Текст книги "Нхаггарт: На стыке миров"

– Люблю я этого сорванца.

Раздался звонок в дверь и Мартин поспешил впустить гостя. Это оказалась Аннет. Она была одета в ярко-синее платье, белые гольфы и розовые туфли на высокой платформе, которые смешно поскрипывали при каждом шаге. Девушка поприветствовала собравшихся и обняла пожилую даму, а затем получила поцелуй в щёку от мистера Вудклива. Самата, вошедшего в гостиную с подносом со сладостями она ткнула в бок, из-за чего парень слегка подпрыгнул, громко ойкнув и сделал недовольное лицо.

Остаток вечера мы провели за беседами о разных вещах: картинах, музыке, хобби, знакомых и незнакомых людях. Миссис Милдред достала спицы и клубок, чтобы вязать, не отрываясь от разговора. Получалось у неё ловко и быстро – красная нить скользила между пальцев, а моток ниток задорно подпрыгивал на диване, пару раз скатившись на пол.

Мне нравились эти люди, даже Самат казался душевным, несмотря на внешнюю строгость и задумчивость. Я была уверена, что буду вспоминать этот вечер с теплотой и благодарностью. Но, как и всё прекрасное, он закончился.

Перед уходом пожилая дама вручила мне небольшую красную сумку на длинной тонкой ручке. Меня удивило, что она успела так быстро её связать, а ещё пришить к ней красивую пуговицу в виде пиона. Мы обнялись и я почувствовала запах духов миссис Милдред, лёгкий и свежий, напоминающий цветочный луг в погожий полдень.

Глава 6. Ну, началось!

Экзаменационная неделя выдалась насыщенной и суматошной. Мы с Джоном презентовали своего робота на закрытой конференции, где был Крио Карборра и большинство преподавателей, которые по достоинству оценили нашу работу. Диплом я получила, не сдавая экзаменов, что вызвало бурю негодования у других студентов, перешёптывающихся за моей спиной.

Казалось, что жизнь налаживается, но осознание, что за выпускным вечером грядут большие перемены, нависало надо мной чёрной тучей.

Выпускной удался на славу. Я пошла на мероприятие вместе с Мартином и даже заставила себя втиснуться в торжественный наряд. У меня был выбор между мышино-серым и чёрным платьем и я остановилась на втором, с грустью отметив, что ещё десятки девчонок из моего университета будут одеты точно так же. Тоски добавило и воспоминание о ярких и необычных нарядах Аннет. Если бы все присутствующие на празднике нарядились, как она, выпускной не походил бы на похороны студенческих лет.

Благодаря строгому чёрному костюму, Мартин превратился из мальчишки-старшекурсника в галантного кавалера, правда, всего на один вечер. Мы танцевали под медленную и быструю музыку, смеялись, обнимались с приятелями и одногруппниками, слушали напутственные речи преподавателей, а также монотонный монолог Карборры, поздравлявшего нас со вступлением во взрослую жизнь.

Но за весёлыми праздниками всегда следуют серые будни. Нужно было найти новое жильё, собрать вещи и сдать ключ от комнаты общежития. Я паковала одежду в коробки, думая о том, что по-прежнему боюсь перемен. Апатия накрыла меня с головой и не собиралась выпускать из своих цепких лап.

Мы с Мартином сняли небольшую квартиру неподалёку от университета, в этом нам помог Вудклив. Одна комната отводилась мне, а другая моему другу, но он в ней почти не появлялся.

***

В ночь на пятнадцатое июля на улице было непривычно шумно и светло. Хотелось посмотреть в окно, чтобы понять, что происходит, но как приличный гражданин, я просто прислушалась. Казалось, что на улице грохочет гром из людских голосов, скандировавших: «Дайте нам места в вашем мире!», «Давайте объединяться!», «Хватит!».

Через несколько часов горожане, собравшиеся на утреннюю гимнастику, выглядели помятыми и сонными, а все настенные баннеры с рекламой сменились новостями о том, что нхаги провели большую демонстрацию, охватившую город. Крио Карборра скандировал со своей трибуны:

– Ночное происшествие является одним из доказательств того, что нам нужно что-то менять. Почему нхаги позволяют себе мешать сну и благополучию порядочных граждан, крича на улице и устраивая беспорядки? Мы будем вести диалог о том, как нужно жить, чтобы сохранить то, что мы так долго строили! Не давайте ввести себя в заблуждение, их мир совсем не такой, каким они хотят его показать!

