пугалась, если грузовик проезжал слишком близко от дома и в шкафу звенели тарелки! Скажешь, не было такого?

Женщина замолчала и опустила глаза.

– Спасибо вам большое. – Александр кивнул: – Я буду осторожен.

– А вы интересуетесь синто[127]127
  神道 (синто:), буквально – «путь богов», традиционная религия Японии. В русском переводе закрепился вариант «синтоизм».


[Закрыть] или просто гуляете? – Неожиданно сменил тему старик.

– Гуляю и интересуюсь, – улыбнулся Александр. – У вас на острове очень красивый храм, я уже бывал здесь на днях.

– А… – Старик пожевал губами, потом кивнул в сторону святилища: – По мне, так дурное место, здесь несколько лет назад утонула девочка, там, чуть подальше, на побережье… говорят, поскользнулась на камнях. Славная была такая девочка, веселая. Я ее хорошо помню, хоть и случилось это давно.

– Игараси-сан, опять вы за свое… – Снова возразила женщина. – Зачем вы оскорбляете ками-сама прямо у ворот их дома?

– Да ну! – Он махнул рукой. – О чем они только думали, твои ками-сама, если прямо у них из-под носа бог смерти забрал невинного ребенка! Или они слепые, или им нет до нас никакого дела, а мы как дураки приносим им подношения. Извините, это я так, ворчу по-стариковски…

– Все в порядке, я слышал эту историю. Очень печально, что так произошло.

– Да уж, нечего сказать, печально. – Старик, явно смущенный своей разговорчивостью, насупился. – Всего вам доброго, надеюсь, вам тут у нас понравится.

– И вам всего доброго. – Александр поклонился. – Спасибо вам большое.

Попрощавшись, он обернулся к святилищу: из-за набежавшего на солнце облака сосновая аллея за серыми ториями казалась погруженной в сумерки. Он снова ощутил прилив слабости во всем теле, сделал несколько шагов и оперся ладонью о тории. Камень под пальцами был прохладный и шершавый на ощупь, весь в крошечных поблескивающих вкраплениях и темных зернышках. Кое-где в трещинах зеленел мох. На левом столбе был вырезан иероглиф 奉, «татэмацуру» – «поклоняться», на правом – 納, «осамэру» – «приносить в дар», вместе они читались как «хо: но:» – «подношение». Постояв так некоторое время, Александр сделал глубокий вдох, оторвал руку от камня и прошел через тории. Ему показалось, что даже звуки здесь были какими-то более приглушенными, хотя на улице было просто тихо, разве что ветви деревьев издавали привычный влажный шелест, сливавшийся с шорохом волн. Омыв руки в тэмидзуя, он, поколебавшись, отпил из бамбукового ковша немного ледяной воды и побрел по тропинке, усыпанной длинными сосновыми иголками: видимо, ночью ветер был довольно сильным. К статуе Хатимана кто-то принес свежие цветы: желтые, фиолетовые и белые хризантемы.

Кисё он нашел не сразу: он ожидал, что официант будет, как в прошлый раз, молиться перед святилищем, но тот вместо этого сидел на нижней деревянной ступеньке возле фигурки комаину с разбитой мордочкой и рассматривал что-то на земле. Подойдя ближе, Александр увидел у его ног большую кошку, которая ела из блюдечка – судя по всему, фарш, смешанный с творогом или тофу. Из-за того что у кошки отсутствовала часть зубов, она то и дело роняла кусочки фарша, недовольно ворчала и подбирала их с земли. Шерсть ее, когда-то белая и шелковистая, была серой из-за пыли и свалявшейся, как у старой плюшевой игрушки, поперек хвоста и спины шли несколько широких темных полос, и на мордочке тоже было темное пятно. Когда кошка в очередной раз выронила еду, Кисё наклонился и осторожно почесал ее за ухом, потом провел ладонью по ее спине, и кошка подняла голову: из-за темного пятна не сразу было понятно, что вместо глаз у нее – два запавших в глазницы черных шрама.

