Текст книги "Американская палитра"

– Где-то с месяц назад поехал я погулять с Вовкой, моим сыном, в Рок Крик парк. Ну идем по парку, Вовка подобрал какую-то палку и стал с ней играть. В одном месте где мы проходили, возле дороги стояла припаркованная машина. Вовка бросил палку, и та угодила как раз под колеса этой машины. Я, конечно, никакого значения этому не придал. Ну бросил мальчишка палку, благо по машине не попал. Через пару дней вызывают меня к начальнику на работе. Прихожу, там сидят двое джентльменов из ФБР и говорят: «Mr. Gudkin, we would like to talk to you»[69]69
  Мистер Гудкин, мы бы хотели с вами поговорить.


[Закрыть]. Я, конечно, опешил – чем я мог их так заинтересовать, что они на работу ко мне пришли? А они спрашивают: «Вы гуляли в прошлое воскресенье в парке со своим сыном?» Я говорю: «Гулял, ну и что?» «Вы видели там зеленую машину, припаркованную на обочине?» «Ну, видел…»

«А зачем ваш сын бросил под эту машину палку?» «Не знаю, так просто, думаю, она туда случайно попала. А в чём, дело-то? Объясните, что происходит».

Они говорят: «Дело в том, что машина эта принадлежит русскому посольству и мы имеем достоверную информацию, что КГБ устраивает в парке встречи со своими агентами, у них там тайники, в которые они прячут информацию. Вот, например, ваша палка спокойно могла бы быть таким тайником, ведь в неё легко спрятать микрофильм. И кто заподозрит мальчишку, играющего с палкой, в передаче секретной информации?» Я тут открыл рот и больше его уже не закрывал. «Вы что, – говорю, – меня за шпиона принимаете? Какой я, на фиг, шпион, я уехал из СССР по идеологическим соображениям».

Тут они начали извиняться: «Нет, говорят, мы вас ни в чём не обвиняем, да и улик-то у нас против вас никаких нет. Просто хотели поговорить, может вы там что-то заметили необычное?» Я говорю: «Ничего и никого я там, вообще, не видел, и, если у вас ко мне нет никаких претензий, то я пошел дальше работать и прошу меня больше не беспокоить». Повернулся и ушел.

– Ну, ты молодец, круто с ними обошёлся, – заметил Валера.

– Нечего людей понапрасну дергать. Мой начальник, кстати, потом тоже возмущался. Его в тот момент не было, и они, видимо напугав секретаршу, воспользовались его офисом. Он был очень этим недоволен и сказал мне, что, если бы сам был на месте, их бы точно прогнал. «Какого чёрта, – говорит, – они приперлись? Если никаких улик нет, не фиг и допросы устраивать, они никакого права на это не имеют. Мы живем в свободной стране, черт возьми!» Еще грозился жалобу накатать в ФБР.

Перед чаем Максим вышел покурить на крыльцо. Компанию ему составил только Марик.

– Мы что, только вдвоём здесь курильщики? – удивился Максим.

– В общем да, многие раньше курили, а теперь бросили. Так иногда балуются одной сигаретой, но постоянно почти никто уже не курит. Гоняют отовсюду курильщиков теперь. На работе курить нельзя, – выходи на улицу, а если это громадный билдинг, пока на лифте спустишься, уже и перекур закончится. Во многих ресторанах тоже запрещено курить, не говоря уже об общественных зданиях. Я тоже пытался несколько раз бросать – ни фига не смог, трудное это дело.

Марк достал из кармана красивую изогнутую трубку и начал набивать в неё табак из кисета.

– Вот, на трубку перешёл! – сказал он.

Через минуту Максим почувствовал удивительно ароматный запах табачного дыма.

– Что за табак такой замечательный? – спросил он.

– Местный, из Вирджинии, я его в табачном магазине покупаю в Джорджтауне. Там даже можно попробовать покурить разные табаки.

«Может мне тоже на трубку перейти?» – подумал Максим.

– Ты уже устроился, где-то работаешь? – поменял тему Марик.

– Работаю как free-lance illustrator[70]70
  Свободный иллюстратор.


[Закрыть].

– Ну и как, есть заказы?

– Пока есть, нельзя сказать – чтоб завались, но кое-как прокормиться можно, – ответил Максим.

– А как с медицинской страховкой?