В этот день на улицах было больше Наблюдателей, чем обычно. На каждом углу стоял человек в чёрной форме и пристально всматривался в лица окружающих. Это вызывало дискомфорт не только у меня, но и у других жителей, понуро спешивших по своим делам.

В противостояние нхагскому митингу Крио Карборра сделал отличный ход: распространил среди жителей листовки, обличающие моих тайных друзей и то как они живут. Конечно, мэр сам весточки не разносил – их раздавали Наблюдатели и сердобольные студенты.

Всё это заставило меня задуматься о том, что ответить Мартину на его главный вопрос. С одной стороны не хотелось терять стабильность и привычный уклад жизни, а с другой, они достали до тошноты. Сомнения мучили меня и днём, и ночью, и дома, и в гостях у нхагов, к которым я время от времени наведывалась.

Хорошо, что заботливый мистер Вудклив выбрал нам правильный дом: в кухне под полотном брезента был люк, ведущий в катакомбы. Я научилась ориентироваться в нхагских подземельях и даже успела приметить несколько приятных глазу работ художников. Больше всего мне понравился пейзаж, где не было никакого купола, техники и Наблюдателей – только деревянный дом, высокое небо над ним и люди, приветливо машущие рукой детям.

Неделя после митинга выдалась тихой и спокойной, что вызывало тревогу и предчувствие, что должно случиться что-то плохое. В один из вечеров в люк в полу постучал Самат и я обрадовалась, что смогу провести с ним время.

Нхаг уселся на стул в кухне и попросил стакан воды. Вид у парня был то ли взволнованный, то ли вовсе ошалевший, а ещё неопрятный. Я заметила свежие синяки на его руках, а на губе запёкшуюся кровяную корку, но не стала спрашивать, откуда они появились. Как будто прочитав мои мысли, Самат усмехнулся:

– Небольшая драка с Наблюдателем и если тебе интересно, я его победил.

– Да уж.

– О, поверь, я никогда никого не бью без причины. А теперь к делу. Крио планирует сделать ход конём и провести большое городское собрание для поддержания порядка и устрашения народа, в которое я собираюсь внести коррективы. А тебе с Мартином и другими студентами нужно прийти на площадь послезавтра в 14:00. Если ты, конечно, хочешь в этом участвовать.

– Ещё не решила.

– Новости я тебе рассказал, а дальше выбор за тобой.

– Можно задать тебе несколько вопросов?

– Похоже, это становится нашей традицией – усмехнулся парень. – Если я смогу дать на них ответы, ты их услышишь.

– Почему ты всегда такой спокойный, как тебе это удаётся? Вокруг кошмар, а ты…

– Считаю, что лучше оставаться собой, даже если тебя боится или недолюбливает большинство окружающих, чем притворяться и натягивать маску доброжелательности и весёлости.

Я была поражена, как ловко он увильнул от ответа, поэтому недовольно хмыкнула. Самат продолжил откровенничать:

– Я рано потерял родителей и тётя Милдред мне их заменила. Она особенный человек. То же самое могу сказать про твоего Мартина. Ты не представляешь, насколько он сильный, упорный, можно сказать, самый настоящий герой. Правда, сам он этого не понимает и считает себя обычным и заурядным, что досадно.

Мне было приятно слышать такие слова о моём лучшем друге. Я снова поинтересовалась:

– Ты думаешь, всё закончится хорошо? Нхаги победят?

Самат прищурился и задумался на несколько секунд.

– Мы не хотим побеждать или быть побеждёнными. Мы мечтаем лишь жить так, чтобы не существовало разделения на «нхаги» и «граждане», этого дурацкого противоборства. Или просто чтобы нас оставили в покое и не лезли в наши дела.

– Поняла.

Парень осушил стакан воды и сказал, что ему пора уходить. На прощание Самат похлопал меня по плечу и улыбнулся, а затем скрылся в темноте подвала, громко захлопнув за собой люк.