– Здравствуйте, Арэкусандору-сан. Пришли помолиться? – Кисё только слегка повернулся в его сторону.

– Здравствуйте, Кисё. Нет, я просто гулял.

– Ах, да, я совсем забыл, вы ведь не верите в ками-сама.

Александр промолчал, не зная, что на это ответить.

– Это Му, – Кисё кивнул на кошку. – Я вам про нее рассказывал.

– Му?

– Пишется катаканой, просто Му[128]128
  В зависимости от используемого иероглифа «му» может означать «ничто» 無, «туман» 霧 или «сновидение», «мечту» 夢. Кисё утверждает, что имя кошки пишется как ム, то есть не означает ничего, кроме самого слога.


[Закрыть].

– Понятно.

Александр подошел, присел рядом с кошкой на корточки и протянул руку, чтобы ее погладить. Му глухо заворчала, а когда он дотронулся до ее шерсти, повернула к Александру слепую мордочку и зашипела.

– Осторожнее, она злая, – предупредил Кисё. – Может и укусить, правда, зубов у нее почти не осталось.

– Но вам она дается гладить.

– Я в последнее время каждый день приношу ей еду. – Он еще раз погладил кошку по голове, она вздрогнула шкурой и издала отрывистый звук, что-то среднее между фырканьем и мурлыканьем. – С некоторыми не сразу получается найти общий язык.

Александр сел рядом с Кисё на ступеньку.

– Думаю забрать ее к себе, – сказал Кисё.

Кошка подавилась куском фарша и кашлянула.

– Зачем она вам? – Удивился Александр.

– Я понимаю, – засмеялся Кисё. – Вы смотрите на Му и видите просто старую облезлую кошку, растерявшую все зубы, да к тому же еще слепую, глухую и с дурным характером…

– Сейчас вы мне скажете, что в молодости она была прекрасной женщиной с несчастливой судьбой, которая неудачно вышла замуж и превратилась из-за этого в бакэ-нэко[129]129
  化け猫, «кошка-оборотень» или «кошка-чудовище». Считается, что очень старые (обычно трехцветные) кошки могут превращаться в бакэ-нэко. Сначала у кошки раздваивается хвост, и она приобретает способность говорить на человеческом языке. Такая кошка называется нэко-мата (猫股 или 猫又, буквально «кошка с другим хвостом» или «кошка с раздвоенным хвостом»); можно встретить различные толкования ее отношения к кошке-оборотню бакэ-нэко: кто-то считает, что нэко-мата – это первый этап превращения кошки в бакэ-нэко, другие источники утверждают, что нэко-мата и бакэ-нэко – это, в сущности, одно и то же. В любом случае главное – ничего не отвечать такой кошке, если она обратилась к вам, иначе вам придется отправиться вслед за ней на гору, где живут другие кошки-оборотни, и остаться там навсегда.


[Закрыть], – перебил Александр.

Кошка, как будто поняв, что говорят о ней, раздраженно пошевелила хвостом.

– Это была бы хорошая история, Арэкусандору-сан, – возразил Кисё. – Но Му – самая обыкновенная кошка, которую взяли в святилище еще котенком, чтобы она ловила мышей и кротов. Я слышал, как-то раз она поймала огромную крысу, сжиравшую приношения ками и пакостившую в святилище. Однажды эта крыса даже прогрызла барабан, который используют на Тако-мацури, спряталась внутри и наутро перепугала служку.

Му, доев свой обед и некоторое время поумывавшись, забралась к Кисё на колени и свернулась калачиком.

– Но теперь, если вдруг случится наводнение, Му вряд ли переживет его, даже если снова спрячется в ящик для пожертвований. Она уже слишком старая для этого.

Александр посмотрел на кошку: ее мохнатый бок мерно поднимался и опускался, мордочка свешивалась вниз, немного не доставая до ступеньки. Время от времени она дергала ухом и пошевеливала усами, как будто ей снился тревожный сон.

– Зря вы меня не слушаете, Арэкусандору-сан. Вам не следовало вчера провожать Ясуду-сан до дома.