– Да никак, самому покупать очень дорого, это мне просто не по карману. Пока надеюсь только на крепкое здоровье.

– Это рискованно, никогда не знаешь, что может случиться, а лечиться в этой стране невероятно дорого. Ну, ты об этом уже, вероятно, осведомлён, – заметил Марк.

– Слышал, конечно. Такие цены никому не по зубам, так что если надо лечиться и нет страховки – пиздец подкрался незаметно!

Марк вытер пот со лба, у Максима уже тоже вся спина была мокрая и рубашка противно прилипла к телу.

– Если требуется лечение, лечить будут в любом случае, есть страховка или нет. На то есть закон, человека надо спасать сначала, а потом уж разбираться с его долгами. А долг может быть в сотни тысяч долларов которые заставят постепенно выплачивать. Таким образом человек попадает в кабалу и его финансовое благополучие превращается в несбыточную мечту. Если же денег вообще нет, тогда и взять нечего, и в таком случае платят другие, у кого есть страховка. Тут им выкатывают такие билы, что страшно смотреть. Такова наша чертова американская система здравоохранения. Только там этого не говори, – Марк махнул рукой в сторону дома, – они тебя заклюют, скажут: «Тебе что, при советской медицине было лучше? У нас в Америке самая лучшая медицина в мире!» Они, вообще, всё с совком сравнивают, тогда всё выглядит намного розовее, и жить становится легче.

– По-моему Валера с Мариной так не думают, – возразил Максим.

– Нет, нет, я не про них, но они редкое исключение, поверь мне. Большинство наших читают крайне правую прессу, слушают правые передачи по радио и телевидению и, на мой взгляд, полностью теряют здравый смысл. По существу, им постоянно промывают мозги всяким дерьмом, в которое они хотят верить. Открой только «Новое русское слово» и ты увидишь фразы типа: «демократы – читай коммунисты». Одна русская дама, не так давно, кстати, приехавшая в Америку, спросила у меня: «Скажите Марик, ну почему эти dispicable[71]71
  Подлые.


[Закрыть] демократы так ненавидят свою страну и постоянно стараются ей нагадить?» – Я думаю, что ещё не вполне отошел от проблем в Союзе, здесь я недавно и пока мне трудно судить. И хотя мне очень многое в Америке нравится, я своим свежим взглядом вижу проблемы, которые меня удивляют.

Например, я совершенно не понимаю, как в такой богатой стране может быть столько бездомных? – сказал Максим.

– Бездомных стало намного больше – с тех пор как Рейган позакрывал сумасшедшие дома, – сказал Марк.

– А зачем он это сделал? – удивился Максим.

– Из экономии, сокращение расходов на нужды населения. Короче – спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Это вообще его идеология, его девиз: «small government»[72]72
  Малое правительство.


[Закрыть], то есть, где людям нужна помощь – зачем правительство, пусть оно не суется, у нас на это денег нет. А вот на «Звездные войны» – пожалуйста, деньги найдутся. Здесь женщины выходят на работу через две недели после родов и всего одна неделя оплачиваемого отпуска в год считается нормой. При этом подавляющее большинство наших соотечественников резко отрицательно относится к профсоюзам. Как будто они сами фабриканты и профсоюзы им поперек горла. Если бы не профсоюзное движение, они сами сейчас вероятно работали бы по 12 часов в день, 7 дней в неделю за мизерную плату и не имели бы никакого оплачиваемого отпуска вообще. Если и есть за что ругать профсоюзы, так это за то, что они до сих пор не смогли добиться для работников таких же бенефитов как в развитых европейских странах.

По дороге домой, полулежа на переднем пассажирском сидении Валериной Хонды и пребывая в зыбкой мути похмелья, Максим думал о том, что говорил ему Марк и не мог прийти ни к какому выводу. С одной стороны, он был согласен с Марком, а с другой чувствовал, что ещё настолько плохо разбирается в американских проблемах, что не может пока определиться в своём мнении.

Глава II

Лето не кончалось, Максим с иронией вспоминал песню Пугачевой где кто-то хотел, чтобы лето, вообще, не кончалось никогда. «Попробовал бы пожить в такой жаре, самому бы быстро надоело», – злорадно думал Максим.