Весь следующий день я размышляла о том, стоит ли мне идти на площадь. Этот шаг был точкой невозврата, окончательным решением и медлить с ним не следовало.

Я долго думала о том, что сказал мне Самат о мире, которого нхаги хотят достичь, но не знала, какой ценой им достанется справедливость. Мне хотелось поговорить с Мартином и он, к счастью, проводил время за компьютером в своей комнате. Я постучала к нему со словами:

– Есть свободная минутка?

– Для тебя, Шерил, хоть весь день, – беззаботно ответил мне друг и резко развернулся в мою сторону на компьютерном кресле.

– Спасибо. Хочу обсудить с тобой то, что меня мучает.

– Да запросто, вещай.

Он взял со стола термос, налил чай в одну из кружек, стоящих около монитора и протянул её мне.

– Мартин, как ты думаешь, у нхагов получится добиться того, что они хотят?

– Не знаю, – друг задумчиво посмотрел в открытое окно. – Многое зависит от Самата и того, чем обернётся его завтрашняя выходка на площади. Он тебе о ней говорил?

– Просто просил прийти. А что он будет делать?

– Вообще, я не должен никому рассказывать, – Мартин замешкался и потёр ладонями лицо, будто пытался умыться. – Ты же не выдашь, если узнаешь?

– Обещаю.

– Он появится перед жителями и скажет то, что может повернуть ход их мыслей. Сам не знаю, что это может быть. Он будет говорить с Крио Карборрой, что само по себе смело. Возможно, его потом арестуют, но Самат знает, на что идёт. Эдакое самопожертвование ради общего дела.

Я нахмурилась и подумала, что добром это не кончится, а Мартин продолжил свой рассказ.

– Нам и студентам, собравшимся поглазеть на «шоу», нужно будет вовремя закричать «нет». Мы с тобой ни разу не нарушали закон, поэтому если попадёмся Наблюдателям, отделаемся объяснительной и штрафом. Включим дурачков и будем твердить, что нхаги нас загипнотизировали, а мы вообще тут не причём и просто мимо проходили.

Я испытала противоречивые чувства, которые никак не помогали сделать правильный выбор. С одной стороны, было страшно оказаться в лапах Наблюдателей и строить из себя невменяемую, если затея Самата окажется провалом. С другой, поступок нхага вызывал уважение и поэтому хотелось его поддержать.

– Мартин, я пока не могу ответить, буду ли принимать в этом участие. Мне очень сложно во всём разобраться, нужно подумать, а времени остаётся всё меньше и меньше.

– Ты можешь прийти или не прийти, только и всего. В любом случае я, как и обещал, останусь твоим другом, и нхаги тоже. Мы примем любой твой выбор, как и должны поступать настоящие друзья.

Ночью мне снился кошмар, как Наблюдатели хватают Самата на площади и тащат в тюрьму, как плачет Мартин и Аннет, расстраивается миссис Милдред и Вудклив. Даже яркий и суматошный Ленни в моём сне был опечален и одет в чёрный траурный наряд.

Я всё же приняла окончательное решение. Не знаю, что на него повлияло, то ли злость на себя, то ли слова Мартина и Самата, а может и ужас, который я испытала, проснувшись утром.

Я оказалась на площади в половине второго дня. Вокруг толпилось много народа, настолько, что пришлось попотеть и потолкаться, чтобы протиснуться поближе к трибуне. Операторы расставляли камеры и проверяли, работает ли прямая трансляция, а любопытные граждане перешёптывались и предполагали, что же им предстоит увидеть.

Перед трибуной выстроилась в круг толпа Наблюдателей, развернувшихся спиной к толпе. Они были серьёзными и нервными. Привычную чёрную форму каждого стража порядка дополнял новый аксессуар – кожаный ремень с пристёгнутой кожаной кобурой, из которой торчала рукоятка пистолета. Я забеспокоилась и предположила, что сегодня жители услышат по-настоящему серьёзные, а может, печальные или страшные новости.

В 14:00 на трибуну взошёл мэр и толпа по привычке замолчала, уставившись на экраны с прямой трансляцией.