– Все равно ничего не получилось, – Александр пожал плечами.

– Не получилось?

– Она рассердилась на меня и убежала.

– А… понятно. – Кисё казался непривычно серьезным. – Все равно, если Акио узнает, от этого будет только хуже.

– Я думал, вы скажете, что у него удар поставлен не хуже моего.

– Ну и это тоже.

Кисё задумчиво погладил лежавшую у него на коленях кошку. Синяки на его лице уже практически исчезли, и, если не присматриваться, можно было их совсем не заметить.

– Странный вы, Кисё. Рассказываете всякие небылицы, говорите загадками. Что вам до этой девушки?

– Может быть, она мне тоже нравится, как и вам. – Кисё наконец улыбнулся. – И мне бы хотелось, чтобы она была счастлива. Разве это странно?

– Не знаю, – Александр пожал плечами. – Наверное, нет.

– Как-то раз мой двоюродный брат в Киото познакомился с девушкой, которая была его намного моложе, почти что в дочери ему годилась…

– Это тот, который лис?

– Ну да, тот самый. Он ее сильно полюбил – лисы вообще влюбчивые, а мой брат в особенности: сколько его помню, он всегда любил женщин, с самого детства, и всегда ему с ними не везло, хотя женским вниманием он обделен никогда не был – сами посудите, какая женщина устоит перед лисом? Так вот, он много тратил на эту девушку и ухаживал за ней, намереваясь сделать ее своей женой, но однажды заметил, что из его коллекции стали пропадать галстуки. Сначала это происходило не часто, но затем – едва ли не каждый день, когда он приводил возлюбленную к себе в гости.

– Она воровала у него галстуки? Как странно…

– Не для себя, конечно! – Кисё засмеялся. – Мой брат стал потихоньку следить за ней и спрашивать знакомых и выяснил, что она дарит его галстуки одному молодому человеку. Тогда он отправился в «Такашимая»[130]130
  髙島屋 – сеть популярных в Японии универмагов, многие из которых занимают огромные многоэтажные здания. В «Такашимая» можно купить практически все: одежду, обувь, игрушки, посуду и бытовую технику, товары для дома, косметику, украшения, сувениры и многое другое.


[Закрыть], купил там самый дорогой галстук из киотского белого шелка, который нашел, и без слов отдал его этой девушке.

– И все?

– И все, – Кисё кивнул. – Конечно, сердце моего брата было на некоторое время разбито, но, думаю, он поступил правильно.

– Я даже не знаю…

– Камата-кун, привет!

Александр вздрогнул от неожиданности и обернулся: на дорожке перед святилищем стояла Кими – совершенно трезвая и почти ненакрашенная. Он с удивлением отметил про себя, что она, пожалуй, не намного старше Томоко, если не ее ровесница, и лицо у нее без косметики хоть и грубоватое, но все равно миловидное. Одета девушка была тоже довольно скромно, в плащ оливкового цвета, закрывавший ее колени, а в руке держала веточку сакаки.

– Здравствуйте, Араи-сан! – Александр встал и вежливо поклонился. Кими ему улыбнулась.

– Здравствуйте, Араи-сан! – Кисё кивнул ей.

– Ээ, да у тебя Му! – Воскликнула Кими, подошла ближе и помахала перед носом Му веточкой. – Му, привет, Му-тян, ойдэ, ойдэ[131]131
  Обычный способ подзывания кошек: 猫ちゃん、おいで (нэко-тян, ойдэ) – «кошечка, подойди», или просто おいでおいで (ойдэ, ойдэ) – «подойди, подойди».


[Закрыть], няняня…

Му раздраженно дернула хвостом.

– Осторожнее, она кусается, – предупредил Александр.

Но Кими уже положила руку на спину Му и перебирала пальцами ее грязную клочковатую шерсть.