Как-то на открытии выставки одного русского художника Максим разговорился с ним, художник жил в Америке уже лет десять, но при этом совершенно не говорил по-английски. Максим, не сдержавшись от любопытства, деликатно поинтересовался как это ему удалось. Художник захохотал хриплым баском и не вынимая изо рта дымящуюся сигару (в галерее курить воспрещалось) небрежно процедил: «А на кой мне это? Это же трудно, язык учить!»

Затем разговор пошел о том, о сём, Максим пожаловался на вашингтонскую жару.

– Я вообще считаю, что русскому человеку надо периодически охлаждаться, – заявил художник и одним глотком опорожнил пластиковый стаканчик с вином. У него была густая седоватая борода, торчащая во все стороны, на голове, правда, волос было поменьше. Одет он был в застиранную серо-синюю хлопчатобумажную курточку с дырками и потертые, с пузырями на коленях джинсы.

– Если я не успеваю здесь за зиму как следует охладиться, то лето, вообще, не могу пережить, – продолжал он.

Жил художник, как выяснилось, в дурном районе, славившемся чуть ли не ежедневной стрельбой drive by shooting[73]73
  Стрельба из окна движущейся машины.


[Закрыть], дешёвой проституцией и торговлей наркотиками.

– Я всех гангстеров в моем районе знаю, даже с колумбийской мафией выпивал не раз, – хвастался он, – они меня никогда не трогают. Иногда я во дворе делаю какой-то свой творческий мусор, а у них в это время перестрелка, но меня они не задевают.

Звали его Николаем, в Америку он приехал к дочери, которая свалила из СССР, когда была в составе сборной по синхронному плаванию за границей. Про дочку Николай сказал, что она вышла замуж за какого-то американца и вконец «обамериканилась». С ней он практически не общался.

В той же галерее Максим поговорил с её владельцем о возможности выставиться. Галерейщик, с шикарной фамилией Заграничный, сам был русским евреем, иммигрировавшим в конце семидесятых годов. Поскольку его звали Александр, то и галерею свою он окрестил Alex's Gallery.

Последнее время у Максима было немного заказов на иллюстрации и он не теряя времени даром, написал целую груду картин. Желание выставиться сочеталось и с надеждой на материальную поддержку, поскольку деньги улетучивались как талый снег. Александр приехал к Максиму домой, посмотрел его картины и предложил сделать выставку на двоих совместно с другим русским художником из Балтимора. Условия он предложил стандартные: 50 % комиссионных с продажи, реклама и выпивка с закусоном на открытии выставки за счёт галереи. Максим с радостью согласился, всё-таки это была его первая выставка, да и платить ему ничего не требовалось, так что и терять было нечего.

Открытие выставки было намечено на начало сентября, Максим вернулся пока к своим поискам работы. Опять начал обзванивать редакторов, показывать портфолио. Вся эта деятельность ему совершенно не нравилась, но страх остаться без работы был сильнее, чем нелюбовь к самопродвижению. Так называемые cold calls[74]74
  Холодные звонки.


[Закрыть] отнимали у Максима уйму эмоций и сил, и он бы многое отдал за то чтобы найти другой способ нахождения заказов. В этой связи особенно привлекательными казались Максиму каталоги иллюстраторов, предлагающие за существенную плату рекламировать художников. Они заваливали Максима (как, вероятно, и многих других молодых иллюстраторов) яркими рекламными буклетами, воспевающими головокружительный успех подписавшихся на их услуги художников. Страница в каталоге стоила порядка трех тысяч долларов – сумма пока для Максима была недосягаемая, и такого рода продвижение оставалось лишь только мечтой.

Несмотря на своё упорство, за всё лето Максим получил едва ли пару заказов на небольшие иллюстрации с гонораром в 200–300 долларов. Денег катастрофически не хватало. Чтобы как-то перебиться с рентой и питанием Максим занял немного деньжат у Марины. Она с готовностью одолжила ему, но при этом Максиму пришлось выслушать неприятные для него советы о том, что ему надо делать и как жить дальше. Конечно, он и сам понимал, что необходимо что-то предпринять, дабы поправить свое материальное положение, но для Максима было мукой выслушивать чьи-то нравоучения. Однако, вскоре оказалось, что Марина не просто читала ему лекции.