– Приветствую вас, жители! – откашлявшись, громко заговорил Крио Карборра. – Сегодня мы проведём публичный суд человека, который, как и многие другие, подрывал спокойную и правильную жизнь нашего города!

Собравшиеся на площади жители заохали и загалдели, но спешно притихли после того, как мэр постучал по микрофону тонким, костлявым пальцем.

– Прошу сохранять тишину. Выводите подсудимого!

Один из Наблюдателей вёл под руку человека в наручниках. На секунду оцепление разомкнулось, но потом вновь обрело форму – спины людей в чёрном облачении загородили вид любопытным и смелым горожанам, подошедшим к ним вплотную. Благодаря трансляции, отчаявшегося и усталого подсудимого было видно всем присутствующим.

– Бенедикт Ваковски, – Крио Карборра обращался к несчастному, – вы готовы к суду?

– Да, – тихо пробормотал тот, потупив взор.

Бледный, худой мужчина лет тридцати пяти, в помятой и запылённой одежде, скованный наручниками, не мог поднять взгляда на мэра. Моё сердце сжалось от ужаса и сочувствия и я заметила, что не одинока в своих чувствах. Женщина, стоящая неподалёку, начала плакать, но потом быстро вытерла слёзы и сделала серьёзное лицо. Карборра продолжил:

– Вы отреклись от звания приличного гражданина и помогали нхагам доставлять посылки. Какой позор! Человек с высшим техническим образованием работает курьером сладостей, хмельных напитков и других вещей, подрывающих здоровье и мораль!

Подсудимый ничего не говорил, просто ждал, когда его пытка закончится. Крио продолжил:

– Это дело выносится для публичного суда, чтобы все присутствующие видели, кто может оказаться их соседом. Правда же, не подумаешь, что предатель – тот, кто живёт рядом с тобой: отец, коллега и сын в одном лице.

Кто-то засвистел и закричал: «Наказать предателя!». Крио в очередной раз постучал пальцем по микрофону, который издал противный писк.

– Что вы можете сказать в своё оправдание?

Подсудимый поднял голову, посмотрел на Крио и тихо, но уверенно, забормотал:

– Я передавал сладости для детей, лечебные сборы для больных и книги для тех, кто хотел узнать что-то новое. Я дарил людям радость, а не отравлял их и не делал зла.

Мэр медленно закипал. Он покраснел, сжал пальцы в кулаки и выпрямился как струна. По его щекам ходили желваки, а уголки рта опустились, обнажив на лице глубокие морщины. Зелёные глаза блестели и казалось, что они вот-вот без тени сомнения испепелят подсудимого.

– Вы отреклись от семьи, от друзей, от тех, кто жил рядом с вами! – злобно шипел Крио.

– Так же, как ты отрекся от тех, кто тебя любил! – послышался знакомый голос из толпы.

Это был Самат, твёрдой походкой направлявшийся к кругу Наблюдателей. Мэр, наблюдавший за моим другом, резко изменился в лице. Первый раз за всю жизнь я различила в его мимике не высокомерие и самоуверенность, а искренний испуг и растерянность. Карборра жестом показал Наблюдателям, что моего друга нужно пропустить в круг к подсудимому.

– Нхаг среди бела дня, как занятно! – мэр оскалился неприятной натянутой улыбкой. – Что же тебя сюда привело? Хочешь пожалеть несчастного и забрать его с собой в ваши грязные, обшарпанные катакомбы?

Самат оставался спокоен и держался уверенно, словно не в первый раз срывал чужой суд. Он был одет в чёрные брюки, рубашку и нхагский плащ с приколотой к нему брошью в форме ноты. Парень выдержал паузу и, сделав глубокий вдох, громко сказал:

– Он не отрёкся от семьи, друзей и тех, кто его любил. Это сделал ты!

Крио явно не ожидал подобного обвинения в свой адрес и ещё больше занервничал. Наблюдатели шагнули в сторону Самата, но мэр жестом остановил их. Нхаг продолжил:

– Ты даже не можешь признаться своим гражданам, кто я.