– Привет, Му, как твои дела, много мышей сегодня поймала? Ээ, Му, совсем ты старая стала, только и делаешь, что спишь с утра до вечера… Да что вы говорите, она же только шипеть умеет, ни разу в жизни никого не укусила. Когда я только пошла в школу, Му уже была такая, только у нее было все в порядке с глазами. Бабушка рассказывала, как-то раз шла мимо святилища, а Му возьми, да и выпрыгни перед ней на дорогу: шерсть вздыблена, и желтые глаза горят, как у о́ни. Бабушка перепугалась и бежала до самого дома – решила, что взаправду встретилась с демоном, только наутро сообразила, что это была всего лишь кошка. Бабушка тогда потеряла свой любимый очешник из черепахового панциря – выпал из сумки, пока она бежала, да так и пропал, и бабушка потом, если узнавала, что мы ходили к святилищу, всегда на нас ворчала и говорила, что здесь живет кошка-нэкомата[132]132
  См. прим. 1 на стр. 111.


[Закрыть], которая крадет вещи.

– А что случилось с Му? – Спросил Александр. – Почему она ослепла?

– А, вроде бы какая-то инфекция, – Кими пожала плечами. – Камата-кун, ты не знаешь?

Официант покачал головой:

– Я ведь тогда еще не жил на Химакадзиме, Араи-сан.

– Ага… – Кими вздохнула и присела рядом с Александром на ступеньку, мечтательно глядя куда-то вдаль и помахивая веточкой сакаки. Му не обращала на девушку никакого внимания. – А я только с классом в школьные поездки ездила, когда маленькая была. В средней школе нас в Нару возили, у меня олень в парке вытащил из сумочки кошелек и съел все мои карманные деньги[133]133
  В парках города Нара (奈良市, Нара-си), административного центра одноименной префектуры, живет большое количество ручных оленей, считающихся потомками священного оленя, верхом на котором для охраны новой столицы (Нара была столицей Японии в 710–784 гг.) в город прибыл бог грома и мечей Такэмикадзути (建御雷神). Сегодня оленей охотно кормят туристы, а специальное печенье для них продается в Наре буквально повсюду.


[Закрыть].

Александр засмеялся.

– Вы, наверное, сильно расстроились?

– Я хотела купить мороженое, там продавалось разных цветов: синее, красное, зеленое, даже черное было. До сих пор иногда думаю, каким оно было на вкус?

– Совсем невкусным, – отозвался Кисё. – В Наре продается самое невкусное мороженое во всей Японии, Араи-сан, это ведь туристический город. Синее на вкус как чернила шариковой ручки, красное – как та краска, которой красят пожарные щиты, а зеленое… какое же на вкус зеленое?

– Как старый-престарый маття, – подсказал Александр.

– Верно, как очень старый маття, который не хранили в холодильнике. А черное – как сажа.

Кими поднесла веточку к губам и улыбнулась.

– Ты и вправду добрый, Камата-кун. Сильно я вчера напилась, да? Приставала небось ко всем подряд?

– Совсем нет, – не моргнув глазом соврал официант. – Вы вели себя очень скромно, Араи-сан.

– Я к китайцам не приставала? – С ноткой беспокойства уточнила Кими.

– Нет, Араи-сан, хотя один из китайских туристов действительно пытался с вами познакомиться, но вы вежливо отказали ему, как поступила бы на вашем месте любая порядочная девушка.

– Это хорошо, – Кими вздохнула с облегчением, – а то будут еще думать, что у наших женщин ни стыда нет, ни совести. Неужто и к тебе не приставала, ну, признайся честно?

– Я ничего подобного не заметил, Араи-сан.

– Ээ, да ты просто до-обрый, Камата-кун, – растягивая слова, как будто она снова была навеселе, повторила Кими, вдруг потянулась, едва не толкнув Александра, и погладила Кисё по голове, глубоко запустив пальцы в его медно-рыжие волосы. – Небось я навела вчера в вашем ресторанчике шороху, то-то старик Фурукава, встретив меня сегодня утром на улице, обругал меня последними словами и даже плюнул на землю.

– Фурукава-сан просто слишком строг к людям, не стоит обращать на это внимание. Он человек прежних порядков.