Через несколько дней Максиму позвонили из «джуйки» и предложили поработать курьером. Максиму пришлось вежливо отклонить предложение, так как для такого дела требовалась машины и, соответственно, водительские права. Между тем, на следующий день ему позвонил недавно приехавший из России Сергей, которому тоже предложили работу в той же компании. У Сергея уже были права, и была, купленная за 500 долларов, старенькая машина, но при этом он совершенно не владел английским. В «джуйке» ему подбросили идею, и Сергей позвонил Максиму с предложением поработать вместе, дескать Максим будет разговаривать, а он рулить. Максим находился не в том положении, чтобы привередничать, и он тут же согласился.

Следующим туманным и влажным утром Сергей заехал за Максимом, и они поехали НА ИНТЕРВЬЮ в компанию American Courier, в Вирджинию. Их встретил моложавый менеджер с длинными, закрученными в хвостик на затылке волосами и провёл в кабинет к владельцу. Тот тоже был не старше лет тридцати пяти, япистого вида блондин с короткой стрижкой. Оба они принялись наперебой расхваливать свою контору и потрясающие возможности, которые она предоставляет таким как Максим с Сергеем новым американцам. «Если будете много и эффективно работать, – сказал менеджер, – можете заработать до $1000 в неделю». Такая перспектива произвела впечатление на новоиспеченных партнёров, и они воодушевленно закивали головами, выказывая свою готовность к подвигам.

Менеджер попросил Максима написать на клочке бумаги пару слов по-английски: Wednesday и Connecticut, вероятно он считал, что это очень трудные для написания слова, и если человек может их правильно написать, то уж другие слова для него вообще не проблема. Убедившись в грамотности Максима, хозяин и менеджер пожали ему и Сергею руки и предложили приступить к работе прямо на следующий день.

Утром, в семь утра они приехали в офис, где получили последний инструктаж и рацию. Тут же им выдали и первый заказ – забрать пакет с документами в одной компании в центре города и отвезти в другую, в Мэриленд. Максим вооружился картами и указывал дорогу, Сергей выполнял функции шофёра. Ни тот, ни другой не имел ни малейшего понятия о том, куда и как надо было ехать, и поначалу у них уходила уйма времени на элементарную навигацию. Зачастую они попадали совершенно не туда, поскольку не обращали внимание на буквы NW, SW, NE[75]75
  Северо-запад, юго-запад, северо-восток.


[Закрыть], стоящие после названия улиц.

Им не приходило в голову, что улицы с теми же названиями могли находиться в абсолютно разных районах, а иногда, поскольку округ Колумбия зажался надорванным квадратиком между Мэрилендом и Вирджинией, даже в другом штате. Однажды они заехали по ошибке в бедную часть города и не знали, как оттуда выбраться. Перед ними предстала удручающая картина: обшарпанные, покосившиеся дома с забитыми фанерой, или заклеенными клейкой лентой, треснутыми стеклами, запущенные, заваленные всевозможным хламом, дворики. Старые, без колес, давно вросшие в землю, длинные американские машины сигары. Невзрачные, с решётками на витринах и покосившимися вывесками, магазинчики; болтающиеся повсюду, в подавляющем большинстве молодые, негры. Ощущение скуки, нищеты, неприкаянности, безысходности.

– Не понимаю, как в богатой стране может быть такая нищета! – воскликнул Максим.

– Так эти негативы ни фига ведь не работают, сидят на велфере, жрут наркотики, рожают уйму детей! – отозвался Сергей.

– Не знаю, в какой-то степени, вероятно, ты прав, но, думаю, им тяжело вырваться из такой среды.

– Почему ты думаешь, что они, вообще, хотят из этого вырваться? – спросил Сергей, – зачем им дергаться? Велфер дают, жрать есть, работать они не любят и не хотят. В совке их всех бы засудили за тунеядство, а здесь кормят.

– Так потому Америка и не совок. Здесь, слава богу, пока не додумались до того, чтобы объявить труд обязанностью и вместо пособия по безработице угрожать людям статьей о тунеядстве, – заметил Максим.

– Ну и что ты предлагаешь? Платить им ещё большее пособие, чтобы они больше потратили на наркотики?

– Может быть их надо как-то образовывать, давать возможность подняться. Нельзя же просто наплевать на людей!

– А я бы сослал их всех в лагерь на трудовое перевоспитание! – отпарировал Сергей.

– Тогда Америка точно превратилась бы в СССР и я вряд ли захотел бы здесь жить, – сказал Максим.