Рядом со мной появился Мартин, он чудом меня нашёл среди сотен людей и взял за руку. Стало немного легче, но сердце в груди продолжало биться, как сумасшедшее. Крио Карборра стукнул кулаком по трибуне, и зарычал, наклонившись вплотную к микрофону:

– Пошёл прочь или я тебя арестую!

Самат не пошевелился, не изменился в лице, не попятился и не сжал кулаки. Нхаг достал из кармана брюк лист бумаги, подошел к одному из видеооператоров и заговорил прямо в объектив камеры:

– Повторяю: человек, которого вы зовёте подсудимым, ни от кого не отрекался. А вот наш мэр легко и безболезненно сделал это много лет назад, захлебнувшись в своей злобе и жажде власти. Кстати, забыл представиться – меня зовут Самат и моя фамилия Карборра. Но это не важно, да, отец?

Нхаг развернул бумагу, направив в объектив камеры – она оказалась подлинником свидетельства о рождениии подтверждала его слова. Карборра вытер платком пот со лба и откашлялся, подбирая слова, но нхаг вновь успел заполнить паузу:

– Мне было пять лет, когда ты бросил мою маму, известного музыканта и композитора. Она просто не вписывалась в твою картину мира.

– Заткнись! – мэр закричал в микрофон так громко, что горожане машинально закрыли уши руками.

– Ты так же орал на меня, когда я сказал, что не хочу жить с тобой.

– Захлопнись, выродок! – с каждым словом Крио терял самообладание и контроль.

– Ты не пришёл на похороны женщины, которой клялся в любви.

Мэр побледнел, его глаза налились кровью. Самат тихо добавил:

– Ты приказал бросить меня в катакомбах, когда я стал тебе не нужен.

Наблюдатели заметно нервничали и ждали знака, чтобы схватить нхага. Один из них сделал шаг к подсудимому в наручниках, но Самат перекрыл ему дорогу.

– Не вам судить этого человека! – громко крикнул мой друг.

Мэр пришёл в себя и выглядел спокойнее, но дрожь в руках выдавала его истинные чувства. Он произнёс размеренным тоном:

– Пусть толпа решит, судить или нет. Кто за, кричите «да», кто против – «нет». Начнём.

Раздались негромкие возгласы «да», но их перебивали другие. Мартин, стоящий рядом со мной, завопил: «Нет, нет, нет», подняв руки над головой. К нему присоединились несколько десятков голосов из толпы. Я заметила, что большинство тех, кто оказался против суда, были студентами, но постепенно к ним начали подключаться и другие люди. Я решила: будь что будет и тоже закричала «нет» так громко, как могла.

Крио не ожидал такого поворота событий. Он свесился с трибуны, чтобы посмотреть на тех, кто препятствовал его воле. Он надолго задержал взгляд на Самате и произнёс:

– Так ничего не понять, кто за, кто против. Поднимите руки те, кто «за».

Люди покорно подняли руки в готовности подписать приговор.

– Теперь те, кто «против».

На площади воцарился лес рук. Мне показалось, что их гораздо больше и я удивилась, что среди жителей нашлось так много смельчаков.

– Включайте считыватель.

Видеооператор отмотал запись назад и включил считыватель – автоматический счётчик поднятых рук. Толпа замерла в ожидании, а Мартин наклонился и прошептал мне на ухо:

– Это ещё не всё представление. Самат не единственная звезда сегодняшнего шоу.

Люди на площади зашевелились, пропуская кого-то к трибуне. Некоторые из них подпрыгивали и толкали тех, кто рядом, чтобы посмотреть, что происходит.

Операторы повернули камеры на человека, шагающего к Наблюдателям и я узнала в нём миссис Милдред, одетую в строгое чёрное платье, к которому была приколота такая же, как у Самата брошь в виде ноты. Она держала в руках небольшую чёрную сумку с ручкой-цепочкой. Мартин хитро прищурился и заметил:

– А теперь вспомни рисунок Ленни в катакомбах, где он Самата вампиром изобразил. Украшение узнаёшь? Эти броши их фамильная драгоценность. Когда-то и Крио такую носил. Тише, сейчас что-то будет.

Пока мы говорили с Мартином, пожилая дама добралась до круга Наблюдателей и смело шагнула в него. Она остановилась рядом с подсудимым и взяла его за руку под оханье и гул толпы.