– Ну коне-ечно! – Кими отпустила его волосы, напоследок пару раз хорошенько дернув. – Скажи еще, что это его обычная манера общаться с посетителями, а мы с Момоэ были учтивы, как внучки императора, – я ее вчера еле до дома дотащила, так она нагрузилась!

– Это с каждым может случиться, Араи-сан, – невозмутимо ответил Кисё. – В пятницу вечером нельзя осуждать человека за то, что он немного выпил.

– А ты сам когда-нибудь напивался, Камата-кун? Ну, скажи честно!

– О да, однажды я сильно напился на празднике Обон[134]134
  お盆 – трёхдневный праздник поминовения усопших, обычно проводится 13–15 августа, в некоторых районах Японии (в Токио, Йокогаме и Тохоку) – 13–15 июля. Считается, что в этот период души умерших родственников временно возвращаются в мир живых, и, чтобы они нашли дорогу к домам родных, для них ночью вывешиваются фонари, поэтому Обон также называют «праздником фонарей».


[Закрыть] в середине августа. Мы с приятелями тогда нарядились ёкаями и устроили ночное шествие сотни демонов[135]135
  «Ночное шествие сотни демонов», или «Ночной парад ста духов» (百鬼夜行, хякки яко:) – поверье, связанное с представлениями о ё: кай (妖怪), которые ежегодно в период праздника Обон проходят летними ночами по улицам человеческих поселений, исчезая с рассветом. Считается, что столкнувшийся с такой процессией человек может погибнуть, если не обладает духовной защитой – иными словами, если демоны и духи не примут его за своего. Именно для этого во время «Ночного парада ста духов» люди, оказавшиеся на улице, должны носить маски сверхъестественных существ.


[Закрыть].

– Скажи еще, что тогда тоже была пятница! – Кими в шутку толкнула Кисё кулаком в плечо.

– В пятницу даже призраку не стыдно напиться, Араи-сан. Мои друзья, увидев, что со мной приключилось, решили подшутить надо мной и вместо того, чтобы отвести домой или, на худой конец, в полицейский участок, под утро притащили меня в сквер возле младшей школы и не только не удосужились снять с меня маску демона, так еще и прицепили вторую мне на затылок.

– Ну и видок был у тебя, Камата-кун!

– Это точно, – согласился Кисё. – Ребятишки, увидев, как я иду им навстречу, пошатываясь с похмелья, с визгом бросились врассыпную.

– Могу себе представить! – Кими засмеялась, запрокинув голову. – Даже если бы ты снял маску со своего лица, на затылке у тебя осталась бы вторая страшная рожа! А знаете, – отсмеявшись, она обратилась к Александру, – Камата ведь у нас совсем недавно, пары месяцев еще не прошло с его приезда.

– Правда? – Из вежливости Александр изобразил удивление. – Неужели?

– Араи-сан ошибается, – мягко поправил Кисё. – Я здесь уже гораздо больше двух месяцев, да и…

– А вот и нет! – Кими не дала ему договорить. – В середине лета у Момоэ был день рождения, а ты приехал намного позже, когда уже начало холодать, и на следующий день после того, как ты приехал, зарядили дожди. Рано в этом году испортилась погода… – Она немного нахмурилась. – Такое ощущение, что ты здесь уже всем свой, Камата-кун, все тебя знают. Да уж, ты прямо-таки местная знаменитость, и половина острова с тобой на «ты», – вон, даже со старой Му успел подружиться.

– Вот как… – Кисё помедлил, раздумывая над ответом. – В тот день меня так сильно укачало на пароме, что, сойдя на берег, я чуть было не упал в обморок, и несколько человек пришли мне на помощь и отвели в сувенирный магазин в Восточном порту, чтобы привести в чувство.

– Да, и ты их так перепугал, что по вечерам на той неделе в «Тако» только тебя и обсуждали. – Она повернулась к Александру: – Представьте, он рассказал всем историю, совсем не похожую на те, что он обычно рассказывает, в ней не было совсем ничего забавного.