Покружившись ещё с полчаса по унылым улочкам, они решили спросить у кого-нибудь дорогу. Сергей притормозил возле группы негров, сидящих на невысокой кирпичной стенке. Максим вышел из машины и, подойдя к ним, спросил дорогу. Один из них, молодой парень лет двадцати, охотно объяснил куда надо ехать, но, по взглядам остальных, Максим ясно понял, что они озадачены и появлением здесь белых людей, и акцентом, с которым говорил Максим.

Сверкающие стеклом и металлом билдинги, куда в основном и приходилось доставлять пакеты, представляли собой резкий контраст этим убогим районам. Широкие стеклянные двери вели в изысканно отделанные мрамором лобби, просторные лифты с начищенными до зеркального блеска металлическими панелями, в сопровождении приятной джазовой музыки, бесшумно доставляли их на нужный этаж. Офисы компаний, куда они заходили, одинаково поражали безукоризненной чистотой, красивым дизайном и ощущением прочности давно установившихся порядков. Но особенно им нравились туалеты: надраенные, напомаженные ароматизированные, запакованные всякими прокладками, подстилками, салфетками. Даже писсуары издавали приятный цветочный запах никак не вяжущийся с привычным смрадом, исходящим от жутких советских урн.

Максим с Сергеем с удовольствием заходили в эти изысканные «места задумчивости» и не торопясь делали там своё дело. Однажды, зайдя в туалет Максим ткнул дверь в кабинку, но она не поддалась, он глянул вниз, в щель под дверью, но никого не увидел. Он ткнул посильнее, дверь не поддавалась.

– Что за фигня! – воскликнул он в сердцах и на всякий случай ещё раз ударил по двери ногой.

– Посмотри получше, может там кто-то есть? – посоветовал Сергей.

Максим наклонился почти к самому полу и заглянул в кабинку.

– Чёрт, точно! Там кто-то сидит!

Перед ним предстали спущенные до самых ботинок штаны и трусы в цветочек. Сам обладатель штанов при этом не издавал ни звука, вероятно опешив от такой наглости говорящих на непонятном языке незнакомцев.

– Ну что ж, желаю вам приятно покакать! – воскликнул Максим и невозмутимо прошел в следующую кабинку. Сосед вероятно решил остаться в тишине своих раздумий и не подавал никаких признаков жизни. Сергей покатывался со смеху возле раковины.

Две недели пролетели как один день, но усталость от сидения в машине с утра до вечера давала себя знать. В конце этих двух недель пришло и время получить свой первый чек. Учитывая их, поначалу, неэффективную работу, на большой гонорар рассчитывать не приходилось, но сумма, указанная в чеке резанула полным разочарованием. Существенный урон нанесла рентная плата за рацию. Никто Максима с Сергеем об этом заранее не предупредил, а им самим и в голову не могло прийти, что за рацию придется платить. Всё это выглядело в их глазах нелогично. Компания и так забрала изрядную часть вырученных за доставку денег себе, почему же она берёт с них еще дополнительно и за рацию?

Сергей матерно выругался, а Максим пошел выяснять отношения с менеджером. Тот навесил профессиональную дежурную улыбку на лице и лилейным, почти женским голоском поведал Максиму, что такова политика компании, и менять её никто не собирается. Максим попытался воззвать к здравому смыслу и упомянул, что им с Сергеем ещё надо делить зарплату пополам. На что менеджер тем же пониженным тоном сказал, что не может сделать для них исключение, поскольку тогда ему придется поступить так же и с другими курьерами. И, вообще, Максима с Сергеем никто не заставляет здесь работать, и если им не нравятся условия, они вправе искать другую работу.

Взять бы этого дурака за косичку и выдрать как следует! – потрясая кулаком в воздухе сокрушался Сергей.

– Так это ж не только он, такова их чёртова политика компании! – возразил Максим.

– Все они суки, капиталисты поганые! – не унимался Сергей.

Максим ухмыльнулся: – Вот видишь, как быстро ты наелся капитализмом!

– Ну, так нечестно ведь!

– Life is not always fair…[76]76
  Жизнь не всегда справедлива.


[Закрыть] ладно, – Максим похлопал Сергея по плечу, – в следующие две недели может побольше заработаем, всё же мы город теперь получше знаем и побыстрее сможем раскручиваться.