– И ты здесь? – тихо прошептал Крио Карборра.

– И я здесь, – беспристрастно ответила миссис Милдред. – Как видишь, снова пытаюсь спасать жизни. Привычка.

Я не могла понять и принять то, что мои знакомые оказались родственниками мэра. Но, как говорится, в семье не без… Мои мысли прервал голос пожилой дамы:

– А теперь, дорогие присутствующие, угадайте, нхаг я или нет. Правда, без плаща это сложно сделать?

Люди на площади притихли и напряглись, как и мэр. Он ссутулился, стараясь слиться с трибуной. Миссис Милдред продолжила:

– Много лет назад ты был таким хорошим человеком, Крио. Мне жаль, что ты так изменился.

– Выйди, пожалуйста, из круга и не мешай правосудию, – мрачно сказал мэр.

– Жаль, что ты так ничего и не понял, – миссис Милдред накинула на плечи нхагский плащ, который достала из сумки и поспешила покинуть площадь.

Толпа зашевелилась и загалдела. Незнакомый мужчина рядом со мной произнёс:

– А ведь правда, не отличил, пока она плащ не надела…

Я кивнула ему и снова обратила внимание на экран, где было озлобленное лицо Карборры. Мартин громко крикнул: «Считыватель!», напоминая, что никто не объявил результаты голосования. Толпа поддержала его возглас и начала скандировать заветное слово, что не понравилось мэру.

Как бы не хотелось верить в то, что граждане примут сторону нхага и освободят несчастного Бенедикта от его оков, этого не произошло. Тех, кто выступил за обвинение, оказалось больше.

Меня удивило, насколько уверенным и хладнокровным оставался Самат, в отличие от его отца. Сразу вспомнилось, как Ленни время от времени сравнивал его с камнем, бесчувственным и холодным. Не могу сказать, что нхаг всегда был таким, но в тот момент ассоциация художника как нельзя лучше отражала его поведение и выражение лица.

Крио Карборра ликовал: он гордо вздёрнул нос к небу и свысока косился на сына, подсудимого и жителей. Мэр произнёс:

– И в этот раз граждане не дали себя обмануть, сохранив мир и порядок. Я уважаю ваш выбор, дамы и господа. Подсудимый Бенедикт Ваковски, за совершённое преступление вы приговариваетесь к общественным работам на благо нашего города!

Мартин шепнул мне на ухо:

– Врёт он, как дышит. Завтра среди поселенцев прерий появится новый товарищ по несчастью.

Я кусала губы и ждала дальнейшего развития событий. Меня беспокоила судьба Самата. Он что-то тихо сказал Бенедикту и отошёл, давая возможность Наблюдателю увести подсудимого. Круг оцепления не разомкнулся, наоборот, плотнее сжался, не выпуская нхага. Но он и не думал уходить или бежать, просто ждал, что скажет Карборра. Мэр произнес с самодовольной улыбкой:

– Вы задержаны до дальнейшего выяснения обстоятельств и суда, молодой человек. Уведите его!

К Самату подошёл один из Наблюдателей с наручниками в руках и парень дал себя заковать. Его увели в неизвестном направлении, а Мартин сказал мне, что пора было уходить.

– Жаль, что у него не получилось, – грустно подытожил мой лучший друг.

Мы сидели в кафе и ели остывший омлет с жареными колбасками. Я запивала грусть ромашковым чаем, а Мартин странно пахнущей маслянистой жижей, которую называл бурбоном. От напитка на его щеках появился румянец, а движения приобрели лёгкую небрежность, но мне это не слишком нравилось.

Настроение было отвратительным, причём не только у нас. Казалось, что нхаги с их яркими нарядами, гирлянды, развешанные на стене, даже настольные лампы-лавы разных цветов потускнели и приобрели серый оттенок.

– Мартин, а что будет с Саматом, как думаешь?

– Не знаю. Мне кажется, что он может выпутаться из любой передряги. Проблема лишь в том, что тут не только общественный, а ещё и семейный конфликт.

Остаток вечера прошёл в неловком молчании. Казалось, мы с Мартином делили одни и те же мысли на двоих и озвучивать их не было никакого смысла.